Текст книги "Плачь, влюбленный палач!"

8.

Времени было около часа, когда первый пирующий сполз под стол. Покинули нас и две девицы: и ту и другую заметно качало. Ретировался так же и Лева Блохин, только в отличие от Изольды с Ниночкой дойти смог только до фойе, где благополучно уснул на ящиках для мусора. Мы же – я, Артем, Ксюша, Суслик, не говоря уж о непьющем Куке – были ненормально, неестественно трезвы.

– Не берет что-то, – пожаловался Артемон, опрокидывая очередной стакан. – И как-то невесело.

– Надо придумать что-то другое, – задумчиво высказалась Ксюша. – Банальная пьянка уже не катит.

– Может, конкурс стриптиза устроим, – предложил с другого конца стола Сереженька.

– Я за! – радостно взвизгнул Тю-тю. – Чур я первый!

– Не надо! – испугалась я. – Стриптиз мы сегодня уже видели. Давайте лучше караоке попоем.

– На фиг! – Артемон махнул рукой. – Песен мы тоже наслушались. В столовке, когда ваша подруженция с толстяком горланили. О! А вот и они! – обрадовался он, глянув на дверь.

Я обернулась и увидела, как в зал, пошатываясь, входит Сонька. Ее под руку поддерживает галантный Зорин.

– Садись, красотуля, выпей! – радушно предложил Артемон.

Сонька застонала.

– Иди ты со своей выпивкой. Я смотреть на нее не могу. Чаю дайте.

– Чая нет, есть только джин и пиво.

– О-о! – продолжала стенать подружка. – Мне плохо! Я хочу чаю.

– Опохмелись, – настаивал Артемон. – Полегчает.

– Отстань от меня, ирод! – Сонька поморщилась. – А чего это у меня так горло болит?

– Так ты же пела…

– Че-е-его?! – Сонька ошалело уставилась на Артемона. – Чего я делала?

– Ну песни всякие про любовь пела…

– Я петь не умею, – неуверенно пробормотала она.

– Так никто не говорит, что ты умеешь, – хохотнул Артем. – Но любишь, видать.

– Ни черта не помню… А сколько сейчас времени?

– Час.

– Ночи или у меня в глазах темно?

– Ночи.

– А чего вы не спите?

Суслик только рот открыл, чтобы ответить, но я его опередила, боясь, как бы он лишнего не сморозил.

– А мы кататься собрались… На санках.

– В час ночи?

– А че? – просиял Артемон. – Это клево! Экстремально.

– Ничего в этом клевого нет, – пробухтела Ксюша, потирая свой отбитый зад. – К тому же горка там плохенькая. Вся в ухабах и рытвинах.

– Это если в сторону дороги – плохенькая, – встал на защиту идеи Серега. – А в сторону реки – хорошая! Надо идти туда, где лыжные трассы проходят!

– Точняк! – обрадовался банкир и пхнул своего поклонника Суслика в плечо. – Пошли с гор сигать.

– Шею же сломать можно, – попыталась урезонить его Сонька. Трезвая она отличалась благоразумностью.

– Фонарики возьмем. Айда, братва!

Братва с шумом поднялась из-за стола. Не все, правда, но многие. Среди экстрималов оказались: Серега, Суслик, Галина Ивановна, Ксюша, Тю-тю, вдрызг пьяный радист и еще четверо мало знакомых мне людей. Сонька не пошла, Зорин, как верный рыцарь, остался с ней. Мне, честно говоря, тоже не очень хотелось тащиться на улицу, а уж тем более кататься с гор, но Артемон не стал спрашивать моего мнения, просто вскинул на плечо и поволок, будто я мешок с овощами

Мы вышли (в случае меня, выехали) на улицу. Пурга стихла. Теперь с неба падал лишь редкий снежок. Санки мы взяли в сторожке, чем несказанно удивили старика-сторожа.

Поляна около ворот была по-прежнему хорошо освещена, так что мы смело двинули в гору. Впереди, взвалив на каждое из плеч по санкам, шел Артемон (меня он к тому времени опустил на землю), на шаг позади Кука, остальные за ними.

Взбирались мы довольно долго. Без лыж на ногах передвигаться по лесу оказалось трудно, тем более все тропки перемело, а света от карманных фонариков было мало.

– Может, споем? – предложил неугомонный Тю-тю. – Для поднятия настроения!

– Че споем? – охотно поинтересовался Артем.

– «Ой, цветет калина», – предложил Суслик.

– «Интернационал», – выдвинула контр предложение Галина Ивановна.

– Лучше «Вот кто-то с горочки спустился», – внесла свою лепту в обсуждение я. – Это в тему.

– В тему будет «Большой секрет для маленькой, для маленькой такой компании…», – не согласилась Ксюша.

– Или «Убили негра», – встрял Суслик.

– Эй! Смотрите, там кто-то есть, – крикнул Артемон и указал куда-то в даль.

Я лично никого не увидела, так как страдаю близорукостью (на нее я вам уже жаловалась). Остальные же загалдели.

– Кого туда черти понесли? Там же обрыв!

– Эй! Братан! – крикнул Артемон неизвестному. – Поворачивай! Убьешься, на фиг!

«Братан», видимо не послушал, так как в темноту заорал уже Кука.

– Отойдите от края! Немедленно отойдите!

Мне стало жутко интересно, кто же там балансирует на краю обрыва и зачем. По этому, преодолев смущение, я вытащила из кармана очки. Дело в том, что я стесняюсь их носить. Мне жутко не нравится Леля Володарская в очках. Какие бы модные оправы я не покупала, они все мне не идут. Любые стекла на глазах делают мое лицо таким простецким, нудным, что хоть застрелись. Однако теперь мне было не до красоты – главное увидеть

И я увидела. Человек на лыжах стоял у края обрыва. Вернее, у очень крутого спуска к реке. Зачем он тут стоял не понятно, так как трассы проходили совсем в другом месте, а этот участок был даже перевязан красной бечевкой, чтобы никто на него не совался.

– Смертник, отойди от края! – заверещал Суслик.

– Братан, здесь не катаются, – вторил ему Артем.

– Отстаньте! – донеслось в ответ. И тут стало ясно, что перед нами не «братан», а «сестра»

– Ты чего, дура, делаешь? – озверел Артем. – Напилась, так спи себе в комнате…

– Отстаньте! – вновь выкрикнула женщина и, оттолкнувшись палками, двинулась к краю.

Следующие секунды все в оцепенении следили за тем, как лыжи с каким-то мерзким скрипом скользят по обледенелому снегу. И только когда они носами зависли над пустотой, все заорали. Один Артемон молчал. Со сжатым в ниточку ртом он сиганул к обрыву. В несколько прыжков он преодолел разделяющее их расстояние, скакнул, цапнул дуру-бабу за капюшон…

… И вместе с ней ухнул вниз.

Я зажмурилась. А когда открыла глаза, Кука уже несся на помощь своему работодателю.

Все бросились за ним. Когда мы добрались до обрыва, то увидели только рифленые подошвы его сапог с подковками на пятках – Кука рыбкой нырнул вниз.

– Есть, кто живой? – прокричала в темноту Галина Ивановна.

– Есть, – донеслось до нас снизу.

И после томительного минутного ожидания мы увидели, как, пыхтя и кряхтя, на поверхность вылезает Артемон. Одной рукой он волок недвижимого Куку, другой поддерживал всхлипывающую бабу.

Галина Ивановна, увидев экстрималку, заголосила:

– Да что же это за дура такая! В каком отделе работаешь? Я все про тебя директору расскажу, пьянь ты эдакая! – И она рывком сорвала в головы потерпевшей капюшон. – Изольда! – ахнула Галина Ивановна, когда свет луны упал той на лицо. – Да как же так?

Изольда ничего не ответила, только всхлипнула. Но Галину Ивановну слезами не проймешь, со словами «Ах ты, засранка» она отвесила своей приятельнице такую мощную плюху, что хлипкая бухгалтерша отлетела на добрых два метра.

– Эй, вы, поосторожнее, – пробормотал Артемон, – так и прибить не долго.

Я тоже так думала, тем более, что Изольда лежала в сугробе неподвижно, даже беззвучно.

– Кажется, уже, – констатировал Суслик.

Но когда мы подошли к ней, оказалось, что она жива, но как будто в шоке.

– Ты чего, подруга? – похлопал ее по щекам Артемон. – Сбрендила что ли?

– Это вы спасли меня? – слабо пропищала Изольда.

– Ну не то чтобы спас… – смутился банкир.

– Вы герой! – проникновенно произнесла она. – Я и не думала, что в наше время можно встретить настоящего рыцаря.

– Да ладно тебе… – совсем смешался Артемон. – Ты лучше скажи – по кой фиг поперлась на спуск?

– Я… Я… – Изольда начала метаться, как в бреду. Я даже испугалась, что у нее сейчас голова оторвется

– Чего? Перепила что ли?

– Петя… Петя… он…

– Чего Петя? – набросилась на нее Галина Ивановна. – Говори внятно.

– Не давите на девчонку, – рыкнул на нее Артемон. – Не видите – в шоке она. – Потом он почти ласково обратился к Изольде, которая, как мне показалось, уже успокоилась и как-то даже кокетливо уставилась на своего героя. – Ну чего ты там балакала?

– Петя он…В комнате… Мертвый.

– Ты зашла в комнату, где лежит мертвый Петр? – ахнул Суслик.

– Петя умер? – ахнули все.

– Умер! – ахнула Галина Ивановна и бухнулась в обморок.

– А как ты туда попала? – спросила я, когда все ахать перестали.

Изольда полезла в карман и достала из него связку ключей.

– Я нашла это около корпуса, прямо около лавочки. Они лежали в снегу. Я решила, что Петя потерял, и собралась ему вернуть, – ее голос задрожал. – Я сначала в его комнату постучала, но там не открыли. И я…Ах, если бы я послушала своего астролога… Ведь мне говорили, что в субботу мне лучше не проявлять настойчивость, но я забыла, забыла… – Она исступленно застучала кулаками по снежному насту.

– Ну, а дальше что? Постучала и чего?

– Не открыли, и пошла стучать в ту, где инвентарь… Но и там тишина… Я и отперла… А там он… А потом я сама не знаю… Со мной что-то странное произошло. Я ничего не понимал, не чувствовала… Как в бреду… – Она тихонько захныкала. – Сама не знаю, зачем взяла лыжи, палки… и поехала, куда глаза глядят…

– Ну все, хорош причитать… Хватит, – неумело успокаивал ее Артемон.

– А позвольте узнать, что стряслось с Петром? – прокашлявшись, произнес Серега.

– Что, что? Не ясно что ли тебе – убили, – ответил пьяный радист.

– А кто?

– Менты по утру приедут – разберутся, – буркнул Артемон.

– Позвольте, – продолжал настаивать Серега. – Почему мы об убийстве узнаем только сейчас? Мы имеем право…

– Заглохни!

– И почему милиция приедет только по утру? Ведь среди нас убийца! Он может еще кого-нибудь кокнуть!

– Значится так, – нахмурился банкир. – Объясняю один раз и больше ни разу. Витька грохнули – это раз. Кто, не ясно – это два. Телефон не работает – это три. Если кто вякнет другим про убийство – это четыре удара по тыкве. Ясно? – все безмолвствовали. – Молчание знак согласия – значится, ясно. А теперь пошли назад, катания отменяются. Идти сможешь? – спросил он у Изольды.

Та закатила глазки и шмякнулось обратно в снег – типа, несите меня семеро, сама не в состоянии. Я фыркнула, вот уж не ожидала от этого «синего чулка» такой бабской хитрости. Ксюха же презрительно сморщилась и зашептала мне на ухо:

– Глаз на Артемоныча положила, чума болотная.

– Ну и ладно. Авось охмурит алигарха.

– Дура что ли? На кой бес она ему? Ни кожи, ни рожи и попа с кулачек.

Я глянула на копошащуюся в снегу бухгалтершу и мысленно с подругой согласилась – да, у Изольды ни кожи, ни рожи, про попу я вообще молчу… Да и остальное оставляет желать лучшего. Особенно ноги. Я, конечно, понимаю, что не всех природа наградила длинными стройными конечностями (меня, например, не наградила, у меня ноженки так себе), но ведь можно это как-то скрыть. Вот возьмем меня – я ношу только тонкие эластичные колготки и только устойчивый, хоть и высокий каблук, потому что в плотных колготках у меня толстые коленки, а в обуви с шаткими каблуками угловатые икры. Еще я никогда не надену юбку миди, потому что среднюю длину могут себе позволить только женщины с конечностями от ушей, а мои растут, как у всех нормальных людей, от бедер. И белые джинсы я не надену, так как в них задница кажется на 2 размера больше. Так соблюдая несколько простых правил я слыву чуть ли ни Королевой красоты «Нихлора», а о том, что у меня не очень изящные ноги не догадывается даже мой жених Геркулесов…

К чему я все это? Да к тому, что любая женщина может, если постарается, выглядеть если не на 5, то на 4 с плюсом однозначно. И вот смотрю я на Изольду и думаю – эта совсем не старается. Иначе она не напялила на себя гетры в обтяжку (девушка, где вы купили такие кривые гетры?), не стянула бы в куцый хвостик жиденькие волосенки, не накрасила бы губы морковной помадой (не иначе у подружки Ниночки позаимствовала)…

– Кто научил ее делать такой макияж? – словно прочитала мои мысли Ксюша. – Кто ей сказал, что к серому цвету лица идет морковная помада?

– У них, наверное, она одна на троих…

– И если у тебя такие кривые ноги, зачем обтягивать их гетрами? Я не понимаю… Я, например, никогда такие не надену…

– Тебе-то можно. У тебя ножки, как у модели!

– Ты чего, Леля, совсем? – Ксюша хихикнула и покрутила пальцем у виска. – У меня ноги «иксом». Ты разве не замечала?

– Да ты что! – ахнула я. – Никогда бы не подумала!

– Вот именно! И никто не думает! Потому что одеваться надо уметь. Мы же не в каменном веке, где все носили один фасон – накидку из шкуры мамонта!

Я согласно закивала. Одеваться надо уметь. И надо уметь одеваться со вкусом. Это каждая знает. Но не каждой дано! Что ж поделаешь?

– А уши? – продолжала измываться над несчастной бухгалтершей Ксюша. – Они же у нее как у слоника Дамбо. Их надо скрывать под волосами… Хотя под такими разве скроешь… – она горделиво отбросила от лица свои белокурые кудри. – И вообще, Лель, мне этих «серых мышек» не понять…

Мне, честно говоря, тоже. Я никогда не была ни тихой, ни скромной, ни робкой, ни серой. И подруги мои мне подстать. Помню, в 8 классе мы втроем сделали одинаковые стрижки («Взрыв на макаронной фабрике»), выкрасили несколько прядей фиолетовым (осветлили, потом оттенили синькой) и так пришли на урок. Это сейчас можно ходить в школу как угодно – хоть лысой, хоть с пирсингом, хоть с татуировкой на лбу, а в наше время… Нас таскали на все педсоветы, советы, заседания, собрания. Нас клеймили, осуждали, ругали, даже проклинали. Родители более скромных девочек просили директора исключить нас из школы, потому что мы подаем дурной пример их чадам (к слову, чада эти начали потихоньку начесывать челки и тонировать их в щадящий каштановый). Конечно, нас не исключили, но строго настрого запретили появляться в школе в таком виде.

Мы послушались и на следующий день явились на занятия стриженными «под ноль». С той поры директор к нам больше не приставал. К слову, обрились мы не столько из чувства протеста, сколько из-за того, что после пергидроля и синьки наши волосы начали отваливаться от самых корней. И мы стали похожи на лишайных кошек.

Еще нас ругали за то, что мы ходили в школе в рваных на коленях джинсах, что красили ногти зеленым (в бесцветный лак добавляли зеленые чернила), что вместо занятий «Этика и психология семейной жизни» мы посещали подвал, где в компании с парнями из школьной рок-группы слушали Цоя и Бутусова. Кстати, об «Этике…». Предмет этот, и без того бестолковый, преподавала нам недалекая пожилая женщина. Любительница сплетен и пустой болтовни за жизнь. Звали ее то ли Раиса, то ли Анфиса, не помню уже. Эта Анфиса-Раиса меня невзлюбила с первого взгляда, за что – не знаю, то ли за прическу, толи за зеленые ногти, то ли за слишком независимый вид. И буквально на каждом уроке (я, правда, была на немногих) она с достойным другого применения пылом костерила девочку Володарскую (именно так, по имени она меня почему-то не называла) и пророчила мне страшное будущее. «Помяните мое слово, – скрипела она, нависая надо мной, – Она закончить свою жизнь в тюрьме!».

Меня, если честно, эти пророчества скорее смешили, нежели злили, как и ее сентенции на тему «Давать надо только после свадьбы» или «Пусть к сердцу мужчины лежит через желудок» (справка: сама Анфиса так никому и не дала, потому что была «старой девой», а следовательно, путь к сердцу мужиков знала неправильный) …

– Как ты думаешь? – прервала мои размышления Ксюша. – Эта Клотильда… она ну… девственница?

– Понятия не имею, – фыркнула я.

– А помнишь Анфису Павловну нашу училку по этике?

– Конечно, – хохотнула я. – Не поверишь – только что про нее вспомнила…

– Вот эта ваша Клотильда, когда состариться, будет в точности такой же… Желчной, уродливой и жутко правильной…

Она вновь пристально глянула на Изольду, которую уже выудили из сугроба, поставили на ноги и даже отряхнули.

– Смотри, как она Артемону свой костлявый зад подставляет, чтобы он ее там отряхнул! – прыснула подруга. – Думает прельстить его этим каркасом!

– Ксюша, перестань злобствовать…

– Нечего на чужих женихов пасть разевать!

– А чей он жених?

– С сегодняшнего дня будет Сонькиным.

– Это почему? – опешила я.

– Потому, что он ей подходит по всем статьям. Настоящий мужик. Если б не Педик, сама бы его захомутала.

– А она-то ему подходит?

– Наша Сонька может осчастливить любого. Главное – не давать ей пить.

– А мне больше Кука понравился. Мне кажется, он ей больше подойдет. Серьезный, интеллигентный.

– Терпеть не могу интеллигентов. Слабаки они.

– Но Кука не слабак! – возмутилась я.

– Да? – Ксюха скосила глаза на неподвижно лежащего в сугробе телохранителя. – А мне думается, что Артемону он в подметки не годится.

– Ладно, спорить не буду. Все равно у тебя ничего не выйдет.

– Это еще почему?

– Потому что ни Сонька, на Артемон друг на друга особого внимания не обратили. К тому же, нашей подруге всегда нравились невысокие брюнеты с мощным интеллектом, а этот белобрысый громила даже родным языком не владеет – только блатным и матерным.

– Внешность не главное, – изрекла Ксюша уверенно. – А насчет ума… Вот мой Педик, например, считает, что столица Кубы – Мексика, что Марс и Сникерс – планеты Солнечной системы, а «Ромео и Джульетту» сочинил тот же мужик, что и «Санта-Барбару». Но при этом так умно заколачивает бабки, что плевать мне на то, что в кроссворде слово «троллейбус» он написал с двумя «о» и с одной «л».

– Все. Больше спорить не буду. Но не надейся, что я стану тебе помогать.

– Главное – не мешай, – закончила спор подруга, после чего начала гипнотизировать Артемона. Видимо, примериваясь, с какого бока лучше к нему подъехать.

9.

В столовую мы вернулись только через час. Бездна времени ушла на то, чтобы привести в чувства пострадавших – Галину Ивановну и Куку (причем, телохранитель пришел в себя довольно быстро, хоть и шмякнулся головой о корягу). К тому же бедному Артменону пришлось всю дорогу тащить на руках Изольду, а это тоже не способствовало быстроте передвижения.

Короче, когда мы ввалились в музыкальный зал, Сонька вся извелась.

– Где вы застряли, черти? – накинулась она на нас с Ксюшей. – Я же волнуюсь.

– О! – Ксюша восторженно закатила глаз. – Мы наблюдали за тем, как доблестный рыцарь Артемон спасал неуклюжую старую деву, как бишь ее…Матильду что ли.

– От кого спасал?

– От самой себя. Софья, а ты не находишь его симпатичным?

– Артемона? – очень удивилась подружка.

– Ясно, что Артемона. Не тормози – отвечай.

– Ну… Не знаю… – Сонька прокашлялась. – Не нахожу.

– Это говорит только о твоем дурном вкусе, – процедила Ксюша. – Вот Матильда, например, находит его обворожительным. Глянь сама.

Сонька глянула. Я тоже. Оказалось, Ксюха была права – Изольда не сводила с банкира глупо-влюбленных глаз.

– Ха! Эта кочерыжка может кого угодно находить обворожительным, но я то вижу, что он урод.

– А я считаю, что он очень симпатичный, – продолжала упорствовать Ксюша.

– Тоже мне, удивила! Все знают, что для тебя красота мужчины прямо пропорциональна его счету в банке.

– И Леле он нравится, – выдала Ксюша свой последний аргумент.

Я закашлялась, но возразить не решилась – обещала же не мешать. Сонька недоверчиво скосила на меня свои зеленые глаза, спросила:

– Правда?

– Да! – выпалила я. В конце концов, Артем был и вправду неплохим мужиком.

– Ну я тогда не знаю…

Сонька так и не закончила начатой фразы, но, как мы заметили, призадумалась. Думы ее сопровождались пронзительными взглядами в сторону банкира, вздохами, рассеянными вопросами ни о чем. На исходе 5 минут Сонька, видимо, приняла какое-то решение. Она встряхнулась, пригладила волосы, стерла с щек осыпавшуюся туш, подтянула лосины и передислоцировалась поближе к Артемону. Оказавшись в поле его видимости, Сонька грациозно села на кресло, закинула ногу на ногу, нацепила на мордочку скучающе-приглащающее выражение и стала ждать.

Я похихикала. Ксюша довольно крякнула. И мы обе замерли в ожидании. Уж очень хотелось посмотреть, как Сонька будет Артемона очаровывать.

Однако ее маневры были замечены не только нами, но и влюбленным Зориным. И его они привели в крайнее волнение.

– Леля, – громким шепотом позвал он. – Тебе не кажется, что Сонечка неадекватно себя ведет?

– Нет. Не кажется. По-моему, она нормальнее, чем обычно.

– Но она предлагает себя, – всплеснул руками Юрка. – Это так не красиво… И так ей не свойственно…

– Юрок, откуда ты знаешь, что ей свойственно?

– Леля! – возопил он. – Я не понимаю, что вы нашли в этом тупом нуворише?

– Он очень мил, – промурлыкала Ксюша.

– Леля, – Юрка проигнорировал Ксюшину реплику и затряс меня за руку. – Подействуй на нее. Ты можешь. Растолкуй, что здесь есть более достойный кандидаты…

– Что-то ни одного не вижу, – продолжала бухтеть Ксюша.

– Она же тонкая натура. Учительница. Она должна понимать, что деньги – не главное, – гнул свое Юрка.

Я закатила глаза и, возмущенно сопя, потопала от Зорина подальше. Мне он до смерти надоел. А уж Соньке, наверное, подавно!

– Леля! – не унимался Зорин. – Леля! Постой!

– Отстань.

– Помоги мне. Я сгораю от страсти, неужели ты не видишь!

– Быстрей бы уж сгорел. Хоть замолкнешь, наконец.

– Леля! Она должна быть моей. Я мечтаю о ней уже целый год! – все громче умолял Зорин. – Посодействуй, ты же мой друг!

– Юра, отвали.

– Проси чего хочешь!

– Мне ничего не надо. От тебя особенно.

– Хочешь «винт»? Новый. На 40 гигабайт?

Я махнула на него рукой и унеслась подальше. Отбежав на безопасное расстояние, села, оказавшись между Сонькой и Артемоном. Что ж, это не плохо. Глядишь, прослежу за развитием сюжета из портера.

Как только моя пятая точка опустилась на холодный дерматин кресла, ко мне тут же придвинулся Артемон.

– Подруга, я че-то не понял, ты чем торгуешь? Стройматериалами что ли?

– Чем? – опешила я.

– Вон толстый тебе винты какие-то предлагает. У тебя точка со строительной фурнитурой что ли?

Я засмеялась. Вот ведь темный парень, даром, что миллионер.

– Артем, «винт» это «винчестер», понимаешь? Он мне винчестер предлагает.

– Да ты че! – округлил он свои по-детски распахнутые глаза. – Оружием торгуешь!? Ну ты даешь. Обалдеть. – Артем аж привстал от переполняемых его чувств. – Никогда бы не подумал. Тока ты это… – он понизил голос до шепота. – Не в обиду… А так совет. 40 винчестеров не бери. Это ж товар не ходовой, стока не реализуешь. Ты лучше «тетешник» возьми или «АК», ну на худой конец «Узи»…

– Артем, – я постаралась говорить серьезно, без смеха. – Винчестер – это не оружие, это диск.

– Какой? Метательный что ли?

– Нет, компьютерный.

– А-а, – протянул он, все еще не до конца поняв, о чем я.

– Винт. Жесткий диск.

– А че, еще мягкие есть? – совсем обалдел он.

– Нет, конечно. Но просто так говорят…

Я немного опешила. Дело в том, что мы – операторы, программисты, электроники – просто не можем взять в толк, что есть люди, которые не только не знают, из каких штучек-дручек состоит компьютер, но даже никогда не касались его клавиш. Я, например, очень хорошо помню свое удивление, когда из уст Ксюхи услышала вопрос «Почему из чемодана (это она так системный блок назвала) дует ветер?». Но еще больше я удивилась потом, когда на мое объяснение о том, что в «чемодане» есть «кулер» или вентилятор, она засмеялся и обозвал меня вруньей. Ты бы, говорит, еще сказала, что у него «пропеллер» есть, как у Карлсона.

Но я-то просто удивляюсь, а вот такие маньяки, как Зорин, на этом не останавливаются. Они негодуют. Выходят из себя. И, как религиозные фанатики, пытаются приобщить дикарей к своей вере – вере в поголовную компьютеризацию.

Вот и сейчас, стоило только Юрке заслышать магическое слово «компьютер», как он тут же забыл о своей несчастной любви и бросился к нам.

– О чем вы говорили?

– Не о чем, – поспешно ответила я. Мне очень не хотелось давать Зорину повод для начала лекции по информатики.

– Да вот Леля сказки рассказывает. Про какие-то винты жесткие…

– О! – обрадовался Юрик. – Я вам расскажу про них гораздо подробнее. Дело в том, что в компьютерах я разбираюсь, как никто…

– Может, не надо? – скривился банкир.

– Что вы! Конечно надо. Ведь компьютер – это наше будущее. Скоро не будет ни телевидения…

– Ни театров, ни кино, – подсказала я, вспомнив слова небезызвестного героя фильма «Москва слезам не верит».

– Вот именно! – Зорин аж в ладоши захлопал от восторга. – Все заменит Интернет.

– Так уж и все? – не поверил Артемон. – А как же бокс, футбол?

– Один щелчок мыши – и вы, не выходя из дома, присутствуете на любом из матчей!

– А как бары со стриптизом? Девочки-конфеточки?

– В Интернете полно порно-сайтов. Там такие девочки… – Зорин возбужденно зачмокал. – И почти даром. Да что там сайты… И не обязательно… Есть еще квесты. «Курортный роман». «Бесстыдница». Сидишь дома, щелкаешь мышкой и они раздеваются, раздеваются… С утра до вечера… И только для тебя…О! – у Юрки даже борода встала дыбом.

– Я не знаю, как там твои бесстыжие весты…

– Квесты. Или компьютерные игры.

– Один фиг! – Артемон набычился. – Короче… Ни одна компьютерная телка, даже супер бесстыжая не заменит… э…

– Простого человеческого общения, – пришла на помощь я.

– Точняк, Леля. Шаришь! – он панибратски хлопнул меня по плечу. – Разве сравнишь какую-то ви…витруальную…

– Виртуальную.

– … телку с нашими девчонками из массажного кабинета. С Люскей-Занозой. Или с Лялей-Плюшкой. Да это такие бабенки! Они и побазарить за жизнь, и послушать, и поддать за компанию. А как поют, когда нарежутся – заслушаешься… А ты говоришь – весты-квсеты. Не понимаешь ты не фига! А в баньку с кем? С диском что ли со своим жестким припрешься? Нет. С девчонками. Они и попарить, и шейку помассировать. А уж стриптиз замутят…

Артемон разошелся не на шутку. Он раскраснелся, взмок. И физиономия его стала даже какой-то одухотворенной. И радостной. У Зорина же напротив – уголки губ опустились, взгляд потух. Видно, хотел поспорить, да боялся.

Я похихикала и под шумок удалилась на безопасное расстояние от спорщиков. Забралась с ногами на подоконник, положила руки на батарею, голову прислонила к стеклу и, вроде, задремала. Но не успела я провалиться в глубокий сладкий сон, как кто-то затряс меня за рукав. Я недовольно приоткрыла один глаз.

– Какого черта? – пробормотал я, отмахиваясь от нелепой физиономии, что склонилась надо мной.

– Леля, проснись, – настаивал Тю-тю. – Я поговорить хочу.

Я встряхнулась, отгоняя от себя дрему. Протерла глаза. Сфокусировала их на карикатурной (губки в перламутре, а над губками пробивается жесткая черная щетина) Сениной физиономии.

– Ну чего тебе?

– Петюню правда убили? – шепотом спросил он. – Это не шутка?

– Разве этим шутят?

– Не знаю… – Сеня замялся. Потом вскинул на меня свои бархатные карие глаза и широко улыбнулся. – Это здорово!

– Что? – опешила я.

– Что его убили. – Он по-женски всплеснул руками. – Я сам не раз хотел его придушить!

– Его стукнули по голове гантелей.

– Какая разница. Главное – он сдох!

– Ты его так ненавидел?

– Его все ненавидели, – уверенно ответил он.

– Так уж и все? Я вот, например, была к нему равнодушна.

– Это потому что ты с ним близко не сталкивалась. А столкнулась бы… О! – Тю-тю закатил глаза. – Петюня был мерзким мужиком. Подлым. Гадким. Мелочным. Причем, с детства. Я ведь с ним в одном дворе вырос. Мы даже дружили когда-то, хоть он и был меня старше. Но… Разошлись пути дорожки…– Сеня забрался ко мне на подоконник, плюхнулся рядом. Совсем по-мужски сплюнул и спросил. – Ты знаешь, что я сидел? – Я кивнула. – Сидел вместо него. Он ограбил водочный ларек. Весь товар загнал, а один ящик мне на хранение принес. Вернее, он так сказал. А я молодой тогда был, глупый – поверил. На самом деле он специально мне его навязал, чтобы потом ментов на меня вывести. Через 3 дня ко мне с обыском пришли, а в моей кладовке этот ящик…

– И что?

– На три года посадили. – Он задумался, что-то вспоминая. Лицо его стало жестким, напряженным и совсем некрасивым. – И я бы, может, ему даже спасибо за это сказал. В тюряге я понял, кто я есть, – Тю-тю надул губки и карикатурно состроил мне глазки. – Сама в общем понимаешь… Но… – Тю-тю по-стариковски вздохнул. – Моя мама не пережила позора. Она родила меня в 40 лет наперекор судьбе, врачам и мужу. Холила, лелеяла. Я был ее счастьем и гордостью. А когда оказалось, что ее сын вор, она не приняла этого и умерла.

Тю-тю замолчал. По его напудренным щекам катились слезы. Он смахивал их своими большими руками, а руки вытирал о роскошную бархатную юбку.

– Я, как с зоны вернулся, сразу пошел к нему домой. Убивать. Взял заточку и пошел. Мне было все равно, что будет со мной после. Сколько мне дадут за его убийство. На уме было только одно – замочить гадину! – Сеня грустно на меня посмотрел и хмыкнул. – Не замочил. Петька, гаденыш, знал, что его ждет, когда я выйду, по этому сбежал из города. За месяц до моего возвращение уехал на север. То ли лес валить, то ли БАМ строить… Вернулся он, спустя 4 года. Я к тому времени уже остыл. Грех на душу брать не захотел – помиловал. Только отметелил хорошенько. Нос сломал, три ребра и так по мелочи… – Тю-тю высморкался в подол своей юбки. – А расстались мы вообще полюбовно. Он на меня заяву писать не стал – ментам сказал, что на него неизвестные напали – отлежался в больничке, выписался. Потом еще прощения у меня попросил. За свою подлость. Только, думаю я, ни фига он не раскаялся, просто побоялся, что я его добью когда-нибудь…

– Сень, а как вас угораздило устроиться на работу на одно предприятие?

– Это все Петюня, – Тю-тю невесело улыбнулся. – Меня никуда на работу не брали, сама знаешь, как у нас к бывшим зекам относятся, мыкался я, мыкался… И тут Петюня, благодетель, мать его, приперся ко мне домой. Приходи, говорит, в наш «Нихлор», я тебя устрою… Я пришел, он устроил. Вот и работаю теперь. Благодаря этой гниде…

– Может, он и впрямь раскаялся? Видишь, помог тебе…

– Э, нет! Такие люди не раскаиваются и не прощают. Он просто затаился, готовил ответный удар, а чтобы не проворонить удобного для удара времени, решил держать меня на близком расстоянии. Только не вышло у него! – Сенька захохотал. – Грохнул кто-то подлеца!

– А не ты? – тихо спросила я.

– Не я, – твердо ответил Тю-тю. – Мое время прошло. Я должен был его убить много лет назад. А теперь и не к чему…

Сенька спрыгнул с подоконника, расправил юбку, провел подушечками пальцев по векам, вздохнул.

– Все тени размазались, – пожаловался он. – Придется все смывать и краситься по новой… Кстати, ты какой косметикой пользуешься? У тебя всегда безупречный макияж.

– «Ревлон», – удивленно ответила я.

– Дорогая?

– Не очень…

Тю-тю произнес по буквам «Р-Е-В-Л-О-Н», сказал, что будет иметь в виду, и упорхнул в уборную подкрашиваться.