Текст книги "Горный ангел"

– Неужели это так заметно? – смутилась Эйнджел.

– Моя дорогая, – ответила Клара, – влюбленность всегда очевидна для тех, кто сам когда-то имел счастье любить.

Теперь настал ее черед утешать Эйнджел.

– Тебе так повезло, детка. Ты любишь по-настоящему, глубоко, и, проводя каждый день в ожидании, ты знаешь, что рано или поздно твой муж обязательно вернется к тебе.

– Вы уверены? – прошептала Эйнджел, заглядывая в неожиданно заблестевшие лукавством глаза тети Клары.

– Всем известно, я редко ошибаюсь, детка. И на этот раз, мне кажется, твой рождественский подарок уже прибыл.

Эйнджел слегка обернулась к двери, и ее лицо озарилось радостью.

– Холт!

Он стоял в дверях, такой огромный в своей меховой одежде, и в руках у него была целая груда блестящих свертков и пакетов. Обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, он громко произнес:

– Специально для миссис Мерфи от Санта-Клауса! С радостным криком Эйнджел бросилась к нему в объятия. Ей было наплевать на то, что на них смотрели все собравшиеся в гостиной и что Пруденс уже была готова изречь что-нибудь порицающе-поучительное по этому поводу. Эйнджел с такой силой обняла Холта, что чуть не вытолкала его обратно в коридор.

– Ты приехал! – задыхаясь от счастья, проговорила она. Ей хотелось, чтобы он бросил все свои свертки и обнял ее крепко-крепко! Раздевшись, он остался в темных брюках и чистой, хотя и слегка помятой белой рубашке, что было несомненным прогрессом по сравнению с его костюмом из замши, попахивавшим зверем. Эйнджел догадалась, что он заезжал в дом пастора, чтобы помыться.

– Жаль, что ты опоздал на рождественский обед, – сказала она.

– Разве? – пробормотал Холт, жадно глядя на свою жену, как иной смотрит на сочный бифштекс.

Темные волосы Холта уже успели немного отрасти, но еще сохраняли форму. По мнению Эйнджел, он выглядел просто великолепно. И все же было что-то загадочное в том, как он улыбался и здоровался с остальными гостями. Ей очень нравился его гордый профиль.

Подойдя к Холту, мать Рейчел предложила ему отведать рождественского угощения, но он не мог оторваться от Эйнджел. Она стала еще прекраснее, как-то мягче и чуть полнее. Холт решил, что спокойная жизнь пошла ей на пользу. Теперь он был вдвойне рад, что не позволил уговорить себя взять ее с собой на прииск.

Лукаво улыбаясь, Эйнджел тронула его за рукав:

– Все эти подарки для меня, Холт?

– Жадина, – проворчал он, слегка шлепая ее по ягодицам, что привело в шок миссис Максвелл и других матрон, но только не Клару Максвелл, которая понимающе смотрела на супружескую пару.

Холт подошел к столу, на котором лежала целая груда подарков. Эйнджел выбрала маленький пакетик, завернутый в веселую пеструю бумагу, понюхала его, и ее глаза победно заблестели.

– Лаванда из Англии!

– Виски из Ирландии! – отозвался Холт.

Она взяла другую маленькую коробочку и, не улавливая никакого запаха, слегка встряхнула ее и услышала перекатывающийся звук.

– Ювелирные украшения! Ожерелье или серьги!

– Коробка накладных ногтей, – проговорил Холт. Взяв в руки еще одну коробочку, она как бы нехотя произнесла, глядя в потолок:

– Белая омела!

– Выиграла! – вздохнул Холт.

Но судя по тому, как жадно его руки обняли ее за талию, а губы страстно прижались к ее рту, было понят но, что Холт совсем не жалеет о своем проигрыше. Пруденс Максвелл громко фыркнула, а тетя Клара до вольно улыбнулась.

Когда наконец Холт выпустил Эйнджел из своих объятий, голова у нее кружилась, а глаза блестели явно не от того, что она выпила ромового пунша.

– С Рождеством! – сказал Холт, снова целуя ее в висок. – И с днем рождения!

– Кто тебе сказал? – притворно сердясь, спросила Эйнджел.

Однако гадать ей не пришлось, ведь только один человек знал о дне ее рождения, который совпадал с Рождеством.

– Я обещал не выдавать моего осведомителя. Ты сегодня выглядишь еще прекраснее, чем всегда!

– Обманщик! – тихо проговорила Эйнджел, но не могла не улыбнуться.

– Теперь я понимаю, – задумчиво произнес Холт, – почему твои родители дали тебе такое нежное, чистое имя...

– У! – Показав ему язык, Эйнджел поспешила прочь от Холта. Когда он поймал ее за руку и притянул к себе, она почувствовала, как внутри у нее все напряг лось в радостном предвкушении.

– Иди же ко мне, жена, – почти прошептал Холт и обнял ее за плечи.

«Вот оно! Скажи ему! Сейчас самый удобный момент!» – пронеслось в голове у Эйнджел.

Внезапно входная дверь распахнулась и на пороге появились засыпанные снегом Нил и Рейчел.

– Нил? – Холт мгновенно почувствовал что-то неладное.

Пруденс Максвелл шагнула вперед:

– А где мистер Бриндл? Нил покачал головой:

– Извините, мы не застали его дома. – И, взглянув на Холта, тихо сказал:

– Случилось несчастье. Мисс Валентайн серьез но ранена.

– Лили? – воскликнул Холт, не замечая удивленного вздоха, прокатившегося среди гостей при таком фамильярном обращении. Эйнджел тоже смутилась, ей даже захотелось провалиться сквозь землю.

Выпустив жену из объятий, Холт шагнул к Нилу и сурово спросил:

– Что произошло?

Окинув взглядом любопытную толпу гостей, Нил отвел брата в сторону, чтобы никто не мог их услышать. Эйнджел двинулась вслед за ними, чтобы ничего не пропустить.

– Очевидно, вчера ночью мисс Валентайн отправилась в горы, на прииск, – мрачно проговорил Нил.

– Какого черта ей там понадобилось? – сердито спросил Холт.

Нил пожал плечами.

– Не совсем ясно. Об этом нам рассказал Джо Траппер. В любом случае, она ранена.

– Насколько серьезно?

– Этого я тоже не знаю. Когда сегодня утром Лили не появилась в салуне, одна из ее девиц сообщила об этом Джо Трапперу, и старик отправился на ее поиски. Она нашел ее на полпути к прииску.

– Где она сейчас?

– У себя в доме.

– Эйнджел, где мое пальто? – резко обратился к жене Холт.

Не услышав ответа, он посмотрел на нее и увидел в ее глазах слезы ярости и боли.

– Не уходи! Только не сейчас! – взмолилась она.

Не сказав ни слова в ответ, Холт схватил пальто и быстро оделся. Не оглядываясь, он двинулся к двери.

«Если сейчас он уйдет к Лили, то обратно уже ни когда не вернется!» – подумала Эйнджел. Нет, она будет драться за него!

– Подожди! – воскликнула она ему вслед. – Я иду с тобой!

Холт ничего не ответил и даже не оглянулся. Однако, выйдя за дверь, он все же подождал ее, и они вместе отправились к веселому заведению мисс Валентайн.

Эйнджел ожидала увидеть вывихнутую ногу, растяжение связок, покрытые ссадинами ладони или, в худшем случае, обморожение. Всем было известно, что с Лили Валентайн не так-то легко справиться. Однако, заметив потушенные огни и пустой, хотя и открытый зал салуна, оба почувствовали, что случилась настоящая беда. Ни одна из девиц, работавших у Лили, не покинула дом, хотя Лили предложила им провести этот день в свое удовольствие. Затаив дыхание, все ждали развития событий.

Холт ворвался в дом, как ураган.

– Где Лили?! – прорычал он, уставившись на старого Джо.

Бармен покачал головой:

– Она наверху, Холт. Там доктор. Больше мы ничего не можем для нее сделать. Теперь все в руках Божьих.

– Черта с два! – прорычал Холт, взбегая вверх по лестнице через две ступеньки. Эйнджел не могла угнаться за ним. Подобрав юбки, она стала осторожно подниматься по скользким ступеням. Когда она вошла в спальню Лили, то первым делом подумала, бывал ли Холт здесь прежде или нет. Комната была убрана с поразительным вкусом, в приглушенно-синих и голубых тонах, что являло резкий контраст с другими помещениями этого дома. Эйнджел увидела, как ее муж склонился над обитой бархатом кроватью. Коренастая фигура врача заслонила от нее Холта. Эйнджел не слышала, что доктор сказал Холту, но, видимо, это было что-то ужасное, потому что Холт странно всхлипнул, а потом с внезапной яростью накинулся на женщину, неподвижно лежавшую на кровати.

– Черт возьми, Лили! Не уходи от меня! Только не сейчас!

Казалось, что он хотел потрясти ее за плечи, но тут вмешался доктор, схватив Холта за рукав и оттаскивая от кровати.

– Спокойно, ну же, – услышала Эйнджел укоризненные слова доктора. – Сейчас ей не больно, я дал ей настойку опия, и не нужно ее будить.

Пока мужчины переговаривались, Эйнджел подо шла к кровати. В Лили стреляли, вся грудь ее была перебинтована, торопливо и неуклюже. Она едва дышала, и Эйнджел показалось, что она уже неживая. По иронии судьбы ее рыжие волосы были тщательно уложены в замысловатую прическу, сохранившуюся еще с вечера, когда она отправилась на прииск. В рыжих кудрях все еще блестели праздничные украшения. Вдруг Эйнджел заметила слабое движение головы Лили, лежавшей на белых накрахмаленных подушках. Она наклонилась ближе, и зеленые глаза певицы приоткрылись.

– Привет, цыпленок. – От наркотика у нее был мутный взгляд, голос охрип, но она все же узнала Эйнджел. – Не слишком веселое у меня в этот раз Рождество...

Волна жалости затопила Эйнджел. Она взяла руку Лили в свои ладони. Она оказалась совершенно ледяной. Лили таяла на глазах.

– Что с тобой случилось? – тихо спросила Эйнджел. – Кто это сделал?

Лили на мгновение прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Одна-единственная слеза скатилась по мертвен но-бледной щеке.

– Береги... Холта. Вечно он... попадает в беду... – не отвечая на вопрос Эйнджел, с трудом выговорила она.

– Не надо, Лили, – Эйнджел ощутила, как по ее собственным щекам потекли горячие слезы. – Холт уверен, что ты сумеешь выкарабкаться. Мы оба уверены в этом. Неужели ты не справишься с какой-то одной несчастной пулей...

Лили едва заметно улыбнулась, но ничего не ответила. Внезапно Холт яростно воскликнул:

– Все вон! Вон!

Не подчиниться его отчаянной ярости было невозможно. Доктор, неодобрительно фыркнув и захлопнув свой черный саквояж, поспешно вышел из спальни. Вы пустив руку Лили, Эйнджел сделала шаг назад.

Подойдя к кровати, Холт опустился рядом с ней на колени. Его сжатые кулаки уперлись в матрас, покрытый залитой кровью простыней. Взяв голову Лили в свои ладони и не обращая внимания на про ступившие признаки скорой смерти на ее лице, он тихо взмолился:

– Лили, не покидай меня, не покидай...

Хлынувшие горячим потоком слезы ослепили Эйнджел. Она с трудом отошла к окну, невидящим взглядом уставившись на улицу, все еще сиявшую рождественскими огнями.

Потом она услышала тихий вздох:

– Шахта...

– Не говори ничего, побереги силы, они тебе еще пригодятся... – прервал ее Холт.

– Любимый, – тихо прошептала Лили, и на какое-то мгновение Эйнджел послышалась прежняя ирония в ее голосе. – Разве я... не хочу?

Эйнджел невольно оглянулась. Холт нежно целовал Лили в лоб.

– Все будет хорошо, Лили!

– Шахта... – снова сказала Лили едва слышным голосом и как-то странно всхлипнула. Эйнджел с ужа сом поняла, что она захлебывалась собственной кровью!

– Ты... шахта, Холт... – упрямо шептала Лили.

– Лили, не надо, Пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть, – умолял ее Холт.

Окончательно исчерпав последние силы, Лили прекратила попытки сказать то, что хотела. Помолчав ми нуту, она снова прошептала:

– Поцелуй меня...

– Конечно. – Он поцеловал ее в щеку, но Лили слабо покачала головой.

– Поцелуй по-настоящему... словно ты любишь меня...

– Я действительно люблю тебя. Господи, не глупи, Лили! Я всегда любил тебя...

Эйнджел больше не могла выдержать. Зажав рот рукой, она выбежала из комнаты, перед глазами плыл туман. Ничего не видя перед собой, она бросилась в первую попавшуюся пустую комнату, которая оказалась той аляповато убранной, вульгарной гостиной, куда ее впервые привела Лили, когда был ранен Холт.

Здесь все было так же, как и прежде. Даже рюмка со следами ярко-красной помады по краю все еще стояла рядом с хрустальным графином.

Эйнджел била такая сильная дрожь, что она была вынуждена присесть в красное бархатное кресло рядом с потухшим камином. Свернувшись калачиком, она еще сильнее заплакала. Это были слезы ярости и боли от измены. Она оплакивала и себя, и Лили... Вдруг она услышала душераздирающий крик. Кто-то наверху кричал в смертельной тоске. Эйнджел узнала, кому принадлежит этот голос. И сердце ее сжалось от боли.

Глава 17

Повинуясь молчаливому знаку Нила, Эйнджел сделала шаг вперед и бросила горсть земли на крышку соснового гроба, опущенного в свежевырытую могилу. Вернувшись на свое место, она постаралась сосредоточиться на надгробной речи Нила, не думая об исчезновении Холта.

Идя против желания всех патрон города, Нил со гласился совершить обряд захоронения тела Лили Валентайн. Почти не сомневаясь, что на ее похороны никто из горожан не придет, Нил был весьма поражен, увидев на кладбище почти все мужское население города Оро и Чистого Ручья. Пришел даже шериф Гаррет. Сняв шляпу, он склонил голову перед гробом всеми любимой мадам Лили.

И только Холта не было. Эйнджел догадывалась, что он считал подобные обряды издевательством над мертвыми. Очевидно, он хотел запомнить Лили такой, какой она была при жизни – остроумной, полной энергии и жизнелюбия. Эйнджел смахнула набежавшие слезы. Она собиралась бороться с Лили за Холта, в то время как он ни разу даже не поцеловал ее!

Когда все было кончено, Рейчел подошла к Эйнджел, чтобы утешить ее. Она пришла на похороны Лили, несмотря на строгий запрет матери.

– Это была замечательная женщина, – совершен но серьезно сказала Рейчел.

– Да, это правда. Я никогда не забуду нашу по ездку на прииск. Кажется, это было так давно...

– Целую вечность тому назад... – согласно кивнула Рейчел.

Она печально взглянула в сторону кладбищенской ограды, где обрела вечный покой Лили Валентайн. Хотя снег был еще достаточно глубок, плакучая ива, казалось, уже склонила свои ветви над могильным холмиком. Вес ной они покроются прелестными пушистыми комочка ми. Была бы жива Лили, ей бы понравилось это место. Рейчел единственная выступила против всех членов совета церковных старейшин в защиту решения о захоронении тела Лили Валентайн на святой земле кладбища. Они в один голос заявили, что хозяйке публичного дома не место на христианском кладбище независимо от того, доброе у нее было сердце или нет. Но Рейчел не постеснялась напомнить им, что в свое время они все так или иначе пользовались щедрым гостеприимством Лили.

Теперь ее заведение было закрыто. Лили завещала его Джо Трапперу, но старик сказал, что у него не хватит сердца занять место Лили, и уехал из города еще до похорон. Окна были заколочены, девицы разъехались по другим местам. Но многие приехали на один день в Оро, чтобы принять участие в похоронах Лили.

Надгробная надпись была проста и одновременно несколько двусмысленна. Она гласила: «Здесь покоится Лили Валентайн, женщина невероятной щедрости... сердечной, душевной и особенно телесной».

Нил счел такую эпитафию вполне подходящей. Муж чины, придумавшие ее и, несомненно, лучше Нила знавшие Лили при жизни, были уверены, что ей понравился бы прозрачный намек, содержавшийся в эпитафии.

Взявшись за руки, Эйнджел и Рейчел медленно пошли к поджидавшим их саням.

– Спасибо, что пришла, Рейчел. Для меня это много значит, – тихо проговорила Эйнджел.

– Это было мое искреннее желание, хотя Нил теперь ужасно сердит на меня.

Обернувшись через плечо, Рейчел посмотрела на своего жениха, мрачно наблюдавшего за тем, как могилу забрасывали землей. Вздохнув, она снова вернулась к прерванному разговору.

– Иногда я не понимаю, как он может быть таким самоуверенным и даже самодовольным... Я знаю, мисс Валентайн выбрала не совсем правильную дорогу в жизни, но она была очень хорошей женщиной. Она всегда помогала нищим и бесплатно пускала на ночлег голодных... Разве это не принимается в расчет?

– Я согласна с тобой, – задумчиво ответила Эйнджел. – Она была честнее многих, кого я знала...

– Вот именно! Она всегда говорила то, что думала, даже если знала, что людям это не понравится. В этом отношении я хотела бы быть похожей на нее.

Эйнджел улыбнулась и, слегка поддразнивая подругу, сказала:

– Но ты такая и есть, Рейчел. Ведь ты не побоялась заявить Нилу и матери, что придешь на похороны, даже если земля разверзнется у тебя под ногами?

Рейчел удивилась:

– Разве я так сказала? – Подавив смех, она при жала к лицу меховую муфту и оглянулась, не слышал ли кто ее неуместное хихиканье. – Ужасно неловко, на кладбище нельзя смеяться, я знаю...

– Мне почему-то кажется, что мисс Валентайн не возражала бы... – отозвалась Эйнджел, усаживаясь рядом с подругой в сани. Укрытые меховым пологом, они ждали Нила, не замедлившего вскоре появиться. Он был рассержен и суров.

– Нил, давай объедем вокруг кладбища, чтобы еще раз увидеть могилу, – попросила Рейчел.

– Нет, мы едем сразу домой, – сердито ответил он, подбирая вожжи и трогая лошадей по заснеженной тропинке.

– Нил, постой, я забыла положить на могилу эти шелковые цветы... – начала было Рейчел.

– Ничего, положишь их весной. Мы немедленно отправляемся домой.

Он явно был чем-то сильно рассержен. Возможно, ему не нравилось, что Лили была похоронена между могилами бывшего городского священника и его собственной матери. «Интересно, – подумала Эйнджел, – как поступили с телом матери Холта? Наверно, отдали ее племени, чтобы те похоронили ее по своим обычаям».

Во время похорон Эйнджел исподволь разглядывала могилу Вирджинии Мери. Красноречивая эпитафия на каменном надгробии содержала обычный набор фраз. Могилы самого Артура Мерфи не было видно, и это показалось ей странным.

– Нил, а где похоронен ваш отец?

Он испуганно оглянулся, но тут же взял себя в руки.

– Артур похоронен в горах, вместе с ней.

– С ней? – выпалила Рейчел и тут же смутилась.

– Вместе с его индейской скво, – поджав губы, уточнил Нил.

– О! – Для Рейчел это было неожиданной новостью, как, впрочем, и для Эйнджел. Однако она еще никогда не слышала такой ярости и жесткости в голосе Нила, в нем было даже что-то враждебное. Может быть, все его разговоры о братской любви к Холту были всего лишь пустой и обманчивой болтовней?

Словно почувствовав свою ошибку, Нил стал извиняться.

– Прощу прощения, дамы. Я сегодня слишком устал... К тому же я несколько огорчен тем, что Холт не пришел на похороны. В конце концов, мисс Валентайн считала его старым другом...

Уловив скрытый смысл в его словах, Эйнджел постаралась не принимать их слишком близко к сердцу. Где же Холт? Ищет утешения в бутылке или в объятиях другой женщины? Она старалась отогнать от себя эти бессмысленные фантазии и страхи. Ведь Холт совершенно определенно сказал ей, что любит только ее. Потенциальная соперница лежала в земле. Так почему же на душе у Эйнджел все равно было тяжело?

Ни Эйнджел, ни прочие не знали об истинной причине отсутствия Холта на похоронах Лили. И хотя она не выходила у него из головы, Холт все же должен был сделать гораздо более важное дело, чем пролить не сколько слез над ее могилой. Аили больше не было, и тут уже ничего нельзя было поделать. Зато на карту были поставлены жизни других людей. И теперь, как и всегда, ему надо было защитить свое племя, как бы опасно это ни было для него самого.

– Давно тебя не видел, Каго. – Холт улыбнулся мужчине, сидевшему напротив него у костра.

– Давно, Игашо, – согласился седовласый индеец, медленно склонив голову.

Он звал Холта по имени на языке племени арапахо, которое дала ему мать. Английское имя казалось странным и неудобным для произношения. Имя Игашо означало «странник» и, по мнению старого индейца, гораздо больше подходило Холту. Он закурил манильскую сигару, предложенную ему Холтом, и какое-то время они оба задумчиво молчали. Постепенно вигвам наполнился голубоватым табачным дымом, который лениво выползал через вентиляционное отверстие на самом верху. Следуя традициям, Холт ждал, пока Каго не выкурил до конца свою сигару.

– У белых людей есть и хорошие вещи, – при чмокнув губами, сказал он, имея в виду табак.

В серых глазах Холта блеснул озорной огонек, но выражение его лица оставалось серьезным.

– Сдается мне, что ты не только за табаком при шел, друг. Мой народ снова нуждается в оружии?

Выражение лица старого индейца не изменилось ни на йоту.

– Не хватит никаких огненных палок, чтобы про гнать жадных белых людей. Когда падает один из них, другой белый тут же встает на его место. Мои видения подтверждают это.

– Видения не всегда бывают пророческими. Каго бросил на Холта острый проницательный взгляд.

– Неужели ты никогда не научишься доверять ста рым проверенным обычаям, Игашо?

Пожав плечами, Холт уставился на огонь, задумчиво помешивая горячие угли.

– Не принимая обычаи своего народа, ты не принимаешь самого себя, – тихо сказал Каго.

При этих словах Холт снова посмотрел на старика.

– Каго, я помогал племени много раз! И при этом каждый раз сильно рисковал!

– Это так, – с готовностью согласился старик, – но в эту помощь ты не вкладывал своего сердца!

Неожиданно у Холта защипало глаза от едкого табачного дыма, слишком медленно выветривавшегося из вигвама, и он поморгал ресницами. Он всегда чувствовал себя должником перед племенем, к которому принадлежала его мать, за то, что они с радостью, какой он никогда не видел у белых людей, приняли его в свою семью. Он никогда не собирался оставаться в племени навсегда, хотя это было бы совсем не трудно. Но слишком много в Холте было от Артура Мерфи, чтобы довольствоваться спокойной и размеренной жизнью в индейской деревне. Его также не привлекала перспектива рукопашных схваток с вооруженными всадниками. Он предпочитал оставаться в стороне от материнского племени, помогая им так, как это может сделать только белый человек.

– Если ты пришел за оружием и боеприпаса ми, – сказал наконец Холт, – то я спрятал их в обычном месте.

Каго рассеянно кивнул в ответ.

– Есть еще одно дело. Зимой солдаты будут безвылазно сидеть в своих фортах, она слишком сурова для них. Это даст племени возможность быстрого передвижения.

– Не понимаю, – недоуменно произнес Холт, глядя на старика.

– Сейчас поймешь.

Каго медленно поднялся на ноги. Его длинные седые косички упали на спину. Худой и изможденный, он все же сохранил невероятное чувство собственного достоинства. Карие глаза были непроницаемы. Холт тоже поднялся со своего места. Оба, храня молчание, вышли из вигвама и направились к прииску. Холт подумал, что Каго хочет посмотреть на ящики с оружием и боеприпасами, спрятанные в шахте, поэтому, когда индеец остановился и поднял руку, Холт удивился.

– На этот раз я должен просить тебя о гораздо большем, – сказал Каго, глядя в сторону леса.

Острым взглядом Холт проследил направление, в котором смотрел Каго, и вскоре заметил группу людей, скрытых густыми деревьями.

– Сколько их? – спросил Холт.

– Шестеро.

– Это будет нелегко, – честно предупредил Холт индейца.

– Маска просит тебя постараться.

Так звали вождя племени арапахо, который доверил Каге, лекарю племени, судьбу своих людей. Холту не нужно было спрашивать, кто были эти шестеро индейцев и зачем их надо прятать. Это были беглецы, стремившиеся по той или иной причине ускользнуть от за кона белых людей. Скорее всего это были те немногие, которым удалось спастись от преследования после серьезного восстания на юге страны.

Холт чувствовал, как Каго осторожно наблюдал за выражением его лица, искоса посматривая на Холта.

– Здесь им придется нелегко, – со вздохом про говорил Холт. – Даже летом не бывает вдоволь еды.

– Разве они не принадлежат к племени? – гордо спросил Каго. – Они способны сами охотиться и до бывать себе пропитание Тебе не придется нянчиться с ними, как с младенцами.

– Да они еще совсем дети, Каго, – внимательно оглядев шестерых храбрецов, все еще стоявших за деревьями, сказал Холт. – Неужели у Маски не нашлось воинов постарше для защиты племени?

– Других воинов у него не осталось, – резко оборвал его Каго.

– Не осталось?! – Холт был поражен. Угрюмое молчание Кати было ему страшным ответом.

– Они могут пробыть здесь до весны. Потом им придется уйти на север.

В ответ Каго едва заметно кивнул, продолжая глядеть в пространство. Холт положил руку на плечо индейца и твердо произнес:

– Каго, нужно защитить женщин и детей. Пока стоит зима и военные действия приостановлены, ты дол жен отправлять их ко мне маленькими группами.

Когда индеец повернулся к Холту, тот был немало удивлен, увидев в его глазах слезы.

– Даже если у тебя сердце белого человека, Игашо, то душа у тебя настоящего индейца! – гордо прошептал он.

Холт понимал, что идет на большой риск, но иного выбора у него не было. Вместе с Кагой он устроил юных храбрецов в шахте, где им придется очень и очень не легко. Разводить костры можно будет очень редко, а охота в этих местах никогда не приносила много добычи. Стояли крепкие морозы, и, хотя все шестеро были одеты по погоде, они не были гарантированы от переохлаждения и даже обморожения. Холт, конечно, будет время от времени навещать их и привозить им провизию и шерстяные одеяла, разумеется, втайне от всех, особенно от Эйнджел и Нила.

В связи с этим Холту придется до окончания праздничных дней вернуться в Оро, чтобы отговорить Нила возвращаться на прииск. Необходимо сочинить какой-нибудь очень правдоподобный предлог для отказа от его помощи. Честно говоря, он не мог пожаловаться на Нила все то время, что они провели вместе на прииске. Холт опасался, что его сводный брат окажется нытиком, однако Нил с большим желанием взялся помогать Холту. Он даже обещал помочь выстроить новую хижину, когда настанет весна и земля хоть немного оттает.

Весной многое изменится, думал Холт, осторожно спускаясь с горы. Дойдя до того места, где нашли смертельно раненную Лили, Холт остановился, и сердце его сжалось от боли. Постояв так в молчании, он стал спускаться дальше. Пошел слабый снег, укрывая свежим покровом старые следы и затягивая былые раны. Холт возвращался к жизни быстрее, чем ожидал.

Эйнджел. Она, наверное, все еще сердится за то, что он бросил ее тогда на Рождество? Холт не знал, как объяснить ей отношения, существовавшие между ним и Лили. Больше, чем дружба, но меньше, чем любовь. Он не допускал и мысли о том, что Эйнджел могла просить его покинуть Лили в ее смертный час, но в глубине души опасался, что именно этого она тогда и хотела больше всего. Честно говоря, если бы в тот день Эйнджел заставила его выбирать между ней и Лили, то выбор оказался бы не в ее пользу. К счастью, она не стала этого делать. В конце концов, она пошла вместе с ним к Лили, чтобы успокоить и поддержать ее в страшный час смерти, хотя, несомненно, это и причиняло самой Эйнджел нестерпимую боль.

Холт вздохнул. Он должен был все объяснить ей. Кроме того, однако, было совершенно необходимо как можно скорее отправить ее домой, в Миссури. Здешняя жизнь была не для нее. Даже такой тертый калач, как Лили, в конце концов нашла свою смерть. Она погибла потому, что хотела предупредить Холта об опасности, и теперь он не мог себе этого простить. Он ни минуты не сомневался в том, что ее убил шериф Гаррет или его дружки. Проблема заключалась в том, чтобы найти убедительные доказательства и представить их суду. Впрочем, судья Фелтон Гаррет примет заранее известное решение по делу, в котором замешан его брат. А потом и Холт был в этом уверен, во всех преступлениях, совершенных в округе Колорадо, обвинят его, Холта.

Он не отрицал, что действительно нарушал закон, помогая беглым индейцам. Но ведь это не шло ни в какое сравнение с убийством! И он не чувствовал, что обязан оправдываться перед кем бы то ни было за спасение людей. Больше всего он боялся, чтобы об этом не узнала Эйнджел, так как не хотел вмешивать в это любимую женщину, слишком она была дорога ему.

Эйнджел была в кухне, когда услышала скрип от крывшейся входной двери.

– Самое время обедать! Все уже готово! – крикнула она, думая, что это вернулся Нил. Вытирая выпачканные мукой руки и поспешно поправляя непослушные волосы, она направилась к двери.

Однако улыбка тут же сошла с ее лица, и она нерешительно остановилась.

– Холт? Я тебя не ждала.

– Вижу, – несколько сдержанно произнес он, снимая шапку. Черные, как вороново крыло, волосы блеснули знакомым синим отливом. Он положил на деревянный стол большой сверток, исподволь разглядывая Эйнджел. Она раскраснелась от жара духовки, непослушные золотистые локоны обрамляли лицо. Даже сейчас, слегка усталая и огорченная, она была для него прекрасней всех на свете.

– Что это? – Она ткнула пальцем в сторону свертка.

– Это оленья туша. Мне ее разрубили и завернули в магазине у Какстона.

– А-а-а... спасибо.

Эйнджел взяла мясо и уложила его на ледник. Ополоснув руки, она стала хлопотать у плиты, безуспешно пытаясь унять сильно бившееся сердце.

Не дожидаясь приглашения, Холт уселся за обеденный стол, любуясь своей женой.

– Ты, наверное, голоден, – начала Эйнджел, яростно оттирая тряпкой застарелое пятно на плите, чтобы хоть чем-то занять дрожавшие руки.

– Да, очень, – как ни в чем не бывало ответил Холт.

Дрожь пробежала у нее по спине. Она узнала знакомые нотки в голосе мужа, хотя он сказал всего два слова, и решила не подавать виду, что поняла скрытый смысл его ответа.

– Что ж, как только Нил вернется от Максвеллов, мы пообедаем все вместе, – сказала Эйнджел, стараясь, чтобы голос звучал весело и безмятежно.

– Кажется, Нил будет обедать у Максвеллов. Проезжая мимо их дома, я заметил его лошадь, все еще не запряженную в сани.

– Не может быть, чтобы он остался там обедать, не предупредив об этом меня... – Полуобернувшись, Эйнджел заметила иронию в глазах Холта и слегка нахмурилась. – Пожалуй, пора снимать обед с плиты, иначе все сгорит.

– Если это послужит тебе утешением, то обещаю, твои труды не пропадут даром, – сказал Холт. – Я голоден, как волк.

Сдержанно кивнув, Эйнджел взяла чистую тарелку и положила на нее щедрую порцию тушеного мяса с картофелем, выложив по краю несколько ложек овощей и бобов. Потом она налила кружку горячего свежесваренного кофе и молча накрыла на стол, стараясь не смотреть на Холта.

С аппетитом поглощая вкусную еду, Холт вдруг остановился и равнодушным голосом спросил:

– Ты все еще заинтересована в прииске?

Быстро взглянув на него, Эйнджел попыталась понять, к чему он клонит. Однако лицо его оставалось невозмутимым.

– Ну конечно, заинтересована! Мне нужно золото для Бель-Монтань и... вообще.

Она надеялась, что Холт спросит ее, что значит «вообще», и тогда она скажет ему о ребенке. Однако Холт пропустил ее слова мимо ушей. У Эйнджел сжалось сердце, и страх закрался в душу. Какое-то время они молча поглощали содержимое своих тарелок. Потом Холт откинулся на спину стула и вытер рот кончиком салфетки.

– Ты великолепно готовишь, Эйнджел. Думаю, ты даже могла бы зарабатывать себе на жизнь, работая поваром в модном французском ресторане, если это потребуется, конечно.