Текст книги "Код 93"

5

Станция «Набережная Рапе» на берегах Сены, в нескольких метрах от Института судебно-медицинской экспертизы. Метро перевозит поток вполне живых пассажиров, проезжающих мимо красного кирпичного здания, не зная о трупах, которые ждут в морге, когда им придет время открыться миру в последний раз. Иногда на этой станции в воздухе витает особенный запашок. Опознать его в состоянии только полицейские и врачи. Запах смерти. Врезавшийся в память, будто предостережение. Танатоморфоз[9]9
  Изменения, вызванные смертью.


[Закрыть] в извечном цикле. Смерть, охлаждение, окоченение, обезвоживание, синюшность, разложение.

Некоторые животные с самого рождения приковывают себя к земле, чтобы прятаться в траве и чтобы избегать возможной встречи с хищниками. Это врожденное: инстинкт выживания.

Вдыхая запах протухшего мяса, смешанного с кровью и экскрементами, наше бессознательное сразу определяет такую вонь как нечто неизбежное, незабываемое. Это врожденное: инстинкт смерти.

Облокотившись на каменную балюстраду моста Морланд, неподалеку от входа в Институт судебно-медицинской экспертизы, Кост терялся в грязной зелени Сены. Чайки с замызганными перьями спорили из-за мусора, раскачивающегося на поверхности реки. Капитан снова подумал о постановке на складах Пантена и о том, что это совершил психически больной – достаточно хитрый, чтобы кастрировать свою жертву, а затем надеть на нее пробитый пулями свитер, чтобы таким образом отправить живым на вскрытие.

Убийство – это удар ножа, выстрел или хороший протяг металлическим прутом. Что-то внезапное, сделанное второпях, с минимумом преднамеренности. Зачастую убийство – это что-то неаккуратное. И уж тем более не театрализованное.

За всем этим Кост чувствовал приближающиеся неприятности.

* * *

Машина «Скорой помощи» попыталась найти свободное место, чтобы задом припарковаться у дверей Института судебно-медицинской экспертизы. Во второй раз тело черного гиганта проехало перед ним – на этот раз чуть менее мертвое и чуть более наполненное внутривенным раствором – в больницу Жана Вердье в Бобиньи. Кост бросил сигарету, которая закружилась в воздухе, будто в замедленной съемке, а затем потухла, соприкоснувшись с водой. Вынув мобильник, он кратко изложил Обену, какой особый оборот только что приняло расследование.

– Поставишь мне дежурного перед его палатой до момента его пробуждения. Беру его шмотки, пробы и посылаю тебе всё для сравнения ДНК. Шансов мало, но я сомневаюсь, чтобы кровь на свитере принадлежала ему.

– Вторая жертва?

– Хорошее начало недели.

* * *

Кост снова сел в машину. За стеклянными дверями института он заметил женщину-патологоанатома с кофе в руке. В другой у нее было несколько монет, которые она нервно запихивала в автомат со сладостями. Леа только что вскрыла живого человека, а такое не каждый день случается. Должно быть, ей трудно это себе объяснить.

Надо бы сходить к ней. Поговорить. Извиниться.

Но за что?

Он вздохнул и тронулся с места.

6

Бобиньи. Полицейское управление. Прямоугольный двухэтажный лабиринт из стекла и металла, в центре которого расположен длинный крытый сад. В нижнем этаже комиссариат – и ежедневная, почти привычная преступность. Этажом выше управление, занимающееся правонарушениями средней тяжести. Чем выше поднимаешься, тем больше становится масштаб преступлений, достигая апогея на последнем уровне здания.

Уголовная полиция Сен-Сен-Дени. SDPJ 93..

Северное крыло – кабинеты группы по борьбе с оборотом наркотиков, где стоит постоянный запах недавно конфискованной конопли. Скользящий график, усталые физиономии, как у распоследних бомжей, так что не разберешь, где полицейский, где осведомитель. Дальше финансовая полиция, чуть скромнее, – и только у них можно найти чай. Единственное украшение кабинетов – многотомные дела на тысячу страниц об экономических преступлениях. В глубине – отдел расследований и розыска, всегда в точке кипения. Он специализируется на изнасилованиях и похищениях: когда там закрывают дело, тут же открывается два других.

Южное крыло – группа борьбы с бандитизмом и их знамя с черепом. Здесь имеют дело с ограблениями при помощи штурмовых винтовок или гранатомета. Чтобы сделать такое своей рутиной, надо быть совершенно безбашенным. «Мертвая голова» в качестве талисмана становится от этого куда понятнее. И, наконец, обе следственные группы, где встречаются все виды убийств 93-го департамента. Шесть кабинетов, разделенных внутренней гардеробной, где ждут своей очереди на просушку, чтобы затем быть опечатанными, окровавленные предметы одежды последних жертв. Обычно гардеробная полна, и нередко полицейские ждут у ее окошка рваный свитер или разодранную юбку.

Пройтись по коридору уголовной полиции – значит столкнуться лицом к лицу со всем худшим, что таится в человеке.

* * *

Прямо напротив полицейского управления, в десятке метров, на пяти этажах и трех уровнях подвала, располагается высокий суд Бобиньи. Архитектура здания – полная противоположность принципа «Лего».

С одной стороны полиция, с другой – правосудие. Рядом, в самом центре 93-го, будто два боевых корабля, обращенные к волнам городских улиц, которые виднеются насколько хватает взгляд.

* * *

За дверью кабинета «Следственная группа 01» Кост включил свой компьютер. Иконка электронного почтового ящика подпрыгивала. Отпечатки нашли своего владельца. Кост подключился к общему серверу, вошел в базу службы криминалистов и громко прочитал Обену отчет об опознании.

– Не знаю, сможешь ли ты прочувствовать иронию, но нашего гиганта зовут Малыш, Бебе. Бебе Кулибали, родился в восемьдесят пятом. Стало быть, ему двадцать семь. У него есть «дом» в Поль-Вайян-Кутюрье.

Сидя за столом, расположенным перпендикулярно его столу, Обен в ответ на полученную информацию истязал свою клавиатуру, копаясь в полицейской базе.

– Есть такой. Бебе Кулибали. Ни регистрации, ни машины, ни свидетельства. А вот в STIC[10]10
  Система обработки выявленных правонарушений. – Прим. авт.


[Закрыть] у него, наоборот, хороший послужной список. Пересылаю тебе его грешки юности; мы тут имеем вооруженное ограбление, совершенное в первые годы после совершеннолетия. Начиная с две тысячи пятого он специализируется в области наркоторговли, за что и получает два года во Флери, откуда выходит в восьмом, исчезнув с радаров до десятого. В этом году он с шумом возвращается на сцену. Обвинение в изнасиловании, закончившееся отзывом обвинения. Классика жанра.

– Хорош, ничего не скажешь… Остается узнать, что он захочет сказать нам, когда проснется. А в ожидании этого события ты начнешь юзать SALVAC[11]11
  Система анализа связей насилия с другими преступлениями. – Прим. авт.


[Закрыть].

Обен нахмурился. Начальник отдела по своему произволу уже назначила его координатором программы SALVAC, сама получив приказ комиссара Стевене́на, который, несомненно, был вынужден подчиниться вышестоящему в костюмчике, сшитом на заказ.

SALVAC – одна из самых мощных баз данных по преступлениям. Она собирает, анализирует и выискивает связи, чтобы определить сходство между расследованиями. Порядок действий, места, даты, преступления, описания и психологические портреты известных преступников. Если преступления кажутся совершенными одним и тем же лицом или той же самой преступной организацией, расследования объединяются по ходу дела, и судья санкционирует их передачу самому квалифицированному полицейскому управлению. Изобретенная и введенная в употребление канадцами более двадцати лет назад, программа SALVAC в 2005-м наконец объявилась во Франции и в 93-м департаменте, – и тут именно Матиас Обен втыкает в нее, как может, пытаясь разобраться.

Он включил компьютер. SALVAC поприветствовала его. Он ввел свой регистрационный номер и код доступа. Экран вздрогнул, затем интерфейс распознал его. Обен Матиас – MLE 46556X – SDPJ 93.

– Зашибись! Я вошел в операционную систему, и первые описания… Если это срастется с другим делом, аналитики сообщат нам это завтра.

* * *

Сэм и Ронан вошли в кабинет, продолжая оживленный разговор, итогом которого явилась мысль, что вести мотоцикл на скорости больше 140 кэмэ в час по окружной дороге – настоящая глупость и что на этой скорости, вероятнее всего, даже роботу-дроиду было бы трудно избежать заноса. Они оба устроились на старом красном диване напротив столов Обена и капитана Коста.

– Ничего нет – ни видеонаблюдения, ни единого свидетеля.

Сэм продолжил:

– С другой стороны… на заброшенных заводах глубокой ночью это было бы удивительно. Добавлю еще, что Ронан водит как придурок и что я больше никогда не сяду с ним на мотоцикл. На такой скорости даже дроид…

– Черт подери, что тебя так пробило на дроидов с самого утра? Вместо того чтобы умничать, лучше расскажи, что ты там нарыл с компьютерщиками.

Немного смущенный, Сэм начал:

– Ладно, вы меня сейчас примете за подростка, которому не хватает острых ощущений, но я поискал в Интернете… Знаете, что такое зомби?

Кост вспылил:

– Ты что, насмехаешься надо мной?

– Погоди орать.

Сэм вынул из своего рюкзака планшет, затем прокрутил текст, пока не нашел желаемый параграф.

– В мифологии гаитянского вуду их называют живыми мертвецами. Эта религия распространена в Африке и Южной Америке. Я нашел это на сайте, который называется «Dark Refuge». Зомби – это бедняга, жертва священника вуду, которого называют хунган, и он пичкает человека тетродоксином. Это такой наркотик, он есть в иглобрюхе или в тростниковой жабе, сильно подавляет восприятие и осознанную двигательную активность. В то же время жертва остается в сознании и продолжает слышать, что происходит вокруг нее. Бедняга похоронен, затем откопан и благодаря противоядию выходит из летаргии, чтобы сделаться рабом. Дальше автор сайта рассказывает, что в XXI веке еще существуют свидетельства, где упоминается использование рабов-зомби в фермерских хозяйствах.

Кост смягчился: его это немного убедило.

– Если не возражаешь, я сперва взгляну на результаты анализов крови, и, если все так и есть, сам оплачу тебе билет на Гаити.

Ронан подтвердил:

– Я участвую в расходах.

Кост обратился к Обену, смеявшемуся будто через силу:

– Им будет тебя не хватать, когда ты переберешься в Анси, разве не так?

– Тебе хорошо известно, почему я сматываюсь.

– В курсе, семья. Конечно, это важно.

– Да ты-то что об этом знаешь? – вежливо оборвал его Обен.

7

Кост оставлял за собой право одному ходить на вскрытия. Ронан, настоящий вундеркинд в том, что касается отношений мужчины и женщины, быстро отметил присутствие некого электричества между его капитаном и патологоанатомом. Демонстрируя хитрую улыбку и протягивая Косту руку с телефонной трубкой, он подмигнул, давая понять, что на том конце провода находится не кто иной, как доктор Леа Маркван.

– Виктор?

Не глядя на него, Кост указал в сторону двери, и Ронан удалился, волоча ноги, как мальчишка, которого отправили спать, когда фильм еще не закончился.

– Да, я вас слушаю.

– Две новости. Сначала та, что коммутатор института буквально лопается от звонков: журналисты хотят больше знать о вернувшемся к жизни. Представляете, какую кучу неприятностей я огребу со всем этим?

– Мне очень жаль, но уверяю вас: утечка информации исходит не от моей группы. Я никогда не допустил бы, чтобы это задело вас.

– На самом деле вам я верю, а вот насчет своих коллег как раз далеко не уверена. Но прежде всего… меня беспокоят как раз завтрашние газеты. Такая антиреклама для нашей службы…

– А вторая новость?

– Да, извините: ваш субъект просто нашпигован барбитуратами. В некоторых случаях это может привести к глубокой коме, которая характеризуется полной потерей каких-либо признаков неврологической деятельности и даже отсутствием мозговой активности. Пульс крайне слабый, его легко не заметить, чем можно объяснить ошибку первого врача, проводившего осмотр на месте. К тому же холодная погода и, по всей вероятности, недостаточная внимательность, учитывая время суток и обстоятельства. Обнаруженная в крови мощная доза может вызвать гипертоническую кому, что я и приняла за трупное окоченение. Моя первая ошибка. Те же самые лекарства вызывают переохлаждение, что я и приняла за температуру трупа. Это вторая. Кост, ваш труп – чертова ловушка, в которую я попала, как первокурсник.

– Если это может вас утешить, вы будете не единственной, кому придется объясняться. Перестаньте обвинять себя; вам принесли мертвого, и вы действовали как обычно.

– Никогда нельзя проводить вскрытие как обычно! Расскажите, что будет дальше, – мне все-таки хотелось бы понять, что это за дерьмо…

Кост спросил себя, ругается ли она так же во время семейных трапез.

Мысленно он снова повторил предложение попить вместе кофе в спокойном месте, а затем, не в состоянии построить фразу, спрятался за «я вам позвоню».

Как он и ожидал, начальник отдела вызвала его к себе. Вися на телефоне, начальник полиции М.-Ш. Дамиани время от времени повторяла «да, месье», сделав Косту знак присаживаться. «М.-Ш.» Дамиани… она всегда так подписывала свою корреспонденцию. «Без сомнения, – подумал капитан, – что Мари-Шарлотт – не то имя, которое подходит командующему двумя следственными группами уголовной полиции 93-го департамента».

Она остановилась посреди фразы: «Хорошо, ме…» – затем разъединила вызов, как это только что сделали на другом конце провода, не дав ей времени закончить фразу. И, немного смущенная, напряженно выпрямилась.

– Вы в курсе, что пишут в газетах?

– Да.

– Вы знаете, что этот случай по меньшей мере… необычный… Шеф хочет как можно скорее получить информацию, чтобы обеспечить себе защиту перед префектом. Это очень, очень скверная история.

Если б это было в его власти, Кост добавил бы еще одно дополнительное «очень».

– Это пятно на департаменте, – продолжила Дамиани. – У нас здесь ненормальный, который для развлечения мучит жертву. И, кстати, это дополнительный повод посмеяться нам в лицо. Здесь не Голливуд, здесь Сен-Сен-Дени.

– Знаю. Вы говорите мне это так, будто я каким-то образом замешан.

– Я говорю вам это так, чтобы вы как можно скорее разобрались с этим дерьмом и вернулись к нашим текущим делам. Я хочу в этом отделе спокойствия, а не кинематографа.

Коротко постриженные светлые волосы и лицо, выдающее возраст хорошо за пятьдесят. Дамиани только и стремилась к тому, чтобы получить следующее звание, накрутить себе пенсию и устроиться в доме, который уже давно построила для семьи, когда это слово еще имело смысл в ее случае. Все, что ей хотелось, – выложить свой пистолет, жетон и удостоверение, дабы воспользоваться тем, что еще оставалось от давнишних замыслов.

История с негром, который решил не умирать, не особенно забавляла ее.

– А кровь на свитере принадлежит ему или это дополнительная неприятность?

– Мы ожидаем заключения из лаборатории относительно результатов анализа ДНК.

– Ладно, я сама ее потороплю, ответ у вас будет завтра. А перед этим вы отделаетесь от этого типа, пока он не проснулся! Я ожидаю, что эта история навлечет на меня критику и, если хотите, поставит под сомнение мою компетентность.

– Как и нашу, мадам.

– Нет, Кост, уверяю вас, мою – больше всех.

Кост счел, что это подводит итог всего разговора. Едва он поднялся на ноги, как Дамиани уже отвечала на другой телефонный звонок. На мгновение она его задержала.

– Через два дня Обен уходит, а у вас будет новый лейтенант. Женщина. Я достала для вас ее резюме. Она еще слишком молода, чтобы занять пост оператора программы SALVAC, но босс позаботится, чтобы для этого прикрепили еще кого-нибудь.

Словно для того, чтобы устранить все возможные сложности, начальник полиции сочла за лучшее уточнить:

– Виктор, вы не выбирали эту новенькую, но это не причина. Вы очень добры и, конечно, воздержитесь от того, чтобы испортить мне ее за эти три месяца. Она только заканчивает полицейскую академию. Скажем так: я прикрепляю ее к вам на испытательный срок. И будете держать Ронана подальше – никаких поганых историй на службе, будьте любезны.

8

Последний этаж стеклянного лайнера. У себя в кабинете комиссар полиции Стевенен, начальник уголовной полиции 93-го, пытался с минимальным ущербом выбраться из аналогичного разговора.

– Некий Бебе Кулибали, месье. Он находится под хорошей охраной в больнице Жана Вердье; мои люди ждут его пробуждения, чтобы как следует взяться за дело.

– Взяться? Стевенен, разве это еще не сделано?

Комиссар сдержанно вздохнул. Когда директор в плохом настроении, самое лучшее – заткнуться. Он выслушал дальнейшее.

– Нет никакой возможности действовать скрытно. Разумеется, газеты начеку. Ситуация достаточно безумная, чтобы вдохновить этих борзописцев. Заметьте, я их понимаю: случись такое в другом месте, эта история меня почти заинтриговала бы. Но здесь она меня раздражает. Понимаете?

– Я понимаю, господин директор.

– Кто этим занимается?

– Кост и его команда. С лейтенантом Обеном, который уходит через два дня.

– Знаю. Два года его заставляли бежать, как осла за морковкой; в конце концов, надо суметь и отпустить.

– Вы уже подумали, кто его заменит на программе SALVAC, месье?

– Разумеется. Если рассчитывать следует только на вас… У меня есть человек, который справится. Он ждет лишь того, чтобы его задействовали.

Остаток информации Стевенен почти выклянчил.

– Могу ли я позволить себе спросить вас, кто… пускай, по крайней мере, будет видимость, что эта идея исходит от меня.

У начальника уголовной полиции была репутация человека жесткого и не отличающегося деликатностью, манипулятора, который запросто может унизить, иногда и в открытую, умно и жестоко.

– Мальбер. Я посылаю вам Люсьена Мальбера. Мой заместитель уже объяснил ему всё в общих чертах, и я предоставляю вам возможность устроить его в вашей службе: создастся впечатление вашего участия.

9

Прошел остаток среды, но состояние Бебе Кулибали еще не позволяло его допросить. На следующий день, придя первым, Кост уже набросился на вторую порцию кофе, воспользовавшись спокойной минутой, когда мог побыть один. Непроизвольно он разглядывал афишу APEV, приклеенную скотчем на кофемашину. Ассоциация помощи родителям детей – жертв преступления. Ему с самым счастливым видом улыбался десяток детских лиц – похищенных или без вести пропавших. Афиша обязательна. Она должна быть размещена в каждом комиссариате Франции на видном месте, чтобы все – и полицейские, и посетители – могли ею проникнуться. Капитан представлял себе убитых горем родителей в тишине пустой комнаты, листающих семейные альбомы в поисках самого похожего снимка, не в силах помешать себе выбрать самый красивый. Результат – неправдоподобная мозаика детских портретов, широко улыбающихся под словом ПРОПАВШИЕ, набранного красными прописными буквами. Это кого угодно вывело бы из равновесия. Некоторые пропали настолько давно, что рядом с их фотографиями были добавлены портреты, выполненные специалистами по законам возрастных изменений лица. Виртуальное состаривание, которое, по мнению художников, должно соответствовать тому, как они должны выглядеть сегодня. Кост по опыту знал, что если начинаешь воображать себе изменения лица исчезнувшего ребенка, остается не так много надежды.

Он вышел из комнаты отдыха с тремя разными стульями вокруг кофемашины и вернулся к себе в кабинет. Чтобы освободить место для чашки, оттолкнул несколько папок к столу Обена, уже пустому за несколько дней до ухода.

Виктор набрал прямой номер лаборатории. Ему ответила начальник Национального института криминалистики. Она поприветствовала его с акцентом, который он определил как говор Перпиньяна[12]12
  Французский город между Пиренеями и Средиземным морем.


[Закрыть].

– Образцы крови принадлежат мужчине по имени Бебе Кулибали; полагаю, вы это уже знаете. А вот кровь на свитере вовсе не его. Сожалею, но у вас есть и вторая жертва преступления.

Кост закрыл глаза. По всей вероятности, это было бы слишком просто.

– Уже фигурирующая в картотеке?

– Да. Франк Самой, родился пятнадцатого марта восемьдесят второго. Посылаю вам отчет по почте.

* * *

Франк Самой. Кост порылся в полицейских файлах. Ничего серьезного. Мелкий наркоторговец, за которым числились истории с небольшими дозами. По сравнению с обычными клиентами он почти заслуживал звания хорошего парня. В розыске не находился, в тюрьме никогда не был, счастливый обладатель красного «БМВ» 633-й модели 1982 года выпуска – совпадает с его годом рождения.

* * *

Вероятность наличия другого мертвеца, будто привидение, витала над божественной статистикой. Дамиани восприняла это достаточно скверно, и Кост получил недвусмысленное приглашение действовать как можно быстрее. Он отправил Сэма и Ронана проверить адрес владельца залитого кровью свитера и сказал Обену связаться с больницей Жана Вердье, чтобы узнать, в каком состоянии находится Спящий Красавец.

Немного взвинченный дежурный интерн умолял его поторопиться: гигант проснулся и уже начинал буянить.

* * *

Наблюдатели на городских площадях свистели, завидев его машину – хотя та была без номеров, – предупреждая дилеров о присутствии полицейских. Мальчишки, ростом не выше ящика для писем, принимались кричать:

– Арте́на! Артена![13]13
  На арабском означает «бросай». Предупредительный крик при проезде полицейского патруля. – Прим. авт.


[Закрыть]

Чтобы получить работу наблюдателя, надо быть хорошим физиогномистом, и на этот раз двоим субъектам с не самой приятной внешностью это удалось выше всяких похвал. О, эти поездки по мосту Бонди с ватагой нищих калек на всех светофорах, слетающихся на красный свет! Мост Бонди, страна чудес…

Они припарковались у ступенек отделения судебной медицины и вошли в здание с выцветшей краской на стенах и драным линолеумом. Кост остановился перед газетным киоском, затерянным в углу вестибюля.

– Хочешь взять ему что-нибудь почитать? – пошутил Обен.

Тот не отреагировал. Его внимание сразу приковал к себе заголовок «В парижском морге воскресают мертвые». Проиллюстрированный фотографией Института судебно-медицинской экспертизы на фоне угрожающе мрачного неба, будто это дом с привидениями. Кост подумал о Леа Маркван. В течение дня он позвонит ей.

Обязательно.

Капитан пробежал глазами заголовки, пока Обен предъявлял полицейское удостоверение в медицинском секретариате. Медсестра шаркающей походкой проводила их к палате номер 21, а затем, ни слова не говоря, развернулась и ушла.

Вытянувшись на животе, Бебе Кулибали встретил их появление ворчанием, в котором Кост разобрал только слово «фараон» с парой ругательных эпитетов в качестве знаков препинания.

Кост присел рядом с ним на кровати, на которой пациент едва умещался.

– Итак, тебя зовут Бебе Кулибали, тебе двадцать семь лет, твоя площадка для игр – кварталы Поль-Вайян-Кутюрье, и вчера вечером… – он поискал наиболее правильные слова, – тебя по меньшей мере жестоко избили и покалечили. Это серьезно. Понимаешь? Знаешь причину?

– Ни одной.

– Это не ответ. Кто бы мог это сделать?

– Знать бы… Обещаю, разберусь с этим сам.

– Ага, вижу, прямо весь из себя мститель… Ты знаешь Франка Самоя?

– Никого я не знаю.

– Однако на тебе был его свитер.

На лбу гиганта образовались две большие морщины, позволяющие предположить, что тот пытается поразмышлять. Это могло занять какое-то время. Кост снял пальто и устроился на подлокотнике кресла, а затем продолжил:

– Слушай, я понимаю, что ты нас не особенно любишь, и, уверяю тебя, мы относимся к тебе точно так же. Но мы оба оказались в той ситуации, когда должны сделать над собой усилие. Ты – чтобы поговорить со мной, а я – чтобы найти мотив для расследования, где жертва – ты, грабитель, переквалифицировавшийся в наркоторговца. А серьезно, какой у тебя рост? Почти два метра? Как ты мог допустить, чтобы тебя похитили?

Бебе послушно повернулся на четверть к обоим полицейским.

– Слушай, легаш, я помню только о трех вещах. Первая – я занимаюсь починкой электричества у себя в погребе. Там меня вроде бы огрели по затылку чем-то холодным. Больше ни звука, ни картинки. Вторая – я просыпаюсь. Лежу на животе, не могу пошевелиться, у меня дикое похмелье. Вначале я подумал, что лежу в темноте. Услышал звук шагов. Посмотрел налево, направо и почувствовал ткань у себя на коже. У меня на голове был чертов мешок. Я почувствовал, что мне что-то обвязывают вокруг… – Несмотря на рост и страшенную рожу он, судя по всему, еще не был готов заново пережить эту историю. – Затем я вырубился.

– А третье?

– Ты наводишь на меня «пушку» в морге, наглая твоя рожа.

– Ну да, признаюсь, ты меня немного удивил… У тебя был с собой мобильник?

– Я дам его тебе не раньше, чем ад замерзнет. Ты считаешь меня наркодилером, а где ты видел наркодилера, который давал бы свой мобильник?

– Начхать мне на твою торговлю, я не из наркоотдела; но если у тебя был мобильник, можно было бы попробовать отследить путь, который ты проделал. А если его у тебя украли, можно было бы точно знать, где он сейчас находится, понимаешь?

– Мой мобильник так и остался у меня дома, я спустился в подвал без него.

Кост обернулся к Обену:

– Начинаешь допрос, и чтобы все подробно. Я зову остальных.

Обен развернул кейс с ноутбуком и записывающим устройством.

– Ладно. Еще раз с самого начала. Имя? Фамилия? Дата рождения?

* * *

В вестибюле больницы Кост делал заметки, зажав телефон между ухом и плечом. Ронан и Сэм отправились к Франку Самою.

– Он огорчает свою бедную мать, у которой живет в Гагарине[14]14
  Один из пригородов Парижа назван в честь Ю. Гагарина.


[Закрыть], что в Роменвилле. Собственная комната, несколько шмоток, два-три шарика конопли. Его старушка одарила нас чашкой кофе и телефонным номером своего отпрыска, от которого ей столько огорчений.

Уровень сочувствия Ронана никогда не преодолевал нулевой отметки.

Сэм, оказавшись в своей стихии, сразу же запустил первые геолокационные исследования, чтобы знать, в каком уголке может находиться телефон. Подробный список последних звонков и точный маршрут за последние несколько дней. Кровь у них в распоряжении уже была, дело оставалось за малым – найти ее хозяина.

Кост сделал уже шагов сто, когда Обен отыскал его на входе в больницу.

– Как насчет того, чтобы наведаться в погреб Бебе?