Текст книги "Осколки хрустальной мечты"

Глава 5

Окси тяжело поднималась по лестнице и не чаяла, когда же та закончится. Ей везло на последние этажи. У Кости она жила на четвертом, а ее «гостинка» располагалась на пятом, в доме без лифта.

Последние два года она ее сдавала молодой паре, но те взяли ипотеку и переехали в свою квартиру. Теперь надо искать новых жильцов, а это непросто. Нет, желающих найдется прорва, потому что недорого, а рядом с домом автобусная остановка, да и до метро можно дойти за двадцать минут. Но не всякого пустишь на свою жилплощадь. В отличие от многих, Оксана не искала «только славян». Если бы к ней явилась приличная семья из Таджикистана или Узбекистана, она была бы только рада. Они непьющие, чистоплотные, очень много работающие люди. А одинокий русский мужичок точно будет таскать к себе друзей, курить в комнате, захламлять ее, а то еще и подерется с кем-то из соседей. Бабенки тоже настораживали – любая из них могла оказаться недорогой проституткой. Окси с удовольствием сдала бы «гостинку» женщине с ребенком или старой деве, но только если у нее всего один кот.

Наконец она доковыляла, бросила тяжелый пакет под ноги и стала искать ключи. Они, как всегда, куда-то завалились – во всех сумках у Окси был бардак. Входная дверь в подъезд была на обычном кодовом замке и распахивалась после нажатия трех клавиш.

– Привет, – услышала она за спиной и, обернувшись увидела соседку, Марину. Она, по всей видимости, зашла в подъезд следом, но, несмотря на лишний вес, смогла быстро подняться.

– Здравствуй.

– Опять ключи не найдешь?

– Вечная проблема… О, бинго! – Окси отыскала пропажу. – А ты чего так поздно возвращаешься? – Марина все вечера проводила дома, по крайней мере раньше. Включала телевизор и под него засыпала. Когда Окси здесь жила, то хорошо слышала его через стенку.

– Отмечала свой день рождения.

– У тебя сегодня? Поздравляю!

– Спасибо.

– А что такая невеселая? Или для тебя день рождения – грустный праздник? Как в песне?

Марина отмахнулась.

Оксана относилась к ней с симпатией. Хорошая женщина, нескандальная, чистоплотная – на площадке только она полы мыла. Пару раз они пили чай и болтали ни о чем. Когда Марина вдруг пропала, Окси спросила у соседей, что с ней. Те сообщили, что уехала в Индию. Якобы ее заманили в секту и она бросила сына с семьей, чтобы предаваться извращенному сексу под разнообразными наркотическими веществами.

– Не хочешь зайти ко мне? – спросила Марина.

Поколебавшись несколько секунд, Оксана согласно кивнула. Маршрутки уже не ходят, поэтому лучше остаться ночевать тут. Но она привыкла полуночничать, поэтому спать пока не хотелось, как и сидеть одной в пустой комнате. Приятная компания не помешает! Но надо что-то подарить человеку в день рождения. Окси стала соображать, что именно, и догадалась.

– Я зайду к себе, – сказала она. – На пять минуточек. Брошу вот это. – Она тряхнула пакетом, в котором лежали болты, лампочки, крючки и прочая мелочь для дома.

– Пока заварю чай. Или ты хотела бы чего покрепче? У меня есть коньяк.

– О нет, спасибо. Чай – это хорошо.

– Или кофе? – Марина подмигнула. – С коньяком?

– Договорились.

Женщины разошлись. Окси, кроме всякой хозяйственной ерунды, в дом купила еще и красивую свечку – в том же магазине, что и остальное. Ее-то она и решила подарить имениннице. А еще коробку конфет, которую забыли жильцы. Если срок годности не вышел, то Окси преподнесет трюфеля Марине. Она должна любить вкусняшки. Пышная, добрая, улыбчивая – именно такими представляют сладкоежек.

Собираясь к соседке, Оксана размышляла о том же, о чем и до этого… Куда устраиваться на работу?

Не в ночной клуб точно. Уволили, и хорошо, пусть и немного обидно. Но и в офис не хочется.

У Оксаны имелись деньги, и немалые. Она копила их с пятнадцати лет. Была у девочки мечта, но… На ее осуществление не понадобилось денег. Поэтому они все еще лежали на разных счетах (в чулке тоже, как без него). Сумма набиралась не такая уж огромная и все же значительная. Ее можно было бы вложить в дело, знать бы только какое. А просто тратить то, что скоплено – глупо…

Или нет?

Окси так привыкла во всем себе отказывать, что ее сердце замирало, когда она слышала от знакомых что-то наподобие: «Купил телефон, что только вышел», «Отхватила шубу из соболя, о которой мечтала» или «Съездили в Таиланд, взяли “четверку”, еще и по островам погоняли. Истратили двести тысяч, но это того стоило!»

Она же пользовалась дешевыми телефонами, носила куртки и не путешествовала. Даже на Черном море не была.

Задумалась Окси серьезно. Поэтому не успела оглянуться, как десять минут пролетели, а заставлять себя ждать она не любила. Подхватив подарочек, положенный в красивый пакет, она выскользнула из дома.

Марина встретила Оксану с улыбкой, пусть и усталой. Провела в комнату, усадила в кресло. У них были одинаковые «гостинки», но в этой было уютнее. Есть люди, которые распространяют вокруг себя особую энергетику… приятности? Иначе не скажешь. Любимая Оксанина воспитательница Наденька Ивановна жила в совершенно кошмарной квартире: она занимала одну комнату, а в двух других обитали чужие люди: в одной старуха с недержанием, во второй алкоголичка. Заходя в эту коммуналку, Оксана едва сдерживала тошноту – воняло и мочой, и перегаром, и тухлятиной. Но едва она переступала порог комнаты Надежды Ивановны, как все менялось. Она как будто попадала в чудесную страну – чисто, уютно, красиво, пусть и небогато. В мир обитания замечательного человека не просачивался даже смрад, в нем пахло праздником – ванилином и корицей. Надежда Ивановна стояла в очереди на квартиру, но, увы, не дождалась заветных ключей, скончалась от рака в сорок девять лет.

В доме Марины была похожая атмосфера, а еще немного экзотики.

– Какая красота! – Окси восхитилась статуей многорукой женщины.

– Это богиня Лакшми, воплощение грации, красоты и обаяния… – Марина хмыкнула и добавила: – Всего того, чего мне не хватает.

– Не наговаривай на себя. И вы, кстати, чем-то похожи.

– Так же мне говорил и Джуми.

– Это твой индийский парень?

– Моя единственная любовь. Но не будем о нем.

– Он бросил тебя? – Окси вспомнила своего кармического мужчину, Петра. Сердце по нему уже не болело, но не давало забыть…

– Да, причем навсегда. Он умер, к сожалению.

– Сочувствую…

Марина кивнула и поспешила в кухню, чтобы налить кофе.

– Ты боишься смерти? – спросила она, вернувшись и поставив чашки на журнальный столик.

– Да.

– Я тоже, как оказалось.

– Это нормально, мне кажется.

– Видишь ли… Я думала о ней как о спасении от страданий. После того как погиб мой Джуми, мысли о смерти не оставляли меня. Самоубийство казалось единственным выходом. Но я справилась с этим, решив коптить небо до тех пор, пока не настанет мой час. Но сегодня… Я увидела смерть! И очень испугалась.

– Где увидела?

– Я с приятельницей отмечала свой день рождения в ДК машиностроителей, и там убили человека в туалете. А еще за пятнадцать минут до этого я с ним танцевала, он был живой, теплый, веселый. И тут я вижу его лежащим на полу с остекленевшими глазами. Это ужасно! До этого я, естественно, сталкивалась со смертью, теряла близких. Мой муж умер. И Джуми. Я видела их в гробах. Но вот только что был человек, а через какую-то четверть часа его нет. Одна оболочка валяется, как использованная обертка или проткнутый матрас… – Она глотнула кофе, но он был очень горячим, и Марина выплюнула его в чашку. – Не знаю, как объяснить! Но именно сегодня я, глянув на чужого человека, поняла, что очень боюсь смерти.

– И кто убил этого мужчину?

– Неизвестно пока. Расследование только началось.

– То есть не пьяная драка?

Марина покачала головой.

– Кто жертва?

– Некий Николай Гребешков.

Окси застыла, но ее правая рука, в которой была кофейная чашка, задрожала. Горячий напиток выплеснулся через край и пролился на ногу.

Марина всполошилась, вскочила, чтобы принести полотенце, но задела толстой коленкой столик, и с него упал подарок Оксаны.

– Я как слон в посудной лавке, – простонала хозяйка квартиры.

«А я как ангел смерти», – подумала Окси. Поэтому в аду сейчас горит не только Злата, но и Николай.

Часть третья

Глава 1

Он снова запил…

Три стопки коньяка сделали свое дело. Матвей заехал в круглосуточный магазин, где из-под полы торговали спиртным, и купил бутылку водки, к ней банку солений. Мама покормила, и он не был голодным.

Дома Матвей уселся на пол у окна и стал выпивать. Когда бутылка и банка опустели, он улегся на живот и продолжить смотреть на город с высоты. Сон не шел, а мысли разбегались. И слава богу, потому что сосредотачиваться ни на работе, ни на личной жизни не было желания. Абрамов хотел бы помечтать – об отдыхе на берегу моря, например, – и на воображаемых волнах уплыть в царство сна, но в голову лезла какая-то ерунда. Он смотрел в окно напротив и недоумевал, зачем на него повесили фонарики, да еще и включили их. Заранее готовятся к Новому году? Или они с прошлого остались? Интересно, а сколько они потребляют энергии? Немного, наверное, не то что мультиварка. Он подарил ее маме на 8 Марта, и та весь месяц готовила в ней, пока счет за электричество не пришел…

Абрамов не заметил, как уснул. Пробудился с головной болью. Выпив аспирина и приняв контрастный душ, он поехал на работу.

Не успел Матвей в кабинет зайти, как туда же влетел Васек, чуть помятый, но довольный. После того как мужчины обменялись рукопожатиями, тот выпалил:

– Поздравь меня, я вчера в «Хрустале» с девчонкой познакомился.

– Поздравляю.

– Красотка, глаз не оторвать. Буфера – во! – и показал размер эдак четвертый.

– Проститутка?

– Почему сразу?.. – обиделся Башка. – Нормальная девушка, порядочная. И очень, кстати, умная. Мы час проболтали: она во всем шарит, даже в спорте.

– И что, все уже было?

– Нет, конечно. Я ж тебе говорю, ПОРЯДОЧНАЯ! Познакомились, обменялись телефонами, договорились встретиться на днях.

– Куда пойдете?

– На волейбол.

– Почему именно туда?

– Она в юности занималась, разряд имеет.

– Ее не Данаей, случайно, зовут?

– О, ты ее знаешь? – оживился Васек.

– Ага, – хохотнул Матвей. – Играли за одну команду.

– В смысле?

– В коромысле. На транса ты налетел.

Башка криво усмехнулся – решил, что Абрамов над ними прикалывается.

– Я серьезно, Вася. Даная – это Денис. И мы ходили в одну волейбольную секцию.

– Не, такого не может быть. У нее же титьки – во! – Васек снова сложил ладони так, будто два кочана капусты держал у груди.

– Силикон.

– А там что? – Он указал глазами на пах.

– Не могу с точностью сказать, но… Предполагаю, то же, что у тебя.

– Член?

– Операция по полной смене пола очень дорого стоит, так что да, скорее всего, он.

– Капец! – Голованов плюхнулся на стул и загрустил. – Слышал, что в Таиланде их полно, но чтоб у нас…

– У нас не полно, но имеются. Дениска был классным парнем, может, он и девушкой не хуже стал. Я бы на твоем месте так сразу не отвергал новую пассию.

– Иди в жопу!

– Туда придется идти тебе, если… – Видя, что Ваську нисколечко не смешно, Матвей перестал зубоскалить. – Извини. Тему закрываем. Давай о работе. Есть что мне сообщить?

– Походу, убийства связаны, – ответил Васек.

– Что тебя натолкнуло на эту мысль?

– Идентичны места преступлений и орудия убийства.

– Пафосный клуб и ретровечер в умирающем ДК – это разные места.

– Туалет! Он их объединяет… Но больше отвертки. Они одинаковы.

– Обе заточены, я заметил.

– А еще одного размера и диаметра. Цвет рукоятки опять же в обоих случаях розовый. Думаю, их купили сразу несколько, и хорошо, если только две. Иначе мы через пять-шесть дней еще один труп в туалете будем осматривать.

– Надо с криминалистом поговорить, что он скажет.

– Он со мной согласен.

– Так, постой… Ты не был на месте преступления, потому что… – Так и хотелось сказать «клеил телок с пенисами», но Матвей сдержался. – Отдыхал в свой законный выходной. То, что ты уже вник в дело, прекрасно. Но когда ты успел с экспертом его обсудить?

– Забежал в морг сразу, как явился сюда, и только потом к тебе. А все материалы мне скинул начальник на электронку. Кстати, за что он тебя не любит?

– Без понятия. Так что судмедэксперт тебе сказал?

– Обеих жертв умертвили одинаково. Не просто воткнули в шею отвертки с заостренными наконечниками, хотя это тоже было бы показательно. Но точка, куда вонзали острие, идентична. Вот тут есть жилка… – Васек указал на свою шею. – Она бьется, и по ней можно проверить пульс. Если ударить именно сюда, человек истечет кровью, и шансы на спасение у него практически нулевые. Я узнал об этом, когда смотрел один боевик, называется «Пульс»[1]1
  Название и сюжет выдуманы автором, любое совпадение случайно.


[Закрыть].

– Не слышал.

– Он не голливудский и даже не наш – корейский. Так вот, в нем наемных убийц учили быстро расправляться с «объектами» в том числе таким способом. Якобы жертва еще и не страдает, умирая. Но это, скорее всего, вымысел.

– То есть Злату и Николая убили по инструкции, показанной в корейском боевике?

– Ага. И я уже велел нашим компьютерщикам проштудировать аккаунты всех, кто проходил свидетелями по делу Ортман. Любителей корейского кино они вычислят.

– Как и тех, кто заказывал отвертки в интернет-магазине?

– Если человек, собирающийся убить, не дурак, он купит их в обычном и расплатится наличкой, чтоб не наследить… – Васек подпер пухлую румяную щеку кулачком. – Знаешь, что меня поражает? Мы живем в веке технологического прогресса, пусть даже в его начале. И каждый из нас оставляет свой виртуальный след. А все равно люди совершают преступления! Почему? Куда делся инстинкт самосохранения?

– То есть ты уверен, что мы найдем преступника?

– Естественно.

– У нас даже нет подозреваемых.

– Не было, ты хотел сказать. Но после вчерашнего убийства все изменится.

– В ДК нет ни одной камеры, свидетели разбежались. И я не говорю о том, что любой человек с улицы мог зайти в здание, потому что в одном из помещений мед и веники продают до десяти вечера.

– Поэтому мы нырнем в прошлое и будем вести расследование, как герои «Улиц разбитых фонарей» Ларин, Дукалис и Казанова.

Абрамов не расхохотался Голованову в лицо лишь потому, что дверь приоткрылась и в проеме показалось симпатичное женское лицо.

– Здравствуйте, вы следователь?

– Он, – ответил за него Васек.

– Я дочь Николая Гребешкова, Анна, – представилась девушка. – Вы меня не вызывали, но я решила сама приехать, потому что завтра домой.

– А где ваш дом?

– В области, сто двадцать километров от города. Не наездишься.

– Проходите! – проговорил Васек, поднявшись со стула. Уступив даме место, он вышел.

Абрамов принялся ее рассматривать.

На первый взгляд ничего особенного: средний рост и комплекция, русые волосы, невыдающиеся черты лица. Глянешь раз – не запомнишь.

Матвей вспомнил один случай. Как-то он летел из Уфы в свой город, и рейс задержали. Он был под каким-то кайфом, то ли наркотическим, то ли алкогольным, и ему хотелось бродить. Абрамов обошел весь аэропорт, заглянул в каждый закуток, а когда вернулся в зал ожидания, не увидел ни одного знакомого лица, кроме одного… Женщина, которую он вспомнил, не была сногсшибательной красавицей. И не имела каких-то ярко выраженных черт: огромного носа, оттопыренных ушей, накладывающихся друг на друга жировых складок. Лет сорока, вполне симпатичная блондинка со скучающим взглядом, в котором, Матвей не сомневался, могли плясать чертики. Она была просто, но недешево одета, чуть лохмата, от недосыпа отекла. Она не стремилась кому-то нравиться, в том числе себе. Кто-то делал селфи, а она читала журнал, лениво перелистывая страницы.

С тех пор прошло года полтора, но Матвей до сих пор помнил ту женщину. Он не мог с точностью сказать, что она ему понравилась, но Абрамов определенно узнал бы ее, если встретил. Анна же Гребешкова показалась ему… невнятной, что ли?

– Вы сказали, что завтра уедете, но как же похороны отца? – первым делом спросил Матвей.

– Я на них присутствовать не буду.

– Почему?

– Не хочу, и все.

– Вы на него обижены?

– Это мягко сказано. Отца я ненавидела, поэтому и пришла, чтобы об этом сообщить. Все равно кто-то да болтнет об этом, так лучше я сама.

Абрамов продолжал ее рассматривать и отметил, что у Анны пронзительные глаза – ярко-зеленые, но, возможно, при другом освещении они изменят цвет. У него самого они то серыми казались, то голубыми, а под хмелем отдавали в желтизну.

– Он подонок, понимаете? – продолжала девушка. – Есть такие люди, которые вроде бы ничего особенно плохого не делали, не убивали, не насиловали, не сажали на иглу детей, но они все равно… твари!

– Да, я знаю таких, – спокойно ответил Матвей. Он сам был из их числа.

– Мои родители не были женаты. Даже после того, как мама забеременела, они не расписались. Она хотела, но отец твердил одно: штамп только все испортит. Он уже был женат, и ничем хорошим это не кончилось…

– А вы знаете почему? – Матвей припомнил историю Вареньки, единственной законной жены Николая, и их разлучницы, Анны Ивановны Кулеж. А еще отметил, что дочку Гребешков назвал именем своей возрастной любовницы. Совпадение? Или она все же была ему дорога?

– У него было несколько версий, но я ни в одну не верю. Мой покойный отец был пройдохой, хотя, по словам мамы, не всегда. Якобы он питал к ней искренние чувства и был настоящей опорой для нее и дочери, моей старшей сестры (ей было пять, когда они познакомились). Больше он детей не хотел – не любил младенцев и от ответственности бежал. Но мама забеременела, родила меня. Николай не женился на ней, но и не бросил, и мама продолжала верить в его искреннюю любовь. Он устроился работать вахтовым методом, уезжал на три-пять месяцев. Возвращался всегда с подарками, но без денег. То есть нам, девочкам, по кукле, матери браслет золотой, а наличных с гулькин… – Она явно хотела сказать бранное слово, но в последний момент заменила: – Нос. И все равно мы его любили. Дуры-бабы. И ждали! Первой прозрела сестра, Светлана, и стала давить на маму. Говорила, что она должна выгнать мужа, который и не муж вовсе. Потому что три-пять месяцев после вахты она содержала его, и это на учительскую зарплату.

– Не послушалась матушка Свету?

– Естественно, нет. У нас в селе с мужиками беда, а отец на их фоне был не таким уж и плохим: не синячил и рук не распускал. В итоге Светлана уехала в город, в техникум поступила, да так и осталась. К тому времени отец уже перестал утруждать себя работой. В школе, где мама преподавала, сторожем числился. Но по-прежнему не пил и не бил. Тут и я подросла, поступила в техникум, тот же самый, что и сестра. Он не тут, в городе поменьше. Жила в общаге, училась, домой наведывалась редко. И вроде все было нормально. Получила диплом, на работу устроилась. Сестра замуж вышла, родила, я ей помогала. В общем, как-то пролетело время. А этим летом, в самом его начале, приехала я в родное село, а там мама одна. Оказалось, у Николая родители один за другим умерли, причем он их даже не хоронил, и ему наследство упало: квартира, какие-то сбережения. Он сразу сорвался – надо же было проследить, чтобы не объегорили родственнички, которые за стариками ухаживали и их в последний путь провожали. Николай сказал матери: квартиру сдам, деньги обналичу и вернусь. Но, как вы сами понимаете…

– Не вернулся?

– Бинго. Поселился в хате родительской и зажил на те рублики, что скопили его предки.

– Когда вы обо всем этом узнали?

– Недавно, дней десять назад. Я приехала в город, хотела устроиться тут – мегаполис все-таки, зарплаты выше тех, к которым я привыкла. Квартплата тоже, и это понятно, но у меня же тут отец, а у него просторная двушка.

– Так, так, так?

– Отказал мне папенька родимый. Наврал с три короба. Плел, что не вступил в права наследования, судится с родственниками… Но я-то знаю! Следила! А позавчера все высказала этому козлу… Даже соседи его, наверное, слышали. Так что, когда будете их опрашивать, знайте: та истеричка, что устроила скандал, я.

– Не жалеете?

– О чем?

– Ваш отец умер. А последние слова, что он от вас услышал, были гневными.

Она задумалась. Глаза немного поблекли, стали, как вода в аквариуме, которую долго не меняли.

– Пожалуй, нет, – ответила Анна. – Я в себе копила недовольство годами. А когда выплеснула, отец даже не расстроился. Есть такое выражение: как с гуся вода… Так вот, Николай тот самый гусь. Он, правда, другое выражение употреблял: обосрали – обтекай, не умеешь – впитывай. Мой папа умел и то, и другое. Как супергерой, пусть и со своеобразными сверхспособностями.

– Но на похороны все же надо сходить, – мягко проговорил Матвей. – Николай дал вам жизнь. А еще вы его наследница, и двушка станет-таки вашей…

– Не нужна она мне!

– Не глупите.

– Нет, я не откажусь от квартиры, естественно. Но продам ее и разделю деньги на троих: и маме чтоб досталось, и сестре, и мне. Это будет по-честному.

– А что насчет похорон? – не отставал Абрамов.

Эта девушка – истинная дочь своего отца. Тот родителей не проводил в последний путь, и эта не хочет. А еще его осуждала!

– Вы до меня докопались, потому что я тело должна забрать, да? И все организовать?

– Это тоже. Но сейчас все хлопоты можно поручить ритуальному бюро.

– Значит, я так и сделаю. И сегодня же уеду в село.

– У вас дети там плачут? Семеро по лавкам?

– В некотором роде. У мамы в школе неожиданно освободилось место преподавателя естественных наук. Я не педагог, но эколог, так что в теме и смогу заменить уволенного за систематическое пьянство учителя. Завтра нужно выйти на работу. Но главное, я хочу маме лично сообщить о том, что отец умер. Предполагаю, что начнет убиваться, и ей моя поддержка потребуется.

– А она разве не захочет приехать?

– Конечно, да. Но не сделает этого.

– Почему?

– У мамы агорафобия.

– Это еще что за фигня?

– Не фигня, а психическое расстройство. Страх открытого пространства, людных мест.

– Когда он появился?

– Не могу точно сказать. Когда я была девочкой, помню, что мама не любила никуда ездить, ни с нами, ни с учениками. Она комфортно себя чувствовала в селе, легко передвигалась по нему, при огромной необходимости в районный центр выбиралась. Но если, к примеру, нужно было сопровождать школьный автобус, направляющийся в один из городов Золотого кольца или сюда, в столицу федерального округа, мама всегда отказывалась. Потом она стала только из дома до школы ходить, благо по дороге магазин и банк есть. А сейчас она не выходит за территорию владений – если можно так назвать наши десять соток, на которых стоит дом.

– Как же она преподает?

– Взяла «индивидуалов» – ребят с отклонениями в развитии. Они приходят к ней. Домашнее обучение наоборот. Плюс репетиторство.

– А физически она в порядке?

– Да, сильная женщина, которая не только огород обихаживает, но еще и держит скотину, сама мелким ремонтом занимается. В противном случае я бы не уехала от нее.

Абрамов разговаривал с Анной Гребешковой уже пятнадцать минут, и за это время он начал иначе относиться к ее внешности. Как эта девушка могла показаться ему невнятной? Она такая яркая! У нее невероятные русалочьи глаза, кожа гладкая, смугло-румяная и бархатная на вид, на нижней губе пикантная ямка, а на шее родинка… Чуть ниже уха, маленькая, похожая на точку, в которую нужно целиться, чтобы выбить десятку…

В нее бы выстрелить поцелуем.

– Почему вы на меня так странно смотрите? – напряглась Анна.

Матвей знал, что у него тяжелый взгляд, не отражающий истинных эмоций. Бывшая супруга много раз говорила об этом. Абрамов ей в любви признается, а ей кажется, что врет, а возможно, издевается. Потому что не лучатся глаза. А ведь это было еще до того, как он начал изменять.

…Они познакомились, когда Абрамов только начинал свой «ментовский» путь. Тогда он был кристально честным и видел себя борцом с преступностью. Девушки у него появлялись, но все надоедали через два-три месяца. Он даже думал, что никогда не женится. И тут Руслана! Сначала он зацепился за необычное имя. Приятель позвал на какую-то гулянку и сказал, что там будет свободная девушка. Матвей спросил: «Симпатичная?» Ему ответили, что да.

Руслана на самом деле оказалась не вах какой красоткой, хотя имя предполагало это. Абрамов почему-то представлял себе жгучую брюнетку, татарочку, наверное, проведя параллель с мужским именем Руслан, но будущая жена была светленькой, чуть полноватой. Он сразу дал ей прозвище Зефирка. После той тусы он отвез ее на такси домой, но не проводил до двери. Потом пару раз приглашал в кино и погулять только потому, что хотелось провести время в женском обществе, а другой компании не находил. И на День милиции Матвей позвал Руслану по той же причине. А она явилась вся такая дивная, в кудряшках, бусиках, каких-то розовых кружевах. Очаровательная Зефирка очень понравилась всем его коллегам, и Матвей на нее посмотрел под другим углом. Легкая, веселая, нежная, она могла очаровать любого, но встречалась с хмурым, довольно скучным и небогатым Абрамовым. Он не дарил ей ничего, даже цветов. Угощал кофе или пивом. Они не спали. Матвей как-то попытался залезть Руслане под юбку, но она не позволила. Не такая же… А ждущая трамвая!

После того корпоратива они начали встречаться по-настоящему, и Руслана открывалась Матвею с разных сторон, но только положительных. Ему казалось, у нее нет недостатков. Вообще! В том числе во внешности. Каждая складочка на рыхленьком тельце казалось милой.

Они поженились. Абрамов любил жену, но, как ей казалось, недостаточно. Мало уделял времени, редко отвешивал комплименты, подарки делал только по праздникам. Зефирка сдружилась с женой начальника Матвея. Та была третьей по счету, молодой, тогда как он уже пятый десяток разменял, и им было о чем поговорить. Товарищ подполковник супружницу баловал. Дома тоже появлялся нечасто, но как придет, искупает ее в обожании и презент какой-нибудь вручит. Руслане хотелось того же. Она не закатывала скандалов, но постоянно твердила: «А вот Антон Михайлович с Аленой…». Далее следовало продолжение, где подполковник то свидание на крыше устраивал, то в меховой салон жену привозил, чтобы она выбрала достойную себя шубку. Абрамов же не отличался романтизмом и мало зарабатывал. Но с последним можно было что-то сделать, поэтому он стал «брать». И Антон Михайлович этому способствовал.

Финансово Абрамовы хорошо зажили, но Зефирке все чего-то не хватало. Матвей говорил о любви, но лаконично и сухо… Неубедительно, в общем. Еще и глаза не горели. Руслана не верила ему.

Потом она забеременела, родила. Матвей был несказанно рад, особенно тому, что у него дочь. Почему-то ему не хотелось сына. Другие мужики только о наследнике мечтают, а он – о маленькой принцессе. И она появилась – белокурая, как мама, толстенькая. Маленькая зефирка.

Супруге он начал изменять, когда она донашивала дочь. Не из-за того, что секса стало меньше, как раз наоборот, на последних сроках жена стала очень охоча до него. Но появилось больше соблазнов. Матвей стал важным, у него завелись бабки и знакомства, и к нему сразу начали слетаться прекрасные бабочки-однодневки. Он спал с некоторыми и ни к кому не прилипал. Душой точно, а телом – да, было дело. Думал перепихнуться разок, но зацепила чертовка. Такой развратницы Абрамову встречать не приходилось. Она позволяла творить с собой все. Матвей подумывал сделать ее постоянной любовницей, пока не узнал, что девушка учится в одиннадцатом классе. Он испугался – несовершеннолетняя как-никак, и разочаровался. Когда нужно было начать активную половую жизнь, чтобы в семнадцать стать настоящей развратницей?

После расставания с ней Абрамов сбавил обороты. Если и изменял, то редко. Но и дома практически не бывал. Служба плюс дела, которые он улаживал, чтобы заработать лишнюю копеечку. Но было еще кое-что… Матвей никому не признавался, даже себе до некоторого времени, что он упивался властью. Она кружит голову больше всего. Секс и деньги – это рычаги, на которые ты нажимаешь, чтобы ощутить себя… Королем? Нет, в его случае не настолько масштабно… Князьком.

А Руслана тем временем сходила с ума. Муж, как ей казалось, не любит, не ценит, а деньгами только откупается. Да и не так много дает, процентов двадцать-тридцать от всех доходов, остальные тратит на себя и шлюх. Надо сказать, что Абрамов реально откладывал, но хотел скопить на загородный дом. А шлюхи много не стоили, они и так давали. Каждой нужен покровитель из МВД…

– Товарищ следователь, вы меня слышите? – донеслось до Абрамова.

Он вспомнил, что находится в собственном кабинете, ведет допрос и напротив него сидит дочка жертвы, Анна Гребешкова, которая терпеть не могла своего отца.

– Что вы делали вчерашним вечером? – спросил Матвей, встряхнувшись.

– Гуляла. Город у вас красивый. Я километров семь прошла, если не десять.

– А где вы остановились?

– В хостеле, вместе с «понаехавшими», кто на заработки приезжает, в основном из Средней Азии. Мужики в одной комнате, бабы в другой. Каждая на двенадцать человек. Я не думала, что буду в таких условиях жить, но у меня пятьсот рублей на сутки, и самый дешевый ночлег стоит триста.

– Адрес хостела?

Она недоуменно посмотрела на Абрамова, но назвала.

– А в город вы когда приехали?

– Дней восемь назад.

– Точнее?

– Двадцать второго сентября.

– То есть уже десятый день тут.

– Получается, так.

– И чем занимались все это время?

– Работу искала.

– А вечерами?

– Гуляла. Я ж вам говорила: город красивый, погода хорошая, почему бы не побродить? В хостел, где живут работяги, а не развеселые туристы, не торопишься.

– Ходили в какие-то заведения?

– В макдаке ела пару раз. А что?

– Вы понимаете, что становитесь одной из подозреваемых?

– Нет, – растерянно протянула Анна.

– Наследники всегда оказываются ими. А вы еще так нелестно об отце отзывались…

– Да, я его не любила, но убивать не стала бы! Ни его, ни кого-то другого. Я даже мышеловок в доме не держу. Мне жалко всех живых существ, в том числе грызунов.

– Мух тоже не прихлопываете? А комаров?

– Издеваетесь, да? – Глаза ее позеленели. Разозлилась. – Давайте протокол, подпишу и пойду. Мне еще из хостела выселяться, а потом на автостанцию.

– Вам все равно придется вернуться в город. Вы еще понадобитесь следствию.

– Понимаю. Но сегодня мне нужно попасть домой, чтобы сообщить маме о случившемся.

Он кивнул и стал дописывать протокол. Когда зачитал его, Анна подписала, и они распрощались.

После того как девушка ушла, Абрамов несколько минут сидел в раздумьях – копался в себе. Его что-то беспокоило, скребло изнутри, но понять, что именно, не получалось.

Приоткрылась дверь, и он увидел физиономию Васька.

– Ты зачем девушку довел? – спросил он.

– Я?

– Не я же. От тебя вышла и давай реветь. Попытался успокоить, а она только отмахивается. Убежала вниз по лестнице, но сейчас на подоконнике сидит, я посмотрел.