Текст книги "Крах Атласа"

Следует помнить, Далтон, если запустить нечто, оно по собственной воле уже не

(Она вздыхает у него над ухом) Далтон, прошу, не надо

Остановить.

III
Стоицизм

Шестерка Эзры

Второй

Ли

Согласно корпусу английского языка, Ли – одна из самых распространенных китайских фамилий. Поэтому наши Ли взяли себе ее, принимая условия Эзры Фаулера.

Эзра знал кое-что о людях по фамилии Ли, включая их настоящее имя, однако их дело было почти чистым, не обремененным большими грехами. Не годилось для шантажа, как дела прочих членов команды, набранных Эзрой для антиалександрийского плана по спасению мира. На самом деле грехов за Ли водилось немного, если не считать пороков, свойственных человеческой природе в принципе. Ли едва не погибли позорной смертью, при рождении перешли на попечение государства, не то из-за своей специализации, не то из-за бедности родителей, которых сами никогда не знали. В случае с Ли Эзра выбрал стимул в виде морковки, не хлыста, и Ли слушались, зная, что при малейшем намеке на неудачу руководство снимет их с задания. Время от времени Ли гадали, почему вообще Эзра их выбрал – они были руководителями высшего звена, но полной свободой действий не обладали, – и пришли к выводу, что это благодаря их личным талантам. Вероятно, Эзра наблюдал за Ли продолжительное время, оценивая эти самые таланты, а Ли об этом и не догадывались…

* * *

Формально, за Ли и так следили с самого рождения.

Во всех отношениях Ли не имели лица, отпечатков пальцев и были невидимы. Получался своеобразный парадокс: они оставались тенью и при этом за ними все время следили. Но если бы у Ли имелась склонность к пустым размышлениям, они задались бы вопросом: зачем? Какой смысл в таком существовании, настолько эфемерном и ускользающем, которое даже не разделишь с кем-то еще? Какое они в принципе могли иметь значение, ведь, умерев, не оставили бы и следа (о чем начальство непременно позаботится)? Возможно, поэтому Эзра Фаулер и выбрал их. Ли сами несколько недель наблюдали за Эзрой и выяснили массу вещей. Главным образом, узнали, что они с Эзрой похожи, Эзра – тоже тень, усердно маскирующаяся под человека.

– Эти двое активнее прочих, – потея, рассказывал директор ЦРУ. Он указал на растущее число случаев, когда натуралист и эмпат влияли на события все возрастающей политической важности. Занятно, как Перес не обратил внимания на то, что эмпат почти всегда держит руку на плече натуралиста, будто гладит или смахивает невидимую пыль. Так это виделось всем невнимательным. – Они несколько раз уходили от агентов МИ-6 и, по крайней мере, частично втерлись в доверие к мелким лондонским бандитам, вероятно, Кейнами, – пояснил агент дочери Уэссекса, на лице которой появилось недовольное выражение: она явно понимала, о ком речь. – Они повышают ставки. Откровенно насмехаются над нами.

Объяснение Переса казалось удобным. Ли понимали его точку зрения, но видели все в ином свете.

– Арестуйте Нову по обвинению в промышленном шпионаже, – предложил Нотазай. Он определенно оценил роль натуралиста, но приберег наблюдение на потом. Видимо, ждал подходящего момента, когда то, что он разглядел, третье (субъективное) откровение оформится. – На данном этапе сойдет любое нарушение статута о медитах, разве нет?

Перес покачал головой, остервенело переключая кадры.

– Мы пытались, но эмпат слишком силен, и местные органы правопорядка не могут схватить его. Обвинение должно быть достойно публичного расследования. А еще оно должно быть конкретным, иначе семейка его отмажет.

Ли, которые некоторое время пронаблюдали за семьей Нова, собирались уже возразить, но за них это сделала Иден Уэссекс:

– Я знаю Аристу Нову и встречалась с Селин, – сказала она, имея в виду младшую и старшую дочерей Новы. Последняя была на десять с лишним лет старше эмпата. – Поверьте, семья не станет прикрывать его, если им невыгодно. И напротив, если будет выгодно, они его сдадут.

– Вы уверены? – Перес посмотрел на нее со сдержанным нетерпением, а Нотазай изобразил одну из своих лукавых улыбок, ту, которая должна была успокоить всех, однако не подействовала на Ли. Нотазай улыбался одними губами, в глазах его было пусто.

– Поверьте, – повторила Иден. – Устройте формальное расследование всей семье Нова. Организуйте им проблему покрупнее, и они мгновенно сдадут эмпата.

Сама Иден Уэссекс в таком раскладе не сомневалась, убежденная, что так поступит ее собственная семья. Ли разделяли ее мнение, но им были понятны и колебания Переса. Директор ЦРУ не воспринимал дочь Уэссекса всерьез и в некоторых отношениях был прав. С тех пор как пропал Эзра Фаулер, внимание подлинного патриарха семьи переключилось на иные дела в ущерб этому. В отсутствие стимулирующего компромата – да и самого Эзры, их единственной связи с реальностью архивов, если не считать мифологии, в которую они глубоко, если не сказать фанатично, верили, – Джеймс Уэссекс погнался за собственными интересами. В связи с чем польза Иден как инструмента в глазах Переса, который и так считал ее полномочия узкими, сильно снизилась.

Однако то, что Джеймс Уэссекс рассматривал только как бизнес, для Иден было делом личным, а личные дела – это несгибаемая решимость и воля. Ли считали, что в затянувшееся отсутствие Эзры Иден внезапно осталась единственной, кто может и дальше подстегивать интерес распадающейся группы. Цели Нотазая уже отделились от общих. Как именно, пока оставалось неясно, но Ли были уверены, что при случае Нотазай будет принимать иные решения и заключать иные сделки. Впрочем, сейчас он кивнул, молча одобряя тактику Иден.

Оставалось еще несколько голосов. Сидя подле Нотазая, Ли прикинули: Сеф Хасан, защитник окружающей среды из Египта, вроде бы разрывался по поводу семьи Нова, однако он определенно кое-что понимал, вот и не спешил в постель к Пересу и американскому правительству. Это всегда большой риск, даже если альтернатива – кража у клана иллюзионистов. Что Англия, что Америка редко когда окажутся меньшим из двух зол. Уж об этом-то во всех учебниках сказано. В итоге Хасан промолчал, а Ли равнодушно пожали плечами, и Перес сделал собственный вывод.

– Ладно, – мудро уступил он, несмотря на напряжение. – Однако семья Нова вне нашей юрисдикции.

– Форум обо всем позаботится, – заверил его Нотазай. Хасан при этом продолжал смотреть на экран проектора; на его лице ясно читались невысказанные тревоги. – Объявим крестовый поход, разгоним тему в прессе и социальных сетях, и корпоративное расследование, считайте, обеспечено.

Да, подумали Ли, толпа со своей мнимой добродетельностью наступит на горло правительству, да так, что эта семейка лишится легальных доходов и, возможно, ослабнет на целый финансовый квартал. Уже этого хватит, чтобы их приструнить. Сделать сострадательней, заставить платить компенсации, публично, хоть и без ощутимого ущерба для кошелька (учитывая, как они делают деньги).

Семья Нова кинется спасать состояние, то есть, скорее всего, обрубит связи с эмпатом – устранит угрозу, сделает показательный жест доброй воли. Вынудив эмпата подставить собственную семью, Форум получил бы тактическое преимущество, если бы не мизерная вероятность того, что кто-то из Нова заставит его сдаться. Мать – пьяница, отец – тиран, сестры безжалостны, у двух старших – собственные семьи, которые они и станут защищать. Какую такую любовь мог испытывать к ним эмпат?

К тому же, если верить сведениям Эзры Фаулера, Каллум Нова считается мертвым. А то, что он жив – и никто из семейки не знает и даже не догадывается об угрозе его жизни, – доказывало тщетность и безрезультативность покушений.

Ли по этому поводу, естественно, не сказали ничего, поскольку начальство дало ясно понять, что им надо проникнуть в Александрийские архивы и только, никаких других, ненужных действий и ненужной информации. У Ли и правда были собственные интересы, и в данном конкретном случае, например, они гадали, что еще такого мог не сказать Эзра Фаулер. В чем еще Эзра Фаулер ошибался.

Ли тайком провели собственное расследование относительно единственного из шестерых александрийцев, на которого Эзра Фаулер не стал так старательно и щепетильно собирать информацию, – Элизабет Роудс, выпускницу Нью-Йоркского университета магических искусств, которая, как с ироничной уверенностью заявил сам Эзра, никоим образом их целям не поможет. Очевидно же, что она представляла для него личную значимость. С ней он, по своим же словам, «разобрался».

Ли, тени, что следили за тенью Эзры Фаулера, были с этим строго не согласны.

Ли видели ее лицо, однажды, когда скрупулезно собирали информацию для собственного, тайного досье. Тогда она пользовалась псевдонимом, хоть и неизобретательным, однако не было никаких сомнений в том, что на выцветшем фото сотрудника корпорации «Уэссекс» по имени Либби Блэйкли из 1990 года – физик-александриец Элизабет Роудс.

Ничего-то Эзра Фаулер с ней не разобрался. Он не контролировал ее и даже не вел, и если обстоятельства внезапного исчезновения Эзры – в результате недавнего столкновения с неукротимым Атласом Блэйкли (как, видимо, из чистого паникерства, полагал Нотазай) – были именно такими, как подозревали Ли, то угроза исходила именно от Элизабет Роудс.

Псевдоним она выбрала сознательно. Однажды став оружием, остаешься им навсегда.

Ли не дергались. Не привлекали к себе внимания открытым нетерпением, в отличие от многих. За богатством семьи Нова и влиянием Форума пускай гоняются другие. Ключ к Обществу – это не деньги и не власть, иначе они уже отворили бы заветную дверь.

Ли не удивились тому, что алчность так глубоко сплелась с целями их пестрого союза, сшитого из множества кусков чудовища, однако Ли знали: если что и отопрет Александрийские архивы, то только не жадность.

Это будет яростная молодая женщина, которая, такая слабая с виду, стоит у порога поместья.

Нико

Сперва, по возвращении в поместье взаимодействие Нико с Тристаном выдалось странное. Какое-то формальное, будто весь прошлый год они не провели в компании друг друга. Нико не считал Тристана близким человеком, отнюдь, просто в убийстве было нечто интимное, пусть даже оно дает лишь временный результат. После такого рутинные теплые приветствия, как у морских капитанов, которые салютуют в ночи друг другу сэндвичами с водяным крессом, кажутся неуместными.

Тристан вел себя подозрительно. Был вежлив с Нико, а порой даже учтив. Может, возвращение Либби подняло ему настроение? Не факт. Нико видел, что между Тристаном и Либби что-то происходит – хоть и не очень сложное (Либби не вылезала из Тристановых шмоток и слабо пахла его средствами для ухода, въевшимися в память Нико за год покушений), – однако проблема была не в этом.

Пропало напряжение, а ведь Тристан постоянно, хоть капельку, да ненавидел Нико. Но куда делась эта враждебность? Неясно. В последнее время Нико казалось, будто в беседах Тристан прилагает немалые усилия, лишь бы не ранить его чувства.

– Ты же понимаешь, что мне плевать, спишь ты с Роудс или нет? – заявил Нико после нескольких недель размышлений; при этом он напугал Тристана, сидевшего за книгой в одиночестве в читальном зале. – Желая ее возвращения, ты вроде как не думал ее совращать. Знаю, в это трудно поверить, ведь все вы считаете меня ребенком, но мои отношения могут быть поразительно сложными. К тому же у меня есть… – Нико замолк, подбирая подходящий термин для чего-то, что и так всегда у него было, только теперь слегка изменилось. – Гидеон, – договорил он наконец.

– Мне бы очень не хотелось увидеть совращение в твоем понимании, – ответил Тристан, и под его взглядом у Нико чуть не разыгралась ностальгия. Он вновь испытал жгучее, не покидавшее его все время, что они работали в хрупком союзе, желание свалить.

Так может, в конце концов, все дело правда в Роудс? И теперь можно расслабиться, снова, как прежде стать вынужденными типа коллегами? Нико подвинул стул и с облегчением упал на него.

– Я вообще-то не играю ни в какие игры. Главным образом я вежливо спрашиваю.

– И как, помогает?

– Ты удивишься. – Нико заглянул через руку Тристана на название книги, которую тот читал, и заслужил раздраженный взгляд. – Она с тобой так и не поговорила?

– О чем? – Тристан ничего не отрицал, и хорошо. Нико бы в жизни не смог играть в загадки с тем, кого когда-то душил.

Он пожал плечами.

– О Фаулере… О прошлом годе… Сам как думаешь?

Тристан поерзал, ему снова стало неловко. Очень, не очень – Нико не знал. Просто чувствовал, что Тристану не по себе, вот и все, как свинья чует трюфели. Видимо, считал как-то язык его тела. Тристан отодвинулся и немного развернулся в противоположную сторону.

– Она не обязана ничего объяснять.

Нико тяжело вздохнул.

– Ты у нас, конечно, король в подавлении эмоций, но этим ты, возможно, вообще не помогаешь ей, не позволяя проработать какой-то косяк. Либби предали, а это большая проблема.

– По-твоему, я в жизни не знал предательства? – неожиданно вскинулся Тристан, будто жалящий скорпион.

– Я не это имел в виду, просто подумал…

– Хочешь поиграть в мозгоправа, делай это в свободное время. – Тристан захлопнул книгу, и Нико потянулся за ней. Увидел обложку, и голова закружилась от восторга.

– Чьи это заметки? – спросил Нико. Когда того требовал момент, он тоже умел быть козлом.

Тристан ответил сердитым взглядом.

– Твои, дятел. Сам же знаешь.

– Так ты, выходит, задумался, да? – Ну хотя бы это есть. – Кстати, а где был Атлас?

– На дворе июль, – ответил Тристан. – Мы в Англии. Он в отпуске.

Как и семья Макса, чем и объяснялось недавнее отсутствие в доме самого Нико – уходил он, правда, ненадолго, чтобы не слишком удаляться от Либби, – вот только прежде за Атласом вроде не водилось привычки бездельничать на летних каникулах. Атлас эпохи их однокашничества был человеком строгих привычек, если не сказать постоянной величиной их повседневного быта. Нынешнюю же его версию, как какого-то Одиссея, мотало неизвестно где. С другой стороны, у него, надо думать, есть право. Новая партия кандидатов появится не раньше, чем через восемь лет, так, может, сейчас самое время для восстановительных странствий.

– И все же он мог хотя бы заскочить, поздороваться…

– Эта… твоя теория… – Тристан открыл книгу на странице со схемой, которую успел снабдить собственными заметками. – Объясни вот это.

Нико извернулся и прищурился, вчитываясь в аккуратный почерк Тристана.

– А что, думаешь, неверно?

– Я думаю, здесь ни хера не понятно, Варона. Что это за галиматья?

– Так это… – И верно, двухмерные проекции – не конек Нико. – Погоди-ка. – Нико вырвал страницу с заметками, и Тристан чуть не подавился возмущенным возгласом. – Ты слишком долго тусил с Роудс. Это же просто книга, Тристан. Короче, так будет проще объяснить. – Он сложил листочек пополам, затем верхнюю часть отвернул так, что «гармошка» стала короче на дюйм. – Вот, взгляни, – предложил он, кладя листок на стол и разглаживая его. – Видишь? Он плоский.

– Теоретически. – Тристан щелкнул по страничке, которая к тому времени выгнулась буквой Z.

– Точно, ладно, это все – теория, понимаешь? – Нико силой магии сделал так, что промежутки между складками исчезли. – Пропавшего дюйма нет. Если смотреть на страницу – она плоская.

– Верно.

– Вот только она не плоская. – Нико убрал давление, позволив сложенной странице распрямиться. – Получился карман, в котором обычная материя складывается. Если несколько раз согнуть страницу таким образом, то карманов получится множество. Множество складок, воображаемых вселенных, умножающихся в каждой точке, где плотность одной конкретной галактики нарушена. Но живи ты в верхней части страницы, и не увидишь их. Ты бы двигался над ними, по совершенно плоскому миру.

Естественное выражение сосредоточенности на лице Тристана слегка напоминало гримасу презрения.

– Ты думаешь, что мультивселенная существует где-то между складками?

– И да, и нет. – Нико пожал плечами. – Я не делаю предположений касательно мультивселенной… Это уже совсем не начальный этап эксперимента, – подстраховываясь, сказал он, – а начинаю я с гипотезы о том, чем вообще может быть темная материя, что такое бездна. То есть наличие чего-то, что является его же отсутствием. – Нечто такое упоминала Рэйна, говоря про способности Далтона, еще в том году, когда случайно забыла о своей ненависти к Нико. – Именно это тебе надо будет увидеть, – добавил он, – в теории, когда я… или ты, если тебе хватит убедительности, уговоришь Роудс дать шанс зловещему заговору Атласа.

– Хватит его так называть, – велел Тристан, не сумев придумать ответа резче, так как был слишком занят, пытался переварить модель вселенной а-ля Нико. – Значит, ты согласен с Атласом? – спросил он, нахмурившись в своем фирменном стиле. – Думаешь, можно отыскать вход в другие миры в… темной материи? В некой космической складке?

– Звучит эротично, и – да, – подтвердил Нико. – Хотя я не знаю, согласен ли с этим Атлас, он же так ничего и не сказал про мои заметки, но в теории, – да. В конечном итоге, – пришел он к заключению, – все сводится к тому, чтобы выдать столько энергии, чтобы хватило сложить уголок этой галактики в равное ему противоположное отражение. Это наша с Роудс задача. Потом ты в теории смог бы увидеть его форму и…

– Провалиться в него? – Тристан выгнул бровь.

– Открыть дверь, – уточнил Нико. – Ты мог бы стать тем единственным, кто пройдет между отражениями, но сейчас не об этом. Сейчас мне надо только, чтобы Роудс сделала работу вместе со мной, а Рэйна – сгенерировала что-то там рэйновское. И удержала то, что не под силу удержать нам с Роудс.

– Забыл про Далтона, – пробормотал Тристан. – Его мы не получим, если только Париса не проявит несвойственную ей благосклонность.

– Точно, хотя это же все равно лишь гипотеза. – Нико поразмыслил и выдал: – Хорошо бы и саму Парису вернуть, не думаешь? Хотя бы для того, чтобы спасти ее от мести архивов. А еще чтобы Каллум не слинял в другой мир и не устроил войну.

– Об этом не переживай. Мир ему до свечки, ему главное убить меня лично, – проворчал Тристан, не сводя взгляда с модели вселенной.

– Могло быть и хуже. В некотором смысле это даже льстит. Дать ему подсказки?

– Лечиться тебе надо, Варона. – Тристан обратил на Нико долгий пристальный взгляд. – Для Атласа ты бы провел этот эксперимент? Гипотетически. – Последнее, как подозревал Нико, Тристан добавил в качестве тактической хитрости.

– Гипотетически? А то!

Тристан снова присмотрелся к нему.

– А ради Парисы?

– Она уже спрашивала. И я сказал ей то же самое.

– То есть?

– Гипотетически я всерьез опасаюсь, что попроси она – и я сиганул бы с обрыва. Но она, слава богу, пока не просила.

Тристан закатил глаза.

– Так, по-твоему, это хорошая мысль?

– Это мысль, – уточнил Нико, пожимая плечами. – Сама по себе она не хороша и не плоха. – Он не стал говорить о том, что именно это пытается донести до Либби. – Тут не надо принимать никаких решений. Никакой этики. Это моральная мертвая зона. Что делать, пройдя в ту дверь, решать философам. Или одному из двух очень убедительных телепатов. – Он снова пожал плечами. – Я просто физик, который потенциально может помочь этой двери появиться.

– Просто физик, ну-ну. – Тристан начинал капризничать. Говорил в пустоту. Покачав головой, он еще раз посмотрел на Нико. – По-твоему, такое бывает? Решение без этической нагрузки?

Как и пресловутое естественное состояние, стаз, которому плевать на чьи-либо срочные дела и повестки.

– Технически, думаю, нет, – признал Нико, – не совсем. Однако этика – дело странное, хитрое. Вот я не могу быть этичным. Не могу купить футболку или съесть манго так, чтобы при этом не пострадала тысяча человек. Верно? В смысле, такое надо обсуждать с Роудс, – добавил Нико. – Это она у нас эксперт по высокой морали. Меня вообще взяли за красивые глазки.

– Да, точно, конечно, – устало выдохнул Тристан, массируя виски.

– И вообще, – импульсивно напомнил Нико, – кто сказал, что гибель миру принесет именно Атлас?

– Роудс, – ответил Тристан.

– Вот-вот. Да только проблема может быть в любом из нас. Кто знает, что пробудила бы перспектива мирового господства во мне? То-то Роудс запищит от восторга, узнав, что все это время именно я был злодеем.

Тристан, похоже, не проникся попыткой Нико обернуть все шуткой и вместо этого нахмурился, глядя в пустоту. Потом он попробовал сменить тему:

– Что ж, ладно, для галочки: я вообще не задумывался, парит ли тебя, что я сплю с Роудс. На этот счет мне твое мнение по боку.

– А вот и он, Тристан Кейн, которого мы знаем и любим, – бодро объявил Нико. – Ладно, рад, что с этим мы разобрались.

– Нет, я говорю… – Тристан закатил глаза. – Между нами ничего этакого, – пояснил он, указав на себя и Нико. – Все нормально. Мне твои чувства совершенно параллельны, потому что да, ты сам сказал, у тебя Гидеон…

– Которому ты, похоже, нравишься, а значит, мы хреново разбираемся в людях. – Нико помолчал, озираясь. Он пока еще не привык, что в доме почти никого. Так и ждал, что вот-вот придет Париса, возникнет из ниоткуда Каллум, а Рэйна впорхнет и взглянет на него как на придурка.

Нико время от времени по просьбе Макса пропадал из дому – всякий раз, когда обострялось чувство, будто… стены давят. Когда это становилось особенно невыносимо. Гидеон там или не Гидеон, а задержавшись в доме, Нико чувствовал, что сходит с ума. Старое напряжение никуда не делось, ему по-прежнему казалось, будто его иссушает и из него, как из клена, тянут сок. Только теперь ощущение заметно ухудшилось.

Нет, чем дольше он проводил в этом доме, тем острее хотелось заняться каким-нибудь делом. И теперь, когда вернулась Либби, она словно бы принесла с собой ворох новых задачек, однако вместе с тем, неизбежно, Нико будто бы получил в распоряжение набор новых ключей. То есть мог открыть новые двери, найти то, что искал целый год.

Шанс узнать, не раскроет ли вселенная свои тайны, если ее как следует умаслить. Попросить вежливо.

– Искренне надеюсь, что ты, ну, это, счастлив, – сказал Нико Тристану, не заметив, как впал в задумчивость. – Вы ведь хорошая пара. Ты и Роудс. С тобой она не такая дерганая.

Тристан издал непонятный уклончивый звук.

– Я не ради красного словца говорю, – добавил Нико. – Это… не знаю… вы вдвоем…

Он осекся.

– Это логично, – признал он. – И она, очевидно, тебе доверяет. – Ему показалось, что Тристану стало неуютно или что эти слова вообще не к месту. – Да просто вы…

Еще пауза.

– Что ж, рискую показаться ужасно прямым, – сказал потом Нико, – но я реально не против застрять в этом доме вместе с вами. Я бы, конечно, предпочел свалить, – уточнил он, – но если уж компанию выбирать не приходится, то вы определенно сносные соседи. С вами тут почти прилично. И если Роудс смотрит на ситуацию так же…

– Я не знаю, где она, Варона, – неожиданно перебил Тристан. Нико сперва решил, что он просто хочет так нагрубить, однако, присмотревшись, понял, что дело не в этом. Тристан говорил правду.

– О. – Нико развернулся, посчитав, будто ему иносказательно велели проваливать, но тут сообразил, что разговор еще не закончен.

Он только-только начался.

– Так ты…

Нико медленно обернулся и посмотрел на Тристана. В тот же миг оба поняли, что следующий вопрос будет не менее, а то и более важен.

– Ты знаешь, где Атлас? – осторожно закончил Нико.

Тристан дернул желваком.

– Варона, вряд ли…

– А, вот вы где. – У них за спинами со стороны двери раздался грохот. Вслед за поступью Либби послышались шаги Гидеона, который нес коробку, набитую книгами в кожаном переплете. – Что это? – спросила Либби, указывая на сложенный гармошкой лист бумаги.

– Этическая дилемма, – ответил Тристан, одновременно с Нико, который произнес:

– Бумажный самолетик.

– Неважный какой-то самолетик, Ники, – заметил Гидеон, опуская коробку на стол рядом с заметками Тристана. В ней лежало пять здоровенных томов. Одним таким дашь по голове – и человек вырубится или быстро ко всему охладеет.

– Что это, Сэндмен? Обманул наконец-то архивы, чтобы тебе выдали легкое чтиво на ночь? – Нико заглянул в коробку, а Гидеон пожал плечами.

– Мне вообще-то нельзя открывать книги. Я несу их на починку. Ура, – слабым голосом бросил он в сторону Либби, которая, как только что заметил Нико, надела нечто не из гардероба Тристана.

– Ты покидала дом? – озадаченно поинтересовался Нико, хотя и так было ясно, что в какой-то момент сегодня Либби и правда выбиралась за пределы поместья. Если только не нашла некий способ заставить местные чары пропустить на территорию бесценных архивов курьера. А ведь Нико уже где-то месяц уговаривал ее выйти, либо с ним, либо без него, но она якобы держалась прежних правил и традиций: не собираться компанией в одном месте. Нико еще думал, что это как-то связано с Тристаном, но, видимо, Роудс действовала в своем, классическом духе Роудс. А судя по наряду – платье вместо свитера, которым она как бы сигнализировала окружающим: «Мне по кайфу учиться», – сперва повидалась с Парисой. Тристана о планах смотаться во внешний мир и вовсе не предупредила.

– Постриглась, – сказала Либби; Нико запоздало заметил, что так и есть. Слава богу, обошлась без челки. С тех пор как Либби вернулась, волосы у нее отросли – их можно было считать длинными, и они никак не вязались с ее прежним образом, – однако сегодня она их остригла по плечи. Казалось бы, не сделала ничего из ряда вон, и все же Нико ощущал одновременно вину и негодование.

– Чем вы тут занимались? – спросила у него Либби.

Нико посмотрел на Тристана, но тот демонстративно отвел взгляд.

– Ничего зловещего, заверяю тебя, – попытался сострить Нико.

– Зачет, – вздохнул Тристан, посмотрев на него, не на Либби. – Ни добавить, ни убавить.

Гидеон тем временем внимательно разглядывал коробку с книгами. Как-то все это странно, подумал Нико. Причем не в том смысле, когда неловкость возникает между двумя людьми, которые спят друг с другом.

Вообще, едва Либби вошла в комнату, энергия приобрела совершенно иной заряд. Нико не знал, что и думать. Он вроде бы гордился Либби, ведь она отрастила здоровое чувство независимости – он сам твердил, как важно иметь нечто вроде хребта, а путешествие во времени, казалось, должно было укрепить ее самость, – однако в комнате ощущалась более сложная и тяжелая аура. Присутствие чего-то сокрытого и пугающего.

– Можешь сказать правду, – обратилась Либби к Тристану, ударив не в бровь, а в глаз (чего старая Либби не сделала бы), и Нико снова испытал странное чувство гордости. – Не надо врать про эксперимент. Я точно знаю, что это, – объяснила она, опуская взгляд на сложенный лист бумаги, – за модель. Читала записки Вароны.

– Ну хоть кто-то сумел в них разобраться, – сказал Нико, а Гидеон одновременно с ним произнес:

– Записки о чем?

– О гипотетическом конце света. – Либби открыто и со значением посмотрела на Тристана. Эти двое быстро что-то обсудили в полном молчании, как это умеют те, кто видел друг друга без одежды.

Тристан недолго колебался и покивал. Либби отвернулась. Взглянула через плечо на Нико, а потом – на Тристана, и тот вместе с ней покинул комнату.

Нико краем глаза заметил Гидеона – и словно вошел в этот момент в столбик солнечного света.

– Ты сильно разозлишься, – невыразительно произнес Гидеон, – если я скажу, что с Либби что-то не так?

– Я сам заметил, idiota. С первого дня твержу тебе. – Нико потянулся, подняв руки над головой, потом пересел на стул Тристана, а свой подвинул ногой Гидеону. – Как странно, – сообразил он после секундного ощущения дежавю. Розовые ноготки на ногах и телепатия, кризис сознания и профессор Икс («Просто скажи это, Николас».) – Твое присутствие здесь, – сказал он Гидеону, – это странно. Не плохо, просто странно.

Гидеон опустился на стул и тоже задумался.

– Ты о чем-то конкретном?

– Понял, что забыл кое-что сделать. – «Тебе надо обзавестись талисманом. – Стопа с розовыми ноготками у него на колене. – Больше не придется гадать, что есть настоящее».

Он гадал, что на уме у Парисы. Она ведь не совсем отстранилась. Время от времени они перебрасывались сообщениями: ты такой милый и безнадежный; если попрошу подпрыгнуть, ты по-прежнему уточнишь, как высоко? Да. Если честно, хотелось спросить ее о большем и рассказать тоже, просто он не знал, что такого обсудить с женщиной, поцелуй которой все еще чувствовал на губах. Ему отчего-то казалось, будто такой слабости Париса не одобрит. Иронично, если учесть, что, кроме Гидеона, Париса в поместье была единственной, кому не было совсем плевать на него. «Мы у меня. В голове».

Нико мысленно посмеялся и обернулся к Гидеону.

– Помнишь, я говорил, что нам положено разжиться талисманами?

– Смутно, – дерзко улыбнулся Гидеон.

– Ты вообще присмотрел себе что-нибудь?

– Талисман-то? Нет. А ты?

– Нет. А на что? – пожал плечами Нико. – У меня всегда был ты.

– И то верно, – сказал Гидеон теплым, хоть руки грей, голосом. – И вообще, я так и не нашел никаких доказательств тому, что я достаточно смертен, чтобы потеряться на астральном плане. Ну ты понимаешь. Это всего лишь очередная, чуть менее связанная с концом света гипотеза.

Гидеон прикрыл глаза. Нико уже решил было, что друг спит, но тот неожиданно пнул его стул. И Нико рассмеялся.

– Я еще бодрствую, – сказал Гидеон. – Пока.

– Все так плохо? Sois honnête[19]19
  Будь честен (фр.).


[Закрыть].

– Стал бы я тебе врать…

– Да. – Нико придвинулся, стукнувшись с ним коленками. – Конечно, стал бы, просто не делаешь этого.

– Ладно, мне… – Гидеон отвел взгляд. – Это все-таки происходит.

Он имел в виду то, что окружающие воспринимали как приступы нарколепсии и что сам он называл жизнью – до тех пор, пока в нее не вмешался Нико. Последние два года, пока его не было рядом, Гидеон практически не вылезал из царства снов. А Нико с опозданием сообразил, что пока отсутствовал дома, не варил Гидеону волшебного зелья.

– Могу сварганить еще, если надо…

– Ресурсов же нет. – Гидеон отмахнулся, как бы говоря «ну его, забей». – Здесь тебе не НУМИ, где можно было елейными речами проложить себе дорогу в личную кладовую профессора Брикенридж. Здесь ни у кого нет заначки.

– Это же волшебный дом, – не сдавался Нико. – Уверен, его можно заставить накастовать какой-нибудь отравы.

Гидеон вперил в него взгляд, полный чистейшего недоумения.

– Ники, ты так ничему и не научился? Этот дом ничего не накастует.

– Ты о чем это? Он обладает разумом, мы все знаем, что…

– Он разумен, а не услужлив. Ты хоть знаешь, что на кухне почти нет еды?

– Как?!

– Еды практически нет, Ники. Два дня назад пришел имейл от кейтеринговой компании. Тристан, – добавил Гидеон, – обещал разобраться, но…