Текст книги "Барбизон. В отеле только девушки"

Покончив с этим, он устроил празднование пятидесятой годовщины отеля; хотя княгиня Монако Грейс Келли присутствовать не смогла, она прислала письмо, в котором написала, что «с теплотой вспоминает дни, проведенные в „Барбизоне“» [41]. Но, несмотря на ухищрения Тейтельбаума, ясно было, что лучшие дни давно позади. Из «свежей и юной старлетки отель превратился в увядшую старую деву» [42]. Единственной знаменитостью из прежних постоялиц стала звезда 1950-х актриса Филлис Кирк [43], вместе с Винсентом Прайсом сыгравшая в 3D-ужастике «Дом восковых фигур». Филлис вспоминала Оскара, швейцара, и чай в бельэтаже. Управляющий отеля с 1944 по 1972 год Хью Коннор рассказывал, как ему названивала Джуди Гарленд, чтобы уточнить, где сейчас ее дочь Лайза Миннелли.

В некотором роде «Барбизон» оставался на плаву благодаря своим причудам. Ким Неблетт, поселившись в «Барбизоне» [44], научилась любить его странности. Она была манекенщицей и, зарабатывая тысячу долларов в неделю, еще помнила, как в прошлом году, первом своем в Нью-Йорке, ее годовой заработок составил всего 1062 доллара. Был месяц, когда она не могла себе позволить арендную плату и ночевала на полу в номере подруги. Но в отеле закрыли на это глаза, переадресовывая ее звонки в номер подруги, где она «тайно» жила до тех пор, пока не смогла позволить свой собственный. Она вспоминает постоялиц всех возрастов, даже «спятивших старух», которые устраивали «странные сцены», например «начинали кричать в шесть утра». Она выяснила, что если ты начинала смеяться над этими странностями, «безумные» смеялись вместе с тобой, и устанавливалось странное равновесие. И прониклась неким уважением к героизму «Тех Женщин»: леди, которые умудрились выдержать все эти годы. «Они все еще в Нью-Йорке. Пусть и прячутся в своих каморках в „Барбизоне“, но все еще в Нью-Йорке. А это что-то да значит».

Писательница Мег Вулицер подобным великодушием не отличалась. Она прибыла в 1979 году в составе последней партии приглашенных редакторов «Мадемуазель»; аромат ее волос напоминал шампунь «Боже-как-вкусно-пахнут-твои-волосы» [45], «которым в семидесятые пахло от всех». Хотя Бетси Талбот Блэкуэлл уже ушла с поста главного редактора, программа приглашенных редакторов еще существовала. Вулицер с кривой усмешкой отмечала, что офисы «Мадемуазель» – зеркальное отражение отеля «Барбизон»: и журнал, и отель «хотели быть актуальными и конкурентоспособными, в то же время цепляясь за здоровую чувствительность студенток колледжа, которую были призваны воплотить мы, приглашенные редакторы». Но какая может быть чувствительность у набора 1979 года!

Упадок отеля, устаревание его как внешне, так и в плане услуг проявлялись по-разному: первым утром в отеле Вулицер разбудил «стук кулака горничной в мою дверь, точно она была агентом наркополиции». Открыв глаза и откинув оранжевожелтое одеяло (одно из новшеств Тейтельбаума), Мег оглядела узкую мрачную комнату. И не впечатлилась. Единственным плюсом отеля для нее стала его история. Вулицер все вспоминала Сильвию Плат. Практически Вулицер поселилась примерно в такой же комнате, в какой двадцать шесть лет назад жила Сильвия Плат, по одной простой причине – ничего с тех пор не менялось: всего 130 номеров имели собственную ванную, 94 – совместную, а 431 самый дешевый, в которые и селили приглашенных редакторов и которые в 1947 году Филлис Ли Шуолби описывала Нанетт Эмери, – общую, на этаже [46].

Но на дворе стоял 1979 год, а не пятьдесят третий, и город-банкрот напомнил Вулицер «серию из криминальной драмы „Коджак“» [47]. За два года до этого [48] «сын Сэма» Дэвид Беркович застрелил шестерых и ранил еще семь человек, Таймс-сквер стала одним из самых криминальных районов города, а в Брайант-парк ходили разве что за тем, чтобы купить дозу или «снять» партнера для секса. Дни славы Нью-Йорка давно прошли – во всяком случае, так казалось в то мрачное десятилетие. Точно бы в унисон всеобщему настроению приглашенные редакторы сезона 1979 года куда менее почтительно относились к заданиям, которые так волновали Сильвию Плат, Джоан Дидион, Гейл Грин и многих других. На семинаре дегустаторов ароматов в «Ревлон» [49] всех просили понюхать образцы и сказать, какой запах сделан для них; одна, притворившись, что задумалась, выдала рекламный слоган их актуальных духов «Чарли»: «Вот этот „Чарли“ мой „Чарли“!» На завтраке, устроенном текстильной фабрикой «Милликен» в «Уолдорф-Астории», они захихикали, когда в ресторан «вкатили» Джинджер Роджерс. Для регулярной «смены имиджа» Мег и ее друзей привели в «Сакс» на Пятой авеню в «помятом барбизонском виде». Парень из числа приглашенных редакторов отстриг бороду и обзавелся усами а-ля Фредди Меркьюри; ему очень пошло; тогда как Вулицер после «преображения» завопила: «Я похожа на проститутку!» В последнюю ночь они все поднялись на крышу «Барбизона», как это сделала Сильвия Плат, и устроили импровизированную церемонию в ее честь. Они станут последними приглашенными редакторами. После них программу закрыли. Пройдет еще двадцать два года, и «Мадемуазель» прекратит свое существование; на тот момент от него останется лишь тень былого величия.

В 1980-е концепция «платежеспособного города» радикально изменила облик Нью-Йорка. Город, в котором рабочий класс жил бок о бок с имущими (то, что пытался показать Ниве Нельсон председатель совета директоров «Найман-Маркуса» из окна такси в 1953 году, когда велел таксисту ехать в Манхэттен кружным путем), перестал существовать. Нью-Йорк спасли, но потеряли прежний Нью-Йорк. Город нашел свое спасение [50] не через федеральное финансирование, что доходчиво дал понять президент Джеральд Форд, но удовлетворяя потребности частных застройщиков и многопрофильных корпораций, пообещав налоговые льготы, преференции и покровительство. Так и появились Трамп и ему подобные.

1980-е стали предвестником того, что впоследствии станет олицетворять Нью-Йорк: деньги, излишества, махинации и потворство своим слабостям. Теперь настало время яппи и Мадонны, ресторана «Одеон», кокаина, ночного клуба «Дансетерия» и экстази.

«Барбизону» требовалось поднажать, потому что Нью-Йорк больше не станет вращаться вокруг регулирования арендной платы – системы, позволявшей рабочему и среднему классу перманентно проживать на Манхэттене. Когда Дэвид Тейтельбаум в 1976 году впервые приступил к обязанностям консультанта [51], он обнаружил, что больше ста постоялиц защищены законом о регулировании арендной платы: в месяц поднимать можно было лишь на ничтожную сумму, а права постоянных жилиц гарантированы. В 1979 году отель снова сменил собственников, но Тейтельбаум остался на своей должности. Новые владельцы, индийская сеть отелей, хотели именно того, что стал олицетворять Нью-Йорк. Что означало превращение «Барбизона» в отель класса «люкс» для женщин… и мужчин.

«Те Женщины» новостям не порадовались. «Увешанная украшениями» пожилая постоялица [52], представившаяся «знаменитой театральной актрисой», заявила, что «достойные женщины» против перемен и она лично убеждена, что допуск мужчин станет означать «рост проституции». Старейшие жительницы отеля мигом забросили свои разногласия [53] и организовали Ассоциацию постоялиц, наняв Леонарда Лернера, успешного защитника прав жильцов. Элис Сакс, перманентный кандидат от демократической партии, жившая в «Барбизоне» с 1935 года, съезжать не намеревалась. Она и другие платили за свои комнаты в среднем 275 долларов в месяц, в которые входило ежедневное обслуживание номера, сообщения на стойке регистрации и прекрасное расположение. Это резко контрастировало с ценами на крошечные квартирки в Верхнем Ист-Сайде, в те дни порою доходившими до тысячи в месяц. Мужчины или не мужчины, она отсюда никуда не уедет. Элис Делман, еще одна постоянная жиличка, сообщила, что ее не радует перспектива «созерцать в коридорах мужчин в любое время дня и ночи на разных стадиях одетости». Но отель продолжал терять деньги, и Барри Манн, новый управляющий, нанятый Тейтельбаумом, привел оставшийся убийственный аргумент: «Остался только один пол».

Поначалу Тейтельбаум предложил «Тем Женщинам» миллион [54], чтобы они съехали. Их адвокат наотрез отказался. Он просил для каждой сумму в десять миллионов. Была и альтернатива выплате, которую адвокат с долей сарказма предложил: «Всегда есть возможность построить для 114 женщин домик на пустующем участке Манхэттена». Согласно арендному законодательству Нью-Йорка [55], номера «Барбизона» были неприкасаемыми и подпадали под категорию ОН (одноместный номер в здании общественного пользования с общими удобствами). Не в силах заставить старожилок съехать, Тейтельбаум и новые владельцы вынуждены были оставить их и выделить для них специальное крыло заново кондиционированных комнат. Избавившись от этого препятствия, Тейтельбаум открыл доступ мужчинам в коридоры достопочтенного здания «Барбизона», одновременно уважив права старейших постоялиц.

Последний звонок для 54-летнего периода однополой жизни «Барбизона» символично прозвенел в Валентинов день 1981 года. Удовольствие стать первым мужчиной, который проведет ночь в «Барбизоне» (за вычетом Малахия Маккорта и еще нескольких, кто хвалился этим), породило такой шквал телефонных звонков, что в отеле решили устроить широко рекламируемый розыгрыш 12 февраля, чтобы определить, кто же станет первым мужчиной – и первой парой, – официально допущенными дальше вестибюля. Победителем в первой категории [56] стал гомеопат тридцати девяти лет из Кембриджа, штат Массачусетс, ужасно похожий на капитана Штабинга из сериала «Лодка любви». Доктор Дэвид Кливленд за два дня до праздника святого Валентина узнал из телефонного звонка о своей победе и о том, что его будет ждать лимузин в аэропорту Кеннеди, чтобы доставить в «Барбизон». Много недель доктор пытался позвать на свидание официантку из «Пэррот кафе» в Кембридже, близ Гарвардского университета, но она не соглашалась. Даже билеты на уик-энд на остров Кюрасао ее не убедили. Победа в розыгрыше «Барбизона» – включая лимузин, бесплатные обеды и бродвейские шоу – ее тоже не убедили. Тогда доктор Кливленд, лысеющий, с облачками седых курчавых волос по бокам головы, купил смокинг с широкими лацканами, рубашку из жатой ткани, гигантский галстук-бабочку и отправился в Нью-Йорк один.

В субботу, 14 февраля, в 11:30 над отелем «Барбизон» был водружен баннер Дня святого Валентина длиной до десятого этажа. Сэмми Кан, автор романтических хитов, ворковал в микрофон, установленный в вестибюле, свои лучшие песенки о любви, включая «Любовь и брак», «Долго-долго» и «Все время». Он даже при случае вставил имя доктора в текст одной из них. Фотографы запечатлели миг, когда Венди Тейтельбаум, дочь Дэвида, одетая в облегающий костюмчик посыльного, поцеловала победителя в щеку. Официантки и официанты, одетые в шлемы в тон лесам, которыми был покрыт отель, ходили с подносами шампанского и разрезали идеальный торт в форме отеля. Доктор Кливленд, возможно, наглядно объясняя, почему официантка из «Пэррот кафе» отказалась идти с ним на свидание, достал из кармана копченых устриц (афродизиак!) и шутки ради позировал с ними фотографам.

Уильям Николс с Лонг-Айленда [57], менеджер шоу-рума оптовой торговли тканями, и его жена Кэтрин выиграли конкурс пар, и вместе с доктором Кливлендом были представлены толпе собравшихся; под аплодисменты всем троим вручили ключи от номеров: таким образом, доктор Кливленд (и мистер Николс) стали первыми мужчинами, которые проникли в запретные спальни (во всяком случае, законно, а не по пожарной лестнице, подкупив регистратора или надев медицинский халат). В тот памятный уик-энд номера в «Барбизоне» сняли еще семьдесят мужчин.

Шумное событие произвело впечатление [58], и давняя жительница отеля, кандидат от демократов и самая видная представительница «Тех Женщин» Элис Сакс вполне оптимистично сообщила тележурналистам: «Я рада, мне интересно. Надеюсь, все сработает». Другая старожилка вторила ей: «Я пришла к выводу лишь сегодня, потому что не понимала, что настало время этой концепции, этой идеи». Дэвид Тейтельбаум, которому не удалось избавиться от «Тех Женщин», теперь включил их в рекламные проспекты как часть «легенды» отеля.

Однако спустя девять месяцев Тейтельбаум временно закрыл отель для многомиллионных «косметических процедур». И продолжал настаивать [59]: хоть отель теперь стал унисекс, обновленный, он станет пространством, ориентированным на женщин, пусть и с допуском мужчин. «Нельзя сделать отель женским, просто добавив в номера вешалку для юбок», – заявил он. Хотя управляющим стал мужчина, но в отдел маркетинга, на должности дизайнера внутренней отделки, ответственного дизайнера и шеф-повара взяли молодых женщин. В отеле появилось полномасштабное спа и вестибюль, а бар отделали розовым мрамором. В номерах появилась подсветка зеркал, французское мыло «Ле Галле», пена для ванн и лосьон для рук.

Тейтельбаум, недоучившийся в колледже, выросший на финиковой ферме в Калифорнии, был особенной фигурой в строительном бизнесе Нью-Йорка. Он не верил в перестройку – он верил в переделку зданий, в реставрацию – не как в возвращение былой славы, а как переосмысление внутреннего убранства. Он публично критиковал коллегу-застройщика Дональда Трампа за то, что тот разрушил фризы ар-деко, изображавшие танцующих женщин, на здании универмага «Бонвит Теллер», ранее обещанные им музею «Метрополитен». Но вместо обещания были бурильные молотки: в конце концов, ломать куда проще, чем тратить время и деньги на сохранение. По контрасту с этим Тейтельбаум хотел сохранить старый Нью-Йорк, в то же время заставив его приносить прибыль. И разработал концепцию нового «Барбизона» как спа-отеля в европейском духе, с визуальным намеком на школу живописи, давшую ему имя. Однако концепция стоила дорого и обошлась ему не в один миллион сверх бюджета. Так что спешно пришлось заключать сделку с подразделением управления отелями «Тюльпан» Королевских голландских авиалиний. И хотя сделка предполагала, что отель будет переименован в «Золотой тюльпан „Барбизон“», она также означала, что задуманные обновления будут выполнены с окончательным бюджетом в шестьдесят миллионов.

В 1984 году, когда наконец была готова реинкарнация отеля [60], руководство Королевских авиалиний устроило праздник Голландии: селедка, тюльпаны, голландский джин и нью-йоркский мэр Эд Кох. Перестройка отеля, означавшая серьезную перепланировку 700 крохотных номеров на 368 просторных номеров с ванной, изменила его имя на «Золотой тюльпан „Барбизон“». Художнику Ричарду Хаасу заказали трехмерную роспись на обновленном потолке вестибюля и бельэтажа – лиственный мотив, немного небрежный. Стены интерьера покрасили в розовый с вкраплениями охристого песчаника с намерением обыграть розовые тона мавританского кирпича снаружи «Барбизона», а еще напомнить об утренних лучах солнца в лесу Фонтенбло, вдохновлявших художников барбизонской школы. Ресторан переехал в бельэтаж, откуда прежде в волнении выискивали своих кавалеров молодые особы.

В 1985 году Пегги ЛаВиолетт, лучшая подруга Джоан Дидион и участница программы приглашенных редакторов сезона 1955 года, остановилась в «Золотом тюльпане „Барбизон“» с мужем Доном. Они летели на восток, чтобы отметить Рождество: дочь работала в журнале «Эль», сын – в «Нью-Иоркере». В «Нью-Йорк Таймс» Пегги прочла, что «Барбизон» переделали в обычный отель и он больше не «отель для женщин», где они с Джоан жили в номерах по соседству. В приступе ностальгии Пегги сняла номер. Когда она вошла внутрь, ее поразило то, как резко все поменялось. От прежнего убранства избавились, и отель представлял собой классику декора восьмидесятых: тяжелые гардины, мягкие диванчики, глубокие кремовые цвета с капелькой золотой отделки.

Меню кафе «Барбизон», расположившегося в бельэтаже, представляло собой «международную кухню», такую же типичную для 1980-х: авокадо, фаршированные норвежской креветкой; салат с цыпленком карри и сельдереем; картофельный салат с кусочками бекона и зеленым луком; рисовый пудинг «по-барбизонски» и модные тогда брауни [61].

Их номер состоял из собранных воедино крохотных номеров, подобных тем, в каких Пегги с Джоан останавливались ровно тридцать лет назад.

Когда Пегги в тот же вечер шла по коридору своего этажа, ее вдруг обогнала пожилая женщина, спешившая в конец коридора, где она остановилась и открыла дверь без номера. Обернувшись, женщина осмотрела Пегги, прежде чем войти внутрь. В тот миг, когда дама замерла у открытой двери, Пегги заметила так хорошо знакомую зеленую краску и те же двери, которые она помнила и которые вели в крошечные номера «Барбизона», едва вмещавшие односпальную кровать, раковину, крошечный письменный стол и стул. Пожилая женщина снова посмотрела на Пегги, ничего не сказала и закрыла за собой дверь. Пегги содрогнулась, точно встретила привидение. Это, без сомнения, была одна из «Тех Женщин».

Пегги вернулась в свой номер и к Дону. Всю ночь шел снег, завывал холодный ветер. Включилось отопление и принялось яростно работать: скоро Пегги с Доном решили, что в номере стало градусов сорок. Точно так же, как Джоан Дидион мучилась из-за свихнувшегося кондиционера в самом начале пребывания в «Барбизоне», в 1985 году Пегги и ее муж пострадали от вышедшего из себя отопления. Они безуспешно попытались открыть окно. Пришли сотрудники, но и им не удалось ни укротить обогрев, ни что-то сделать с окном. На следующее утро, покончив с завтраком, супруги быстренько собрали вещи, погрузили чемоданы в такси и уехали. Больше Пегги не появлялась в «Золотом тюльпане „Барбизон“». Несмотря на все тщание Тейтельбаума, отель безнадежно устарел и функционировал со скрипом.

Но новая волна надежды, смешанной с легким беспокойством, накатила с приходом Стива Рубелла и Иена Шрегера, владельцев знаменитого клуба «Студия 54» – «анфан террибль», успевшие отсидеть за уклонение от уплаты налогов на пике популярности своего ночного заведения, теперь выкупили отель у Королевских авиалиний. Их выпустили спустя год заключения; в тюрьме они обзавелись новыми дерзкими планами встряхнуть бизнес. Кажется, он совсем зачах, думали они; все, что теперь предлагают отели, – койку для ночлега, ну, еще какую-нибудь дополнительную роскошь. И партнеры решили, что отныне превратят их из унылых и сонных мест в центр клубной жизни, и начали накопление гостиничного портфеля. Но невезение вкупе с кокаиновой эпидемией восьмидесятых сгубило эти планы. В номер «Барбизона», в котором некогда популярный телевизионный корреспондент и вашингтонский лоббист Крейг Спенс остановился еще с одним мужчиной, вызвали полицию [62]. Когда та прибыла, Крейг выбежал из номера, крича, что у него есть оружие. Внутри обнаружились кокаин и трубка для курения. Оказалось, что Спенс – постоянный клиент службы гей-эскорта, услугами которой пользовались также сотрудники администраций Рейгана и Джорджа Буша. Вскоре после этого Джорджетт Мосбехер [63], светская львица, владелица косметического бренда «Ла Прери» и супруга министра экономики в администрации Джорджа Буша, подверглась вооруженному нападению прямо у двери своего номера «Барбизона»: налетчик был хорошо одет и вооружен «Узи». Мосбехер, известная как самая шикарная участница кабинета, умудрилась не дать затолкать себя в номер, а вместо этого сняла с себя все драгоценности и отдала нападавшему. После таких инцидентов тяжело сохранить репутацию. Клиентов стало меньше. Естественно, в 1994 году Иен Шрегер (Стив Рубелл скончался от гепатита вскоре после покупки «Барбизона») был вынужденно лишен права выкупа отеля.

Но Шрегер оказался не готов расстаться с «Барбизоном» и в 1998-м выкупил его обратно (так, к слову, поступили и первоначальные владельцы отеля в эпоху Великой депрессии). За выкупом последовала очередная реновация. На сей раз, чтобы снизить затраты [64] и заработать, бассейн и бывшую кофейню отдали в долгосрочную аренду сети фитнес-клубов «Эквинокс»; клуб обустроил полный спектр тренировочных услуг на трех этажах здания, и теперь вход туда стал доступен любому жителю Нью-Йорка, способному оплатить месячный абонемент. Два раза в неделю там принимал пластический хирург – колол ботокс, коллаген и делал химические пилинги – прямо через коридор от зала для йоги.

Но несмотря на все это, «Те Женщины» не собирались отступать. Они вытерпели долгосрочные ремонты и нововведения Тейтельбаума, Шрегера и Рубелла. На этажах от четвертого по одиннадцатый, в конце длинных коридоров, застеленных паласами с цветочным рисунком, все еще можно было найти потайную дверцу, за которой находилась машина времени: узкие проходы, совместные удобства, крошечные номера.

Однако к концу 1990-х их число уменьшилось до двадцати девяти. Теперь сотрудники отеля звали их «постоянными». Они обитали в отеле, и даже те, кто посменно открывал и закрывал двери, о них мало что знали. Коридорный кивал им, зная, что они здесь живут, – в то же самое время они являлись точно из ниоткуда. Но «Те Женщины» не просто служили отелю призраками – они стали живым напоминанием того, чем был и что значил он до всех реноваций и нововведений восьмидесятых-девяностых.

* * *

12 сентября 2001 года, спустя день после нападения террористов на башни-близнецы Всемирного торгового центра, Нью-Йорк замер. Начиная с 14-й улицы город пропах гарью. Люди выстраивались в очередь у больницы Сен-Винсент, готовые сдать кровь раненым. Но их не было: погибли все. Башни-близнецы погребли под своими обломками почти три тысячи человек.

Везде оставались признаки нормальной жизни, которая в одночасье перестала быть таковой: в газетных киосках продавался журнал «Нью-Йорк» с обзором осенней моды, хотя теперь от одной мысли, что кому-то интересно, какое пальто станет модно в этом сезоне, могло вывернуть наизнанку. Казалось, Нью-Йорк снова утрачен. Но никто не мог предсказать, что вместо этого начнется облагораживание Нью-Йорка, он будет отдан на откуп корпорациям, Таймс-сквер превратится в гигантский торговый центр, повсюду будут сновать туристы в футболках «Я ♥ Нью-Йорк», преступности станет на удивление мало, а апартаменты супербогатых будут стоять пустыми: они дали убежище их налогам, только и всего.

Незадолго до того, как рухнули башни-близнецы, «Бервинд проперти труп» из Филадельфии, желавшая построить сеть дорогих отелей, приобрела «Барбизон» за сумму около 69 миллионов долларов [65]. Они переименовали его в «Мелроуз-отель „Барбизон“». Также компания взяла на себя заботу о «Тех Женщинах»: председатель совета директоров иногда приносил им домашнее печенье. Женщины умудрились сохранить за собой номера; все же остальное, составлявшее прежний отель «Барбизон» для женщин, постепенно исчезло: музыкальные комнаты, библиотека и террасы (теперь их присоединили к номерам за 1200 долларов за ночь, какие любит снимать рэпер и продюсер Пи Дидди). В «Мелроузе», предназначенном для обеспеченных, также обустроили ресторан «Лэндмарк» и бар «Библиотека». Каждый день туда заходила пожилая дама и заказывала чашку чая с порцией 220-летнего коньяка эпохи Людовика Тринадцатого за 375 долларов.

Год спустя, в 2002 году, в «Мелроуз» прибыл темноволосый Тони Монако, новый заместитель генерального директора. Задняя часть здания, где в ненумерованных комнатах жили оставшиеся «Те Женщины», сохранялась практически нетронутой. Их осталась двадцать одна: они жили в разрозненном порядке на разных этажах в единственной части отеля, которая осталась нетронутой, на четвертом, седьмом, восьмом, девятом и одиннадцатом этажах. Теперь четвертый этаж захватили залы фитнес-центра; Тони наблюдал, как разрушают первоначальный бассейн «Барбизона», заливают бетоном знаменитый бельэтаж, откуда выглядывали в вестибюль молодые женщины, а потом электропилы с ревом впились в медные трубы того самого органа, на котором играла мисс Энн Гиллен в жемчугах и шляпке-таблетке, каждый вечер с пяти до шести.

Скоро для «Тех Женщин» все снова должно было поменяться. 9/11 породил поток новых туристов, отчасти послушавшихся патриотических призывов мэра Руди Джулиани, которые не желали платить за номер несколько сотен. Они искали, где подешевле, чего «Мелроуз» никак предложить не мог. «Бервинд» сменил ориентиры. В 2005 году компания объявила, что намерена переделать «Барбизон» в многоквартирный дом. Рынок недвижимости Нью-Йорка процветал, и отели в центре, на окраинах, на востоке и западе на этом зарабатывали; знаменитая «Плаза» объявила о том же самом в тот же год. Как только сроки пребывания последних постояльцев закончились, единственными, кто остался в отеле, стали Тони Монако и «Те Женщины». Началась финальная инкарнация «Барбизона»: многоквартирный жилой дом [66].

«Бервинд» временно переселила Тони и «Тех Женщин» в близлежащий «Аффения Гарден отель» на 63-й улице между Второй и Третьей авеню, но Тони чаще всего ночевал в «Барбизоне», среди капитального преображения его нутра. На тот момент, несмотря на все новшества, несмотря на то, что «Барбизон» пережил с момента переосмысления, переделок и реноваций, он выглядел устаревшим, с изъеденной коррозией латунью и покрытой пятнами обивкой мебели. Царившая некогда за стойкой регистрации мисс Мэй Сибли присвоила бы ему самый низкий статус. Будучи сторонником сохранения исторических зданий, Тони Монако спас маленькую металлическую позолоченную вывеску «Барбизон»: она все еще висит над парадным входом на 63-й улице. Впоследствии она станет частью импровизированного декора его кабинета управляющего новым жилым комплексом.

Переделка внутреннего убранства, превращавшая отель в роскошные квартиры, охватила все. Все нутро вывезли, все полы сняли. Третий этаж превратили в общее пространство для жителей дома: терраса, просмотровый зал, мобильная кухня. Перед создателями встала проблема: как обустроить роскошь и величие на костях прежнего отеля для женщин, да еще в районе, который, технически будучи в Верхнем Ист-Сайде, превратился в «транспортный узел, вечно запруженный машинами, на самых подступах к Среднему Манхэттену». Здание снова покрывали леса. Оригинальные окна сменились французскими с вертикальной навеской рам высотой почти в три метра. Фойе, длинные галереи и остекленные двери придали семидесяти квартирам ощущение света, пространства и роскоши. Тщательно отобранные детали: от паркета розового дерева до известняковых плиток кухонного пола и мрамора ванной; сложная сенсорная система регулирования отопления, света и звука. Называться жилой комплекс станет «Барбизон/63».

Среди тех, кто первыми приобрел квартиры в «Барбизоне/63» [67], стала Никола Булгари из итальянской ювелирной компании, которая отхватила дуплекс-пентхаус на семнадцатом-восемнадцатом этажах за 12075000. Британский актер-комик Рикки Джервейс сначала выбрал скромную квартиру с одной спальней на девятом этаже, а спустя три года, в 2011-м, купил квартиру побольше, с двумя балконами, на двенадцатом. Бывший председатель совета директоров компании «Мяу Микс» [68], производящей кошачий корм, купил три отдельные квартиры с двумя спальнями для своих детей. Его жена потратила меньше десяти минут, выбирая из доступных вариантов планировки. Новые жители дома как никто отличались от молодых женщин, для которых «Барбизон» стал мягкой посадочной полосой для прибытия в Нью-Йорк и вычитанный в журнале адрес которого они аккуратно записывали на листке бумаги.

«Барбизон/63» не избавился от «Тех Женщин». На то у него нет прав. В «Бервинд» решили отдать им четвертый этаж. Те, кого удалось уговорить туда переехать, получили квартиры с одной спальней и квартиры-студии. Однако кое-кто сопротивлялся, как Реджина Рейнольдс, заселившаяся в отель в 1936 году и жившая на одиннадцатом этаже – на том самом, на котором жила и пережившая крушение «Титаника» Молли Браун. Еще несколько уперлись и потребовали остаться в своих законных одноместных номерах с ограниченной стоимостью проживания. Но и им устроили ремонт – пусть лишь для того, чтобы убрать их подальше от богатых и знаменитых потенциальных покупателей.

Четвертый этаж, отданный «Тем Женщинам» «Барбизона», скорее походит на отель-люкс: кремовые обои в коридорах, большие белые двери и яркие блестящие настенные фонари, освещающие коридоры, устланные мягкими коврами. На стенах висят в рамках черно-белые фотографии Манхэттена в том виде, каком его все еще помнят «Те Женщины». Также имеется большая, выложенная кирпичом терраса с кованой железной мебелью; такое пространство не может не заставлять зеленеть от зависти обычных ньюйоркцев, ютящихся в крошечных квартирках. Если выйти на террасу, показывает Тони, стать лицом к «Барбизону», запрокинуть голову и смотреть так далеко, насколько возможно, вы увидите слой за слоем головокружительный ар-деко: розовые кирпичи и поверхности, в шахматном порядке устремленные высоко-высоко в небо. Но на террасу никто не ходит, кроме Тони.

Теперь их осталось пятеро. Они не сплоченная группа, как легко представить себе: совместно старящиеся бабульки, коротающие дни на диете из дневного чая и воспоминаний. Даже друг с другом они лишний раз не здороваются, если вообще здороваются; единственный, кого они всегда узнают и считают достойным общения, – Тони. «Все они барахольщицы – копят не только вещи, но информацию и воспоминания». По закону им полагается ежедневная уборщица, которая приходит с понедельника по пятницу. Стоимость проживания для них разнится в соответствии с датой заселения: для Элис Делман – такая же, как в 1950-е. Элис, основной накопитель информации, пишет мемуары. Надо думать, что где-то у нее хранится коробка рекламных буклетов, газетных вырезок и личные записи о скандалах, которые не удалось скрыть управляющим отеля – как и о тех, которые таки удалось.

В 2011 году организация «Друзья исторического Верхнего Ист-Сайда» [69] подала документы на присвоение дому «Барбизон/63», прежде жилому отелю для женщин «Барбизон», статуса памятника архитектуры. Здание располагается за пределами исторического района Верхний Ист-Сайд – пусть даже сами границы были впоследствии расширены. Но организация аргументировала это тем, что в случае «Барбизона» дело не в географии, а в наследии. В то же самое время в «Бервинд», которая полностью переделала внутреннее убранство дома, но почти не тронула фасад, поняли, как монетизировать общественную важность здания. Квартиры продавались особенно хорошо, пусть даже агенты по недвижимости кривились на низкие потолки и так-себе-размещение. Рекламная кампания напирала на славное прошлое «Барбизон/63» и вспоминала знаменитых женщин, которые прошли через его двери. Стены общей зоны на третьем этаже украшают черно-белые снимки роскошных кинозвезд и моделей, некогда живших здесь.