Текст книги "Крах Атласа"

Нет, не сегодня, Хулиан и так уже вляпался.

– Только не говори, что вы…

– Выбора не оставалось, – перебил Смит; его рапорт больше напоминал оправдания. – При всем уважении, сэр, в той комнате было четыре хороших сотрудника. А это тип не то чтобы ангел.

Хулиан чуть не зарычал. Гнев делу не помощник, хотя все сложилось чрезвычайно неудачно. Даже хуже. Телепат либо испугается, либо встанет на тропу мести, а это вряд ли сыграет им на руку. Впрочем, она до сих пор не допускала ошибок, не была опрометчивой. Возможно, они с мужем были не так уж близки, и случившееся она сочтет удачным оборотом событий. Нет, Хулиан в этом сильно сомневался. Судя по записям, последний раз Париса Камали и ее супруг созванивались много лет назад, а ведь Насер Аслани единственный, с кем она провела дольше двух месяцев. По крайней мере, пока не пропала во чреве поместья и не перестала выходить на связь.

– Перешли мне запись, – спустя секунду, собравшись с мыслями, велел Смиту Хулиан. – Может, придумаем, как все разрулить. Еще и в выигрыше останемся. – Вдруг муж назвал ее как-нибудь унизительно. Вдруг он был готов сдаться, выдать ее местоположение. Вдруг… вдруг что-то да было.

Смит молчал очень долго и, наконец, произнес:

– Сэр, нам не хватило времени на…

Нет.

– Вашу мать, Смит. – Уму непостижимо. – Записи нет? Как, по-твоему, это будет выглядеть, когда все всплывет? – Хулиан выпятил челюсть, пытаясь соображать, но так ни до чего, кроме бесполезных выговоров, не додумался. – Он ведь не какой-то там прохожий с улицы, – зашипел он в трубку. – Это, сука, Насер Аслани, вице-президент крупнейшей медитской энергетической корпорации на Ближнем Востоке…

– Мы все уладим, сэр.

– Ни хрена ты не уладишь. Сам все сделаю. – Хулиан завершил вызов и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Жена была страстной поклонницей йоги и искренне верила в силу позитивных аффирмаций. Вот бы и у него в жизни все было так же просто, как у этой женщины, чью девичью фамилию носили два почивших ныне президента и один действующий сенатор.

Вдо-ох. Видео можно отредактировать. Вы-ыдох. Код постоянно глючит. И потом, не Хулиан прямо сейчас влияет на гражданских через медитский телеэфир. Злоумышленник тут не он. Это все происки Общества. Осталось найти доказательства, и судьба александрийцев решится. Никто не хочет жить в антиутопической симуляции, и вообще, все могло сложиться куда хуже. На месте Насера Аслани могли оказаться Нова или Уэссексы – жестокая и в равной степени чистая, сука, мать ее, правда жизни. Как и то, что если кто-нибудь, замешанный в деле Аслани, спалится, то пуэрториканец во втором поколении, скрупулезно подделавший бумаги жителя Майами, падет, а его подчиненный, выходец из Айдахо, Пол Смит с радостью примет внезапное повышение.

Хулиан родился в паршивом мире, как, впрочем, и все остальные. Вопрос в том, кто и что с этим делает. Хулиан пытался улучшить общество единственным доступным способом, поэтому вернулся в комнату и снова постучал по экрану, снимая с паузы запись с камеры наблюдения.

Каллум Нова взглянул прямо в объектив, и на его губах вспышкой от зажигалки мелькнула короткая улыбка.

– Есть доказательство того, что шестеро членов Общества вмешиваются в международную политику. Что дальше? Свободные и честные выборы? – с железобетонной уверенностью произнес Хулиан. – Если эмпат проделывает такое на виду у мировой общественности, то чем тогда остальные заняты за кулисами? Речь вполне может идти о вопиющем нарушении гражданских свобод. Разве это не интересно МИ-6 или даже Ли? – спросил он, запоздало вспомнив, что азиатка рядом с Новой – не китаянка, а японка.

Хулиан заметил на себе пристальный взгляд Нотазая. Даже слишком пристальный. Надо бы напустить радиопомех в комнате, чтобы избавиться от возможной прослушки. Просто на случай очередной неудачи, после которой Смит получит место и кабинет Хулиана, а сам Хулиан станет предостережением сотрудникам, нанятым по программе диверсификации. Смуглой и кратковременной, мать ее, вспышкой на карьерном радаре.

Если Нотазай и воспринял его молчание как проявление злости, то виду не подал. Просто пожал плечами и обменялся теплым взглядом с сидевшей рядом дочерью Уэссекса.

– Мы определенно можем оповестить их. Что до ситуации в Париже, – сказал Нотазай, желая, видимо, сменить тему, – то известно ли уже имя гражданского?

Кстати! Хулиан кликнул по досье «Феррер де Варона».

– Второй медит – это Гидеон Дрейк, – сказал он, открывая фотографию из студенческой газеты НУМИ, одну из немногих, которые удалось нарыть. – Есть приводы по молодости, в Канаде. Мои агенты в данный момент достают его дело из-под грифа «секретно». Однако меня посетила мысль, и я разослал фото нескольким информаторам. Оказалось, – произнес Хулиан, отрываясь от экрана ноутбука, – что Гидеон Дрейк – некто вроде вора-телепата. Проворачивает мелкие делишки на астральном плане, по крайней мере, занимался этим раньше. Есть шанс отыскать что-нибудь в его университетском деле, да только декан не идет нам навстречу. – Он пожал плечами. – Пока.

Нотазай дернул бровями.

– Вы уверены, что он телепат, а не странник?

Хулиан почувствовал, как Иден Уэссекс выпрямляется, тщательно скрывая любопытство, но тут у него снова зазвонил телефон. На этот раз его зам. Вот же сука…

– Есть разница? – спросил Хулиан, имея в виду «Меня это не ебет». Внятного ответа он явно бы не дождался. И ладно, нужно было разбираться с бардаком. С большим таким бардаком.

Хотите знать, каково это – обладать властью? Вот Хулиан не знал, ему не удалось почувствовать силу как следует, но он верил, что власть – это когда можешь позволить себе безалаберность и «забыть» сделать запись. Или когда Атлас Блэйкли, хитрый лис и неуловимый призрак, приветствует тебя у двери загородного особняка. Если Хулиан не ошибся в своих подозрениях, то разум архивов работает как некий алгоритм, а значит, если общаться с ним на правильном языке, то можно получить ответы на любые вопросы. Например, есть ли рай? Какого объема ядерный арсенал столь очевидно скрывают Уэссекс и его дочь? Была бы у его детей улыбка Дженни, отвези он ее в больницу, как она просила, а не отправь он ее туда в одиночку?

– Ладно, – сказал он собравшимся в комнате. – Берем пятерых.

Гидеон

Рано или поздно наступал момент высказывать опасения. Главное, не упустить его, а то потом высказывай, не высказывай – толку не будет. Получится пустое ворчание. Для Гидеона такой момент прошел с месяц назад. Он свой шанс упустил.

В теории.

– …короче, в общем, это архивы, тра-ля-ля, – сказал тогда Нико, завершая экскурсию по особняку Александрийского общества и закрывая за собой двери читального зала. – Знаю, тебе отказали в допуске, – добавил он, – но я всегда могу достать что-нибудь, только попроси. Или обращайся к Тристану. Он, конечно, та еще Падла, – пояснил он, закатив глаза (намекнул таким образом, что Падла – с большой буквы П), – но с него причитается за помощь в возвращении Роудс. Человек он исключительно деловой, долг выплатит. И тебе понравится Атлас. Наверное. Мне так кажется. – Он поморщился. – Если только ты, как и Роудс, не сочтешь его каким-нибудь там тираном. Тогда… А, ладно, проехали, тебе за него замуж не выходить и на него не работать. То есть ты как бы работаешь на него, но это уже мой косяк, не Атласа. Лишь бы Роудс и тут не оказалась права и мы не были частью его зловещего плана. Не знаю, короче, она сейчас не в лучшей форме. Может, ты с ней поговоришь? Стоит мне упомянуть, – он понизил голос, – Фаулера, как она делает такую мину, будто мне стоило заранее предупредить ее о шок-контенте. Да и потом, у тебя с ней общение, в принципе, ладится, поэтому…

Нико наконец замолчал, чтобы перевести дух, и обеспокоенно взглянул на Гидеона.

– Что скажешь? – настороженно спросил он.

Отличный вопрос. Что же Гидеон думал по этому поводу?

Конкретно в тот момент его мысли были вот о чем (именно в таком порядке):

С Либби Роудс что-то случилось. Ожидать этого стоило, учитывая пережитое ею за год, однако у Гидеона возникло стойкое ощущение, будто Нико то ли не может, то ли не желает замечать эти перемены. Он болтал с ней как ни в чем не бывало, отвечая на ее колкости своими. Его словно бы не смущало… нечто, а что именно, Гидеон пока не понял. Либби стала тише, но кто бы не стал после таких-то переживаний. Разгадка вертелась на языке, знакомая и в то же время смутная, неуловимая. В поисках ответа Гидеон чуть не сломал голову. Он словно тщился поймать полузабытый сон.

Тристан Кейн – тот самый исследователь, с которым Нико в прошлом связывали некие приключения, а в настоящем – какое-то вялое соперничество. Он был очередным кусочком масштабного аристократического пазла. Учтивый или просто воспитанный в британских традициях, Тристан соответствовал нарисованному Нико портрету. Его слова не вызывали подозрений, однако между ним и Либби ощущалось напряжение, сексуальное и требующее разрядки. Они словно боялись слишком сблизиться или чересчур отдалиться. Нико, похоже, заметил это и предупредил Гидеона, а значит, все могло обстоять иначе. Против Гидеона Тристан не имел ничего, но, видимо, лишь потому, что его присутствие не напрягало Либби. С другой стороны, Гидеон не напрягал вообще никого. Проблемы из-за него были только у…

А, вот оно что! Своим поведением Либби напоминала мать Гидеона, а ведь Эйлиф – преступница, да к тому же русалка. У нее напрочь отсутствовали качества, присущие друзьям Гидеона. Нет, чувство опасности мать у него не вызывала. Скорее, просто тревогу. Опасной ее находил Нико. Гидеон же прекрасно знал о недостатках Эйлиф – нарциссизме, забывчивости, легкой психопатичности, – однако воспринимал их как… рисунок чешуи на хвосте, а не зубы, как неотъемлемые черты ее характера, и обижался на них не более чем на зеркало. Просто Эйлиф брала все от своего главного актива, а именно от, кхм, зависимости. Ее сжигал нездоровый азарт. Плохо было то, что его подкрепляла эгоистичная жилка: любое пари казалось Эйлиф выгодным, если она видела хоть малейший шанс на победу. Когда Гидеон имел дело с матерью последний раз, пламя азарта горело в ней особенно ярко. Она держалась уверенней обычного. Значит, подошла к самому краю, была в отчаянии.

Либби, конечно же, не была игроком и, вернувшись, не казалась потерянной, не страдала от каких-то особенных переживаний. Взгляд ее не потускнел, но Гидеон видел в нем ту же искру, что и в глазах матери. Этот блеск говорил о том, что Либби пришла за чем-то и получит желаемое любой ценой.

Кстати, Эйлиф куда-то запропастилась. Порой отсутствие новостей – уже хорошие новости, но бывает и так, что это плохо, очень плохо. Гидеон пока не знал, о чем и думать. В обычных обстоятельствах он бы не волновался. В конце концов, дом защищали чары от нелюдей, и Нико был в них уверен. Однако в отличие от него Гидеон понимал: рано или поздно заговор против Общества заинтересует и Эйлиф. Если только это не она, такая изворотливая, стояла за покушениями. Впрочем, Гидеон еще надеялся на ее непричастность – право, не станет же она из корысти подвергать опасности жизнь сына или Нико, – но вдруг ей попросту не оставили выбора? Гидеон, может, и не питал неприязни к ее сути, однако дураком не был. Он лишь позволил себе оптимистичную надежду. Эйлиф вляпалась как никогда, бормотала что-то про сны, уникальные токены и долги.

Кстати про оптимизм. Гидеон не знал, как относиться к Атласу Блэйкли. Нико наивно ему доверял, Тристан его чуть ли не боготворил, а Либби старалась не говорить о нем, изредка выдавая предупреждения о том, что Атлас способен уничтожить мир. Гидеону они казались риторическими. На что вообще Либби намекала?

Однако по-настоящему Гидеона занимало кое-что иное, насущное, хотя вопрос нельзя было сформулировать совсем примитивно, например: где Атлас Блэйкли? Над этим тоже стоило поразмыслить, но Нико, казалось, не переживает из-за отсутствия в доме Хранителя. Само по себе оно и правда не вызывало никаких подозрений, да и Гидеон, стоило признать, не понимал роли Хранителя… Как и руководство Общества, что явно было не в порядке вещей. Натуральная безалаберность. Ладно бы речь шла о каком-нибудь муниципалитете, которому вечно не хватает средств, так ведь Гидеону прямо сказали, что за ними следят. Если бы он сбежал, его бы перехватили. Перехватили бы и Атласа Блэйкли, но человеку его ранга вряд ли пристало скрываться. Дело было в другом. И Тристан с Либби кое-что знали.

Еще мысли? Да. Если выход за пределы периметра хоть сколько-нибудь походил на вход, то Гидеона в его периодических приступах нарколепсии ждала скука смертная. Всякий раз, выскальзывая сознанием из тела, он будет торчать в той же клетке, в которой его встречал во время разлуки Нико. И еще: как в доме относятся к различным диетам? Гидеон страдал легкой формой непереносимости лактозы. Совсем уж от сыра не отказывался, но хотелось бы иметь выбор пошире и поразнообразней. А в поместьях вроде этого ему случалось бывать и прежде. Например, особняк Макса почти не уступал ни пышностью, ни размерами. Кстати, Макс в свое время чуть не пролетел с медитским статусом, о чем Нико не знал (или знал, но помалкивал). Магический выхлоп Макса как перевертыша был минимален, прямо на грани. Он сам еще где-то на середине второго курса по пьяни признался, что чуть не загремел в обычные колдуны, добавив при этом «Не парься». Просто семья Вулф сделала щедрое пожертвование в политический фонд муниципального реестра медитов. Ведь одно дело, когда твой сын – раздолбай и не желает делать карьеру у тебя в корпорации, и совсем другое, когда его магия – пшик.

Деньги – очередной вопрос, не дававший покоя. В чьих руках финансы Общества? Кто бы это ни был, он контролирует и само Общество (дергая за ниточки тут и там), а следовательно, и Нико. Однако друг об этом не задумывался, ведь у него в семье деньги водились, к их изобилию он привык. Поэтому и не видел, как они определяют поступки, как исподволь и неумолимо, куда верней философских учений и воскресной школы, решают, что правильно и что нет. Деньги – это дар, бремя, одно из мерил. Недавно Гидеон увидел во сне красноглазого человека с красным пером. Счетовода, который спрашивал о Принце. От него так и веяло угрозой и алчностью. Он был счетоводом, потому что деньги – это оружие, потому что должник принадлежал ему без остатка. Мать Гидеона не знала настоящей свободы. Вот о таких вещах Нико никогда не задумывался, за него о них беспокоился Гидеон. Видимо, неспроста в его понимании деньги были тесно связаны с несвободой.

Никто лучше Гидеона не понимал бедности, голода, страха. Причем не страха за свою жизнь – с ним-то Нико был прекрасно знаком (просто игнорировал опасность). Гидеон боялся за устоявшийся образ жизни. Боялся, что перемены уничтожат привычный мир, ведь тогда во всех отношениях не станет и самого мира. Нико знал, например, что можно купить душу, продать ее или выменять, даже не догадываясь, как это просто (не легко, но просто). И если не сегодня, то однажды это станет поводом для тревоги. Может быть, даже тут, в стенах поместья.

Кое-что об этом могли знать Атлас, а значит, и Тристан с Либби.

С Атласом Блэйкли, очевидно, что-то случилось, но, слыша стук копыт, Гидеон старался думать не о зебрах, а о конях. В конце концов, за посвященными Атласа Блэйкли охотились. Одного даже похитили, а красноречивое молчание, которым Либби отвечала на вопросы про Эзру Фаулера, оглушало. Атлас Блэйкли совершил некую страшную ошибку и скрывал ее от Общества, однако, что бы он там ни затеял, последние два человека, видевшие его, старательно отмалчивались. Что-то явно пошло не так, Атлас занимался чем-то важным, чего не стоило игнорировать.

Однако в итоге на вопрос Нико о том, что Гидеон думает по поводу Общества и архивов, к которым он отныне был привязан условиями договора, тот хотел бы ответить честно: «Я мотал срок и подольше, в тюрьмах похуже». В тюрьмах, где не было Нико, где тот не мог спонтанно, как бы между делом прижать Гидеона к рельефным эдвардианским обоям на стене какой-нибудь душной уединенной комнатушки, а ведь без этого пропадал всякий смысл существования.

В общем, да, возможно, Общество и правда – гадюшник, Либби не лжет, утверждая, будто бы им грозит конец света, а Нико, обычно такой любопытный, отказывается видеть, что на кону судьба мира. Или его ослепили заносчивость и амбиции. С другой стороны, если жизнь за пределами поместья – это лишь вопрос верной смерти, к которой ведет череда уступок общественным нормам, то, может, ну его? Пусть Атлас Блэйкли взрывает мир изнутри, если таков его план?

Собственно, поэтому Гидеон в конце концов ответил:

– Тут мило. Не мешало бы основательно протереть пыль.

Довольный, Нико улыбнулся шире. Как же просто было осчастливить его – что раньше, что сейчас. Это, несомненно, стоило усилий. Значит, он хочет провести безумный эксперимент с мультивселенной, который может завершиться либо катастрофой для него одного, либо аннигиляцией всего сущего? Отлично, Гидеон весь внимание. Чудо, что он еще не спит, чудо, что друг любит его в ответ, пусть даже не так пылко, как он его. И если тут Гидеону суждено погибнуть, если его смерть записана в красном гроссбухе, то встретить жнеца здесь будет ничуть не хуже, чем в любом другом месте.

И потом, червоточина в кухню – та еще крутота.

Конечно, со временем Гидеон станет чаще задаваться вопросом, не оплошал ли он, промолчав о целом букете потенциально важных проблем. Однако пока он решил: пророчества подождут, ведь к нему криком взывает его личное будущее, роковое и вместе с тем упоительное.

– Наколдуешь пирог? – вслух спросил Гидеон, решив забыть на время о том, что только может случиться. Конец света лучше встречать на сытый желудок. И съесть надо обязательно что-нибудь повкуснее. Пирог с кремом, фруктовый. Живот будет болеть, но это потом.

– О, avec plaisir[15]15
  С радостью (фр.).


[Закрыть], – с радостью ответил Нико. – Только напишу еще раз Рэйне. Закончится, скорее всего, слезами. Моими, конечно. Погоди, на все про все уйдет минут пять.

Пять минут, вся жизнь… Один хрен.

– Con mucho gusto[16]16
  С большим удовольствием (исп.).


[Закрыть], Николас, – ответил Гидеон, сонно прикидывая, где будет лучше вздремнуть. – Не спеши.

II
Гедонизм

Рэйна

Она сама не заметила, как задремала, но, уловив далекий запах дыма, проснулась. Во сне, где-то на самом краю мысленного взора размытым пятном мелькнуло черное платье. Рэйна вскочила, чуть не подавившись языком, и тут же поняла, что разбудил ее, оказывается, телефон.

Она заглушила голосовое сообщение от Нико: «Рэйна! Снова я. Осалил! Фиг знает, может, ты даже не играла в салочки, в смысле в настоящие, не по телефону, но это ладно. Короче, извини за треп, я просто уже не знаю, как заставить тебя перезвонить, честное слово, думал, это дело с концом света а-ля Атлас Блэйкли или архивами, которые пытаются нас убить, тебя зацепит, нет так нет. Короче, снова извини, если обидел, хотя не знаю, как именно, Париса же не говорит – молчит эротично так, – а да, кстати о ней, Париса тоже перестала отвечать на звонки, и это клево… Круто, круто, круто, но завтра я еще раз попробую дозвониться, люблю, целую, досвидос», и глянула на часы.

Почти три пополудни. Рэйна встала и направилась в ванную.

Умылась и обтерлась полотенцем. Поправила кольцо в носу, обулась. Потом видя, что ее компаньон даже не шевельнулся, встала на пороге и нетерпеливо потопала ногой.

– Я слышу, Мори, – только и ответил распластавшийся на гостиничной кровати Каллум.

Они сняли двухместный номер, само собой, ибо Рэйна скорее бы сдохла, чем разделила постель с Каллумом, ориентации которого даже не понимала: то ли он любил мужчин, то ли женщин, то ли и тех и других, а может, и вовсе одного только бесящегося Тристана Кейна.

– Тебе которая больше нравится? – спросил Каллум, приглашающе мотнув головой.

Рэйна, до смерти утомленная месяцем, проведенным в компании Каллума Новы, тяжело вздохнула и закатила глаза.

– Там никого, – напомнил Каллум. – По крайней мере, если верить тебе.

Честное слово…

– Последний раз повторяю, я не бог, я лишь…

Каллум усмехнулся, не вставая с кровати, и Рэйна уже который раз подумала: не лучше ли все провернуть в одиночку? Впрочем, пока что Каллум был полезен.

– Ладно, – уступила она, быстро подойдя и выхватив телефон у него из руки. – Что это? Фото с сестрой Тристана?

– Сводной сестрой, – без нужды уточнил Каллум, постучав по экрану с двумя снимками. – На котором у меня прическа лучше? Я тут подумал опробовать творческий беспорядок.

Рэйна пролистала снимки.

– Он так и не ответил на твои сообщения?

– Нет. Отсюда и нужда сделать все максимально верно. Ну знаешь, с правильной дозой спонтанности.

– Ты ведь в курсе, Роудс вернулась. – Об этом сообщил Нико в одном из сумбурных голосовых посланий, а потом повторил раз эдак семь, если не больше. Он даже ненадолго создал групповой чат под названием «От вражды к любви», пока Тристан не взмолился: прошу тебя, бога ради, не надо. – Вряд ли Тристан о тебе думает.

– Мало же ты знаешь, – ответил Каллум, подкладывая руки под голову. – Ты ведь читаешь сообщения от Вароны?

– Заткнись. – Рэйна по какой-то причине восприняла его вопрос до нелепого серьезно. Она прямо чувствовала, как плавится мозг: безумный план мести Каллума ее не заботил, но она почему-то была уверена, что одна из фоток лучше, и не хотела ошибиться. – Разумно ли вообще тягаться с Эдрианом Кейном?

Нет, определенно нет. При первой встрече Эдриан вообще взял их на мушку и потом неоднократно демонстрировал, что компенсацию за беспокойство берет фунтами плоти[17]17
  У. Шекспир, «Венецианский купец»: «Когда вы не уплатите мне точно/В такой-то день и там-то суммы долга/Указанной, – назначим неустойку:/Фунт вашего прекраснейшего мяса,/Чтоб выбрать мог часть тела я любую/И мясо вырезать, где пожелаю» (пер. Т. Щепкиной-Куперник).


[Закрыть]. Он промышлял перевозками оружия, поддерживая круговорот насилия в мире, и вряд ли нашелся бы человек (хоть посторонний, хоть колдун ковена), кто пересек бы ему путь, остался бы жив и смог поделиться впечатлениями. Каллум отмахивался от Рэйны, твердил, будто у нее паранойя – доказательств, что в морозилке, в которой она однажды застукала мордоворотов Эдриана, лежит труп, не было (хотя одна ведьма-модница вот уже месяц как куда-то пропала), – однако она собственными глазами видела, как Эдриан поступил с тем, кто впал в его немилость. Рэйна шла к пабу, свернула за угол, а там Эдриан пожимал руку незнакомому колдуну. Рэйна глазом моргнуть не успела, а горло последнего пронзил короткий узкий клинок. Колдун рухнул, где-то рядом завопил молодой бук. Рэйна резко встала, но ее уже услышали. Эдриан невыразительно посмотрел на нее, затем повернулся к подручному и вытер нож о лацкан его пиджака. Не сказав ни слова, вошел в паб, словно дневной моцион совершил.

Каллум, само собой, вел себя так, словно им ничего не грозит. Для него разговоры об опасности были пустым сотрясанием воздуха. Такое равнодушное отношение к хаосу казалось Рэйне естественным и вместе с тем глупым. Возможно, чувство собственной безопасности Каллума и правда зиждилось – как сам он буднично повторял – на прочном фундаменте незаурядного ума. А может, он просто слишком богатый, слишком белый и слишком мужчина, чтобы сама мысль об опасности казалась ему смехотворно надуманной. То, что он мог оказаться прав, было, наверное, даже хуже.

Как бы там ни было, сегодня Рэйна уже отчаялась его убедить, но и не поднять тему было бы безответственно.

– Мне лишь кажется, что Эдриан опекает своих девочек. – Без оружия, то есть в хорошем настроении, она видела Эдриана только в присутствии дочерей и собаки охотничьей породы средней величины, настоящего энциклопедического образца для определения слова «собака». – А ты выглядишь… – она нахмурилась, подняв взгляд, – не особенно безобидным.

– Прикинь, я в курсе, – ответил Каллум.

– Я о том, что ты для них староват. – Белле Кейн сравнялось семнадцать, девочке на снимке, Элис, всего девятнадцать. Каллум был лет на десять, самое меньшее, старше нее, и хотя на фото он себе ничего такого не позволял – просто готовил с ней салат, буквально! – Элис смотрела на него со смехом. Для Рэйны это уже было явным сигналом тревоги. И если она находила поведение и манеры Каллума в принципе неразумными, то мордовороты из свиты Эдриана Кейна – самого здоровенного из которых, жертву непрекращающихся сальных намеков Каллума, звали (подумать только) Вин Кокберн[18]18
  От англ. cock: здесь – «член».


[Закрыть], – открыто считали, что он нарывается на взбучку.

– Ты слишком… – Рэйна не нашла нужных слов. – Слишком… такой, какой есть.

– Распущенный, хочешь сказать? – подсказал Каллум. – Нарциссичный? Манипулятивный? Социопат-пограничник?

– Да, – согласилась Рэйна. – И вообще просто ужасный человек.

– Принято, – сказал Каллум, не утратив энтузиазма. – Но если твоей совести от этого спокойнее, Мори, то у меня в планах нет мутить с девочками. Они же дети, причем не такие, как Варона. Буквально дети.

– Искренне рада, что до тебя дошло, – пробормотала Рэйна, возвращая ему телефон. Вряд ли кто-то из потомства Эдриана Кейна был образцом невинности, но опять-таки, Тристан – живое доказательство того, что хотя бы один из рода Кейнов неспособен на жестокосердие, даже если без него совершенно, объективно никак. – Предпочитаю первое фото. На нем у тебя вид не такой хитрожопый.

– О. – Каллум нахмурился, и Рэйна тяжело вздохнула.

– Пусть и дальше гадает, – посоветовала она. – Вставай. Нам пора. Пресс-конференция начинается через десять минут.

– Фуф, ладно. – Каллум отправил снимок (без текста, заметила Рэйна, одну только фотку; таких сообщений он послал уже много, и ни на одно Тристан не ответил) и сунул телефон в карман блейзера у кровати. Затем накинул пиджак и бросил на Рэйну беглый неодобрительный взгляд. – По-твоему, так одеваются представители британской прессы, когда освещают заявление с Даунинг-стрит?

– Неважно, что на мне. Никто не смотрит. – Сегодня был не тот повод, чтобы надевать кимоно, так что и неприметные черные джинсы сойдут. – И, кстати, не тебе винить меня за предположение, будто у тебя есть омерзительный план совратить ради мести Тристану его малолетних сестренок.

– Мори, ты оскорбила меня до глубины души. Я, может, и аморальное существо, однако один-два принципа у меня есть. – Каллум освежил кое-какие чары, аналог помады для волос, и Рэйна скривилась. Иллюзии Новы все как одна имели отличительное качество вроде фирменного аромата, только в форме перламутровой мерцающей ауры. – У меня и в мыслях не было никого совращать.

– Ты же вроде собирался наверстать, едва окажешься за пределами поместья? Ну, типа, платить налоги, трахаться, заигрывать с алкоголизмом и умереть, – перечислила она по памяти его планы на жизнь вне стен Общества, опустив пункт с покупкой очередной яхты, заговорить о которой почему-то язык не поворачивался.

– Ну-ну, Мори. – Каллум поцокал языком, цепляя на нос кричащие очки-авиаторы с цветными стеклами, в которых он стал, как это ни ужасно, еще более привлекателен (для тех, на кого подобное действовало). – Во-первых, насколько мне известно, корпорация «Нова» налогов не платит. Поразительно, как ты сама не догадалась. Во-вторых, – сказал он, распахивая дверь и приглашая ее на выход, – я ожидал, что уж ты-то поймешь мою позицию относительно плотских утех.

– Я? – спросила Рэйна, пока они шли лабиринтом гостиничных коридоров. Отель был хороший, но только не в понимании Каллума, то есть не избыточно пафосный.

– Да, ты, – подтвердил Каллум, открывая перед ней очередную дверь, чем лишний раз напомнил, что галантность для него – всего лишь элемент садистской демонстрации силы. – Ты предельно ясно дала понять, что человеческие существа вызывают у тебя отвращение.

– Не отвращение. – Рэйна опередила его, сама вызвала небольшой лифт, как бы показав средний палец от имени всех активных феминисток, о чем потом пожалела. Каллум первым вошел в тесную кабину и, пользуясь этим, встал с Рэйной лицом к лицу. – Просто люди мне… не интересны.

Кабина, вздрогнув, начала спуск, и Рэйна демонстративно уставилась на табличку с логотипом. Но даже так она видела усмешку Каллума.

– Верно. Все верно.

– Так ведь ты… – Она подняла на него хмурый взгляд. Зря. Каллум открыто упивался ее смущением. – Ты ведь занимаешься сексом.

– Правда? – Она скорчила мину, а потом заметила на его губах легкую улыбку. – Ладно, да, занимаюсь. В принципе. Но даже в принципе я не сплю с кем попало.

Каллум не переставал ее удивлять: в такие моменты его еще можно было терпеть.

– Серьезно?

Кабина остановилась.

– Я эмпат, – сказал он, тоном сообщая: завязывай.

– И? – спросила Рэйна, не уловив намека.

– И – вампиры жаждут плоти.

– Ты хотел сказать – крови?

– Обожаю наши поболтушки. – Каллум похлопал ее по плечу, но она, гневно сверкнув глазами, стряхнула его руку. – Короче, мы вышли в мир, так что давай сосредоточимся, ладно? Чтобы тебе снова не потребовались мои боевые навыки.

Как будто это Каллуму приходилось пахать. У него даже прическа ни разу не растрепалась. Висевшая рядом лоза согласно хихикнула.

– Пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Но только на этот раз…

– Странная у тебя логика, я всего-то однажды убил Парису, – вслух подумал Каллум, – а ты мне все не доверяешь. Неужели мои добрые дела ничего не стоят, хм?

Рэйна предпочла не отвечать. Она молча достала телефон и зарылась в социальные сети. Увлеклась она этим лишь потому, что так было проще выявить и низложить очередного злодея. А Каллум… чего с ним говорить? Во-первых, он забавляется, доставая Рэйну. Во-вторых, зря упомянул Парису. О ней думать совсем не хотелось. Париса почти наверняка отправила Рэйну в Лондон со злым умыслом. Очень уж кстати забыла упомянуть банду колдунов, жаждущих смерти Тристана Кейна. Ну да, Рэйна могла бы и сама догадаться заранее, удели она внимание отчаянной беготне Тристана и Нико в поисках Либби. Зато Париса ее промах заметила и, отправив ее в Лондон, таким образом передала небольшое послание: ты меня бесишь, и я готова играть вдолгую. В то же время это был такой комплимент. В конце концов, Париса – стерва и садистка без тормозов. Ну, еще и красавица.

Успокоившись, Рэйна сунула телефон обратно в карман. Ладно, решила она, Каллум не так уж и неправ. Ей и правда надо быть повнимательней. С тех пор, как они обосновались в Лондоне, им постоянно грозило похищение. Спасибо, что хоть не колдунами Тристанова папаши.

И Рэйне, и Каллуму прислали приглашения, которые они проигнорировали. Точнее, проигнорировала Рэйна, а вот Каллум на встречу смотался. То ли из тяги к забавам, то ли просто хотел испортить кому-нибудь день. Вернувшись, он лишь пожал плечами и продолжил жить, как будто ничего не произошло. Сказал только, что, изменив себе и прыгнув в подставленный обруч, выяснил об Обществе нечто занятное.