Текст книги "Крах Атласа"

– Мисс Камали?

Сидя в приемной, Париса слышала, как эта женщина идет к ней, но из вежливости вскинула голову, как будто только заметила ее присутствие. Ведь она и правда умела быть вежливой, представляете.

– Да?

– Прошу за мной. – Женщина была ужасно рассеянной, ее мучил приступ мигрени, третий подряд за неделю. Париса ее понимала. Ее любимым ребенком была старшая дочь, Мэгги, а из-за другого, проблемного, не спалось всю неделю. У Рози склонность к ушным инфекциям, Джорджи плохо вел себя в школе, Джорджи обманывал. И все-таки женщина в своих желаниях была скромна, думала исключительно о здоровье Мэгги. – Спасибо за ожидание. Рада, что вы нашли время.

Париса присела за стол вместе с женщиной. Ее звали Шэрон. Шэрон встревоженно стрельнула взглядом в сторону лампы на краю стола, и Париса догадалась, что Нико уже побывал тут несколько недель, если не месяцев назад.

– Так, ладно, – сказала Шэрон, открывая досье Парисы на бумажном носителе. – Как я уже говорила, мы ждем от вас сотрудничества. – Это была уже не первая встреча Шэрон с членами выпуска Парисы. Тут определенно побывал Каллум, а вот Рэйна с Тристаном нет. – Мы понимаем, у вас наверняка есть какие-то карьерные и личные цели, вопрос в том, как нам помочь повысить ваш…

– Мне не нужен карьерный консультант, – отрезала Париса. – У вас болит голова, не надо распинаться. Я здесь только потому, что хочу знать о судьбе Насера Аслани.

Шэрон тупо посмотрела на нее.

– Кто это?

Чувствуя, как сами собой поджимаются губы, Париса постаралась расслабить их. Сейчас было бесполезно заводить врага в лице Шэрон.

– Насер Аслани. Это м… – Она прочистила горло. – Мой муж.

Царивший поначалу в голове у Шэрон гул незаинтересованности моментально пропал в море раздраженных мыслей, включая те, в которых она закалывает Парису ее же шпильками. Можно понять.

– Мисс Камали, наш офис не занимается домашними спорами. Если у вас какие-то неприятности с супругом…

– Две недели назад Насер попросил о встрече. Он беспокоился, что у меня неприятности. Он знал, что за мной охотятся, и вы, я полагаю, в курсе. Однако на встречу он так и не пришел. – Париса закинула ногу на ногу. – Нас всегда приходит на встречи. С ним что-то случилось, и я знаю, что это как-то связано с охотой, которую открыл на меня Форум. – Если не хуже. Однако Атласа Париса упоминать пока не хотела. Он еще мог пригодиться. С ним она еще могла проиграть в пух и прах. Или же победить.

Она ощущала пульсирующую боль Шэрон как свою собственную.

– Мисс Камали…

– У вас болит голова, – отрывисто повторила Париса. – Ваша дочь умирает. Давайте не будем тратить ваше время.

Шэрон так и уставилась на нее.

– Я знаю, вы нас отслеживаете, – незатейливо сказала Париса. – И вполне уверена, что следите вы не только за посвященными. Насер – медит, образование получил в Амманском университете магии. Вы знаете, как отыскать моего мужа. – От Шэрон накатывали колючие волны злости, презрение к статусу Парисы, к ее идеальной коже, но вместе с тем и хорошо скрытая капелька уважения. Маловато для сочувствия, конечно, но достаточно для того, чтобы признать: они обе – заложницы уходящего времени.

Париса уже много лет не говорила так много о Насере, это, пожалуй, понял бы даже не телепат.

– Скажите только, где он, – попросила Париса, – и я дам любой ответ, с которым вы закроете мое дело. Скажете, что работа сделана.

Шэрон явно платили немного. Опытный профессионал, она даже не вздохнула; не моргнув глазом, повернулась к экрану монитора (у нее и компьютер был не самый крутой). Несколько кликов мышкой, и Шэрон нахмурилась – видно, раньше в доступе ей не отказывали. Парисе даже мысли читать не пришлось, она увидела отражение красного сигнала в стеклах очков. Затем Шэрон мельком глянула на Парису и вбила пароль (дата рождения Мэгги), ткнулась еще кое-куда.

Она ничего не сказала, а Париса уже видела ответ.

– Блядь, – выдохнула она, одновременно с тем, как Шэрон произнесла:

– Соболезную.

Париса встала, жалея, что она – не Нико де Варона. Жалея, что не может устроить погром и со смехом уйти.

– Вы знали, где искать, – сказала она после секундного молчания, собравшись с мыслями. В груди образовался тяжкий груз сожаления, но он мог и подождать. – Вы знали, где искать, когда база данных отказала вам в доступе.

– Мы знаем, что вашим жизням грозит опасность, – ответила на невысказанный упрек Шэрон. Сейчас ее занимало что-то новое, возможно, сочувствие, формальное, из жалости. Париса не вызывала у нее неприязни. Повезло… им обеим. – У нас досье на членов вашей семьи и известных сообщников.

Париса подумала о близких Либби, о матери, отце и сестре-призраке. О матери Нико, которая научила его танцевать, и дяде, который научил его драться. Семья Каллума могла о себе позаботиться и даже заслуживала того, чтобы за ней так пристально наблюдали, а любой здравомыслящий человек знал, что охотиться за семьей Тристана – себе дороже. Рэйна своих близких, наверное, сама зарежет, если еще не зарезала.

– А еще кто-нибудь…

Шэрон снова покликала мышкой.

– Есть вероятность взлома с участием нелюдя, которого мы не в состоянии отследить. Отец и сестры Тристана Кейна защищают себя сами. Семья Феррер де Варона дружит с правительством своей страны и по умолчанию неприкосновенна. Нова…

Лицо Шэрон поплыло, в ушах загудела кровь. Париса не знала, как быть, когда от тоски сводит живот, а грудь разрывает от гнева. Обычно она себе такое, подобную горечь и злость, когда идешь пятнами, чувствовать не давала. Это бесцельно, бесполезно, бессмысленно, а она не из тех, кто позволяет себе расточительство. Всякая мысль в голове Парисы воплощала силу, за каждый миг ее времени другие готовы были убить. А что есть гнев, как не ослабление способности мыслить ясно? Что даст ярость, кроме тумана в суждениях?

Но сейчас… о, сейчас Париса Камали была охуительно зла.

– Как они узнали? Про меня. Про Наса. – Это неважно, сказал тихий и бесполезный внутренний голос. Неважно, как они все узнали. – Это был Форум?

– Да, мы так думаем. Вероятно, провели тайную операцию, задействовали спецназ, но инициатором определенно выступил Форум. – Атлас, моментально подумала Париса. Это его прокол. Он же сам признавался в ошибке. Вот сука. Он хоть и не пришел за Далтоном – или даже за самой Парисой, – но она совершенно точно убьет его. – Действовали очень четко, – продолжила Шэрон, – возможно, разведка. Скорее всего, ваш супруг отказался с ними сотрудничать.

О, ну конечно. В голове Парисы что-то поблекло или, напротив, возникло, приобрело смутные очертания. Ладно, проехали. Это все равно не происки Атласа; он слишком хорошо знал ее, должен был понимать, что нападение на Наса не принесет ни малейшей пользы. Это был кто-то глупый, кто-то бесконечно глупее Атласа, с абсурдными мотивами. Наверняка какой-нибудь американец или британец, единолично представивший Насера угрозой. Да, именно так все.

По иронии судьбы, в тот момент гнев был слишком силен, застил взор, не давал думать. У Парисы онемели кончики пальцев.

– Я-то думала, время будет, – сказала она; хотелось смеяться. – Думала, успею объяснить ему, что он со мной сделал. Объяснить так, чтобы понял. Я ведь была слишком юна, а он… как посмел?

Париса отвернулась, осознав, что так и стоит посреди кабинета.

Однако уже не могла остановиться:

– Я нуждалась в помощи и знала, что он не откажет. Знала, что он поможет и примет. Однако то, чего он ждал от меня в благодарность… это неправильно. Он заставил меня чувствовать себя должной. Да, он был добр, хорош, но не любил меня. При всем желании такое любовью не назовешь, а значит, это было неправильно. – Она задыхалась, как после пробежки. Или это ее душили слезы?

Шэрон сняла очки, некоторое время смотрела на стекла, а потом принялась протирать их. Париса хотела поблагодарить ее за этот неучтивый жест, своевременное напоминание о том, что мир не вращается вокруг ее личной беды.

– Короче. – Париса осторожно вернулась в кресло и оправила платье. – Уговор есть уговор. Вы мою просьбу исполнили. Чего ждете от меня?

Шэрон еще долго смотрела на свои очки, затем помассировала кончиками пальцев глаза. Ах да, точно, мигрень.

– Простите, – сказала Париса, подаваясь вперед. – Позвольте я слегка…

Она протянула руку, и Шэрон отпрянула. Однако Париса не обратила на это внимание. Коснулась лба Шэрон и потянула, как за локон волос. Болевые рецепторы обмануть было несложно, но мигрень вернется, если Шэрон не поспит, а она не поспит. Хотя так даже лучше. Сон для нее – трата времени, ведь ее дочери осталось немного.

– Надежды нет? – тихо спросила Париса. – Для Мэгги?

Если Шэрон и тревожило вмешательство в ее мысли, она этого не выдала. Лишь покачала головой.

– Есть новая магическая разработка, – ответила она, закрыв глаза. – Но это в Америке. Нам отказали.

– Видимо, очень сложно выбрать, каким пациентам можно помочь. – Париса так и не опустила руки. Приятно было почувствовать себя полезной. Пусть даже помощь удалось оказать временную, тщетную, но все же Париса ощутила странное умиротворение. Как будто нашелся выход для гнева, и получилось остыть. – Рак непредсказуем, а биомантия – не столько наука, сколько искусство. Мутации вроде этой, они…

– Нотазай – биомант, – неожиданно произнесла Шэрон. Видимо, Париса слишком увлеклась. Вместо магии и рассудка положилась на некий непривычный орган, расположенный в груди. – Это он председатель совета директоров Форума, – добавила Шэрон, хотя Париса прекрасно знала, кто такой Нотазай, просто поначалу не уловила связи. – Он был кандидатом в александрийцы, но его отбраковали. Выбрали другого медита, способного быстро распространять болезни. – Шэрон открыла глаза.

Это что… обида? На Форум или Общество? Париса только сейчас поняла, в каком ненадежном она положении. Поняла, чего от нее ждут в этот момент открытости. Она же знала, как работают социальные транзакции: нельзя что-то взять, не отдав ничего взамен. Вот к чему приводят чувства, эта бесполезная трата ресурсов.

– Если думаете, что где-то в архивах найдется лекарство… – Париса помолчала. – Вся проблема в учреждении. В его жадности, – в лоб высказала она. – В неспособности отделить жизнь человека от необходимости получить выгоду. Если бы даже лечение для Мэгги нашлось в библиотеке…

– Думаете, я виню Общество? Или вас? Нет. – Шэрон резко выпрямилась и посмотрела на Парису с неожиданной ненавистью. – Думаете, я зла на капитализм? – спросила Шэрон с выражением снисходительности, причину которой Париса не смогла найти, и от этого ее слегка коротнуло. – Думаете, я не пошла бы с радостью по миру, не продала бы собственные органы, лишь бы дать моей дочери еще хотя бы денек на этом свете? Дело не в том, чем магия не может, а Нотазай не хочет помочь. Суть не в том, на что я пошла бы, а они – нет. Несправедливость ни при чем, мисс Камали, Аслани или кто вы там вообще… Все дело в нелепости. – Ее слова звучали ясно, напоминая отчеканенное заклинание. – В привилегии, которая пока еще есть у меня и которой вам не светит. В привилегии просто знать ее. Я одна из очень, очень малого числа причастных, кто услышит ее смех, и это преступно. Мне жаль вас, – договорила Шэрон, с такой непоколебимой искренностью и бескорыстием, что Париса растерялась, ощутила себя маленькой. – И даже этой жалости никому из вас не понять.

Мысли в голове Шэрон были неясными. Париса их видела и ощущала, чувствовала, как в горле жжет от сдерживаемых слез, но смысл ускользал. Мыслей было слишком много, и все они нахлынули разом.

Самый опасный человек из присутствующих? Чувствуя пустоту внутри, Париса чуть не рассмеялась.

– Запишу у вас в деле, что вы намерены заняться предпринимательством, – резко произнесла Шэрон, и шум у нее в голове превратился в тонкий звон ясного и сосредоточенного на работе ума. Она что-то быстро набрала на клавиатуре, потом снова обернулась к Парисе и закрыла папку с ее именем. – Примерно через год мы с вами снова свяжемся. До тех пор – всего наилучшего.

Вскоре Париса покинула офис. Дошла до кафе и там села за столик, не выпуская из руки телефона. Набрала номер и молча стала ждать, вслушиваясь в гудки.

– Кому звонишь? – спросил Далтон, присаживаясь напротив.

– Никому. – Париса отложила телефон. – Нас мертв. Его убил Форум. – Она подумала, получит ли новость огласку, и если да, то как ее раскрутят. Назовут ли Наса преступником, раз он был с ней связан?

– Он вроде был натуралистом? – Далтон заказал напитки: ей капучино, себе чай. Живописная получалась сцена: пара тайных любовников за столиком в бистро, сидящих так близко, что она могла бы потереться лодыжкой о его голень. – Какая утрата.

Какая утрата…

– Да. – Кто-то рядом засмотрелся на Парисины ножки. Она отпила капучино и взглянула на Далтона. Он был свеж: отоспался и принял душ. Он взирал на мир сквозь призму четко поставленной цели, и Париса ему завидовала.

– Как поступил бы Атлас? – спросила она.

Если Далтон и удивился, то этого не выдал. Только пожал плечами.

– Ты знаешь, как бы он поступил.

Разрушил бы мир.

Нет, ведь дело не в этом. Не совсем. Мир и сам умирает, если еще не умер. Возможно, он как Мэгги: боль и уход были предрешены, и Атлас просто действовал на упреждение.

Собрал все элементы головоломки. Составил план, который заключался даже не в том, чтобы разрушить мир.

А в том, чтобы создать новый.

– Что тебе нужно? – спросила Париса.

– Я уже говорил: два физика плюс батарейка. И еще – штурман.

– Мне слегка не по себе оттого, чтобы ты не называешь их по именам, – вздохнула Париса.

– Прости, ладно. – Далтон коротко и грубо рассмеялся. – Тристан Кейн, – отчетливо произнес он, – нужен позарез. Он единственный, кто, скажем так, может править кораблем.

Париса, нисколько не удивившись, кивнула.

– Тебе точно не нужен Атлас?

– Скорее ты нужна Атласу. Он сам себе не доверяет.

Далтон и прежде избегал разговора об этом, но Париса, как обычно, в водовороте его мыслей не усмотрела ничего настораживающего или загадочного. Чувствовалась обычная для Далтона отстраненность. Даже сильнее, чем в обсуждении всего, что они обговаривали до этого.

– В чем он себе не доверяет?

– В… оценке ситуации. Он не может ее понять…

– Что значит – понять? Я не физик.

– Дело в другом. Ты требуешься ему не из-за магии. Он нуждается в тебе для… ясности, для… – Далтон вдруг нахмурился, его перекосило от злобы. Париса увидела перед собой прежнего, юного Далтона, который молотил кулаком по стене замка. – Атлас Блэйкли разработал код, – сказал он, с трудом подбирая нужные слова. – Нашел детали и собрал компьютер, но утратил объективность и больше программированием заниматься не может. Боится, что его алгоритм неверен.

Мысли Далтона помутнели. Разумеется, он говорил метафорами, но сути Париса не совсем уловила. Логика у нее сегодня страдала. Все выглядело бессмысленным.

– Что?

– Он запустил слишком много программ одновременно. Ему нужен кто-то, чтобы проводить тесты и дебагинг. Какой-нибудь… человек.

Возможно, дело было в смерти мужа, или в разговоре с Шэрон, или, может, в том, что ноги покалывало от тупых, завистливых взглядов: в семи столиках от Парисы кто-то таращился на ее безумно дорогие туфли. Или она всегда была так зла, а сейчас просто заметила это и теперь не сможет об этом забыть; глупой же она останется до конца жизни (если честно, то поделом).

Злая на себя, она постаралась забыть на время все плохое.

– Хочешь сказать, что Атлас нам не нужен? – рубанула она, переходя сразу к сути.

– Да, он нам не нужен. – Далтон явно испытал облегчение от того, что не надо больше пытаться объяснять иносказательно. – Если уж на то пошло, Атлас – слабое звено в цепи.

– Точно. Ладно. – Париса помолчала, набрала на телефоне сообщение, потом написала второе, третье, пытаясь сообразить, которое из них самое перспективное. Нико был рад получить ответ, ну еще бы, сейчас он откисал у моря и перезвонит ей позже, а пока – чмоки-поки. Ответа Рэйны Париса не ждала и даже четыре дня спустя ничего не получила. Впрочем, не стоило беспокоиться, время еще оставалось; это Далтон заметил Каллума в толпе на кадрах с двух разных пресс-конференций и мелькающую рядом с ним фигуру в черных ботинках и худи. Несложно было догадаться, какие навыки последний год нарабатывала Рэйна. Если Париса и знала что-то о людях наверняка, так это то, что они разочаровывают; вот и Рэйне вскоре грозило разочарование. Тогда Париса найдет ее без усилий.

Однако ответ с номера Тристана пришел моментально и удивил.

Тристан в душе, это Либби. Где ты хочешь встретиться?

Интерлюдия

Долги

Если говорить совсем точно, то Атлас Блэйкли не спешит уничтожить вселенную.

Он лишь хочет перебраться в другую.

* * *

Вопрос не в том, может ли наступить конец света. Это как раз не вопрос. Мир и так погибает каждый день, и все его смерти разные: от прозаичных до библейских. Вопрос даже не в том, способен ли один человек погубить целый мир, а в том, тот ли человек на это способен и так ли уж необходимо разрушение. В чем же беда? Проблема постоянства судьбы и вариативности исполнения. Она в теории относительности Эйнштейна. Она в парадоксе путешествий во времени. Она – в Атласе Блэйкли, в Эзре Фаулере. В неизменности одной конкретной ветки мультивселенной, где встречаются Эзра и Атлас.

Беда в том, что Эзра Фаулер был сладкоежкой и жить не мог без перекусов. Мычал себе под нос надоедливые попсовые мотивы, пока думал, и оставлял жирные следы от арахисового масла на каждой странице неразборчивых заметок Атласа Блэйкли. Беда в том, что Эзра не подчинялся линейному ходу времени, часто путался в датах и потому был наделен необычным мышлением. Беда в том, что он грыз кончики Атласовых ручек и порой засыпал с краю у него на кровати, словно верный пес, и не понимал, зачем вообще стучаться в дверь. Беда в том, что Эзра мучился ночными кошмарами и сенной лихорадкой. Беда в том, что он прочел все книги на полках у Атласа и оставил на полях собственные заметки. Беда в том, что Эзра замечательно играл в нарды, а в другой, не столь необычной жизни мог бы стать профессиональным теннисистом. Беда в том, что он пристрастился к заварному кофе и часто забывал про свой чай. Беда в том, что до обеда и время от времени после ужина его невозможно было вразумить. И что он высказывал людям все в лоб. Чувствуя себя неуютно в обществе, он зачастую, разозлившись, блистал колкостями.

Беда в том, что он был человек яркий, несчастный и по-прежнему способный удивляться, и это его любопытство, такое заразное, зажгло искру в светлой части души Атласа Блэйкли.

Беда в том, что он привык создавать аватар личности в наших умах, собирая его из излюбленных фрагментов памяти, до тех пор, пока тот не упростится и со временем не утратит сходство с оригиналом.

Беда в том, что порой, когда Атлас смотрел на Эзру Фаулера, то видел в нем себя, словно глядел в зеркало, которое отражало все его лучшие стороны, забывая дурные. Беда в том, что в этом не было ничего романтичного, платонического или братского.

Беда в том, что чувство, будто ты встретил того, с кем хочешь творить магию до конца своих дней, больше походило на алхимию.

Беда в том, что порой, когда Атлас смотрел на Эзру, то видел лишь финал; того, кому он в итоге неизбежно проиграет.

Ведь невозможно убрать из уравнения проблемы фундаментальное ядро истины: Атлас Блэйкли любил Эзру Фаулера, и тот любил его. А то, что они стали смертельными врагами, было, к несчастью, одной из реальных ветвей и концовок.

* * *

Первой про убийство догадается Айви, а потом уже Атлас не сможет сказать, пришла ли та же мысль в головы всем одновременно или распространилась подобно вирусу, с которыми Айви баловалась. Она, кстати, была самой прагматичной, что неудивительно для ходячего геноцида. Идея в ее голове родилась тихо и ненавязчиво… чего не скажешь о других подобных мыслях. Атлас не знал, с чьей подачи Айви пришла к выводу, что кого-то надо убить, но грешил на Нила. Тот и впрямь обладал нюхом на ключевые моменты в крупной картине, а то и вовсе видел ее целиком. Пришла ли подсказка изнутри или снаружи, Атлас не знал. Обычно источник идей найти сложно, да и внезапная формулировка типа «Лучше уж тот чудик вместо меня» прийти могла откуда угодно. Однако мысль родилась, и это был факт.

Практику инсценировки – когда врагам Общества сливали дату прибытия кандидатов – не придумал лично Атлас. Он и его курс тоже прошли испытание, и тогда на них напали молодой и порывистый Джеймс Уэссекс, несколько групп спецназа и горстка предсказуемых головорезов Форума. Команда Атласа, в которой не было двух физиков – соперников, способных заключить союз на время битвы, – рассредоточилась, каждый стоял за себя. Но именно Атлас, оставшись один в гостиной, заметил исчезновение Эзры Фаулера.

Уже потом, планируя с ним стратегию, Атлас будет получать несказанное удовольствие. Эзра Фаулер был начитан, умен и подготовлен сразу в нескольких дисциплинах. Не то что большинство медитов. Себя он относил к физикам и, не будучи таковым по природе, сносно косил под него, умея при этом кастовать неплохие иллюзии. А еще его острый ум пытался постичь теории и секреты. Эзра был по-хорошему скрытен, то есть замкнут и интровертивен, однако под одной крышей с яркими медитами эти же качества стали для него смертным приговором. Впрочем, в ту пору ни он, ни Атлас о таком не задумывались. Не видели пока причин.

Итак, в ночь инсценировки Атлас поймет две вещи. Первое – Эзра не желает расставаться с жизнью и любым способом избежит смерти; и второе – не догадайся Атлас, что Эзра ускользнул сквозь время и пространство, сам Эзра в этом бы не признался. Он был пуглив и дергался раньше времени, не любил нарушать порядок: тишины, покоя, парадокса времени-пространства, любой ситуации, в которой позволял себе расслабиться (с осознанным чувством обреченности).

– Жизнь, какой я ее вижу, – сказал как-то Эзра Атласу (то есть Атлас так это помнил), – имеет шанс продлиться долго, но почти все дурное в ней неизбежно. Так что я, ну, мог бы и банк ограбить.

Вскоре после этого Атлас и Эзра провели опыт с галлюциногенами и принялись моделировать механизм субъядерной физики для космической инфляции, который позднее станут в шутку называть «зловещий заговор Атласа Блэйкли». Они никому ничего не сказали, посчитав это верным. Ровно до того момента, пока Атлас не понял, что Айви считает Эзру магически несостоятельным, словно дите, которое само себе и шнурков не завяжет.

Чисто для ясности: в этом ее вины не было. Как уже говорилось ранее, Айви Бретон больше других подходила на роль жертвы – с филантропической и общечеловеческой точки зрения, к которой в целом практичный Атлас и склонялся. Биомант, Айви специализировалась на вирусных болезнях и генерировала взрывные выбросы энергии несравненной силы. То есть мощные и не особо полезные. Занятный такой антипод дарам Рэйны Мори, однако не о них сейчас речь. Так, захотелось немного отвлечься, щекотнуть воображение.

Вторым кандидатом была Фоладе. Ей не нравились Айви и Атлас, но еще больше – Эзра.

Нил, простачок и общий любимец, знатно вспотел и помучился, однако он привык оставлять подобные решения на волю небес. Он самоустранился, свалив ответственность на пятерых однокашников.

Какие мысли были в голове Алексис, Атлас узнает лишь спустя много лет, но будет уже слишком поздно и ее мнение погоды не сделает. Впрочем, другом Атлас был хорошим, и еще лучше он умел притворяться и лгать. Поэтому скрыл непростую истину, а именно, что все остальные приговорили Эзру к одной из двух паршивых участей: либо смерть, либо убийство (в профилактических целях).

Подлый, изворотливый и нетерпеливый бунтарь нашел иной выход. Решил обмануть всю верхушку, ослепить их вспышкой прямо в глаза и постепенно сместить, отдав престол двум слегка упоротым взрослым юношам, которые, как ни странно, посчитали убийство неприемлемым.

Так между молотом и наковальней появилась третья возможность – путешествие во времени.

Беда, разумеется, в Атласе Блэйкли. Беда в его склонности верить, будто он умнее, лучше, быстрее и прозорливей прочих, хотя на самом деле он – как универсальный решебник в руках того, кто толком не слушал вопросов. Беда в его постоянной потребности путать телепатию с мудростью или, что хуже, с проницательностью. А еще беда – в деньгах и, совершенно точно, в капитализме. Беда – в украденном знании! Беда в колониализме! В обожествлении организаций! В жадности компаний! Беда в том, что целые популяции отказываются от бескорыстного труда ради мимолетного кайфа дешевых потребительских товаров! Беда в поколениях! В истории! В англичанах! Беда в…

– Круто, – сказал Эзра.

– Ты правда его убил? – спросит позднее Алексис наедине, когда остальные примут за чистую монету историю Атласа. Убедить их было несложно, ведь они не стали сомневаться в том, во что так отчаянно хотели поверить. Больше никаких убийств, только книги. И пьянящее коллективное облегчение, если не считать вялых мук совести одного некроманта. – Вы же были лучшими друзьями.

– Мы сюда не дружиться пришли, – уклончиво ответил Атлас. – Да и что мне оставалось? В шкаф его спрятать?

– Хм, – промычала Алексис, которая потом скажет, будто все знала или, по крайней мере, догадывалась, хотя и было железное телепатическое доказательство обратного. Впрочем, в то время она уже умирала, и Атлас подарил ей роскошь сомнения.

– С чего ты взяла, будто я лгу? – спросил он.

– Ты не просил вернуть его.

И так, по сути, то, что началось с Айви, привело к необратимым последствиям, бардаку, тому, с которым Атлас столкнется позднее, в следующем десятилетии, и из которого извлечет урок, решив использовать его в свою пользу. Эта начальная искра была неизбежна, ее высек инстинкт самосохранения и вместе с ним амбиции, а еще благородная – если такое вообще возможно – жадность. Убить самого слабого или убить самого опасного – тут неважно, к какой философской школе ты принадлежишь. Повод найдется всегда. Как только убийство станет необходимым, даже обоснованным, всегда найдется тот, без кого стадо может и обойтись.

* * *

Первый раз Эзра тайно встречается с Атласом через пять секунд после побега и вместе с тем через пять лет после инсценированной смерти. К тому времени Нил умирал трижды, Фоладе дважды; Айви Атлас с Алексис решили не возвращать – ради эксперимента, проверить, поможет ли это хотя бы временно ублажить архивы. А вот что Эзра неверно понимает в манерах Атласа, сочтя их продолжением былого чванства, так это новый и вместе с тем старый защитный механизм, вызванный паникой, заносчивостью и последними рудиментами юности. В этот момент, за несколько минут до того, как они вдвоем примут решение поставить во имя справедливости Общество на колени, Эзра еще любит Атласа, и Атлас любит его – поэтому молчит о последствиях. Однако буря назревает, и в итоге вызванная критической ошибкой волна истины поглотит все.

Он знает, о чем вы хотите спросить. Ну же, не молчите. Узнав то, что нужно, – то, что теперь знаете вы, – Атлас должен разбираться в своей же истории. Заметьте, он не утверждает, будто бы предсказание Эзры обязательно должно остаться под спудом. А значит, если он в курсе, что пытался остановить Эзра, и ничего при этом ни словом не отрицает, то наверняка считает себя злодеем.

Хорошо, выходит, злодей – Атлас. Ну, довольны? Конечно же нет, ведь в жизни не бывает откровенных злодеев. Не бывает откровенных героев. Есть только Атлас Блэйкли, которому надо расплатиться с долгами.

* * *

К тому времени, как Атлас Блэйкли познакомится с Далтоном Эллери, он уже будет знать, что во вселенной у всего есть цена. Он сам напоминал вам об этом, оправдывая цену, которую просил уплатить других. Ведь теперь ему ясен смысл жертвы, а значит, он понимает, что дается даром и что создается спонтанно.

Ни-че-го.

Можно сказать и так: Атлас Блэйкли точно знает, как опасен Далтон Эллери, однако эта мысль приходит ему в голову слишком поздно. На нем уже висит долг всей жизни.

Далтон

Ты вступаешь в цикл собственного разрушения, в колесо

Собственной удачи. Рим падает, все

Рушится. Границы, цели, клетки, предохранители, стены,

То, что запущено спящей,

– Париса? – уже не кажется меньше.

Твой собственный пепел обломки стены Мы тот состав / Из которого сделаны сны / прошлое это пролог, Остановить. Моя ошибка

Далтон, ты слушаешь? Ты должен жить. Если запустить нечто, оно по собственной воле не

Вивиана – сорокапятилетняя женщина франко-итальянского происхождения. Ее по ошибке отнесли к смертным

Остановить сейчас прошлое это

Пролог: нечто, что я усвоил давным-давно, не все, чему я даю жизнь, живет дальше

Портал такой силы, выброс подобной мощности, из ничего не появится,

– Париса, я должен тебе кое-что сказать…

Он не всегда помнит, оно то приходит, то уходит, вертится у него на языке, о да-да, вот оно

Не могу обещать, что в бездне не ждет смерть, и тут же другая мысль: в чем еще смысл

Не привлекают ли благословенные долголетием люди аварии со смертельным исходом? Может, магия не только дает, но и отнимает? Это негласный закон природы или доказательство

Вторая половина его судьбы, зеркальное отражение его души, оно не лишено романтики

Если не попытаемся? Конец голода, завершение цикла, Рим падает, все

Запущено, уже не

Останови меня, кто-то должен, пусть это будет

Ты не понимаешь, я слишком сильно этого хочу, скажи мне правду, Далтон, правда в том

Уничтожить-уничтожить-уничтожить!!!!!!

Послушай, Атлас, архивы выдали мне какой-то там университетский учебник по физике за 1975 год, а значит, в вычислениях наверняка ошибка

…ли быть силы слишком много? Да о боже Далтон да, но уже слишком

Поздно, она ворочается во сне.

– Париса?

Она распахивает глаза. По утрам она капризна, он дико заведенный, что он там говорил? Все такое разрозненное, в последние дни невозможно удержать

Одну конкретную мысль: я хочу создавать миры вместе с тобой. Не то чтобы любовь, нечто схожее, симметрия, это как увидеть зеркальное отражение его души, оборотную сторону его судьбы. Она встревожена, слегка рассеяна, слишком рассеяна и потому не видит, что он не способен

Скажи ей, скажи сейчас, создать или уничтожить, подумай о том, что это значит…

Он пускает в ход язык и губы, королева заслуживает трона, да-да-да вот оно думает он или, возможно, вспоминает,

Энергию нельзя создать или уничтожить; в ответ на каждый спонтанный процесс увеличивается энтропия вселенной; послушай-ка ты, долбоеб, я же не со стеной говорю

Как разрушить чью-то жизнь? Легко, просто дай ей все, чего она

Хочет сказать ей что-то, один нюанс, следует кое-что помнить, кое-что,