Текст книги "Крах Атласа"

– Да вы издеваетесь, – тихо проворчал он. – Не может быть…

– Может. – Либби плотно обхватила себя руками поперек груди. Утерянное мгновение казалось теперь нереальным. – Это Варона.

Париса

Париса Камали вошла в обильно украшенный теплой бронзой вестибюль изысканного манхэттенского отеля светящаяся от счастья и овеянная птичьими трелями. Где-то на Пятой авеню порхали жизнерадостно свиньи, а в аду (где именно – спросите у Атласа Блэйкли) установилась комфортная температура в двадцать градусов по Цельсию. Если конкретно, то по шкале недовольства Париса пребывала на той отметке, с которой обычно тесно связан голод или мужчины, не явившиеся на встречу в назначенное время. Парису расстраивало и то, и другое.

Ровно месяц назад она покинула стены поместья, принадлежащего Александрийскому обществу. Это же кошмар сколько времени, однако перед ней еще никто не стелился, не спешил преподнести чего-то, что хотя бы отдаленно (в ее представлении) соответствовало положенному призу. Наверное, именно поэтому, уловив в лобби присутствие трех или четырех весьма амбициозных киллеров, она почувствовала, как забурлила в жилах кровь. Настроение сменилось на близкое к сексуальному возбуждению.

В конце концов, она вела себя очень прилично. Воспитанно и тихо, учтиво затаившись в тени, почти не заставляя никого из спортивного интереса кричать, – а ведь именно в отсутствии такой сдержанности ее недавно и обвинили.

– Сами знаете, вам будет скучно. – На прощание Атлас Блэйкли попытался сразиться с ней на психологическом ринге. Это было за несколько дней до того, как Париса вышла через портал Общества в Осаке (вместо Рэйны Мори, реализуя стратегию активной защиты). Атлас перехватил ее в библиотеке на пути к саду, куда она направлялась в праздном настроении, ожидая, когда истечет оговоренный срок самостоятельного исследования. К тому времени – за два дня до ухода – она уже неделю как собрала чемоданы.

– На случай, если это ускользнуло от вашего внимания, то за стенами дома все по-прежнему, – учтиво напомнил Атлас. – Мир – все та же обитель разочарований, какой он был до того, как я привел вас сюда.

Слова он явно подобрал не случайно. С намеком на то, что Париса – одна из стада его избранных, а не человек свободной воли, значимый для организации (что было бы предпочтительней).

– Я вполне способна сама себя развлечь, – ответила Париса. – Или вы думали, что я вернусь во внешний мир, не придумав себе занятия поувлекательней?

Атлас тогда некоторое время помолчал, и Париса задумалась, не знает ли он уже, какую именно из его цацек она готовится свистнуть, словно гость, порывшийся в фамильном серебре. Догадался ли он, что Далтон планирует улизнуть вместе с ней, пускай она и настаивала на обратном?

Возможно.

– А вы в курсе, что я вполне способен вас отыскать, – пробормотал наконец Атлас.

– Как восхитительно, – ответила Париса, добавив галантно и с ядом: – Зато мне вас найти будет очень непросто. – Она обвела жестом руки стены дома, покинуть которые, если не с рабочей целью, то с личной уж точно, Атлас не мог. О чем они оба прекрасно помнили.

– Это не угроза, – сказал он. С Атласа Блэйкли сталось бы соврать открыто и в то же время буднично, как распорядиться насчет завтрака.

– Само собой, – согласилась Париса, и он выгнул бровь. – Вы не смогли найти Роудс, – уточнила она. – Или же источник вашей… проблемки. Эзру. Так, кажется, его имя? – Атлас, надо отдать ему должное, даже глазом не моргнул. – Уж простите, что не вострепетала.

– Вы все неверно поняли, мисс Камали. Это не угроза, но приглашение, – уточнил Атлас, как никогда лукаво склонив голову набок и тем скрывая нечто столь до смешного мелочное, что Париса сперва даже не определила, что именно. – В конце концов, если не надо больше бунтовать против меня, то чем вы займетесь? – спросил он. Насмешка, решила Париса. Это определенно насмешка. – Вот увидите, полгода – и вы снова окажетесь у моего порога.

В тот момент перед ее мысленным взором замелькала круговерть образов, похожих на дежавю. Чужие сладости в ящиках стола; драгоценности, которые ей даже не нравились; две чайные пары в кухонной мойке. Старый наскучивший спор, история, которую уже надоело выслушивать, неискренние извинения ради примирения. Она так и не поняла, из чьей все это головы – ее или Атласа.

– А вот это, – сказала Париса, с удивлением обнаружив, как сдавило сердце, – издевательство.

– Обещание, – возразил Атлас, и его губы изогнулись в улыбке, которая Парисе никогда не казалась симпатичной, ведь симпатичное, как и большинство вещей, есть ничто. – Очень скоро мы снова увидимся, мисс Камали. А до тех пор желаю всяческого удовлетворения. – Прощальное напутствие от Атласа Блэйкли больше напоминало брошенную в ноги перчатку. – К несчастью, вы слабо представляете себе, что это такое.

– Атлас, хочешь сказать, я не умею развлекаться? – Она тогда изобразила недоумение. – Это, знаешь ли, оскорбительно.

Это и правда было оскорбительно. Хотя в последние недели именно развлечений Парисе до обидного не хватало.

И вот сейчас, стоя в вестибюле отеля, где из динамиков над головой доносился проникновенный крунинг Сэма Кука[7]7
  Сэм Кук (1931–1964) – темнокожий американский вокалист, один из основоположников соула.


[Закрыть], Париса, которая вела себя прилично и вроде как не скучала, внезапно ощутила острую потребность резко изменить ход событий.

– Darling, you send me, – тепло напевал Сэм, а сама она в это время тщательно осматривалась, с намерением получить капельку… как там сказал Атлас?

Ах да, удовлетворения.

Париса просканировала вестибюль, представив, что это поле битвы. О, Париса не была ни физиком, ни бойцом. В военном деле разбиралась не очень-то, зато имела склонность к театральности. А здесь такая сцена! Отель похорошел, когда его перестроили из электростанции домедитской эры, – избыточно просторного воплощения брутализма. Пышного архитектурного признания в любви позолоченному веку[8]8
  Период бурного роста в экономике США, последовавший за Гражданской войной (1861–1865). Термин «позолоченный век» отсылает к сатирическому роману Марка Твена и Дадли Уорнера и обыгрывает определение «золотой век».


[Закрыть]. Обнаженные потолочные балки обрамляли сокровище его короны: бар, столь утонченно вырезанный из куска дерева и омытый сиянием самоподсвечивающейся латуни. Подлинную жемчужину, за которой хозяйничал бармен, непростительно ультрамодный и будто созданный для этого места. Вдоль зеркальной задней стенки, за отдернутыми черными шторками тянулись полки красного дерева; ненавязчивый свет отражался от сверкающей, словно каменья, достойной подборки спиртного. Величественная люстра под потолком при этом не выглядела устаревшей: спираль лампочек без плафонов напоминала застывшие слезы. Голые бетонные стены, затянутые бархатом, походили на своды пещеры. Они создавали эффект, будто весь отель находится глубоко под землей, как будто гости проводят в роскоши часы, не секунды.

Милая крипта. Для кого-то, кто наделен joie de vivre[9]9
  Жизнерадостность (фр.).


[Закрыть] слабее, чем Париса.

Уловив угрозу сзади, она соблазнительно повернула голову, чтобы разглядеть нападавшего. Первый киллер носил нарочито старомодный костюм коридорного; он как раз доставал из-за пазухи пистолет. Два, нет, три человека любовались ее грудью. Восхитительно. Париса прикинула, сколько еще потянуть мгновений, позволяя событиям идти своим чередом, и стоит ли портить платье из чистого шелка? Разрешена только химчистка, но хватит ли у нее на это времени?!

Нежное пение Сэма на мгновение отвлекло ее. Париса повернулась влево, заглянула в глаза портье (такой милашка, пялится на ее ножки).

– Будь умницей, пупсик, – снисходительно попросила она, одновременно вытянув руку в сторону коридорного, который мысленно уже целился ей в затылок. – Ускорь, пожалуйста, будь так любезен, – попросила она, имея в виду музыку. – О, – добавила, подумав, что момент напряженный: киллер нежно положил палец на спусковой крючок, – и погаси свет.

– Darling, you s…

S-send…

Darling, you s-send…

Свет в вестибюле погас, и в этот самый миг прогремел выстрел.

Грянули басы.

К огромному удовольствию Парисы крунинг Сэма совпал с тяжелым, электронным хип-хоп битом, рождая идеальный микс соула с фанком. Новое звучание оттенило пару испуганных криков и превратилось в сносную – к невероятному удовлетворению Парисы – танцевальную мелодию.

Огни, мигнув, зажглись снова. Париса скользнула влево, кивком приглашая коридорного. Тот в недоумении упрямо застыл на месте. Он не понимал, почему промазал. Да просто кто-то искусно провернул телепатический трюк. В баре с верхней полки хлестало шампанское, собираясь в искрящуюся лужицу на латунной стойке.

– Ладно тебе, – промурлыкала Париса, издалека поманив киллера пальчиком. – Не заставляй даму танцевать в одиночестве.

Коридорный нахмурился, когда ноги сами понесли его в пляс. Он неуклюже раскачивался в такт мелодии, а Париса в это время скользнула вправо, наслаждаясь тем, как отдается в груди ритм музыки.

Выстрел не спугнул только трех человек в вестибюле. Профессионалы, они даже не вздрогнули и тем самым выдали себя. Нетрудно было догадаться, что молоденькая женщина, нырнувшая под стул, и бизнесмен, который мало не обмочился под ручьем из шампанского, это просто пара случайных и невезучих свидетелей. Будет им кара вселенной, подумала Париса, за порочную связь под крышей столь впечатляющего памятника зодчеству.

Она только-только прочувствовала басы, когда второй киллер – бармен с завитыми усиками, которые придавали ему вид мультяшного денди, – выскочил из-за стойки и навел на нее пистолет. Париса, утомленная зажатостью прежнего танцевального партнера (странно, но, видимо, она ему просто не нравилась), в грациозном пируэте ушла влево. Не будь она столь хорошей танцовщицей, пуля, просвистевшая мимо, рассекла бы ей щеку. Париса непринужденно скомандовала: брось гадость, вот так, молодец, – и пистолет выпал у бармена из руки, очень кстати скользнув по полу в ее сторону. С изумительной гибкостью она прогнулась назад и подхватила оружие, а всего через мгновение коридорный, который только вырвался из транса на середине движения, пораженно рухнул к ее ногам.

– Наслаждайся видом, кто-то ведь должен, – сказала Париса и левой ногой припечатала его лицо к полированному бетонному полу. Затем, следуя мерному ритму басов, проскользнула под лезвием ножа в руке бармена.

Сильнее прижав коридорного к полу, схватила бармена за кончик галстука и поманила консьержа, который как раз закончил собирать винтовку (до того он прятал ее под стойкой).

– Darling, you thrill me, – слегка фальшиво пропела Париса и резко потянула за галстук. Вплотную прижалась к бармену бедрами, а в это время барабанной дробью парадного оркестра протараторила очередь. Жаль, но танго прервалось, и тогда Париса поднырнула под выпростанную руку бармена. Ощутила, как под ее каблуком наконец ломается с хрустом скула коридорного. А из прошитой предназначавшимися для нее пулями груди бармена в стойку, окропив латунь алым, ударили брызги горячей крови.

Женщина перестала орать. Видимо, сложила наконец два и два и дала деру. Портье лихорадочно пытался эвакуировать оставшихся гостей и персонал. «Пять звезд», – впечатленно подумала Париса. Сегодня приличное гостеприимство так редко встречается.

Раздалась новая очередь, и в баре упали бархатные занавески. Париса укрылась за одним из бетонных столбов и мысленно вздохнула: такая утрата. Право слово, большая жалость, когда пропадают подобранные с таким вкусом элементы декора. Безыскусное столкновение в лобби тем временем продолжало набирать обороты – а все благодаря консьержу с винтовкой, – и Париса решила, что капелька телепатического вмешательства не нарушит этикета и протоколов схватки. В конце концов, с автоматическим оружием против одного слабого, невооруженного человека – это нечестно. И вот она решила: пусть консьерж подумает над чем-то полезным, например над идеальным ядерным синтезом, а заодно, в качестве бонуса, поищет решение так называемой проблемы бездомных, имея в распоряжении то, что сегодня город выделяет на социальную помощь.

Найдя более тонкое применение его разуму, Париса, однако, от угрозы еще не избавилась. Коридорный, который на четвереньках отполз в сторону, спасаясь от беспорядочной пальбы, готовился вернуться в строй. Париса добавила в танец движения бедрами, а он, кое-как поднявшись с пола, набросился на нее – одновременно с четвертым киллером, замаскированным под ремонтника. Тот мудро предпочел не вмешиваться, пока коллеги используют огнестрел, зато сейчас достал из сумки разводной ключ и не глядя метнул его. Париса, не столько злая, сколько разочарованная, остановилась и подобрала нож. Бармен уже давно обронил его, занятый тем, что помирал дурной смертью. Париса обернулась, готовая всадить лезвие надвигающемуся ремонтнику между глаз, однако тот оказался ловчее прочих. Уклонился от ножа, ухватил Парису за руку и, рыча, припер ее к бетонной колонне.

Ударившись голой спиной о холодный камень, Париса зашипела одновременно удивленно и с раздражением. Ремонтник выбил нож у нее из руки, и тот, звеня о пол, отлетел далеко в сторону. Сказать, что этот киллер был тяжелей и сильнее Парисы, значило недооценить его. Ее словно держали стальные клещи, она задыхалась, а когда ей начали выкручивать руку, поняла, что надо действовать хладнокровнее. Хоть она и полагалась в бою на театральность, глупой отнюдь не была. Выяснять, на что еще способен этот мужчина, не хотела.

Плюнув ему в лицо, Париса приманила коридорного легким вмешательством в мысли. Коридорный сперва застыл, сопротивляясь, но быстро сдался под давлением ее воли. Кривясь и морщась, он как деревянный приблизился к ремонтнику сзади и тяжелым ботинком с силой ударил под колено. Ремонтник упал Парисе на ноги.

Та врезала ему коленом под челюсть так, что с хрустом запрокинулась голова. Кровь прилила к голове и застучала в ушах контрапунктом басам из динамиков. Когда же ремонтник рухнул, словно приговоренный у плахи, нож, сопротивляясь не меньше коридорного, скользнул к Парисе и сам прыгнул в руку. Она поморщилась, ненадолго испытав облегчение, что Нико не видит, насколько слаба ее физическая магия. Поняла вдруг: она не хотела бы упасть в его глазах, и нашла это, честно говоря, омерзительным.

Испытывая отвращение к самой себе, Париса ткнула ножом ремонтника под ключицу. Тот завалился набок, прямо на дорожку в стиле ар-деко, которой она так восхищалась. Дернулся и замер у прекрасного, залитого кровью бара.

Платье тоже пропало. Как жаль.

Двое есть, осталось еще двое. За стойкой один из киллеров, любитель пострелушек, все еще потел, мысленно борясь с муниципальным бюджетом. При этом в одной руке он отчаянно сжимал винтовку, словно ребенок игрушку. Тем временем коридорный стряхнул с себя манипулятивные чары. Один глаз у него заплыл, половина лица жутко распухла. Париса явно сломала ему скулу.

– С какой стати я должна дать тебе исцелиться? – спросила она коридорного. Пусть только кто-нибудь скажет, что она – задира.

– Пошла на хер, – презрительно бросил он ей, по крайней мере, так Париса поняла его слова, потому что говорил он не по-английски. Языка она не узнала, но значения это не имело. Купить можно любого. Судя по интонации следующей фразы, киллер назвал ее «сучкой». Впрочем, загоняться и уж тем более спорить Париса не собиралась.

– Ладно, повеселились, пора и честь знать, – грустно заметила она и нагнулась за ножом, торчавшим из пробитой шеи ремонтника. Голос Сэма Кука над головой постепенно стихал, уступая место неприятной тишине. У Парисы слегка звенело в ушах, немного тошнило. Приехали, первые звоночки мигрени. Еще даже не выпрямившись, Париса уловила промелькнувшую в голове коридорного мысль. Твою мать, какая разница, что у нее ягодицы Афродиты?! Она для него – ноль, просто цель, предмет, который можно использовать, трахнуть или убить.

Таков этот мир, напомнила она себе. Атлас был прав.

Внезапно происходящее показалось не таким уж и радужным.

Париса поднялась и полоснула ножом по шее коридорного – коротко и точно рассекла сонную артерию. Киллер пошатнулся и с глухим ударом грохнулся на пол. Париса перешагнула через него, бурно дыша, и тыльной стороной ладони убрала с потного лба прилипший локон волос. Затем прошла мимо неподвижного бармена к консьержу.

Тот все еще тонул в глубине размышлений. Вид у него был ошеломленный, когда Париса осторожно, если не сказать бережно, забрала у него автоматическую винтовку. Видимо, задачка про бюджет поистине стала для него наказанием.

– Позволь избавить тебя от мучений, – предложила Париса, слизнув кровь в уголке губ.

Она дала очередь почти в упор, и результат ошеломил ее. С другой стороны, следовало понимать, что такое оружие – не для ближнего боя.

* * *

Прошло несколько минут. Звоночек известил о том, что кабина лифта прибыла на нужный этаж. Париса вышла и остановилась у номера. Взявшись за ручку двери, наклонилась к сканеру сетчатки глаза (он-то, наверное, и привел сюда недавних гостей из вестибюля). Замок открылся. Дверь распахнулась, приглашая войти и окунуться в спокойную обстановку роскошного номера.

– Ты рано, – донесся голос из ванной. – Следует полагать, что дела в консульстве прошли успешно?

Дверь затворилась, и Париса вздохнула, чтобы унять нервы. Номера в отеле, как и вестибюль, создавались обладателем отменного вкуса, однако бирюзовый диван, столь метко подобранный к панелям красного дерева, за два дня успел исчезнуть под горой одежды. В обрамленном золотом зеркале ручной работы на стене Париса увидела, сколь жестоко обошлась с ее волосами влажность. Так же как и кровь четверых убитых ею человек.

– Что ты имеешь в виду под «успешно»? – спросила Париса. При виде оставшейся с завтрака выпечки у нее заурчало в животе: на столе, рядом с исписанной страницей блокнота одиноко лежало нетронутое шоколадное пирожное. Схватив его, Париса жадно принялась есть, а в этот момент из душа показался Далтон, окутанный манящими клубами пара.

На нем было только обернутое вокруг бедер полотенце. На груди еще поблескивали капельки пота, а зачесанные назад черные волосы подчеркивали по-королевски тонкие черты его лица.

В Далтоне по-прежнему странным образом уживалось сразу два человека: сплав его внутренней анимации, частичка амбиций, с силой упрятанная в телесную форму, а также тот обаятельный мужчина, на которого первоначально Париса и положила глаз. Его мысли нисколько не изменились с тех пор, как она в прошлом году влезла к нему в сознание: они состояли из обрывков идей, невразумительных и порой искаженных, как радиопередача со статикой и помехами. При этом на него все так же было приятно смотреть, хотя и наметились кое-какие мелкие изменения. Далтон порой забывал бриться и вообще уже не так педантично следил за своей внешностью. Заметки в блокноте становились все более путаными и неразборчивыми.

Далтон молча окинул взглядом испачканное в крови платье.

– Ты его убила? – с легкой усмешкой спросил он наконец.

Если бы… Но нет, вторая половина дня прошла совсем не по плану.

– Его не оказалось на месте, а я напоролась на неприятную компанию, – ответила Париса, слизывая с пальцев шоколад.

Далтон издал нечто похожее на укоризненное мычание.

– Кажется, я предлагал свои услуги сопровождающего, – напомнил он.

– А я, кажется, говорила, что у меня талант вести переговоры, – ответила Париса. Снова бросила взгляд на заметки и указала на них: – Раскрыл еще одну тайну вселенной, пока меня не было?

Мысли Далтона всколыхнулись под стать ее, она просеяла что смогла, остальное заблокировала. Подоспели новые симптомы приближающейся мигрени.

– Ничего срочного, – сказал Далтон, приближаясь и поддевая пальцем бретельку ее платья. Такой легкий, как перышко или осенняя паутинка, намек. – Это теперь наша проблема? – спросил он, подразумевая тела внизу.

– Я повешу на двери табличку «Не беспокоить». Но местный персонал, кажется, не обременен предрассудками.

Да, надо скорее сматываться, но Далтон, видимо, просек, что нет нужды поднимать эту тему.

– Ты бы хотела поговорить об этом?

– Да что тут добавить? Нотазая в консульстве не оказалось, а на меня покушалась еще одна группа убийц. – Далтон нежно, как бы сочувственно положил руки ей на бедра и, скользя ладонями по гладкому шелку, поцеловал Парису в ямочку на шее. – Но мне нисколько не скучно, – добавила она с напускным весельем. – Что бы там ни пророчествовал Атлас Блэйкли.

Не прерывая поцелуя, Далтон посмеялся, а Париса позволила себе еще кусочек пирожного.

– Кстати, это кое о чем напомнило мне. Пока тебя не было, прислали очередное приглашение, – сообщил Далтон, ненадолго отстранившись и взяв с края незаправленной кровати белую карточку.

Рядом с откинутым в сторону одеялом лежало нижнее белье, а чуть в стороне, подобно бдительным теням, мятая рубашка и непарные гольфы. Внезапно Парису, к ее огромному неудовольствию, охватило острое желание прибраться. Она предпочла не обращать на него внимания и, роняя крошки, снова откусила от пирожного.

Парису вызывали уже третий раз, поэтому она заранее знала, что написано на почтовой карточке, которую Далтон держал у ее носа, зажав, словно щипчиками, длинными ловкими пальцами.

– А ведь он предупреждал, что отыщет меня, – пробормотала она себе под нос, даже не думая забирать приглашение.

Угадав намек, Далтон убрал его, однако выражение мальчишеского задора так и не сошло с его лица.

– Смею тебя заверить, это не дело рук Атласа, – сказал он. – И, если я верно понял, отвечать ты не намерена?

– А надо? – выгнула бровь Париса. – Ты убедил меня в том, что внутренняя корпоративная логистика Общества не стоит забот.

– На самом деле я сказал, что изнутри Общество столь же неповоротливо, как и любой правительственный орган. Но это не значит, что ты можешь полностью его игнорировать, ведь тебе потребуется доступ к архивам.

Париса снова скользнула взглядом по страничке блокнота, на которой не осталось пустого места: она вся была покрыта заметками о миротворении.

– Думаешь, они догадываются о нашем замысле?

– Нет. – До этого момента Далтон был собой прежним, однако тут он издал злобный смешок, незнакомый, как и выражение лица, которого Париса раньше не видела. – Уверяю, Париса, тебя вызывают в соответствии со стандартным протоколом. Обществу не хватит воображения, чтобы представить, будто ты можешь предпочесть им что-то иное.

– А вдруг это ловушка Атласа? Приманка?

Далтон пожал плечами.

– Общество и так отслеживает твой магический след, – невозмутимо напомнил он, легким взмахом карточки подтверждая то, о чем Париса подозревала вот уже два года. – Сомневаюсь, что Атлас стал бы искать тебя по корпоративным каналам. Это ведь какая бумажная волокита: отчеты, одобрение руководства… Что, – напомнил Далтон, – пойдет вразрез с десятилетними расчетами и уловками, призванными помочь ему сохранить должность и утаить природу своего исследования. Поверь, Атлас пока еще не отчаялся.

– И тем не менее… – отозвалась Париса, глядя ему в глаза; его мысли вновь завертелись вихрем.

Когда буря наконец успокоилась, губы Далтона сложились в улыбку.

– В какой-то момент – да, Атлас может прибегнуть к иным средствам вмешательства. Или попросту попытаться от тебя избавиться. Ты для него противник с уникальными способностями, и он это понимает.

– Не противник, – задумчиво поправила Париса. – Скорее уж Немезида. Я бы не сказала, что мы ведем одну игру. – Для Атласа эксперимент стал движущей силой, его целью. Он жил и дышал возможностью открыть мультивселенную, но Париса оказалась намного изобретательней.

– Думаю, со временем он изменил свои убеждения. – Далтон провел рукой по ее плечу, пальцем скользнув под бретельку. – Атлас прав, Париса: пока один из вас не избавиться от другого, никто своего не добьется. А ты бы с легкостью могла сменить его на посту Хранителя, – не первый раз предложил Далтон. – Совет правления – дело рутинное, и то, чем Атлас покорил их, ты сможешь воспроизвести куда как эффектнее. Архивы и их содержимое перейдет в твои руки, ты созовешь остальных, и эксперимент наконец-то начнется.

Далтон скользнул губами по ее щеке, к уху.

– Я создам для тебя новый мир, – сказал он не отрываясь. – Только скажи, Париса, и всё станет твоим.

Всё. Мужчины, которые пялились на ее грудь и стреляли ей в сердце.

Всё.

А цена – какой-то Хранитель, решивший использовать Парису.

Она вздрогнула, когда Далтон коснулся хлопьев запекшейся крови у нее на руках. От него пахло гостиничным шампунем, лосьоном с ароматом гардении. Поцелуй еще нес в себе легкий оттенок свежего кофе. Адреналин и голод заставляли ее сердце грохотать, словно выстрелы из автомата Калашникова.

– Очень соблазнительно. – Во рту пересохло. Нужно было сходить в душ, попить воды. А ведь голова еще даже не разболелась в полную силу. Париса не стала противиться, когда Далтон снял с нее платье, и выронила пирожное, когда он принялся ласкать ее грудь, опускаясь все ниже, к кружевному белью, плотно прилегавшему к бедрам и почти ничего не скрывавшему.

Он нежно раздвинул ей ноги и, припав губами к бедру, томно поднял глаза. Его полотенце куда-то запропастилось.

– Так ты настроен злодействовать? – Это должно было прозвучать беззаботно, но получилось слишком порывисто.

– Да, – по-королевски улыбнулся Далтон. – Ты и небольшая бойня – такое сочетание мне нравится.

Его разум гудел от сочетания несочетаемых вещей: власти и мягкости, покорности и контроля. Такое напряжение пугало, находиться рядом с Далтоном становилось опасно.

Париса чуть не выдохлась. После боя хотелось пить, все тело ныло, а в животе по-прежнему урчало от голода. Пора и правда было сниматься с места и удирать. Десять лет она тяжким трудом добивалась самостоятельности, так почему теперь Далтон Эллери казался ей необходимой и постоянной величиной жизни? Причин тому, наверное, несколько: чувство вины, вожделение, жажда мести. Он был любимой игрушкой Атласа Блэйкли; единственным его ключом к подлинной, значительной власти. Создателем и уничтожителем миров. С такими игроками недолго и пересмотреть свои взгляды на ближайшее окружение.

Ради одного только могущества Париса готова была признать аргументы Далтона и оставить примитивные попытки выжить – в пользу абсолютного мирового владычества, а вместе с ним, возможно, и долгожданной свободы. Настоящей, без которой немыслима жизнь.

Оставалось всего два препятствия. Первое: Париса не обладала нужными деталями для того, чтобы провести, как предлагал Далтон, эксперимент. Аниматор вызвал бы нечто; Тристан увидел бы еще что-то. Но по понятным даже студенту-психологу причинам Тристан служил Атласу столь же верно, как Далтон Парисе, а это создавало патовую ситуацию. Под вопросом была Либби, эта половинка их энергоресурсов. Нико, вторую половинку, она бы уговорила, но, опять же, он лишь половинка. Рэйна… сучка, мать ее так. Рэйна в лучшем случае помеха. Генератор, не принимающий своего естества, да к тому же непредсказуемый – из-за личной, нерациональной неприязни к Парисе. В этой гонке вооружений на пути к мультивселенной победить Атласа Блэйкли пришлось бы на поле политической и личностной битвы. Как раз в ее вкусе и по ее части.

Вторая проблема была намного важнее и вместе с тем тоньше – в том, что, формально, не создавало препятствий. Проще говоря, если Париса выиграет, то Атлас проиграет, и тогда все закончится. Перспектива победы, даже гарантированной, сулила в будущем пустоту, а заглядывать в нее Парисе очень не хотелось. Она боялась увидеть нечто фрейдистское. Или попросту скучное.

В своей победе Париса даже не сомневалась, однако по дороге ей скучать не придется. Список задач набежал такой, что к нему при всем желании нельзя было отнестись безответственно. Пунктов в нем хватало с избытком. Начать хотя бы с организаций, которые охотились на саму Парису и ее класс; взять тех же киллеров, заливающих ей кровью платья. И да, конечно же, Общество: оно обещало ей славу, но слово так до сих пор и не сдержало.

«Сперва работа, потом удовольствие», – вспомнила Париса, превозмогая стучащую боль в голове и впиваясь пальцами в волосы Далтона.

– Что будет, если я не отвечу? – спросила она, указав на карточку, брошенную на пол.

– Хочешь знать, как с тобой поступит Общество? – уточнил Далтон, скользя губами по изгибу ее бедра. Даже несмотря на головную боль, сегодня Париса чувствовала себя с ним спокойней. В принципе, это был знакомый ей Далтон, который в последнее время возвращался нечасто. Впрочем, напомнила себе Париса, так даже интересней.

– Думаю, они продолжат следовать протоколу. Наверное, меня и самого скоро пригласят на беседу. Лет десять назад уже вызывали. Как только просекут, что я больше не исследователь, вызовут снова.

Париса обдумала эту новость, вертя ее в голове так и этак.

– Что им от нас нужно?

– Все то, что обещали тебе. Богатство, власть, престиж. Или ты думала, что одна все это получишь? – Он поднял взгляд, не отрывая губ от ее белья, а рук – от икр. – Спросят, какие у тебя цели, свяжут с другими членами Общества, создадут привилегии, которые не могут украсть или купить. Если ты не определилась, чем думаешь заниматься, то тебя отошлют в другой отдел.

– В который?

Далтон пожал плечами и стянул с нее трусики, тогда как она кончиками пальцев провела по его шее, очертив бугорки позвонков.

– Так далеко я не заходил. Я сразу знал, чего хочу.

Либо так, либо это определил за него Атлас, блокировав какую-то часть разума, лишь бы добиться согласия. И впрямь они с Далтоном ведут разные игры.

– М-м. – Париса дала уронить себя на кровать, упала на скомканное одеяло. Выудила из-под бедра носок и бросила на пол, туда, где опустился на колени Далтон. – Может, тогда и не стоит отвечать на вызов? Он важен?

– Да. – Далтон вдруг захохотал, не поднимая головы. – Общество остается Обществом, только если его члены продолжают блюсти линию престижа. Тебе не позволено, – напомнил он, увлажнив губы, – оставаться середнячком.

– Могли бы быть дальновидней в защите инвестиций, – пробормотала Париса. Она все еще не выбралась из ямы собственного гнева, да и Далтон умело работал языком, однако сегодняшнее происшествие в гостиничном вестибюле стало не первой неурядицей. Когда месяц назад Париса с Далтоном только прибыли в Осаку, у каждого выхода их поджидали медиты, а тайная полиция дежурила в поездах; все они так упорно повторяли про себя имя Рэйны, что Париса приняла это за личное оскорбление. Теперь-то, конечно, некто – наверняка Нотазай, де-факто глава Форума, – подтянул нужные ресурсы и сообразил, что Рэйна не стала бы уходить слишком далеко от горячо любимых книг и возвращаться в Осаку, с которой ее ничто не связывает. Со временем покушения участились, и стало ясно, что охота началась по-настоящему.

После такого Париса вправе была рассчитывать на нечто более полезное, нежели почтовая карточка. Или же последние два года ничего не значили?