Текст книги "Последний хозяин"

Излюбленным методом воспитания

был принудительный массаж больших

ягодичных мышц с использованием

подручных средств, например, ремня.

Роберт Хайнлайн, «Двойник».

После гибели отца материальное положение семьи Колядуцких парадоксальным образом улучшилось: за потерю кормильца полагался дополнительный паёк. Бабка Тамара смерти сына не пережила; весной 1944 года похоронили. Цинично, но исчез лишний рот. Мирослав с 1945 года стал подрабатывать. В Кургане разместилось несколько госпиталей глубокого тыла, где требовались руки санитаров, даже 12-летних. Страшным наследством войны стали сотни тысяч раненых; в госпиталях война за их жизнь окончилась лишь года через два после официальной Победы. Голодные послевоенные годы – с 1945-го по 1948-й – семья пережила относительно благополучно. Растущему Мирославу есть хотелось всегда. Еда часто снилась, но по помойкам он её не искал; в голодные обмороки не падал. А в 1947 году появился дядя Сеня; через полтора года родилась сводная сестра Мирослава Анна. Каким ветром занесло в Курган не имеющего там ни знакомых, ни родственников одноногого майора? Сам он молчал. Ещё непонятнее, почему выбрал он преждевременно постаревшую, но ещё красивую и хрупкую Людмилу с ребёнком. После войны дефицит мужчин был страшный. Даже инвалид дядя Сеня легко женился бы на молоденькой, и без беспокойного довеска в лице чужого сына. Но сплелись судьбы в узел – не развяжешь.

Мирослав отчима не принял. Бывало, подросток с инвалидом дрались. Но сделал ему дядя Сеня такой подарок, оценить который довелось лишь в зрелости. Хотел тогда Мирослав Леонидович за юношеские выкрутасы покаяться, да сошёл к тому времени дядя Сеня в могилу. Орденам и медалям у дяди Сени на впалой груди было тесно. Уж куда он ходил, где ими звенел, об кого однажды костыль обломал (Мирослава чинить заставили) – кто знает? Но клеймо «непролетарского происхождения» с мальчика сняли. Это давало право на получение высшего образования. Казалось бы, для потомка многих поколений врачей выбор профессии очевиден, но упрямый подросток заартачился. Помимо детской мечты стать офицером-танкистом (в годы войны в Кургане открылось танковое училище), у Мирослава обнаружились способности к языкам. Врач обязан знать латынь; Мирослав её в госпиталях нахватался. Бабка Тамара под большим секретом научила его немецкому: «Вырастешь, поедешь в Германию, убьёшь Гитлера; отомстишь за отца». У матери был в ходу польский. А дядя Сеня, крякнув, вдруг стал – тоже по секрету – учить пасынка испанскому. Иногда костылём. И категорически отказывался отвечать, откуда он сам его знает. К 17 годам Мирослав стал изрядным полиглотом и всерьёз думал о карьере если не лингвиста, то переводчика.

Конец спорам положил обычно молчаливый дядя Сеня. В своей манере: для начала отвесил разошедшемуся пасынку звонкий подзатыльник. А когда Мирослав, сжав кулаки, замолчал, сказал добродушно: «Дурачок! Тебя до какого колена на шпионском факультете проверять будут? На меня и Аню ты плюешь; ладно. Сам сгинешь – ну и чёрт с тобой! А мать жалко; она в тюрьме не жилец». Негромкие слова ударили подростка, словно обухом по голове. Он убежал и долго плакал в одиночестве последними слезами детства. В итоге он выбрал медицину, благо блестящих характеристик за время работы в госпиталях скопилось три штуки. Но в Кургане медицинского ВУЗа не было, как и вообще никаких ВУЗов, кроме военных. Курганскую область создали во время войны, в 1943 году, для управления обширным эвакуированным хозяйством. За военные годы население Кургана выросло вдвое. Заводы перевозили и достраивали вместе с людьми. Кургану, в одночасье ставшему областным центром, по статусу полагался университет, но в военные и первые послевоенные годы никто его строить не собирался. В итоге гражданские ВУЗы в Кургане открылись лишь через 15–20 лет, уже в 1960-х.

А в 1951 году Мирослав выбирал между Свердловском (ныне Екатеринбург), Челябинском и Пермью. В итоге решил поступать в Свердловский государственный медицинский институт (тогда СГМИ, ныне Уральский государственный медицинский университет, УГМУ). В начале 1950-х ВУЗ был новым: формально он был открыт в 1930 году; но главный корпус построили лишь в 1936 году. Среди преподавателей хватало профессоров старой закалки с ещё дореволюционным опытом и стажем работы. Одним из эффективных методов выживания русской интеллигенции оставался добровольный отъезд в ссылку, пока под конвоем не увезли. Советская власть не только не препятствовала, но даже негласно поощряла: Урал и Сибирь осваивать надо, а в столицах неблагонадёжные кадры не отсвечивают; воду не мутят. Да и арестантская пайка экономится: человек пашет сам, только покрякивает. Своеобразный гуманитарный коридор для выхода из плотного окружения. Вот и ехали.

Вспомнив предсмертный наказ бабки Тамары «вернуться домой, в Петербург», Мирослав заикнулся было об учёбе в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) в Военно-медицинской Академии (ВМА). Но ещё раз ощутил тяжёлую – и откуда только сила в тщедушном теле? – руку дяди Сени. И услышал ворчание: «Светлая голова, но дураку досталась! Ладно, в Свердловске поможем». Протекция потребовалась, поскольку после войны положение интеллигенции в СССР изменилось. В 1946 году товарищ Сталин совершил ужасное преступление против советской власти. При преобразовании СНК (Совета Народных Комиссаров) в Совет Министров СССР было издано Постановление об аттестации и служебном соответствии, тут же переименованное народом в «закон о дураках»[7]7
  http://guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=203&sid=1152237


[Закрыть]. Согласно ему, в промышленности, образовании и здравоохранении был введён образовательный ценз: запрещалось занимать ответственные должности, без профильного высшего образования. Видно, крепко достали товарища Сталина во время войны советские «самоделкины»; да и атомную бомбу надо было срочно ваять. Органов власти документ не касался, не то «корифею всех наук» Иосифу Джугашвили, не имевшему даже полного среднего образования, пришлось бы уволить всё партийное руководство, начав с себя. В урезанном виде кампания чистки некомпетентных кадров продолжалась всего пару лет, затем её свернули и затоптали до состояния «не было этого». Было. Ведь Россия страна большая и инерционная. Поэтому кое-что осталось, например, резкое повышение зарплат интеллигенции.

В результате конкурс в ВУЗы вырос в десятки раз. Часто учиться приходили люди в форме с заслуженными боевыми наградами. Не Мирославу, тогда сопляку, было с ними конкурировать. К тому же фамилия «Колядуцкий» вызвала подозрения в еврействе: с 1948 года в СССР шла кампания борьбы с «безродным космополитизмом», вылившаяся в 1953 году в «дело врачей» с расстрелами, посадками и чистками медиков-евреев. Гонения на евреев в СССР совпали с войной евреев не только против арабов, но и против англичан в Палестине, в результате которой образовалось государство Израиль.

СГМИ удар задел вскользь: в 1952 году там сменился ректор; уволили нескольких евреев-профессоров. Но никого не расстреляли, не посадили и даже не арестовали. Это особенность провинции: если среди исполнителей не попадается беспринципный местный карьерист, любая кампания, инициированная в столице, при удалении от неё быстро затухает. А если попадается, то начинает работать басурманская пословица: «Когда в Стамбуле стригут ногти, в провинции рубят пальцы». От намёков на сионизм Мирослав отбился, сославшись на белорусские корни и старорусское слово «колядки». С конкурсом получилось хуже: пришлось поступать на недавно восстановленный факультет педиатрии. Детским врачом Мирослав быть не хотел, да и никто тогда не хотел; отсюда минимальный конкурс. К компромиссу, под причитания матери и подзатыльники отчима, самолюбивого юношу склонила незаурядная биография декана: доктор медицинских наук, профессор Константин Гаврилин был выпускником Императорской Военно-медицинской Академии Санкт-Петербурга, переименованной советской властью в ВМА. В Свердловске бывший белый офицер сидел мышью с 1918 года. Но у него сохранились обширные связи в медицинских кругах, причём не только со старыми кадрами, но и с учениками. Декан мог талантливого студента и на лыжню поставить. Но, по понятным причинам, осторожен Гаврилин был до крайности. В 1954 году у третьекурсника Колядуцкого случилась «встреча судьбы». И отнюдь не любовь. Несмотря на пламенные взоры сокурсниц и множество амурных похождений, всерьёз он увлекался лишь учёбой и наукой; сказались гены. Наука и свела талантливого студента с Гавриилом Илисоровым. Доктор Илисоров был белорусско-азербайджанским евреем, но себя называл татом (одна из малых народностей Дагестана). В официальных биографиях подчёркивается крестьянское происхождение гениального изобретателя. В СССР так было модно и открывало многие двери по пути наверх. А в данном случае это ещё и правда. Только крестьянами Илисоровы были особыми. Как кавказская семья могла очутиться среди белорусских болот? Весь ХIХ век Россия вела на Кавказе непрерывные войны; ни года без мятежа. Боевые действия отличались жестокостью с обеих сторон. Но после подавления восстаний Российская Империя проявляла великодушие. Знатных пленных, вроде Шамиля, одаривали поместьями в центральных губерниях. Люд попроще не казнили, а разжаловали и переселяли от Кавказа подальше. Для того времени обычная имперская политика. Так, сейчас в Польше живёт довольно многочисленная татарская община. Причём не ополяченная, а мусульманская: посреди католической Польши мечети стоят. У польских татар своя политическая партия, представленная в парламенте, школы и СМИ на родном языке, некоторая законодательная автономия и национальная местная власть. Они процветают, бережно храня свою культуру. Казалось бы, где поляки и где татары; откуда они там взялись? Это потомки пленных, ещё с ХVI и последующих веков. В «любовном треугольнике»: Речь Посполита-Московия-Крымское ханство 300 лет такая резня творилась, что пленных было много, и далеко не все хотели возвращаться. Польские татары внесли немалый вклад в создание знаменитых крылатых гусар XVII века и не менее известных польских улан XVIII–XIX веков.

Будучи на 13 лет старше Мирослава, горюшка во время революции и гражданской войны Гавриил Илисоров хлебнул сполна. Он родился в посёлке Беловежа в Белоруссии в 1921 году. Вскоре после его рождения семья, спасаясь от наступления поляков во время советско-польской войны, бежала к родственникам в город Кусары (Азербайджан). В школу будущий академик пошёл лишь в 11 лет, но закончил он её вовремя и с отличием, как и позже рабфак в Буйнакске. Увлёкся медициной и в 1939 году поступил в Крымский государственный медицинский институт имени И. В. Сталина в Симферополе (сейчас Крымский государственный медицинский университет имени С. И. Георгиевского). Учебный год 1941–1942 гг. сорвали обстрелы и бомбёжки немцев. Последовала эвакуация в Армавир на корабле с более чем реальной угрозой фашистских торпед. Заканчивал в 1944 году в Кзыл-Орде, куда был эвакуирован его факультет. Почему дипломированный врач Гавриил Илисоров, в отличие от Леонида Колядуцкого, не только не попал на фронт, но и вообще не служил в армии? Говорят, что по здоровью, но история тёмная.

Вместо повестки из военкомата Илисоров получил распределение в село Долговка Курганской области, где 8 лет оттрубил главным и единственным врачом местной больницы. Мирослав Колядуцкий с Гавриилом Илисоровым познакомились и много раз виделись ещё в Кургане. Сельский главврач Илисоров регулярно ездил в областной центр: ругался с начальством и пытался в условиях послевоенной разрухи достать, как тогда говорили, «выбить», положенные его больнице по закону, но остающиеся дефицитными лекарства. Молодой шустрый фельдшер Колядуцкий, прекрасно знающий официальные и неофициальные ходы и выходы курганской медицины, ему помогал. Не безвозмездно, а за продуктовый бартер для семьи. В советское время такая практика была распространённым явлением, и не считалась коррупционной или зазорной. В 1954 году Гавриил Илисоров и Мирослав Колядуцкий вновь встретились в Свердловске, как почти земляки.

Изобретатель это не учёный, а пират. Он плывёт безо всяких карт, на «авось». Ему нужна не истина, а деньги. Это новатор, авантюрист. Как правило, в самом основании изобретательства таится системная ошибка, и изобретатели редко бывают специалистами в своей области.

Д. Е. Галковский, «Свеча Яблочкова»[8]8
  http://5.178.81.106/main.html?ljuser=1&postId=567


[Закрыть].

Ещё в 1952 году доктор Илисоров выдвинул идею аппарата, устрашающим видом похожего на пыточный инструмент «испанский сапог». Два хомута соединялись штырями с болтами. Конструкция одевались на руку или ногу пациента; болты стягивались. По идее изобретателя механизм должен был надёжно фиксировать сломанные или раздробленные кости и тем способствовать их скорейшему сращиванию. И аппарат действительно делал это! Мало того, при определённых обстоятельствах он мог кости удлинять, вытягивать, что особенно важно в детской ортопедии. Ребёнок растёт, но сломанная рука или нога останавливается в росте. После вылечивания перелома одна конечность становится короче другой. Иногда на 15–20 см.; уродство на всю жизнь. Аппарат Илисорова впервые в мире позволял его корректировать. Но механизм работал через раз: то на уровне медицинского чуда, то с нулевым эффектом и дискомфортом больного. А то и с осложнениями в виде страшных отёков. Гениальному изобретателю Илисорову отчаянно не хватало знаний о нюансах строения человеческих костей. В том не его вина, а его беда. В условиях утраты, вернее физического истребления старой медицинской школы в России и намеренного перекрытия советской властью каналов международного научного сотрудничества взять нужные сведения было просто негде. Ещё основатель советского государства В. И. Ленин в 1921 году советовал своему другу, писателю Максиму Горькому, лечиться у зарубежных врачей, а полуобразованных советских медиков гнать вон[9]9
  «…В Европе в хорошем санатории будете и лечиться, и втрое больше дела делать. Ей-ей. А у нас ни лечения, ни дела – одна суетня. Зряшная суетня. Уезжайте, вылечитесь…». В. И. Ленин, Полное собрание сочинений в 55 томах, издание 5-е. Издательство политической литературы, М., 1970 г., Том 53, Стр. 109.


[Закрыть]. В дальнейшем ситуация лишь ухудшилась из-за войны, где погибло много талантливых врачей. Если медицинский ВУЗ в Кзыл-Орде носит имя Сталина, то и знания он даёт соответствующие. Для ускоренной штопки раненых в полевых условиях их хватит, но входить в тонкости – извините.

В Свердловске у чудом выжившего, как тогда говорили, буржуя недорезанного Константина Гаврилина и его талантливого ученика Мирослава Колядуцкого нужные знания были. По сути, декан факультета педиатрии СГМИ несколько лет прикрывал подпольную лабораторию, где аппарат Илисорова был усовершенствован и доведён до ума им и Колядуцким. Во всех странах испытание на людях неопробованных лекарств или методов лечения является уголовным преступлением. Советские законы были намного строже: в СССР боролись со знахарством. В развитых странах человек, подписав кучу бумаг с отказом от претензий и тем, фактически, лишив себя бесплатной государственной медицинской помощи, всё же может легально съесть неведомую пилюлю от «народного целителя». А в СССР знахарей просто надолго сажали в тюрьму вместе с незадачливыми пациентами. В случае аппарата Илисорова-Колядуцкого-Гаврилина тяжесть преступления усугублялась ещё и тем, что оно было совершено по предварительному сговору группой лиц с использованием служебного положения.

На другой чаше весов находились сотни людей, избавлявшихся от увечий после применения чудесного аппарата. Врачей они готовы были носить на удлинившихся руках. Буквально. В Свердловск потянулись пациенты, в том числе высокопоставленные. За 10–15 лет, прошедших после окончания войны, немало её ветеранов достигли «степеней известных». Что не отменяло их инвалидности, ибо мало кто смог пройти войну без ранений и увечий. Шли и те, кто 10-14-летними детьми работал в тылу на эвакуированных на Урал заводах. Это подвиг, но производственные травмы, влекущие инвалидность, у необученных малолетних рабочих случались часто.

Слухи о волшебном уральском аппарате, якобы позволяющем человеку отращивать оторванные руки и ноги, как ящерица хвост, ширились и разрастались. Закончиться это должно было либо громким судебным процессом, либо легализацией методики. В 1959 году фигуранты несостоявшегося уголовного дела решили выйти из подполья. Аппарат Илисорова-Колядуцкого представили на экспертизу в московский Центральный институт травматологии и ортопедии (ЦИТО). После года испытаний официальный отзыв ЦИТО дал резко отрицательный: «лечебного эффекта не имеет». Неофициально же столичные медики высказывались об изобретателях так: «дремучие уральские шарлатаны». В ЦИТО аппарат применили неправильно, излишним сжатием перекрыв кровоток к конечностям пациентов. Не вошли в тонкости. Вышло так случайно или злонамеренно, дабы потопить провинциальных конкурентов – бог весть. История очень тёмная, достоверных сведений нет (а у кого есть, те молчат). А слухи ходили и ходят мутные и разные. Зная советские реалии, предполагаю злонамеренность. Но мне можно; я конспиролог. Как бы то ни было, для врачей-изобретателей наступили мрачные времена, продолжавшиеся 7 лет. Но затем пришёл успех. И тоже какой-то странный; типично советский.

Считается, что триумфальное шествие аппарата Илисорова началось в 1968-69 гг., когда с его помощью удалось вылечить от травм легендарного легкоатлета Валерия Броммеля. Так, да не так. Спортсмена лечили в Проблемной лаборатории Свердловского научно-исследовательского института травматологии и ортопедии (СНИИТО). А она была создана в 1966 году под руководством Гавриила Илисорова. Что характерно, в Кургане. После афронта ЦИТО 1960 года оставаться в Свердловске изобретателям стало опасно. Кого и какими аргументами уговорил Константин Гаврилин взять их под крыло, история тёмная. Подпольная лаборатория переехала в Курган, где продолжала работать 6 лет, вплоть до легализации. Некоторый (весьма мрачный) свет на события может пролить тот факт, что в 1969 году лаборатория преобразуется в филиал Ленинградского института травматологии и ортопедии имени Р. Р. Вредена. Казалось бы, причём здесь Ленинград? А притом, что в деле с самого начала негласно, но весьма активно участвовала Военно-медицинская Академия. Осторожнейший Константин Гаврилин никогда не разрешил бы у себя в Свердловске сомнительные эксперименты без одобрения высоких покровителей. Причём кураторов в погонах, для которых испытания на живых людях были в порядке вещей. По сути, в Свердловске, а затем и в Кургане, подальше от столиц и проверяющих, ВМА организовала полигон. Даже не особо секретный и наверняка не единственный. Обороноспособность всегда важнее людишек.

А что же Мирослав Колядуцкий? До 1968 года оставался в Свердловске; окончил институт и ординатуру. Был оставлен на кафедре ортопедии СГМИ как преподаватель без учёной степени. Занимался тем, чем всегда хотел: исследовал, лечил и учил. Женился он в 1959 году; как-то случайно. Квартирный вопрос в СССР испортил не только москвичей, а работа на кафедре не повлекла выделение 25-летнему учёному жилья. По закону комната ему полагалась, но хрущёвский бум жилищного строительства (знаменитые «хрущёбы») в 1959 году до уральской медицины ещё не добрался. В очередь на получение жилья его, конечно, поставили. Да только ждать нужно было лет 20. Будущий тесть Мирослава был высокопоставленным военным, связанным с атомным проектом. Для ядерщиков тогда ничего не жалели, например, у Натальи, студентки СГМИ, имелась собственная неплохая квартира. Видимо, потому и стала она в жизни Мирослава не очередным приключением, а законной супругой. Поспособствовал браку и тесть. Собрав по своим каналам пухлое досье на зятя, он изрёк: «Перспективен». Особой любви между молодыми не было, но в 1961 году у них родилась дочь Светлана.

Карьера Мирослава Колядуцкого развивалась, хотя и не без ухабов. В 1968 году Гавриил Илисоров получил звание сразу доктора медицинских наук без прохождения им степени кандидата наук. В том же году его соратник Мирослав Колядуцкий защитил диссертацию и стал кандидатом медицинских наук. Но работать дальше под руководством Илисорова он не желал. Дело в том, что все разработки Гавриил Илисоров патентовал на своё имя (первый патент от 1952 года). В то время в советской медицине это было не принято, да и сама система патентов в СССР была внове. Доктор Илисоров обосновал необходимость патентования на одно, причём своё, лицо тем, что «в случае чего он один и пострадает». Но репрессий не последовало, а страдать пришлось другим.

Из-за патентов то, что в медицинских документах именовалось «аппарат Илисорова-Колядуцкого», а то и «аппарат Гаврилина-Илисорова-Колядуцкого», волшебным образом превратилось просто в «аппарат Илисорова». Как водится в советской науке, с гением, имевшим к концу жизни (1992 год) 208 запатентованных изобретений, никто даже рядом не стоял. При подготовке кандидатской диссертации Мирослав Колядуцкий вдруг с удивлением обнаружил, что он, оказывается, нагло присваивает себе достижения Гавриила Илисорова. И на каждый чих у гения надо брать подтверждения и разрешения, которые тот даёт крайне неохотно и лишь под давлением Константина Гаврилина, который из въевшейся привычки к осторожности сохранил в отдельной папочке некоторые любопытные документы. А тут ещё квартиру Гаврилина средь бела дня ограбили неизвестные. Папку не нашли, но старику досталось монтировкой по голове. Чудом выжил, спугнув странных грабителей.

Практичные вояки предпочли замять скандал. Выбив изобретателю Илисорову собственную лабораторию (с 1969 года – институт), они не забыли и про Колядуцкого, пригласив его к себе. Однако, устроиться непосредственно в ВМА, как мечтал Мирослав, не получилось. Для этого нужно было поступить на военную службу в звании рядового, поскольку из-за медицинской брони в армию Мирослав не призывался, и его срочная служба ограничивалась военными сборами. В то время офицерских званий выпускникам гражданских ВУЗов не давали. Жить в казарме 35-летнему кандидату медицинских наук, обременённому семьёй, как-то не улыбалось. Выход предложили в московском Главном военном клиническом госпитале имени Н. Н. Бурденко. Погоны рядового Мирослав всё же надел, но без перехода на казарменное положение. Тесть, вышедший к тому времени в отставку в чине генерал-майора, помог обменять квартиру в Свердловске на равноценное жильё в Москве. А через год, сдав абсолютно формальные экзамены, Мирослав получил звание лейтенанта военно-медицинской службы.

Военные, облегчившие Мирославу переход из гражданской медицины в своё ведомство, были отнюдь не альтруистами. Протекция играла важную, но второстепенную роль. Просто ситуация в мире вдруг сильно изменилась. После Карибского кризиса 1962 года стало ясно, что полномасштабная мировая ядерная война между СССР и США если и разразится, то не завтра[10]10
  Период крайне напряжённого противостояния между СССР и США в октябре 1962 года из-за размещения СССР на Кубе войск с ядерным оружием. Так СССР ответил на появление ядерных ракет США в Турции. В ходе конфликта дошло до выстрелов и жертв. 27 октября 1962 года считается днём, когда мир был ближе всего к глобальной ядерной войне. Конфликт удалось погасить дипломатическими средствами.


[Закрыть]. Обе сверхдержавы с ястребиным клёкотом продолжали гонку стратегических вооружений, но от прямого противостояния перешли к позиционной и затяжной «холодной войне». Теперь глобальные соперники делали основную ставку не на концентрацию мощи для первого и единственного ядерного удара, а стремились окружить врага подконтрольными им малыми странами. Возникло понятие неоколониализма[11]11
  Есть мнение, что глобальными соперниками являются Англия и США, а СССР (и сейчас РФ) играют роль британской ядерной платформы (БЯП). Ход многих неоколониальных конфликтов это подтверждает.


[Закрыть]. Без объявления протекторатами, доминионами и колониями на территориях стран-сателлитов (вернее, мателотов) размещались военные базы[12]12
  Мателотами называют корабли, идущие за лидером в составе кильватерной колонны. На своём корабле их капитаны сохраняют самостоятельность: например, адмирал не может наказать их матроса. Но за выход из колонны капитан мателота, по приказу адмирала, может быть повешен на рее.


[Закрыть]. Так подрывалась экономическая мощь глобального супостата, и одновременно нащупывались бреши в его обороне. Как говорил один мой знакомый прапорщик-стратег: «Чтобы врага обмануть, надо его измотать». Но враг не сидел, сложа руки. В результате, в некоторых странах «Азии, Африки и Латинской Америки» за 20 лет (с 1960-го по 1980-й) случилось по 5–6 революций и гражданских войн. Со сменой хозяина или, как тогда гениально выражались советские пропагандисты, социалистической или капиталистической ориентации.

Результатом смены концепции глобального противостояния также стали тайные и явные боевые действия спецслужб и армий США и СССР в, порой, весьма экзотических и удалённых от метрополий уголках земного шара. Соответственно изменились и задачи военно-медицинских служб. Ранее главным направлением считалась борьба с облучением и другими последствиями ядерного удара. Важность этих исследований никто не отменял. Но кроме них русским военным медикам пришлось разрабатывать меры противодействия малярии, лихорадке Эбола, ядам пауков и змей и прочим напастям, на территории России отродясь не встречавшимся. Мало кто знает, что укусы гиен и некоторых видов обезьян весьма токсичны из-за падали, которой зверушки питаются. Военные медики, приданные «ограниченным контингентам» и «военным советникам» в разных странах, такие вещи обязаны не только знать, но и уметь быстро и эффективно лечить. Мирослав Колядуцкий не был инфекционистом. Но дело в новых условиях нашлось и ему.