Текст книги "Крах Атласа"

«Варона, надо поговорить».

Это Гидеон подхватил Либби, когда она лишилась чувств. Гидеон, который вновь заслонил собой Нико от опасности. Гидеон, который произнес фразу, сразу ставшую у Нико одной из пятерки любимых (остальные четыре когда-то с блеском выдал он сам), после того как подарил ему поцелуй, ставший одним из пяти лучших в его жизни. Да что там, занявший первое место, и это – по оценке того, кто целовался с Парисой Камали. Поцелуй буквально отдавал мармеладными мишками и холодным потом. Нико по-прежнему не мог отделаться от пьянящего ощущения безмятежного сна, наполненного восторженным пением птиц. Однако остатками незамутненного ума понимал, что ни хрена не соображает.

– Ну вроде дышит, – как всегда прагматичный, произнес Гидеон и тут же добавил: – На ней мужской кардиган.

Мысли в голове текли медленно, сделавшись вязкими, словно пудинг, словно жидкая грязь. Голос Гидеона превратился в тихий, но знакомый звон, тогда как Нико перечислял в уме приметы худшего в мире человека: каштановые волосы, искусанные ногти, не по размеру большая одежда явно с плеча того, кто питает болезненное пристрастие к сарказму и имеет проблемы с папочкой. А еще Либби точно прибыла из одного британского поместья.

– И, кстати, – произнес Гидеон, – нам не стоит опасаться… полиции?

– Ох, крутить мне яйца, – ответил Нико, и время вдруг потекло быстрее, когда он, моргнув, вернулся на землю. Парижский пешеходный мост частично обрушился, и булыжники сыпались в Сену, словно крошки печенья с бороды великана. – По ходу, надо валить. Да, надо. – Нужно было сотворить что-нибудь этакое, но вся кровь отлила от головы в другое место и связно мыслить не получалось.

– Это верно, – согласился Гидеон, – вот только девушка без сознания, трупы…

– Ты верно подметил, это повод встревожиться. – В голове у Нико сейчас активнее прочих работали две извилины: одна громко указывала на Либби, вторая возбужденно кричала о том, как здорово целуется Гидеон. – Может, нам просто… бежать?

– Да, точно, хороший план, – почти не колеблясь, ответил Гидеон. Потом снова взглянул на Нико, и на щеках у него расцвели румяные пятна-близнецы. Господи, с каких пор у Нико к нему чувства? Он не помнил, не мог сказать, когда произошла перемена, определить, когда именно в груди забил фонтан эйфории такой силы, что заткнуть его могло лишь головокружение при виде безвольно повисшей руки Либби. Гидеон закинул Либби себе на плечо и осторожно, но быстро пошел прочь.

Пошел? Так ведь они же не смертные. Да, портал работает лишь в одну сторону, однако это еще не повод опускаться до чего-то обыденного вроде топтобуса.

– Погоди, – пробормотал Нико, хватая Гидеона за плечо и резко подаваясь влево. То, что тот безропотно позволил увлечь себя за край моста, многое говорило о состоянии его ума, но сообразит это Нико лишь позднее. Он мыслил туго, он целовал Нико, вот ведь два идиота. Нико же в тот момент выправил притяжение, чтобы обеспечить им самый достойный путь к побегу, на какой сподобился, взглянул на Гидеона и – господи, помилуй! – широко улыбнулся.

Либби пришла в себя спустя несколько минут, как раз когда они подходили к остановке парижского общественного транспорта. Оказалось, у нее случился небольшой обморок, чисто для драмы. Нико прямо так ей и высказал, едва она очнулась, не став ждать, пока Гидеон поставит ее на ноги. Его первые слова буквально звучали так: «Знаешь, фитилек театральности можно было прикрутить ровно вполовину, ничего бы не изменилось». На что она ответила прищуром серых глаз, короткой паузой, а после, когда уже полагалось выдать колкую (колковатую) заготовку… резко и шумно проблевалась Нико под ноги.

– Долго же ты это в себе держала, – спокойно заметил Гидеон, за что удостоился шального удара в живот. Это Нико задел его, когда попятился и врезался спиной в фонарный столб.

– Как ты? – спросил Нико у Либби, не имея представления даже, о чем говорить с женщиной, возвращение которой поразило его подобно внезапному открытию третьего глаза или появлению новой октавы в певческом диапазоне. Либби согнулась пополам, цепляясь, чтобы не упасть, за левую руку Гидеона. За верхние две руки, если быть точным.

– Нормально, нормально. – Выглядела Либби далеко не нормально, однако этот комментарий Нико хватило ума оставить при себе. – Надо идти.

– Ты о другом говорила. Терпит или прямо сейчас уладим? Ты хотела потолковать, нет? – напомнил Нико. Неловкость момента просто зашкаливала. У него в голове крутилось тысяч так восемь вопросов, но первым делом он отчего-то спросил: – Это Тристана?

– Чего? – Либби подняла на него затуманенный взгляд, утирая губы рукавом того, в чем Гидеон чуть раньше опознал мужской свитер.

– Ничего. Ты… ты из поместья? Была в доме? – Да, она явно прибыла оттуда, отличная дедукция, Нико. Соображалось тяжко, но так ведь он потратил много сил. И толика логики стала подвигом. Либби как-то странно взглянула на него, потом стрельнула глазами в сторону Гидеона. – О, так он в курсе, – объяснил ей Нико, и Либби скорчила в ответ усталую мину. – А что? Ну тебя, Роудс. На меня покушались, поэтому, думаю, мне можно было…

– Кто? – Она сосредоточенно прищурилась.

Нико пожал плечами.

– Пока рано делать выводы. – Ладно, как бы там ни было… – Поместье, – напомнил он. – Нам… может, туда вернуться? Или…

– Нет, пока не стоит. – Либби покачала головой, шумно сглотнула и поморщилась. – Твою мать, – пробубнила она, прикрывая губы ладонью. – Мне нужен кофе.

Нико толкнул Гидеона в грудь, заставив его попятиться в узкий переулок, а в следующий миг из-за угла показалась полицейская машина.

– Роудс, – сказал он, схватив Либби за локоть и увлекая ее за собой, – сильно сомневаюсь, что у нас есть время кофейничать…

– Заткнись. Просто идем, и все. Туда, где безопасно. – Она вырвалась и побежала… как только может бегать человек, у которого все мускулы свело судорогами, а за плечами остался скачок во времени на дистанцию в три десятка лет. – В Нью-Йорк, к тебе на квартиру.

– Ты аренду платил? – поинтересовался Нико у Гидеона, когда они кинулись следом за ней.

– Ну да, а как же? Я там живу, – ответил Гидеон.

– Ты настоящий мужик, – сказал Нико, и они заскользили по Парижу: странная троица, плывущая на облаке дыма. – Роудс, – запыхавшись, позвал Нико, когда они остановились и затесались для маскировки в толпу туристов, которая бурлила у портала близ Лувра. – С тобой точно все нормально?

Этот вопрос он повторит еще не раз за время возвращения в Нью-Йорк… где что-то странное творилось с Гранд-Централ. Портал, которым они обычно прибывали в город, закрыли из-за нарушения безопасности. Нико запоздало поймет, что это как-то связано с Каллумом, но тогда их перебросило на полицейский блокпост. Там пришлось сотворить небольшие чары иллюзии, а Гидеону пустить в дело все свое умение вести диалог. Впрочем, Либби и так явно не собиралась ничего говорить – до тех пор, пока они не убедятся, что хвоста нет.

Заговорила она – ну как заговорила, что-то бросила для отмазки, – лишь когда они переступили порог бывшей квартиры Нико (где он глубоко вдохнул доносившийся снизу бодрящий аромат алу-бхаджи[3]3
  Блюдо индийской кухни – жареный картофель (как вариант, на горчичном масле).


[Закрыть], ощутил наконец, что все чары на своих местах и ничего в целом мире не сможет больше навредить ему, пусть по его следу и идут правительственные агенты).

Только спросив дважды, дома ли Макс (его не было), и сердито взглянув на полную тарелку хумуса, который Нико заставил съесть, Либби вроде как созрела для полноценного разговора.

– Тут наведены какие-нибудь чары?

Еще бы, до одури! Нико чуть не сдох, творя их, однако ни Либби, ни Гидеону знать этого не полагалось.

– Ага.

– Они точно устоят? – Либби красноречиво выгула брови, и как раз в этот момент с улицы донесся вой полицейской сирены. Впрочем, это же Манхэттен. Здесь такое не редкость.

– Обижаешь, Роудс, но вообще да.

– У нас проблема, – наконец объявила Либби, потом чуть нахмурилась, посмотрев на Гидеона, и шепотом продолжила: – С Обществом. С… условиями договора, – напустив туману, уточнила она, – которые мы, шестеро, не исполнили.

– Во-первых, Гидеон не глухой, – сказал Нико, но Гидеон очень учтиво сделал вид, будто не слышал этого замечания, – и, во‑вторых, ты о чем? Атлас сказал тебе что-то такое?

– Забудь про Атласа. – Она впилась зубами в ноготь большого пальца. – Не стоило ему доверять. – Она посмотрела в спину Гидеону, который, громко насвистывая, удалился в кухню.

Из уважения к ее заговорщицкому тону Нико подался ближе.

– Не стоило ему доверять, потому что?..

– Хотя бы потому, что он пытается уничтожить мир, – отрезала Либби. – И, похоже, именно для этого нас и завербовал. Мы должны устроить для него этакий конец света. Но я не о том хотела поговорить. – Она впилась было в ноготь, но тут же брезгливо одернула себя и обратилась к Нико: – У нас два выбора: убить кого-то из потока, пока архивы не убили нас, а это, по идее, может произойти в любой момент, либо же вернуться в особняк и остаться там. До тех пор, повторюсь, пока архивы не решат нас убить. Если прежде Атлас не уничтожит мир, – пробормотала она.

– Я… – С таким выбором Нико не был согласен в принципе. Он взглянул на Гидеона, который в это время что-то агрессивно мычал себе под нос. – Ты уверена? Ну насчет того, чтобы убить кого-то из наших? – Он-то позволил себе слабость уверовать в то, что они избавились от этого пункта, однако сей благостный самообман, кхм, похоже, закончился. Вот прямо сейчас. Все шестеро были живы и существовали в одной и той же вселенной, а это, подумал, размышляя над изложенным Либби раскладом, Нико, – большая проблема. В ретроспективе их предыдущее исполнение воли архивов – когда был устранен один из членов потока, пусть и исключительно по стечению обстоятельств, – выглядело пугающе неполноценным.

Нико не хотел признаваться самому себе, но весь прошлый год, пока он занимался самостоятельными изысканиями, что-то будто тянуло из него силы. Может, таким образом библиотека взимала обязательную плату со своих обитателей, или же то был результат неисполненных обязательств, но какой халявы он ждал? Даже теоретически ничего подобного тому, что они творили в стенах архивов, нельзя добиться без разрушения чего-то другого, притом в больших количествах.

У всего, чего они достигли благодаря членству в Обществе, была цена, и от внимания Нико де Вароны не укрылось, что кому-то в конце концов придется ее заплатить.

– Ну все может быть и не так, – сказала Либби таким тоном, будто повторяла сказку на ночь или особенно страшную ложь. – Мне это сказал Атлас, а ему верить нельзя. – Она взглянула на Нико в упор. – Но в данный момент я рисковать не хочу. А ты?

Нико не слушал ее, мысленно вернувшись к бессмысленному спору, который вел вроде бы с Рэйной несколько месяцев назад. Похоже, она уже тогда что-то подозревала. В груди гулко, будто стрельнувший вхолостую мотор, екнуло сердце. Видимо, Рэйна все знала, еще когда упрекнула Нико в том, что он не желает убивать никого ради сохранения ее – или собственной – жизни.

– Ну я… вряд ли, но…

– Кстати об Атласе. Ты, смотрю, не сильно встревожен. – Либби смотрела на него с нескрываемым раздражением. – Ты ведь понимаешь, что он попользовал нас, да? Ты четко расслышал, что мы были нужны ему для эксперимента, который буквально уничтожил бы вселенную?

– Да, Роудс, я тебя услышал… – А если бы она не перебила, он бы сделал замечание-другое, о том, как сладко снова слышать ее голос.

– И что, пустячок вроде конца света тебя ни капли не трогает? – Она начинала беситься. Довольно быстро, если учесть, сколько времени прошло с момента ее возвращения. Всего пара часиков, а она уже желает ему сдохнуть.

– Какого ответа ты ждала, Роудс? Да, ситуация далеко не идеальная. – Нико честно пытался угадать, что именно она хотела бы слышать. – Впрочем, – продолжил он и тут же понял, как сглупил, потому как мычание Гидеона с кухни приобрело предостерегающе лихорадочный тон, – вряд ли технически это можно назвать «попользовал». Он в любом случае должен был завербовать новых членов Общества, тебе так не кажется?

– Ты серьезно? – зашипела Либби, и у Нико даже стало теплей на душе.

– Ну…

Она еще даже не назвала деталей – если вообще знала о таковых (что вряд ли), хотя кто-кто, а уж Либби так первой придумала бы план спасения при малейшей и даже туманной угрозе катаклизма, – однако у Нико зрело чувство, будто ему точно известно, что именно на кону. Если только предыдущий год его жизни не был чередой на первый взгляд маловероятных совпадений, он точно понимал цель исследований Атласа: мультивселенная. Возможность существования множества миров, в доказательство которой и сам Нико весь бесконечный прошлый год вносил лепту.

А вообще, разве без апокалипсиса не доказать существование мультивселенной? Нико сверился с собственным моральным компасом – который, чего греха таить, работал не совсем так, как прежде, – но ответа не нашел. Только не к месту захотелось поспорить по этому поводу с Тристаном, Парисой или Рэйной. Да хоть бы и с Каллумом: его советы тоже не лишены своей прелести.

– Мне кажется, я знаю, о каком эксперименте ты говоришь. Он связан с многомирием, – объяснил наконец Нико, а Либби нахмурила брови, выражая скорее гнев, нежели смущение. – Но ведь Атлас просто стремится выяснить, под силу ли ему это, так? Это лишь эксперимент, а не кровавая борьба за вселенское главенство.

На краткое, никому больше не заметное мгновение Нико почудилось, что Либби знает более тонкие детали эксперимента, что она, возможно, задавалась теми же вопросами, и в ней пробудился точно такой же фундаментальный интерес. Нико хорошо ее знал – так же, как базовые законы движения, – и помнил, что в душе она академик, маниакально любопытный, решительно настроенный найти ответы на тьму своих вопросов. Об этом ее качестве Нико помнил прекрасно, поскольку сам разделял его. Как и Либби, его определило инстинктивное стремление понять тьму вещей, голод, глубоко коренившийся в них обоих изначально.

А в следующее мгновение Нико вдруг совершенно ясно и остро осознал: Либби Роудс в точности знает, чего так горячо и отчаянно добивается Атлас Блэйкли, и что она жаждет тех же ответов. Впрочем, ему могло и показаться.

Однако во взгляде Либби проявилась злость, и подозрения на время отступили.

– Варона, если затея Атласа как-то связана с многомирием, то это куда больше, чем просто эксперимент. Просто так мультивселенных не открывают.

– Ты уверена? – парировал он. – Ведь, как я помню, мы совершенно случайно создали червоточину, а еще черную дыру, а еще весь прошлый год я как бы между делом совершал Тристаноубийства…

– Смертоубийства! – крикнул с кухни Гидеон.

– Нет, я все заранее продумывал, – возразил Нико и снова обратился к Либби: – Так, ладно, погоди. Ты проделала весь этот путь, чтобы сообщить мне, будто Атлас – плохой дядька?

– Да не будто, он и есть злодей, – зашипела Либби. – И да, раз уж ты заговорил об этом, то я правда проделала такой путь именно ради этого. Именно за этим я весь прошлый год готовилась к тому, чтобы с риском для себя вернуться сюда. Это – единственная причина, по которой меня… – Она поджала губы, торопливо отведя взгляд, а значит, думала, не открыть ли некую мрачную правду, выставив заодно себя в неприглядном свете, но в последний момент передумала. – Забей.

Ну уж нет, такого ответа он не примет. Она не для того зашла так далеко, чтобы в последний момент съехать с темы. «Следующий ход, – с неповторимым самодовольством подумал Нико, – за мной».

– Причина, по которой тебя – что? – надавил он. – Похитил Эзра?

Либби резко вскинула голову.

– Кто тебе сказал?

Гидеон аж застыл на месте.

– М-м, Роудс? Прости, что говорю только сейчас, но я вообще-то не глупый, – ответил Нико, раздраженный тем, что, во‑первых, она задала этот вопрос, а во‑вторых, что приходится отвечать. – Или ты забыла, как я помог тебе сюда вернуться?

На этот счет, кстати, оставалась еще уйма вопросов, и с каждой минутой – ведь Либби не думала отвечать – их становилось все больше. Причем касались они не столько судьбы этого мира, сколько природы мира Либби, а следовательно, и мира Нико. Либби нервничала, суетилась, ей откровенно не помешало бы с месяцок отоспаться и восполнить баланс жидкостей. И вообще, мать учила Нико, что нельзя допрашивать даму, особенно если она пребывает в раздрае после того, как бежала из тюрьмы во времени. Поэтому Нико не поддался импульсу колоть ее дальше, хотя внутренний голос – у обладателя которого были песочные волосы и на редкость здравое суждение – настоятельно советовал продолжать.

– Роудс, – начал Нико, и ему показалось важным сказать (и пусть он потом сгорит со стыда): – Знаешь, я по тебе очень скучал.

Вот теперь ему удалось по-настоящему привлечь внимание Либби. Они посмотрели друг другу в глаза, и усталость постепенно сменилась чем-то похожим на тепло. Дружеское, искреннее. Неподдельное.

Открывшись, Нико гадал, кто же из них первым пойдет на попятную. Где-то на площадке четвертого этажа адский чихуахуа сеньоры Сантаны издал полный экзистенциальной тоски лай.

– Я думаю… – Либби шумно – не то от тоски, не то от страха – сглотнула. – Я думаю, нам надо выбрать второй вариант. Если ты готов к делу.

– Второй вариант? – Он не слушал ее, когда она говорила, или же слушал, но вполуха.

– Да. Тот, в котором мы продолжаем работать на благо архивов и никого не убиваем. – Внезапно Либби показалась ему изможденной и немного потерянной. Нико отметил: она больше не обдумывает возможность убить его или возможность того, что он убьет ее. Видимо, теперь их союзу ничего не грозило.

– Это сработает? – спросил Нико, который и правда в душе не знал ответа.

– Атлас протянул так долго потому, что держался вблизи архивов. Может… и нам повезет? – Либби пожала плечами. – Так мы хотя бы выиграем немного времени. Пока мы сами пользуемся библиотекой, не придется опасаться, что кто-то другой захватит мир. К тому же там, я думаю, будет безопасно. – Она вновь отвлеклась, глядя в окно, на полную жизни улицу, и будто высматривая там признаки грядущего рока. – Безопаснее, чем здесь.

Назревало нечто недоброе, и Нико это чувствовал. Либби Роудс много о чем недоговаривала; вряд ли все то, о чем она предпочла умолчать, было так же связано с миссией, как и причина, по которой она якобы к нему обратилась.

Нико гадал, в чем же состоит ее настоящий план и так ли это важно. Он не горел желанием возвращаться в дом, жадно пивший из него силы, но и куда податься еще, что делать, он тоже не знал. Весь прошлый год он отчаянно торопился вырваться из своей аристократической клетки, однако теперь, оказавшись за ее пределами, не понимал, чего вообще хочет. Может, в том-то и фокус, причина, по которой он не мог по-настоящему возненавидеть Атласа Блэйкли? По которой все еще испытывал не страх, а любопытство? Может, Атлас с самого начала знал, что без проекта, без цели Нико неполон. Без направления, без недоказанных теорий Нико не видел смысла жить и работать. Ну, ладно, обрел он силу, что дальше? В широком смысле Нико всегда плыл по течению, блуждая в потемках.

За исключением, разве что, одного момента.

Наконец наступил вечер, и солнце садилось за горизонт. За недолгий срок успело произойти очень многое: еще утром Нико собрал манатки и распрощался с Атласом Блэйкли, наставником, которого не признавал, и человеком, которому отчаянно хотел доверять. Но вот вернулась Либби, и Нико заново обрел некий фундаментальный кусок себя, а скоро он станет еще на день старше. Еще на день мудрее, на день ближе к концу.

Прямо не верилось, что солнце наконец-то садится. Нико заметил его блеск краешком глаза.

Ладно, мысленно обратился он к вселенной. Вперед, к множеству миров.

Ладно, послание получено.

– Чур, без Гидеона я никуда, – предупредил он.

* * *

Штаб-квартира Общества, куда Нико и Гидеон послушно явились тем утром, располагалась в том самом здании, в которое Нико, еще ни о чем не подозревая, пришел по приглашению Атласа Блэйкли два года назад, спустя всего несколько часов после выпуска из НУМИ. Либби оставили дома; после долгих уговоров и увещеваний она все-таки согласилась поспать на диване; по поводу моральной стороны этой диспозиции друзья со вкусом (и совершенно молча) поспорили, однако в конце концов победили более выразительные аргументы Нико в пользу надежности его крутых защитных чар. Только сейчас, вернувшись, Нико вспомнил этот глянцевый блеск мрамора и ощущение казенного благолепия, которое, впрочем, разительно отличалось от впечатления, неизменно производимого поместьем и его архивами. По сравнению с ними офис выглядел стерильным, на манер приемного покоя в больнице или банковского вестибюля.

Нико даже не вспоминал чувства смутного подозрения, будто его кидают, до того самого момента, когда завершилась его и Гидеона судьбоносная встреча со всемогущим директором логистики и снабжения Шэрон. Нико совсем не ее ожидал увидеть за безликой маской всеведущего Общества. Шэрон и правда обращалась с ним, как с назойливым ребенком, которого отправляют спать без десерта, – совсем как декан Брикенридж, – но бюрократический аппарат александрийцев больше напоминал антиутопическую колбасную фабрику.

Значит, вот что ждало его по достижении (предположительно) недостижимого? Вот что однажды заставило Гидеона спросить, кто именно платит по счетам за его пагубный стиль жизни? В заключение Шэрон спросила Нико о планах, будто карьерный консультант для хронических достигаторов.

– А выбор у меня есть? – устало поинтересовался Нико в ожидании, что ему укажут, куда пойти и кем стать.

– Да, – с плохо скрываемым презрением ответила Шэрон. – Да, мистер де Варона, именно это и дает членство в Александрийском обществе. То, что до конца жизни вы сможете выбирать это и все остальное.

Тут очевидно стоило ответить, мол, быть так называемым александрийцем значит не просто обладать свободой выбора, но еще следить, чтобы никто не тратил время без пользы для Общества. Фраза Шэрон стала… самое меньшее, откровением. Ее не волновало, создаст ли Нико новый мир, уничтожив этот. Ее беспокоило только то, чтобы Нико, наделенный поистине чудесной магией – незаменимой и несравненной, позволившей добиться немыслимого, недостижимого, – не шагнул с какого-нибудь балкона, поддавшись сладкому зову манящей бездны. Ведь тогда вложения не отобьются. Это будет непростительная трата ресурсов, которая не окупится. Придется заполнять кучу бумажек…

Итак, обещание было сдержано, надежда оправдалась, и на этом фоне меркло даже надменное и жутковатое сверкание мраморных вестибюлей. Взглянув на все это более проницательным взглядом Гидеона, Нико подумал, не стоило ли с самого начала задать побольше вопросов. Допустить мысль, что Общество, архивы и Атлас Блэйкли – это три разные, самостоятельные сущности, у каждой из которых собственные планы; что тайная организация, разумная библиотека и человек просто пользуются общими богатыми ресурсами, разделяя одно основное желание – заполучить нечто, неотъемлемо принадлежащее только Нико.

Не совершил ли он два года назад непоправимую ошибку, не оттолкнув руку Атласа Блэйкли и не спросив: давай-ка, брат, начистоту, что тебе от меня нужно?

Что тебе нужно от нас?

Нико со вздохом ударил локтем по кнопке вызова транспорта назад до Нью-Йорка и снова подумал: реально ли в одиночку уничтожить мир? На первый взгляд невыполнимо. И если честно, история знала много примеров, когда такое пытались осуществить. Не только мужчины, но и женщины. Равноправие, как-никак. Мир, в понимании Нико, уничтожить было не так уж и просто, по крайней мере в метафорическом смысле. Всякий раз после очередных выборов человечество как будто становилось на грани. Наверняка где-то в мире действует комендантский час, многим сходит с рук убийство или более страшные преступления; только-только кое-как восстановили озоновый слой… Быть может, мир и сам по себе день за днем умирает?

«Только не так, – устало ответила у него в голове Либби. – Мы с тобой разные, и Атлас знает об этом. Уверена, ты и сам в курсе».

В недрах земли возмущенно зарокотало, однако в мыслях Нико ответил Либби без высокомерия: «Если мы – разные, Роудс, то, наверное, и поступать можем по-разному. В конце концов, у нас есть выбор».

– Тебе не приходило в голову, что я могу просто не захотеть с тобой? – тихо спросил Гидеон, прервав его внутренний монолог, в котором он уже начинал откровенно показушничать.

Нико моргнул, прогоняя охватившие его на время грезы, и взглянул на друга. Он пока еще не понял, стоит ли волноваться из-за этого вопроса.

– Честно? Нет.

Гидеон невольно расхохотался.

– Верно. Конечно.

– Там и ты будешь в безопасности, – напомнил Нико, и это, очень кстати, было правдой. – Чары защиты от нелюдей в особняке я ставил лично. О матери тебе волноваться не придется.

Гидеон пожал плечами, но что он имел в виду, Нико не понял.

– А как же Макс?

– И верно, – отшутился Нико, – как он будет ренту платить?

По словам Гидеона, Макса вызвали к себе в летнюю резиденцию предки, а такое приглашение не отклоняют. Нико с Гидеоном старались вспоминать об этом пореже, однако все трое знали, что широко шагать – штаны порвешь, поэтому губу стоило закатать.

– Да ладно, мы же туда ненадолго.

– Ты, – покачав головой, уточнил Гидеон. – Ты – ненадолго. Это ты по условиям договора можешь свободно перемещаться туда и обратно. А вот мне придется сидеть под домашним арестом по условиям твоего Общества.

Хотелось возразить: «Я и сам, вообще-то, очень даже могу помереть, если надолго оставлю поместье, по крайней мере, так считает Либби. У меня больше договор о подряде, заключенный под давлением!» Но когда наконец открылись двери портала, Нико пристально, испытующе взглянул на Гидеона. Он искал в его глазах горечь или отвращение, но не нашел, как, впрочем, и ничего, что его поддержало бы.

– Хватит тебе впутываться в мои глупости, – сказал он в конце концов и вошел в кабину.

Гидеон опустил взгляд на карточку, которую все еще держал на ладони, словно раненую пташку. Очень знакомую карточку.

«Атлас Блэйкли, Хранитель».

– Или позволить им промыть тебе мозги? – спросил Нико, снова нажимая кнопку вокзала Гранд-Централ. Гидеону выдали те же инструкции, что и ему: в течение суток собрать вещи и явиться в поместье. Только справедливости ради Нико, как александрийца, ждали знания, власть и слава. Гидеона – нечто, больше похожее на программу защиты свидетелей, на должности архивариуса или лаборанта Атласа Блэйкли, с символическим окладом.

– Да что бы ты еще сделал? – вроде как искренне ответил Гидеон. – Но, как бы там ни было, ты нужен Либби, я уверен.

– Мы оба ей нужны, – поправил Нико.

Снова раздался звоночек. Кабина прибыла по назначению.

– Ты, – упрямо возразил Гидеон на фоне шума толпы у входа в устричный бар.

Солнце успело закатиться и вновь взойти, а Нико с Гидеоном так и не обсудили произошедшее накануне. Поначалу не хотели говорить об этом при Либби, но когда она уснула, засомневались в уместности диспута. Все еще грело изнутри приятное, похожее на легкое опьянение чувство, будто ты получил именно то, чего не хватало. Как если бы заказал пиццу, четко зная, что именно пицца придется кстати. Остался невысказанным лишь один вопрос: отлично, на сегодня сойдет, но захочешь ли ты пиццу завтра? И вот он обломал бы весь кайф. Ответить на него было, разумеется, невозможно.

Обычному человеку.

– Послушай, – заговорил Нико, покидая вокзал. Вчерашний инцидент с безопасностью замяли, и всем свидетелям магически стерли память. – В прошлый раз ты исчез для меня, потому что я не вписал тебя в свои закидоны. На этот раз я вписываю тебе насильно, потому что исчезать тебе не позволено. Усек?

– Думаю, следовало учесть немного больше нюансов, – заметил Гидеон и, стрельнув взглядом на камеры наблюдения, повел Нико менее приметным путем. – Например, ты собираешься узнать мое мнение? Или решать, что мне делать и куда идти? До самого конца моей жизни, сколько бы мне ни осталось.

– Я не говорил, что я альтруист. – Нико рискнул бросить взгляд на Гидеона. На ходу он барабанил пальцами по бедру, испытывая смесь страха (перед очередным покушением) и неловкости (от признания). – И, для протокола, ты сам сформулировал свое положение. И сам будешь виноват, если я все не так понял.

Нико подумал, а не зарывается ли он? Не делает ли именно то, что ему постоянно вменяла в укор Либби: бросается в омут с головой, совершенно не заботясь об остальных причастных? В общем-то, да, все именно так. Он это признавал, поскольку не был начисто лишен того, что позволяет замечать несовершенства и сомнительные грани собственной личности. И возможно, особенно жестоким казался его выбор действия – хотя того просто требовала реальность, – потому как этот самый выбор был крепко завязан на особенностях личных желаний Нико. Он настаивал, будто без Гидеона от мести архивов им не уйти, убеждал Либби, якобы магия Гидеона полезна, и в принципе не лгал. Само возвращение Либби доказывало исключительность ума и надежность Гидеона. Однако неприглядная сторона правды заключалась в том, что больше года Нико страдал сердечными муками и предпочел бы запереть Гидеона в стенах загородного английского поместья, лишь бы не повторять болезненный опыт.

Они молчали всю дорогу, пока не вернулись в свой квартал.

– Что ж, это последний мой день на свободе, – заметил Гидеон. – Чем займемся?

– Выпытаем у милашки Элизабет, какого хрена стало с Фаулером, – предложил Нико. – Может, сыграем в бери карту из колоды, если останется время.

Он искренне надеялся отшутиться. Хотя не был уверен, что прокатит, потому как уже не знал, какие теперь действуют правила. Его чувства напоминали экономику какой-нибудь страны в период мощной инфляции.

– Хорошо, – ответил Гидеон.

У подъезда Нико остановился, как обычно обходя выводок шпаны возле магазина у дома, и укоризненно уставился на Гидеона.

– Ты меня ненавидишь? – строго спросил он.

– Нет.

– Должен же ты испытывать хоть какие-то негативные чувства.

– Есть один момент, а то и два, – согласился Гидеон. – Тут и там.

– Ну и? Выкладывай. Te odio tanto[4]4
  Я так тебя ненавижу (исп.).


[Закрыть]. Je te déteste tellement[5]5
  Я так тебя ненавижу (фр.).


[Закрыть]. – У Нико вдруг перехватило горло. – Просто скажи.

В глазах Гидеона заплясали веселые огоньки.

– Говори, Гидеон. Я же знаю, ты хочешь…

– Ты знаешь, все норм. Можешь сказать. Я не против.

У Нико сжало в груди.

– Не против чего?

Гидеон посмотрел на него в упор. Он владел непростительным даром читать мысли, не будучи при этом телепатом, а потому Нико не знал, чем себя выдает.