Текст книги "Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)"

Глава 22

Энтони вышел из дома, чувствуя, что если слегка не развеется, то может не совладать с искушением сослаться на дела и утром первым же поездом уехать в Лондон. Этим желанием он не особенно гордился, но оно ощущалось. Он считал себя вправе отвлечься на полчаса. Где может быть Джулия? Когда все поели, она пошла помочь Элли с мытьем посуды, и больше он ее не видел. После тягостного ужина, во время которого он и мисс Сильвер поддерживали разговор, а бедный Джимми сидел, уставясь в нетронутую тарелку, все разошлись. По общему согласию Минни отправили в постель. Легла она или нет, Энтони не знал. Вид у нее определенно был нездоровый. Эббот, полицейский сержант, пришел к мисс Сильвер. Они уединились в классной комнате, оставив кабинет Джимми, для которого все комнаты, все места были одинаковы: где бы ни находился, он чувствовал себя в страдальческом заключении. Энтони собирался вскоре вернуться к нему. Правда, он мог только разделять одиночество двоюродного брата. Скверное дело.

Пройдя по лужайке, он вошел в розарий. За живой изгородью стояла скамья. Обогнув конец изгороди, Энтони увидел на скамье Джулию и остановился, глядя на нее. Было еще совсем светло, солнце садилось в дымку. Широкий луг полого спускался к берегам ручья. На полях лежал туман, но вверху бледно-голубое небо было ясным. Джулия сидела, положив руки на колени и подняв к небу лицо. Но ни на что не смотрела, глаза ее были закрыты. Энтони подумал, что она очень бледная, очень замкнутая. Однако в ее позе ощущалась сила, не слабость – сила самообладания. Джулия была неподвижна, потому что все в ней было сосредоточено на каком-то мысленном образе.

Энтони стоял в тишине, глядя на нее. Время шло. Наконец он пошел к ней по траве, и почти в ту же секунду Джулия повернула голову и увидела его приближение. По крайней мере, он полагал, что увидела. Глаза ее были открыты, но странно пусты. Потом они потеплели. Джулия протянула руку.

– Иди, садись. Здесь хорошо.

Казалось, больше ничего говорить не нужно. Было что-то умиротворяющее в том, что они молча сидели рядом.

Вскоре Энтони легонько коснулся ее руки. Тут Джулия заговорила:

– Я думала…

– Так?

– О вчерашнем дне – до того, как это стряслось. Мы, почти все мы, видели, что положение создалось хуже некуда. Джимми, Элли, Минни были совершенно несчастны. Насчет Лоис не знаю. Наверно, ей тоже приходилось несладко. Однако если бы можно было вернуться к тому времени, нам все это показалось бы райским блаженством.

Энтони сжал ее руку.

– К чему ты клонишь?

Джулия мрачно посмотрела на него.

– Мы не можем выбирать путь, можем только плыть по течению. Вот что ужасно. Ладно бы была возможность что-то изменить, но ее нет. Это все равно что сидеть в лодке без руля и слышать, как водопад вроде Ниагары низвергается впереди с жуткой высоты.

Он стиснул ее ладонь крепче и сказал:

– Дорогая, не впадай в мелодраму.

Джулия постаралась высвободиться, но оставила попытки, поняв, что он не собирается ее выпускать.

– Ладно… это было довольно-таки… извини.

– Что ты имела в виду под Ниагарой? Может, объяснишь?

Она снова бросила на него мрачный взгляд.

– Какой смысл? Может, это не Ниагара – просто топкое болото, в котором мы все утонем.

– Звучит отвратительно. Дорогая, не думаешь, что тебе следует откровенно выговориться? Мне сейчас не до иносказаний.

Джулия отняла руку и повернулась лицом к нему.

– Хорошо, давай начистоту. Либо Лоис покончила с собой, либо ее кто-то убил. Если это самоубийство, Джимми никогда не оправится – не представляю, как он сможет. Он всю жизнь будет думать, что довел ее до этого. Конечно, это в высшей степени неразумно, нелепо, но люди не размышляют о таких вещах, они их ощущают. Мы оба знаем Джимми. И знаем, что он будет чувствовать – что уже чувствует. Вот тебе одна альтернатива. Другая – убийство. В таком случае, кто ее убил? По тому, как Джимми ведет себя, любой полицейский его заподозрит. Мы знаем, что Джимми этого не делал. Но мог бы сделать: у него был и мотив, и возможность. И если окажется, что Лоис завещала ему много денег, полицейские наверняка решат, что убил он. Это больше всего меня пугает.

Энтони возразил твердым, сердитым голосом:

– Не говори ерунды! Это не Джимми!

– Конечно, не он. Я говорю не о нас, а о полицейских. Сегодня днем Джимми звонил адвокату Лоис. Ты это знал? Его попросил старший инспектор. Говорил сперва Джимми, потом он. Адвокаты отправляют сюда копию завещания Лоис – Джимми сказал мне. Я ужасно боюсь.

– Не глупи! – произнес Энтони. – Десять против одного, что деньги вернутся к родственникам ее первого мужа. Джимми не знает этого?

– Нет. Понимаешь, ему не нравилось, что у нее есть такие большие деньги. Он очень расстроился, узнав о них. Когда они поженились, соглашение еще не было заключено – Лоис и родственники мужа пришли к нему только через полгода. Джимми это не нравилось, и он знать не хотел, что она делает со своими деньгами. Нелепо, разумеется, но таков Джимми. Только полицейские не знают, каков он, и сочтут…

– Не слишком ли поспешно ты делаешь выводы?

– Да – я дура. Но думать ни о чем другом не могу. Кажется, будет лучше всего, если полицейские поверят в версию о самоубийстве, но что тогда станет с Джимми? Потому что если это убийство – убийца один из нас.

Энтони спокойно заговорил:

– Знаешь, Джулия, о Мэнни тебе нельзя молчать. Ты должна будешь сказать полицейским. Она сделала то, что сделала, и пусть принимает последствия своего поступка. Если она совершила что-то еще, пусть примет последствия и этого. Я не допущу, чтобы Джимми обвиняли в убийстве жены только ради спасения Мэнни. Если она отравила кофе, ей придется ответить. Я ни за что не поверю, что Лоис совершила самоубийство. Ничто не убедит меня в этом. С какой стати ей было кончать с собой? Давай будем откровенны: у нее не было ни малейшего мотива для самоубийства. К Джимми она относилась совершенно безразлично. Он дал ей хорошее общественное положение и хороший дом для приема друзей. Когда Лоис выходила за него, завещание ее первого мужа оспаривалось. Дойди дело до суда, она ничуть не была бы уверена в результате, а с деньгами у нее обстояло скверно. Вот почему Лоис вышла за Джимми. Она мне ясно дала это понять. Думаешь, она бы покончила с собой потому, что Джимми застал ее в моей комнате? Быть того не может! Что до другого мотива, то я был так же ей безразличен, как и Джимми.

– Ой ли…

– Тут нечего сомневаться. Лоис скучала, злилась на Джимми, досадовала, потому что у меня не было желания покоряться ей. А она терпеть не могла, когда ей противоречили – возможно, ты это заметила. Но что до каких-то сильных чувств ко мне, то эта мысль нелепа. Лоис слишком сильно любила Лоис, чтобы страдать из-за какого-либо мужчины.

Джулия промолчала, но, как почувствовал Энтони, осталась все же при своем мнении. Когда молчание слишком затянулось, он уверенно заговорил:

– Это не самоубийство. Ее отравили. Если не Мэнни, то кто? Ты? Джимми? Элли? Минни? Вот и весь круг. На кого ты сделаешь ставку? Мы знаем, на кого ставят полицейские. В нынешней ситуации им ничего больше не остается. Дело зашло слишком далеко. Если ты не поговоришь с Мэнни, поговорю я. Лучше всего будет, если она сама пойдет и расскажет все полицейским, но они должны об этом узнать.

Только что несогласие между ними было прочным, как стена: Джулия находилась по одну ее сторону, Энтони по другую – и внезапно оно исчезло. Джулия посмотрела на него и тихо промолвила:

– Завтра… пожалуйста, Энтони… этим вечером я не могу…

Она воздействовала на него как будто с гипнотической силой. Это выражение глаз, этот тон голоса – и Энтони готов совершить почти любое безрассудство, опуститься на колени, взять ее на руки, сказать ей… Что он мог сказать здесь и сейчас? Он поражался и себе, и ей поражался, как трудно сдерживать чувства, бурлившие в душе. Но как в такую минуту говорить о любви? Он произнес с твердой решимостью:

– Завтра так завтра.

Он увидел, что ее глаза затуманились, и отвел взгляд. Джулия тут же подалась к нему и уткнулась лицом в рукав. Энтони обнял ее. И так они долго сидели, не говоря ни слова.

Глава 23

Джулия внезапно проснулась и задалась вопросом, что ее разбудило. Должно быть, не такой уж редкий плач Элли во сне, негромкий, но с прерывистым, похожим на всхлипы дыханием. Джулия мягко позвала:

– Элли…

Ответа не последовало. Джулия напрягла слух и поняла по тихому, мерному дыханию, что Элли спит. Возможно, вскрикнула во сне. «Странно, – подумала Джулия, – мы не знаем, где находятся люди, когда спят. Я не знаю даже, где находится Элли. Не всегда помню, где была сама». Ей казалось, во сне она подалась к Энтони, прижалась лицом к его рукаву, и это ощущение покинуло ее только в миг пробуждения. От сна осталось лишь желание вернуться в него, спрятаться от неприятностей, ожидающих их всех с наступлением дня.

Ей стало любопытно, который сейчас час. Наверно, между двумя и тремя ночи. В комнате было темно, но два окна выделялись, словно картины на черной стене. На картинах лежал ровный налет мрака, как на очень старых холстах, где все детали утрачены, остаются только большие скопления света и тени. Но здесь не было ничего похожего на свет. Виднелись только тени разной густоты. Так как Джулия спала в этой комнате, сколько себя помнила, она знала, что самые черные тени – это силуэты деревьев, и они редеют, когда ветви поднимаются к небу. Снаружи, наверно, было очень темно, потому что не получалось разглядеть, где кончается листва и начинаются тучи.

Проснувшись, Джулия приподнялась на локте, спустила одеяло до талии и отбросила назад волосы. Теперь она снова легла, разгладив простыню и слегка взбив подушку. Все было в порядке, Элли спала. Если ее что-то и разбудило, то, наверно, один из ночных звуков, обычных в сельской местности – птичий крик, тявканье лисицы, зов барсуков. Она слышала их все, лежа в этой постели в течение многих ночей на протяжении многих лет.

Джулия положила голову на подушку, и звук, который разбудил ее, послышался снова. Его издавали не барсук, не птица, не лиса. Это был звук ладони, шарящей по внешней панели двери. Она села, прислушалась и уловила его снова. Этот звук не спутаешь ни с каким другим. Это шарит по двери рука – скользит по ней мягко, шелестяще.

Джулия отбросила одеяло и поднялась. Подошла босиком к двери и прислушалась, затаив дыхание. Но слушать было нечего – этот звук прекратился. Внезапно ей пришло в голову, что это может быть недобрая шутка. Кто-то сыграл злую шутку с Лоис, и она умерла… Но это сделала Мэнни. Мэнни не пришла бы сюда среди ночи, чтобы сыграть недобрую шутку с Джулией.

Джулия внезапно повернула ручку и распахнула дверь, отступив вместе с нею назад. Лестничная площадка была освещена – слабая лампочка горела там всю ночь. После сна, после темноты в комнате этот свет ослепил ее. На площадке примерно в ярде от порога стояла белая фигура, глядя прямо перед собой. Впечатление это возникло и тут же исчезло, Джулия увидела, что перед ней не кто-то, а Минни – Минни Мерсер в ночной рубашке, с распущенными, спускающимися до талии волосами, с глазами, застывшими во сне. Она не смотрела на Джулию, потому что не видела ее. Она ничего не видела в реальном мире. Что видела, что искала, известно было только галлюцинирующему сознанию, приведшему ее сюда.

Джулия сразу вспомнила, что будить лунатиков опасно. Нужно постараться вернуть их в постель – это легко сказать, но очень трудно сделать. Конечно же, она постарается. Нельзя допустить, чтобы Минни бродила по всему дому, пугая людей, и, возможно, давая повод этой отвратительной Глэдис для нового скандала. И уж никак нельзя допустить, чтобы Элли оказалась разбужена. Джулия вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Словно это послужило сигналом, Минни повернулась и зашагала к лестнице, так быстро, что когда Джулия нагнала ее, она уже спустилась на ступеньку вниз и продолжала спускаться без колебаний и остановок. Если не видела, куда идет, то как она могла двигаться с такой уверенностью? Она спускалась в темноту нижнего коридора, Джулия следом за ней. Это походило на погружение в темную воду. Когда они погрузились полностью, Джулия негромко, настойчиво произнесла:

– Минни, возвращайся в постель.

Очевидно, что-то вошло в ее галлюцинацию, потому что Минни остановилась там, у подножия лестницы. Джулия попросила снова:

– Возвращайся в постель, Минни.

Ответа не последовало. Минни неподвижно стояла, босая, в одной рубашке, с распущенными волосами. Джулия подошла вплотную и обняла ее за плечи.

– Мин, давай, возвращайся в постель.

Подействовала ли на нее настойчивость в голосе Джулии, или тот импульс, что завел ее так далеко, затухал, но она повернулась и неуверенно поставила ногу на нижнюю ступеньку. Джулия слегка подтолкнула ее, Минни поднялась туда обеими ногами и застыла, словно не зная, что делать дальше. Рука мягко ее подталкивала. Она сделала еще шаг и таким образом, шаг за шагом, дошла до верха лестницы. Иногда возникали долгие паузы, когда она стояла так неподвижно, что, казалось, не дышала, и Джулия боялась применять силу. Иногда поднималась уверенно.

Когда они дошли до середины марша, Минни что-то быстро, монотонно зашептала. Слова были неразборчивы, словно доносились из соседней комнаты. Джулии стало любопытно, где она пребывает в своем сне и что говорит.

На верху лестницы возникла одна из этих долгих пауз. Монотонный шепот утих. Джулия сказала: «Мин, дорогая…», и, к ее облегчению, Минни неожиданно прошагала по лестничной площадке и вошла в открытую дверь своей комнаты.

В комнате после света снаружи было темно, но она подошла прямо к кровати и села на край. Джулия отошла, чтобы посмотреть, как она поведет себя.

И Минни сразу же жалобно произнесла:

– Что я наделала?

У Джулии словно бы все перевернулось внутри. Причиной тому были не только слова. Они были достаточно трогательными, но, казалось, прозвучали на грани отчаяния. Минни вновь произнесла их, казалось, каждое слово ей давалось с трудом. Потом она сделала три долгих, трепетных вдоха, нащупала подушку и легла. Джулия дрожащими руками укрыла ее. Колени у нее тоже дрожали. Она стояла там, прислушиваясь, и поняла, что трепетные вдохи успокаиваются. Не прошло и минуты, как Минни заснула. Что бы ей ни виделось во сне с галлюцинациями, она перешла к обычному сну.

Джулия почувствовала облегчение, насколько оно было возможно. Отвернулась от кровати и пошла к двери. Она была широко открыта на освещенную лестничную площадку. Снаружи за дверью кто-то стоял. Джулия вышла на свет и увидела, что это мисс Сильвер в халате из малиновой шерсти, украшенном на воротнике и на рукавах вязаными кружевами. На ногах у нее были черные фетровые шлепанцы, волосы были аккуратно забраны под сетку. Выглядела она понимающей и настороженной. Джулия никогда не была так близка к потере мужества. Она не знала, что ее темные, широко раскрытые глаза пробудили всю доброту щедрого сердца. Ее слегка успокоили голос и поведение мисс Сильвер, когда та сказала:

– Если она теперь спит, думаю, ее вполне можно оставить. Я не знаю случая, когда лунатик вставал бы с постели во второй раз. Боюсь, вам пришлось нелегко, но тревожиться не стоит. Она часто ходит во сне?

Джулия ухватилась за косяк двери. Обе они говорили негромко. Она ответила:

– Не думаю – насколько я помню. Кажется, ходила давным-давно, когда я была еще маленькой. Все это вызвало большое беспокойство.

Мисс Сильвер покашляла.

– Конечно. А теперь, дорогая моя, вам следует вернуться в постель. Вы очень легко одеты, а ночи холодные. Думаю, не нужно бояться, что мисс Мерсер потревожит нас снова.

Джулия вошла в свою комнату и закрыла дверь. Казалось, она вышла из нее долгое время назад. Легла, укрылась и обнаружила, что дрожит с головы до ног. Она замерзла, но причиной дрожи был не только холод. Ей было очень страшно.

Глава 24

Жизнь была бы гораздо проще, если б ее можно было выстраивать, как в пьесе или в романе, где опускается занавес или заканчивается глава, и действие или повествование можно возобновить по прошествии нескольких дней, недель или даже лет. Однако в реальной жизни таких перерывов не бывает. Что бы ни произошло вчера, требуется встать, одеться, вытерпеть семейный завтрак и мужественно встречать предстоящее. Если бы Джулия могла опустить занавес перед разговором с миссис Мэнипл и снова поднять его после разговора с нею, она встретила бы день с более легким сердцем. Но раз это нужно сделать, она это сделает. И чем скорее, тем лучше.

Никому не хотелось медлить за завтраком. С прибытием почты общая подавленность заметно усилилась. Джимми вскрыл длинный конверт со своим именем, опустил взгляд и удивленно произнес: «Она завещала мне все эти треклятые деньги». После этого посидел, глядя в пространство, потом отодвинул назад стул и вышел.

Старший инспектор и сержант Эббот, появившись, первым делом провели разговор с ним в кабинете, чуть позже к ним присоединилась мисс Сильвер, и после того как Джимми с жалким видом вышел, осталась там.

После завтрака Джулия убрала и вымыла посуду, отправила Энтони прогуляться с Джимми по саду, а потом пошла на кухню с таким чувством, словно собиралась присутствовать при казни.

Она нашла миссис Мэнипл взвешивающей ингредиенты для пудинга, ей помогала Полли. Видимо, пудингу предстояло быть каким-то особенным, потому что Мэнни, как правило, ничего не взвешивала, просто смешивала масло, муку, молоко, яйца и все прочее с поразительной небрежностью, и результат оказывался превосходным.

– Ага, миссис Мэнипл, – сказала Полли и подала лимонную эссенцию.

Джулия с тяжелым сердцем вошла.

– Мэнни, может Полли пойти наверх, оказать там помощь? Кажется, мисс Минни дурно провела ночь, боюсь…

– Вот-вот свалится, – сказала мисс Мэнипл. – Полли, ступай наверх, посмотри, что можешь сделать. Здесь я сама со всем управлюсь. До одиннадцати тебе тут делать нечего, поэтому подмети полы в спальнях, а мисс Элли вытрет пыль.

Стол находился перед широким окном, выходящим на мощенный камнем двор, посреди которого рос очень старый каштан. Джулия стояла, глядя на дерево. У него была своя история. В его ветвях прятался роялист Леттер, когда круглоголовые Кромвеля искали его по всему дому. В деревне все знали, что он вернулся раненым, но никто его не выдал. Старая история…

Джулия отвернулась от окна и увидела, что миссис Мэнипл проницательно на нее смотрит.

– Ну, мисс Джулия, в чем дело? Говорите сразу. Вы пришли не из-за Полли, правда ведь?

– Правда, Мэнни.

– И нечего принимать такой вид, будто мы на собственных похоронах. Есть такие, без кого можно обойтись, ничего о них не скажу, только не вижу причины нам с вами выплакивать глаза.

– Мэнни, не надо!

Миссис Мэнипл месила в миске тесто. Ее сильные руки были в муке. Рукава своего сиреневого ситцевого платья она закатала выше локтей. Платье с маленьким отложным воротником доходило до горла и было застегнуто спереди на крючки – по моде времен, когда она только поступила на службу. Большой передник с тесемками был завязан на бантик позади того, что некогда являлось талией. Волосы ее до сих пор были очень густыми. Они поднимались спереди и были закручены на затылке в большой узел. Тронутые сединой, они бы курчавились, если бы она позволяла. Черные брови под ними придавали очень решительный вид черным глазам. Мэнни с вызовом взглянула на Джулию.

– Ну, мисс Джулия, какой смысл об этом говорить? Я не одобряю, как и вы, когда дурно говорят о мертвых, пусть даже для этого и есть причина, но и крокодиловы слезы лить не хочу, мне это не свойственно, сами знаете. И незачем приходить ко мне со словами «Не надо, Мэнни!».

Джулия взяла себя в руки. Не стоило вспоминать, сколько раз она наблюдала, как Мэнни разбивает яйца, чистит изюм и смазывает маслом формы, как сейчас, выкладывая новости и всевозможные случаи с деревенскими жителями. В этом не было смысла. Она поймала себя на том, что произносит свою мысль вслух:

– В этом нет смысла, Мэнни.

Мисс Мэнипл встряхнула головой:

– И не будет, если станете смотреть на это так, как сейчас на меня! Я всегда говорила, что у вас с раннего детства был самый бередящий душу взгляд. И я не поблагодарю вас, мисс Джулия, поскольку в доме достаточно дел и без того, чтобы портить мне своим взглядом пудинг.

Говоря это, Мэнни укладывала тесто в смазанную маслом форму. Покончив с этим, поставила ее в духовку. Потом подошла к раковине, пустила холодную воду, вымыла руки и вытерла их полотенцем на ролике за дверью.

Джулия, не двигаясь с места, ждала ее возвращения.

– Мэнни, в этом нет смысла. Я пришла поговорить с тобой.

Круглые, румяные щеки миссис Мэнипл покраснели еще больше.

– И что вы собирались сказать, мисс Джулия?

– Думаю, ты знаешь.

– А я думаю, что лучше сказать это напрямик, и все тут. Терпеть не могу намеков, я ими не говорю, и вы тоже не говорили. Поэтому, если вам есть что сказать, говорите прямо!

– Ладно, скажу. Полицейским нужно сообщить о приступах рвоты, которые были у Лоис. Нужно сказать, что ты давала ей ипекакуану.

Лицо миссис Мэнипл стало лиловым. Ее блестящие черные глаза упорно смотрели на Джулию.

– И кто им это скажет?

Джулия не хотела отводить взгляд. Она не знала, как побледнела, но взгляда не отвела. И ответила:

– Они должны знать.

Миссис Мэнипл подошла к столу и твердо закрыла крышкой ларь с мукой.

– Ну, так можете сказать им, если считаете, что в доме еще мало беспокойств. То, что я давала ей, связано с ее смертью не больше, чем индейка, которую мы ели на Рождество. И вы прекрасно знаете – капелька ипекакуаны не повредила бы даже ребенку – и последняя была за неделю до ее смерти! Идите, скажите им, дорогая моя, чем скорей, тем лучше! Я не прошу вас молчать.

Джулия сказала другим тоном:

– Они думают, что ее отравил Джимми…

Миссис Мэнипл выронила ложку. Та со стуком упала в миску для замешивания теста, но Мэнни не обратила на это внимания.

– Как они смеют!

– Думают, что Джимми. Ты знаешь, что они поссорились.

– Как может кто-то не знать, если в доме Глэдис Марш – разбалтывает всем то, чего я не повторю, вы это знаете не хуже меня. Что госпожа, что служанка, обе бесстыжие!

Джулия спокойно заговорила:

– Полицейские знают, что произошло в ту ночь, когда здесь был Энтони. Они считают, что в связи с этим у Джимми появился мотив. Думают, что у него был и другой мотив. Сегодня утром он получил копию завещания Лоис от ее адвоката. Она оставила ему большие деньги. Джимми ничего не знал о завещании, но полицейские ему не верят. Мэнни, это очень опасно – они действительно могут решить, что он отравил ее.

Миссис Мэнипл громко, возмущенно воскликнула: «Ну и дураки!» Потом стала опускать рукава и застегивать крючки на запястьях.

– Если меня арестуют, позаботиться об обеде придется вам. В кашу можно положить холодное мясо, овощами займется Полли. Под духовкой огонь слабый, пудинг не трогайте. А когда придет булочник, скажите Полли, пусть возьмет две свежие и одну черствую.

– Мэнни…

– Ну, что еще? Я делаю то, что вы хотели, так ведь? Похоже, пора, чтобы кто-то сказал этим полицейским: пусть не стараются быть большими дураками, чем есть. Надо же – мистер Джимми! Да ведь, как ни жаль, стоило ей захотеть, и он лег бы на раскаленные угли, чтобы она прошла по нему! – Мэнни твердо положила руку на плечо Джулии. – Не волнуйтесь, дорогая моя, я ни за что не поверю, будто мистеру Джимми может что-то грозить из-за, скажу прямо, дурной женщины, у которой не было сердца, как нет ядра в гнилом орехе. Приготовьте себе чашку хорошего чая и не волнуйтесь. И не пускайте эту Глэдис Марш в мою кладовую. Скорее всего, она попытается залезть туда, когда я не вижу, а я не потерплю этого, и все тут!