Текст книги "На алтарь любви"

Глава седьмая

– Ну, что скажешь, Том? Не сравнить с временами, когда мы питались лишь сухарями да сыром и спали у костра на холодной земле, верно?

Амос Шоотер поднял бокал своего лучшего красного вина, приветствуя Тома с супругой и обещанного гостя – им оказался никто иной, как Уильям Грэм. Сегодня он ничуть не походил на запуганного, усталого, скверно одетого беглеца, каким Кэтрин видела его в последний раз. В темно-синем бархатном камзоле с жабо из брюссельских кружев он был поистине великолепен. На пальце его поблескивал дорогой перстень – ни дать ни взять преуспевающий торговец, как и Амос.

Все в столовой Шоотеров говорило о достатке и довольстве. Украшенный богатой резьбой дубовый буфет и массивный обеденный стол были уставлены тяжелой серебряной посудой. На стене красовался роскошный гобелен, а напротив него висела картина, на которой была изображена молодая женщина в голубом платье, играющая на спинете[15]15
  Спинет – разновидность клавесина небольших размеров и прямоугольной формы.


[Закрыть]. Кэтрин выразила восхищение картиной, и Изабель Шоотер пояснила, что это работа кисти малоизвестного голландского художника Яна Вермеера.[16]16
  Ян Вермеер (1632-1675) – голландский художник, значимость творчества которого стала ясна лишь в XIX веке, после нескольких столетий забвения. Несмотря на тривиальные сюжеты его полотен (он любил изображать женщин за чтением, написанием писем и игрой на муз. инструментах), его манеру отличает мастерское использованию света и техническое совершенство


[Закрыть]

Третью стену украшало вогнутое зеркало в причудливой позолоченной раме, которую поддерживали два сияющих золотом херувима. Зеркало презабавно искажало фигуры присутствующих, превращая их в подлинные карикатуры; ничего подобного Кэтрин никогда не видела.

Окно с частым переплетом на четвертой стене задрапировано темно-синими парчовыми занавесями, затканными серебряными лилиями. Пол выложен черной и белой плиткой, а зеркало над камином отражало пушистый персидский ковер.

Раскрасневшись от вина, Амос заметил, что Том, судя по всему, не слишком удачлив, на что тот философски пожал плечами.

– Не всем же быть везунчиками вроде тебя, Амос, – солгал он не моргнув глазом. – Но я рад, что пережил годы изгнания, и теперь вполне доволен жизнью. Кроме того, у меня есть настоящее сокровище – моя милая Кэтрин.

– Не забывай о нашем верном Джорди, муженек, – добавила Кэтрин. – Он служит нам верой и правдой.

– Да, ты права – что бы ни случилось, я всегда могу положиться на Джорди. Помнишь, Амос, как Джорди добыл для нас каплуна, когда мы держали в осаде тот городок в Македонии, захваченный турками? Вот не вспомню, как он назывался…

– Прошу прощения, дамы, но тот чертов каплун был кожа да кости, – расхохотался Амос. – Но с голодухи мы и ему обрадовались.

Грэм хранил вежливое молчание и лишь благодушно улыбался, пока Амос и Том вспоминали сражения, невзгоды и гибель товарищей. Гости пили очень умеренно, тогда как хозяин усердствовал вовсю. Наконец служанка принесла громадное блюдо устриц, горячий хлеб и масло. К устрицам были поданы нарезанные толстыми кружками лимоны, изящный соусник с пряной подливкой, графин белого вина и несколько сортов сыра. Тут уж все притихли и занялись угощением.

Кэтрин никогда не видела такого роскошного стола. В центре белоснежной скатерти стояла серебряная позолоченная ваза. Два херувима поддерживали плоское блюдо, над которым склонились влюбленные.

– Это Венера и Адонис, – пояснила Изабель, заметив, что Кэтрин любуется вазой. – Неплохая работа, верно?

Да уж! Если продать эту вазу, нам с Томом хватит на несколько лет, подумала Кэтрин, но тут же опомнилась и густо покраснела. Нам с Томом! Господи, да что это с ней? Она на мгновение забылась и поверила, что они на самом деле муж и жена!

Ее беспокоило поведение Тома – с ним что-то случилось, она поняла это сразу, когда он вернулся из города. От него непривычно пахло спиртным и табаком, и вид у него с тех пор был странно рассеянный, как будто он, смеясь и болтая со старым другом, думал о чем-то очень важном.

Разделавшись с устрицей, Том обратился к Амосу и Грэму, решив, что прямолинейность может иногда оказаться полезнее хитроумия.

– Не знаком ли кто из вас с Джайлсом Ньюменом? Он ведь когда-то одним из первых вступил в войско Бэмпфилда, а я недавно слышал, что они разругались в пух и прах. Кажется, Ньюмен был с нами, когда мы воевали с турками.

Это была чистая правда. Стоя над телом убитого Ньюмена, Том мучительно соображал, где мог видеть его раньше. Только заговорив с Амосом о Македонии, он вдруг вспомнил, что Ньюмен был в числе сражавшихся там, правда, совсем недолго.

– А-а, этот святоша! – фыркнул Амос, жуя хлеб с сыром. – Странный он был парень, что и говорить… Вечно таскал с собой молитвенник и гнусавил молитвы. Не возьму в толк, почему он так и не вернулся в Англию. Сказать по правде, я и думать о нем забыл за эти годы. – Он отрезал себе еще сыра и обратился к Грэму: – А вы, сэр, не знакомы с ним? Такого, как он, трудно забыть.

– Я слышал о нем, – вежливо отозвался Грэм, подождав, пока стоящий за его стулом слуга нальет ему еще вина. – Однако я с ним незнаком, во всяком случае, не припомню.

Том внимательно наблюдал за сотрапезниками, ожидая, что один из них выдаст себя неосторожным взглядом или словом. Кто же убил Ньюмена или нанял его убийц? И откуда Амос знает Грэма? Понять, почему Шоотер пригласил Грэма, было несложно – судя по всему, Грэм желал увидеться с ним на нейтральной территории. Догадка Тома оказалась верна – как только ужин подошел к концу, Амос приобнял жену, хитро улыбнувшись.

– Думаю, мистеру Грэму и нашим гостям есть о чем побеседовать с глазу на глаз. Мы оставим вас ненадолго. Кофе будет подан в гостиной.

– Тактичный человек наш хозяин, – заметил Грэм, когда они остались одни.

– Не всегда, – сухо отозвался Том. – Тем не менее он предоставил вам удобную возможность поговорить с нами о деле, которое мы обсуждали на днях.

– Ваша правда, – ответил Грэм, – нам разумнее встречаться в чужих домах. Любопытных глаз хватает везде; впрочем, вам это известно не хуже моего.

– Итак? – Том выжидательно поднял брови.

– Итак, меня одолевает любопытство. Вам удалось написать вашим хозяевам в Лондон и попросить для меня подтверждение полного прощения?

Том многозначительно взглянул на Кэтрин. Наступило время ее выхода, как сказали бы в театре, и она с готовностью вступила в игру:

– Конечно, мистер Грэм. Вечером того же дня, когда мы говорили с вами, я зашифровала письмо в Лондон с изложением ваших требований, а муж проследил за тем, чтобы оно было отправлено.

– Прекрасно, прекрасно. Вижу, ваша жена – настоящее сокровище, капитан Тренчард.

– Мистер Тренчард или просто Том, как вам будет угодно. Я давно покинул военную службу, – поправил Том. – Да, сударь, вы правы, моя жена – просто клад. Она мастерица расшифровывать тайные послания.

Кэтрин поняла, что это, можно сказать, закодированное, замечание предназначено не столько для Грэма, сколько для нее. Она лучезарно улыбнулась Грэму и ласково поинтересовалась:

– Скажите, мистер Грэм, может быть, вы все же измените свое решение? Мне кажется, Лондон отнесся бы к вам более благосклонно, если бы вы сначала передали нам все сведения, которыми располагаете, а уж затем потребовали вознаграждения.

Грэм подошел к ней и низко склонился над ее рукой в поцелуе.

– Вы – редкая умница, миссис Тренчард. – Он помолчал и со значением добавил: – Пожалуй, есть кое-что, что могло бы убедить меня…

Том, поняв намек Грэма, вдруг ощутил прилив дикой ревности, словно Кэтрин на самом деле была его женой. Это было тем более странно, если учесть, что и он, и Гоуэр, и Арлингтон надеялись, что ей удастся соблазнить Грэма.

Беда в том, что тогда Том понятия не имел, о ком идет речь, а теперь успел как следует узнать ее. Впервые за свою полную рискованных приключений жизнь он стал уважать женщину. Тому пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не сказать Грэму – и «женушке Кэтрин» в придачу! – что-нибудь оскорбительно-едкое. В конце концов, Кэтрин сейчас делала лишь то, о чем он сам просил ее несколько часов назад. Она не отняла руку у Грэма, позволив ему задержать ее дольше, чем это допускали приличия, и чуть слышно ответила:

– Ах, мистер Грэм, можете быть уверены – мы с вами сумеем договориться…

Том наконец обрел дар речи и заговорил ледяным голосом:

– Надеюсь, вы прислушаетесь к словам моей жены и измените решение.

Грэм поклонился.

– Обещаю вам подумать. А теперь, пожалуй, нам пора присоединиться к Шоотерам и выпить с ними по чашечке кофе – я нахожу этот новый обычай весьма интересным.

Было ясно, что больше он ничего не скажет. После кофе Изабель принесла гитару и исполнила несколько песенок, и Кэтрин, уступая просьбе хозяйки, тоже спела. Только когда Том и Кэтрин в сопровождении Джорди, который на славу угостился в кухне, шли домой, Том возмутился:

– Неужели тебе действительно надо было с такой нежностью смотреть на этого слизняка?

Он ревнует! Кэтрин заглянула ему в лицо и в неверном лунном свете увидела, что он похож на бога-громовержца, готового метнуть молнию в поверженного соперника.

– Как, муженек, – заговорила она легкомысленно-капризным тоном, радуясь, что может наконец отомстить ему, – я же только исполнила приказ тех, кто послал нас сюда. И твою просьбу. Не ты ли говорил: «Очаруй Уильяма Грэма, если это будет необходимо!»? Я, как и следует примерной жене, послушалась, и что же? Вместо похвалы заслужила одни упреки. Тебе никак не угодишь, муженек!

Она развела руками с выражением очаровательного недоумения на лице – вид у нее был по-детски невинный и на редкость соблазнительный.

Да, именно соблазнительный, с яростью подумал Том. Но ведь нельзя забывать, что она – актриса и ложь у нее в крови. Кэтрин привыкла изображать смелость, жалость, отчаяние и невинность. Но разве можно знать наверняка, имея дело с такой Цирцеей, невинна она на самом деле или же все это обман?

Так он ей и сказал. Ах, вот как, злорадно подумала Кэтрин. Выходит, теперь она может вертеть им как пожелает! Ведь, если он ревнует, разве это не доказывает, что она ему небезразлична? Мужчина не станет ревновать, если считает женщину лишь наживкой для того, чтобы поймать более крупную добычу. Добычу по имени Уильям Грэм.

Том продолжал молчать, пока они не вернулись в трактир. В гостиной он швырнул шляпу в угол и отослал Джорди, а затем уселся в кресло и уставился на Кэтрин,

– Кажется, ты по-настоящему наслаждалась, соблазняя Грэма, жена?

– Я тебе не жена, и мне не доставило никакого удовольствия строить ему глазки, – ровным голосом отозвалась Кэтрин, развязывая чепчик. К несчастью, она неловко задела шпильки, и волосы ее рассыпались по плечам, но даже это зрелище не настроило Тома на более мирный лад. Он думал сейчас лишь о том, как облизывался бы Грэм, глядя на роскошные локоны Кэтрин.

По правде говоря, Кэтрин наслаждалась сейчас тем, что обрела некую власть над Томом. Однако в душе ее, помимо желания поддразнить его, зарождалось иное, более могучее желание. Ей хотелось утешить Тома, взять его руку и поднести к губам.

Том поднялся и стремительно подошел к ней.

– Ну и что теперь, красавица? Может быть, займемся на деле тем, что ты обещала Грэму? В конце концов, недостаток практики вредит любому таланту…

Его голос звучал сейчас так мягко и убедительно, и обнимавшие ее руки также были ласковыми, а его поцелуй… Кэтрин снова утонула в нем, чувствуя, как пол уходит у нее из-под ног. Вдруг смысл оскорбления, которое он бросил ей, дошел до нее, и она вспыхнула. Талант, значит? Нет, ее талант совсем в другом. Но, может быть, он имеет в виду свой талант преображаться? Вот, например, теперь он был нежен, а раньше в подобных ситуациях бывал чуть ли не груб. Так какой же он на самом деле?

– Нет, не бойся меня, моя хорошая, – прошептал он и, подняв руку, коснулся ее губ, на которых задержался вкус его поцелуя. – Я не сделаю тебе больно. Давай станцуем лучший танец на свете. Я знаю, что желанен тебе, об этом говорят мне твои лучистые глаза и мягкие губы… Почему же ты отказываешь мне? Отдайся мне, и забудем обо всем.

Должно быть, сам дьявол помогал ему соблазнить невинную девушку! Впрочем, Кэтрин подумала, что девушка эта, похоже, сама готова умолять его о любви. Но не может же она заявить ему: «Не будь я девственницей, с радостью разделила бы с тобой ложе». Как там написал старина Уилл? «Лишь будь сама себе верна, и никому из смертных не изменишь…»

– Нет, – ответила она и почувствовала гордость оттого, как твердо прозвучал ее голос. – Этому не бывать. Я не шлюха, хотя вы и думаете, что все актрисы – падшие женщины. Я завлеку для вас Грэма, но не собираюсь делить с ним ложе, даже не надейтесь!

Том снова обнял ее и поднял в воздух. Он держал ее бережно, как ребенка, и, с нежностью поцеловав в висок, понес в спальню.

– Твой отказ лишь распаляет меня. Если хочешь, чтобы твоя капитуляция не показалась тебе поражением, я готов исполнить и это твое желание.

– Отпусти меня, медведь! Ты ведешь себя как последний подонок!

Как она и опасалась, такое сравнение развеселило его.

– Плохо же ты знакома с обитателями лондонского дна, если так думаешь! Любой из них уже дважды успел бы овладеть тобой на полу!

– Любой уважающий себя мужчина не посмеет овладеть женщиной против ее воли! – яростно прошипела Кэтрин, кулаками ударяя его в грудь.

– Тише, женщина, помолчи и наслаждайся, – приказал он и, бросив ее на постель, склонился над ней и принялся осыпать ее лицо и шею легкими, как пух, поцелуями.

Кэтрин поняла, что погибла. Раньше ей не составляло труда сохранить свою честь незапятнанной просто-напросто потому, что никто из мужчин не вызывал у нее особых чувств. Открытие было не из приятных.

– Нет, – прошептала Кэтрин и почувствовала, что обманывает и его, и себя. – Нет. – Она попыталась отвести его руки в сторону, но Том уже прилег рядом и принялся развязывать шнуровку ее сорочки. В это мгновение они услышали, как открылась дверь из коридора в гостиную.

– Хозяин, – жалобно протянул Джорди. – Хозяин!

Том выругался сквозь зубы и встал. Только тревога в голосе верного слуги заставила его пошевелиться. Он открыл дверь. Джорди походил на бездомного, побитого пса.

– Что такое, будь ты трижды неладен? – поинтересовался Том. – Берегись, негодник, если ты пришел ко мне с каким-нибудь пустяком – тогда я задушу тебя собственными руками!

– Честное слово, хозяин, я никогда не посмел бы потревожить вас, зная, что вы… работаете, но дело очень важное. Там пришел какой-то констебль и желает немедленно видеть вас.

– Констебль? В такой поздний час? Что еще за констебль?

– Ну, тогда капитан, – прохныкал Джорди. – Откуда мне знать, как называют себя эти еретики? С ним солдаты с пиками, и я боюсь, хозяин.

– Ступай вниз, – мрачно ответил Том, – и скажи, чтобы поднялись сюда.

– Поздно, хозяин. Вот они.

Перед дверью появился и оттолкнул Джорди в сторону важного вида человек в стальном шлеме и кирасе поверх военной формы. За ним шли два солдата с пиками наперевес. В руке у гостя был свиток бумаги.

Он перевел взгляд с Тома на Кэтрин, которая поспешила встать рядом с «мужем», а затем торжественно провозгласил:

– Если вы – Томас Тренчард, тогда мой хозяин, глава городского магистрата, желает переговорить с вами по делу чрезвычайной важности. Соблаговолите сейчас же проследовать за мной в ратушу, вы, сударь, и вы, сударыня.

Глава восьмая

Зевая и прикрывая рот рукой, глава магистрата, представлявший интересы Австрийской империи, поднялся навстречу пришедшим.

– Очень любезно с вашей стороны исполнить мою просьбу в столь поздний час, мистер Тренчард. Приветствую вас и вашу добрую супругу.

Послушать его, так они могли бы остаться дома, подумала Кэтрин, стараясь запомнить все происходящее, чтобы использовать в новой пьесе, когда вернется в Лондон, вернее, если она туда когда-нибудь вернется.

Несмотря на цветистое приветствие, хозяин кабинета, осанистый мужчина лет пятидесяти, не пригласил их сесть и, развалившись в кресле у длинного стола, принялся расспрашивать о том, как долго они пробыли в Антверпене, откуда приехали, бывали ли за пределами города и что за дела привели их в Нидерланды.

– Раньше я был солдатом, сэр, – ровным голосом отвечал Том, придерживаясь легенды, которую он, Гоуэр и Арлингтон разработали вместе. – Отец оставил мне небольшой капитал, и я открыл в Лондоне лавку. Я надеялся разбогатеть, покупая товары в Австрийских Нидерландах и Голландии.

– Ага, теперь понятно, что привело вас к Амосу Шоотеру, – таким же, как у Тома, ровным голосом произнес он.

Итак, за ними следят; впрочем, Том подозревал, что так и будет. Интересно, видели ли его, когда он разыскивал Джайлса Ньюмена?

– Времена сейчас неспокойные, – заговорил магистрат. – Французы подступают к нашим границам, англичане воюют с голландцами. Естественно, когда в город приезжают иностранцы, мы приглядываем за ними и примечаем, чем они занимаются. Когда одного из иностранцев вдруг находят мертвым, мы обязаны разузнать, как и почему он умер. Я был бы вам весьма благодарен за помощь, сэр.

Том и бровью не повел в ответ на слова магистрата. Вид у него был беззаботно-уверенный, как всегда.

– О чем бы ни шла речь, – улыбаясь, ответил он, – и я, и моя супруга рады будем помочь. Хотя уверяю вас, если кто и найден убитым, моя жена тут ни при чем. Она падает в обморок при виде крови.

В самом деле? Вот интересно-то, а я и не знала за собой такой привычки, почти весело подумала Кэтрин. Она достала платочек и старательно обтерла лицо, как будто одна мысль о подобных ужасах вызвала у нее недомогание.

– Сочувствую вам, миссис Тренчард, – нахмурившись, протянул магистрат. – Мне хотелось показать вам кое-что, но теперь, когда мистер Тренчард поведал мне о вашем отвращении к насильственной смерти, я избавлю вас от этого зрелища. – Он взглянул на Тома. – Пойдемте, сэр. Уверен, вы не откажете мне в небольшом одолжении. С вашей женой ничего покамест не случится. Блэз, – обратился он к солдату, который стоял, загораживая узкую дверь между гобеленами на стене. – Принеси миссис Тренчард воды, ей, кажется, нехорошо. Сюда, сэр.

Впереди двинулся солдат с канделябром, за ним шагал магистрат, далее – Том, капитан, а следом – солдаты с пиками. Процессия проследовала по узкому, выложенному плиткой коридору, вниз по каменным ступеням в подвал ратуши. Пока они не остановились перед тяжелой дубовой дверью, магистрат беседовал с Томом обо всем и ни о чем.

Капитан распахнул дверь. Перед ними в большой комнате без окон, освещенной сальными свечами в латунном подсвечнике, стоял накрытый грязной простыней стол. Магистрат подвел Тома к столу, откинул края простыни и сказал, всматриваясь в лицо Тома:

– Вы знаете этого человека, мистер Тренчард?

Разумеется, Том его знал – это был Джайлс Ньюмен. Том решил не слишком кривить душой.

– Да, ваша честь. Я знал его – впрочем, не очень хорошо. Последний раз я видел его в Македонии, когда мы воевали с турками. Он уехал задолго до окончания кампании – говорили, что его отправили в Вену с каким-то поручением.

– Посмотрите на него хорошенько, мистер Тренчард, – посоветовал магистрат. – Вы ведь приехали, чтобы повидаться с ним, не так ли? Разве не с этой целью вы прибыли в Антверпен?

Том ответил совершенно искренне:

– Никак нет, сэр. Я и не знал, что Ньюмен живет в Антверпене, а приехал я, как уже говорил, по торговым делам. Если вам угодно проверить мои слова, ваша честь, можете спросить у Амоса Шоотера, – добавил он.

– Спрошу, мистер Тренчард, непременно спрошу.

– Вот только я не пойму, – медленно проговорил Том, – почему вы интересуетесь о Ньюмене именно у меня, ведь я уже сколько лет как не видел его.

Магистрат прикрыл тело Ньюмена простыней и достал из кармана клочок желтой бумаги.

– Это нашли возле тела Ньюмена – ни ценностей, ни личных вещей.

Том взял у магистрата бумажку и прочитал написанное. «Том Тренчард» – и ничего больше. Пожав плечами, он вернул клочок магистрату.

– А как он умер?

– Ну, это вам отлично известно, – усмехнулся магистрат, не сводя с него глаз. – Вы же наверняка заметили, что несчастного задушили. Не ваша ли это работа, мистер Тренчард? Том беспомощно развел руками и вновь пожал плечами.

– Нет, сэр, клянусь честью, не моя. Как я уже сказал вам, я приехал в Антверпен с самыми мирными целями, и вряд ли смогу пролить свет на обстоятельства гибели этого бедняги.

Том подумал, что непричастный к убийству человек непременно задал бы вполне естественный вопрос:

– А где было обнаружено тело?

– Быть может, мистер Тренчард, это вы мне скажете?

Том, улыбаясь, покачал головой.

– Я не лгал, говоря, что уже много лет не видал Джайлса Ньюмена. Жаль, что ничем не могу вам помочь.

– Или не хотите.

– Не могу. Если вам угодно, допросите мою жену, но только обещайте не обижать ее.

– Обещаю, мистер Тренчард, обещаю, но чуть позже. В таверне, где жил Джайлс Ньюмен, сказали, что к нему приходил гость; он поднялся наверх, а назад не спустился. Выходит, он исчез. Не вы ли этот незнакомец, мистер Тренчард?

Том решил, что неплохо будет разыграть недоумение.

– Никак нет. Я ведь уже сказал, что не видел Ньюмена со времен войны в Македонии. -

Вот теперь можно пойти в наступление, словно ему нечего скрывать: – А у вас нет описания этого гостя?

– Хозяин помнит лишь, что это был высокий, неброско одетый здоровяк. Все это можно сказать и о вас, мистер Тренчард, не так ли?

Том выразительно посмотрел на свой изящный наряд.

– Знаете, сэр, в Антверпене немало высоких, плечистых мужчин, и многие одеваются аккуратно и неброско. Может, меня и можно назвать здоровяком, но одеваюсь я сами видите как.

– Я вижу лишь, мистер Тренчард, что сейчас вы принарядились. Но так ли вы выглядели днем – вот вопрос… Теперь я желаю допросить вашу супругу.

Том не посмел возразить – это означало бы навлечь на себя подозрения. Ему оставалось лишь последовать за магистратом и его эскортом.

Стражник принес Кэтрин воды и пододвинул ей стул, за что она поблагодарила его совершенно искренне. День выдался длинный, и она смертельно устала.

Куда же увели Тома и что они с нем делают?

Кэтрин испытала неимоверную радость и облегчение, когда Том вернулся в сопровождении магистрата и его свиты. Выражение его лица было благожелательным, и казался он бодрым, как всегда.

– Отлично, Блэз, – похвалил магистрат. – Вижу, ты предложил миссис Тренчард сесть. Очень кстати, поскольку я намереваюсь побеседовать с ней. Ваш муж просил меня не пугать вас, моя милая, и я постараюсь исполнить его просьбу. Отвечайте мне честно и откровенно, и все будет хорошо.

– Да, сэр. Мне скрывать нечего. – Кроме того, что она начинает привыкать ко лжи так же, как и Том. Кэтрин сложила руки на коленях, надеясь, что никто не замечает, как дрожат ее пальцы. Она попробовала вообразить, что играет сцену из спектакля, и перед ней с фальшивой улыбочкой сидит не чиновник чужой страны, а мистер Беттертон.

– Что привело вас в Антверпен, миссис Тренчард?

Ну, это несложно.

– Я сопровождаю мужа, а он приехал сюда по делам. Мы не богаты, и я исполняю обязанности писца и секретаря.

– Похвально, миссис Тренчард. Поговорим теперь об убитом Джайлсе Ньюмене. Вы знали его?

Кэтрин сцепила руки перед грудью.

– Нет, сэр. Мы почти ни с кем в Антверпене не знакомы. Но сегодня мы ужинали в доме Амоса Шоотера.

– Да, миссис Тренчард, я знаю. Вам известно, как умер Ньюмен?

До чего же хорошо говорить правду!

– Нет, сэр, но думаю, что его убили, вы ведь сами об этом говорили.

– Вас не удивит, если я скажу, что его задушили в комнате, которую он снимал в одной из таверн, а тело выбросили из окна в безлюдный переулок?

– Ах, бедняжка! Да кто же это решился на такое злодейство?

– Действительно, кто? Может быть, ваш муж?

Глаза Кэтрин стали совсем круглыми.

– Нет, сэр, я бы знала об этом, понимаете, он все-все мне рассказывает.

Магистрат покачал головой. Похоже, сидящая перед ним женщина не лукавит – краешком глаза он неотступно следил за ее мужем. Его лицо не дрогнуло, только в глазах светилась гордость за умницу-жену.

Пожалуй, магистрат не догадывался, что Том увлеченно следил за импровизацией гениальной актрисы. Дрожащие губы Кэтрин, прерывающийся голос, невинное выражение на очаровательном личике, округлившиеся от ужаса глаза – все вызывало его восхищение. Никто не предположил бы, что эта девушка – тайный агент Британской короны.

Том заметил также, что магистрат, сам того не сознавая, начинает поддаваться обаянию Кэтрин.

– А что, если я скажу вам, что Ньюмен пытался связаться с агентом вашего правительства с намерением продать важную информацию? Нам известно, что у Англии немало лазутчиков в Нидерландах. Вот только мы не знаем, принадлежите ли вы и ваш достойный муж к числу этих агентов. Не знаем мы и то, за кем вы следите, и не ваш ли муж убил Ньюмена.

Кэтрин прижала кончики пальцев к губам и слабеющим голосом пробормотала:

– Ох, нет, это невозможно. Подозревать нас! Мы всего лишь торговцы…

– В первый день пребывания здесь вы ездили за город. Могу ли я узнать, с какой целью?

Снова несложный вопрос, и ответить на него тоже несложно.

– Чтобы осмотреть окрестности, конечно. Здесь все совсем иначе, чем у нас в Англии.

– А вы случайно не встречались с одним из ваших осведомителей?

На лице Кэтрин отразилось крайнее изумление:

– Да нет, сэр. Ведь муж уже сказал, что мы приехали по торговым делам, а какая же торговля за городом?

Ах ты, моя умница, с гордостью подумал Том. Интересно, какого мнения о ней магистрат?

Чиновник тем временем изменил тактику и медоточивым голосом поинтересовался:

– А не говорил ли ваш муж когда-нибудь о Джайлсе Ньюмене?

Том с беспокойством ожидал, что Кэтрин ответит. Если она солжет и скажет, что не слышала имя Ньюмена, и если на них донес Амос Шоотер (Том был уверен, что все происходящее – результат доноса) – тогда напускная наивность Кэтрин окажется ни к чему.

Кэтрин нахмурила лоб и медленно проговорила:

– Ну да, теперь я припоминаю. Муж спросил Амоса Шоотера, не знает ли он мистера Ньюмена. Кажется, когда-то они вместе воевали с еретиками… Перед этим они как раз вспоминали старых товарищей и годы военной службы.

Она с облегчением улыбнулась магистрату, словно радуясь, что смогла помочь ему.

Тому хотелось вскочить и захлопать в ладоши. Ответы Кэтрин были безупречны, они не давали повода для дальнейших расспросов.

– Это все? – спросил магистрат. Кэтрин кивнула.

– Да, сэр. Простите, но больше мне нечего вам сказать.

Магистрат шумно вздохнул и взглянул на Тома.

– Последний вопрос, мистер Тренчард. Где вы были сегодня днем? И что искали: подходящие товары или Джайлса Ньюмена?

– Ни то ни другое, сэр. Мне захотелось развлечься, и я зашел в трактир неподалеку от того, где мы остановились. Он называется «Белая лошадь».

– И вы можете это доказать, мистер Тренчард?

Впервые за время разговора Том отвел глаза в сторону, словно ему было что скрывать.

– Увы, сэр. Боюсь, хозяин меня запомнил – я выпил лишнего и повздорил с другим посетителем, проиграв ему партию в шахматы, и хозяину пришлось меня выпроводить. – Он помолчал. – Мне было стыдно, и я, ясное дело, ничего не сказал жене, хотя она поняла, что я расстроен, но не знала, почему. Правду я говорю, жена? – обратился он к Кэтрин.

Значит, он заметил ее беспокойство. От него ничего не скроешь! В будущем придется быть осторожной вдвойне, чтобы не выдать ему свои чувства и мысли.

Магистрат сцепил кончики пальцев, задумчиво глядя на хорошенькую, беспомощного вида женщину и высокого здоровяка, в котором сразу чувствовался бывший вояка. Никаких улик у него не было, как не было и права задерживать иностранцев без достаточных оснований. Однако за ними надо следить…

Он встал и подозвал капитана, вполголоса заговорив с ним, а сам продолжал смотреть на женщину.

Кэтрин спокойно начала поправлять льняные ленты на манжетах нарядного платья, словно ей больше ни до чего на свете не было дела. Чуть погодя она взглянула на мужа и нежно улыбнулась ему. Магистрат терялся в догадках, кто перед ним: искусная притворщица или глупенькая, наивная дурочка, но так и не пришел ни к какому выводу.

Капитан вышел, и магистрат снова уселся в кресло. Тут привели Джорди. Капитан подвел его к столу и что-то коротко сказал магистрату.

Магистрат повел рукой в сторону Тома.

– Еще минуту, мистер Тренчард. Мы допросили вашего слугу, и он подтвердил ваши слова.

– Я сказал правду, – захныкал Джорди, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности. – Я всегда говорю правду, хоть пытайте меня, хоть убейте.

Во взгляде магистрата читалось сожаление по поводу того, что он вынужден терпеть присутствие столь презренного создания.

– Успокойся, любезный. С тобой ничего не случилось. Ты, твой хозяин и хозяйка – вы все свободны. Но имейте в виду, что за вами будут следить. Стоит мне заподозрить, что вы не те, за кого себя выдаете, и мы снова встретимся. В Антверпене не любят шпионов и убийц. Можете идти.

– Хорошенькие дела… – заворчал Джорди, но Том резко оборвал его:

– Что ты себе позволяешь, Джорди! С нами обращались вежливо и учтиво. Надо уважать право хозяев города поддерживать порядок. – Он поклонился магистрату и предложил руку Кэтрин со словами: – Пойдем, жена, давно пора спать.

Том чувствовал, как дрожит ладонь Кэтрин, лежащая на сгибе его локтя, и догадался, каких неимоверных усилий ей стоило оставаться спокойной и невозмутимой под огнем направленных на нее вопросов. Даже опыт игры на сцене не вполне подготовил Кэтрин к испытаниям этого вечера.

– Умница моя! – похвалил он ее, как только они зашагали прочь от ратуши. Джорди плелся далеко позади, бормоча под нос какие-то невнятные жалобы. Он с редким мастерством сыграл свою роль, но ведь ему это доводилось делать и прежде.

Пожалуй, теперь можно сказать, что Кэтрин окончательно прошла боевое крещение!

Кэтрин долго не могла уснуть. Снова и снова она пыталась вспомнить, не сказала ли чего-нибудь, что грозило им провалом.

Том заставил ее выпить бокал вина и закусить хлебом и сыром, прежде чем она легла. Он крепко обнял ее и поцеловал в щеку, прошептав лишь: «Спасибо». Ни в его объятиях, ни в поцелуе не было ничего похотливого. Лишь искренняя благодарность, и только.

Перед закрытыми глазами Кэтрин все вертелось и кружилось, и одна мысль не давала ей покоя. Неужели это Том так безжалостно разделался с Ньюменом?

Ночь не принесла Кэтрин желанного отдыха, и утром она чувствовала такую же усталость, как и накануне. Том, напротив, был бодрым и оживленным, а Джорди – унылым, как всегда. Но ведь они привыкли к такой двойной жизни. А она – нет. Том велел принести кофе и заставил Кэтрин выпить две чашки. Она не была уверена, нравится ли ей вкус кофе, – они с Робом не часто могли позволить себе это лакомство. Том объяснил, что привычка приходит позже.

– Кофе просветляет голову, прогоняет тревогу, и, чем больше его пьешь, женушка, тем больше он тебе будет нравится. Я выпил немало этого божественного напитка в кофейнях Лондона.