Текст книги "Плачь, влюбленный палач!"

Он скрылся, а я осталось в компании со своим удивлением. Это ж надо! Какие, оказывается, шекспировские страсти разгораются вокруг меня, а я об этом даже не догадываюсь… Человек, которого я сравнивала с «сатиновыми трусами», оказался монстром, а расфуфыренный идиотик почти библейский мучеником. Ну дела! Да мой роман «Преступная страсть» по сравнению с книгой жизни, просто сказка про Колобка.

Я опять погрузилась в размышления. Значит, получается, что, как минимум, один враг у Петюни был. Это Тю-тю. И пусть он хоть оборется о том, что давно не питает к убиенному никаких сильных чувств (а ненависть чувство сильное, даже очень!) – ни за что не поверю! У ненависти нет срока давности. Она умирает вместе с надеждой, то есть последней. Убить Петьку Тю-тю мог запросто. У него и решимости бы хватило, и силы (вон какие ручищи под крепдешиновыми крылышками сверкают!), и времени – до и после зажигательного испанского танца он пребывал мне стен Музыкального зала…

Я не говорю о мотиве. Мотив убийственный – месть!

Значит, запишем: 1-ый подозреваемый Сеня Уткин. Если не для допроса пригодиться (а нас ведь будут допрашивать), то для книги точно. Выведу Тю-тю на первый сюжетный план, а там посмотрим, кем его делать – убийцей, обычным подозреваемым или случайной жертвой.

Так же не стоит сбрасывать со счетов Виктора. Он хоть и дружил с Петюней, но как-то неискренне. Глядя на таких друзей, я всегда вспоминаю любимый Сонькин тост. В первоисточнике он звучал так. Плывет по реке черепаха, у нее на спине лежит змея. Черепаха думает: «Сброшу – укусит!», змея думает: «Укушу – сбросит!». Так выпьем за женскую дружбу! Но так как Сонька категорически против такого взгляда на женскую дружбу, то она просто перестала уточнять пол земноводного и пресмыкающегося, пустив в плаванье по реке змееныша и черепашку. А в финале она политкорректно провозглашает: «Так выпьем за дружбу!». Дружбу вообще, без ссылок на половую принадлежность. Вот Петька с Витей, как выяснилось, очень на этих гадов походили.

А что касается женской дружбы, то я считаю, что крепче ее нет ничего, разве что колготки «Ливанта»…

– Леля, – опять услышала я свое имя, только произнесенное уже другим голосом, не фальцетом, а баритоном.

– Что? – отозвалась я устало.

– Чего от тебя Тю-тю надо было? – спросил Зорин, подойдя ко мне вплотную.

– Ничего. Про Петюню рассказывал.

– Что именно? – взволнованно проговорил Юрик, вспрыгивая ко мне на окно. Как только его обширная задница угнездилась на подоконнике, мне стало так тесно, что я сползла на пол.

– Говорил, какой он подлец. Был.

– Да… Это точно, – протянул Зорин задумчиво.

– А ты откуда знаешь? – удивленно спросила я.

– Знаю, – веско ответил Юрка и замолк.

– А ну давай выкладывай! – я ткнула Зорина в жирный бок. – Что там у вас с Петюней произошло?

– Да ничего особенного, – он замялся. Потом, пожевав губами свою бороду, выдал. – Я лично с ним дел не имел, а вот Леве от Петьки досталось однажды… Ты же помнишь Левиного бывшего научного руководителя? – Я передернулась. Еще бы не помнить! Именно Левин научный руководитель Сулейман Швейцер был тем самым маньяком, от руки которого я чуть не погиба. – Ну вот… Они же очень тесно общались. Работали вместе. Можно даже сказать, дружили. Лева очень переживал, когда узнал, что именно Сулейман был тем самым маньяком.

– И какое ко всему этому отношение имеет Петя? – нетерпеливо спросила я.

– Самое прямое! – Зоринские ноздри раздулись от гнева. У него вообще самым эмоциональным на лице был именно нос. Это у всех нормальных людей, глаза – зеркало души. А у Зорина нос. Когда Юрка злился – ноздри раздувались, когда грустил – кончик опускался и краснел, когда радовался – лоснился и вздергивался. И так далее. Вот теперь, если судить по носу, Зорин был в страшном гневе. – На Левку начались гонения после этой истории. Ты разве не знаешь, что из младшего научного сотрудника его «унизили» до простого лаборанта?

– Правда, что ли? Нет, я не слышала. Но причем тут…

– Это все Петюня! Его козни! Я слышал! Пришел на аудиенцию к директору. Сижу в приемной. А дверь закрыта не плотно, ну и услышал нечаянно…

– Брось врать! Подслушивал. Наверняка, подслушивал. Ты это любишь!

– Неправда! Я случайно! – возмутился Юрка, но его правдивый нос заострился, стал бледным, как бы говоря, врет мой хозяин, специально прилип ухом к двери и ловил каждое слово. – Короче, я слышал, как он науськивал Генерального. Ваше величество, говорит, где гарантии, что они не вместе орудовали… Сначала даже уволить хотели, только не посмели без причины. Решили, унизим, зарплату урежем, авось сам уйдет… Только Левка парень не обидчивый. Работает, пробирки моет. – Юрка был само возмущение. – Главное, зачем Петьке это? Зачем? Он в цехе работал, Лева в лаборатории, они и пересекались-то редко…

– А почему директор Петюню слушал? У него что, своей головы нет?

– А ты не знаешь? У генерального дочь в девках которое десятилетие сидит, вот он и надеялся ее Петьке спихнуть. Она, вроде, глаз на него положила.

– А Петьке-то она зачем? У него и так табун поклонниц. Был.

– Она ему на фиг не нужна. Была. Но он об этом его величеству не говорил. Что он дурак что ли?

Я опять задумалась. Вот ни за что бы про Петьку такого не подумала! Интриган, сволочь, подлец! А вид такой приличный. Был. Теперь не удивительно, что кто-то ему грозил, и кто-то все-таки его грохнул. И поделом! Мне вообще непонятна психология подлецов. Честное слово! Я воров понимаю, шантажистов понимаю, даже киллеров, но подлецов нет… Ладно бы они из своих подлостей имели какую-то выгоду (как воры, шантажисты, киллеры), но пакостить из «любви к искусству» – это в моей голове не укладывается. Потом разве приятно, когда тебя ненавидят, проклинают, втыкают в твою восковую копию ржавые иглы? Вот один допакостился – прибили!

Тут человеколюбие взяло верх над мстительностью, и я подумала: но ведь есть, наверное, на свете человек, который Петьку любил. Мать, любовница, приятель. Кто-то ведь с ним дружил. Может, не такой уж он и был пропащий?

– Юр, а ты не знаешь, у Петюни кроме Антона и Вити друзья были?

– А с чего ты взяла, что они дружили?

– Как это? Живут… жили, тьфу я с этим прошедшим временем совсем запуталась. Короче, поселились в одной комнате, на работе постоянно встречаются, болтают. Встречались, болтали, я хотела сказать. Я видела, они всегда обедать втроем ходили…

– Я ничего тебе точно сказать не могу. Но, сдается мне, для каждого из этих «друзей» у Петюни был кирпичик за пазухой! – Зорин замолчал. Нос его стал самым обычным носом – прямым, мясистым. Щеки из свекольных превратились в розовые. Борода полегла. И все эти метаморфозы означали одно – Юрка успокоился. – Что-то устал я, – прошептал он. – Поспать бы…

И договорив до конца эту фразу, захрапел, свернувшись калачиком на подоконнике.

10.

Я отползла в самый дальний угол зала. Спряталась там за огромные колонки, чтобы ни одна сволочь меня не нашла, села в кресло, вытянула ноги, закрыла глаза. И блаженно выдохнула. Наконец, я одна. В тишине. В покое… Один бог ведает, как я устала. Все-таки не привыкла я бодрствовать сутки на пролет. Обычно, перед тем, как отправиться полуночничать в бар, я отсыпаюсь целый день. И теперь очень хотелось поваляться в кровати. Пусть и под одной крышей с покойником. Честно говоря, мне было все равно. Однако остальные не разделяли моего желания.

– До рассвета еще бездна времени, – неожиданно воскликнул Суслик. – Пошлите играть в бильярд!

– Тут и такое есть? – встрепенулся Артемон.

– И бильярд, и шахматы, и шашки. И видео-салон. Вот!

– Это круто! А сауны нет?

– Не-е. Только душ.

– Тогда айда шары катать!

– Айда! – возопил Суслик радостно, потом как-то сник и забормотал. – Только это… Ломать двери я не буду. За это оштрафовать могут.

– Зачем ломать? – Артемон потряс в воздухе связкой Петиных ключей. – Откроем любое помещение. Тут универсальный ключик есть.

От Мишкиных криков проснулся Зорин и тут же присоединился к всеобщему ликованию.

– Как здорово! – воскликнул он и захлопал в ладоши. – Тогда отоприте видео-зал, я буду смотреть кино. «Титаник». Сонечка пойдет со мной?

– Не пойдет, – отшила его Ксюша, вынырнув из-за пальмы. – Она хочет играть в бильярд.

– Не хочу я играть ни в какой бильярд! Да и не умею я.

– А тебя Артемон научит. Правда, Артемон?

– Без базара!

– Да не хочу я! – озлилась Сонька. – У меня и так голова трещит, а тут еще вы со своим бильярдом привязались. Пошли лучше в библиотеку.

– Ты что решила «Отцы и дети» перечитать? – съехидничала Ксюша.

– Просто хочу побыть в тишине.

– И я хочу! – горячо поддержала подругу ваша покорная слуга, выползая из-за колонок.

– Да ну вас, – разочарованно протянула Ксюша. – Как старые бабки, честное слово!

Тем временем Артемон, словно Моисей, повел свою паству по двухэтажному зданию. Сначала он отпер видео-зал, запустив туда Зорина и Сеню Уткина, который, так же как и Юрка, млел от слезовышибательной Камеруновской картины. Потом открыл библиотеку, следом бильярд, в который, кроме него и Куки вознамерился играть только Суслик. Серега, помявшись, отправился вслед за Юркой и Тю-тю. Радист Стапчук скрылся в своей рубке, прихватив с собой тех четверых, имен которых я не знала. Одна Изольда все никак не могла определиться, куда ей направиться – сразу в бильярдную или сначала с Галиной Ивановной в уборную. Наконец, она решилась.

– Пожалуй, приведу себя в порядок. А-то растрепанная, потная, – Она смущенно хихикнула. – Галина Ивановна, я с вами. Мне надо попудрить носик. Прихорошиться.

Ксюша пренебрежительно фыркнула и забубнила:

– Носик. Только послушайте ее! У нее хватает наглости свой шнобель носиком назвать.

– Тихо, – шикнула я. – Вдруг услышит.

– А ничего удивительного, с такими-то лопухами…

Мы с Сонькой схватили раздухарившуюся Ксюшу под руки и уволокли в библиотеку.

Там стояла благословенная тишина. Было тепло и уютно.

– Девочки, – жалобно заскулила Ксюша, когда мы закрыли за собой дверь. – Дайте мне какую-нибудь веревочку…

– Зачем? Вешаться что ли собралась? – мрачновато пошутила Сонька.

– Штаны подвязать. Они постоянно сползают… – и она продемонстрировала свою распахнутую ширинку.

– Тебя что, изнасиловать пытались? – испугалась Сонька.

– Обалдела что ли!? – возмутилась Ксюша. – Я с горы каталась, вот они и лопнули… Ну что, нет ни у кого веревочки? Тогда булавку дайте! Я уже устала портки локтями придерживать!

– А все почему?

– Почему устала?

– Почему лопнули, – разозлилась Сонька.

– Я ж тебе сказала – с натуги…

– Нет. Потому что штаны у тебя фирменные. – Она вцепилась в карман Ксюшиных джинсов и глянула на лейбл. – Ну точно. «Кельвин Кляйн». А ихние американские молнии не справляются с русскими брюхами.

– Сонь, ты акцию что ли проводишь? «Поддержим отечественного производителя»?

– Нет. Просто у меня вот, например, никогда ничего не ломается. Ни молнии, ни застежки. А я покупаю вещи в обычных магазинах, не в бутиках…

– Ты покупаешь вещи на вьетнамской барахолке, – запальчиво возразила Ксюша. – И выдаешь их за турецкие или наши, российские. Знаю я тебя.

– Ну и что? Пусть так? Но у меня еще ни дна молния не…

– Они не успевают ломаться, потому что вещи, в которые они вшиты, рассыпаются после первой стирки!

– А вот и нет!

– Ладно, после второй, – миролюбиво согласилась Ксюша.

– После третьей, – тихо поправила Сонька. Потом как-то грустно на нас покосилась и пробормотала. – Знали бы вы, как мне надоело отовариваться на этих рынках! Рыться в этих коробках! Что смотрите? Вы разве не знаете, что на вьетнамских рынках вещи не на манекенах висят, а свалены грудой в коробки? – Мы отрицательно замотали головами. На что она сказала. – А они свалены.

– Но зачем ты…

– А ты думаешь, на учительскую зарплату можно одеваться где-то еще, кроме рынка? Знаешь, сколько я получаю со всеми нагрузками, дополнительными часами и пособием на Алену? 75 долларов!

– В неделю? – уточнила Ксюша.

– В месяц, – припечатала Сонька.

– Как это?

– Так!

– Выходит, учителя за месяц получают меньше, чем проститутки за час?

– Вот именно! – Сонька гневно сверкнула глазами. Она у нас очень любила жаловаться на тяжелую учительскую долю.

– И на какие тогда шиши мы телефончик купили? – спросила я осторожно.

– Говорю, сэкономила, – буркнула Сонька.

– На чем? На молниях?

– Нет, – отрубила она.

– А на чем? – не отставала я.

– Какая тебе разница?

– Я тоже хочу научиться экономить, – почти честно ответила я. – У нас с Колюней вечно денег до зарплаты не хватает.

– Еще бы! Он себе джинсы дешевле 50 баксов не покупает, а ты… про тебя я вообще молчу!

– А что есть джинсы дешевле 50 гринов? – как-то заволновалась Ксюша. Она, видимо, только что поняла, что живет совсем не так, как основная часть населения.

– Ха! Есть и за 10! И за 8 можно найти!

– На кого они? На кошку?

– Нет, погодите! – прервала я их диалог. – Мы ушли от темы… На чем ты экономишь? Колись.

– Ну ладно, ладно, – Сонька махнула на меня своей детской ручонкой. – Не сэкономила, а закалымила.

– Я же говорила! – захохотала Ксюша. – Она обирает избирателей!

– Ничего подобного! Я… только между нами… иначе придушу обеих. Ясно? – Мы послушно закивали – угроза жизни, чего уж тут не ясного – Мы с маманей ее фирменную маску для лица продаем.

– Ту хрень, которой ты морду мазала? – ахнула Ксюша.

– Ну. – Сонька кивнула. – Это ж старинный рецепт. Он мамане от бабки достался. Эксклюзив!

– И как вы его продаете, я не поняла?

– Сварганили осенью побольше этой хрени, разложили в баночки, этикетки наклеили, помнишь, Леля, ты мне их на компьютере делала…

– Но ты же сказала, что это Алене в школе задали!? По рисованию! – поразилась Сонькиному вероломству я.

– Нет, это были этикетки. Красивые получились – спасибо. Ну и вот…

– А знаешь, какое их, так называемая, фирма имеет лейбл? – обратилась я к Ксюше.

– Даже представить себе не могу!

– Софи Анаис! – провозгласила я торжественно.

– Ну правильно, – поддакнула «Софи». – Если бы на банке было написано Софья Аниськина, некто бы нашу маску не купил. А «Анаис» очень по европейски звучит. Народу нравится.

– И где ты это продаешь? – спросила я.

– И почем? – спросила Ксюша.

– Распространяю по знакомым. Говорю, что я независимый консультант французского косметического концерна «Софии Анаис». По домам хожу. Предлагаю товар по оптовой цене, вру, что в магазине такую маску они купят втридорога. Еще в электричке пробовала, но там не берут, им бы платков носовых 3 штуки на десятку, да батареек по той же цене. – Сонька недовольно поморщилась. – А наша косметическая маска стоит гораздо дороже.

– Сколько? – вновь поинтересовалась Ксюша.

– 5 долларов.

– 5 баксов за хрен с глицерином? – обалдела я. – Вы что сдурели?

– А накладные расходы? – накинулась на меня «Софи»

– Мне вы ни копейки не заплатили! А я, между прочим, трудилась над дизайном! Да еще бумагу для принтера на работе сперла!

– А тара? Мы же баночки заказывали…

– Врет она! – отчеканила Ксюша. – Она у меня все пузырьки от использованных кремов подчистила. Говорила – не выбрасывай, у меня Алена ими будет играть… Врунья!

– Ну ладно, банки мы по знакомым насобирали, это правда. А знаете, сколько мы от них этикетки отдирали? У меня до сих пор на пальцах мозоли!

– Врунья! – пропела Ксюша.

– А удобрения для огурцов…

– Они еще их нитратами подкармливают! – хохотнула я. – А потом выдают за экологически чистый продукт!

– Никакими не нитратами, а навозом!

– Час от часу не легче! – продолжала заливаться я. – Маска с какашками!

Сонька запыхтела, не зная, что бы еще такое придумать, чтобы мы отстали, не обсмеяв при этом ни ее, ни ее эксклюзивный товар.

– А, знаешь, сколько приходиться бегать, чтобы втюхать эту маску покупателю? – нашлась «Софи». – Я ж все вечера только тем и занимаюсь, что по подъездам бегаю. Все обувку уже стоптала.

– А вы рекламу сделайте, – шуткой предложила я. – Красочные плакаты. И маленькие черно-белые буклетики. Плакаты на столбах развесишь, а буклеты в почтовые ящики сунешь.

– Это очень дорого, плакаты-то…

– А тебе Леля сделает, – подсказала Ксюша. – Опять бумагу на работе украдет и сделает. А ты ей за это 5% от прибыли.

– Да я пошутила! – возмутилась я.

– А мы серьезно.

– Кто это – мы? Ты-то тут причем?

– Я решила помочь подруге. – Ксюша смерила Соньку строгим взглядом. – Только за вознаграждение, конечно.

– Как помочь? – пролепетала «мадам Анаис».

– Инвестициями.

– Чем? – совсем сникала она.

– Бабок дам. На тару, на пакеты фирменные, потом, вам бы зарегистрироваться не мешает.

– Зачем?

– Когда мы поставим дело на широкую ногу, налоговая наезжать начнет.

– Не надо! Не хочу я на широкую! – испугалась Сонька. – И в налоговую не пойду! И вообще, отстаньте от меня со своими советами!

– Лель, ты как думаешь, – не обращая внимания на вопли подруги, спросила Ксюша, – сколько в эту мадам Анаис надо денег вложить?

– Если они ассортимент расширять не собираются, то ни копейки.

– Софи, у твоей маман больше никакого рецептика эксклюзивного нет на примете?

– Почему нет? Полно. – Сонька начала загибать пальцы. – Есть тоник огуречный. Есть маска для волос из корня лопуха. Еще скраб для лица с дрожжами, с хреном опять же…

– О! У нас целая серия экологической косметики будет! С хреном!

– Девочки! – подскочила я. – Эврика! Всю эту хрень можно через Ксюхину парикмахерскую реализовывать!

– Точно! – обрадовалась Ксюша. – А потом на мировой уровень выйдем! Пустим по миру всех этих Диоров и Лаудеров! Будем бога-а-а-атыми!

Сонька промолчала, хотя по глазам было видно – фигушки она нам свой эксклюзивный рецепт выдаст. И на «хреновую серию» не подпишется. И на мировой уровень не выйдет. Так и будет по-тихому втюхивать свою хрень легковерным домохозяйкам. Потому что Сонька у нас дама осторожная. Рисковые операции не для нее. Душевные порывы ей чужды. Оно и понятно – единственный раз послушалась зова сердца и, нате, на первом курсе с пузом, в 18 молодая мама, в 20 разведенка. Так что теперь Сонька прежде, чем отрезать, тридцать раз отмерит, потом перемерит, а в итоге резать передумает. Потому что так спокойнее…

– Девчонки, – вновь подала голос Ксюха. – А что если нам фирму по-другому назвать, например «Ксени Мари»?

– Что еще за фигня? Какая Ксени? – начала выходить из себя Сонька. – Нет такого имени.

– Можно Осанна Мари, – мечтательно прошептала Ксюша, – я ж по паспорту Оксана.

– Ты тут к моей фирме не примазывайся! – вышла-таки из себя Сонька. – Ишь чего надумала! Осанна Мари! На чужом горбу хочешь в рай въехать? – все больше распалялась она. – Ворюга! Мою идею решила присвоить!

– Да я помочь хочу… – начала оправдываться Ксюша. – А про другое название я пошутила…

– Зря я вам рассказала! Зря!

– Ну ладно, Сонь, ну не кричи ты так, – начала увещевать я.

– Завистницы! Ворюги! Интриганки! – не унималась подруга.

– А ты врунья!

– А вы мегеры!

– Но ты все равно нас любишь, – примирительно промурлыкала я.

– Я вас ненавижу! Катитесь обе к ядрене фене! – очень по-доброму, даже ласково послала нас Сонька.

– Так как насчет веревочки? – миролюбиво проговорила Ксюха, тыча «мадам Анаис» в бок.

– Где я тебе возьму? – почти спокойно спросила она. – Вон шнурки их ботинок вынь.

– Тогда ботинки будут слетать. Надо что-то другое…

– Шнурок от телефона! – нашлась я. – Он как раз длинный, к тому же кожаный…

– Точно! – воскликнула Ксюша, выуживая из-за ворота кофты свой «Самсунг», который болтался у нее на груди. – Жалко, конечно, его разрывать, но ничего не поделаешь…

Мы перерезали шнурок ножницами (к счастью они нашлись на столе, иначе нам пришлось бы кожу грызть, потому что разорвать сплетенный в косичку жгут не было никакой возможности). Потом подвязали Ксюшины штаны. Получилось не очень эстетично, потому что размочаленные концы шнурка не желали лежать красивым бантом, а торчали в разные стороны. Но, по крайней мере, теперь джинсы держались на талии, а не болтались в районе ластовицы колготок.

Посчитав дело сделанным, мы залезли с ногами на потрепанный диванчик, включили настольную лампу, развалились, укрывшись скатертью. Сонька, выспавшаяся днем, взяла старые газеты и начала их листать. Мы с Ксюшей собрались подремать.

Вдруг Сонька ойкнула.

– Ты чего шумишь? – Ксюша приоткрыла один глаз. – Дай поспать-то.

– Девочки… Мне такой жуткий сон приснился… Будто Петя умер. – Сонька отбросила газету. – Даже не то, что умер. Его убили. И он весь в крови лежит в комнате, где лыжи выдают… Вот ведь присниться! – ее передернуло.

Я прокашлялась.

– Сонь, ты только не волнуйся…

– Да ладно. Мне и раньше кошмары снились.

– Дело в том, что тебе это не приснилось.

– Как это?

– Петю убили.

Сонька открыла рот. Потом закрыла. Снова открыла. Наконец, обретя дар речи, пробормотала:

– Не может быть. А кто?

– Милиция разберется, – дежурно ответила я.

– Кстати! А где милиция? – Сонька вскочила. – Где следователи, эксперты? Где Геркулесов, наконец?

Мы объяснили. Сонька не поверила.

– Не может быть, что никакой связи с внешним миром! Не верю! На дворе 21 век! Мы запускаем спутники на Марс, клонируем людей! А вы хотите мне сказать, что на этой долбанной турбазе нет ни одного рабочего телефона?

– Так точно.

Сонька вытащила свой мобильник и забегала по комнате.

– Ну давай, ловись… Ловись, я сказала!

Она запрыгнула на подоконник, руку с телефоном вытянула к самому потолку, потом, не увидев результата, высунула в форточку.

– Ну хоть эсемеску бы послать, – захныкала она. – Черт! Одно и то же – поиск сети.

– Сонь, успокойся. До утра осталось несколько часов. Как только начнет светать, Артемон с Кукой на лыжах доедут до шоссе…

– А вдруг этот маньяк еще кого-нибудь шлепнет?

– Да почему ты решила, что это маньяк? – удивилась я.

– А кто же? Зачем нормальному человеку убивать Петьку? Он что миллионер, милиционер, игрок, шантажист?

– А может и шантажист, откуда ты знаешь?

– И кого он шантажировал? Антошку что ли Симкова, за то, что тот на рабочем месте водку пьет? Или Витьку? А может Санина с Маниным? Их есть за что – вон сколько у государства уворовали…

– Сонь, мне такого про этого Петюню порассказали, что я ничему не удивляюсь…

– А что? – Сонькины глаза загорелись огнем любопытства.

Я вкратце передала содержание бесед с Зориным и Тю-тю, потом спросила:

– И что вы по этому поводу думаете?

– Не знаю… – Сонька нахмурилась. – Ничего не думаю…

– А я думаю, что убили его не за это! – воскликнула Ксюша. – Да знаешь, сколько таких вонючек, как этот Петька, на свете живет? У моего Педика, что не партнер, то гнида. Один ко мне пристает, спасу нет, другой за ним шпионит, третий споить пытается! И все живы!

– Ты это к чему? – не поняла Сонька. – К тому, что весь мир бардак?

– К тому, что Петьку убил маньяк! – припечатала Ксюша. – Садист! Вон как его изуродовал…

– Что ты на маньяках зациклилась? – начала спорить Сонька. – Это тебе не кино американское! Это жизнь. А в жизни убивают даже за бутылку…

– Нет, это маньяк. У них в НИИ полно маньяков… Химия, волшебница, постаралась!

– Тогда почему этот маньяк еще кого-нибудь не убил? Они ведь одной жертвой не ограничиваются…

– Погоди! Еще не вечер!

– Типун тебе на язык! – по-настоящему разозлилась Сонька.

Ксюша сплюнула через левое плечо, потом испытывающе на меня посмотрела и спросила:

– А ты, Леля, как думаешь?

– Думаю, что маньяк тут не при чем. Но доказательств у меня нет. Разве что одно, – я понизила голос. – Девочки, я вам не говорила, что слышала, как кто-то кому-то угрожал?

Девочки, переглянувшись, замотали головами. Тогда я поведала им содержание подслушанного разговора. Когда я замолкала, Ксюша неуверенно произнесла:

– Ну это может и ничего не значить… Мало ли, кто кому грозит. Ты, например, Соньку раз 100 убить грозилась. А ничего, жива пока подружка.

– Все верно, я тоже сначала так подумала… Но ведь у нас труп в соседнем здании.

– И полутруп в больнице, – влезла Сонька.

– Какой еще полутруп?

– Ну не совсем, конечно, полутруп. Я хотела сказать, что есть еще один пострадавший. Не погибший только чудом.

– Девочки! – я вскочила. – Где Витька? Надо с ним поговорить! Может, это он тогда ссорился с одним из своих друзей. Или знает, кто ссорился. Может, наши подозрения выеденного яйца не стоят.

– Или наоборот! – тут уж вскочила Сонька. – Вдруг это Витька Петюню убил!

– Или знает, за что его убили! – докончила Ксюша и понеслась к двери. – Уж кому, как не Витьку, знать все Петины грешки!

Мы вылетели из библиотеки и помчались по лестнице.

– Это точно Витька! – кричала Сонька, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. – Он же Петюне завидовал. Значит, ненавидел. Зависть – страшное чувство.

– Точно! Я видела, как он зубами скрипел, когда Петюня пытался тебя завалить.

– Меня? – Сонька резко затормозила. – Он что, ко мне приставал?

– Еще как!

– Но я не далась? Да, девочки? Уж это я бы запомнила… наверное…

– Ты не далась, – успокоила ее Ксюша. – Ты, как всегда, стояла за свою честь насмерть.

– Слава тебе господи! – Сонька просияла и возобновила свой сумасшедший бег.

Вот мы и в фойе. Как слоны, промчались по нему. Чуть не снесли по пути все еще спящего на ящиках с мусором Блохина. Ворвавшись в Музыкальный зал, остановились на входе.

– Где он? – Сонька начала рыскать взглядом по помещению.

– Был за роялем.

– Ни фига не видно…

– А ты свет включить.

Сонька пошарила рукой по стене, нащупала выключатель, стукнула по нему. Тут же помещение озарилось ярким светом.

Сонька наклонилась.

– Он и сейчас за роялем. Спит, наверное, пьянюга.

Я этими словами, она поскакала к разнесчастному инструменту. Мы следом. Не добегая метра, Сонька резко затормозила.

– Ты чего? – заверещала Ксюша.

Сонька обернулась. Глаза ее были широко открыты, лицо бледное. Она что-то квакнула и указала пальцем в пол.

– Чего? – опять не поняла Ксюша. Она отстранила Соньку и сделала шаг…

… Витя лежал, неестественно скрючившись – руки вывернуты, будто он потягивается, ноги, согнутые в коленях, растопырены. А в его обнаженной груди торчал большой кухонный нож с облезлой ручкой. Из раны все еще вытекала багровая, густая кровь.

– Мама! – басом произнесла Ксюша и попятилась.

– Вот тебе и мама, – прошептала я, тоже включая задний ход.

Так мы и пятились, пока не наткнулись спинами на распахнутые двери.

– Артемон! – заголосила Ксюша и выбежала из зала.

Мы с Сонькой дунули следом. Не то чтобы мы были уверены, что Артемон нам поможет, просто не хотелось находиться рядом с трупом в чисто бабском обществе.

До бильярдной добежала за 3 секунды. Влетели, как бешенные.

Пять пар удивленных глаз уставились на нас.

– Вот вы тут играете, – выпалила Ксюша. – А там Витю убили!

– Хорош шутить! – насупился Артемон.

– Да какие тут шутки, – вылезла вперед Сонька. – Лежит за роялем. Мертвый.

– Девчонки, я не виноват, – забормотал банкир. – Я его только разочек. Кулаком под дых. От этого не умирают.

– Его зарезали, идиот! Причем, совсем недавно.

– А ну пошли, посмотрим, – скомандовал Артемон, отбрасывая кий.

Мы повели любопытствующих в Музыкальный зал. Однако зашли в него только мужики, впечатлительные старые девы остались мяться у дверей.

Артемон без страха подошел к телу. Окинул его проницательным взором, потрогал кровь, стекшую на пол. Нахмурился и произнес:

– Кука, запри-ка входную дверь. Чтоб не одна падла не вышла.

– Что еще? – с готовностью откликнулся телохранитель.

– Веди сюда всех, кто есть в здании. Остальным оставаться на местах. Вы все подозреваетесь в убийстве!