Текст книги "Чужие грехи"

Глава 6

Рорг и я карабкались вверх по склону скалы, за нами взбирались его прислужницы и толпа, еще недавно стремившаяся расправиться со мной.

Мы поднимались на высочайшую вершину горного кряжа, протянувшегося на север и на юг. Зубчатые вершины скал местами скрывались среди сероватых облаков, лениво перемещающихся на запад. И все эти скалы, насколько хватало глаз, кишели пещерными обезьянами.

Продолжая равномерный подъем, мы проходили мимо многочисленных обезьяньих семейств, часть из которых завтракала, а часть только собиралась идти на поиски пищи. Крошечные беспомощные дети цеплялись за груди мамаш. Длинноногие, с округлыми животиками подростки играли на каменистых склонах, грызли кости, соскребая мясо, или питались грибами и спорами растений.

Все они, от детишек до взрослых, провожали меня черными блестящими глазами, но не делали угрожающих движений, не рычали, очевидно, перед лицом божественного присутствия Рорга.

Наконец мы взобрались на край кратера давно угасшего вулкана. В этой мертвой пустоте особенно отчетливо были видны обломки давнего величия. В центре среди обломков торчал конус застывшей вулканической лавы. К нему-то мы и двинулись. Стены кратера были усеяны отверстиями пещер.

Края кратера патрулировали огромные самцы – иногда ростом с Рорга, – помахивая дубинками в волосатых лапах. Понятно, что при такой грозной и всегда бдительной охране сбежать отсюда – дело непростое и опасное.

Когда мы добрались до входа в центральную пещеру, из нее высыпали обезьяны всех возрастов и размеров женского пола и дети.

– Это мои жены и дети, – сказал Рорг. – Если ты так умен, как я думаю, ты найдешь способ позабавить их.

– Найду, – пообещал я. – Но сначала позволь взглянуть на этого умного съедобного мужчину и прекрасную съедобную женщину, о которых ты мне рассказывал.

– Сейчас я пошлю за ними.

Поискав среди мусора, я нашел две очень похожие высохшие кости от суставов пальцев. Стоя лицом к аудитории, а спиной – к вулканическому конусу, спрятав одну кость и показывая другую, я продемонстрировал несколько простеньких фокусов типа исчезновения косточки из ладони правой руки и внезапного обнаружения ее в моем ухе левой рукой. А затем таким же образом я извлек шесть таких косточек, одну за другой, из уха одного из подростков.

Зрители, казалось, с огромным вниманием наблюдают за происходящим, но ни один из них не засмеялся. Наверное, в их глазах я делал то, что и должен был, по их мнению, делать.

Не успел я перейти к новым фокусам, как увидел две приближающиеся фигуры, каждая из которых была привязана к лапам двух огромных самок. Я сразу же узнал облаченного в лиловое чернобородого Талибоца и хрупкую, в розовом, фигурку Лорали.

Рорг, восседавший на низком камне в окружении своих прислужниц, приказал поместить Лорали справа от себя, а Талибоца – слева.

Вытянув правую руку ладонью вниз, я низко поклонился принцессе, приветствуя ее как особу королевской крови, но она ничем не выказала того, что видит меня. Вместо этого она надменно встряхнула своей хорошенькой головкой, села справа от Рорга и, глядя на Талибоца, что-то негромко проговорила. Слов я не разобрал. Талибоц же зловеще мне улыбнулся.

Озадаченный таким необъяснимым поведением принцессы, я машинально показал еще несколько фокусов, выученных по книге, затем убрал кости в карман и поклонился.

– А ты действительно умен, съедобный человек, – сказал Рорг. – Ты умнее даже Талибоца. Вытащить шесть костей из уха Ворка! Нет, сегодня я тебя не съем. Можешь свободно ходить, без пут и охраны, но не вздумай перелезать через край кратера, иначе – умрешь.

Я отошел в сторону под взглядами черных глаз обезьян и под сардонической ухмылкой Талибоца. Принцесса же намеренно смотрела в другую сторону.

Бродя по кратеру, я размышлял над странным поведением принцессы. Что же я такого сделал или что такого наговорил ей Талибоц, коли даже в столь опасной ситуации она, не скрывая, демонстрировала мне свой гнев, вместо того чтобы объединенными усилиями противостоять общему врагу?

Я почти не обращал внимания на окружение, когда на мое плечо легла тяжелая волосатая лапа. Быстро обернувшись, я увидел громадную обезьяну ростом футов в одиннадцать, в поредевшей шерсти которой проглядывала седина, указывающая на приличный возраст.

– Меня зовут Граак, – сказал он. – Рорг прислал меня покормить тебя. Пища в пещере. Пошли.

Старый воин повернулся, и я пошел вслед за ним по дну кратера мимо многочисленных семейств обезьян, провожавших меня любопытными взглядами, но не проявлявших особой враждебности. Наконец мы оказались в довольно небольшой пещере, пол которой был усеян старыми, дурно пахнущими костями. Острыми искривленными когтями он оторвал кусок сырого мяса от тела полусъеденного огромного птанга или ленивца и протянул мне.

– Я убил птанга этим утром, – сказал он, – так что мясо свежее. И вкусное.

Оглядевшись в поисках дров, я обнаружил недалеко от входа кучу высохших ветвей папоротника. Сложив их в костровище, я умудрился высечь искру ударами кремневого ножа о заклепки моих кожаных ремней, и вскоре небольшой костерок уже весело потрескивал. Я поджаривал мясо птанга, насадив кусок на ветку.

Граак наблюдал за мной с явным изумлением.

– Да ты просто волшебник.

Три дня и три ночи я питался тем, что давал мне Граак, и спал в его пещере. Угрюмый по натуре, он открыто не проявлял враждебности. Но все мои попытки завязать с ним дружеские отношения ни к чему не привели.

Большую часть дня я проводил в поисках пещеры, где содержалась принцесса, но обнаружил искомое лишь утром четвертого дня, и совсем недалеко от пещеры Граака. Должно быть, принцесса намеренно избегала меня. И вот она сидела у входа.

Смирив уязвленную гордость, я встал перед нею, низко поклонился, вытянув правую руку ладонью вниз.

– Принц Зинло жаждет молвить слово ее высочеству, принцессе Лорали.

Она не ответила, отвернувшись, словно не слыша, и обратилась с какими-то словами к своей огромной охраннице. Стоя неподвижно, я повторил просьбу. Она встала, сверкая глазами.

– Убирайся! – Она одарила меня взглядом, полным неприкрытого презрения. – А будешь надоедать, я кликну обезьян и тебя уволокут отсюда прочь.

Я поклонился и удалился. А что мне еще оставалось делать?

У пещеры Граака я лицом к лицу столкнулся с Талибоцем, идущим под охраной огромной самки. Он зловеще ухмыльнулся и сказал:

– Завтра первый день четвертого эндира.

– Любой дурак это знает, – фыркнул я.

– Тогда, возможно, любой дурак знает и то, что в первый день каждого эндира Рорг берет себе новую жену. И на праздничное пиршество подается блюдо из съедобного человека. – Я уставился на него, а он добавил: – Рорг только что пообещал мне, что завтра меня не съедят.

Я сел у входа в вонючую пещеру Граака. Завтра Рорг возьмет в жены принцессу Лорали. И у обезьян в плену находятся лишь двое съедобных мужчин – Талибоц и я.

На следующий день, когда мы завтракали грибами и стручками, Граак разговорился больше обычного.

– Сегодня брачный день для Рорга. Если только он останется в живых, – сказал он.

– Что это значит?

– А то, что некоторые из наших храбрейших воинов не хотят, чтобы наша раса вырождалась из-за браков со слабыми видами. По этому поводу было много разговоров, так что я думаю, Рорг сделает для себя выводы или ему пришлют вызов.

– Кто же может вызвать короля?

– Любой воин имеет право вызвать рого на дуэль со смертельным исходом в брачный день. Победивший становится рого и наследует всех жен и детей предыдущего короля, и невесту, и все имущество.

– Но предположим, что победит воин, который придерживается иных взглядов на брак, нежели Рорг. Что будет со съедобной женщиной?

– Ее съедят, и Чикса, которую обманули с очередью, займет место невесты.

Когда мы позавтракали, я заметил, что кратер начал заполняться обезьянами. Молодые и старые, самцы и самки, поначалу они разбивались на семейные группы, затем в толпы, а вскоре весь кратер кишмя кишел коричневыми фигурами.

Тут к нашей пещере протолкался высокий желтозубый самец.

– Рорг приказал привести Зинло, съедобного человека, – сказал он.

Следуя сквозь толпу за огромной обезьяной, я пытался придумать хоть какой-нибудь план спасения принцессы. Хоть меня и возмущало ее отношение ко мне, но я был готов умереть, сражаясь за нее.

Наконец мы подошли ко входу в логовище Рорга, расположенное в большом центральном конусе кратера. Пройдя по пустынной пещере, тускло освещенной лишь отраженным наружным светом, мы оказались в узком тоннеле, по длинной спирали уходящем вверх.

По мере продвижения вверх стало так темно, что я вынужден был расставить руки, чтобы не налететь на стены. Наконец вновь стало светло, и мы вышли на плоскую вершину конуса.

У края плоскости, образовав полукруг, сидело на корточках с дюжину обезьян-воинов. На одном краю полукруга сидел Ург, облокотившись на свою слонообразную дубинку.

Напротив, у противоположного края, стояли Талибоц и принцесса Лорали. Рядом с ними стояли их охранницы. С пленников сняли путы. Вероломный олбанийский дворянин приветствовал меня зловещей ухмылкой, а принцесса сделала вид, что вообще меня не замечает.

В самом центре стоял Рорг, очевидно ожидая, когда я появлюсь, и посматривал на море обезьяньих лиц, обращенных вверх. Я встал спиной к двенадцати воинам.

Как только я занял свое место, Рорг поднял над головой дубинку, и говор внизу мгновенно стих.

– Ваш Рорг берет жену, – проревел он, отчего среди стен кратера заметалось эхо. Затем он стал высоко подпрыгивать и со свистом рассекать воздух дубинкой. Развернувшись в воздухе, он оказался лицом к другой стороне кратера и вновь проревел: – Ваш Рорг берет себе жену.

Так прыгая и разворачиваясь, он сделал свое заявление, обращаясь ко всем четырем сторонам света.

Затем он подбросил дубинку высоко вверх и поймал.

– Кто сразится с Роргом за невесту? Кто сразится с Роргом за королевство? Говорите сейчас или молчите до следующего эндира.

Позади меня послышалось грозное ворчание. Обернувшись, я увидел Урга, который, обнажив клыки, встал и вышел из полукруга, размахивая дубинкой.

– Я сражусь с Роргом, – выкрикнул он столь же громовым голосом, что и король.

Рорг выказал удивление и досаду. С минуту он стоял неподвижно, испепеляя горящим взором противника. Затем, яростно взревев, подняв высоко над головой дубинку, а в другой огромной лапе сжав кремневый нож, он бросился в атаку.

Дубинка его опускалась по стремительной и смертельной дуге, но в цель так и не попала. С кошачьей ловкостью Ург ушел в сторону и сам ударил. Он попал Роргу в левое плечо, вызвав вскрик боли и ярости у короля, тут же развернувшегося лицом к сопернику.

Ург отпрыгнул назад, но недалеко. Кремневый нож рассек ему колено, из раны толчками стала вытекать кровь. Он стал пританцовывать вокруг огромной обезьяны, выискивая новую возможность для нападения, но при этом прихрамывал, и хромота эта с течением времени становилась все заметнее.

Вновь и вновь бросался Рорг. Я не мог понять, как хромому Ургу удавалось избегать новых ударов. Вскоре нога совсем отказала, и ему пришлось прыгать на одной.

На жестокой физиономии Рорга появились признаки самодовольства и торжества. Он намеренно начал теснить соперника, пока тот не оказался на самом краю плато.

Вот он прыгнул вперед. Ург попытался ударить его дубинкой по шее, но тот ушел от удара и в свою очередь нанес удар по низкой горизонтальной дуге. Дубинка угодила в точку между коленом и лодыжкой. Послышался треск костей, и Ург, опрокинувшись навзничь, полетел вниз, на камни, с высоты в семьдесят пять футов.

Не успел он удариться о землю, как к месту падения устремилась толпа, размахивая кремневыми ножами. В мгновение ока тело расчленили, и опоздавшие дрались уже за остатки.

Рорг вновь начал подпрыгивать, вызывая соперников. Воины позади меня ворчали, но на вызов так никто и не ответил.

– Кто сразится с Роргом за невесту и королевство? – последний раз выкрикнул король, торжествующе осматриваясь по сторонам. – Говорите сейчас или…

– Я сражусь с тобой, Рорг, – сказал я, берясь за дубинку и нож и вставая перед гигантом. Поступив так, я мельком глянул на Талибоца и Лорали. На лице предателя отразилось предвкушение приятного зрелища. В глазах принцессы показалось удивление и что-то еще. Как ни странно, но я увидел, что она, несмотря на ее предыдущие действия, явно переживала за меня.

Впрочем, это были лишь мимолетные впечатления.

Рорг недоверчиво уставился на меня, очевидно никак не желая поверить, что я осмелился ответить на вызов короля обезьян. Затем быстро нанес удар, но не в полную силу, а как бы отмахиваясь от надоедливого насекомого.

Я машинально воспользовался дубинкой как саблей, парируя удар и делая выпад. Куски кремня дубинки разрезали мохнатую шкуру посреди живота, вызвав струю крови и вопль боли и ярости.

Хотя конструкция дубинки и не позволяла таким тычком нанести смертельную рану, однако же острые куски кремня резали болезненно. Вообще же принятая среди пещерных обезьян система боя состояла из ударов и уклонений от них. Я же собирался противопоставить такому преимуществу соперника, как огромная сила, технику фехтования.

С ревом ярости Рорг попытался сокрушительным ударом переломать мне ноги. Я вновь парировал и нанес тычок в лицо, угодив в огромный клык. Клык отломился и упал на камни; это незначительное ранение лишь добавило ему ярости.

Исходя пеной и скаля клыки, король обезьян осыпал меня градом ударов, устоять против которых мог только опытный фехтовальщик. От наших дубинок сыпались щепки и осколки кремней, но мне удалось парировать все удары.

На каждый удар я отвечал рубящим ударом или тычком, и вскоре соперник с головы до ног покрылся кровью; но сила и быстрота его ударов, казалось, росли после каждого ранения. Если бы он обладал еще техникой фехтовальщика, равных ему не нашлось бы ни на этой планете, ни на других.

Вскоре мне удалось нанести ему режущую рану на лбу, отчего кровь стала заливать ему глаза. Но, стерев кровь, он ответил таким ударом, от которого занемела моя кисть, а дубинка разлетелась в щепки.

Я отпрыгнул назад, и когда он бросился на меня, швырнул оставшуюся рукоять дубинки прямо ему в лицо. Обломок угодил в зубы и вышиб часть их, на мгновение ошеломив его.

В этот момент я подпрыгнул, вцепился пальцами левой руки в шерсть на его груди, обвил ногами его пояс, а правой принялся раз за разом наносить кремневым ножом удары в шею. Кровь хлынула из пульсирующей яремной вены. Он пытался стряхнуть меня с себя и ухватить зубами. Но силы его были на исходе, а жизнь уходила из тела.

Дрожь сотрясла тело гиганта, и, подобно высокому дереву под топором дровосека, он закачался и рухнул с грохотом спиной на землю.

Быстро вскочив на ноги, я подхватил дубинку павшего монарха, высоко поднял ее над головой и сказал:

– Рорг мертв, и королем стал Зинло. Кто сразится с Зинло? Кто еще хочет умереть?

В рядах воинов послышался негромкий ропот, но никто из них не осмелился выйти вперед, и все они смолкли, когда я по очереди каждому заглянул в глаза.

Далеко внизу вопила толпа обезьян:

– Мясо! Отдайте наше мясо!

Понимая, что мне не под силу просто так вот подхватить огромное тело Рорга и швырнуть его вниз, я пустился на старый борцовский прием. Взяв недвижное тело за правую руку, я подтащил его к краю площадки. Перекинув руку через плечо, я произвел бросок через голову.

Мгновение спустя толпа внизу, ругаясь и скалясь друг на друга, уже рвала тело на куски. Впоследствии я узнал, что этот обычай установился давно, исходя из поветрия, что плоть сильного и храброго воина придаст силы и мужества тому, кто отведает его мяса.

Я вновь замахал дубинкой над головой, выкрикивая:

– Кто сразится с Зинло за королевство? Говорите сейчас или молчите до следующего эндира.

На этот раз даже ворчания со стороны воинов не донеслось.

Старый воин, потерявший все клыки, ухо и несколько пальцев, вышел из их рядов и подошел к краю скалы.

– Рорг мертв, – объявил он. – Прощай, Рорг.

За этими словами из тысяч глоток собравшихся внизу обезьян и тех, кто находился наверху, раздался странный, вибрирующий плач. И столько в нем слышалось скорби, что я невольно содрогнулся.

С последними ясными нотами плача-воя старый воин воскликнул:

– Зинло – король! Да здравствует Зинло!

Разнесся оглушительный шум обезьян, машущих дубинками и ножами, стучащих оружием и вопящих:

– Да здравствует Зинло!

Торжествуя, я обернулся к тому месту, где сидели Талибоц и Лорали, собираясь объявить, что теперь принцессе нет необходимости выходить замуж за короля обезьян. К моему удивлению, я обнаружил, что оба они исчезли. Две охранявшие их огромные самки сидели рядышком у огромного камня, уткнув подбородки в грудь.

Схватив одну из них за плечо, я стал трясти ее и кричать:

– Где твои заключенные?

Она качнулась вперед и повалилась на землю. Вторая также оказалась без сознания, но постепенно я растряс ее.

– Что произошло? – спросил я. – Где пленники?

Она слабым движением указала на острый, как иголка, обломок стекла, воткнутый в ее руку. Вытащив осколок, я тут же узнал в нем пулю от горка, ту пулю, что временно парализовала жертву. В руке второй самки торчала такая же пуля.

Лишенный оружия, Талибоц как-то умудрился сохранить у себя пояс с боеприпасами и во время нашей схватки с Роргом сумел парализовать обеих самок и улизнуть вместе с принцессой.

Я не сомневался, что она добровольно пошла с ним, поскольку даже не вскрикнула, и из ее предыдущего поведения я сделал вывод, что она скорее пошла бы замуж за Рорга, чем за меня.

Я отвернулся. Сладость победы теперь горечью отдавала во рту. Я уже собирался спускаться вниз по туннелю, когда внимание мое привлек небольшой сверкающий предмет. Остановившись, я поднял его и с минуту безмолвно рассматривал. И для меня в мире стало светлее.

Глава 7

Сбежав торопливо по узкому туннелю в большую пещеру внизу, я уже собирался выскочить на свет и заняться изучением найденного предмета, когда длинная мускулистая рука внезапно обхватила меня за плечи, с размаху прижала к мягкой, покрытой шерстью груди, а обвислые губы стали нежно тыкаться в мою щеку.

Я оттолкнул обезьянье лицо ладонями и вырвался из объятий. С удивлением я узнал Чиксу. Она вновь двинулась ко мне, расставив руки, но я жестом остановил ее.

– Не подходи, – предупредил я ее. – Что это еще за фамильярности?

– Но я же твоя жена, – ответила Чикса. – Ты убил Рорга, а другая самка сбежала. А перед появлением той съедобной женщины Рорг выбрал меня.

– Рорг выбирает себе жену, а я – себе, – огрызнулся я. – А что это ты сказала насчет той, что сбежала?

– Съедобный мужчина и она вместе бежали по туннелю. Я позволила им скрыться. Я не хочу, чтобы съедобная женщина занимала мое место.

– Но как они могли сбежать, когда все оцеплено?

– Съедобный мужчина знал о внутреннем туннеле, – ответила Чикса. – Я ему показала… Или я менее привлекательна, чем другие самки моего народа?

– Ты безусловно самая привлекательная, Чикса, но мне совершенно не нужна жена из обезьяньего народа. Ты говоришь, она добровольно сбежала с тем съедобным мужчиной?

– Да. Мне кажется, они станут мужем и женой.

– Чикса, – сказал я, подходя ко входу и рассматривая предмет, который я подобрал, – ты солгала мне.

– Солгала, – призналась Чикса, ни капельки не смущаясь. – А как ты узнал? Ты, должно быть, волшебник, как говорит Граак.

– Узнал я, глядя на эту маленькую стеклянную сломанную иголку, один конец которой окрашен кровью, – ответил я. – Можешь назвать это волшебством, если хочешь, но эта иголка поведала мне, что съедобный мужчина уволок ее.

– Все было так, как ты говоришь, – подтвердила Чикса. – Она потеряла сознание от магии съедобного мужчины, а из руки у нее текла кровь.

– Покажи-ка мне вход в этот внутренний туннель, – приказал я.

Чикса надулась и села в уголке.

– Покажи вход, – вновь сказал я, – или убью тебя с помощью магии и скормлю собравшейся толпе.

Смерть от магии, от неизвестности явно напугала ее гораздо больше, чем любая другая угроза умертвить обычным способом. Она встала, подошла к концу пещеры, отвалила в сторону огромный обломок скалы и открыла мне тем самым темное отверстие туннеля.

– Этим путем они и ушли, – сказала она. – Но тебе их ну за что не найти. Сейчас они уже так далеко, что лишь величайший из следопытов поймет, где они.

– А кто у вас лучший следопыт?

– Лучше Граака нет.

– Тогда отправляйся сейчас же, – приказал я, – и приведи сюда Граака. Да смотри не медли, ведь моя смертельная магия будет следовать за тобой.

– Иду, – испуганно сказала она и поспешила покинуть пещеру.

Я стал нетерпеливо расхаживать, пока она не вернулась с, Грааком, беспрекословно решившим повиноваться новому рого. Согнувшись, он полез в проход. Вытянув руки, чтобы не удариться о сводчатые стены, я полез в чернильную темноту. Таким манером мы одолели мили две, и впереди забрезжил тусклый свет и вскоре мы выбрались на открытый воздух, узкого выступа в скале, напротив которого качались ветви огромного папоротникового дерева. А вокруг и внизу этого могучего папоротника расстилался папоротниковый лес, подходя к самым подножиям гор, где обитали пещерные обезьяны.

Граак принюхивался к воздуху, затем прыгнул на ближайшую ветку, вцепившись в прогнувшийся под его тяжестью прут. Громадное его тело болталось на высоте добрых семидесяти футов над землей. Затем он вскарабкался на ветку и, балансируя раскинутыми руками, дошел по ней до самого ствола. Принюхиваясь, он стал спускаться к земле.

Я последовал его примеру, хоть и не с такой легкостью, и ему пришлось даже топать от нетерпения ногой, пока я очень медленно слезал на землю. Мне стало интересно, как же Талибоц спускался вниз со своей недвижной ношей. Но вскоре я заметил, как с одной из веток свисает веревка, нижний конец которой болтается футах в десяти над землей. Вероломный дворянин, должно быть, спустил Лорали на этой веревке, не опуская на землю, а потом перерезал ее и унес свою ношу.

Под нетерпеливое притопывание Граака я подпрыгнул и ухватился за веревку. Позвав его на помощь, я с его дополнительным весом сумел обломить ветвь, рухнувшую на землю. Кремневым ножом я быстро отрезал веревку от ветки, обвязал ее вокруг тела, и мы двинулись дальше. Предчувствуя, что нам предстоят различные приключения, я уже подумывал, как воспользоваться этой веревкой.

Мы прошли не более мили по папоротниковому лесу, когда обезьяна указала на маленький отпечаток ноги рядом со следами Талибоца.

– Здесь самка пошла сама, – сказал Граак.

Придя в себя после воздействия пули торка, она двинулась дальше со своим похитителем, добровольно или по принуждению.

Поначалу следы вели на запад, но постепенно стали поворачивать на юго-запад, к побережью.

Много часов шли мы по следу, без еды и питья. Затем Граак остановился возле разросшегося папоротникового кустарника, ветви которого снабдили нас чистой свежей водой. Сорвав несколько стручков, он разгрыз их зубами. Семена стручков по вкусу напоминали лесной орех.

Мы двинулись дальше, пока не наступила внезапная ночная тьма, которую мы решили переждать, забравшись в густую крону папоротникового дерева.

Граак уснул сразу же, а я не смог. Вскоре после наступления темноты ожили ночные хищники, наполняя лес воплями и криками. Ухали печальники, смеялись хохотуны, ревели мармелоты, предсмертные вопли испускали их жертвы.

Но все же плавное покачивание дерева и шелест бесчисленных листьев убаюкали меня. Во всяком случае, меня разбудила волосатая лапа Граака, отнимающая руку от моего лица, – обычно я спал так.

– Светает, – сказал он, – а Граак голоден. Давай отыщем пищу и пойдем дальше.

Спускаясь по грубой коре ствола, я поразился контрасту криков ночных и дневных. Теперь слышалось лишь жужжанье насекомых, серебряные ноты певчих птиц, случайное пофыркивание какого-то травоядного да странные вскрики причудливых птиц-рептилий, называемых орки.

Граак и я прошли совсем недалеко по следу, когда внезапно он принюхался и, глянув вверх, сказал:

– Добрая пища! Птанг!

Проследив направление его взгляда, я увидел большое, похожее на ленивца создание, безволосое, висящее головой вниз на ветке, прогибающейся под его тяжестью. Птанг беззаботно, даже не глядя в нашу сторону, жевал листья папоротникового дерева.

Обезьяна быстро подскочила к основанию дерева и быстро забралась по стволу, затем перебралась на ветку, где лакомилось глупое существо, не обращавшее никакого внимания на приближающуюся опасность.

Граак, повиснув на ноге и руке, нанес птангу удар дубинкой по голове. Тот перестал жевать, но не сделал попытки ни сбежать, ни вступить в бой, хотя его мощные ноги были вооружены длинными острыми когтями. Граак вновь стукнул. Существо безжизненно опустило голову, и по телу пробежали судороги.

Прицепив дубинку к поясу, обезьяна взялась за кремневый нож и принялась перерезать острые когти существа, вцепившиеся в ветку. Птанг с грохотом, ломая ветви и обрывая листву, рухнул на землю.

Наевшись до отвала, Граак и я отрезали мяса в дорогу и двинулись дальше.

Немного погодя Граак указал на то место, где предыдущим вечером Талибоц и принцесса устраивали привал. Чуть дальше обнаружили мы и высокое дерево, в листве которого беглецы провели ночь. Явно они опережали нас не более чем на час пути.

Чем дальше мы торопливо продвигались, тем сильнее и сильнее становился запах, и обезьяна выказывала все больше признаков волнения, как охотничья собака, идущая по следу.

Наконец он напряженно застыл, тревожно принюхиваясь и прислушиваясь.

– Ну что? – шепотом спросил я.

– За ними идет мармелот, – ответил Граак, указывая на отпечатки.

Посмотрев вниз, я увидел, как, перекрывая следы людей, глубоко, чуть не на фут, вминаются в почву когти хищника.

И тут же, совсем недалеко, послышался крик смертельно перепуганной женщины, затем треск кустарника и ужасающий рев, который я сразу же узнал.

Граак мгновенно метнулся к деревьям, я же сдернул дубинку и нож и рванулся вперед.

Я бежал изо всех сил, насколько это можно было по скользкой листве, среди нависающих веток и цепляющихся за ноги корней, и чуть ли не вылетел на поляну, где глазам моим представилось ужасающее зрелище.

По поляне катался, взревывая, рыча, скалясь и цепляясь за все когтями, огромный мармелот, очевидно, уже в смертных конвульсиях.

Не сделал я и трех шагов, как хищник дернулся и замер неподвижно.

Оглядываясь в поисках принцессы и ее похитителя, я вздрогнул от внезапного крика, раздавшегося откуда-то сверху:

– Зинло! Сзади!

Это был голос принцессы.

Резко развернувшись, я увидел Талибоца, стоящего за толстым стволом папоротникового дерева. В левой руке он держал предмет, похожий на обойму от торка. На ладони правой руки, опираясь длинным концом на вытянутые пальцы, лежала одна из стеклянных игл, готовая к полету. И она тут же полетела мне в лицо.

Я вовремя убрал голову. Слышно было, как пуля ударила в ствол позади меня. Я прыгнул вперед, но он быстро достал вторую пулю из обоймы, и я понял, что не успею сблизиться с ним настолько, чтобы воспользоваться моим оружием, и не смогу уклониться от стеклянного снаряда.

С торжествующей ухмылкой на лице он швырнул мне иглу прямо в грудь.

– Умри, юнец! – проговорил он сквозь сжатые зубы. Но произошло непредвиденное. Я не ощутил ожидаемого ожога от попадания иглы, а противник мой вдруг застыл и осел на землю. Я понял причину, склонившись над ним и оглядев его. Во время броска он укололся иглой. Перевернув его, я снял пояс с боеприпасами и нацепил на себя. Подобрав обойму, которую он выронил, я закрыл отражатель и сунул ее в кармашек на поясе.

Затем я глянул туда, откуда донесся предупреждающий окрик Лорали. С минуту я видел перед собой лишь прекрасное лицо, обращенное ко мне из переплетения ветвей и листьев. Но тут сверху спустилась волосатая лапа, обхватила Лорали за талию и утащила. Она закричала в смертельном испуге, но ветки уже сомкнулись, и она пропала из виду.

Я мельком увидел Граака, взбирающегося по длинной лиане; левой лапой он тащил обмякшее тело Лорали. И оба они исчезли в густой листве вверху.

– Остановись, Граак! – выкрикнул я. – Вернись или погибнешь от моей магии!

Ответа не последовало.

Я полез на ближайшее дерево, намереваясь пуститься в погоню, но внезапно, без всякого предупреждения, какой-то длинный гибкий предмет обвился вокруг меня. Перед лицом замаячила разинутая пасть с угрожающе выскакивающим раздвоенным языком, а в глаза мне гипнотически уставились черные бусинки гигантской свистящей змеи.

Быстро и безжалостно могучие кольца оплетали меня, а ужасная голова раскачивалась надо мною взад и вперед. Дубинку тут же накрепко зажало, но мне удалось ухватиться за кремневый нож, и я ударил острием в раздувающееся серебряно-белое горло. Но шкура оказалась крепче, чем я полагал, и я лишь срезал несколько чешуек.

Мышечные кольца, обвившие меня, стягивали тело все туже. В любой момент ребра мои могли не выдержать и треснуть. Я едва мог коротко, спазматически набирать воздух в легкие.

И тут я вспомнил о пулях торка. Я достал нож из-под кольца змеи. Быстро вытащив обойму, я открыл отражатель, нажал на кнопку, и показалось маленькое острое окончание пули. Я сунул его под край чешуйки и нажал. И тут же сжимавшие меня кольца начали ослаблять давление, раскачивающаяся голова безжизненно обвисла, и я начал с трудом выбираться из обхвативших меня колец.

Задыхаясь, я закрыл обойму и сунул ее в пояс. И увидел надпись на нем на патоа: «Пули торка – смертельно».

Когда я вновь обрел возможность дышать нормально, я взобрался на самое высокое из ближайших деревьев и из его кроны осмотрел вершины деревьев, надеясь установить местонахождение Граака и принцессы. Но нигде не увидел и следа.

Далеко на северо-востоке, сквозь дымку, стоящую над лесом, просматривалась горная цепь, обиталище пещерных обезьян. На юго-западе вставала другая горная цепь, с угрожающе высокими вершинами.

Поскольку Граак по природе своей являлся обитателем пещер, то рано или поздно его должно было потянуть туда, к горам. И вряд ли к родным. Отказавшись повиноваться королю пещерных обезьян, он вряд ли отважится вернуться в горы родного племени. И, логически рассуждая, я предположил, что он двинется к тем, другим горам. Тем более что, когда я видел его мельком последний раз, он действительно направлялся на юго-запад. Я решил идти в том же направлении, продвигаясь зигзагом в надежде наконец напасть на его след.

Приняв такое решение, я спустился с дерева и направился в сторону неизведанных гор.

На втором зигзаге в направлении на юг я наткнулся на след Граака. Рядом со следами обезьяны тянулись слабые отпечатки крошечных ног Лорали. Дважды, по мере продвижения по следу, видел я оставшиеся следы ее попыток сбежать. Каждый раз ее ловили.