Текст книги "Сестры"

Интерлюдия

Лондон, Англия. 1970

В церкви было тихо, как в склепе, и слабые бледные лучи предвечернего солнца, проникавшие сквозь стекла витражей, нежились в пустоте. Но и они не могли разогнать того вечного покоя и одиночества, в которых возрастала любовь к Богу. Бледный свет от потрескивающих свечей бликами играл на высоком алтаре и отражался на полированных спинках скамеек из красного дерева. На скамье в исповедальне за перегородкой сидел с опущенной головой, со скрещенными руками священник. И только его сердце чувствовало загробный холод.

Он поднял голову, сноп серебристо-золотого света упал на его лицо, являя выражение вечной тоски, которую никто не в силах был развеять. Он вновь почувствовал, как дрожь пронзила его. Но ее вызвал не холод неотапливаемой церкви, а неуловимое предвосхищение того, что должно свершиться в этом месте и в этот час. Он мысленно улыбнулся, отмечая свою сверхъестественную способность воздействовать на тех, кто прислушивается к небесам. Он перевернул страницу в псалтыри, лежавшей у него на коленях, и губы его зашептали слова так хорошо известной ему молитвы. Пытался ли он вызвать дух мучительной потери из этих холодных каменных стен, дух, который ускользал через металлические решетки и припал к старинным потолкам с причудливой старинной резьбой? Или он просто старался успокоить свою душу, готовясь к целительному таинству исповеди?

Скрип отворяемой двери нарушил тишину. Еще невидимый кто-то вошел, стоя в открытых дверях Божьего храма. Священник повернул голову на звук, и его забившееся сердце подсказало ему, что его томило предчувствие прихода этой души, которая томится и не находит покоя. Душа измучена – так далека она от Бога и все же стремится в это чуждое ей место, чтобы облегчить свои кошмары… или чтобы искупить их.

Сначала шаги прошелестели по боковому нефу, потом стали тверже. Грешник утвердился в своем решении и заспешил.

В нескольких дюймах от священника шаги смолкли. У дверцы в исповедальню.

И вновь могильный холод коснулся души священника, сильнее и гораздо реальнее, чем прежде.

Он увидел тень кающегося грешника через решетку красного дерева – тот опускался на колени.

Он задержал дыхание и постарался утишить тяжело забившееся сердце.

– Господь милосердный, укрепи меня, помоги в том, что я должен услышать, – прошептал он.

Раздался сильный, ясный голос:

– Прости мне, Отче, мои прегрешения.

Это был женский голос.

Часть вторая
МАТЕРИАЛЬНЫЙ МИР

– Какого черта это должно иметь значение? – вскричал Джейк.

– Имеет значение, потому что это нечто материальное, – спокойно возразила Мэгги. – А материя – это то, из чего сделан мир.

Джули Беннет. «Материальный мир»

5

Палм-Спрингс, Калифорния. 1987

– Эй, не желаешь ли подкинуть меня в Палм-Спрингс? – гримасничая, Джейн постучала по стеклу машины со стороны пустующего пассажирского сиденья.

Питер Партон перегнулся через переднее сиденье, и лицо его расплылось от увиденной картины. Опуская стекло, он попросил:

– Повторите, пожалуйста, леди. – Он все прекрасно слышал, другие мысли пришли ему в голову.

Питер давно кружил вокруг Лос-Анджелеса – он как раз собирался на побережье и искал себе попутчицу, но это была потрясающая девица, было от чего потерять голову. Залитая резким светом палящего над аэропортом Лос-Анджелеса солнца, она была совершенно необыкновенной, фантастической девушкой, перед которой меркли Кристи Бринклис, Брук Шилдс и Мадонна. Тело превосходило самые смелые мечты, но груди держали пальму первенства. Она перегнулась через стекло, и они оказались так близко – почти полностью видны через широкий ворот дорогой шелковой кремовой блузки. Он мог созерцать две белые, тугие, мастерски вылепленные скульптурные округлости.

Питер уставился на нее, как подопытный кролик, загипнотизированный, парализованный.

Джейн выпрямилась, и улыбка озарила ее лицо, едва она увидела, как мечутся молекулы в ошалевшей голове парня. А он вовсе не дурен, тип Дона Джонсона, с симпатичным тяжелым подбородком, ярко-синими глазами и ртом, полным отличных американских зубов. Она совершенно случайно выбрала его машину. Два других чернозубых водителя, мимо которых она продефилировала, не показались ей подходящими для того, чтобы домчать до нужного места ее особу, а пустыня была в двух часах от Лос-Анджелеса.

– Повторяю: не подбросишь ли ты меня до Палм-Спрингс? – Она притворилась нетерпеливой. Упершись рукой в обтянутый голубыми джинсами бок, она выставила вперед бедро, скрестила ноги самым завлекательным образом и выпятила задницу в сторону подернутого дымкой голубого неба.

Питер Партон тяжело вздохнул.

– Если хочешь, я домчу тебя хоть на край света, – выдавил он наконец.

– Нет уж, благодарю вас, сэр, ограничимся Палм-Спрингс. – Ее губки раскрылись в улыбке от комплимента, как лепестки цветка распускаются навстречу солнцу.

Ее необычный акцент заставил его встрепенуться. Ветер из Санта-Ана играл ее светлыми волосами.

– Ты англичанка?

– Да.

Питер Партон выскочил из машины, и через какую-то долю секунды роскошные чемоданы девушки растворились в багажнике. Он молился, чтобы она не передумала.

– Как случилось, что вам понадобилось в Палм-Спрингс?

– Здесь нужно ждать другой самолет целых два часа, а я сыта по горло всеми этими погрузками и выгрузками вещей. Просто я хочу попасть туда, вот и все.

– Вы совершенно правы, мэм. Вы знаете, куда вам надо, мэм, а уж я постараюсь вас туда доставить. – Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, распахивая перед ней переднюю дверцу. Он не собирался провести два часа, сворачивая себе шею или любуясь этой красоткой в зеркало. – Шестьдесят баксов устроит? «Или за цену горючего, если вам не хватает на хлеб», – пронеслось у него в голове.

– Отлично, – Джейн закинула свои длинные руки за голову и зевнула.

– Только что прилетела из Лондона?

– Угу.

– Ты там актриса или модель?

– Нет. С чего ты взял? – Из ее горла послышался чарующий, заразительный, какой-то заговорщический смех. Она повернула голову и взглянула на него, пока он выводил такси на шоссе.

– Уж больно ты смахиваешь на актрису или модель.

– Эй, в этом городе все такие мастера на комплименты или только ты?

Питер рассмеялся. Разумеется, все. Это стиль Лос-Анджелеса. В восторге от вашего тела. Очарован вашим умом. Восхищаюсь душой. Вы похудели. Вы теперь в чудесной форме. И где это вы так загорели? Теперь никто не говорил прямо о сексе, эти времена прошли, и любовные игры начинались со словесной прелюдии.

– В этом городе каждая девушка либо актриса, либо модель.

Это тоже было правдой.

– Мой отец был актером.

– Ух ты. И как его зовут?

– Звали. Он умер, когда я была совсем маленькая. Его звали Ричард Беннет, он был неподражаем в пьесах Шекспира, – знаешь, как Оливье или Ричард Бартон. Но он выступал только на сцене. Он никогда не связывался с Голливудом, чтобы стать кинозвездой. – Казалось, гордость в ее голосе смешивались с долей сожаления.

– Неплохо. Похоже, интересный был парень.

– Я его едва помню. Так, какие-то обрывки воспоминаний, как он качал меня на коленях, да безумную скуку в бесконечных театрах.

Джейн приподнялась на потертом сиденье. В джинсах ей было жарко, тесно, влажно. Ей очень хотелось под душ.

– А кондиционер работает?

– Еле-еле. Надо бы им заняться. – Питер Партон почувствовал укол совести. Ему на самом деле следовало предупредить ее раньше. В пустыне жара становится убийственной. Он украдкой взглянул на нее искоса, и ему опять почудилось, что от ее вида у него замирает дыхание. Она расположилась на переднем сиденье, как раскладывают драгоценную материю – одна нога поджата, другая вытянута, локоть покоится на изношенном пластиковом подголовке, а длинные, изящные пальцы поддерживают голову, повернутую к нему в профиль. Крошечные капельки пота выступали у нее над чувственной верхней губой, а под мышкой расплылось темное влажное пятно. В своей жизни не видел Питер Партон ничего прекраснее.

– А что привело тебя в Америку? – Он старался сосредоточиться на дороге и задавать вопросы самым безразличным голосом, но в голове у него проносился целый вихрь мыслей.

– В Палм-Спрингс у меня живет сестра. Я еду к ней.

– Ты хочешь сказать, что в мире есть еще кто-то похожий на тебя?

– Послушай, мистер таксист, я даже не знаю твоего имени, а ты то и дело заставляешь меня краснеть. – Джейн со смехом и с шутливой церемонностью протянула ему руку. – Я Джейн Беннет.

Он с благодарностью пожал ей руку.

– Питер Партон.

– А теперь отвечаю на твой вопрос. Нет, моя сестра совсем на меня не похожа. Да ты наверняка видел ее фотографии. Она писательница, Джули Беннет.

– Та самая Джули Беннет? Автор бестселлеров? Конечно, я ее видел. Так вот кто твоя сестра? – Питер Партон слишком долго жил в Лос-Анджелесе, чтобы чья-то слава могла смутить его. Но Джули Беннет была крупной звездой – настолько, насколько это было возможно за пределами кинобизнеса. Девушка из мечты, спустившаяся с небес, чтобы проехать в его машине, приобретала иные масштабы. Воплощенный ангел, с душой святой, она к тому же принадлежала к миру звезд. Это было хорошо и плохо. От этого она становилась еще интереснее, если такое было возможно, но и куда менее достижимой.

– Да так и есть. Она крупная фигура в Англии, а здесь просто громадная.

Она произнесла это с какой-то снисходительностью, даже с неодобрением, и это подсказало Питеру Партону, что его шутка пройдет безнаказанной:

– И не только в переносном смысле. – Интуиция его не подвела. Джейн расхохоталась, откинув голову и рассыпаясь серебряными колокольчиками.

– Это моя больная мозоль, как сказали бы у нас в Лондоне. Но она правда, как бы сказать, выглядит, ну… чудовищно громадной. – И она вновь разразилась смехом.

– А какая она? Я как-то прочел ее книжку, но мало что помню, только, что стоила она недешево. Но я люблю эти выпуски.

Джейн на секунду задумалась. Какая она, Джули? На сторонний взгляд, Джейн должна была знать ее изнутри. Поскольку «Пипл» и «Ас» берут интервью почти исключительно у нее, Джейн неплохо усвоила взгляды Джули на секс перед свадьбой, внебрачный секс, старческий секс и даже на «безопасный» секс, что для Джейн всегда казалось хуже, чем отсутствие всякого секса. Она знала, что Джули думает о славе, о богатстве и государственном устройстве; о католичестве, совести и евангельском консерватизме; о счастье, об аэробике и смысле жизни. О ее доме она тоже знала все. «Архитектурный дайджест» описывал его из месяца в месяц, так что «Дом и сад» не поспевал за ним. Джейн знала об эротической отделке кофейных столиков работы Роберта Мэплторпа, о стилизованных под древних идолов скульптурах Роберта Грэхема, окружавших шестидесятифутовый, неправильной формы бассейн, и о неистовой живописи Роберта Раушенберга на терракотовых стенах с лепниной в гостиной.

Много писалось о ее «друзьях» – предмет, весьма любезный сердцу английской прессы, которая больше всего на свете любит перемывать косточки. Журналы посмелее звали этих «друзей» «игрушечными мальчиками». Их лица – юные, дерзкие, невероятно красивые, всегда разные и все же бесконечно одинаковые – с таким выражением взирали с глянцевых страниц, как будто они могут съесть сколько угодно мороженого, и у них не заболит горло или желудок, как будто они пьют всю ночь, а наутро свежи и бодры, как будто они философствуют, не заботясь о том, было ли это написано или высказано раньше.

– Нет, не могу сказать, чтобы я хорошо ее знала, – ответила Джейн. – Если бы ты просмотрел все фотографии в светской хронике, ты бы знал ее не хуже меня.

– Как же так вышло?

– Ах, да разве можно хорошо знать другого человека? – В ее голосе прозвучало легкое раздражение. Причина его была ясна. Настырная и беспардонная американская любознательность натолкнулась на неумолимую британскую скрытность. Несомненно, эта очаровательная томная кошечка может царапаться, а не только мурлыкать.

Воцарилось молчание. Джейн глядела на пролетавший мимо напичканный рекламой лос-анджелесский ландшафт; быстрая заправка для машин, еще быстрее кормят жирной пищей людей. Впрочем, это мало ее интересовало, она думала о своей сестре.

Почему она ничего не знала о Джули? Почему та не потрудилась узнать получше ее саму? Этот вопрос мучил ее все сильнее с того момента, когда она, повинуясь безотчетному импульсу, решила объявиться на пороге у сестры.

Привыкаешь к тому, о чем узнаешь с самого детства, а Джейн, сколько себя помнила, росла с сознанием таинственного положения старшей сестры – «для нас она умерла». Мама отказывалась говорить на эту тему, а усталое горькое выражение, появлявшееся на ее лице всякий раз, когда Джейн заводила этот разговор, сразу же отбивало у девочки охоту к дальнейшим расспросам. Так что Джейн оставалось довольствоваться лишь голыми фактами. Джули была в ее представлении великой писательницей, находившейся во власти своих амбиций. Вот и все.

Джейн тряхнула головой, стараясь освободиться от одолевавших ее неприятных мыслей, и ее коротко стриженные волосы в стиле Сибил Шеферд взлетели густой волной. До сих пор она признавала за Джули право на независимость, и ее учтивость была вознаграждена сторицей. Полгода назад упорное молчание Джули на похоронах матери усугубляло кладбищенскую тишину. А потом – ни Джули, ни телефонного звонка, ни цветов. Разрывается между книжными презентациями в разных городах? Да нет, к Джули Беннет это не относится – такие, как она, не разрываются, а получают то, что им нужно, когда только захотят.

Несомненно, существовала какая-то семейная тайна, в центре которой была их мать. И лишь один человек мог прояснить эту тайну.

За окном мелькали раздробленные картинки города: улица с названием Центральный бульвар, дома-коробки со стеклянными фасадами и рекламные щиты – все это походило на опасную видеоигру в духе футуристов. Бесплатную. Называлось это «Сан-Диего». Для участия был нужен лишь автомобиль, страховой полис и слепая вера в Господа.

– Это становится опасным.

Бедный Питер Партон был позабыт. Джейн чувствовала, что ей нужно расслабиться, но мысли о сестре давили ее и сквозили в каждом слове.

– К этому быстро привыкаешь, – сообщил Питер. – Вся соль в том, чтобы ничего не делать в спешке и спокойно ждать худшего.

– Мне бы и вполовину меньше показалось безумием.

Но на самом деле она не боялась. Слишком устала, была взволнована и взмокла от жары; к тому же не знала, какой прием ее ожидает.

– Знаешь, я, пожалуй, попытаюсь заснуть. Доверяю себя водителю, – сказала она, прислонив голову к обшарпанной дверце бывавшего в переделках «Шевиимпла».

– Попробуй. Я разбужу тебя, как только мы въедем в Палм-Спрингс.

Через несколько мгновений она уже крепко спала.

Джули махала ей с балкона белого загородного дома, где они с матерью проводили лето. Она махала так приветственно, что Джейн хотелось немедленно мчаться по каменистой дорожке, обсаженной разросшимися, кроваво-красными цветами герани, и ворваться в прохладу старого дома, с его толстыми стенами, темной дубовой мебелью и лениво жужжащими мухами, чтобы, взбежав по ступенькам, броситься в объятия сестры, которую она совсем не знала. Но, подойдя поближе, Джейн увидела, что та размахивает клочком толстой оберточной бумаги, в которую они обычно заворачивали козий сыр. Ее большое, круглое лицо было нахмурено, по толстым щекам катились слезы, слезы гнева, ненависти и страдания. Джейн застыла на месте, а откуда-то издалека, от кактусовой лужайки, от сарая, где фермер хранил свои инструменты, донесся зовущий ее мамин голос.

– Не входи, Джейн. Туда не надо. Это не настоящая Джули – это всего лишь фотография, непотребная фотография. – Голос мамы был очень далек, но она все же закричала в ответ:

– Глупости, мамочка! – и все же побежала к дому, по серым ступенькам, в спальню с ее холодным каменным полом и высокими деревянными стенами.

Джули стояла у входа на балкон и обернулась, когда Джейн, запыхавшись, влетела в комнату. И вдруг, совершенно внезапно, она превратилась в облако, в клубы вонючего тумана, который тут же поглотил Джейн.

Стоя посреди ядовитого тумана, густого и влажного, с болезненными испарениями, Джейн начала задыхаться. Клубящаяся облаком Джули была повсюду – в легких, в горле, внутри самого ее существа. Если бы она могла закричать – издать хоть какой-нибудь звук – это бы означало, что она не погибла в жгучей паровой топке. Джейн открыла пошире рот, пытаясь изо всех сил глотнуть хоть немного воздуха, чтобы закричать.

– Помогите!

– Эй, с тобой ничего не случилось. Тебе просто приснился дурной сон.

– Что? М-м-м. Боже. – Обрывки головоломки сложились в цельную картинку. – Ох, дружище, это было жутковато. Я что, долго спала?

Она выпрямилась и собралась с мыслями. Правая рука ничего не чувствовала – она ее отлежала, пришлось слегка помассировать у локтя.

– Час или около того. Я как раз собирался тебя будить.

– Боже мой, ну и жара!

Безжалостная, злая жара и в самом деле проникала всюду, так что безопаснее было притрагиваться к предметам, залитым потом. Джейн чувствовала, как ручьи стекают у нее по шее и груди, липкие лужицы образовались на сиденье под ней, прозрачная от влаги блузка прилипла к телу.

Кондиционер не то чтобы не работал, но временами он отключался, и Пит уже принял отважное решение открыть окна в надежде, что ветерок хоть как-то освежит их и охладит машину.

Но это все равно что раскрыть ворота крепости полчищам апачей. Раскаленный воздух пустыни ворвался внутрь, как помешанный убийца, и теперь температура в салоне была не меньше ста десяти градусов по Фаренгейту, как и обещали по радио для района Коачелла-Вэлли.

Жара свирепствовала и снаружи. Джейн видела ее, ослепительно сияющую, расстилающуюся по земле, уничтожающую все живое, удушающую, губительную. На другой стороне скоростного извилистого шоссе пустыня, казалось, совсем сдалась на милость победителя и стала покорной слугой солнца, малодушно подхихикивая его жестоким шуткам и выжидая, когда наступит вечер и ее остролистые колючие цветы и жесткие кустарники вновь оживут.

– Да-а, вот это и есть пустыня. Как она тебе?

Джейн во все глаза смотрела на лежавшую за окном пустыню – она тянулась от шоссе на Сан-Бернардино к самым горам. Странное, волнующее зрелище; после привычных ее глазу холмов и равнин Англии оно напоминало лунный пейзаж. Казалось, нет ничего привлекательного, никакой зелени на этой угрюмой, бесплодной земле, но в испепеленной, выжженной щетине сквозили гордость и насмешка над легким существованием ее родной земли. «Я, может, и не хороша, зато выжила, – казалось, говорила пустыня. – Я вытерплю все и буду вечно, хотя все вокруг заставляет меня умереть». И, словно усиливая вызов адского солнца, там и сям обжигали глаза своим блеском пересохшие русла рек, всполохи пурпура, белые и рубиновые пятна дикорастущего олеандра и жутковатое серебро обуглившихся деревьев.

– Это… величественно, – ответила наконец Джейн.

Она вновь думала о Джули. Какие силы черпала отсюда ее сестра? Почему Джули, невероятное богатство которой позволяло ей жить где угодно, выбрала эту местность? Из-за ее уединенности? Из-за ее злобного противостояния ветру и небу? Из-за ее драматичного контраста с землей, на которой родилась Джули?

– Мы будем в Палм-Спрингс через десять минут. У тебя есть адрес сестры?

– Да, где-то был. – Джейн приподнялась с липкого сиденья и с огромным трудом влезла в карман сырых, облепивших тело, как кожа, джинсов. Господи, следовало бы все же носить бюстгальтер. Хотя к черту его! Грудки-то ведь хороши! Наконец она извлекла бумажку:

– Это называется «Палм-Каньон». Нужно ехать на Лас-Палмас, а дом террасами спускается с отрогов Сан-Джасинто. Это довольно большой дом, судя по картинкам в журналах. Думаю, его легко найти.

– Палм-Каньон – главная достопримечательность. Я неплохо знаю район Лас-Палмас. Без проблем. – Питер Партон уже терял свою пассажирку. – Как будешь в Лос-Анджелесе и вдруг заскучаешь, разыщи меня. – Он протянул ей карточку и постарался не слишком заглядывать в ее глаза, аквамариновые, как море у Карибских островов, где он служил на флоте. Глаза… да и вся она. Целый час, пока она спала, парень наслаждался прекрасным зрелищем.

– Я иногда снимаюсь, да и сценарии пишу в свободное время. Такси – это так, для заработка. – Если она из Англии, может статься, она и не слышала ничего такого. На фабрике грез нет людей, которые не подошли бы друг другу.

Но Джейн была уже не с ним. Симпатичный парень, с ним приятно поболтать, но она уже двигалась дальше, участвовала в иных представлениях.

– Это интересно, может, я и загляну, – не очень убедительно пообещала она, мысленно возвращаясь к тому сновидению, которое только что напугало ее. Конечно, ее отчасти беспокоил предстоящий прием Джули, но лишь самую малость. То, как сестру воспринимают другие, мягко говоря, ее не волновало. Если и были трения между ее матерью и Джули, это едва ли могло затрагивать ее лично. Ей и было-то всего пять, когда сестра отправилась в Америку. Она отогнала мгновенный приступ сомнений и страха, естественное ощущение собственной неотразимости возобладало. Бедняжка Джули. Совсем одна во дворце, в раю, забитом безликими игрушечными мальчиками.

В Джейн заговорил голос крови. Что бы там ни натворила Джули, как бы ужасно себя ни вела, она, Джейн, единственное родное существо, оставшееся у Джули, – и теплая волна нежности захлестнула ее. У нее так много сил, столько любви – хватит печали, довольно Джули отгораживаться от жизни высоченными стенами своей славы и удачи. Она сумеет зарядить сестру, как заряжают севшие батарейки. Она зальет ее своим воодушевляющим оптимизмом, напоит пустыню ее чувств живительной влагой.

– Темнеет, – заметила Джейн.

– Через несколько минут станет темно. В пустыне солнце недолго церемонится с закатами. Оно просто падает за гору – и привет. Температура может понизиться сразу на двадцать градусов.

Они были на окраине Палм-Спрингс, и через пару минут солнце подтвердило, что Питер Партон не врал. Пылающий оранжевый шар скрылся из виду, вспыхнув гневным пурпуром заката над Коачелла-Вэлли, и непроглядная мгла поглотила все кругом. И будто повернули один главный выключатель, так разом вспыхнули вокруг них автомобильные огни, и в две или в три минуты они оказались на линии Палм-Каньон, где освещенные вспышками света пальмы приветствовали Джейн с прибытием. На полпути они свернули в сторону Лас-Палмас и скоро уже мчались в густой темени к подножию горы.

– Это старый район – Лас-Палмас, – пояснил Питер. – Все киношники когда-то селились именно здесь – Харлоу, Гейбл, Монро, – даже президент Рейган, да еще певцы. Элвис с Присциллой провели медовый месяц именно в его здешнем доме. Но звезды уже почти все свалили – переехали на Ранчо-Мираж или в Палм-Дезет, там теперь новые загородные клубы.

Питеру очень хотелось, чтобы беседа их не кончалась. Им уже недолго оставалось ехать вместе, а обещание звякнуть ему в Лос-Анджелес он воспринимал как вежливый отказ.

Джейн вглядывалась в темноту. Пышные заросли олеандра и тамариска делали дома невидимыми с дороги, но иногда случались просветы в чугунных решетках, отгораживающих усадьбы.

– Какие здесь красивые дома. Интересно, почему все уехали, а Джули осталась?

Питер засмеялся:

– Ты же знаешь, как это бывает. Один свалил, остальные следом. Эти звезды кино все равно что овцы. Только вот зубы у них получше, – прокомментировал он, расплываясь в улыбке. – Думаю, что все дело в безопасности и уединенности, – продолжал он. – Сюда то и дело наезжают толпы туристов, которые любят осматривать все вокруг – вроде Голливуда. Знаешь, всякие там карты домов кинозвезд и прочую чепуху. Большинство стариков и сбежали в пустыню от всего этого, им хотелось общаться только друг с другом. Вот они похватали сумки, явились сюда. А новички стали селиться ближе к загородным клубам. И уж ни один ошалевший от дурноты наркоман или какой-нибудь залетный чокнутый велосипедист туда не просочится – да и уж, по крайней мере, можно быть уверенным, что у парня, сидящего рядом за стойкой в баре, деньжат не меньше, чем у тебя. Одна беда – уж если попал в одно их этих местечек для богатеньких, вроде «Тандера» или Винтадж-клуба, сиди, как зверь в клетке. Похоже, твоя сестрица в состоянии оплачивать свое уединение.

Они двигались по нескончаемо длинной улице. В ее конце виднелись два каменных воротных столба, увенчанных беломраморными орлами, в головах которых были спрятаны прожекторы. Тяжелые черные стальные ворота преграждали путь. За ними резко вверх поднималась булыжная мостовая, и Джейн смогла разглядеть, что она обсажена высокими веерными пальмами, подсвеченными гирляндами лампочек, вьющихся по стволам. Стройные силуэты пальм выделялись на черном бархате неба. Примерно в четверти мили от ворот, гнездясь у горы, сиял и переливался огнями огромный дом. Жемчужина в короне Палм-Спрингс, он превосходил по величественности и убранству особняк Клинта Иствуда и дом Боба Хоупа. Джейн знала это.

Время от времени большинство знаменитостей бессмертия ради появлялись благодаря масс-медиа перед обычными людьми, чтобы дать им пищу для пересудов. Джейн никогда не могла понять страсти к откровенности в частной жизни, которая отличала супербогачей, – это своего рода извращение распространилось и на утонченные, древние аристократические роды старой Европы, каких-нибудь там девонширцев или «Турн унд Таксиз», которые могли купить любую кинозвезду на доходы от доходов с доходов. Теперь они со счастливым видом важничали, позируя Робину Личу для «Стиля жизни», несмотря на то, что давно уже миновало то время, когда они нуждались в рекламе.

– Ну, вот мы и приехали.

Джейн охватило восторженное возбуждение. Близилась минута великого воссоединения. Было, конечно, немного рискованно являться вот так, но некоторые предосторожности Джейн предприняла, позвонив предварительно в особняк и поговорив с управляющим, чтобы убедиться – Джули на месте. Сама она не представилась. Почему-то ей казалось, что так будет лучше. Джули, возможно, стала бы оттягивать встречу под разными предлогами, если бы она предварительно написала бы или прямо позвонила ей. А так сестра оказывалась перед свершившимся фактом, и даже если приезд Джейн для нее удар, ей придется его вынести. А потом для них все начнется сначала. Сестры Беннет будут вместе противостоять миру, и мир склонится перед ними.

– У них специальный контроль на воротах. Как мне сказать: «Джейн Беннет с визитом к Джули Беннет?»

– Нет! Господи Боже! Что ты несешь? Почему вообще надо что-то говорить.

Питер Партон внимательно взглянул на нее, уловив в ее голосе тревогу.

– Система безопасности. Такие есть у всех в Калифорнии. Единственный способ попасть внутрь – это сообщить свое имя по связи.

– Джули не должна знать, что я приехала. Я хочу, чтобы это стало сюрпризом.

– Сюрпризом?

– Ну да.

– Боже правый… – Тут его осенило: – А что, это должно стать приятным сюрпризом?

– Разумеется, – рассмеялась Джейн, хотя в душе вовсе не была в том уверена.

– Ну ладно, давай-ка попробуем. Как нам представиться?

– Как-нибудь так, чтобы нас непременно впустили. Ах, ну я не знаю. Может, сказать, что это полиция?

Питер Партон подъехал на машине к узлу связи. Ему даже не пришлось нажимать красную кнопку – раздался скучный, бесстрастный голос:

– Пожалуйста, представьтесь и скажите, по какому вы делу.

– Особый противопреступный патруль полиции Палм-Спрингс, – и Питер улыбнулся Джейн. Он был горд своей маленькой выдумкой.

Небольшая пауза и:

– Ваша машина не похожа на полицейский автомобиль.

– Вот сволочизм! Чертова видеосистема.

Джейн беспокойно ерзала на своем сиденье. Она не видела, где установлена камера. Может быть, на достаточном отдалении. Она тронула Питера за плечо, давая понять, что пора раскрыть «шутку». В ответ он неистово затряс головой. В нем заговорила его врожденная хитрость, и теперь все обращалось в опасную игру. Выдавать себя за полицию считалось преступлением, но разве все вместе не станут смеяться, когда «соучастником» окажется родная сестра.

– Я же сказал, что это специальное подразделение. Мы проверяем рапорты обо всех подозрительных передвижениях в этом районе. Нам нужно обследовать дом. – Теперь в его голосе звучало раздражение, усиленное скрытой в его словах таинственностью.

Но голос-невидимку было невозможно сбить с толку.

– С вами женщина, а на машине имеется маркировка такси. Пожалуйста, назовите ваши имена.

Лучше было продолжать начатую игру. Худшее, что могло случиться, так это что их выставят. Беда небольшая.

– Офицер Томкинс и мой помощник… Мэри Мартин. – Черт! Это было неудачно. Мэри Мартин прежде жила в Лас-Палмас, была актрисой, к тому же матерью мирового судьи. Но Питер поспешил, слишком уж на него давили.

– Пожалуйста, подождите в машине.

В голосе Джейн слышалось волнение:

– Эй, это опасно. Думаешь, тебе поверили? У меня такое чувство, будто все это происходит в кино или что-то в этом роде.

– Сейчас увидим.

Через пару минут снова зазвучал тот же голос:

– Пожалуйста, проезжайте через ворота к главному дому. Не останавливайтесь по дороге. Вас встретят наверху.

– Говорил же я тебе, что я немного актер. Похоже, я получил признание.

Едва машина остановилась, перед ней возникли двое мужчин. Оба были одеты в одинаковые синие спортивные костюмы, черные ботинки и голубые кепи. В руке у каждого был пистолет.

– Ого! Кажется, это невинная игра зашла слишком далеко. – С Питера Партона слетела вся его самоуверенность. Он высунулся в окно: – Послушайте, ребята, насчет полиции это была только шутка. Я таксист, а в машине у меня сестра Джули Беннет. Ей хотелось устроить сюрприз, но, похоже, здесь не любят сюрпризов, точно?

Луч фонарика упал на его лицо. Другой наставлен на Джейн.

– Пожалуйста, оставайтесь на месте. Пожалуйста, постарайтесь не двигаться. – Голос был холодным, бесстрастно-деловитым и зловещим. Затем он заговорил по радиопередатчику:

– Соединитесь с мисс Беннет. Скажите, что двое – мужчине лет двадцать пять, женщине около двадцати – задержаны у входа в дом. Назвались представителями полиции Палм-Спрингс. Мы связались с полицейским управлением, ответ был отрицательным. Они уже направили сюда патрульную машину. Что нам делать с этими людьми? Девушка утверждает, что она ее сестра.

– Что вы имеете в виду? «Утверждает, что сестра?» – резко спросила Джейн. – Послушайте, немедленно проводите меня к Джули, сию же минуту. Вы меня слышите?

Никто не обратил на нее внимания.

– Да, вот именно. А парень представился водителем такси, сейчас проверим, отправили его фотографию в управление шоферских лицензий. Но девушка очень настойчива. Нет, никакой сестры мы не ждем, даже не слышали, что у мисс Беннет была сестра.