Текст книги "Искалеченная любовь. Роман"

…Весь день Михаэла не могла успокоиться. Новость, которую сообщила ей мама, не давала покоя. На работе она не могла сосредоточиться, все время пыталась быть серьёзной, лишь бы никто не заподозрил её состояния.

Но от Игоря Владимировича все-таки не смогла спрятаться.

– Михаэла Константиновна, вам сегодня нездоровится? – спросил он, внимательно всматриваясь в её лицо.

Миха как-то засуетилась, хотела оправдаться, но поняла, что все зря, что все видно по ней и ответила:

– Да, мне как-то сегодня не по себе. Я плохо себя чувствую, даже не знаю что. И плохо спала, и нервы ни к черту, все валится из рук.

– Это весенняя усталость, – сочувственно согласился директор. – Знаешь что, Михаэла, – он иногда по-отцовски, чтобы никто из сослуживцев не слышал, был с ней на «ты». Иди-ка ты прогуляйся. Смотри, какой сегодня день красивый, солнышко светит, тепло. Давай, давай. Я здесь сам справлюсь. Да и потом, скоро конец рабочего дня. Согласен, что в последнее время я тебя перегружал на работе.

– Нет, нет, Игорь Владимирович, я доработаю, – пыталась отговорить директора Миха.

– Иди, иди. Не переживай. Я разрешаю, – настаивал он.

Миха улыбнулась, оделась и выскочила на улицу. Весна давно вошла в город. Было легко и приятно осознавать, что настали такие теплые и звонкие деньки. Деревья потихоньку наряжались в зеленые наряды, а солнце ласково заглядывало в глаза. Михаэла шла по городу бесцельно. Домой еще не хотелось возвращаться, и она решила прогуляться. И вдруг ни с того ни с сего ей в голову пришло поехать на квартиру, их квартиру, где они жили с Даном. Она открыла сумочку и стала искать ключи. В самом дальнем карманчике она с жадностью нашарила ключ от входной двери. Конечно, теперь Михаэла ему была рада. А тогда, помнится, ей даже хотелось его выкинуть. Слава Богу, хватило разума его сохранить. Положив назад его в сумку, она быстро направилась к остановке. Долго ждать не пришлось. Подъехал троллейбус №4, и она мигом в него влетела.

Через пять остановок она вышла и увидела дом, двор, где когда-то она была счастлива. Что-то передернуло её от этих воспоминаний, стало не по себе, грустно, и она хотела развернуться и уйти. Но в последний миг её словно что-то подтолкнуло вперед, и она решила войти.

…Во дворе играли детишки. Миха быстро прошмыгнула мимо них, желая оставаться неузнанной. Потом одним махом взлетела на третий этаж, и вот она уже у двери своей квартиры. Резким движением, немного нервничая, открыла сумочку и достала ключ. Рука тряслась, и она не смогла с первого раза попасть в дверную щель. В голове все время вертелось: «Лишь бы никто её не заметил», – так не хотелось ни с кем встречаться. Потом она сосредоточилась, успокоилась и легко открыла дверь. Почти влетев в коридор, она тихо закрыла за собою её, произнося:

– Слава Богу! Никого не было.

Посмотрев по сторонам, она отметила для себя, что в квартире чисто, кто-то убирает, и подумала, что это наверняка Марина Павловна. Больше было некому. Тихо сняв туфли, Миха прошла мимо спальни прямо на кухню. Тут тоже все сияло необыкновенной чистотой. Чашки, тарелки, ложки, вилки – все блестело и все лежало на своих местах, как будто их только что расставили. Михаэла оперлась на дверь и, молча, рассматривала каждый предмет, который она с Даном покупали. Вот на стенке висит веселая и смешная рожица, которую ей подарил Дан на 1 апреля. Михаэла усмехнулась, увидев её. Рожица была до того глупая и смешная, что всегда вызывала улыбку. И она вспомнила, когда обижалась на Дана, он ей всегда говорил:

– Посмотри, Михаэлка, на веселушку, станешь такой же, если меня не простишь и не перестанешь на меня дуться.

И она прыскала со смеху, и Дан тоже вместе с ней. Так они всегда мирились. Но это были пустячные ссоры. А тут его предательство, измена…

Михаэла отошла от двери и прошла в зал. Здесь тоже все лежало на своих местах. Её серый заяц, большой и мягкий, задорно улыбался ей с дивана. Угрюмый вид стенки, в которой аккуратно сложенные книги ностальгически притягивали её внимание. Михаэла вздохнула, прошлась по залу и вышла. Она с минуту помолчала, потом подошла к телефону, подняла трубку, послушала короткие гудки и безразлично ее положила на аппарат. И осталось ей самое страшное – спальня, их спальня, в которой все и произошло…

Она тихо толкнула рукой дверь, та, скрипя, отворилась, и Михаэла увидела большую деревянную кровать, где они с Даном спали, любили друг друга, и где им было так хорошо вместе…

Она вспомнила первую брачную ночь, весь медовый месяц, клятвы любви, и ей стало страшно. Как он мог так с ней поступить? Почему она ему была всегда верна, никогда и не думала о другом, а он так легко поддался Ладе. И ей стало невыносимо тяжело, если он ей изменил с подругой, то, может, были и другие измены, о которых она не знает. Она схватила себя за голову, сжала её руками и упала на кровать, горько заплакав. Слезы рыдания и разочарования душили её с полчаса. Наплакавшись вдоволь, она успокоилась, повернулась на спину и еще долго смотрела в потолок без всяких мыслей. За окном заметно темнело, и она решила привести себя в порядок. Не идти же домой с потекшей тушью под глазами. Вышла она из квартиры так же незаметно, как и вошла. Никого не было во дворе. Михаэла с легкостью ускользнула через дворик, и вот он уже затерялась в городской суете.

Всю дорогу, пока добиралась домой, она думала о квартире, о том уюте, который никак не хотел её отпускать. Что ни говори, а там она была счастлива целый год. В её голове снова и снова проносились все предметы, находящиеся в квартире. А что, если все забыть, простить Дана и начать новую жизнь. Ведь, как говорит её мама, все мужчины изменяют женам, и жены тоже это делают в отместку. И после этого все довольны, все счастливы. Нет! Нет! И нет! Это уже ложь, грязь! Я не такая, я не смогу.

На что это будет похоже? Да её сам Данил перестанет уважать после этого. Рвать все отношения. Забыть пора эту канитель. Почему, почему я не могу вырвать из себя все это один раз и навсегда. Разве я хуже других? Сколько таких случаев по свету? Ну, пожили, ну, надоели друг другу, разбежались, кто куда, создал другие семьи и до конца своих дней вместе, а о том и не вспоминают. Вот так и у них будет. И она представила себя в роли жены другого. И от этого её вдруг передернуло. Кого она может полюбить, Илью Тодэшку? Вряд ли. Илья – публичный человек. Он даже сам себе не принадлежит. Он – достояние молдавского кино. Ну, какой из него муж? У него столько женщин! Любовник – да. И то не серьезный и ненадолго. Тогда кто? Никто! Никто мне больше не нужен! Полное разочарование в мужчинах. Будь они не ладны. Что за мысли? И что это со мной сегодня? Раскисла, как кисейная барышня. Троллейбус остановился, и Михаэла вышла на своей остановке.

…Приближались майские праздники. Эти теплые ласковые выходные всегда радовали Михаэлу. Во-первых, целую неделю отдыхали. Во-вторых, уже наступало лето, и можно было снять куртки, плащи и даже загорать. Еще за неделю до выходных звонили ей Ольга, Майка, и она договорились вместе со всеми первого мая пойти на пикник. Праздник приближался. Все готовились к демонстрации. По городу суета, оформление. Всюду развевались красные флаги, плакаты, шары, цветы. Настроение приподнятое, особенное. Накануне первого мая позвонил Илья, поздравил с праздником весны и сказал, что они останутся еще до июня, съемки затягиваются. Михаэла встрепенулась после такого звонка и задумалась всерьез. Впервые ей пришлось пересмотреть их отношения. Илья с трепетом и волнением говорил. Она это чувствовала и понимала. И, похоже, у него к ней очень серьезные намерения. Вот это и пугало её. Положив трубку, Михаэла решила, что пора и кончать эту затянувшуюся игру в любовь. Все равно из этого ничего толкового не выйдет.

И она решила, что при первой же встрече скажет Илье всю правду, как бы это ни звучало…

– Первого мая не скучай, Майя! – хохотала Ольга, шагая по проспекту Ленина вместе с Майкой.

– А я и не скучаю. Я так рада, что опять вижу Кишинев. Если бы ты знала, Ольга, как я по нему скучаю, как мне тяжело без него, – говорила однокурсница с чувством горечи.

– Это ты мне говоришь, Майечка? – не унималась Ольга. – А я по-твоему, думаешь, лучше себя чувствую там! Да он мне снится каждую ночь… этот архитектурный принц!

– Как ты сказала? – прыснула Майя. – Ну, и выдумщица ты, Ольга. Как скажешь что-то. Ей Богу, хоть стой, хоть падай!

– Да, ладно тебе, Майя, – шутя, проговорила Ольга. – Куда мне до тебя. Ты ведь у нас книжный червь! Ты все про все на свете знаешь.

– Ну, не все! Это ты преувеличиваешь, – пыталась отговориться Майка.

– Ладно, ладно скромничать, – внимательно посмотрела на неё Ольга. – Давай лучше ускорим шаг, а то еще опоздаем. И так они, наверное, уже собрались и нервничают. А вот и наш автобус, побежали!

Они сорвались с места и рванули что есть мочи к остановке. Ровно через полчаса подруги добрались до места встречи. Собирались все на Н. Ч., у дома Вероники. Это был заводской район, туда дальше были разбиты участки дач, а еще дальше были пустыри, холмы. Здесь часто отдыхали люди на природе. Вот и сегодня уже дымились костры, слышались веселые голоса издалека, музыка.

Ольга с Майей выскочили из автобуса и стремглав понеслись к высотному дому, где и жила Вероничка. Пакеты, которые они держали в руках, слегка сдерживали их бег, но они, казалось, и не замечали этой тяжести. Какое-то время и вот они уже стоят у двери своей подруги.

Звонок, и тут же дверь отворилась, как будто кто-то специально был представлен их ждать.

– Ну, наконец-то! – взволнованно и весело обрадовалась Вероника, – все только вас и ждут. Где вы пропадаете? Сколько можно ждать?

– Привет! Привет! Большой привет всем! – крикнула Ольга и поцеловала Веронику.

Все, кто собрался, вывалились из всевозможных комнат, ванны, кухни и весело засияли своими улыбками.

– Ух, сколько вас! – не унималась Ольга. И они с Маей стали всех целовать и обнимать, что девчонок, что их мужей, не разбирая. Еще бы! Так редко они вместе встречались. – Что значит ласковый май! Всех, всех обнимай!

– Ну, что ж, – прервал всех Никита, хозяин этой квартиры. – Раз мы все в сборе, то давайте собираться, время летит, там и поговорим.

Все засуетились, заспешили, стали хватать пакеты, сумки, одеяла. И с таким настроением вывалились из квартиры. Их было около двадцати человек. Все свои.

…День выдался на редкость теплый, даже ветер казался горячим. На небе не было ни одной тучки. Просто невероятно! Вот это да! Как по заказу. Они шли цепочкой к той тропке, которая была главной на даче. По этой, хорошо истоптанной, стежке можно было выйти к вольной земле, где когда-то гулял одинокий ветер, и где, может, пробегал заяц, а еще лучше лиса. Зеленая травка еще лишь начала пробиваться сквозь сухие заросли бурно растущей прошлогодней травы.

Через час вся честная компания настигла то место, где и решили расположиться. Мужская компания (их было около десяти человек) принялась за костер и шашлык. Женская же половина дружно взялась за стол. Через полчаса и те, и другие уже сидели по-японски за круглым расстилом на земле. Первым произнес тост Никита. Он поднял рюмку водки и сказал, оглядев радостно каждого, просто:

– С праздником вас, дорогие друзья!

Все, как и в былые времена, весело, по-студенчески, крикнули:

– Ура! Ура! Ура!

И потом, выпив до дна, стали еще болтливее, развязнее, закусывая всем тем, что было на так называемом столе. Стол и впрямь ломился от яств. Кто что мог, то и принес. А принесли, можно сказать, много чего.

Затем второй тост произнесла Майка. Она не так часто приезжала в город, ей это трудно давалось из-за расстояния. Майя, немного смутившись, надвинула свои брови в угол, схватила стакан с вином и произнесла довольно длинную речь.

– Дорогие вы мои! Если бы вы знали, как я рада вас видеть!..

Кто-то из ребят выкрикнул:

– И мы тебя, Майечка, очень рады лицезреть.

– Да тихо вы, – цыкнула в ту сторону Вероника, – не перебивайте её.

Майя, слегка улыбнулась, посмотрела на стакан свой, схватила его еще крепче двумя ладонями и, словно боясь его кому-то отдать, продолжила, уже и забыв, что держит его в руках:

– Знаете, как мне порою вас не хватает там. Кажется, вот брошу все, уеду в Кишинев, чтобы хоть краем глаза увидеть все то, что когда-то было родным…

– Да в чем дело, Майка, айда к нам! – крикнул Виталий, друг Никиты.

Но Майя продолжала свою речь со всей серьезностью.

– Мне иногда кажется, а что если бы мы не учились вместе? Если бы не знали друг друга? Интересно, какой бы я стала? И стала бы я такой, какая я сейчас, которая не может жить без друзей. Для которой подруги не просто подруги, а что-то большее…

Затем она помолчала, посмотрела своим кротким взглядом на всех девочек и произнесла:

– С первым мая! Желаю всем вам отличного настроения и больших успехов в работе. Ура!

Казалось, все только того и ждали, чтобы выпить. Речь Майкина их тоже тронула, и, чтобы замять смятение, они быстро переключились на рюмки. И снова хохот, шутки, веселье. Кто-то побежал к шашлыку, перевернул его, вспрыснул вином и снова подсел в круг.

Ольга сидела вместе с Михаэлой и все время с ней разговаривала на тон ниже. Они уже успели о многом переговорить и узнать о делах друг дружки. Еще по тропе Ольга рассказала Михе о своем сборнике стихов, который опубликовала и привезла с собой показать ей. Миха, в свою очередь, тоже вкратце поведала о личной жизни, чем очень удивила подружку. Ольга дивно слушала её и только головой покачивала от таких новостей. Она была до головокружения удивлена тем, с кем Михаэла встречается. От услышанного она долго смотрела на Миху, даже не моргая, лишь через некоторое время произнесла:

– Ни фига себе! С Тодэшку?

О состоянии Дана ей пришлось посочувствовать и по переживать:

– Да как же это случилось, Миха?

– А, Ольга! Я-то откуда знаю. Несчастный случай.

– Скажи, Миха, ты еще злишься на него? Только честно? – не унималась Ольга.

– Злишься, – проговорила Михаэла, – я никак не могу его забыть. Мне больно до сих пор.

– А мне, кажется, – продолжила Ольга. – Ты, Миха, эгоистка.

– Что-о-о? Я? – вскрикнула Миха.

– Миха, столько времени прошло, а ты, как собака на сене. Дан там ведь не от хорошего же положения. Тебе это ни о чем не говорит? Он любит тебя, Миха. Только тебя и никого больше! И уехал он, чтобы всем доказать, что все случилось случайно, и ни с кем ему не хочется это обсуждать.

А еще он хочет доказать тебе свою любовь, дорогая. Уж поверь мне, я вижу это со стороны и лучше тебя.

– Ну, спасибо тебе, Ольга, я еще и виноватой осталась, – обиженно оправдывалась подруга.

– Миха, послушай, сколько можно себя обманывать. Поверь мне, за вас все переживают. Вот появился у тебя Илья. Да? И что? Ты сама знаешь, что это не твое. Я сейчас не говорю о том, какой он. Это всем известно – достояние республики. Человек публичный. И при всем этом очень красивый! Ты у нас тоже не чучело. В жизни все бывает. Допустимо и это, что вы могли бы быть вместе. Я тут даже не хочу спорить. Дело молодое. Но я же вижу, ты любишь своего мужа. Когда ты говоришь о Дане, у тебя не только глаза светятся, но и душа. Тебе этого не скрыть ни от кого. И хватит на него обижаться, так только хуже себе делаешь. Эта дура, Лада – просто низкая тварь! Ну, захотелось ей тебе насолить, да побольней, что из этого теперь поломать свое счастье? Да, хватит уже таких, как эта …, тешить. Я хочу тебе посоветовать сделать то же, что Дан тебе учудил. И тогда вы будете квиты. Иначе ты его никогда не простишь. Сравни страсть к любимому мужчине и к мимолетному желанию. Может, потом оценишь разницу.

– Ой, Оль, не могу я так, – смущенно покраснев, ответила Миха. – Ты же знаешь меня.

– Ну, да, сама целомудренность, – недолго думая, упрекнула Ольга.

– Что вы там все шушукаетесь? – вдруг прервала их Вероника. – Ой, однокашницы, поделитесь с нами своими секретами. Или вы забыли, что больше двух человек в компании говорят вслух.

– Да, да, извините нас, – весело откликнулась Михаэла. – Ребята! Я хочу вам сообщить очень приятную новость.

– Да? И какую же? – все весело подключились и поинтересовались.

– Вы знаете, – продолжила Миха, – наша Ольга издала свой первый сборник стихов.

– Ух, ты! Вот это да! Ольга, и ты молчишь? – послышались со всех сторон удивления и восхищения. – Прочти что-нибудь, пожалуйста.

Ольга обомлела. Она не ожидала от Михи такого. Ну, опубликовала сборник. Ну что из того?

– Нет, ребята, ну не хочется сейчас об этом. Нужен какой-то настрой, настроение, – оправдывалась и отнекивалась она.

– Нет, нет, ты прочтешь! – настаивали все.

– Ну, хорошо, всего одно четверостишие.

И она поднялась, посмотрела на всех своей лукавой интригующей улыбкой, затем подняла чернявую головку вверх, приняла осанку гордую и прочла несколько четверостиший.

Все слушали её очень внимательно, и, казалось, были рады такой подпитке на дикой природе. Поэтому им хотелось еще что-нибудь услышать:

– Ольга, прочти еще, не скупись, – попросил Алекс Адмиралов, один из однокурсников Женьки.

– Ну, хорошо, последнее, – согласилась она, чтобы отделаться поскорей:

Я теперь непременно выше

Всей той жизни, что была.

И душою стала намного чище,

А иначе, зачем бы жила…

Потом подняла стакан с вином и предложила выпить. Все молча, дружно подняли свои стакана, рюмки (пили, кто что хотел: кто водку, а кто вино) и со всех сторон послышались слова:

– За тебя, Ольга! За твое творчество! Удачи тебе! Молодец!

– Ну и за вас тоже! – улыбаясь, говорила она. Хочу, чтобы у каждого из вас в жизни было как можно больше светлых дней. С праздником!

Подоспел шашлык. Ребята с воодушевлением раздавали шампура. Его запах вскружил всем голову, и они накинулись на него с большим аппетитом. Потом пошли анекдоты. Уже порядочно выпив, они хохотали от всей души. Так, за кругом, веселясь, их и застал вечер. Солнце, прощаясь, бросало последние неуверенные лучи в их сторону, подул прохладный ветерок, но ребятам не хотелось еще уходить. Создалась прекрасная атмосфера, и они боялись её нарушить. Ведь кто знает, когда еще придется так посидеть на природе. Жизнь – суета сует. Не всегда получается так, как тебе хочется устроить её. Первым решился Никита. Он поднялся и сказал:

– Ну, что, пора уже собираться. Предлагаю пойти к нам на чай. Что-то устал я от этого вина и водки, хочется чего-нибудь горяченького.

– Да, ребята, – подхватила Вероника, – а ведь это прекрасная идея продолжить праздник у нас.

Уходили с поляны уставшие, но очень довольные. Во-первых, не надо было таскать полные сумки, а во-вторых, все остались довольны пикником.

На чай не все пошли, только близкие друзья Никиты и брат Вероники.

Ольга спешила к сестре, Майка к дяде, а Михаэла домой. Правда, Миха звала девочек к себе, но они по-честному не могли. Зато пообещали забежать завтра, второго мая, и договорились сходить в кафе, в парк и просто погулять по городу.

…Дан тихо передвигался по коридору на костылях. Было воскресенье, поэтому в больнице это особенно чувствовалось. С утра можно погулять туда-сюда без толкотни, без лишних сочувствующих глаз. Тук-тук стучит костыль. Боль невыносимая шоком отзывается по всему телу. Он сдавливает челюсти, пот выступает на лбу, но он счастлив, он пошел! Нога приживается, а, значит, он её не потерял. Он будет ходить, он будет ходить на своей ноге, а не на деревянном протезе. Три операции, но последнюю ему пришлось перенести с трудом. Врачи боролись за его здоровье днем и ночью. Сердце пошатнулось, иммунитет упал, и никакого интереса к жизни. Полный упадок сил. Дану больше ничего не хотелось, он устал от боли, от лежачего положения, от одиночества. Впервые в жизни он почувствовал одиночество во всей красе. И если бы не врачи и медсестры, то, пожалуй, ему уже давно было не жить в этом мире. Алена Красавина, высокая белокурая девушка, медсестра в коротком белом халатике не отходила ни на шаг от Дана. Её забота, внимание очень сильно трогало Дана. Без неё Дан уже не мог прожить и дня. Он смотрел на неё как на сестричку, нежно и ласково. Она была моложе на 10 лет, только что из медучилища. Со своими обязанностями она очень хорошо справлялась. Всегда строга, внимательна и аккуратна. Им было очень хорошо вместе. Они разговаривали без всякого принуждения. Она требовала, он выполнял. И так почти пять месяцев. Но когда ему стало плохо после второй операции, она испугалась серьезно за его жизнь. Она узнала, что он женат, что у него есть жена и что произошло в их семейных отношениях что-то такое, за которое он себя не может простить. Надо было что-то делать, нужен был ему рядом близкий человек, чтобы заставить его вновь морально воспрянуть, а это и послужит толчком к физическому выздоровлению.

Она переговорила с хирургом и предложила ему свою версию.

– Владислав Евгеньевич, а что если мы вызовем его мать. Вы понимаете, ему нужна сейчас родственная поддержка. Иначе с ним будет беда, – говорила профессионально Елена Александровна.

Владислав Евгеньевич, хирург со стажем в 30 лет, внимательно выслушал её, потом сказал:

– Все бы хорошо, моя дорогая Елена Александровна. Но почему мать, а не жену пригласить.

– А-а, – махнула Елена рукой. – По-моему, у него с женой вышел какой-то разлад. Не надо ему об этом даже и говорить. Единственный человек, который смог бы его поддержать – это его мать. Ну что скажете, Владислав Евгеньевич? Связаться мне с его матерью?

– Ну, попробуйте, только осторожно, чтобы не испугать её.

Елена радостно выскочила из кабинета главврача и радостно побежала по коридору.

Владислав Евгеньевич посмотрел ей в след и улыбнулся. Он понимал, почему медсестра так ропотно заботилась о своем пациенте.

…Телефон позвонил в тот самый момент, когда Марина Павловна выключила свет и уже собиралась лечь в постель. Звонок настойчиво и дерзко прозвучал три раза, и Марина Павловна схватила трубку, не дав ему прозвенеть в четвертый. В трубке прозвучал голос молодой девушки, такой приятный и нежный, от которого женщина сразу же успокоилась.

– Марина Павловна? – прозвучала в трубке.

– Да, это я, – взволнованно отвечала Марина Павловна.

Девушка улыбнулась в трубке и еще ближе к себе расположила женщину.

– Марина Павловна, я медсестра, Елена Александровна, хочу сразу же вас успокоить, что с Даном все в порядке. Он идет на поправку, удачно перенес вторую операцию и чувствует себя хорошо.

– Да? Я вам очень благодарна за звонок, Елена. Вы сейчас меня действительно обрадовали. Если бы вы знали, как я счастлива была услышать то, что вы мне теперь сообщили. Дан мне стал редко писать, а у меня душа не на месте. Я хочу приехать к нему, но не решаюсь… А вдруг он уже выписался. Ведь он мне ничего не рассказывает, говорит легкое травмирование, а тут, оказывается, уже вторая операция…, – послышались рыдания…

– Марина Павловна, вы не плачьте, все уже позади. Дан молодец, он уверенно выздоравливает. Если хотите, то приезжайте к нему сюда, в Якутск в травматологическое отделение. Я думаю, он очень обрадуется вам.

– Да? Можно? – почти вскрикнула бедная мать.

– Конечно, можно, если только вы захотите этого, – говорила уверенно медсестра.

– Спасибо вам, милая моя, спасибо большое за звонок. Если бы вы знали, какой камень у меня выпал из груди, – почти плача, говорила Марина Павловна.

– Да, не за что, не за что. Буду рада вас видеть у нас в Якутске. Приезжайте, вы ему нужны очень, – успокаивающе говорила девушка. – До свидания.

– До свидания! – ответила благодарственно Марина Павловна.

В трубке еще долго звучали короткие гудки, но Марина Павловна держала её в руке, не решаясь положить на место. Она даже не понимала, что происходит. Лишь через какое-то время сообразила и осознала, что это был звонок из Якутска, и ей сообщили о его мальчике. Она как-то оживилась, стала хватать вещи, сумку и готовиться к поездке. Но потом оценила обстановку, посмотрела на часы и поняла, что все выглядит смешно в 12 часов ночи. Надо подождать до утра, отпроситься с работы, попросить соседку приглядывать за квартирой, поставить в известность друзей, родственников, купить билет и многое другое сделать. Всю ночь она плохо спала, то уснет, то проснется. И тревога не покидала её до самого рассвета.

…Лететь пришлось ей до Хабаровска с пересадкой на Якутск. Здесь, на дальнем севере еще стояла зима, крепчали морозы, и весны еще долго надо было ждать. Хотя по меркам здешних жителей, она уже давно наступила.

Пролетал снег, завывал слегка ветер, а по дороге кружила белая пороша. Огни аэропорта ярко светили и манили к себе всех пассажиров. Сойдя с трапа, Марина Павловна села вместе со всеми в автобус, и он быстро и легко довез их до входа в здание аэропорта. Войдя в зал, просторный, светлый и теплый, Марина Павловна с легкостью вздохнула. Теперь осталось получить багаж, и можно ехать к своему сыночку. На улице едва начинало светать.

…Через час, когда уже совсем рассвело, Марина Павловна сидела в такси и ехала в больницу. А через каких-то полчаса она уже стояла у дверей больницы с багажом и никак не решалась войти. Охранник у проходной внимательно посмотрел на неё и спросил:

– Вы куда, женщина?

– Я прилетела из г. Кишинева. Здесь лежит мой сын. Могу я пройти в здание?

– Для начала войдите, там холодно, присядьте вот здесь. Он указал ей на стул, который стоял у стенки рядом с журнальным столиком. А я тем самым выясню в регистратуре о вашем сыне. Ваши документы, пожалуйста.

Марина Павловна поспешила открыть сумочку. Это ей не сразу удалось. Она сильно переживала, руки тряслись, замок никак не хотел открываться, и лишь через какое-то время ей удалось с ним справиться.

Охранник взял паспорт, полистал его, сверил взглядом фотографию с Мариной Павловной и вернул его назад. Потом он спросил, как зовут сына, и направился к регистратуре. К счастью, она находилась недалеко по коридору, и ей не пришлось долго ждать. Она видела, как он подошел к окошку, где сидела молоденькая рыженькая девушка, что-то сказал ей, и та быстро залистала журнал. Потом девушка утвердительно ему кивнула головой и что-то еще объяснила. Видимо, он попросил её связаться с дежурной по отделению, потому что та сразу подняла трубку и позвонила. Через какое-то время охранник подошел к Марине Павловне и сказал:

– Все нормально. Ваш сын, Данил Даров, лежит у нас на четвертом этаже. Вас там уже жду. И еще: если вам тяжело подниматься с сумкой, вы можете оставить её на некоторое время у нас, – вежливо предложил охранник.

– А можно? – обрадовалась Марина Павловна.

– Да, конечно, – и он указал укромное местечко, которое и скрыло её багаж.

Марина Павловна облегченно вздохнула и посмотрела на охранника. Он понял, что она хотела спросить у него и, не дожидаясь вопроса, сказал:

– Сейчас вы пройдете налево по коридору, там будет и лифт, и лестница, поднимайтесь на четвертый этаж, где будет надпись «Травматологическое отделение», там ваш сын, – и улыбнулся ей.

– Спасибо большое вам, – с благодарностью ответила женщина.

– Да не за что, – ответил он.

Поднимаясь на лифте, Марина Павловна едва сдерживала слезы. Она не могла дождаться, когда увидит своего единственного сына. Сердце гулко отбивало удары в груди, и ей становилось все трудней и трудней дышать. В фойе, где остановился лифт, никого не было. Она достала платочек носовой из кармана пуховика и вытерла слезы. Затем вытащила зеркальце, подкрасила слегка губки и поправила шапку и, наконец, решилась войти в отделение. У входа по правую сторону сидела дежурная медсестра, она сразу же вскочила и подбежала к ней:

– Здравствуйте, вы мама Данила Дарова?

– Да, я его мама, – тихо и вежливо ответила Марина Павловна.

– Подождите минуточку, я сейчас сообщу его врачу, – и она быстро понеслась по коридору.

Буквально через секунду к ней также быстро подошли красивый врач лет 55 и молодая стройная медсестра, очевидно, та самая, которая ей звонила. Марина Павловна слегка смутилась и поздоровалась с ними:

– Добрый день.

– Здравствуйте, Марина Павловна! – почти в один голос ответили врач и медсестра.

– Как долетели? – спросил Владислав Евгеньевич.

– Вроде, хорошо, – ответила Она.

– Ну, давайте сначала пройдем ко мне в кабинет и поговорим, а затем вы увидите своего сына.

– Елена Александровна, пожалуйста, проводите нашу посетительницу в гардероб и подайте ей халат, а затем ко мне, – обратился он к медсестре.

В кабинете главврача Марина Павловна пробыла где-то полчаса. Все это время они говорили о Дане, о его переломе, об операциях. С медицинской точки зрения, перелом опасный, было уже много сделано, и оставалась последняя операция. Слушая доктора, Марина Павловна не переставала восхищаться им, с какой заботой, вниманием и подходом он говорил. Да, врачи должны быть от Бога, они должны рождаться ими. И это тот случай. За это время Елена Александровна подготовила Дана, она сообщила ему о приезде мамы. До сих пор они не говорили ему ничего. Ей было нелегко это сделать, но она знала, как это сообщить. После перевязки и завтрака, когда Дан облегченно вздохнул, Леночка тихо с ним заговорила о том и о сем, потом взяла его руку в свою и сказала:

– Можно мне пощупать ваш пульс, Данил?

Её прикосновение разнеслось легкой и приятной дрожью по всему его тему. Он слегка улыбнулся и разрешил.

– Пульс в норме, – ответила она, улыбаясь. – Я рада за вас.

Что-то она не договаривала, и Дан внимательно посмотрел на неё:

– Что с вами, Елена Александровна? У вас сегодня праздник какой-то?

Она еще раз улыбнулась и, не выпуская из своих рук его руку, спокойно произнесла:

– У меня нет, а вот у вас да.

– Не понял, – сказал Данил.

– Данил, к вам приехала ваша мама, – решилась, наконец, Елена Александровна.

– Что? Что вы сказали. Мама? – встрепенулся Дан. – Где она?

– Тихо, тихо, – успокоила Леночка. – Лежите спокойно, она здесь. – через минуту войдет сюда. Она разговаривает с Владиславом Евгеньевичем, – продолжая держать уже скованную руку Дана в своих.

– Когда она приехала? – допытывался больной.

Видя, что с ним все в порядке, Елена Александровна отпустила его руку и ответила на вопрос спокойно:

– Сегодня утром.

В дверь слегка постучали, затем резкими шагами буквально влетел доктор, за ним и Марина Павловна.

– Доброе утро, – сказал Владислав Евгеньевич. – Ну, как у вас сегодня самочувствие, Данил Владимирович?

Дан смотрел то на врача, то на маму и не знал, что ответить. Марина Павловна, едва сдерживая слезы, просто не могла оторвать глаз от сына. «Боже мой, – думала она, – это мой Дан? Что с ним стало? Бледный, худой, измученный. Один скелет».