Текст книги "Психология сознания"

Образование, общество и два полушария

Некоторые критики ухватились за результаты научных исследований в области специализации полушарий, чтобы опровергнуть традиционную науку и образовательную систему. Как и многие другие новые открытия, природу специализации мозга часто истолковывали неверно.

Многие из тех, кто занимается психологией, образованием, медициной и наукой об окружающей среде, понимают, что люди, живущие в современном индустриальном обществе, еще не научились мыслить системно. Читая о современных исследованиях в области специализации полушарий, некоторые реагируют так, будто все мировые проблемы были бы решены, если бы мы попросту подавили свое левое полушарие и начали управлять собой и обществом с помощью одного лишь «интуитивного» правополушарного мышления. Хотя подобные выводы, разумеется, упрощенные, некоторые люди поняли, что наше интеллектуальное воспитание делает упор на аналитические навыки.

В результате нашей озабоченности отдельными фактами, не удивительно, что мы сталкиваемся с таким множеством проблем, решение которых зависит от нашей способности определять отношение части к целому. Проблема не в том, что наша технология «ведет нас к уничтожению», а в том, что технические новшества опережают наши перспективные планы и оценки. Мы живем в мире, который нам часто бывает трудно понять.

Исследования расщепленного и целостного мозга привели к новому пониманию человеческого знания, сознания и интеллекта. Не всякое знание может быть выражено в словах, однако наше образование основано почти исключительно на письменном или устном слове. Одна из причин того, что нам трудно расширить наши представления об образовании и интеллекте, состоит в том, что мы еще не выработали стандартный метод, позволяющий оценивать долю несловесного знания.

Два эти способа познания не конкурируют, а дополняют друг друга. Вне целостного видения наша способность анализировать может быть столь же бесполезной для нас, как для правой руки пациента с расщепленным мозгом. Точно так же интуитивное проникновение будет напрасным, если мы не сумеем его выразить. Многие люди, которых мы считаем «неумными» или «умственно-отсталыми», на самом деле, могут обладать умом другого рода и представлять определенную ценность для общества. Невролог Норман Гешвинд (Norman Geschwind) выразил эту дилемму следующим образом:

«Следует помнить, что каждый из нас неспособен к определенным областям знания или видам деятельности. Скажем, я страшно немузыкален и не способен спеть песню, не фальшивя. Мы живем в обществе, где ребенок, которому трудно научиться читать, оказывается в трудном положении. Тем не менее все мы встречали некоторых неспособных к чтению детей (дислексиков), которые рисуют гораздо лучше тех, кто нормально читает: у таких детей лучше развиты навыки визуального восприятия или визуально-моторные навыки. Подозреваю, что в обществе, состоящем из людей безграмотных, у такого ребенка не возникло бы трудностей, и он мог бы достичь больших высот благодаря своей исключительной одаренности в визуальном восприятии, тогда как многие из нас, отлично работающие здесь, прозябали бы в обществе, где для того, чтобы преуспеть, требовались таланты другого рода. Поскольку запросы общества меняются, не возникнет ли у нас новая группа чуть-чуть умственно неполноценных людей?»

Кроме различий в созревании полушарий, полушария у мужчин более специализированы, чем у женщин. Аналитическое и логическое мышление в большей степени обеспечиваются работой левого полушария у мужчин, чем у женщин; зрительно-пространственные функции также в большей степени латерализованы в правом полушарии у мужчин, чем у женщин. Таким образом, поражение левого полушария задевает речевую способность у мужчин больше, чем у женщин; равно как и поражение правого полушария задевает пространственное восприятие у мужчин больше, чем у женщин.

Недавно были получены новые важные данные о мужском и женском мозге. Кристин Делакост (Christine De Lacoste) и ее коллеги из университета Беркли, исследуя на нескольких образцах мозолистые тела мозга, обнаружили, что могут опознавать мужские и женские мозолистые тела по их внешнему виду. Мозолистое тело у мужчин так же отличалось от женского, как у мужчин и женщин отличаются руки (говоря по-научному, наблюдался половой диморфизм); ученый легко может определить их половую принадлежность по внешнему виду. У женщин мозолистое тело больше, чем у мужчин, и утолщается к задней части мозга. Этот участок мозга участвует в передаче информации о движении в пространстве и о зрительном пространстве. Можно ждать, что именно площадь мозолистого тела будет различной, если учесть, что пространственные способности (такие как бросание) у женщин, по-видимому, менее латерализованы и скорее задействуют обе стороны мозга, нежели только одну. Это различие появляется уже на двадцать шестой неделе внутриутробного развития; то есть это врожденное различие в основной системе мозговых связей.

Итак, в высших «отделах» человеческого мозга имеются две системы, которые управляют нашими способностями творить в языке и в искусстве и открывать новые связи в мире. Два полушария появились у наших предков как специализированные системы в процессе долгой эволюции. Есть доказательства их существования, по крайней мере, сто тысяч лет назад, а, может быть, и раньше. Они представляют собой наиболее характерную часть человеческого мозга, более всего отличающую нас от других животных.

Существуют и другие системы мозга, помогающие определить сущность нашего сознания. Хотя два полушария привлекают больше внимания и их изучение принесло Роджеру Сперри Нобелевскую премию, две эти функции мозга не типичны для повседневной деятельности мозга. Несмотря на то, что язык, поэзия, философия и создание компьютеров кажутся нам самыми его главными функциями, большую часть времени мозг и сознание делают совсем другое.

Первостепенная работа мозга – управлять телом, руководить нашими действиями, заставлять наши конечности делать то, что нужно, наше сердце – биться так, как нужно, и посредством миллиардов нейронов тысячи раз в секунду отслеживать и контролировать внутреннюю деятельность нашего организма.

Приоритетной системой сознания является психическое «считывание данных» этого процесса: сознание действует тогда, когда требуется умышленный, а не автоматический контроль или вмешательство. Основная деятельность мозга не мышление и рассуждение; она в большей степени касается кровотока, химии крови и поддержания внутренней среды.

Вот почему боль прерывает философский диалог, голод нарушает нашу сосредоточенность, а колебания погоды нарушают функции мозга и наше мышление.

Понимание того, что мозг, и, следовательно, сознание, управляют телом, представляет другой подход, отличный от подхода тех, кто в нынешнее время занят машинным моделированием мозга и психических процессов. Они проявляют «идеализм» того же рода, что и многие, кто стремится «выйти за пределы» своего сегодняшнего сознания одним махом.

Нам может не нравиться ограниченность нашей системы мозг/психика. Несомненно, многим хотелось бы думать, используя верхние уровни мозга, что мы совсем другие, и многие теоретики и философы-идеалисты часто убеждали себя и всех остальных, что мы в какой-то степени «рациональны».

Но мы животные, чей мозг и психика ограничены небольшим набором правил: держаться подальше от неприятностей, копить про запас и действовать в соответствии с непредвиденными обстоятельствами и внезапными переменами в окружающей среде. Благодаря этой системе, мы «очутились здесь». Может ли она привести нас куда-то еще, вопрос сложный.

«Другая сторона мозга: аппозициональный ум»

Джозеф И. Боген

Один из способов интерпретировать множество доступных нам данных – допустить, что существует два различных способа мышления. Исходя из этого постулата, мы и будем говорить о разнообразных открытиях в области неврологии. ‹…›

Эта статья завершается несколькими философскими выводами и дополнена тематически близкими мнениями, высказанными в форме свободной дискуссии.

В 1864 году Хьюлингс Джексон писал: «Если бы у нас было больше фактов, доказывающих, что способность к выражению эмоций сосредоточена в одном из полушарий, то напрашивался бы следующий вопрос: а не может ли восприятие как противоположность выражения находиться в другом полушарии?» (Тэйлор, [Taylor] 1958, с. 220). Предположение Джексона было не только обоснованным, но впоследствии подтвердилось его наблюдениями над пациенткой с опухолью правого полушария (Тэйлор, 1958, с. 148):

«Она не узнавала ни предметы, ни людей, ни обстановку… Я назвал бы это «нарушением восприятия» («imperception»), которое является столь же специфическим дефектом, как и афазия2626
  Афазия – нарушение или потеря способности выражать себя с помощью речи, письма или знаков, или понимать устный или письменный язык.


[Закрыть].

Как и Бастиан (Bastian), я полагаю, что большинство интеллектуальных процессов происходят в задних долях. То есть именно в них сосредоточена способность к восприятию и формированию зрительных образов, поскольку большинство наших мыслительных актов продолжается в зрительных представлениях. Кроме того, я считаю, что правая задняя доля – «ведущая», а левая – более автоматическая. Это аналогично тому различению, которое я провожу относительно употребления слов: правая доля формирует автоматически-непроизвольную сторону слов, левая доля создает собственно речь».

Но время работало против Джексона: большинство неврологов конца девятнадцатого века все больше и больше внимания уделяли локализации различных функций в левом полушарии (или ее отсутствию).

Начиная с 1900 г., по крайней мере, три десятилетия особые способности правого полушария не вызывали особого интереса. Это относилось ко всем направлениям науки, от сторонников теории локализации, таких как Геншен (Henschen), до видных представителей холистической школы, таких как Генри Хэд (Henry Head). Когда в обзоре 1926 г. Геншен специально рассматривал правое полушарие, он отводил ему лишь компенсаторную роль, после поражений левого полушария. «Даже в этом случае, как и во всех остальных, правое полушарие обнаруживает явную неполноценность по сравнению с левым и действует автоматически». По мнению Геншена, правое полушарие, вероятно, «регрессивный», или, быть может, «запасной орган».

Самые известные неврологи отстаивали общепризнанную точку зрения. Лорд Брейн (Lord Brain, 1962, с. 81) утверждал: «Таким образом в задней половине левого полушария расположены нейронные соединения, лежащие в основе выработки значений в ответ на слуховые и речевые стимулы». В своем популярном учебнике Гринкер, Бьюси и Сас (Grinker, Bucy and Sahs, 1959, с. 621) писали: «Полушарие, управляющее рабочей рукой, способностями выражения и понимания, считается доминирующим полушарием».

А У. Ричи Расселл (W. Ritchie Russell, 1963) утверждает: «Обработка прошлой и оперативной информации, происходящая в доминирующем полушарии, по-видимому, составляет основу, на которую опираются акты мышления». Огромный интерес клинических неврологов к левому полушарию распространился на всю медицинскую науку в целом. Стронг и Элвин (Strong and Elwyn, 1943, с. 374) выразили общее мнение: «У человека высшие функции управления в основном расположены в одном полушарии, у правшей – это левое, доминирующее полушарие. Повреждения другого полушария, как правило, не производят заметных нарушений».

Нарушение пространственного мышления часто бывает связано с двусторонним или диффузным поражением мозга, но его может вызвать и травма одного полушария. Об этом рассказывалось в известной статье Нильсена (Nielsen, 1937), хотя из-за тенденции смешивать термины «предметная» и «пространственная агнозия»2727
  Агнозия – потеря способности распознавать значение сенсорных раздражителей.


[Закрыть] доводы автора звучали не всегда убедительно. Несмотря на это, в следующем обзоре Нильсен (1940) пришел к заключению, что «правая затылочная доля гораздо чаще оказывается доминирующей, чем можно было бы ждать, основываясь на леворукости».

В 1963 г. Экаэн и Анжелерг (Hecaen, Angelergues) подытожили данные, полученные при наблюдении 415 пациентов с различными повреждениями задних долей мозга. Расстройства пространственного мышления оказались связанными с поражениями правого полушария. «Правое полушарие, по-видимому, играет особую роль в восприятии пространства и узнавании лиц».

Нейропсихологические исследования пациентов с опухолями часто осложняются вторичными симптомами, и у пациентов с сосудистыми поражениями нередко проявляются симптомы болезни обоих полушарий. ‹…› Поскольку после хирургического вмешательства по поводу эпилепсии наблюдается сравнительно чистая картина известного по величине объема повреждения, исследование Милнер (Milner, 1958) имело особое значение: у пациентов с левой лобэктомией2828
  Лобэктомия (lobectomy) – хирургическое удаление доли какого-либо органа или железы (например, доли легкого, щитовидной железы или головного мозга. (Примеч. перев.)


[Закрыть] возникали нарушения речи в отличии от пациентов, перенесших правовисочную лобэктомию, у которых было нарушено восприятие зрительных образов. Изменения в мозговой деятельности, вызванные долгой эпилепсией (и нередко черепно-мозговыми травмами) осложняют интерпретацию этих выводов. Тем не менее Милнер (1971) и ее коллеги продолжали различные исследования и получили внушительные доказательства специализации правого полушария. Большинство, хотя и не все эксперименты были связаны с «пространственным мышлением», и в результате Милнер вместе с другими пришли к тому, что следует употреблять термин «невербальное», а не «пространственное» или «перцептивное».

Могущество правого полушария не ограничивается «зрительно-пространственными» функциями. Более тридцати лет назад Дайд (Dide, 1938) начал отстаивать превосходство правого полушария в «кинестетической» функции. Есть и другие факты, которые подтверждают наличие в правом полушарии особых способностей. К примеру, А.Р. Лурия (1966, с. 90) считает правое полушарие доминирующим в отношении к некоторым психическим процессам, включая музыку… и осознание собственной неполноценности. Он опубликовал поразительную историю болезни одного композитора, создавшего свое лучшее произведение после того, как обширное кровоизлияние в левом полушарии вызвало у него потерю речи (1965).

Сохранение музыкальных способностей вопреки тяжелой афазии известно давно. Пожалуй, самое раннее свидетельство – случай описанный Дэлиным (Dalin) в 1745 г., на который ссылаются Бентон и Джойнт (Benton, Joynt, 1960):

«Приступ жестокой болезни вызвал у него паралич всей правой половины тела и полную потерю речи. Он мог петь некоторые гимны, заученные им до болезни, столь же внятно и отчетливо, как и всякий здоровый человек. Следует, однако, заметить, что в начале гимна потребна ему небольшая помощь от другого лица, который должен запевать вместе с ним. Получая подобную помощь, он может молиться вслух, читая нараспев и выкрикивая слова пронзительным громким голосом. В остальном же сей человек не может вымолвить ни единого слова, кроме «да», и чтобы общаться, вынужден делать знаки рукой».

Геншен (1926) считал правое полушарие «примитивным» почти во всех отношениях, но изучив широкий круг литературы, привлеченной им в обзоре, вынужден был признать: «В случаях моторной афазии сохраняется способность к пению слов, при том, что человек не может сказать ни единого слова. В подобных случаях пациент, вероятно, поет с помощью правого полушария».

В более свежей работе Кричли (Critchley, 1953, c. 375) упоминает одного пациента с тяжелой афазией, который дирижировал собственным оркестром. Хэд (1926, с. 500) писал: «Мы очень мало знаем о том, что происходит со слуховыми образами при афазии, но она не затрагивает способности к последовательному воспроизведению мелодии и узнаванию ритма и мотива, не считая трудностей произнесения слов песни или чтения музыки в нотной записи».

Музыкальные способности правого полушария отчетливей всего видны после удаления левого полушария мозга у взрослого человека с нормальным развитием. У пациента, прожившего после подобной операции более года, скудость речи составляла яркий контраст с его способностью петь разные песни, выученные им в прежней жизни (Смит – Smith, 1966).

Понимание того, что языковые способности латерализуются в правом полушарии, основано на двух наблюдениях: нарушениях речи, вызванных поражениями левого полушария, и сохранности речи после травмы правого полушария. Точно также при поражениях левого полушария сохраняется музыкальная способность (кроме музыки, записанной нотными знаками), а при повреждениях правого полушария речь остается не задетой, но утрачиваются музыкальные способности. Изучив обширную литературу, Шлезингер (Schlesinger, 1962) рассмотрел проблему амузии2929
  Утрата способности воспроизводить (экспрессивная) или воспринимать (рецептивная) музыку.


[Закрыть] и отметил многочисленные примеры амузии без афазии и афазии без амузии. Он пришел к следующему заключению: «В противоположность языку высказываний, психоневрологический компонент музыкальной способности, в особенности, музыкальное дарование, по-видимому, реализуется при участии обоих полушарий».

Изучая литературу по амузии, Вертгейм (Wertheim, 1963) пришел к выводу, что поражение левой передней височной области может привести к дефекту восприятия музыки. Мы могли бы заметить, что подобные нарушения можно наблюдать во время экспериментов, где от пациента требуется владение речью или письмом, поэтому из-за нарушений функции речи возникает вопрос о чистоте эксперимента. С другой стороны, способность к музыкальному выражению можно проверить, не прибегая к языку. Вертгейм обнаружил, что экспрессивная амузия связана с поражениями правой лобной доли. Вертгейм заключает: «Есть тенденция считать, что музыкальные функции представлены двусторонне обоими полушариями, и можно предположить, что повреждение коры чаще, чем принято считать, является основой музыкальных дисфункций».

Локализацию повреждений, вызывающих амузию, рассматривал Экаэн (1962). Он считал, что этот вопрос еще не решен и ссылался на мнение Клейста (Kleist) о том, что у разных людей главную роль играет то одно, то другое полушарие. В заключение он высказал предположение, что правосторонние поражения вызывают дефекты «узнавания музыкальных звуков», тогда как повреждения левого полушария ведут к «нарушениям способности понимать музыку».

Интуитивная догадка Экаэна, основанная на клинических исследованиях, обретает новое значение в свете экспериментальных наблюдений Милнер (1962). Она подвергала пациентов с лево– и правовисочной лобэктомией музыкальному тесту Сишора3030
  Карл Эмиль Сишор (1866 – 1949) – американский психолог, один из основоположников тесто-логии музыкальных способностей («Psychology of Music», 1938). (Примеч. перев.)


[Закрыть] (the Seashore music test). Пациенты с левой лобэктомией обнаруживали незначительный дефицит, тогда как правая лобэктомия резко отрицательно сказалась на способности пациентов запоминать тембр и тональность. Чейз (Chase, 1966), проводивший эксперименты на других пациентах, подтвердил данные, полученные Милнер. Кимура (Kimura, 1964) предоставил доказательства того, что правое полушарие лучше распознает мелодию, а Шанквайлер (Shankweiler, 1966) обнаружил, что лобэктомия правой височной доли сильнее нарушает способность узнавать мелодии.

Допустив, что правое полушарие хорошо воспринимает слуховые образы или «энграммы», куда входят и слова, но организованные иначе, чем в левом, мы можем лучше интерпретировать множество клинических наблюдений. Например, как утверждают Алажуанин и Лермитт (Alajouanine, Lhermitte, 1964), «встречается множество случаев афазии без агнозии; с другой стороны, случаи чистой слуховой агнозии без афазии весьма редки; подобная ситуация возникает в результате двустороннего поражения височной доли».

Действительно, Нильсен и Сульт (Nielsen, Sult, 1939) сообщали, что слуховая агнозия без афазии иногда может возникать вследствие одностороннего поражения правого полушария, что позднее подтвердил Брейн (Brain, 1941). Недавно Сприн и другие (Spreen, 1965) подробно описали случай слуховой агнозии без афазии, вызванной локальным размягчением правого полушария головного мозга.

Если мы признаем заложенную в правом полушарии функцию пространственного восприятия и восприятия музыкальной тональности (в отличие от музыки, записанной нотными знаками), то мы можем по-новому взглянуть на увлекательные наблюдения Алажуанина (1948) над тремя одаренными пациентами, страдавшими афазией. Один был знаменитым писателем: тяжелая экспрессивная афазия не задела его память, суждения и эстетическое чутье. Утрату творческих способностей Алажуанин объяснял «повреждением литературных навыков из-за болезни, которая превратила этого утонченного художника и изощренного стилиста в бессловесного и безграмотного инвалида». Знаменитый композитор Морис Равель получил травму и заболел серьезным неврологическим заболеванием в расцвете творческих сил. По словам Алажуанина, его способность к «аналитическому пониманию» нотных партитур и игра на рояле с листа сильно пострадали, но чувство мелодии, ритма и стиля не было задето, и способность играть или петь по памяти сохранилась: «Хотя художественное творчество стало для него невозможным, его художественное чутье никуда не исчезло». И вот что он говорит об известном живописце, внезапно заболевшем тяжелой афазией: «Болезнь не затронула его творческих способностей; на самом деле, он обрел даже большую силу и остроту художественного выражения. Похоже, что человек, больной афазией, и художник жили в нем в двух разных плоскостях».

Случаи, когда поражения левого полушария приводили к нарушениям в речи, но не затрагивали других функций, не так явно подтверждают предположение об особых способностях, заложенных в правом полушарии, как если бы эти результаты были получены после полного удаления левого полушария. Но объяснение этих случаев столь прямо и непосредственно вытекает из этого предположения, что побуждает его принять.