Текст книги "Осколки хрустальной мечты"

Она вышла на танцпол. Сначала двигалась скованно, только бедрами туда-сюда водила, да ручками, а вскоре вошла в кураж. На ней было платье с пышной юбкой, ткань красиво колыхалась. Марина даже закружилась, чтобы подол взлетел. Ей кто-то зааплодировал.

Музыка смолкла. Через секунду должна была зазвучать другая песня, но вместо нее…

Крик!

Душераздирающий. Как в фильмах ужасов.

– Что случилось? – спросил диджей в микрофон.

– Человека убили! – ответили ему.

Глава 3

Матвей был очень собою горд. Он не пил пять дней. За это время в его организм не попало ни капли алкоголя. Даже валерианку он принимал в таблетках. Она действовала не так быстро, как спиртовая настойка, но Абрамов справлялся. Несмотря на усталость, он не засыпал мгновенно, как раньше, и все же дрема окутывала его, пусть и с задержкой.

Неделя прошла с убийства в «Хрустале». И они практически не продвинулись. Старший опер Котов возлагал большие надежды на камеры. В клубе они были натыканы почти везде. Но оказалось, «слепых» зон имелось не меньше. И убийца об этом знал. Если нет, то он везучий сукин сын…

Или дочь?

После того, как в кабинете у Абрамова побывала подруга жертвы, Елена Алешина, он тут же вызвал диджея Окси на допрос. Она явилась. Такая же дерзкая внешне, но немного подавленная. Плюхнулась в кресло, скрестила руки на груди и выдала:

– Меня уволили из «Хрусталя» из-за вас.

– Меня?

– Не вас лично – ментов. Пардон, полицейских.

– Что мы вам плохого сделали?

– Заподозрили в убийстве. Хозяин решил избавиться от меня на всякий пожарный. А то мало ли, вдруг я прикончила ту тетку.

– Но вы этого не делали?

– Вы же знаете, что нет. Иначе я бы уже в наручниках сидела.

– У вас алиби. Даже с учетом того, что в туалетах нет камер, а также в некоторых зонах они неподвижны, то есть устремлены в одну точку…

– Когда убивали Злату, я была за пультом, – закончила за него Оксана.

– Именно.

– Я помню, как она выходила, потому что до этого женщина пыталась ко мне прорваться, но ее отстранил наш охранник Пашка. Больше я ее не видела.

– А кто-то говорил, что не знал покойную, – заметил Матвей.

– Это правда. Она не была моей приятельницей. Всего лишь случайный человек, с которым я пересеклась на рабочем месте.

Не убедила! Абрамов решил продолжить допрос:

– И что гражданка Ортман от вас хотела?

– Подкатывала. Я выгляжу как лесба. Меня частенько домогаются дамы. – Оксана раскрыла рюкзак, что стоял у нее на коленях, и вынула из него листок. Тот самый, вырванный из блокнота. В них, как выяснилось, официанты «Хрусталя» записывали заказы и лежали они на стойках. – Она передала мне это.

Номер телефона и слово «Позвони».

– Почему вы мне не рассказали об этом в прошлую встречу? – задал резонный вопрос Матвей. – И не показали записку?

– Растерялась, струхнула.

– Ладно, принимается. – Абрамов события не торопил, прощупывал свидетельницу без спешки и суеты. – И сколько раз Злата к вам подкатывала?

– Два-три. Точно не помню.

– То есть не только в ночь смерти?

– Нет. Я потом вспомнила, что взрослая тетка, на вид стопроцентная натуралка, пыталась меня клеить, но не придавала этому особого значения. В клубах весь персонал подвергается домогательствам. Например, моей подруге, она официантка, один дядя предложил миллион за ночь.

– Отказалась?

– Конечно.

– Поняла, что развод?

– Нет, я не думаю, что ее обманули бы… Но она замужем и любит супруга.

Абрамов про себя похохотал. Ни одна баба не откажется от ляма. Та, что работает официанткой, точно. Поп-звезда какая-нибудь возьмет в баксах, евро, фунтах стерлингов. Но обычная девчонка, пусть замужняя, удовольствуется рублями. На них можно вполне приличную машину купить – тому же горячо любимому супругу. Но умная баба понимает, что не дадут ей лям. За эту сумму можно пачку инста-див заказать. Даже порно актрис с десяток. Две будут ублажать, остальные танцевать «Калинку-малинку». Был у Абрамова когда-то приятель из олигархического круга. Так он если собирал оргию, то по назначению применял от силы троих, остальных в качестве шутов использовал.

– А вы бы согласились за миллион переспать с кем-то? – спросил Матвей.

– Мне не предлагали. Но чисто гипотетически, да. Не убудет.

– А со Златой?

Ее лицо напряглось. Едва заметно и все же…

– Не думаю, что она располагала такими средствами, – ответила Окси. – А если бы они и имелись, она сняла бы мачо.

– А чисто гипотетически? – не отставал Абрамов.

– Наверное, – ответила она нарочито беспечно. Но губы дрогнули и сползли вниз. Окси было противно даже думать об этом.

И в этот момент Матвей решил нанести удар:

– С собственной матерью? И не стыдно вам, Оксана Игоревна?

В ответ тишина…

Абрамов впился взглядом в лицо Паниной, но оно оставалось спокойным. Только на губах появилась легкая ухмылка.

Удивила так удивила, Оксана Игоревна. Какое самообладание! Взяла себя в руки? Выходит, зря Абрамов наносил легкие прощупывающие удары, надо было сразу отправлять в нокдаун.

– У меня нет матери, господин следователь… Могу я так обращаться? Звания не помню вашего, отчества тоже, а просто по имени называть не смею.

– Да, вы детдомовская, я в курсе, – ответил Матвей. – Но кто-то же вас родил.

– И я понятия не имею кто.

– Вы считали, что Злата Эрнестовна.

– Кто вам такое сказал?

– Ее лучшая подруга. Она сообщила, что вы являлись в дом гражданки Ортман, чтобы познакомиться с нею и выяснить, почему она от вас отказалась.

– Этому есть доказательства? – Абрамов пожал плечами. – То есть нет? Мое слово против ее.

– Зачем кому-то выдумывать такое?

– Понятия не имею. Подозреваю, что это не подруга сочинила, а сама гражданка Ортман.

– На фига? – скатился до сленга Матвей.

– Озабоченные бабы все немного ку-ку.

На том разговор не закончился. Абрамов мурыжил Окси еще минут двадцать, но ничего от нее не добился. Отпустил.

Вскрытие Златы тоже не показало ничего. В крови алкоголь, но немного, в желудке пицца. Состояние здоровья на момент смерти – отличное. Никаких патологий. До старости прожила бы, жаль не дали. Свидетельские показания тоже света не пролили, хотя опросили всех. Абрамову и его коллегам не за что было зацепиться. Начали подозревать, что будет «глухарь», но никто не собирался сдаваться.

…Спустя неделю после убийства в «Хрустале», опять же в пятницу, Матвей ушел пораньше. На волне своей новообретенной трезвости он взлетел настолько, что решил снова заняться спортом. Не просто в зал походить, а начать играть в волейбол.

И отправился Матвей туда, где когда-то занимался: во Дворец спорта «Машстрой», при нем была куча секций для детей и взрослых. Его отец работал на автомобильном заводе, занимал руководящую должность, и жили они в центральном районе, в большой квартире. Мама до сих пор обитает в ней. Папа под старость лет ушел и женился на другой. Сестра переехала в Портленд, США.

Абрамов заехал во Дворец спорта, поговорил с тренером. Потом к маме. Он редко у нее бывал, разве что по праздникам, и то не всегда. Она обрадовалась, стол накрыла. От души поев, Матвей собрался домой. Завтра ему рано не вставать, поэтому можно немного расслабиться. Девочки по вызову благо приезжают в любое время суток, так что приятное времяпрепровождение ему обеспечено. Два часа секса и легких разговоров, потом сладкий сон. Утром после позднего завтрака можно сгонять в торговый центр за постельным бельем (на трезвую голову глянув на имеющееся, Матвей понял, что пора его обновлять), а вечерком в зал, на волейбол.

Попрощавшись с матушкой, он сел в машину. Она тоже была не новой, зато крутой. «Кадиллак» как-никак. О нем Матвей мечтал с детства. Как только появилось достаточно денег – купил. Машина жрала бензина как грузовик, запчасти стоили запредельно, и все же Матвей не продавал ее. Даже сейчас, когда он жил на одну лишь зарплату.

Да, были времена, когда Абрамов был грязным копом или, по-отечественному, оборотнем в погонах. На все, что имел сейчас, заработал нелегально. Того же бывшего хозяина «Хрусталя» он отмазал от уголовной статьи так, что не подкопаться. А сколько было других таких… богатых плохишей!

Но и пострадал Абрамов из-за этого. Попал под пулю, чуть не сдох… И все переосмыслил. Решил стать честным. Правда, шанса на это ему просто так не дали. Серьезное ранение сделало правую руку практически не пригодной к работе. А у «ментов» регулярная аттестация, в том числе стре́льбы. Хорошо Матвей левшой был. Но еще лучше, что не все бабки профукал. Кого надо подмазал, и оставили Абрамова в органах, только перевели в другой отдел.

Но инфа о том, что он был нечист на руку, просочилась. Иначе как объяснить неприятие старшего опера Котова?

…Матвей ехал на своем «Кадиллаке» мимо ДК машиностроителей. Вспоминал детские праздники, на которые их с сестрой водили родители. Особенно новогодние елки им нравились, что в круглом зале проходили. А там колонны монументальные, крыша куполом, фрески на стенах. Торжественно! В кремлевском зале столицы может и лучше было, но Абрамовы там не бывали, и им казалось, что елка в ДК машиностроителей – это самое грандиозное мероприятие. Сестра как-то прошептала Матвею на ухо, что действие «Щелкунчика», скорее всего, происходило именно там. Она считала, что когда-то здание было дворцом, и никто до поры не мог переубедить ее в обратном. Говорите, ДК построили только после Великой Отечественной войны, когда ни царей, ни князей не было? А Гофман и Чайковский (без второго история не стала бы так знаменита) вообще жили задолго до этого – в других веках? Врете вы все! Или заблуждаетесь…

У крыльца ДК Матвей притормозил, увидев скопление людей. Они что-то обсуждали, активно жестикулируя. Окно было чуть опущено, и Абрамов несколько раз услышал слово «полиция». На раздумье у него было несколько секунд. Хотелось проехать мимо, но что-то заставило остановиться.

Дурость?

Очевидно.

– Полицию вызывали? – прокричал он, припарковавшись.

– Да-да! – откликнулась дама в пуховике, напоминающем плащ-палатку. Из огромного капюшона выглядывала ее острая мордочка. – Человек умер! В туалете! А вы один почему?

– А нас сколько должно быть, по вашему мнению? – Матвей поднялся по ступенькам и встал напротив дамы, похожей на хорька, запутавшегося в верхней одежде своего хозяина.

– Много… Если произошло убийство!

– Опять двадцать пять, – пробормотал Абрамов. Это ж надо было так испортить карму, что не он, Магомет, идет к горе, а она к нему. – Что тут случилось у вас?

– Я вам сказала – что! Вы тупой?

Хорек Матвея разозлил, но не настолько, чтобы выйти из себя. Хотя он на нервяке всегда, а в последнее время – тем паче. Не пить – это сложно. Не успокоишь себя тем, что, когда все закончится, ты придешь домой и опрокинешь в себя пару-тройку стопочек сорокаградусного антидепрессанта.

– Звонили по 112?

– Естественно. И вы сказали, что из полиции.

– Из нее, родимой. Но я просто проезжал мимо. А вы за словом следите, а то я могу и разозлиться! – Он повысил голос, чтобы бабенка немного «осела». Бабушка Матвея применяла это слово, когда внуки начинали повышать голос или просто качать права. Она никогда не сидела и даже не общалась с людьми, имеющими криминальное прошлое, зато она много пекла. И когда тесто раздувалось, она его приминала – осаживала.

– Извините, – пробормотала женщина. – Я психую. Давно у нас такого не было, с девяностых. Но тогда братки разборки устроили, постреляли друг друга, а чтоб мирного гражданина замочили в туалете, такого еще никогда…

– В котором из?..

Он знал помещение – сколько раз бывал там, и не только в детстве. Лет десять назад он вместе с одноклассниками после встречи выпускников завалился на вечер, кому за тридцать, чтобы поржать. Но, как ни странно, один из них там познакомился с женщиной, на которой вскоре женился. Она была постарше, имела ребенка от первого брака, но это не помешало им создать семью. До сих пор вместе, у них уже трое мальчишек.

– В нижнем, – ответила дама-хорек. – Рядом с круглым залом. – Именно в нем ставили новогоднюю елку.

– Пойдемте глянем.

Она закивала и побежала к дверям.

– Вы тут работаете? – спросил Матвей.

– Да. Меня Варварой зовут. А это, – она показала на пышную даму с рыжими волосами, что семенила следом, – Марина. Она лечебной косметикой торгует в магазине при ДК. Мы отмечали ее день рождения, и ничего не предвещало беды…

– Сегодня был вечер, кому за тридцать? – догадался Матвей.

– Да. Мы как раз на нем присутствовали.

– И убили кого-то из гостей?

– Мужчину по имени Николай, – ответила за нее пышка Марина. Кого-то она напоминала Абрамову, но он никак не мог сообразить, кого именно. – Он приглашал меня на танец, и мы познакомились.

– Когда обнаружили труп?

– Пятнадцать минут назад.

– Посетители все разбежались, как я понимаю?

– Кто-то остался, но всего человек десять.

– Девочки, а кто сейчас директорствует тут? – полюбопытствовал Матвей. Они уже спускались по ступенькам, но до туалета еще не дошли.

– Анна Ивановна, – ответила Варвара. Она скинула пуховик и оказалась довольно моложавой женщиной с неплохой фигурой.

– Кулеж? – поразился он. – Ей же… – Он хотел сказать «лет сто», но сдержался. Когда Матвей ребенком ходил на детские праздники в ДК, она уже была зрелой дамой. – На пенсию пора, причем давно.

– Энергии Анне Ивановне не занимать, вот и работает. И мы несказанно этому рады.

– Да, – согласилась с нею Марина. А Абрамов понял, на кого она похожа – на Фиону из «Шрека». – Тут все держится на Кулеж. Если она уйдет, ДК зачахнет, вскоре его продадут какому-нибудь концерну, и здание превратится в очередной торгово-развлекательный центр. Безликий и бездушный.

Они дошли-таки до туалета. Дверь в него была подперта столом.

– Чтоб никто не заходил, – пояснила Варвара.

– Грамотно поступили, барышни, – похвалил их Абрамов и отодвинул стол.

В туалете было накурено. Видимо, тут разрешалось дымить. Матвей сделал несколько шагов в сторону мужского отделения и увидел кровь… Она растеклась по кафелю пола и успела застыть. Пятно походило на язык страдающей от жажды собаки. Она высунула его и свесила через губу. Но стоило Абрамову приблизиться еще на полтора метра, как в поле зрения возникли брызги. Они были и размером с грецкий орех, и с горох, и пшено, но последние больше напоминали бисер. Если не знать, что на полу кровь, можно сказать – красиво…

А вот мертвый человек – нет. Ни один покойник не выглядит хорошо. Особенно тот, кто умер насильственной смертью.

Матвей увидел зрелого мужчину. Трудно судить о возрасте покойников. Он видел парней, превращающихся в стариков после кончины, и дедов, что, преставившись, обращались в добрых молодцев. Их морщины разглаживались, лица утрачивали напряжение, и вот уже перед тобой не побитый жизнью старик, а ушедший в расцвете лет мужчина.

Тот, что лежал на полу туалета ДК машиностроителей, при всех допустимых погрешностях тянул лет на пятьдесят. Неплохо сложенный, сытый, судя первому впечатлению здоровый мужик, мог бы прожить долго. Ни взбухших вен, ни лопнувших капилляров, ни отечности, ни признаков артрита, ни даже потери зубов – во рту были только свои, пусть и пломбированные…

И все же он умер.

От удара в шею.

Как и Злата Эрнестовна Ортман.

Обоих убили отверткой. Та, которой пронзили артерию Николая, валялась на полу рядом с его телом. И у нее тоже была розовая рукоятка…

А еще заточенное острие.

Глава 4

Варенька куталась в пуховик, но никак не могла согреться. Мурашки по телу, ледяные руки, а пальцы на ногах она вообще не чувствовала.

– Вы не откажетесь от чая? – спросила она следователя.

– Выпил бы с удовольствием.

Она включила чайник и стала доставать заварку. Сидели они в кабинете Анны Ивановны, где Варя прекрасно ориентировалась. У нее не только свой ключ от двери имелся, но и личный ящик в шкафу. Там она взяла носки из собачьей шерсти и тапки из овчины. Все это Варенька приобрела на ярмарке, что проходила в ДК в сентябре. Думала, зимой эти вещи пригодятся, а оказалось, что и довольно теплой осенью кстати пришлись.

– Так вы говорите, покойный был вашим мужем? – услышала Варя, когда разливала кипяток по кружкам.

– Давным-давно, да.

– Вы плохо расстались?

– Он бросил меня. Променял на другую женщину. Так что да, не очень хорошо. Но я повторяю, это было еще в прошлом веке.

– Обида столько не живет?

– Думаю, нет.

– А смертельная?

– В таких я не разбираюсь. Ни к кому не испытывала столь сильных чувств. Я же не отрицательная героиня мыльной оперы или детектива. В жизни все спокойнее. В моей точно.

– Сколько вы не виделись с бывшим мужем?

– Он не жил в городе, переехал в область. И я забыла о нем думать, но где-то месяца четыре назад увидела на вечере. Думала, обозналась. Больше двадцати пяти лет прошло, он изменился. Я помнила его парнем, Коля младше меня, а тут дядя…

– Но это был он, ваш Николай?

– Не мой, но да, он. Сам подошел ко мне. Сказал, что развелся со своей селянкой и вернулся в город.

– Не пытался за вами снова приударить?

– Я так сухо с ним поговорила, что он быстро от меня отстал. Потом, когда еще раз виделись, просто кивнул.

Варенька достала конфеты – шикарные швейцарские трюфели. Их Анне Ивановне кто-то презентовал, но она совсем не ела сладкого и скармливала конфеты Варе и Марине, которые обожали лакомства.

Стоило вспомнить о директрисе, как она собственной персоной появилась на пороге кабинета.

С возрастом Кулеж еще больше высохла и стала как будто ниже. Теперь она напоминала старуху Шапокляк, но без старомодного костюма и крысы Ларисы. Одевалась Анна Ивановна дорого и модно, носила парики из натуральных волос. Но сегодня на ней была кепка-бейсболка и спортивный костюм. Головной убор прикрывал заметную лысину, а в штанах и толстовке Кулеж было удобно водить машину.

– Варенька, роднулечка, ты как? – вскричала директриса и бросилась к своей протеже.

– Все нормально, Анечка, – успокоила ее та.

Женщины обнялись.

Абрамов посмотрел на них с интересом, как на каких-то диковинных зверушек. Не верил в женскую дружбу? Или ему казались комичными две взрослые тетки, сюсюкающие друг с другом? Варе было все равно. Она обрадовалась Анечке и рядом с ней почувствовала себя гораздо увереннее.

– Это правда? – спросила она у Вареньки. – То, что мне Маринка по телефону рассказала?

– Увы.

– Я уже из города выехала, пришлось разворачиваться и дуть сюда. – Кулеж глянула на Матвея из-под козырька. Глаза накрашены, но макияж размазался, тени залегли в морщинах. Кожа старая, а взгляд молодой. – Вы допрашиваете ее сейчас, да?

– Пока беседую.

– Она все рассказала вам о Кольке?

– Да.

– Нет, – возразила Варя. – И не хотела бы сейчас грязным бельем трясти…

– Без тебя вытрясут его, – отмахнулась от нее Кулеж, подошла к шкафу с секретером и достала из него бутылку коньяка. Увидев этикетку, Абрамов присвистнул. – Да, восемнадцатилетний «Хеннесси», – отреагировала Анечка. – Будете?

– Нет, спасибо.

– Да ладно вам. Стопочку? Расширить сосуды.

Матвей заколебался:

– Черт с вами. Стопочку можно.

Кулеж достала три – для Вари тоже. Та понимала, что отказываться бесполезно, смирилась.

Варя крепкие напитки в последние годы не употребляла, поэтому на коньяк смотрела с ужасом, пока не решила, что именно он поможет унять ее озноб. Опрокинув в себя тридцать миллилитров, она зажмурилась. Думала, будет противно, но нет, «Хеннесси» восемнадцатилетней выдержки оказался мягким и приятным. Это тебе не водка, которую она пила, когда на заводе работала.

– Колю у Вареньки я увела, – выпалила Анна Ивановна. – Он тоже у нас работал… И как-то закрутилось.

– Но это было в прошлом веке?

– В девяностых.

– Но и у вас с ним ничего не вышло?

– Колька бросил и меня. Я переживала, но в конечном итоге простила и отпустила.

– А Варвара?

– Она святой человек. Ни на кого зла не держит.

– Вы против Николая сдружились?

– Нет, не так. Но кости мы, конечно, мыли ему первое время. И общее несчастье нас сблизило. Хотя сейчас я понимаю, что это все такая ерунда! Подумаешь, мужик ушел. Тоже мне потеря. Он же не последний на земле.

– Но нормальных, говорят, мало…

– Может, и вовсе нет, – хмыкнула Кулеж и опрокинула в себя коньяк. Матвей не отстал от нее, а Варя решила дальше чаем отогреваться. – Сносные, да. Хорошие до поры. А Колька паршивым был изначально.

– Зачем же вы его увели?

Прежде, чем ответить, Кулеж достала из сумки зеркальце и помаду, все от «Шанель». Подтерла расплывшиеся тени, подкрасила губы алым.

– Глупая была, молодая.

Абрамов приподнял бровь. От Анны Ивановны это не укрылось.

– Это тебе сейчас кажется, что сорок пять, пятьдесят – уже старость. Вот доживешь до моих лет, поймешь, как ошибался. Я была наивной. Возможно, не по возрасту, но это только личной жизни касалось. Или слишком самонадеянной. Но это тоже признак незрелости. В общем, я считала, что женщина делает мужчину.

– В этом что-то есть, – заметил Абрамов.

– Ни черта! Из кучи говна можно вылепить красивую фигурку, но к ней все равно потянутся мухи, она засмердит, оплывет и окажется той самой горкой фекалий, из которой кто-то пытался сотворить нечто прекрасное.

– Вы ее не слушайте, – вмешалась Варя. – Коля не был таким отвратительным, как… какашка. – Более грубых слов она не употребляла. – Эгоистичным, да. Ленивым. И я всегда считала его приспособленцем. Но он оставил Анечку, весьма обеспеченную женщину, ради своей селянки. Значит, полюбил! И отказался от сытой жизни во имя чувства.

Абрамов уставился на Кулеж. Ему было интересно, что она ответит на это.

– Я для него была чересчур взрослой и властной, – вздохнула она. – Задавила мужика… Ты давала ему слишком много воли. А селянка оказалась то, что нужно. Но и с ней Колька разошелся.

– Откуда вы знаете? – спросил следователь, развернув трюфель и целиком закинув его в рот.

– Варенька сообщила. Она с ним разговаривала, а я нет. Даже не видела, хоть он и приходил на вечера несколько раз. Но я в это время обычно уже дома, а если и работаю, то занимаюсь более важными делами. Эти вечера… Они не приносят прибыли летом и весной, когда тепло, только зимой и поздней осенью. Так что в итоге в ноль работаем.

– И все же вы продолжаете их проводить?

– Я чту традиции.

– Вы большая молодец.

– Слушай, а ты не сын Георгия Абрамова?

– Как вы догадались?

– Похожи!

– Нет, я на маму…

– Ничего подобного, ты копия бати. Он, правда, посимпатичнее был. Эх, и сохли по нему бабы! Когда завод у нас тут гулял, они как пчелы вокруг него… Как он поживает?

– Хорошо.

– Все еще с твоей мамой? Она тоже интересная женщина. И очень терпеливая.

– Родители разошлись, – скупо проговорил Абрамов. – А теперь вернемся к преступлению. Чтобы его расследовать, нам нужно получить от вас съемки с камер наблюдения.

– Нет у нас их.

– Как это? Я видел несколько.

– Муляжи. Только на входе висит нормальная…

– Тогда с нее.

– Но и она была выключена сегодня.

– Почему?

– Сломалась, а в пятницу вечером мастер не поехал на вызов. Ждем понедельника.

– Это плохо.

– Ничего, по старинке будете расследовать. А то разучились дедуктивным методом пользоваться. Теперь давай по крайней выпьем и пойдем смотреть место преступления.

– Я уже его видел. А вам необязательно.

– Не волнуйся, в обморок не упаду.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Но уже приехали мои коллеги, и вы будете только мешать.

Он не соврал. Как раз во время разговора зазвонил телефон, и на экране высветился номер старшего опера Котова. Махнув третью, «крайнюю», стопку, Абрамов пошел встречать бригаду.