Текст книги "Волны любви"

У меня на глаза навернулись слезы. Я прекрасно знала Джозефа. Матросы его уважали, поскольку он считался отличным гарпунером и рулевым, несмотря на юный возраст. Это был жизнерадостный юноша, высокий и сильный, мечтавший стать когда-нибудь капитаном, и мне невыносимо больно думать о том, что он лежит бездыханный на дне холодного моря. Что же будет с его матерью, когда она узнает о смерти сына? Ужасная, страшная смерть! И все-таки я не могла винить в ней кита: животное боролось за свою жизнь. Любой из нас на его месте сделал бы то же самое.

Однако оказалось, что на этом печальные происшествия сегодня не закончились. Днем был замечен еще один кит, а вернее два: самка с детенышем. Я спросила Адама, что будет с малышом, когда мать убьют. Он ласково взглянул на меня и ответил, что детеныша тоже убьют, хотя жира с него много не возьмешь. По-моему, говорила я с мужем резковатым тоном, поскольку никак еще не могла отойти после утренних событий. Я попросила пощадить мать с детенышем или по крайней мере детеныша, но Адам наотрез отказался. Без матери малыш погибнет, сказал он и добавил, что мы здесь для того и находимся, чтобы бить китов.

Я повернулась к Адаму спиной и спустилась к себе в каюту, где, по-прежнему пребывая в отвратительном настроении, и пишу сейчас эти слова. Сегодня мне довелось столкнуться с жестокой стороной китобойного промысла, после чего охота на китов кажется мне просто отвратительным занятием.

26 ноября 1845 годя

Сегодня очень холодно. На море шторм. Я мучаюсь морской болезнью и не встаю с постели. Корабль швыряет из стороны в сторону, как щепку. Все наши вещи, те, что не привязаны или не прикручены, летают по полу из одного угла каюты в другой.

Адам находится на палубе. Его присутствие необходимо, потому что корабль обходит мыс Горн. Ну и погодка в этой части света! Просто ужас!

3 декабря 1845 года

Погода все такая же, как и пять дней назад, и похоже, что наш корабль стоит на месте. Даже не верится, что здесь сейчас лето. Если уж лето тут такое, то можно себе представить, какова зима! День длится долго и становится все длиннее и длиннее. Можно читать, не зажигая лампу, до самой ночи, что очень странно и непривычно. Адама, похоже, раздражает то, что мы никак не можем обогнуть этот проклятый мыс Горн, да и команда ходит хмурая. Могу только надеяться, что шторм скоро прекратится и мы получим наконец возможность обойти эту дьявольскую часть суши, которую омывают такие жуткие моря и где стоят эти странные белые ночи.

10 декабря 1845 года

Поскольку в День благодарения все были заняты, пытаясь обогнуть мыс Горн, мы празднуем этот праздник только сегодня. Благодарить нам Господа есть за что. Вчера мы наконец-то обогнули злополучный мыс Горн и вошли в Тихий океан. Сегодня утром шторм прекратился, ветер надул паруса, и мы, наконец, поплыли вперед.

Наш кок (третий по счету, который заменил того, с поврежденной рукой, и который в отличие от остальных знает свое дело) приготовил нам великолепный ужин, не хуже того, что нам довелось бы отведать дома. Индейки, правда, не было, но мы не переживали по этому поводу, поскольку и без нее еды оказалось предостаточно: фаршированный цыпленок с картофелем, репой и луком, томленая клюква, маринованные огурчики и великолепный сливовый пудинг в винном соусе. На сладкое я открыла банку клубничного варенья и достала фруктовый кекс, который припасла как раз для этого случая. Мы все были очень рады, что наконец-то обогнули мыс Горн и вошли в более спокойные воды. Я даже почти простила Адаму его поведение, хотя и не до конца.

11декабря 1845 года

Сегодня видели корабль, но переговариваться с ним не стали, прошли мимо. Скорость у нас все еще небольшая: нет ветра. Правда, в течение нескольких часов он дул, и весьма сильный, но вскоре стих. Адама это очень беспокоит. Говорит, мы теряем время.

Днем видели стаю дельфинов. Когда матросы помчались за оружием, чтобы подстрелить нескольких, один из них спугнул цыплят, которые бегали по палубе, и те бросились врассыпную. Один из них, крупный, коричневого цвета, перемахнул за борт. Не успел бедняга коснуться поверхности воды, как какие-то морские птицы – кажется, альбатросы – бросились на него и разорвали в клочья. И хотя это был обыкновенный цыпленок, я ужасно расстроилась.

20 декабря 1845 года

Сегодня утром прошли мимо острова Маус-Афуэра, однако Адам решил на берег не высаживаться, поскольку ветер очень слабый. Он сказал, что мы не можем позволить себе роскошь попусту терять время.

А жаль! Мне так хотелось хоть на часок ощутить под ногами твердую почву. Я смотрела и не могла насмотреться на высокие горы. С корабля они казались просто великолепными. Говорят, что на острове полно коз, да и рыбы там водится видимо-невидимо. Я не отказалась бы отведать свежей козлятинки и рыбки, а то наш рацион день ото дня становится все скуднее.

Закаты здесь просто восхитительные, и мне еще никогда не доводилось видеть такого ночного неба – оно сплошь усыпано звездами. Адам показал мне Магеллановы облака: две кучки звезд, напоминающие два белых облака. Такое впечатление, что природа выставляет на наше обозрение все свои чудеса.

22 декабря 1845 года

Сегодня днем переговаривались с кораблем «Бриджит», после чего его капитан, мистер Хоуленд, и первый помощник, мистер Братер, поднялись к нам на борт. Они принесли с собой крупную черепаху. Говорят, суп из нее просто восхитительный. Мне они подарили корзиночку с прелестными, сделанными из перьев цветами.

Позже в этот же день мы видели китов, однако ни одного из них добыть не удалось. В глубине души я была этому очень рада. Я начинаю ненавидеть охоту на китов – мерзкое, кровавое занятие! – хотя и понимаю, что это глупо, ведь именно добыча китов дает нам с мужем средства к существованию. Умом-то я это понимаю, а вот сердцем принять никак не могу.

23 декабря 1845 года

Сегодня утром заметили кашалотов. Двоих удалось добыть, однако дорогой ценой: две лодки дали течь. Большую часть дня я провела в своей каюте, чтобы не видеть, как будут разделывать китов, и не вдыхать мерзкий запах. Заодно выгладила белье. Откровенно говоря, терпеть не могу гладить, но больше заняться было нечем. Наш новый кок, пожилой негр, развел мне великолепный крахмал. Мне давно нужен был именно такой. По крайней мере теперь наше белье будет хрустящим и свежим, хотя, признаться, я бы предпочла, чтобы эту работу за меня делал кто-нибудь другой.

Через два дня Рождество, однако я не очень радуюсь. Я взяла с собой подарки для Адама и членов команды, чтобы было что положить под елку. Но все дело в том, что никакой елки не будет. И все-таки хорошо, что скоро праздник, а то мне так скучно. Адам теперь большую часть времени проводит на палубе, а когда спускается в каюту, возится с какими-то бумагами, книгами и картами.

Иногда я думаю, что лучше бы мне было остаться в Сэг-Харборе!

25 декабря 1845 года

Рождество! Хотя ни за что не подумаешь, такая стоит жара, прямо-таки июльская, а для меня Рождество – это прежде всего снег.

Стюард приготовил для нас с Адамом разноцветные чулочки, чтобы мы повесили их на ночь. Я была чрезвычайно тронута такой заботливостью. Он сказал, что хочет напомнить нам о том, как мы справляли. Рождество в детстве. Как мило! Правда, на Аутер-Бэнкс никаких чулочков не было и в помине. Мы вообще не отмечали этот праздник. Но в последние годы, надо признаться, я полюбила этот день, и теперь, когда наступило очередное Рождество, душа моя ликует от радости. Мы со стюардом украсили каюту лентами и всякими безделушками, а вечером к нам с Адамом придут первый и второй помощники капитана, чтобы поздравить нас с праздником, подарить подарки и выпить праздничного чаю.

Странно, весь этот день мне не давала покоя одна мысль: мысль о ребенке, которого я потеряла. Если бы он родился, он (а я уверена, что это был мальчик) был бы сейчас с нами. Лежал бы себе в кроватке, весело смеялся и пытался поймать своими крохотными ручонками ленту. Должна признаться, мысль о моем неродившемся сыне часто меня посещает, и всякий раз я плачу.

26 декабря 1845 года

Мы славно отпраздновали Рождество и, надо сказать, даже как-то воспрянули духом.

А подарки оказались просто великолепные! Адам преподнес мне изумительной красоты шаль, коробку для рукоделия из дерева и слоновой кости и серьги. Коробку и серьги он сделал своими собственными руками, и я от них просто в восторге.

Кроме того, Адам подарил мне флакон моих любимых фиалковых духов, который купил в Сэг-Харборе и приберег специально для этого случая, и очаровательную накидку, которую, конечно, я больше буду носить дома, чем здесь, на корабле.

Милый, заботлийый Адам!

От первого помощника капитана, мистера Карнса, я получила в подарок изящную шкатулку из слоновой кости, а от второго помощника капитана – резной деревянный подсвечник.

Гости заявили, что и мои подарки им очень понравились, после чего мы сели за стол. В такой праздничный день, как этот, кажется, что лучше жизни на море ничего нет.

2 января 1846 года

Сегодня днем увидела в море какую-то странную рыбину. Мистер Карнс спустил на воду лодку, и ее удалось поймать. Оказалось, что это так называемая бриллиантовая рыба. Мне сказали, что ее очень трудно поймать. Все долго разглядывали диковинку.

Закаты в этой части света просто изумительные. Как жаль, что я не умею рисовать, а то бы запечатлела их на бумаге, а по возвращении показала своим друзьям. Уверена, что тот, кому никогда не доводилось бывать в море, ни за что мне не поверит, если я возьмусь их описывать.

Вдали показался остров Албемарл, один из Галапагосских островов. Адам сказал мне, что теперь до самых Сандвичевых островов земли мы не увидим. Скорее бы уж нам добраться до них! Ловлю себя на том, что чем дольше мы находимся в море, тем больше мне хочется ощутить под ногами твердую землю.

19 февраля 1846 года

Сегодня впервые после острова Албемарл на горизонте показалась земля. Это остров Гавайи. Как приятно снова видеть землю! Ведь в течение многих недель куда ни взглянешь – на восток, на запад, на север или на юг, – всюду бесконечный и безбрежный океан.

20 февраля 1846 года

Весь день наслаждалась видом земли, однако, поскольку погода стоит отвратительная, на море шторм, Адам решил сегодня к острову не приближаться. Подождем до завтра.

22 февраля 1846 года

Подошли к острову Мауи, и нашему восхищенному взору открылся город Лахаина. Он очень необычный и в то же время красивый. Вдали возвышаются горы, высокие и остроконечные, увенчанные белоснежными шапками снега. Небо ослепительно голубое, равно как и вода, которая, по мере того как мы приближаемся к острову, приобретает зеленоватый оттенок, оставаясь, однако, необыкновенно чистой.

Склоны гор покрыты вечнозелеными деревьями и кустарником. Такая же растительность тянется вдоль песчаных пляжей. Песок здесь просто изумительный – белый-белый! И вообще красота такая, что дух захватывает, хотя все очень странно и непривычно.

Как только мы бросили якорь, на борт поднялся офицер таможни с командой туземцев. После того как все формальности были соблюдены, Адам отправился на берег подыскать нам какое-нибудь жилье, пока мы будем на острове.

Я просто сгораю от нетерпения. Уж скорее бы он вернулся! Все вещи, которые нам могут понадобиться на берегу, я уже уложила и теперь жду не дождусь, когда ступлю на землю. Как же мне хочется поскорее оказаться на этом необыкновенном острове!

Глава 15

Сидя в маленькой лодочке, которая, ловко лавируя, плыла среди многочисленных каноэ, битком набитых туземцами, Марианна едва сдерживала волнение.

Воздух был наполнен ароматом цветов, смешанным с экзотическими запахами порта. Марианна с интересом разглядывала туземцев: смеющихся темнокожих мужчин и женщин, некоторые были почти полностью обнажены, но это их, по-видимому, нисколько не смущало.

И в Сэг-Харборе, и в Бостоне ей доводилось видеть многих канаков – команды китобойных судов создавались в основном именно из туземцев. Высокие, темнокожие, белозубые и черноволосые, живые и веселые, они, похоже, чувствовали себя в море, как дома, чего никак не скажешь о большинстве белых моряков.

Марианна, повернувшись к сидевшему рядом с ней Адаму, порывисто сжала ему руку.

– Как красиво! – воскликнула она. Адам ласково улыбнулся жене.

– Это верно, но должен предупредить тебя: кое-что из того, что ты увидишь, может тебе не понравиться.

Однако Марианна пропустила его слова мимо ушей. Быть того не может, чтобы в этом раю ей что-то не понравилось!

Домик, в котором им предстояло жить, сделан был из тростника и красоты оказался необыкновенной. Располагался он среди деревьев, и вели к нему аккуратненькие дорожки, по обеим сторонам которых росли яркие цветы. Вместе с домом в распоряжении Марианны и Адама оказались кухарка и экономка, обе туземки.

Кухарка была женщиной устрашающих размеров: ростом с Адама, но раза в два толще. По сравнению с ней даже Мег Манди казалась маленькой. Одета она была в смешное платье, сшитое из какой-то яркой цветастой материи. Оно напоминало ночную рубашку с длинными рукавами.

А экономка, наоборот, оказалась стройной молодой женщиной, с пышной грудью и блестящими черными волосами ниже пояса. Одета она тоже была довольно необычно: вокруг тела обернут и закреплен на талии кусок яркой материи, при этом точеные плечи девушки оставались обнаженными. Платьице получалось короткое, чуть ниже колен.

Марианна решила, что ее можно было бы назвать красивой, если бы не плоский нос и толстые, словно вывернутые наружу, губы.

Дом состоял из четырех комнат: веранда, две спальни и столовая. Веранда простиралась по всей длине дома, позднее Марианна узнала, что на острове так устроены все дома. У нее было две двери: одна в одном конце, а другая – в другом, чтобы при необходимости можно было устроить сквознячок, что в таком жарком климате просто наслаждение. Обставлена веранда была в восточном стиле: китайские кресла и диваны и резная горка с японскими безделушками. На стенах висели на первый взгляд скромные, а на самом деле исполненные неповторимого изящества восточные картины. Осмотрев все, Марианна решила, что обстановка очень подходит данному жилищу – просто и в то же время изысканно.

Домик стоял на берегу океана – рукой подать. А какой красивый пляж! Марианна пообещала себе, что каждый день будет ходить купаться.

Помимо четы Стритов, в доме поселилась еще одна семейная пара – капитан Уипл с супругой, – однако после длительного пребывания в замкнутом пространстве корабля Марианна чувствовала себя так, словно она одна на всем белом свете.

Разложив одежду по полочкам в шкафу, она с восторгом взглянула на просторную удобную постель. Как, должно быть, будет непривычно спать на неподвижной кровати, после того как тебя постоянно болтало и мотало в разные стороны. Марианна пока что и по земле ступала не совсем твердо: еще бы – провести столько месяцев в море!

В ту ночь они с Адамом сразу слились в страстном объятии, и когда спальня наполнилась ароматом цветов, а легкий теплый ветерок шелком коснулся ее нежной кожи, Марианне показалось, что никогда еще она не была так счастлива.

Следующий день был днем воскресным, и Марианна с Адамом по приглашению Лоренса Байглоу – местного торговца, владельца того самого дома, в котором они остановились, – посетили службу в местной церкви.

Служба эта показалась Марианне необычной и трогательной, а при виде прихожан, облаченных в самые немыслимые наряды, ей захотелось одновременно и смеяться, и плакать.

Женщины были одеты в странные, похожие на ночные рубашки платья – точь-в-точь такие, как у кухарки, – сшитые из самой разнообразной материи: от грубого ситца до тончайшего шелка. У большинства на плечах красовался либо платок, либо шаль. Однако углом, как привыкла Марианна, они сложены не были, а свободно лежали на плечах большим квадратом и завязывались узлом под подбородком.

Но самой трогательной деталью туалета оказались шляпки. Марианна, глядя на них, с трудом сдерживала смех. Каких только шляпок тут не было! Самых разнообразных стилей и фасонов, в основном таких, которые давным-давно вышли из моды. Носили их не завязывая, а просто нахлобучив на макушку. Как потом выяснилось, женщины надевали шляпки (и туфли) только для того, чтобы сходить в церковь.

Мужчины также являли собой довольно странное зрелище. Те из них, что были одеты – а находились и такие, которые предпочитали щеголять нагишом, – выглядели так, словно только что побывали на дешевой распродаже и теперь им не терпится продемонстрировать все свои покупки. Рабочие штаны запросто надевались с сюртуками и цилиндрами или, наоборот, изящные панталоны, отороченные по бокам золотистым кантом, прекрасно уживались с какой-нибудь драной морской курткой, поверх которой для красоты вешали еще и ожерелье из китового уса или ракушек. На многих мужчинах были лишь набедренные повязки, однако Марианну это не смущало: ей уже доводилось видеть и совершенно голых туземцев.

Служба шла на местном диалекте, однако священник сопровождал свою проповедь выразительными жестами, и потому кое-что понять было можно. Кроме того, Марианне очень понравилось звучание незнакомого языка, плавного и неторопливого, состоящего, казалось, из одних гласных.

После службы мистер Байглоу с женой пригласили Марианну с Адамом покататься по острову в кабриолете.

Дороги оказались все в выбоинах и ухабах, однако деревья и кустарники – красоты потрясающей, что с лихвой компенсировало тряску. Марианна только и делала, что восторженно ахала и охала. Все приводило ее в восторг: и хлебные деревья, и пальмы, и ананасы.

Однако вскоре выяснилось, что не все вокруг радует глаз. Нашлось и такое, о чем предупреждал Адам, когда говорил, что некоторые вещи ей придутся не по душе. Купание островитян обоего пола в голом виде Марианну в отличие от миссис Байглоу не смутило, а вот пьяные туземцы с обезображенными оспой лицами, валявшиеся перед тавернами и на берегу океана, вызвали ужас. Да и при виде шумной ватаги ребятишек, мал мала меньше, которая мчалась за коляской, выпрашивая подаяние и ругаясь что есть мочи на довольно приличном английском языке, она сокрушенно покачала головой.

– Я предупреждал тебя, любовь моя, что тебе здесь не все понравится, – проговорил Адам, беря жену за руку, когда она отвернулась, чтобы не видеть пьяного туземца, которого выворачивало наизнанку прямо посреди улицы.

– Что меня больше всего расстраивает, – печально сказала Марианна, – так это то, что все плохое сюда, похоже, привезли, мы, белые люди. Если бы этих людей оставили в покое, они жили бы совершенно по-другому, свободно и счастливо. По крайней мере мне так кажется.

Услышав ее слова, мистер Байглоу удивленно вскинул брови, а миссис Байглоу неодобрительно взглянула на свою спутницу.

– То, что мы изменили их жизнь, это верно, – задумчиво проговорил Лоренс Байглоу. – Но ведь мы привезли на этот остров прогресс. Не могут же эти туземцы вечно оставаться дикими! А у прогресса есть и свои негативные стороны, ничего не поделаешь. Но самое главное – мы дали им христианство, и мало-помалу эти дикари отходят от своего языческого образа жизни. Так что в конечном счете, миссис Стрит, жизнь их изменилась к лучшему.

Марианна промолчала, хотя и сильно сомневалась в его словах.

А вечером их пригласили на настоящий туземный праздник – луау. Устраивал его Куалу – островитянин, у которого Адам покупал свежие фрукты и овощи. Туземец этот, как узнала Марианна, был давним другом ее мужа.

Куалу прислал ей в подарок великолепное ожерелье из больших, блестящих, хорошо отполированных бусин. Адам объяснил Марианне, что получить такой подарок считается знаком величайшего уважения, поскольку бусины сделаны из скорлупы кокосового ореха, а орех этот очень твердый, и его трудно обрабатывать.

Марианна с нетерпением ждала предстоящего праздника. Ее всегда интересовало все новое, неизвестное. Поэтому она так внимательно изучала все, что связано с жизнью туземцев. А их праздник – это, наверное, что-то особенное. Ни в коем случае нельзя его пропустить!

К предстоящему торжеству Марианна подготовилась основательно. Надела легкое яркое платье и в соответствии с местной модой распустила волосы. Никаких дорогих украшений решила не надевать, ограничившись лишь новым ожерельем.

Луау должен был проходить на берегу. Когда Адам с Марианной туда добрались, приготовления уже подходили к концу.

В песке была вырыта огромная яма, дно которой покрывали банановые листья. Марианна с интересом принялась смотреть, что будет дальше.

Крупного выпотрошенного поросенка завернули в банановые листья, положили в яму и обложили вокруг раскаленными камнями. Потом накидали сверху водорослей и засыпали яму песком.

Марианне еще никогда не доводилось видеть такого странного способа приготовления пищи, и она не преминула сообщить об этом Адаму, поинтересовавшись заодно, долго ли им ждать поросенка.

Адам засмеялся:

– Несколько часов, любовь моя. И уверяю тебя, ничего вкуснее ты еще в жизни не ела. Скоро сама убедишься.

Марианна с удивлением взглянула на мужа:

– Несколько часов? А когда мы будем его есть?

Адам снова расхохотался:

– Не волнуйся, этого съедим через несколько часов, а пока нам подадут другого, который вот-вот будет готов. Праздник длится всю ночь, и к тому времени, как будет съеден первый поросенок, второй как раз подоспеет.

Марианна изумленно подняла брови.

– Адам! Дружище! – послышался позади громогласный мужской голос.

Марианна обернулась.

К ним, поигрывая мощными, как у борца, мышцами, приближался высоченный темнокожий детина. Это и был Куалу. Облаченный лишь в яркую набедренную повязку – Адам уже рассказывал, что она называется лава-лава, – с ожерельем из акульих зубов на груди, он казался каким-то диким, первобытным человеком. Марианне на мгновение стало страшно, однако страхи ее тут же растаяли: улыбка у Куалу оказалась просто ослепительной, а английский его был безупречен.

И тем не менее она осторожно пожала его протянутую руку и робко взглянула в лицо: впервые Марианне довелось встретить человека, который оказался выше ее мужа.

Только сейчас она заметила, что его густые курчавые волосы уже изрядно посеребрила седина. Значит, он намного старше, чем показался ей вначале.

– Добро пожаловать! – прогремел Куалу. – Добро пожаловать, гости дорогие!

Он махнул рукой, и к ним подбежала стройная темнокожая девушка с гирляндой цветов в руках. Куалу, улыбаясь во весь рот, надел гирлянду Марианне на шею. Белые, сладко пахнущие цветы, мягкие, как кожа младенца, коснулись ее тела, и Марианна ощутила приятную прохладу.

А Куалу, нагнувшись, звонко чмокнул Марианну сначала в одну, а потом в другую щеку. Марианна, несколько смутившись, бросила исподтишка взгляд на Адама. Интересно, как он воспримет подобную вольность? Но оказалось, что Адам ничего не видел, потому что ему как раз самому вешала на шею цветочную гирлянду и целовала в обе щеки стройная темнокожая девушка.

И только потом Адам наконец обратил свой взор на Марианну и, прочитав в ее глазах вопрос, расхохотался. Он нагнулся к ней и, щекоча ей ухо своим дыханием, прошептал:

– Все в порядке, любовь моя. Это ровным счетом ничего не значит. Просто у них такой обычай. На редкость дружелюбный народ.

– Это слишком мягко сказано, – проворчала Марианна.

Ей очень не понравилось, что ее собственного мужа целует какая-то молодая девица. Интересно, а до того, как они с Адамом поженились, когда он бывал на этих островах, с ним тоже так же вольно обращались? Неужели и в самый последний раз, когда он уходил в плавание без нее, было то же самое?

Однако поразмыслить над этим Марианне не удалось. Куалу, взяв их с Адамом за руки, повел к расстеленной прямо на песке большой скатерти. На этом импровизированном столе горой стояли всевозможные блюда, чаши и тарелки с едой, в большинстве своем Марианне незнакомой. По обеим сторонам скатерти прямо на песке, скрестив ноги, сидели гости.

На взгляд Марианны, они представляли собой странную, но довольно живописную картину. Женщины постарше были одеты все в те же платья, похожие на ночные рубашки, а на многих девушках были лишь набедренные повязки.

Мужчины прикрывали свою наготу длинными кусками материи. Ткань проходила между ног, оборачивалась вокруг бедер и свободно свисала впереди. У всех гостей на шеях висели гирлянды цветов, волосы также были украшены цветами. Туземцы сидели, потягивая из кокосовой скорлупы какой-то местный алкогольный напиток, и были уже немного навеселе.

В общем, атмосфера была экзотичная и возбуждающая. Единственное, что смущало Марианну, это обилие голых тел, и она время от времени украдкой поглядывала на мужа: интересно, как он себя чувствует, сидя рядом с полуобнаженными женщинами?

– Выпейте-ка это! – сказал Куалу, сунув в руки Марианне кокосовую скорлупу, наполовину наполненную каким-то напитком.

Марианна с сомнением взглянула на белую, как едко пахнувшую жидкость.

– Отпей немного, любовь моя, а то он обидится. – шепнул ей на ухо Адам. – Здесь такой обычай.

Стараясь сохранить на лице бесстрастное выражение, Марианна сделала маленький глоток и едва не задохнулась. Она поспешно отдала кокосовую скорлупу Адаму. Тот, улыбнувшись, с наслаждением отхлебнул большой глоток. Марианна, содрогнувшись, закрыла глаза.

Однако вскоре она почувствовала, как по телу ее разлилось блаженное тепло, и когда ей в очередной раз передали импровизированный бокал, задержала дыхание и сделала глоток побольше. Взглянув на Адама, она увидела, что тот одобрительно улыбается.

– Молодец! – Он коснулся рукой гирлянды на ее шее. – Правда, красивое ожерелье? Знаешь, для того чтобы сделать этот лей, требуются сотни цветов.

Марианна бросила взгляд на свое ожерелье из цветов и вдохнула их сладкий, терпкий аромат.

– Как, ты сказал, оно называется?

– Лей, – ответил Адам, и Марианна повторила за ним незнакомое слово.

В этот момент Куалу попросил тишины, и все разговоры тут же смолкли. Молчание нарушил сухой, ритмичный звук. Это зазвучали сделанные из тыквы барабаны, сначала тихо, потом все громче и громче. В них били стоявшие рядом с Куалу женщины. Куалу начал что-то нараспев произносить размеренным, монотонным голосом на своем протяжном языке.

Марианна, конечно, не понимала, о чем он говорит, но догадалась, что это тягучее песнопение представляет собой что-то вроде молитвы, сродни той, которую Пруденс Котрайт обычно произносила перед едой, когда они жили в Бостоне.

Слушая голос Куалу, бой туземных барабанов и вторивший им шум прибоя, Марианна внезапно почувствовала, что она совершенно чужая на этом острове. И как она сюда попала? Просто удивительно!

Так же внезапно, как и началась, молитва закончилась, и, издавая восторженные возгласы, туземцы приступили к трапезе.

Похоже, островитяне относились к приему пищи со всей серьезностью и были способны поглотить огромное количество еды. Марианна была ошарашена разнообразием и количеством предложенных блюд. Боясь обидеть хозяев, она старалась отведать всего понемножку. Одни блюда показались ей восхитительными, другие вообще невозможно было есть.

Жареный поросенок оказался настолько нежным, что просто таял во рту, понравились Марианне также печенье, бананы и сладкий картофель. А вот национальное блюдо островитян, пой, и цветом и вкусом напоминало замазку.

Какое-то время слышалось лишь дружное чавканье, потом вдруг, повинуясь, видимо, какому-то таинственному расписанию, начались развлечения.

Осоловевшая от еды, Марианна прислонилась к плечу мужа, восхищенно вслушиваясь в примитивные звуки барабанов и трещоток, в которые время от времени вплетались монотонные голоса. Звуки эти, незамысловатые, как биение сердца, приятно волновали.

В мерцающем свете факелов, расставленных в песке через равные интервалы, танцоры начали свой танец, исполненный одновременно и мощи, и грации. Сначала танцевали только мужчины, и Марианна, всматриваясь в их темнокожие мускулистые тела, внезапно обнаружила, что в голову ей лезут совершенно непристойные мысли. Она украдкой взглянула на Адама – заметил иди нет? Но Адам, целиком поглощенный танцем, казалось, не замечал ничего вокруг.

Потом подали еще еды, вновь звучала музыка, снова танцоры поражали собравшихся своим искусством, пока наконец ночь не превратилась в сплошную череду красок и звуков, а время, казалось, остановилось.

Марианна не заметила, когда танцоров мужчин сменили женщины, но, оторвав взгляд от кокосовой скорлупы, наполненной околехау – местным напитком, который она пила уже без колебаний и который нравился ей все больше и больше, она увидела шесть юных танцовщиц, обнаженных до пояса, с распущенными темными волосами и высокими упругими грудями, тускло поблескивающими при свете факелов.

Если танцы, исполняемые мужчинами, поражали ощущением небывалой мощи и агрессивной мужской силы, то движения юных танцовщиц очаровывали своей мягкостью и грациозностью. Они словно плыли в танце, соблазнительно покачивая бедрами. Марианна искоса взглянула на Адама. Он смотрел на них как завороженный.

Девушки, извиваясь всем телом, подступали к гостям вплотную и вновь отступали. Гремели барабаны, трещали трещотки, мерцали факелы, и все это, вместе взятое, создавало какую-то фантастическую картину.

Марианна почувствовала, что у нее начинает кружиться голова, и в то же время ей неприятно было смотреть на Адама, который глаз не мог оторвать от полуобнаженных девиц.

Островитяне били в барабаны все громче и быстрее, а движения девушек становились все более непристойными, так по крайней мере казалось Марианне.

Одна из танцующих – Марианне показалось, что это дочка Куалу, – дерзко взглянула на Адама и, вытянув вперед руки и грациозно извиваясь, двинулась к нему.

Марианна почувствовала раздражение. Что здесь такое происходит? Бросив взгляд на других танцующих девушек, она обратила внимание, что и они делают то же самое. Каждая выбирает себе какого-нибудь мужчину, подплывает к нему и тот, вскакивая, присоединяется к ней в танце.

Переведя взгляд обратно на мужа, Марианна заметила на его лице сильное смущение. Она снова взглянула на танцоров: они явно исполняли какой-то эротический танец, а дочь Куалу по-прежнему вытанцовывала перед Адамом, призывно протягивая к нему руки.

Ярость захлестнула Марианну горячей волной. Да как смеет эта дрянь вести себя так с ее мужем?

Адаму поведение девушки, по-видимому, тоже не очень понравилось. Вспыхнув до корней волос, он махнул рукой, давая ей понять, чтобы она оставила его в покое, но тщетно. Покачав головой, наглая девчонка лишь улыбнулась и, придвинувшись к Адаму еще ближе, соблазнительно закачала бедрами.