Текст книги "Культурный фронт Великой Отечественной войны"

Просвещение – это культура и образование

…Слабые знания школьников, особенно в области истории, географии, литературы и их неорганизованный досуг, не соответствующие духу времени учебники и программы, отсутствие школьной формы и некачественные детские игрушки, низкая заработная плата учителей и их недостаточное социальное обеспечение – вот спектр тех проблем «детского мира», которые стоят перед современным российским обществом. И не парадоксально ли, что ровно те же вопросы в срочном порядке пришлось решать власти и обществу в годы Великой Отечественной войны? С одной существенной разницей – воюющей стране, тратившей в сутки в среднем на военные расходы 388 млн рублей, платившей союзникам за поставки вооружения и тушенки-сгущенки по ленд-лизу золотом, было куда сложнее изыскать средства на коренные изменения в школе, но эти средства были найдены!

Казалось бы, зачем, если при остром дефиците тетрадей и чернил дети, бывало, писали между строк газет соком свеклы или ягод? Если металлические пёрышки для ручек приходилось изготовлять внеурочно даже на оборонных заводах? Если из далёких от центра районов расселения эвакуированных учителей шли жалобы на неисполнение местными властями постановлений правительства о снабжении педагогических кадров самым необходимым – мылом, солью, спичками, керосином, дровами, промтоварами и обувью, а зарплата – гроши. И потому кто-то из учителей переквалифицировался в официантки, продавщицы, парикмахеры. «Но кто тогда будет учить детей?» – такими словами заканчивалось письмо из Хакасии эвакуированных из Ленинграда учителей с жалобой на местную власть. И всё же, тех, кто остался верен долгу учителя, было большинство.

Просветитель Потёмкин. Первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк за стремительный захват своей армией Франции в 1871–1872 гг. призывал благодарить прусского учителя, воспитавшего воина, уточним – воина-захватчика.

Мы с полным правом можем благодарить за победу над фашистской Германией советского учителя, воспитавшего воина-защитника. Это он, учитель, вводил учеников в прекрасный мир культуры и искусства, где живут светлые и храбрые герои книг А. Гайдара и Н. Островского, фильмов «Чапаев» и «Александр Невский» с пророческими словами князя: «Кто с мечом к нам придёт…». И воспитывал умелыми защитниками Осоавиахим (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству) с лётными, парашютными и стрелковыми «ворошиловскими» курсами, и звучали сердечные песни о Родине, о любви, и жила память о прадедах-героях, увековеченных в русской литературе, в музыке, живописи, граните и бронзе памятников…

Со дня прихода к власти в Германии Гитлера в СССР понимали, что это молодое новое советское поколение может понести огромные безвозвратные потери в войне «за жизненное пространство», которой угрожает миру и, прежде всего, Советскому Союзу фашистский фюрер. Какое новое поколение придёт на смену – зависит опять от школы. И совсем не случайно на пост наркома просвещения РСФСР в 1940 г. переходит 66-летний прославленный дипломат, первый заместитель наркома иностранных дел Владимир Петрович Потёмкин, начинавший в конце XIX века – начале ХХ свой трудовой путь как педагог.

Выходец из семьи дворян Тверской губернии (родственники ли князю Потёмкину – не выяснено), Владимир Петрович исповедовал взгляды «кающихся дворян», созидательных народников, стремившихся искупить вину предков-крепостников за невежество и унижения крестьян, посвятив свои жизни работе на ниве просвещения и культуры. По окончанию историко-филологического факультета Московского университета будущий нарком стал специалистом в редчайшей области – гебраистике (комплексе дисциплин, изучающих древнееврейский язык и культуру). Преподавал и в классической гимназии, и в реальном техническом училище, и даже в Екатерининском институте благородных девиц. Но параллельно читал лекции на воскресных и вечерних курсах простым рабочим, которым вход в солидные учебные заведения был закрыт. Участвовал в революционном движении, и за своё свободомыслие посидел в Бутырской тюрьме. В 1909 г. «не исправившегося» педагога лишили права преподавать.

В 1919 г. он, сорокапятилетний, как член коллегии Народного комиссариата просвещения, участвует в создании программы единой трудовой советской школы для всех сословий. И пока при активнейшем содействии дореволюционной научно-технической и гуманитарной интеллигенции (о чём сегодня почти забыто) страна свершает индустриализацию с электрификацией и радиофикацией, передовой её отряд – учительство проводит ликвидацию безграмотности, привлекая первых советских школьников. Моя бабушка рассказывала, как она, третьеклассница, учила пожилых людей читать и писать, и они из уважения стали вдруг обращаться к ней на «Вы»…

С 1922 г. В.П. Потёмкин – на дипломатической работе, с 1937 по 1940 г. – 1-й зам. наркома иностранных дел СССР. Главный редактор и один из авторов многотомной «Истории дипломатии», доктор исторических наук.

…Лишь один мирный год – 1940-й – был отмерен историей наркому Потёмкину, отозванному с дипломатической службы на ниву просвещения для реформирования образования, но поразительно, что даже нашествие гитлеровских орд не остановило процесс изменения советской школы, которое, кстати, и реформой-то официально и пафосно никто не называл. И как показательно, что новый нарком просвещения со товарищи взяли на вооружение опыт преобразований, проведённых министром Львом Кассо в 1911–1914 гг. Благо, были ещё живы и полны творческих сил многие «старорежимные» педагоги гимназий и реальных училищ.

…Не было в ту пору в стране Наркомата культуры, как не было и общего союзного уровня Наркомата просвещения, но у каждой советской и автономной республики был свой республиканский Наркомат просвещения. Образование рассматривалось в неразрывной связи и с культурой, и с искусством; потому в сферу забот наркомата входили и образовательные учреждения, и культурно-просветительские – музеи, библиотеки, клубы, избы-читальни, кинотеатры и театры… Вместе получалось – просвещение. А главнокомандующий от просвещения – нарком просвещения Потёмкин, как ни парадоксально звучит его должность в связке с фамилией. Согласитесь, кстати, что, между «Наркоматом просвещения» и «Министерством образования», до недавнего времени существовавшего в новой России а, значит, между «человеком образованным» и «человеком просвещённым» – «дистанция огромного размера»!

Наркомат просвещения Российской Федерации был зачинщиком многих общесоюзных инициатив и нововведений, а в годы войны стал правофланговым благодаря неординарной личности наркома, подававшего пример смелого и творческого подхода к любому делу. И, казалось, не было в ту пору у него мелких дел и забот, каждая мелочь в условиях войны становилась серьёзной проблемой, требующей быстрого и конкретного решения. Например, в непростых условиях войны и повального дефицита требовалось снабдить школы и вузы учебниками, тетрадями, чернилами во многомиллионных исчислениях. Столько же требовалось ручек и перьев к ним и особо дефицитных в тылу и на фронте простых и химических карандашей, изготовлявшихся по принятой технологии из сибирского кедра. Дипломат Потёмкин договорился со смежниками переналадить производство карандашей из других, менее ценных, пород древесины…

Урок не отменяется! В первые недели войны Потёмкин дважды обращается через «Учительскую газету» ко всем заведующим краевыми и областными отделами народного образования и наркомам просвещения АССР, предлагая им совместно с местными комитетами комсомола и советами Осовиахима «организовать в летний период занятия учащихся 7–10 классов по военной подготовке и военно-санитарному делу»[8]8
  Учительская газета. 1941. 9 июля.


[Закрыть].

«Правда» публикует 10 июля 1941 г. обращение наркома просвещения РСФСР к пионерам и школьникам с призывом помочь стране в борьбе с врагом: организовывать пожарные, санитарные и трудовые бригады, взять на себя заботу о семьях фронтовиков, помогать взрослым в ремонте школьных зданий и учебного оборудования.

В конце августа нарком Потёмкин издаёт приказ для работников просвещения о подготовке школ к началу учебного года как всегда – 1 сентября, принимая в школы детей из семей всех эвакуированных и беженцев. Приказ принимают к исполнению даже в осаждённых врагом городах, переводя занятия в бомбоубежища, а то и – в каменоломни, в подземелья, освещённые коптилками, как в Одессе или в Севастополе.

В неопубликованных воспоминаниях красноярского журналиста, ветерана войны Александра Ждановича есть трогательный рассказ о работе одной из Одесских школ времён обороны города. Журналист оказался там с коллегой Георгием Ковалёвым: «Школа, к которой мы добрались бросками и перебежками, не имела в окнах ни одного стекла, все двери были сорваны с петель, по бывшим классам бесшабашно носился ветер. Швырял какие-то старые тетрадки, обрывки плакатов и диаграмм.

Занятия проводились в подвале. Здесь всё время горел тускловатый электросвет, пахло сыростью, в углах притаилась серовато-зелёная плесень, но на влажных стенах было всё, как положено: висели расписания уроков, свежий номер стенгазеты «Школьная жизнь», самодельный плакат: «Кто впереди?», на котором 7 «А» мчался на самолёте, а 5 «А» полз на черепахе.

Появилась очень строгая седенькая старушка с непомерно большим звонком и стала ритмично махать им – загремел школьный звонок. Кончилась перемена, начинался третий урок.

Узнав, кто мы, строгая старушка вполне серьёзно отрекомендовалась:

– Вера Митрофановна, директор школы, по совместительству – главная техничка. Могу посоветовать посетить урок словесницы Марии Ивановны. Сейчас у неё в девятом – Чехов, «Вишнёвый сад».

Спустя несколько минут мы с Ковалёвым уже сидели на одной парте в предпоследнем ряду. Учеников в девятом было негусто – одиннадцать мальчиков и девочек. У столика – Мария Ивановна. Очень быстро мы с Ковалёвым убедились, что Мария Ивановна, несмотря на свой слишком обычный вид, принадлежит к тем людям, которых нельзя не слушать, когда они читают или говорят, на них нельзя не смотреть, им нельзя не верить. И это происходит не потому, что они обладают какими-то исключительными ораторскими способностями, а потому что их мысли беспредельно честны, они беспредельно убеждены в высокой правде произносимых ими слов.

И я, и Ковалёв, и все одиннадцать девятиклассников не отрывая глаз от просветлённого лица Марии Ивановны, слушали трепет и мудрость, горечь и силу чеховского «Вишнёвого сада».

Где-то совсем близко, наверное, на соседней улице падали тяжёлые бомбы. Даже по толстым подвальным стенам школы пробегала неприятная, лихорадочная дрожь. С потолка на открытые тетради с тихим шорохом сыпалась не то глина, не то штукатурка. Мальчики и девочки, не открывая глаз от учительницы, очень привычно, почти машинально смахивали эту штукатурку. Урок продолжался.

И вдруг приподнялось одеяло, заменявшее тут дверь, и Вера Митрофановна почему-то слишком робко сказала:

Прошу Вас, Мария Ивановна, и военных корреспондентов выйти на несколько минут.

Мы вышли втроём.

– Мария Ивановна, крепитесь, – почти шёпотом произнесла директор, – я знаю, вы мужественная женщина… Сейчас прибежала Петровна и сказала, что бомбили Вашу улицу… И понимаете… прямое попадание в Ваш домик. В общем, вроде, всё уничтожено. Скажите, там кто-нибудь был?

– Книги… Фотографии… И моя юность, – медленно ответила Мария Ивановна, смотря куда-то мимо нас, а потом с чуть заметной тревогой спросила:

– А садик?

– Всё горит, – глухо ответила Вера Митрофановна, и тут же добавила, – я сейчас скажу детям, что урок отменяется.

– Урок не отменяется, – очень тихо, но решительно, сделав ударение на «не», проговорила учительница и вместе с нами вошла в класс.

– Итак, мы закончили тему, – сказала она подчёркнуто буднично, – к сожалению, в нашей программе нет ещё одной прекрасной пьесы Чехова – «Три сестры». Но, помните, я рекомендовала вам почитать. Кто это сделал?

Поднялись одиннадцать рук.

– Хорошо. А кто сейчас может прочитать тот монолог или ту сцену, которая на него произвела особенное впечатление?

Снова взметнулось одиннадцать рук.

– Отлично. Саша Шинкаренко, мы слушаем тебя.

Угловатый паренёк в очках встал и убеждённо заявил:

– Больше всего мне понравился образ Ирины. А прочитаю я только вот эти слова. В них для меня главное, – и, открыв книгу, он прочитал: «Придёт время, все узнают зачем всё это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить… Надо работать, только работать…»

Звонок возвестил о том, что урок окончен.

…Потом мы с Ковалёвым снова перебежками и бросками добирались в редакцию и, хватая меня за рукав гимнастёрки, он говорил:

– Ты только подумай, какая сила! Кончится война, я обязательно напишу роман и об этой школе, и об этой учительнице, и об этих ребятах. Теперь это будет моей мечтой.

Георгию Ковалёву не суждено было осуществить свою мечту. А я романов писать не умею…»[9]9
  Личный архив автора. Неопубликованная рукопись: Жданович Александр. У самого Чёрного моря. Воспоминания военкора. С. 7–9.


[Закрыть]

Приказ: собирать экспонаты для музев истории войны. 12 ноября «Учительская газета» публикует приказ по Наркомпросу РСФСР «О военной подготовке учащихся старших классов средних школ. …Военная подготовка юношей – учащихся 9–10 классов должна проводиться по 110-часовой программе Всеобуча, на военную подготовку отводится 7 часов в неделю»[10]10
  Личный архив автора. Неопубликованная рукопись: Жданович Александр. 12 ноября.


[Закрыть]. Многие мальчишки и девчонки вскоре будут осаждать военкоматы с требованием отправить их на фронт: «Мы прошли «Военобуч»!»

А через три дня, 15 ноября, когда враг на подступах к столице, а Геббельс по радио извещает весь мир о скором торжественном вступлении в Москву германского воина-победителя, нарком просвещения издаёт Приказ № 170 «О сборе материалов Великой Отечественной войны» – документ, казалось бы, несвоевременный до нелепости. Но он демонстрирует твердую уверенность в разгроме захватчиков. Кто-то из музейщиков, может быть, и обвинил наркома в сумасшествии, но все, подчиняясь железной дисциплине военного времени, поспешили, оповестив школы, начать вместе с учителями и школьниками поиск экспонатов для музеев – писем с фронта и фотографий воющих и погибших земляков, плакаты, киноафиши, вырезки из местных газет, свидетельства варварских бомбардировок и артобстрелов – осколки мин и бомб, гильзы и другие реликвии и свидетельства войны, а также – трофеи. Этой инициативой Наркомат просвещения положил начало сбору материалов по истории еще идущей Великой Отечественной войны, в конечном победном исходе которой, стало быть, сомневаться нужды нет. Скоро и Академия наук, и правительство озаботилось созданием комиссий по сбору материалов для будущих экспозиций в музеях по истории Великой Отечественной.

Накануне Нового 1942 г., после первой большой победы в Московской битве, издаётся приказ Потёмкина об организации празднования Нового года в школах, детских садах и детских домах – с традиционными утренниками, ёлками, и пусть скромными, но всё же подарками. Причём ёлочные игрушки в ту пору изготовляются в цехах оборонных предприятий. Завод «Москабель», например, из некондиционных обрезков проволоки выпускает самолётики, снежинки, корзинки с цветами, а также бабочек и стрекоз в качестве новогодних украшений.

Зимой 1942 г. немцы отброшены от Москвы на 200–250 км, и на освобождённых территориях обнаружились страшные злодеяния фашистов. Не только против мирного населения, но и против памятников истории и культуры. Начинается учёт разрушений и потерь. Через несколько дней Президиум АН СССР, проходивший в Свердловске (ныне – Екатеринбург), принимает решение об образовании Комиссии для организации работ по истории Великой Отечественной войны.

В августе 1942 г. СНК СССР утверждает временное положение о Комиссии по учёту и охране памятников искусства. И лишь 2 ноября 1942 г. выходит исторический Указ Верховного Совета СССР «Об образовании чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и причинённого ими ущерба…». На комиссию возлагается, в том числе, определение ущерба школам, библиотекам и другим культурным учреждениям. Материалы этой комиссии стали бесценными доказательствами фашистских преступлений на Нюрнбергском процессе.

А Потёмкин в конце ноября 1942 г. направляет письмо всем наркомпросам АССР, край-облоно, всем музеям «О сборе, учёте и обработке материалов о памятниках и памятных исторических местах Великой Отечественной войны». Напомним события той поры – враг у стен Сталинграда, половина европейской территории СССР под оккупацией…

Книги и… танки. Учителя г. Горького (ныне – Нижний Новгород) выходят с инициативой начать сбор учебников, книг и школьных принадлежностей для освобождаемых от оккупации районов. Нарком просвещения РСФСР обращается к учительству страны – всемерно поддержать замечательный почин и сам курирует движение за сбор литературы для школ и библиотек – до самого завершения войны. Эта инициатива стала одной из важнейших акций Наркомпроса. Ведь во временно оккупированных районах страны погибло более 100 млн книг. Потёмкин принимает решение создать при Наркомпросе государственный фонд литературы для восстановления разграбленных и сожженных библиотек. Кроме Москвы, образуется 34 филиала Фонда: в Ленинграде, Свердловске, Саратове, Уфе, Горьком и т. д. Предполагается из библиотек, подведомственных Наркомпросу, передать не менее 4 млн книг и организовать добровольный сбор книг среди населения – силами учителей, школьников, библиотекарей. Собрано было до 10 млн книг и учебников.

Прогремело на всю страну деяние учительства – сбор денежных средств на постройку танковой колонны «Народный учитель». Встречается она на фронте молодыми бойцами, недавними школьниками, особенно трогательно. «Собирать» большинству учителей было нечего, просто писали заявления о передаче однодневного заработка в Фонд Обороны – «На танки!»

Раздельное обучение – революционное преобразование школы. Опыт преподавания в женской гимназии, в сугубо мужском реальном училище и в институте благородных девиц подсказывает педагогу и дипломату Потемкину введение в школах совсем не пролетарского новшества – раздельного обучения, которое однако создаст дистанцию между мальчиками и девочками, романтические целомудренные отношения. Поспособствует воспитанию нового высококультурного поколения детей народа-победителя.

Это революционное деяние наркомата началось с Постановления от 16 июля 1943 г. «О введении раздельного обучения мальчиков и девочек». Толчком к нему послужили факты хулиганского поведения подростков в общественных местах, наблюдаемые в крупных городах страны комиссиями из представителей органов народного образования, общественности, комсомола, профсоюзов.

…Моя статья о коренных преобразованиях в школьной жизни во время войны, опубликованная несколько лет назад в газете «Правда», вызвала жаркие споры среди старых журналистов-правдистов. Сотрудница отдела культуры, вспоминая школьные годы, посетовала, что из-за учёбы в женской школе всю взрослую жизнь испытывала стеснение при общении с противоположным полом. А её коллега, ответственный секретарь, возразил: «Вспоминаю, какими хулиганами мы были в школе. Понимаю, что совсем не надо было вам, девочкам, тогда быть рядом с нами. Ничему хорошему бы не научились. С нами надо было быть строже. А вам муштра ни к чему…»

Школьная реформа как тактический маневр. Парадоксально, но факт – именно в годы тяжелейшей войны в системе образования СССР возрождалось многое полезное и важное из дореволюционного опыта. Кроме раздельного обучения для мальчиков и девочек, вернулись в школьный быт форма, пятибалльная система оценок, аттестат зрелости, золотые и серебряные медали лучшим выпускникам. Была восстановлена система обязательных экзаменов (тогда их называли испытаниями) по окончании учебного года с 7-го по 10-й класс.

Деятельность Наркомата просвещения в годы войны кажется всеохватной. Для решения впервые в мире поставленной задачи всеобщего образования открываются вечерние школы рабочей молодёжи, заочное обучение в техникумах, втузах и вузах. Строгий учёт и контроль над охватом всех детей учёбой, особенно из семей эвакуированных, расквартированных, бывало, в глухих селах. Вызов в суворовские и нахимовские училища тех, кто потерял отца-героя. Проводятся меры по предупреждению беспризорности осиротевших детей – определением в детские дома, ремесленные училища, школы ФЗО – для получения рабочих профессий. Строго следует Наркомат просвещения национальной политике – идёт обучение родному языку в автономных республиках.

И всё это – параллельно с обязательным всеобщим военным обучением и трудовым воспитанием – привлечением школьников к участию в массовом движении по изготовлению и сбору тёплых вещей для Красной Армии, шефству над госпиталями, тимуровскими заботами о семьях фронтовиков, сдаче металлолома, сбору лекарственных трав. Привлекаются школьники и к работе в ученических мастерских, к обработке пришкольных участков, даже к созданию подсобных животноводческих хозяйств – для дополнительного питания школьников и учителей.

…Как известно, с давних пор искусство ведения войны включает в себя: тактику – проведение отдельных боёв-битв и стратегию – увязку этих битв с общей целью войны. О реформе народного образования СССР в годы Великой Отечественной можно сказать образно: в стратегии всей войны она оказалась одним из важнейших тактических маневров.

Необходимость «битвы» за советскую школу диктовалась множеством причин, но главное – кадровым голодом, вызванным оттоком взрослой, в большей степени, мужской части населения на фронт. В этих условиях власть осознала необходимость воспитания и образования молодого советского человека, ещё сегодня сидящего за партой, но уже завтра готового овладеть военной техникой и стать воином или занять место деда, отца, старшего брата за заводским станком и рулём трактора. Именно к поколению выпускников училищ ФЗО – фабрично-заводского обучения – «фабзайцев», школ рабочей молодёжи, а также суворовцев, нахимовцев и т. д. принадлежала в большинстве своём управленческая элита, возглавившая в послевоенные годы крупные предприятия, армейские части, советские и партийные органы власти.

Партработники ностальгируют по… царскому времени. Ещё накануне войны наметился поворот к традиционным культурным ценностям – изучению отечественной истории, почтительному отношению к музеям и памятникам старины. Напомним, кинофильм «Александр Невский» был поставлен в 1937 г. и стал чрезвычайно популярен у зрителей. Слова князя: «Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет!» – крепили боевой дух народа в годы Великой Отечественной войны. Насколько поразительно и парадоксально созвучны школьные проблемы 1940-х годов и современные жаркие споры о качестве преподавания гуманитарных наук и, прежде всего, истории – свидетельствуют архивные документы.

Вот что заботит в июле 1944 г. секретаря по идеологии Хабаровского крайкома Г. Боркова: «Заканчивая 1943/44 учебный год, ученики седьмых классов средних школ г. Хабаровска на выпускных испытаниях по русскому языку очень плохо справились с письменной контрольной работой (более 50 % учащихся получили оценки 2 и 3)» – об этом он сообщает в письме, адресованном в ЦК и лично – И.В. Сталину и Г.М. Маленкову[11]11
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 254. Л. 79–88.


[Закрыть].

Ученики 7-х классов писали изложение на тему «Куликовская битва» по отрывку из повести С. Бородина – «Дмитрий Донской». Неудивительно, что образно-поэтическое выражение: «А я, коли паду, поручаю вам блюсти свечу великого нашего дела – крепление Руси. Храните той свечи пламя» школьники поняли конкретно: «князь зажёг свечу и велел охранять пламя». Грамотность изложения также хромала: очень часто писали «одел» вместо «надел», «командовай» вместо «командуй», «он был один среди воиводов». «Дмитрий Донской стал снимать свои достояния (вместо «доспехи»)» и т. д.[12]12
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 254. Л. 79–88.


[Закрыть].

Но главный вывод секретаря крайкома: «Они не знали события, о котором писали, не знали Дмитрия Донского, ничего не знали о татарском нашествии. Представление о некоторых исторических фактах, об обстановке, в которой разыгрывалась знаменитая Куликовская битва, представление о реликвиях, чтимых русским воинством, было настолько ограниченным, что каждому, кто читал изложение, становилось ясно: выпускники седьмых классов нашей школы не знают истории своей родины… Фразу Дмитрия Донского: «Братья, двинемся вкупе» – многие ученики поняли и написали так: «Дмитрий собрал войско в купе́». Описание знамени, «на котором вышит был золотом образ Спаса», многие ученики изложили так: «Чёрный флаг поднялся высоко в небе, на нём был золотой Спас», а один ученик написал: «Поехал под знамя, на котором был вышит золотом образ святого Спаски»[13]13
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 254. Л. 79–88.


[Закрыть].

Увы, старшеклассники, да и студенты XXI в. справились бы с подобным заданием намного хуже семиклашек фронтовых лет. Но в далёком 44-м крайком созывает совещание преподавателей русского языка и истории, которое приходит к выводу: «Революционным штормом был вышвырнут из школы старославянский язык вместе с библейскими притчами и рассказами о древней русской истории, широко представленными в программе церковно-приходских школ, и вот уже новое поколение не может осознать и изложить исторические события».

Письмо секретаря Г. Боркова находит понимание и горячий отклик в аппарате ЦК – зав. отделом школ ЦК ВКП(б) Яковлев отмечает в записке А.А. Жданову: «…Времени на изучение истории в учебном плане средней школы отводится меньше, чем отводилось на него в гимназии, а между тем в нашей школе объём знаний предлагается больший, так как изучается история почти половины ХХ века, в гимназиях не изучавшаяся. Там курс кончался XIX веком»[14]14
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 254. Л. 90.


[Закрыть].

«Народ не может умереть». В силу этих объективных причин стало очевидным, что советской школе нужны новые учебники, прежде всего, по предметам гуманитарного цикла.

В преамбуле проекта Постановления ЦК ВКП(б), подготовленного Управлением пропаганды ЦК ВКП(б) в августе 1943 г., критиковалась работа Наркомпроса, который «забросил дело подготовки учебников, не вёл систематической работы по улучшению существующих учебников, не проверял их качество на опыте работы школ, не считался с отзывами об учебниках педагогов и научных работников»[15]15
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 70.


[Закрыть].

За что же критикуются учебники?

Авторы учебника «Литература ХХ века» – Поляк и Тагер «неправильно и крайне упрощённо понимают прошлое России», сообщая школьникам, что «скудная действительность прошлого не давала материала для создания образов полноценного человека»[16]16
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть]. А это значит, по мнению экспертов, что «из истории русской литературы выбрасываются все образы передовых русских людей, созданные крупнейшими русскими писателями. Учебник не раскрывает идеалы великих русских писателей, их понимание характера русского человека (его преданность родине, верность долгу, смелость и другие высокие моральные качества)»[17]17
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть].

Очень в духе непростого военного времени звучит критика: «Авторы учебника не подчеркивают национальных особенностей в творчестве русских писателей, они дают лишь общие характеристики в плане отвлеченного космополитизма. Так, Горький выступает в учебнике не как великий русский писатель, борец за счастье и свободу России, а как абстрактный гуманист, борец за совершенного человека вообще»[18]18
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть].

Критики, хорошо знакомые с творчеством пролетарского писателя, приводят цитаты из его произведений, которых так не хватает учебнику: «В главе о творчестве Горького лишь называются произведения, в которых говорится о талантливости русского человека, о его преданности родине, его вере в лучшую жизнь, но не рассматриваются даже прямые высказывания на эту тему самого Горького и его героев. Например, повесть «Жизнь Матвея Кожемякина» упоминается в числе произведений, «рисующих мещанскую, собственническую Русь», тогда как в этом произведении изображены патриоты из народа, глубоко преданные своей родине. (Отставной солдат Пушкарёв говорит: «Что такое Расея – знаешь? Ей конца нет, Расеи: овраги, болота, степи, пески – надо всё это устроить, бесов кум? Ей – всё нужно, я знаю, я её сквозь прошёл, в ней работы на двести лет накоплено. Вот и работай, и приводи её в порядок»).

Авторы мимоходом упоминают произведение Горького «Бывшие люди» и не приводят замечательных слов из этого рассказа о бессмертии народа. (Старик Тяпа говорит: «Народ русский не может исчезнуть… ты народ-то знаешь – какой он. Он огромный… Сколько деревень на земле. Всё народ там живёт, – настоящий большой народ. А ты говоришь – вымрет… Народ не может умереть»)»[19]19
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть]… Пожалуй, приведённые критиками цитаты, действительно, очень пригодились бы для учебника военного времени.

Вполне оправданы в общей концепции поворота к патриотизму и замечания критиков о горьковских «портретах выдающихся современников», которых также не хватает в школьных учебниках. Оказывается, Алексей Максимович отмечал особенную русскость вождя мирового пролетариата: «Он был русский человек», Горький говорит, что он «нередко подмечал в нём (в Ленине) черту гордости русским искусством»[20]20
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть].

И не удивительно ли, что от авторов школьных учебников теперь требуют более подробного рассказа о литературных течениях «дооктябрьского периода»? А существующий учебник, по мнению критиков, «крайне схематичен» и не рассматривает, например, критический реализм Куприна и Вересаева. В главе «Символизм» авторы дают «отвлеченно-социологический анализ этого течения, не подчеркнуто коренное отличие русского символизма от западно-европейского. Авторы учебника умолчали о том, что лучшие русские символисты (Брюсов, Белый, Блок) писали произведения, полные гневного протеста против самодержавного режима, приветствовали революцию 1905 года, в то время как большинство западно-европейских символистов – Бодлэр, Верлэн, Маллармэ и др. с презрением относились к политической борьбе прогрессивных слоёв общества».

Ну, и уж совсем невозможное – авторы учебника, рассказывая о творчестве А. Фадеева, «делают неуместные сравнения, ставящие в один ряд Л. Толстого и А. Фадеева и даже утверждающие превосходство Фадеева над Л. Толстым. ‹…› Они заявляют: «Фадеев не подчинился, однако, влиянию толстовского мировоззрения, идейный смысл «Разгрома» как бы противопоставлен толстовскому пониманию исторического процесса. В романе «Разгром» Фадеев как бы полемизирует с Толстым»…

Приговор критики строг: «очевидно, что учебник по «Русской литературе ХХ века» Поляк и Тагера, составленный не только без достаточного знания предмета, но и без любви к нему, должен быть срочно заменен другим, более совершенным учебником»[21]21
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 71.


[Закрыть].