Текст книги "Осколки хрустальной мечты"

– Давно. Но отлично помню, что нет никаких длинных коридоров и света в конце. Ты не воспаряешь над своим телом и не видишь его, а просто выключаешься. Считай, ломаешься, как ламповый телевизор. Кого-то потом чинят, а других отправляют на свалку. Меня починили. Но теперь я знаю – нет жизни после смерти, это все выдумка.

– Ты к чему ведешь, я не понимаю?

– Давай ее накажем!

– Каким образом?

– Радикальным.

Оксана вытаращила глаза.

– Да, ты правильно подумала, – кивнула лысеющей головой Анна Ивановна. – Я предлагаю лишить ее жизни. Сломать, как ламповый телевизор.

– Нет, я на такое не пойду, – решительно проговорила Окси.

– А ведь ты можешь. Я помню, ты рассказывала мне о том случае в детдоме…

– Если речь о Конге, то я его всего лишь пугала.

– Но стрелу бы пустила в парня, сделай он шаг?

– Да, но она всего лишь поранила бы его. А убивать человека, даже подлого и злого, я не буду.

– Я сделаю это сама… Для тебя.

Оксана ей не поверила. Мало ли что скажет пожилая, подвыпившая женщина.

Но та не отказалась от своей идеи и буквально зомбировала Оксану. Вскоре той уже не казалось чем-то ужасным убийство недостойного человека. А Злата была именно таким – Кулеж не уставала напоминать об этом Окси.

Потом она принесла планшет с закачанным в него боевиком «Пульс». Они вместе его посмотрели, и Анна Ивановна сказала:

– Вот так мы ее и убьем, проткнем вену на шее.

Она говорила «мы», и Окси не возражала. Смерти они ей обе желают, значит, и виновны будут обе, пусть только одна нанесет смертельную рану.

– Где мы это сделаем?

– Ты говорила, что она похаживает в ваш клуб?

– Да. Видела ее пару раз.

– Она тебя узнала?

– Вроде нет. Когда я к ней приходила, у меня была другая прическа. – Тогда она выбривала только виски и затылок, а в волосы на макушке вплетала разноцветные косы. – Да и не смотрит Злата на женщин, ее волнуют только мужики.

– Озабоченная дрянь.

Окси с Кулеж соглашалась – Злата такой и была.

– Мы убьем ее у вас в «Хрустале».

– Почему именно там? Разве это умно? В клубе народ, охрана и камеры.

– Отследи «слепые» места и стащи форму уборщицы. Об остальном не беспокойся.

– Как же мне не беспокоиться? А если тебя поймают?

– Я тебя не выдам.

– Но тебя посадят.

– Значит, придется отправиться на зону, – беспечно пожала плечами Анна Ивановна. – Но я уверена, все будет ништяк. У меня хорошее предчувствие.

Оксана сделала, как велели – позвонила подруге, когда Злата явилась в «Хрусталь» в очередной раз. Она же впустила ее через служебный вход. До последнего Оксана не верила в то, что Кулеж совершит задуманное. У нее либо не получится из-за обстоятельств, либо (и это скорее всего) она струсит. Но когда в туалете раздался крик, а потом в зал ввалилась девушка с окровавленными руками, Окси поняла, как ошиблась в Анне. Эта женщина не из трусливых, и она действительно удачлива. И подкараулить смогла, и убить, и уйти из клуба незаметно.

А Оксану трясло так, что ей казалось, еще чуть-чуть и сердце остановится. Но оно всего лишь ныло, как обычно. Каким-то чудом она взяла себя в руки и смогла дать показания.

– Я хотела все отменить, – призналась Окси Анне Ивановне на следующий день после убийства. Тогда они встретились в этом же секретном месте. – Я искала тебя, чтобы дать отбой, но не нашла.

– Почему передумала? Струсила?

– И это тоже. Но главное – Злата передала мне записку со своим номером телефона и просила позвонить ей.

– Что она хотела тебе сказать?

– Теперь не узнаем. Я надеялась, что она одумалась и хочет со мной поговорить откровенно.

– Не смеши меня, – фыркнула Кулеж. – Скорее всего, она к тебе подкатить решила.

– Ты говоришь, как Жужа. Но она-то всего не знает…

– Злата и ко мне приставала, но я не по девочкам. Ей было все равно с кем, когда одно место чесалось. Шлюха. А ты похожа на активную лесбиянку, такие не хуже мужиков отодрать могут.

– Бывают у нас и такие, но Злата не проявляла к ним интереса.

– К ним нет, а к тебе – да. Ты же не только привлекательна, но и талантлива, – не забывала о лести Кулеж.

– А что мне сделать с запиской? Сжечь?

– Оставь. Кто-то мог видеть, как она передавала ее тебе, и ты на очередном допросе ее покажешь, чтобы доказать свою правдивость. Кстати, не забудь сказать, что Злата тебя домогалась. Это хорошая версия, убедительная.

Окси так и сделала. И, как это ни странно, перестала беспокоиться. Уверенность Кулеж передалась и ей.

Через неделю, опять же в пятницу, днем Анна Ивановна позвала подругу на встречу в парк.

– Сегодня к нам на «Вечер, кому за тридцать» придет твой отец, – сообщила Кулеж.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела его у ДК. Он стоял у афиши с каким-то мужиком и звал его туда. Тот идти отказался, тогда Николай заявил, что пойдет один и все бабы ему достанутся.

С отцом Окси тоже встречалась, и он уверял, что не знал никакой Златы. Но Кулеж предупреждала ее о том, что Николай хитрюга и враль. Его она не возненавидела, хотя папашка, пожалуй, не лучше мамашки будет, и место ему в том же аду, что Злате. Да, она не верила в него, как и в рай. Но если вдруг ошибалась и она, и Анна Ивановна, то этим двоим предстоит вечно жариться на сковородке вместе с другими грешниками.

– Ты сообщила мне о том, что отец придет в ДК для того, чтобы я тоже туда явилась? – спросила Окси.

– Да.

– Зачем? В его глаза я уже заглядывала…

– Тебе не кажется, что он должен присоединиться к Злате?

– Ты хочешь убить и его?

– Нет, я хочу, чтобы это сделала ты.

– Не смогу, прости.

– Тебе так кажется. Убивать не сложно, как и уходить от ответственности. Тебе еще и легче будет, чем мне, – у нас нет камер, как и дневной охраны. Я дам тебе ключи от пожарного входа, оставлю униформу уборщицы, а отвертку ты найдешь в своем клубе за портьерой. Я оставила ее там для тебя еще неделю назад.

– Ты уже тогда планировала убийство Николая?

– Не то чтобы планировала… Но не исключала. Но раз такой случай представился, нужно им воспользоваться.

– Я не смогу убить человека! – перешла на крик Окси. – Сделай это сама, раз так легко.

– Мне нужно обеспечить себе железное алиби. Иначе никак.

– Но я не ненавижу Николая.

– А я – да. Люто! Он такой же, как Злата. Живет в свое удовольствие, в квартире родителей, на их сбережения. Ему наплевать и на двух сельских дочек, и на тебя. А скольких женщин он предал! Им нет числа. – Кулеж сурово посмотрела на Окси. Она могла не только отверткой пронзать, но и взглядом. – Я убила для тебя. Теперь ты убей для меня!

– Может, в другой раз? – трусливо пробормотала Окси. – Клуб закрыт, я не смогу взять отвертку.

– Приготовлю тебе другую, она будет лежать вместе с униформой уборщицы. Все это ты найдешь прямо у входа, в нише. Вот тебе ключ, приезжай к половине девятого.

Она ушла, а Окси осталась, долго думала о том, что Кулеж стала совсем не такой, как раньше. Она познакомилась совсем с другой женщиной: пусть суровой, властной, но веселой и милой. Теперь же это не человек – монстр…

И Окси от нее мало чем отличается!

Только не убивает людей… Пока.

В тот вечер она не приехала в ДК. Позвонила Кулеж, сказала, что все обдумала и решила оставить Николая в живых.

Оксана думала, это его спасет, но нет. Анна Ивановна взяла все на себя, и у нее опять ВСЕ получилось.

Об этом Окси узнала от своей соседки Марины и была шокирована. Кулеж справилась с мужчиной и никому не попалась на глаза. Как так? Создавалось ощущение, что старушка в парике, что сейчас сидела напротив Оксаны, профессиональный киллер. Она не по годам сильна, собранна, энергична. И это притом что иногда чудит. То есть концентрируется в нужный момент?

– Ань, а ты до этого убивала? – спросила Окси.

– Да. И ты знаешь кого.

– До Златы?

– Было дело.

– Ты серьезно сейчас?

– Какие тут шутки? Да, убивала. Один раз. Но кто не без греха? – Кулеж со значением посмотрела на Окси.

Та покраснела – так и знала, что ей припомнится. Была у них с Костей тайна, в которую они никого не посвящали долгие годы. Друг до сих пор ее хранил, а Оксана не смогла при себе оставить, поделилась-таки с подругой.

Они с Костей убили извращенца, когда были подростками – непредумышленно. Похаживал к их детскому дому один дурачок, снимал штаны и демонстрировал детям свое хозяйство. Они решили его проучить – собрали камней и стали кидаться в бесштанного мужика. Какой-то угодил ему в лоб, эксгибиционист осел на землю, а потом завалился на спину. Костя с Оксаной решили, что он просто отключился. Возможно, так и было, и если бы они позвали на помощь, его бы спасли, но они убежали. А утром у забора детского дома нашли мертвого мужика со спущенными штанами. Было расследование, но убийцу не нашли. А ею, скорее всего, была Окси. Она метко метала гранаты и мячи в отличие от Кости…

В этот момент зазвонил телефон Оксаны – уже в который раз – и тут же Анин. Обе женщины решили ответить.

Окси звонила Марина.

– Привет, соседка, ты чего трубу не берешь?

– Извини, была занята.

– К тебе гости приходили.

– Какие?

– Ты только не падай… Сестра.

– Кто?

– Да, да, ты не ослышалась. Ее зовут Анной, фамилия Гребешкова. Милая девушка. Она оставила мне свой номер. Переслать его тебе?

– Нет, спасибо. Нет у меня сестер. Детдомовская я.

Она отключилась. В то же самое время Анна Ивановна закончила свой разговор.

– Бежать надо, – сказала она. – Менты едут.

– Куда? – переполошилась Окси.

– В ДК. Хотят осмотреть подсобные помещения еще раз.

– Но они тебя не…

– Подозревают? Конечно, нет. Разве кто поверит, что старуха сможет убить здорового мужика? Да еще по сценарию молодежного боевика. Но и о моем предчувствии забывать не стоит.

Она помахала Окси ручкой и ушла. Худая, маленькая… энергичная, сильная… злобная старуха!

Как Оксана могла попасть под ее влияние? Околдовала она ее, что ли?

Глава 7

Матвей не верил своим глазам. Спустившись, он хотел пройти в подвал, где располагался морг и отдел криминалистов, но заглянул в фойе…

А там Дарья Петровна!

Она покинула его кабинет час назад. И все еще тут?

Абрамов направился к ней.

– Дарья Петровна, вам чем-то помочь? – спросил он, подойдя.

– Нет, спасибо. Я дочку жду. Можно?

– Конечно. Просто я подумал, что вас опять накрыло…

– Если честно, да. Не сильно, но все же. Поэтому я Ане и позвонила. С ней мне будет спокойно.

Едва женщина сказала о ней, как девушка влетела в здание, едва не снеся дверь. Она запыхалась, вспотела и выглядела очень обеспокоенной.

– Анечка, я тут! – крикнула Дарья Петровна.

– Мама, – облегченно выдохнула та и кинулась к ней. – Я чуть с ума не сошла, пока ехала. Извини, что опоздала в – в этом чертовом городе сплошные пробки.

Женщины обнялись. Дарья Петровна прижалась к дочке, как котенок или щенок, который упал в реку, но его вытащил добрый человек.

Именно такая ассоциация возникла у Абрамова. Дело в том, что когда-то он спас тонущего песика – еще в подростковом возрасте. Тот прильнул к нему и посмотрел в глаза с такой благодарностью, что Матвей не смог с ним расстаться. Притащил домой и уговорил родителей оставить дворняжку. Назвал Рексом – тогда по телевизору шел немецкий сериал про полицейскую овчарку. Все его обожали, Абрамов в том числе. Его Рекс умер через двенадцать лет. Матвей плакал, когда это случилось.

Больше он собак не заводил…

– Надеюсь, вы моей маме не грубили? – сурово глянула на Матвея Аня.

– Доченька, ты что такое говоришь? – Дарья Петровна покраснела, хотя до этого бледная была. – Господин следователь – интеллигентный мужчина.

– Мне он таким не показался.

– А вы ко мне присмотритесь, Анна Николаевна. Может, я не так и ужасен?

– Может, – буркнула она.

И в этот момент Матвей понял, что она тоже к нему неравнодушна. Это заставило его улыбнуться.

– Делайте это почаще, – шепнула ему Дарья Петровна. – У вас замечательная улыбка.

Они попрощались, и женщины ушли. А Матвей отправился-таки в подвал.

Желейного человека он застал за поеданием пончиков. Он уплетал их, слизывал с губ сахарную пудру, и был безмерно доволен. И это несмотря на то что рядом лежал в тазу какой-то внутренний орган, ничем не прикрытый.

– Убери это, – попросил Матвей.

Попов убрал таз под стол и вернулся к пончикам, даже не протерев рук.

– Для меня ничего нет? – спросил Абрамов.

– Тело Гребешкова изучено досконально, можно отдавать родственникам.

– Это все?

– Почти. У него на шее, кроме раны, было еще кое-что – след от поцелуя, оставленный помадой.

– Что-то я его не заметил. Не поцелуй, в смысле, а отпечаток.

– Потому что он стерся, следов помады на коже не осталось. Только на свитере сзади.

– Николая Гребешкова поцеловали перед смертью?

– Я бы даже сказал, в момент, когда вонзали в шею отвертку. Как в «Пульсе», который ты, как я понимаю, так и не посмотрел.

– Морит меня от него. Клонит в сон.

– Чудо ты, а не человек. Кровавые боевики никого не убаюкивают, тебя одного.

– Не только они. Если неинтересно, я засыпаю. – И это было так. Тот же «Титаник» от начала до конца Абрамов не смотрел, только начало и конец, а скучную, мелодраматическую середину пропускал. – Так что там с киллером из «Пульса»?

– Это была женщина. Единственная, остальные – мужики. Она своих жертв «клеймила» поцелуем. Ее кодовое имя – «Липси». Произошло оно от английского слова «липс» – губы.

– Ты сейчас мне Башку напомнил, – проворчал Матвей. – У меня сестра в США живет, я знаю язык.

– Ах, простите. – Желейный человек взмахнул своими пухлыми ладошками и закатил глаза. Паясничал!

– И что нам дает тот факт, что Гребешкова «заклеймили»? Наши компьютерщики сказали, что «Пульс» скачали почти миллион человек. А сколько посмотрели онлайн, не сосчитать.

– Я провел анализ помады. Это «Шанель», оттенок «Пурпурная роза».

– «Шанель», говоришь? – задумчиво переспросил Матвей.

– Дорогая помада. Больше тысячи стоит. Может, это станет зацепкой?

– Пожалуй.

Он вспомнил, что Анна Ивановна Кулеж при нем красила губы яркой помадой фирмы «Шанель». А еще она родила Оксану…

Она, а не Злата. И подбросила девочку на порог дома, где жил Гребешков. Но тот отвез ребенка в город и оставил у дома малютки.

Матвей вернулся в свой кабинет и включил компьютер, чтобы еще раз посмотреть снимки из «Хрусталя». Уборщица невысокая и худощавая, явно немолодая – складки на шее видны. Но это ничего не дает…

Он решил позвонить Кулеж и встретиться с ней под предлогом осмотра помещений. Теперь он на нее другими глазами взглянет и, возможно, что-то заметит. Потом можно взять ордер и изъять у нее помаду.

– Абрамов, есть новости! – услышал Матвей. К нему в кабинет как всегда без стука ворвались, сейчас – старший опер Котов. – Мужика, с которым встречалась Ортман, звали Семеном, он торговал медом в ДК машиностроителей. Мы попытались его найти, но пчеловод пропал еще летом. Перестал звонить бывшей жене и дочке, да и с Ортман, судя по показаниям Елены Алешиной, резко оборвал связь.

– Как интересно.

– Это еще не все. Жил он до того, как сгинуть, с…

– Анной Ивановной Кулеж?

– Как ты догадался?

– Интуиция.

– А она тебе не подсказывает, что бабулька не так проста, как кажется?

– Она далеко не проста, поэтому я ей позвонил и назначил встречу. Поедешь со мной в ДК?

– Нет, я лучше без тебя.

– Все из-за Сани Перфилова? Он что, твой родственник?

– Даже не друг. Всего лишь сосед, но я его знал. Как и тебя, пусть и заочно. Ты, Абрамов, легенда! Антигерой. Ментовской джокер. Я ненавидел тебя и согласился работать с тобой в отделе только потому, что хотел прищучить. Но ты перестал брать, встал на путь истинный. Однако Саню я тебе никогда не прощу.

– Мог бы помочь ему, сам мент.

– Тогда я еще был стажером, а сейчас уже поздно. Убили Саню в тюряге. И его смерть на твоей совести, майор Абрамов.

* * *

Она сидела напротив Матвея, спокойная и с виду совершенно безобидная. Даже не верилось, что эта бабуля убийца. И ладно бы в далеком прошлом Анна Ивановна лишала людей жизни, лет тридцать назад, к примеру. Матвей знал одну пожилую «мокрушницу», которая по молодости замочила мужа и его любовницу, и даже не в состоянии аффекта, застав их на супружеском ложе за прелюбодеянием. Заподозрив супруга в неверности, она стала следить за ним, все выведала и, когда он в очередной раз наведался к своей даме на стороне, хладнокровно убила обоих. Жили они в деревне Клубника, где двери не запирались. Женщина вошла в дом и зарубила топором спящих в обнимку любовников. Села за это на двадцать пять лет, а откинувшись, зажила обычной жизнью. Коров пасла, огород возделывала. Но как только в деревне произошло убийство, все на нее показали пальцем. А на кого же еще? Пока мокрушница с зоны не вернулась, все было спокойно.

Матвей тогда только начинал работать, и его отправили в Клубнику, ставшую за это время частью города. Мокрушница виделась ему злобной старухой, похожей на ведьму из сказки, а оказалась она милой старушкой в платочке и валенках. Не верилось, что она могла кого-то зарубить. Как показало следствие, к преступлению, что расследовал Абрамов, она не имела отношения, но два убийства тридцатилетней давности точно были на ее совести.

Сейчас же Матвей смотрел на тетечку, что за неделю замочила двоих. И тоже не в аффекте, а по умыслу.

– За что же вы их, Анна Ивановна? – обратился к ней Абрамов.

– Кого именно?

– Злату и Николая.

– За дело.

– А поподробнее?

Он приехал в ДК без ордера, хотел сначала просто побеседовать с Кулеж. Она привела его в свой кабинет, снова предложила коньяку, но Матвей отказался – ему нужен был трезвый взгляд на вещи. Помада «Шанель» стояла на столе.

– Можно? – спросил он.

– Губы покрасить? – усмехнулась Кулеж.

– Просто посмотреть. Тон понравился.

– Когда успел его оценить?

– Вы при мне ее доставали в вечер убийства. Не помните? – Она качнула головой. – А я отметил, что такая пошла бы моей девушке. Это ведь «Пурпурная роза»?

– Она самая.

В этот момент в директорский кабинет ввалился старший опер Котов, да не один, а с Юркой Артюховым.

– Анна Ивановна, – обратился он к Кулеж, – мы приехали, чтобы взять слюну на анализ у вас и еще некоторых фигурантов, проходящих по делу об убийстве.

– Это еще зачем?

– Чтобы провести ДНК-тест.

– А если я откажусь?

– Ваше право. Но мы все равно возьмем у вас анализ, только через несколько часов, когда получим ордер.

Кулеж враждебно на него глянула и сказала:

– Уйди!

– Извините, конечно, но я представитель власти, а вы – подозреваемая.

– Уйди, говорю! Рожа мне твоя не нравится. Я буду говорить с ним, – и качнула головой в сторону Матвея. – Он тоже представитель.

Бернард, естественно, не желал плясать под дудку Кулеж, как и уступать Абрамову, но унял гордыню – вышел. Артюхов следом и двери за собой затворил.

– Я правда подозреваемая? – спросила Анна Ивановна.

– Да.

– Это из-за дурацкой помады?

– В том числе. Не нужно было целовать жертву. На шее остались следы слюны. – Он не был в этом уверен, сочинял на ходу. Импровизировал, как и Котов, скорее всего. – Глупо было следовать сценарию фильма. В жизни все не так, как на экране… – Она молча кивнула. – Анна Ивановна, я хочу вам напомнить о том, что признание вины смягчает меру наказания.

Кулеж резко встала, и Матвей напрягся.

– Не ссы, – успокоила его директриса. – Я таблетку хочу выпить, башка раскалывается. В последнее время постоянно болит, то слабо, то сильно. К врачу надо бы сходить, но я их боюсь, а больше – диагноза. Вдруг что-то серьезное?

Она достала из сумки пачку сильных обезболивающих и закинула в рот сразу две таблетки. Запила их остывшим чаем, что стоял с утра, если не со вчерашнего дня.

– У меня такое хорошее предчувствие было, – сказала Анна Ивановна, снова усевшись на стул. – И так мне фартило… Но прокололась на мелочи.

– Вы сейчас делаете признание? Если да, то его надо запротоколировать.

– Я просто с тобой беседую, остальное – потом. Сейчас просто хочу выговориться.

Но вместо того, чтобы начать рассказ, она закрыла глаза и погрузилась в странное состояние, похожее на летаргию.

– С вами все в порядке? – поинтересовался Матвей.

– Нет. Голова все еще болит. Жду, когда пройдет. Не торопи…

И он не стал.

Когда минут через пять Анна Ивановна открыла глаза, в них не было муки, одна усталость, и Абрамов задал ей первый вопрос:

– За что же вы их так?

– Кого именно?

– Злату и Николая.

– За дело.

– А поподробнее?

– О Кольке я тебе уже рассказывала. Что еще надо?

– Ладно, принимается. А чем вам Ортман насолила?

– Эта сука увела у меня мужика. Семочку, пчеловода моего.

– А вы у Варвары – Коленьку. Но она вас не прирезала.

– Потому что у нее кишка тонка, а у меня нет.

– Насколько я знаю, Злата Эрнестовна только баловалась с вашим пчеловодом. Она не собиралась жить с ним и даже заводить постоянные отношения.

– Это еще хуже. Он для меня был всем, а для нее – только секс-игрушкой.

– Но вы же все равно с ним расстались. Прогнали, не простили. Так зачем убивать Ортман? Что-то у меня не складывается.

– Потому что ты главного не знаешь… – Директриса сняла парик и вытерла им вспотевший лоб. – Убила я его.

– Пчеловода? – Матвей даже не пытался скрыть свое удивление.

– Ага, – беспечно подтвердила Кулеж. – Мне теперь все равно, засадят на столько, что я в тюрьме и умру, так что буду колоться по полной. Сема стал первой моей жертвой. На нем я прием с отверткой опробовала. Было у меня их несколько штук. Покупала для ДК оптом, но и себе оставила. Свезла на дачу, еще не зная о том, для чего пригодятся. Думала, только в хозяйстве.

– Получилось не только.

– Точно, – весело поддакнула Анна Ивановна. – Но самое смешное – он ее и затачивал. У меня станочек есть на даче, и я попросила его наконечник заострить, чтоб отверткой дырки пробивать, как шилом. Семен быстро управился. Там-то я его и убила.

– А труп куда дели?

– Зарыла на участке. Поверх посадила куст декоративного шиповника – прижился идеально. А машину его в реку загнала, есть в ней омут.

– Когда это было?

– В июле.

– И что, никто вашего пчеловода не хватился?

– Так я всем сказала, что он уехал, а его бывшей жене и дочке дела до него не было, обобрали и ладно. Никому он, кроме меня, был не нужен, в том числе Злате.

– Она очень лестно о нем отзывалась, зря вы…

– Обзываю колхозником? Знаю я, была у нее – просила отстать от Семы. Но она и не подумала. И ладно бы приняла как мужа своего, так нет же. А он все к ней рвался. Сидит на МОЕМ диване, жрет МНОЮ приготовленный борщ, в трениках, что куплены на МОИ деньги, а думает о другой. Я уже проходила это…

– Да-да. С Николаем и его, как вы говорили, селянкой. Но ее вы не убили.

– Она полюбила его, и я простила.

– А Николаю все же нет?

– Все же нет, – эхом повторила она.

– Оксана Панина вам помогала?

– Кто?

– Дочь ваша. От Николая. Она в «Кристалле» работала диджеем.

– Вам и об этом известно?

– Анна Ивановна, все тайное рано или поздно становится явным, так что давайте говорить откровенно. Вы ведь собирались облегчить душу, не так ли?

– Нет у меня души. Но я старая, люблю поболтать. А с кем, если не с тобой? Всем остальным вру – той же Оксанке. Она такая дура: поверила, что Злата ее мать. Мне сначала просто хотелось, чтобы ее вместе со мной еще кто-то ненавидел, но потом ситуация вышла из-под контроля. Я столько лжи нагородила, это просто ужас!

– Про нее потом. Давайте правду.

– Колька твердил мне, что хочет детей, жаждет, можно сказать. Но Варвара все не беременела, поэтому он и стал на сторону поглядывать. Роди она, и он бы с ней остался. А у меня уже климакс, месячных нет по полгода. Не думала я, что могу забеременеть. До этого не предохранялись, и только один ребенок и аборт. Потом ничего. А я вела активную половую жизнь.

– И все же вы забеременели?

– Это выяснилось позднее. Колька уже от меня ушел, я пыталась его вернуть, приезжала в село, в ноги падала. Растолстела тогда страшно. Чуть умом тронулась даже. Наверное, поэтому не поняла, что беременна. Когда ребенок начал пинаться, сообразила, что к чему. Купила уколы, стала колоть, чтобы избавиться от него. Но не скинула, родила у себя на даче. Да легко так! С сыном мучилась двадцать часов, а дочку как выплюнула. Да, она была маленькой, весила пару кило от силы, но все равно…

– Никто не узнал об этом?

– Нет. Я на все лето в отпуск ушла. Накопила дней, потому что всегда не больше двух недель брала, а положено четыре.

– Гражданская супруга Николая сказала, что вы пытались всучить им дочку, которой даже имени не дали. А когда они не взяли, оставили ребенка на пороге их дома. Это так?

– Да. Но до этого я хотела ее крысам скормить, даже в подпол снесла. Говорю тебе, была в неадеквате. Но не только рассудком помутилась – телом начала чахнуть. Если до этого толстела, то после родов ссохлась. Думала, сдохну. От чего – поди пойми. Я же девочку отцу отвезла, чтобы он присмотрел за ней, мне нужно было обследоваться. Колька не взял, так я на порог им коробку и положила, а потом в больницу загремела. Пришла в поликлинику, но там со мной приступ приключился. Упала, скорчившись, очнулась уже в палате. Пузо располосовано. Чуть не умерла. Роды даром не прошли, что-то там у меня повредилось. Мне объясняли, что, да я не слушала, все еще была не в себе. Мозги на место встали только, когда я Вареньку случайно встретила. Она какая-то тусклая, потерянная была, я решила ей помочь и как будто ожила.

– А дочке? – Матвей еле сдерживался, чтобы не дать по морде этой ведьме. У кого-то дети умирают, а у некоторых… выживают вопреки всему. – Помочь не хотели?

– Я уже сделала это – отдала ее папе, который так мечтал о ребеночке.

– Вы совсем ее не любили?

– Ни капельки. Мне хотелось избавиться от больной девочки, казавшейся мне исчадием ада. Чуть ли не Оменом – помнишь фильм про дитя дьявола? Я колола себе лекарства, которые чуть не убили меня, а ребенку хоть бы хны. Ее даже крысы не жрали.

– Но вы все же познакомились с Оксаной?

– Да, но случайно. Она до сих пор не знает, кто я.

– А о том, что вы убийца?

– Тоже нет!

– Зачем вы врете? Окси обеспечила вам незаметный проход в «Кристалл».

– Абрамов, ты меня не поймаешь. Я Окси не подставлю даже в нашей «душевной» беседе. Она ни при чем, это все я. Девочка оказалась не исчадием ада. Она хорошая, хоть и слабая. В отца пошла – не в меня.

– Ей все равно придется предстать перед судом. Ясно, что вы в сговоре.

– Ничего подобного. Оксана была не в курсе моих замыслов.

– Мы же пробьем все звонки и смс.

– Это вряд ли, – хмыкнула Кулеж.

Матвей понял, что они общались по «левым» номерам, то есть Анна Ивановна все предусмотрела. Это не укладывалось у Абрамова в голове. Жила себе женщина, жила… А потом взяла и с катушек слетела! Нет, в его практике был отдаленно похожий случай. Пожилой мужчина, примерный ровесник Анны Ивановны, всю жизнь был законопослушным гражданином, но вдруг сошел с ума и застрелил из своего охотничьего ружья соседа. Как оказалось, супруга преступника ушла к нему двадцать пять лет назад. Потом нашла другого, съехала и умерла уже в другом городе, а дед-охотник все забыл, кроме обиды. Деменция, ничего не попишешь. Только Анна Ивановна совершенно точно в своем уме…

Или все же нет?

– Вы не раскаиваетесь в содеянном? – спросил Матвей.

– Нет, – без колебаний ответила Кулеж. – Все по заслугам получили.

– А за душу свою грешную не переживаете?

– Я же говорила тебе, нет ее у меня. И у тебя тоже. Все это выдумка. Мы живем только сейчас.

– Пусть так. Но будет еще и завтра. И послезавтра. Как жить с мыслью о том, что на твоей совести смерть нескольких человек?

– Ты никого не убивал?

– Нет.

– Но судьбы калечил? – Абрамов кивнул. – Как тебе живется после этого?

– Хреново.

– А мне по фигу. Но попадаться не хотелось. У меня куча планов, да и ДК без меня зачахнет. Я, можно сказать, живу ради него.

– Ни сына и внуков?

– Они и без мамы-бабушки не пропадут. А тут все на мне… Я хотела бы умереть именно в этом здании, чтобы оно стало моей погребальной пирамидой. Метафорично, естественно. Вот сейчас дам своему организму приказ и сдохну. Тут мне и стены помогут.

– Валяйте!

Анна Ивановна закрыла глаза, выдохнула…

И сползла со стула. Когда Матвей склонился над ней и тронул пальцами ее шею (то место, куда она вонзала заточенные отвертки), пульс был, но бился слабо. Абрамов закричал:

– Вызовите врачей! – но поверил в то, что Кулеж умрет, когда захочет…

То есть сейчас. И ДК машиностроителей станет ее погребальной пирамидой.