Текст книги "Невеста на ночь"

Глава 13

– Ну-у…

Дилан сидел на диване, пытаясь объяснить Фиби, как и почему он разбил керамическую вазу, которая еще недавно украшала журнальный столик. Когда Фиби уходила в свою комнату принять душ, в вазе стоял чудесный букет лилий, а теперь на полу валялись лепестки, листья и сломанные стебли среди керамических обломков. По ковру расплылось большое темное пятно.

– Понимаешь, тетя Фиби, – наконец заговорил Дилан, – все было так. Вчера вечером Берт – так зовут мистера Тиббетса – учил меня приемам тхеквондо. Ты знаешь, что у него черный пояс и третий дан?

– А это хорошо? – уточнила Фиби, пытаясь взять себя в руки.

– Бывает и лучше, но тоже неплохо. У него здорово получаются приемы. Он показывал мне, как наносить удар спереди, сверху и «руку-нож».

– «Рука-нож»? Что это? – тревожно спросила Фиби, которую напугало слово «нож».

– Ну, знаешь, люди, которые ничего не смыслят в боевых искусствах, называют это карате, но на самом деле это «рука-нож». Цветы сломала «рука-нож», а вазу разбил удар спереди.

– Другими словами, во всем виноваты приемы тхеквондо, а не ты?

Дилан шумно вздохнул:

– Сам я ничего такого не сделал бы. Цветы я люблю.

Фиби потерла шею. Дилана она обожала, но мальчику был нужен отец, а Кэйро – любимый человек, и чтобы они смогли помириться, Фиби была готова посидеть с ребенком еще несколько дней.

Но у нее разболелась голова.

В дверь постучали. Дилан спрыгнул с дивана и бросился открывать.

– Стой! – крикнула Фиби, и Дилан резко затормозил. – С каких это пор ты сам открываешь дверь?

– С тех пор, как научился тхеквондо.

Фиби покачала головой:

– Немедленно марш на место. У тебя тайм-аут. Не меньше чем на полчаса.

Дилан вернулся к дивану и взгромоздился на спинку. Он болтал ногами, пиная диван ковбойскими сапожками, и Фиби поняла, что им с Кэйро перед отъездом придется платить за испорченную обивку.

На пороге стоял мистер Тиббетс с ведром и шваброй в одной руке и пылесосом в другой. Фиби уже собиралась отчитать его за то, что он учил Дилана боевым приемам, но мистер Тиббетс взглянул на разбитую вазу, потом на мальчика, сидящего на спинке дивана, и заговорил первым:

– По-моему, в этом происшествии отчасти виноват я.

– Ты не виноват, Берт! – выпалил Дилан. – Я уже объяснил тете Фиби, что это сделали удар спереди и «рука-нож».

Берт усмехнулся, но Фиби заметила, как судорожно дрогнул его кадык. Хозяин отеля чувствовал себя чертовски неловко – и недаром.

– Я сейчас же все уберу, – пообещал он и начал собирать обломки и цветы. – Не беспокойтесь из-за вазы. Мы не будем включать ее в счет.

Слава Богу!

Фиби присела рядом с Бертом и принялась собирать крупные обломки.

– Если бы не головная боль, я бы просто посмеялась, – призналась она.

– Обычно я даю уроки в зале или в парке, но вчера вечером мы увлеклись. Дилан быстро учится.

– И доставляет слишком много хлопот, – вполголоса добавила Фиби. В этот момент зазвонил телефон. – Прошу прощения…

Дилан рванулся к телефону, и Фиби пришлось пригвоздить его взглядом к месту.

– Алло! – произнесла она и с удивлением услышала в трубке голос Грэма.

– Ты поужинаешь сегодня со мной? Я готовлю еще лучше, чем танцую.

– Снова преувеличиваешь?

– Скажу после того, как попробую что-нибудь приготовить. Ну, соглашайся, Герти.

Герти! А она и забыла, каким именем назвалась Грэму.

– Не знаю… Мне надо побыть с Диланом…

– Мы с Ирен присмотрим за ним, – вмешался мистер Тиббетс. – Я не подслушивал – просто случайно понял, о чем речь. – И он усмехнулся.

Фиби шепотом поблагодарила мистера Тиббетса и сообщила Грэму, что приедет в половине восьмого, спросила адрес и чуть не растаяла, когда низкий приятный голос добавил:

– Я разыскал несколько старых записей. Если хочешь, мы опять потанцуем.

При этой мысли Фиби улыбнулась. Танцы на коленях ей определенно нравились.

– Может, что-нибудь принести?

– У меня есть все необходимое – кроме тебя.

«Сегодня, – мысленно отозвалась Фиби, вспоминая о его объятиях, – ты получишь и меня».

– Ой!

– Ну, что стряслось на этот раз? – спросил Дункан. – Ударилась головой, ушибла палец или налетела на стену?

– Все сразу, – пожаловалась Кэйро, держа Дункана за руку и пытаясь сориентироваться в темноте, с трудом припоминая, где следующий поворот.

Ей было не до смеха. Она перепугалась, как во время аварии самолета. Больше всего она боялась за Дилана, который мог остаться круглым сиротой.

Как глупо они поступили, прихватив с собой к жертвеннику всего один фонарик! Любому спелеологу известно, что источников света должно быть хотя бы два – потому, что в пещерах царит кромешная темнота, в которой проще простого потерять ориентацию и безнадежно заблудиться.

– Здесь туннель разветвляется, – сказал Дункан и неожиданно остановился, так что Кэйро с размаху врезалась ему в спину.

– Ой!

– Что теперь? – Впервые в его голосе прозвучало раздражение.

– Ты наступил мне на ногу.

– Прости. – Он глубоко вздохнул. – Куда пойдем – налево или направо? Я ничего не помню.

– Я хотела бы помочь, но ты же нес меня сюда, перекинув через плечо, и я не видела ничего, кроме твоих ягодиц.

Он не выдержал и рассмеялся. Этого она и добивалась: Дункан так разволновался, что утратил дух авантюризма и то шестое чувство, которое всякий раз спасало его.

Он привлек ее к себе, чтобы поцеловать, но не рассчитал движения и ударил ее подбородком в глаз.

– Ой!

– Кажется, я промахнулся.

– Ты взял на целых три дюйма выше и на дюйм правее, чем следовало. Хочешь попробовать еще раз?

На этот раз он приложил ладони к ее щекам. Кэйро ничего не видела, но ощутила его ровное дыхание, услышала биение сердца, почувствовала тепло тела. Он поцеловал ее, и вся тревога и страх, которые Кэйро пыталась замаскировать смехом, улетучились.

Скоро она снова обнимет сына.

Увидит Фиби.

Они с Дунканом благополучно выберутся отсюда – потому, что они вместе. Когда он целовал ее, ей казалось, что они способны покорить целый мир.

Но прежде чем Кэйро успела насладиться поцелуем, Дункан отстранился.

– Налево.

– Что?

– Надо повернуть налево, – объяснил он. – Идем.

Она не сдвинулась с места.

– Ты абсолютно уверен? Или просто считаешь, что выбрал из двух зол меньшее?

– Нам надо выбрать один из двух путей. Я мысленно подбросил монетку – и выпала решка.

– Ладно, но если мы свалимся в бездонную пропасть и погибнем, виноват будешь ты.

Дункан засмеялся:

– Знаешь, Кэйро, если уж умирать, то вместе.

– Нет уж, спасибо!

Дункан не знал, сколько времени прошло. Ему казалось, что они уже целую вечность бродят по туннелям, натыкаясь на стены и пиная камни, боясь, что не выйдут отсюда живыми.

Разобраться в кромешной темноте в разветвленной паутине пещер и туннелей было немыслимо, и у них осталось только два пути: сидеть на месте, ожидая смерти, или вслепую бродить в лабиринте, надеясь наткнуться на выход.

Второй вариант был явно предпочтительнее.

Их овеял ветер, откуда-то посыпались песок и пыль.

«Черт побери, Дунк! Ты идешь не в ту сторону!»

Голос Ангуса послышался ниоткуда и наполнил Дункана ужасом.

«Остановись! Сейчас же!»

Дункан замер на месте.

– Не двигайся, – приказал он Кэйро, и она остановилась.

– Что случилось?

– Кажется, мы повернули не туда. – Он положил ладони ей на плечи и почувствовал, как напряглись мышцы. Кэйро старательно делала вид, будто ничуть не боится, но Дункан понимал, как ей страшно. – Не шевелись.

– Не бойся, я никуда не уйду.

Дункан пожалел, что у него нет веревки, лески или хоть чего-нибудь, чтобы обвязать талию Кэйро. Расставшись, они могут потеряться в темноте навсегда. Даже крики не помогут: эхо в просторных пещерах исказит голос и направление.

Он боялся потерять Кэйро, но вести ее за собой тоже не мог. Сначала следовало проделать путь в одиночку.

– Лучше сядь, – предложил он. – Отдохни немного.

Он услышал, как она опустилась на каменный пол.

– Что бы ты ни делала, не двигайся с места. Ты будешь служить указателем.

Она засмеялась, и этот легкий мелодичный смех разнесся по всей пещере.

– Ты уходишь далеко?

– Не знаю. – Он быстро поцеловал ее.

– Пожалуйста, будь осторожен.

– Постараюсь.

Встав на четвереньки, он пополз вперед, поминутно ощупывая землю перед собой. Камешки скользили по полу туннеля. Кажется, он спускался вниз.

– Дункан, с тобой все в порядке? – Кэйро говорила негромко, но Дункан ощутил, как ей страшно.

– Конечно. Я совсем рядом, на расстоянии шести футов.

– Господи, как здесь темно!

– Мы выберемся отсюда, обещаю тебе. – Он надеялся, что его слова прозвучат ободряюще, но надежда была не слишком велика.

Он полз вперед дюйм за дюймом, медленно и осторожно.

«Тебе придется вернуться, Дунк».

– Не могу, – прошептал он, радуясь, что Ангус вернулся – так всегда бывало, когда ему становилось одиноко.

Пещерный вихрь налетел неизвестно откуда, потащил Дункана вперед. Он вцепился в камни, торчащие из пола, и вскоре вихрь утих.

«Ты чуть не погиб».

– Ты прав.

Еще один дюйм. Еще.

Выбросив правую руку, он обнаружил, что впереди пустота. Локтем он ударился о край шахты, вторая рука подогнулась. Дункан стукнулся подбородком об пол.

«Я же говорил тебе – поворачивай обратно!»

– Но ведь ты мог ошибиться.

«А ты мог погибнуть. И что стало бы тогда с Кэйро?»

Впервые Дункан задумался: с кем он говорит – с Ангусом или со своим подсознанием? А если он попросту сходит с ума? Мрак, каменные стены и страх за Кэйро угнетали его. Надо поскорее выбраться из пещеры.

Может, впереди все-таки туннель?

Он протянул руку, надеясь нащупать что-то твердое, но убедился, что перед ним пустота. Отыскав на полу твердый круглый камешек, он бросил его в провал. Оттуда не донеслось никакого звука.

«Ты должен вернуться. Поищи другой туннель».

– Да, знаю. – И он медленно и осторожно пополз назад. Этот путь закрыт. Он сам чуть не погиб. Неожиданно он наткнулся на что-то мягкое, и тишину в туннеле разорвал душераздирающий вопль.

– Это же я, Кэйро! – Обернувшись, он обнял ее.

– Я хочу кое в чем признаться, – прошептала она. – Еще никогда в жизни мне не было так страшно. Я очень хочу поскорее выбраться отсюда.

– Потерпи еще немного. Мы просто повернули не в ту сторону.

– Но мы найдем дорогу, правда?

– Обещаю, я выведу тебя отсюда. Это обещание я сдержу во что бы то ни стало. – Дункан поцеловал Кэйро, снова промахнулся в темноте, но с наслаждением коснулся губами ее нежной щеки. – А ты пообещай добавить этот случай к списку и посчитать, сколько раз я уже спасал тебя.

Он почувствовал, как она улыбнулась.

– Этот список я выгравирую на золоте.

– Ловлю тебя на слове. – Он повел Кэйро в другую сторону, ни на секунду не выпуская ее руку. Постепенно их движения стали слаженными. Они продвигались медленно, но неуклонно.

Каждый шаг Дункана сопровождался острым жжением в ободранных коленях. Наверное, Кэйро тоже пострадала, но не хныкала и не жаловалась – просто шла вперед, держась за его руку, переходя из одного туннеля в другой. Внезапно впереди забрезжил слабый свет.

Искушение прибавить шагу было непреодолимым, но луч света казался слабым и обманчивым – может, он им просто привиделся. Наконец Дункан увидел лучи, падающие с высокого потолка над подземным озером.

– Выбрались! – объявил он и испустил глубокий вздох облегчения.

Кэйро заулыбалась. На ее запыленном лице недавние слезы промыли чистые дорожки, но Дункан решил, что еще никогда не видел ее такой красивой.

– Ты в порядке?

– Просто испугалась. – Она прижалась к его груди. – Как хорошо, что ты со мной!

Дункан обнял ее, благодаря Ангуса и богов за спасение. Разжав объятия, он повел Кэйро за собой к кристально чистой воде.

Вдвоем они искупались в озере, надеясь, что чистая вода промоет царапины и ссадины, успокоит натруженные мышцы.

Смыв кровь и пыль, Кэйро вдруг поняла, что обессилела. Ей хотелось спать, но еще больше – выбраться из пещеры и вернуться домой.

Подплыв к ней, Дункан осторожно смыл остатки пыли с ее лица и помог ей промыть волосы. После нежного поцелуя он нырнул и всплыл на поверхность уже на середине озера.

Кэйро вернулась к берегу и села на мелководье, обхватив колени руками. Несколько минут она наблюдала, как плавает Дункан, легко рассекая воду ладонями. Похоже, он просто избавлялся от нервной энергии.

А Кэйро смертельно устала.

Должно быть, прошло целых десять минут, прежде чем Дункан наконец вышел на берег. Вода капала с его волос, стекала по плечам, капли поблескивали среди волосков на груди. У Кэйро стремительно заколотилось сердце. Она протянула к Дункану руки: больше ей не хотелось ни спать, ни покидать пещеру. Дункан затмил все.

Любой здравомыслящий человек убежал бы отсюда со всех ног, думал Дункан, но в своем здравомыслии он сомневался. Рядом с обнаженной Кэйро ему хотелось только одного: схватить ее в объятия.

Он положил ладони на ее плечи, провел вниз по рукам, мягко опрокинул ее на берег озера и лег сам. Рядом плескалась вода. Дункана завораживали глубины глаз Кэйро, успокаивал ритм ее сердца.

Ее губы имели привкус озерной воды – чистой, свежей, прохладной. Она приоткрыла рот, и их языки сплелись в медленном чувственном танце. Спустя минуту Кэйро обвила талию Дункана ногами. Несмотря на острое желание, он сумел отстраниться, чтобы достать из кармана джинсов презерватив. А потом он снова обнял ее, целуя и впитывая ее тепло. Ему не хотелось спешить – оба были измучены, но страсть Кэйро нарастала, она приподнимала бедра навстречу его движениям.

Дункан не мог припомнить, когда близость доставляла ему такое наслаждение, а потом понял, что это случалось только с Кэйро. Она тяжело дышала, его силы были на исходе, но она молила о продолжении, и он вновь почувствовал себя неутомимым юношей.

Кэйро застонала:

– Дункан, прошу тебя, не останавливайся! Умоляю, продолжай!

Он целовал ее губы, глаза, шею и никак не мог насытиться ее вкусом. Она впивалась ногтями ему в спину, прижимаясь к нему все теснее, умоляя продолжать.

А потом она выгнулась, оторвавшись от земли, широко раскрыла блестящие глаза и прошептала:

– Я люблю тебя…

Он поднялся, придерживая ее за бедра, и задвигался все быстрее, наблюдая за игрой эмоций на ее лице. В экстазе она наслаждалась каждым мгновением. Ей хотелось большего, и чем больше она желала, тем сильнее становилось его желание отдавать.

Внезапно улыбка чистого наслаждения тронула ее губы, мышцы сжались, раз, другой, он понял, что она удовлетворена, и дал себе волю: напрягаясь, он притянул ее к себе, вонзился одним ударом и взорвался, испытав прилив всепоглощающей радости, которую могла подарить ему только Кэйро.

Глава 14

Стол выглядит недурно, решил Грэм, откатившись подальше и любуясь плодами своих трудов. Срезав десяток желтых и розовых роз с соседских кустов, свисающих через ограду, он поставил их в хрустальную вазу – свадебный подарок, преподнесенный родителями жены тридцать четыре года назад. Фарфоровую посуду и тонкие бокалы он достал из коробки, которую все собирался выбросить, но так и не решился.

Для разнообразия он был не прочь попользоваться фарфором. Ему осточертели пластиковые тарелки и жестяные банки.

Вышитую белую скатерть он разыскал среди прочего белья, бросил ее в стиральную машину, ухитрился выгладить и постелить на стол. Когда Джил была беременна Дунканом, она вышила по краю скатерти сотни мелких цветочков. Она шила одеяльца, вязала пинетки и кофточки, а он был готов смотреть на нее часами. Это была безумная, всепоглощающая любовь.

Среди ночи он вдруг понял, что Джил пришлась бы по душе Герти. Погибшая жена порадовалась бы, узнав, что он счастлив.

Сегодня ему предстоит сделать первый шаг по пути к истинному счастью, такому, каким наслаждались они с Джил. И начать все заново.

На веранде послышались шаги и женский голос, потом зазвенел звонок.

Грэм еще раз взглянул на накрытый стол, потом на свою левую руку и напомнил себе, что все новое начинается с первого шага. Сняв обручальное кольцо, он сунул его в карман.

Открыв дверь, он сразу заметил, как красива сегодня Герти. Она собрала волосы в хвост на макушке, длинные пряди рассыпались по плечам. На ней было струящееся ярко-зеленое платье и длинные, почти до плеч, серьги того же оттенка.

Легкие сандалии она оставила на веранде, вошла в дом босиком, улыбаясь и держа бутылку вина и штопор.

– Бутылка уже холодная, – первым делом сообщила она. – Хочешь выпить?

Внезапно Грэму захотелось именно выпить. Что он делает, черт возьми? Герти танцевала нагишом в Вудстоке, а он за всю жизнь занимался любовью только с одной женщиной. Нет, они вовсе не пара.

К тому же Герти – сторонница демократов!

– К полуночи я должна вернуться домой, иначе превращусь в лягушку, – предупредила она, и Грэм заглянул ей в глаза. От ее улыбки в комнате словно стало светлее.

– Мне нравятся лягушки. – Надо быть идиотом, чтобы ляпнуть такое!

– Отлично. Тогда, пожалуй, я задержусь – но только если ты перестанешь молчать. – Она снова улыбнулась. – Так налить тебе вина?

– Конечно. – Он сумел засмеяться. – Бокалы на столе.

Герти плавно прошлась по комнате, приложила палец к губам и засмотрелась на изысканную сервировку стола.

– Какая прелесть! Прямо как в дорогом ресторане.

– Только официантов не хватает.

– Ты жалеешь об этом? – Она ввинтила штопор в пробку и с хлопком откупорила бутылку. – Да, они знают толк в своем деле и старательно отрабатывают чаевые, но иногда их присутствие раздражает. Они вертятся вокруг стола, даже когда тебе нет никакого дела до еды.

Она разлила вино по двум бокалам, и Грэм взял один из них, надеясь, что Герти не ждет от него глубокомысленных тостов. Тосты не по его части. К счастью, Герти просто поднесла бокал к своим пухлым, прелестным, чуть выпяченным губам, не нуждающимся в помаде.

К слишком роскошным губам.

Грэм отпил полбокала одним глотком. Так пить вино не полагается, но он остался наедине с женщиной, с которой был едва знаком, она выглядела бесподобно, и он нервничал.

А еще ему нравилось смотреть, как развеваются ее волосы и платье и двигаются нежные губы.

Она прошлась по комнате и остановилась перед фотографиями на каминной полке.

– Это твой сын? – спросила она.

– Да, Дункан, – на всякий случай напомнил он. – Снимок был сделан несколько лет назад, когда мы с ним ездили в Гватемалу.

– Ты любишь путешествовать?

– Путешествия – страсть моего сына. Когда-то я хотел стать археологом, бывать в Египте, исследовать гробницы, но вместо этого женился. И вскоре я понял, что по натуре домосед. А ты?

– Эта поездка мне определенно нравится – благодаря тебе. – Она ласково и обольстительно улыбнулась. – Но лучше всего я чувствую себя в Мендосино. – Она отпила вина и облизнула губы. Роскошные алые губы.

Он тоже облизнул губы, потому что они вдруг пересохли.

Она впилась взглядом в его рот, и он почувствовал себя мальчишкой-подростком, которого застали разглядывающим «Плейбой». Но девушки из журнала и в подметки не годились сексуальной и красивой Герти, обходящейся без макияжа.

– Я не говорила тебе, что я художница?

Поспешно глотнув вина, он отрицательно покачал головой.

– У меня студия с видом на океан. – Она наклонилась над вазой с розами и вдохнула сладкий аромат. – Как пахнет! – Она снова принялась расхаживать по комнате, потягивая вино, нюхая вынутую из вазы розу и каждым движением обольщая Грэма. – А тебе нравится океан?

– Больше всего на свете.

Она приподняла тонкую бровь:

– А прерии?

Наконец-то у него появился шанс по-настоящему поддержать разговор. Глубоко вздохнув, он отпил еще вина.

– Прерии живописны, но не в моем вкусе. Сказать по правде, в Сэнктуари я обосновался только на время, а этот дом – чужой.

– Куда же ты отправишься дальше?

– Еще не решил.

Она присела на подлокотник дивана и закинула ногу на ногу.

– Если ты так любишь океан, почему же живешь здесь?

– У меня был дом во Флориде, но я продал его несколько лет назад. С тех пор я повсюду разъезжаю вместе с Дунканом. Он отличный компаньон, но в последнее время я редко вижусь с ним.

– Значит, тебе одиноко?

– Да нет. Работа не дает мне скучать.

– А чем ты занимаешься?

– Иди сюда, я тебе покажу.

Кабинет он устроил себе в тесной второй спальне, где едва хватало места для кресла, но письменный стол и книжные полки вмещали все необходимое. Больше Грэм ни в чем не нуждался.

Кроме Герти.

Он включил компьютер и прислушался к шуму винчестера.

– А я никогда не имела дела с компьютерами, – призналась Фиби, стоя за спинкой его кресла. Сама не замечая, она положила ладонь ему на плечо и принялась водить пальцами по ключице. Грэм был готов замурлыкать от удовольствия.

– Научиться пользоваться компьютером несложно, – ответил он. – Всю жизнь я работал со сложными огромными машинами, но о компьютере даже не мечтал. Но когда я вышел из больницы, мне понадобилось чем-нибудь заняться. В то время Интернет бурно развивался. Я заинтересовался им, взял несколько уроков, купил хороший компьютер и теперь делаю интернет-страницы.

– Покажи, – попросила она, наклоняясь над ним и касаясь щекой его щеки. От нее пахло жимолостью, кровь Грэма забурлила в жилах.

– У меня не так уж много заказов, – продолжал он, пока на экране появлялась картинка. – К счастью, несколько довольно крупных клиентов обратились ко мне, когда им понадобились свои страницы. И теперь они работают только со мной – им по душе мои идеи.

На мониторе появился алый вихрь, вдоль правого края выстроились кнопки. Над этой страницей Грэм бился уже давно и безуспешно – что-то в дизайне ему не нравилось.

– Поправляясь после аварии, я приобрел множество знакомых, – продолжал Грэм. – В реабилитационном центре моим соседом был владелец компании, выпускающей сладости. Не помню, как мы завели разговор о маркетинге, но вскоре я попросил Дункана принести мне компьютерные журналы и в разговоре с соседом внес несколько деловых предложений. А когда я вышел из больницы, я разработал свою первую интернет-страницу. С тех пор объемы продаж моего знакомого возросли вдвое – почти без дополнительных вложений.

– Здорово! – откликнулась Фиби, касаясь его щеки и глядя на экран. – А ты можешь изменить цвет этого вихря на экране? Сделать его светлее и заменить белый цвет, скажем, желтым?

Грэм повернулся к ней, случайно коснувшись губами ее щеки. Фиби тоже повернула голову. Их губы оказались на расстоянии нескольких дюймов. Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, а потом она улыбнулась и снова посмотрела на экран.

– Не знаю, какого эффекта ты хотел добиться, но, по-моему, этот вариант грубоват.

Грэм сделал рабочую копию страницы и внес изменения.

– А вот так?

– Желтый слишком яркий. И эти кнопки по бокам… Может, сделать их круглыми или прямоугольными, такого же цвета, что и основной фон?

Грэм сразу принял ее предложения. Закончив работу, он окинул страницу придирчивым взглядом.

– Я бился над этой страницей несколько недель, и все напрасно. Я уже хотел изменить весь дизайн, но оказалось, достаточно незначительных поправок. Благодаря тебе страница стала эффектной.

– Мне нравится подбирать цвета, – объяснила она. – И сочетать на первый взгляд несочетаемые оттенки и текстуры.

– Такие, как мы с тобой?

– Вроде того. – Она улыбнулась.

Она по-прежнему стояла совсем рядом. Ее правая рука свесилась на грудь Грэма, в левой Фиби держала давно опустевший бокал. Грэм приложил ладонь к ее щеке и повернул ее к себе. А потом поцеловал – нежно, робко и вопросительно. С тех пор как ему исполнилось семнадцать, он целовался только с одной женщиной и теперь снова почувствовал себя неуверенным, застенчивым юношей-подростком.

Их языки соприкоснулись, ее грудь прижалась к его плечу.

В этот момент послышался сигнал таймера.

– Черт!

Фиби рассмеялась:

– Это плохо?

– Наоборот, хорошо. Но я не хочу останавливаться.

– Мы можем обойтись без ужина.

– Можем, но тогда не узнаем, правду ли я сказал о том, что хорошо готовлю.

Фиби уже не сомневалась в том, что Грэм сказал правду. И она убедилась в этом, когда попробовала изумительный салат с сыром бри, ветчиной прошютто и рафинированным оливковым маслом. Грэм поджарил свиную вырезку с арахисом так, что мясо таяло во рту. Он сам наполнял тарелки и разливал вино, ухаживая за гостьей, как за королевой. Фиби решила, что она умерла и попала прямиком в рай, особенно когда Грэм вынул из холодильника творожный пудинг с белым шоколадом, малиновым соусом и веточками свежей мяты.

– Ну, что скажешь? – осведомился он.

– Мне не терпится узнать, что еще ты умеешь.

– Это был эксперимент. Сегодня у меня вечер экспериментов. – Его адамово яблоко дрогнуло, он по привычке потянулся за кольцом, но вспомнил, что снял его.

– Ты снял кольцо. – Это был полувопрос-полуутверждение.

– Да, уже пора.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Всеми приборами и посудой, которые ты видишь на столе, я не пользовался целых пять лет, я не мог даже смотреть на них. Даже сегодняшний ужин в точности такой же, какой приготовила бы моя жена, если бы осталась в живых.

– Почему же ты сегодня решился воскресить прошлое?

– Потому, что умерла Джил, а не я. Потому, что я любил ее, а не весь этот хрусталь, фарфор и рецепты. Потому, что мы с тобой могли бы поужинать замороженной пиццей с пластиковых тарелок и все-таки смеяться и болтать, а через год я не вспомнил бы ничего, кроме того, как красива ты была и как мне было приятно разговаривать с тобой.

Фиби давным-давно разучилась плакать, но теперь из ее глаза выкатилась слеза. Не успела она стереть ее, как Грэм подъехал поближе, провел ладонью по ее волосам и поцелуем убрал слезу со щеки.

– Таких слов мне еще никто не говорил… – прошептала Фиби.

– Это чистая правда. – Грэм поцеловал ее в нос.

– Последний мужчина в моей жизни воскликнул: «Ого, клево!» – а предпоследний: «Класс, детка». Никто из них не мог связать больше десятка слов.

Грэм поцеловал ее в губы, и Фиби не смогла припомнить, когда ощущала такую нежность, тепло и блаженство. Но поцелуй был до обидного кратким.

Он откатился от нее внезапно, будто чего-то испугался. События развивались слишком быстро. Он оказался не готов к этому.

В отличие от нее.

В дальнем конце комнаты стоял старомодный музыкальный комбайн. Подъехав к нему, Грэм принялся перебирать стопку пластинок.

– Что будем слушать? Можем поставить «Битлз», «Дорз», «Ванилла фадж», «Крим», «Бердс»…

– Достаточно!

– Хочешь, поставлю «Бердс»?

– Я влюбилась в Дэвида Кросби задолго до того, как он объединился со Стиллсом, Нэшем и Янгом. Но я увидела его только в Вудстоке. Знаешь, я даже пыталась стащить его со сцены, но, похоже, его не прельщали перепачканные грязью девицы.

Грэм рассмеялся, ставя пластинку.

– Когда-нибудь я куплю СД-плейер.

– Не надо, старые пластинки гораздо лучше.

Едва услышав тамбурин, она начала танцевать – медленно, легко, внезапно став раскованной.

– У тебя есть свечи? – спросила она.

– Да. Но марихуаны нет.

– Я давным-давно отвыкла от нее.

Грэм съездил на кухню и вернулся с коробкой, наполненной свечами всевозможных форм и размеров.

– Прекрасно! А подсвечники?

– Они где-то в коробках.

– Обойдемся без них. Сойдут и тарелки.

Чувствуя себя как дома, она подпевала музыке и расставляла блюдца со свечами по всей гостиной. Грэм следил за ней, ловил каждое движение.

– Хочешь, я зажгу их? – спросил он.

– Да, пожалуйста. А потом потуши свет.

Разлив вино, она протянула бокал Грэму.

– А у тебя, случайно, нет «Буффало Спрингфилд»?

– Дай-ка подумать… похоже, ты обожаешь Стивена Стиллса.

– Только его голос. На мой вкус, лучшее сочетание голосов у Кросби, Стиллса, Нэша и Янга. Абсолютная гармония.

Пока он рылся в пластинках, Фиби вынула из сумки альбом и карандаш, схватила с дивана две подушки, бросила их на пол посреди гостиной и уселась.

Грэм поставил новую пластинку и обернулся к ней:

– Еще пожелания есть?

Фиби кивнула.

– Ты не мог бы снять рубашку?

– Что, прости?

– Сними рубашку.

– Зачем?

– Потому, что в рубашке ты бесподобен, но я уже нарисовала тебя одетым – в тот вечер, в ресторане. А теперь я хочу увидеть, что у тебя под рубашкой.

– Ты шутишь?

– Я предпочитаю быть серьезной и честной. – Правда, она уже однажды соврала ему, назвавшись чужим именем.

– У меня осталось несколько шрамов, – предупредил Грэм.

Фиби отпила вина.

– А у меня менопауза и грудь уже не такая упругая, как раньше.

– Ты покажешь ее мне?

– Скорее всего да.

Грэм рассмеялся, вытащил из-под пояса брюк тенниску и снял ее через голову.

– О Боже…

– Что такое?

– Ты выглядишь гораздо лучше, чем я предполагала.

– При свечах все выглядит по-другому.

– Я же художник. Меня нелегко обмануть.

– Итак, какую позу я должен принять?

– Никакую. Просто сиди и пей вино.

– А говорить можно?

– Это было бы замечательно.

– На какую тему?

– На твой выбор.

– Значит, поговорим о тебе.

Фиби подняла голову. В серебристых глазах Грэма отражались язычки свечей.

– Не двигайся! – воскликнула она. – Отлично! Особенно твои глаза.

Она пыталась передать увиденное, но рисовать его глаза было не так увлекательно, как смотреть в них. Впервые в жизни Фиби никак не удавалось сосредоточиться на натурщике.

Грэм сменил пластинку, и Фиби засмотрелась на игру мышц его рук и сильных плеч. С легкой улыбкой он обернулся, и в комнате зазвучал первый гитарный пассаж из «In-A-Gadda-Da-Vidda», вызывая у Фиби множество приятных воспоминаний о вечеринках, танцах и друзьях, с которыми она не встречалась с шестидесятых годов, со времен фестивалей в Хейт-Эшбери. Но теперь под эту музыку рождались новые воспоминания, лучше прежних.

Отложив альбом и карандаш, она направилась к Грэму.

– Хочешь потанцевать?

Он кивнул, она села к нему на колени, и он обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Он крутил колесо кресла, а Фиби прислушивалась к ровному и сильному биению его сердца.

Его кожа была горячей, свежевыбритое лицо – гладким, от него пахло знакомым Фиби с юности одеколоном «Олд спайс», который никогда не выйдет из моды.

Он поцеловал ямочку под ее ухом и проложил дорожку поцелуев по щеке, пока не добрался до губ.

– Знал бы ты, как это приятно! – со вздохом выговорила она.

Он взял ее ладонь и прижал к своему сердцу:

– А это ты чувствуешь?

Она кивнула.

– Оно давным-давно не билось так быстро. Даже в тренажерном зале или на баскетбольной площадке.

Фиби сняла его вторую ладонь с колеса, притянула к себе, поцеловала и приложила к своей груди. Закрыв глаза, она глубоко вздохнула, потрясенная тем, что уже забыла, как приятны простые прикосновения, даже через платье и бюстгальтер.

Запустив пальцы в волосы Грэма, она поцеловала его. Ей нравился вкус его губ, его дыхание, овевающее щеку. Желание становилось нестерпимым.

Он провел ладонью по ее груди, боку и бедру. Платье заскользило вверх по ноге, Фиби почувствовала, как его пальцы движутся по бедру, подбираясь к узеньким трусикам, которые она купила в «Секрете Виктории» просто так, зная, что никогда их не наденет, но сегодня надела, и не зря.