Текст книги "Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1"

Глава 20
Переменчивый ветер

Следующий вечер застал меня в «Золотом пони» – едва ли не лучшем трактире на университетском берегу реки. Он славился изысканной кухней, отличной конюшней и опытной ненавязчивой прислугой. Короче, одно из тех заведений высшей марки, которые могли себе позволить только самые богатые студенты.

Я, разумеется, был не внутри. Я притаился в тени на крыше трактира, стараясь не вспоминать о том, что задуманное мною выходит далеко за пределы «подобающего поведения». Если меня застукают в номере Амброза, то наверняка вышибут из университета.

Была ясная осенняя ночь, дул сильный ветер. Это было и хорошо, и плохо. Шорох листвы прикроет любой шум, который я могу произвести, однако я опасался, что развевающиеся полы моего плаща привлекут чье-нибудь внимание.

Наш план был проще простого. Я сунул Амброзу под дверь запечатанную записку. Это было игривое предложение встретиться в Имре, без подписи. Записку писал Вил: мы с Симом решили, что у него самый женственный почерк.

Конечно, мы действовали наугад, но я предполагал, что Амброз заглотит наживку. Я предпочел бы, чтобы кто-нибудь отвлекал его лично, но чем меньше народу вовлечено в это дело, тем лучше. Можно было бы попросить о помощи Денну, но я хотел сделать ей сюрприз.

Вил и Сим стояли на стреме: Вил – в общем зале, Сим – в переулке у черного хода. Их делом было дать мне знать, когда Амброз выйдет из здания. А главное, они должны были предупредить меня, если он вернется прежде, чем я закончу обыскивать его комнаты.

Дубовый прутик в правом кармане отчетливо дернулся дважды. Через некоторое время сигнал повторился. Вилем давал знать, что Амброз вышел из трактира.

В левом кармане у меня лежала березовая веточка. У Симмона, караулившего у черного хода, была такая же. Простая и эффективная сигнальная система – если, конечно, ты достаточно владеешь симпатией, чтобы заставить ее работать.

Я пополз по крыше, осторожно двигаясь по тяжелым плиткам черепицы. По своему тарбеанскому опыту я знал, что они склонны трескаться, разъезжаться и заставлять тебя терять равновесие.

Я добрался до края крыши. До земли было футов пятнадцать. Не то чтобы головокружительная высота, но вполне достаточная, чтобы сломать ногу или шею. Под окнами второго этажа шел узкий карниз, выложенный черепицей. Всего окон было десять, и средние четыре окна вели в комнаты Амброза.

Я размял пальцы и принялся пробираться по узкому карнизу.

Весь секрет в том, чтобы сосредоточиться на своем деле. Не смотреть вниз. Не оглядываться через плечо. Забыть обо всем мире и положиться на то, что он тоже о тебе забудет. Собственно, потому я и надел плащ. Если меня заметят, я буду всего лишь темной фигурой в ночи, совершенно неузнаваемой. По крайней мере, я на это надеялся.

В первом окне света не было, во втором были задернуты занавески, а вот третье оказалось тускло освещено. Я замялся. Если у вас белая кожа, как у меня, никогда не заглядывайте в окна по ночам. Ваше лицо будет бросаться в глаза в темноте, как полная луна. Поэтому я не рискнул заглянуть в окно, а порылся в карманах и достал кусок бросовой жести из фактной, который я отполировал, изготовив импровизированное зеркальце. Я осторожно выставил его за косяк окна и принялся изучать, что происходит внутри.

Внутри горело несколько тусклых ламп и стояла кровать под балдахином, просторная, как вся моя каморка у Анкера. Кровать была занята. Очень занята. Более того, там, похоже, мелькало больше конечностей, чем может принадлежать двоим людям. Увы, мое зеркальце было чересчур маленькое и я не мог рассмотреть эту сцену во всех подробностях, а то бы, пожалуй, узнал много интересного.

Я подумал, не вернуться ли назад, чтобы подойти к окнам Амброза с другой стороны, но тут налетел порыв ветра, поднявший вихрь палой листвы и попытавшийся сорвать меня с узкого карниза. С колотящимся сердцем я решился все же рискнуть и миновать это окно. Пожалуй, у тех, кто внутри, есть более интересные занятия, чем пялиться на звезды…

Я натянул поглубже капюшон плаща и зажал края зубами, прикрыв лицо и освободив руки, и принялся вслепую, дюйм за дюймом, пробираться мимо окна, прислушиваясь, чтобы вовремя заметить, что меня обнаружили. Я услышал несколько изумленных возгласов, но они, судя во всему, не имели ко мне никакого отношения.

Первое из окон Амброза представляло собой изысканный витраж. Очень красивый, но закрытый наглухо. А вот следующее окно было просто идеальным: большое, двустворчатое. Я достал из кармана плаща тоненькую медную проволочку и открыл простой шпингалет, на который оно запиралось.

Обнаружив, что окно не открывается, я догадался, что Амброз запер его еще и на щеколду. На то, чтобы с ней справиться, ушло несколько долгих минут опасного труда, одной рукой, в почти кромешной тьме. По счастью, ветер улегся, по крайней мере на время.

Наконец щеколда отодвинулась, однако окно по-прежнему не желало открываться! Проклиная паранойю Амброза, я принялся искать третий запор и убил на это минут десять, прежде чем сообразил, что раму попросту заело.

Я дернул ее пару раз. Это было не так просто, как кажется. Снаружи-то ручек нет, сами понимаете. В конце концов я разошелся и дернул изо всех сил. Окно распахнулось, и я потерял равновесие. Я откинулся назад, борясь со всеми рефлексами, которые побуждали меня отвести ногу назад, помня, что за спиной нет ничего, кроме пятнадцати футов пустоты.

Знаете это ощущение, когда качаешься на стуле, откинешься назад слишком сильно и начинаешь падать? Вот я испытывал примерно то же самое, с примесью раскаяния и страха смерти. Я отчаянно замахал руками, понимая, что это не поможет, совершенно не соображая от ужаса.

Меня спас ветер. Пока я балансировал на карнизе, налетел порыв ветра и подтолкнул меня в спину, позволив восстановить равновесие. Я уцепился за распахнутую створку окна и ввалился внутрь, не заботясь о том, сколько шума я произвожу.

Очутившись в комнате, я присел на пол, тяжело дыша. Сердцебиение только-только начало успокаиваться, когда ветер подхватил оконную раму и захлопнул ее у меня над головой, снова напугав меня.

Я достал симпатическую лампу, включил ее на самый малый свет и принялся водить лучом по комнате. Килвин был прав, когда называл эту лампу «воровской». Для подобных предприятий она подходила идеально.

До Имре и обратно было несколько миль, и я положился на то, что любопытство заставит Амброза прождать свою тайную поклонницу по меньшей мере полчаса. Обычно на поиски такой мелочи, как колечко, может уйти целый день. Но я подозревал, что Амброзу и в голову не пришло его спрятать. С его точки зрения, колечко даже не краденое. Для него это либо безделушка, либо трофей.

Я принялся методично обшаривать комнаты Амброза. В комоде кольца не нашлось, на прикроватном столике тоже. В ящиках стола кольца тоже не было, не было его и на подносе для украшений в гардеробной. Можете себе представить, у него не было даже запирающейся шкатулки для драгоценностей, просто поднос с небрежно раскиданными булавками, кольцами и цепочками.

Я ничего не брал. Это не значит, что мне не приходило в голову обчистить этого ублюдка. Нескольких таких безделушек было бы достаточно, чтобы оплатить мое обучение на год вперед. Но это шло вразрез с моим планом: проникнуть внутрь, забрать кольцо и уйти. Если я не оставлю следов своего посещения, Амброз, скорее всего, решит, что кольцо он просто потерял, если вообще заметит его исчезновение. Идеальное преступление: ни подозреваемых, ни преследования, ни последствий.

А кроме того, сбыть драгоценности в таком маленьком городке, как Имре, на редкость непросто. Меня будет слишком легко выследить.

При всем при этом я отнюдь не святой, и мне представлялась уйма возможностей напакостить Амброзу. Так что я резвился как мог. Проверяя карманы одежды, я ослабил несколько швов в надежде, что его штаны порвутся на заднице в тот момент, как он будет садиться на стул или на лошадь. Еще я немного развинтил задвижку дымохода, так чтобы она рано или поздно отвалилась и комната наполнилась дымом, пока Амброз будет пытаться вставить ее на место.

Я как раз подумывал, что бы такого сделать с его ненавистной шляпой с пером, как вдруг дубовый прутик в моем кармане сильно дернулся, заставив меня вздрогнуть. Прутик дернулся снова и с треском переломился. Я злобно выругался сквозь зубы. Амброз ведь ушел не более двадцати минут назад! Что же заставило его вернуться так быстро?

Я выключил симпатическую лампу и сунул ее под плащ. И бросился в соседнюю комнату, чтобы выбраться наружу через окно. Страшно обидно было после стольких хлопот уходить ни с чем, но, если Амброз не пронюхает, что у него кто-то побывал, я всегда могу вернуться в другой раз.

Однако окно не открывалось. Я толкнул сильнее – неужели его так прочно заклинило, когда его захлопнул ветер?

Но тут я обнаружил, что вдоль внутренней стороны подоконника тянется узкая латунная полоска. В темноте я не мог разобрать знаков, но уж охранный оберег-то я узнаю, когда увижу. Это объясняло, отчего Амброз вернулся так быстро. Он знает, что кто-то к нему вломился. Но мало этого: лучшие охранные обереги не просто предупреждают о вторжении, но еще и могут помешать вору открыть окно или дверь, чтобы выбраться обратно.

Я метнулся к двери, лихорадочно шаря по карманам в поисках чего-нибудь достаточно длинного и тонкого, чем можно было бы испортить замок. Не найдя ничего подходящего, я схватил со стола стальное перо, сунул его в замочную скважину и резко дернул вбок, оставив кончик в замке. Мгновением позже я услышал снаружи скрежет: Амброз пытался отпереть дверь и бранился оттого, что ключ не идет в замок.

Я к тому времени уже снова был у окна, водя лучом лампы вдоль латунной полоски и бормоча себе под нос руны. Заклятие было простенькое. Можно обезвредить его, соскребя несколько связующих рун, потом открыть окно и сбежать.

Я бросился обратно в гостиную и схватил со стола нож для бумаг, второпях опрокинув чернильницу с крышкой. Я уже собирался было взяться за руны, как сообразил, что это будет глупо. Забраться в номер Амброза мог бы любой воришка, но людей, которые достаточно разбираются в сигалдри, чтобы испортить оберег, на всем свете много не сыщешь. С тем же успехом можно было взять и расписаться на подоконнике.

Я замер, чтобы собраться с мыслями, потом вернул нож для бумаг на место и аккуратно поднял чернильницу. Вернувшись, я более пристально осмотрел латунную полоску. Сломать что-то – дело нехитрое, понять, как оно работает, – куда сложнее.

Тем более когда из-за спины у вас доносится приглушенная брань и возня человека, пытающегося отпереть замок.

Потом шум в коридоре стих, что нервировало еще сильнее. Я едва успел разобрать последовательность заклятий, как услышал в коридоре шаги нескольких человек. Я разделил свой разум натрое и сосредоточил свой алар на том, чтобы открыть окно. Руки и ноги у меня похолодели – я вытягивал тепло из своего тела, чтобы одолеть оберег, и старался не запаниковать, слыша, как в дверь ударили чем-то тяжелым.

Окно распахнулось. Я перемахнул через подоконник и очутился на карнизе в тот самый момент, как раздался новый удар и дверь затрещала. Я бы еще мог благополучно уйти, но в тот момент, как я ступил правой ногой на карниз, черепичная плитка у меня под ногой раскололась. Нога поехала вниз, и я обеими руками ухватился за подоконник, чтобы не упасть.

И тут снова налетел ветер. Он подхватил открытую створку окна, и она полетела прямо мне в голову. Я вскинул руку, защищая лицо, и рама ударила меня по локтю. Одно из стекол разлетелось вдребезги. Меня швырнуло в сторону, и правая нога окончательно соскользнула.

Поскольку других вариантов не оставалось, я решил, что лучше будет упасть с крыши.

Мои руки чисто инстинктивно хватались за что ни попадя. Я смахнул еще несколько черепиц, потом ухватился за край карниза. Удержаться мне не удалось, но это замедлило падение и помогло мне развернуться, так что я не упал ни вниз головой, ни спиной. Вместо этого я приземлился лицом вниз, как кошка.

Вот только у кошки все четыре лапы одинаковой длины. А я рухнул на четвереньки. Ладони я просто ободрал, а вот удариться коленями о булыжную мостовую было так больно, что ничего подобного я в своей молодой жизни еще не испытывал. В глазах у меня потемнело, и я невольно взвизгнул, точно собака, которую пнули ногой.

Секунду спустя на меня градом посыпалась тяжелая красная черепица. Большинство плиток разбилось о мостовую, но одна шарахнула меня по затылку, а вторая угодила точно в локоть, отчего все предплечье онемело.

Но я не стал тратить время на размышления об этом. Сломанная рука заживет, а вот если меня исключат из университета – это навсегда. Я накинул капюшон и заставил себя подняться на ноги. Придерживая капюшон одной рукой, я, пошатываясь, отошел на несколько шагов, под стену «Золотого пони», чтобы меня не было видно из окон второго этажа.

И рванул оттуда что было мочи.

* * *

В конце концов я осторожно, прихрамывая, пробрался домой по крышам и залез к себе через окно. На это ушло немало времени, но выбора не было. Не мог же я у всех на виду пройти через зал трактира, растрепанный, хромающий и вообще в таком виде, как будто я только что свалился с крыши.

Переведя дух и потратив некоторое время на то, чтобы хорошенько выбранить себя за дурость, я занялся своими ранами. Хорошо было то, что ног я не переломал, просто на коленях набухали великолепные синячищи. Черепица, упавшая мне на голову, оставила шишку, но не поранила меня. В локте пульсировала тупая боль, но чувствительность к руке вернулась.

Тут в дверь постучали. Я на миг застыл, потом достал из кармана березовую веточку, быстро пробормотал связывание и дернул ею взад-вперед.

Из коридора раздался изумленный возглас, а потом глухой хохот Вилема.

– Ничего смешного! – услышал я голос Сима. – Впусти, что ли?

Я впустил их. Симмон сел на кровать, Вилем – на стул у стола. Я закрыл дверь и сел на другой конец кровати. Даже теперь, когда все сели, в крошечной комнатенке было тесновато.

Мы мрачно переглянулись, потом Симмон сказал:

– Похоже, Амброз застукал у себя в комнатах вора. Парень выпрыгнул в окно, лишь бы не попасться.

Я невесело хохотнул.

– Ну, почти. Я совсем было выбрался, но тут ветер захлопнул окно, и меня сбило рамой.

Я неловко взмахнул рукой.

– Я упал с карниза.

Вилем вздохнул с облегчением.

– А я-то думал, что связь не сработала!

Я покачал головой:

– Да нет. Ты меня предупредил заранее. Просто я был не столь осторожен, как следовало бы.

– Но почему он так быстро вернулся? – спросил Симмон, глядя на Вилема. – Ты что-нибудь слышал, когда он вошел?

– Видимо, ему пришло в голову, что мой почерк недостаточно женственный, – сказал Вилем.

– У него обереги на окнах, – сказал я. – Вероятно, они связаны с кольцом или чем-нибудь еще, что он носит. Очевидно, они предупредили его, как только я открыл окно.

– Кольцо-то нашел? – спросил Вилем.

Я покачал головой.

Симмон вытянул шею, приглядываясь к моей руке.

– Ты в порядке?

Я посмотрел туда же, куда и он, но ничего не увидел. Потом дернул рубашку и обнаружил, что она прилипла к локтю. А я этого и не заметил за всеми прочими травмами.

Я неуклюже стянул рубашку через голову. Рукав был порван и испачкан кровью. Я злобно выругался. У меня было всего четыре рубашки, а теперь эта была испорчена.

Я попытался разглядеть рану, но быстро понял, что разглядеть как следует собственный локоть невозможно, как бы тебе этого ни хотелось. В конце концов я предоставил это Симу.

– Рана небольшая, – сказал он, показав на пальцах дюймов восемь. – Порез только один, кровь почти не идет. Остальное – просто ссадины. Похоже, ты сильно обо что-то ушибся.

– На меня черепица свалилась, – объяснил я.

– Везучий ты! – хмыкнул Вилем. – Кто бы еще мог свалиться с крыши и отделаться всего несколькими ссадинами?

– Да у меня на коленках синяки размером с яблоко! – возразил я. – Везучий я буду, если завтра ходить смогу.

Но в глубине души я понимал, что Вил прав. Черепичная плитка, свалившаяся мне на локоть, вполне могла сломать мне руку. Осколки черепицы иногда бывают острыми, как ножи, так что, упади она под другим углом, она могла бы прорезать мясо до кости. Ненавижу черепичные крыши!

– Ну, могло быть и хуже! – решительно заключил Симмон, вставая на ноги. – Пошли в медику, пусть тебя заштопают!

– Краэм, нет! – воскликнул Вилем. – В медику ему никак нельзя. Там же будут узнавать, не приходил ли кто раненый.

Симмон плюхнулся на кровать.

– Да, конечно… – сказал он с легким отвращением к самому себе. – Я должен был сообразить!

Он окинул меня взглядом.

– Ну, по крайней мере, заметных со стороны травм на тебе нет…

Я посмотрел на Вилема.

– Ты что, крови боишься?

Тот изобразил оскорбленную невинность.

– Ну, я бы не сказал…

Тут взгляд Вилема упал на мой локоть, и он побелел, несмотря на свою смуглую сильдийскую кожу. Он сжал губы что есть силы.

– Ну да.

– Ладно.

Я принялся резать свою погибшую рубашку на полоски.

– Поздравляю, Сим! Ты возводишься в ранг военного хирурга.

Я открыл ящик стола, достал оттуда кривую иголку, жилы, йод и горшочек с гусиным салом.

Сим расширенными глазами посмотрел на иголку, потом на меня.

Я улыбнулся ему как можно душевнее.

– Да это просто! Я тебе объясню, что к чему.

* * *

Я сел на пол, задрав руку выше головы, и Симмон принялся промывать, зашивать и перевязывать мою рану. Против моих ожиданий, он оказался вовсе не таким слабонервным, как я думал. И руки у него были куда бережней и уверенней, чем у многих студентов из медики, которые этим занимаются постоянно.

– В общем, мы трое весь вечер сидели здесь и играли в воздуха? – спросил Вил, старательно не глядя в мою сторону.

– Это мне нравится! – сказал Сим. – Если спросят, кто выиграл, скажем, что я!

– Нет, – возразил я. – Вила могли заметить в «Пони». Если мы соврем, меня точно раскусят.

– У-у… – протянул Сим. – И что же нам тогда говорить?

– Правду!

Я указал на Вила:

– Ты все это время сидел в «Пони», а когда поднялась суматоха, зашел ко мне, чтобы об этом рассказать.

Я кивнул на столик, по которому были раскиданы шестеренки, пружинки и винтики.

– Я показал тебе гармонические часы, которые нашел на улице, и вы оба принялись обсуждать, как их лучше починить.

Сим, похоже, был разочарован.

– Ну, так неинтересно…

– Чем проще ложь, тем она лучше, – ответил я, вставая на ноги. – Еще раз большое спасибо вам обоим! Если бы не вы, все это могло бы очень плохо кончиться.

Симмон тоже встал и открыл дверь. Вил тоже встал, но уходить не торопился.

– Знаешь, вчера до меня дошли странные слухи, – сказал он.

– Что-нибудь интересное? – спросил я.

– Очень! – кивнул он. – Мне говорили, будто ты решил прекратить вражду с неким весьма могущественным аристократом. Я даже удивился, что ты наконец-то бросил дразнить спящую собаку.

– Да ладно тебе, Вил, – сказал Симмон. – Амброз-то ведь не спит и не дремлет. Он не просто собака – он бешеный пес, которого не помешает пристрелить.

– Он больше похож на разъяренного медведя, – ответил Вилем. – А ты так и норовишь потыкать его горящей палкой.

– Ну как ты можешь так говорить? – с жаром возразил Сим. – Вот ты уже два года в скрибах, он за это время хоть раз назвал тебя иначе, чем «грязным шимом»? А как насчет того раза, когда я едва не ослеп из-за того, что он нарочно перепутал мои соли? А коринковый боб Квоута? Знаешь, сколько он теперь будет выводиться из организма?..

Вил вскинул руку и закивал, давая понять, что признает правоту Симмона.

– Все это правда, я знаю, оттого-то я и дал втянуть себя в это безумное предприятие. Я просто хотел поставить на вид.

Он посмотрел на меня.

– Ты же понимаешь, что ради этой Денны ты зашел чересчур далеко, да?

Глава 21
Мелочовка

Разбитые колени так и не дали мне толком уснуть этой ночью. Так что, когда на небе за окном проступили первые бледные проблески грядущего рассвета, я сдался, встал, оделся и медленно побрел за город, чтобы нарезать и пожевать ивовой коры. По пути я обнаружил на себе еще несколько значительных синяков и ушибов, которых не заметил накануне.

Идти было на редкость мучительно. Я радовался, что вышел ранним утром, в темноте, когда на улицах еще никого нет. А то, уж конечно, в городе только и разговору будет, что о вчерашней заварушке в «Золотом пони». И если кто-то увидит, как я хромаю, сделать правильные выводы будет совсем нетрудно.

По счастью, от ходьбы я немного разошелся, а ивовая кора помогла притупить боль. И к тому времени, как встало солнце, я чувствовал себя достаточно прилично, чтобы появиться на публике. Поэтому я пошел в фактную, чтобы несколько часов поработать над мелочовкой, прежде чем пойти на симпатию для продолжающих. Пора было начинать зарабатывать деньги на оплату следующей четверти и возврат Деви долга с процентами. Не говоря о том, что мне нужны были бинты и новая рубашка.

* * *

Когда я пришел, Джаксима в хранении не было, но я узнал студента, который там сидел. Мы одновременно поступили в университет и некоторое время спали на соседних койках в «конюшнях». Он мне нравился. Он был не из тех знатных сынков, что в университете беспечно резвятся, пользуясь влиянием и деньгами своей семьи. Его родители были торговцы шерстью, и он сам зарабатывал себе на оплату учебы.

– Бэзил, – удивился я, – тебя же вроде в прошлой четверти э-лиром сделали! Что ты делаешь в хранении?

Он немного покраснел и смутился.

– Килвин застукал меня за тем, как я подливал воду в кислоту.

Я покачал головой и сурово сдвинул брови.

– Э-лир Бэзил, подобные действия идут вразрез с техникой безопасности! – пророкотал я октавой ниже обычного. – Артефактору надлежит постоянно соблюдать осторожность!

Бэзил ухмыльнулся.

– У тебя даже выговор точь-в-точь как у него!

Он открыл конторскую книгу.

– Ну, что тебе выдать?

– Да мне сейчас неохота заниматься чем-нибудь серьезным, – сказал я. – Возьмусь за мелочовку. Как у нас с…

– Постой-ка! – перебил меня Бэзил и нахмурился, глядя в книгу.

– Что такое?

Он развернул книгу ко мне и ткнул пальцем:

– Тут пометка напротив твоего имени.

Я посмотрел. Там странным почерком Килвина, смахивающим на детские каракули, было накорябано следующее: «Ре-лару Квоуту никаких инструментов и материалов не выдавать. Прислать ко мне. Клвн».

Бэзил взглянул на меня сочувственно.

– Надо лить кислоту в воду! – мягко пошутил он. – Что, тоже забыл?

– Хорошо бы так! – буркнул я. – Тогда я хотя бы знал, в чем дело.

Бэзил с опаской оглянулся по сторонам, потом подался ко мне и шепнул:

– Слушай, я опять видел ту девушку!

Я тупо уставился на него.

– Чего-чего?

– Ну, девушку, которая приходила тебя разыскивать! – напомнил он. – Помнишь, ту, которая искала рыжего волшебника, продавшего ей амулет?

Я зажмурился и потер лицо.

– Она опять приходила? Только этого мне и не хватало!

Бэзил покачал головой.

– Сюда она не заходила, – сказал он. – По крайней мере, насколько я знаю. Но я пару раз видел ее снаружи. Она ошивается во дворе.

Он кивнул в сторону южного выхода из фактной.

– А ты кому-нибудь говорил? – спросил я.

Бэзил был оскорблен до глубины души.

– Я бы не стал так с тобой поступать! – сказал он. – Но, возможно, она разговаривала с кем-то еще… Избавился бы ты от нее. Если Килвин решит, что ты приторговываешь амулетами, он будет плеваться гвоздями!

– Да ничем я не приторговываю! – ответил я. – Понятия не имею, кто она такая! Как она хоть выглядит-то?

Бэзил пожал плечами.

– Молоденькая. Не сильдийка. Кажется, светленькая. Но она ходит в синем плаще с накинутым капюшоном. Я пытался подойти и поговорить с ней, но она просто убежала.

Я потер лоб.

– Замечательно!

Бэзил снова пожал плечами, на этот раз сочувственно.

– Я просто решил, дай-ка я тебя предупрежу. А то, если она все-таки заявится сюда и станет спрашивать тебя, мне придется сказать Килвину!

Он виновато поморщился.

– Извини, конечно, но у меня и без того неприятностей хватает.

– Да я понимаю, – сказал я. – Спасибо, что предупредил.

* * *

Когда я вошел в мастерскую, первое, что бросилось мне в глаза, – это какое-то странное, непривычное освещение. Я задрал голову, проверяя, не добавил ли Килвин новую лампу к россыпи стеклянных шаров, висящих между балок. Я надеялся, что свет изменился из-за новой лампы. А то, когда одна из ламп неожиданно гасла, у Килвина неизменно портилось настроение.

Я осмотрел балки, но потухшей лампы так и не нашел. Далеко не сразу я сообразил, что освещение такое необычное из-за того, что в низкие окна на восточной стене бьют солнечные лучи. Обычно я никогда не приходил в мастерскую в это время дня.

В такую рань в мастерской было неестественно тихо. Огромное помещение казалось пустынным и безжизненным. Несколько студентов трудились над своими проектами. От этого, да еще от странного освещения и неожиданного вызова Килвина, мне сделалось очень не по себе. Я прошел через мастерскую к кабинету Килвина.

Невзирая на ранний час, маленький горн в углу кабинета был уже разожжен. Когда я отворил дверь и встал на пороге, в лицо мне пахнуло жаром. После зимнего утреннего холода это было приятно. Килвин стоял ко мне спиной, ритмично и неутомимо работая мехами.

Я громко постучал по косяку, чтобы привлечь его внимание.

– Магистр Килвин! Я пытался получить материалы из хранения. Что-то случилось?

Килвин оглянулся в мою сторону.

– А, ре-лар Квоут! Минутку. Входите.

Я вошел и захлопнул за собой массивную дверь. Если у меня неприятности, пусть лучше об этом никто не услышит.

Килвин еще некоторое время поработал мехами. Только когда он достал длинную трубку, я сообразил, что он раздувал не горн, а маленькую стеклоплавильную печурку. Он проворно набрал на кончик трубки каплю расплавленного стекла и принялся выдувать большой стеклянный шар.

Минуту спустя стекло перестало светиться оранжевым.

– Поддувай! – коротко сказал Килвин, не взглянув в мою сторону, и снова опустил трубку в жерло печурки.

Я поспешно повиновался и заработал мехами. Наконец стекло снова засветилось оранжевым. Килвин сделал мне знак остановиться, вынул изделие и продолжил выдувать, вращая трубку, пока шар не сделался размером с маленькую дыньку.

Он снова опустил шар в печурку, и я заработал мехами, не дожидаясь приказа. К тому времени, как мы повторили это трижды, я был весь мокрый от пота. Теперь я пожалел, что закрыл дверь, но не решался оставить мехи, пойти и открыть ее.

А Килвину жара была как будто нипочем. Стеклянный шар стал величиной с мою голову, потом с тыкву. Но когда Килвин вынул его из печурки в пятый раз, шар стек с трубки, сдулся и упал на пол.

– Кист, крайле, эн котэ! – яростно выругался Килвин. Он шваркнул трубку о каменный пол. – Краэмет бреветан Аэрин!

Я с трудом сдержал смех. Я не то чтобы очень хорошо владел сиарским, но, по-моему, Килвин сказал что-то насчет «дерьма богу в бороду».

Похожий на медведя магистр постоял, глядя на испорченное стекло на полу. Потом шумно и рассерженно выдохнул через нос, снял защитные очки и обернулся ко мне.

– Три пары синхронизированных колокольчиков, латунь, – начал он без предупреждения. – Один кран с вентилем, железо. Четыре жаропровода, железо. Шесть сифонов, жесть. Двадцать два листа стекла удвоенной прочности и прочая мелочовка.

Это был список всего, что я изготовил в фактной за эту четверть. Все самые простые вещи, которые можно было сделать в два счета и продать в хранилище, быстро получив деньги.

Килвин смотрел на меня исподлобья.

– Что, ре-лар Квоут, вам нравится такая работа?

– Это достаточно простые проекты, магистр Килвин, – ответил я.

– Вы же теперь ре-лар! – сказал он с упреком. – И что, вас устраивает возиться с мелочовкой, делая игрушки для богатых бездельников? Это все, чего вы хотите, приходя в фактную? Простая и непыльная работенка?

Я чувствовал, как капли пота собираются у меня в волосах и сползают по затылку.

– Я несколько опасаюсь начинать свои собственные проекты, – заметил я. – Вы не особенно одобрили те изменения, которые я внес в конструкцию ручной лампы.

– Что за трусливые речи? – воскликнул Килвин. – Если вас один раз одернули, что ж теперь, и из дому не выходить?

Он пристально взглянул на меня.

– Еще раз спрашиваю. Вот это все: колокольчики, отливочки… Нравится вам такая работа, ре-лар Квоут?

– Мне нравится мысль о том, что я смогу оплатить обучение в следующей четверти, магистр Килвин!

Пот струился у меня по лицу. Я попытался было утереться рукавом, но рубашка уже промокла насквозь. Я покосился на дверь кабинета.

– Ну, а сама работа? – повторил Килвин. На его смуглом лбу тоже выступил пот, но в остальном, похоже, жара ему никак не досаждала.

– Хотите честно, магистр Килвин? – переспросил я, ощущая легкое головокружение.

Он, похоже, слегка оскорбился.

– Я превыше всего ценю честность, ре-лар Квоут!

– Ну так вот, если честно, то за этот год я изготовил восемь трюмных ламп. И если я сделаю еще хоть одну, я, наверное, сдохну к черту от скуки!

Килвин глухо ухнул – должно быть, это был смех – и расплылся в улыбке.

– Молодец! Наконец-то я слышу речи нормального ре-лара!

Он ткнул в меня толстым пальцем.

– У вас золотая голова и золотые руки. Я жду от вас великих свершений. А не всякого барахла. Сделайте что-нибудь оригинальное, вы на этом заработаете куда больше, чем на лампах. И уж точно больше, чем на мелочовке. Предоставьте это э-лирам, – и он пренебрежительно махнул рукой в сторону окна, которое смотрело на мастерскую.

– Я буду стараться изо всех сил, магистр Килвин, – пообещал я. Голос мой казался странным: далеким и металлическим. – Извините, можно я дверь открою, а то тут очень душно?

Килвин хмыкнул в знак согласия, и я шагнул к двери. Но ноги у меня подгибались, и голова шла кругом. Я пошатнулся, едва не рухнул ничком на пол, однако сумел ухватиться за край стола и всего лишь упал на колени.

Когда мои разбитые колени ударились о каменный пол, боль была мучительная. Но я не вскрикнул и не застонал. По правде говоря, мне показалось, что боль пришла откуда-то со стороны.

* * *

Я очнулся, не понимая, где я и что со мной. Во рту пересохло, как опилок наелся. Глаза слипались, и мысли были такие вязкие, что я далеко не сразу узнал отчетливый антисептический запах, витающий в воздухе. Но этот запах, да еще тот факт, что я лежал нагишом под простыней, помогли мне сообразить, что я в медике.

Я повернул голову и увидел стриженые светлые волосы и темную одежду целителя. Я успокоился и откинулся на подушку.

– Привет, Мола! – прохрипел я.

Она обернулась и серьезно посмотрела на меня.

– Квоут, – произнесла она официальным тоном, – как ты себя чувствуешь?