Книга: Достоевский без глянца - Павел Фокин

Я не знакома ни с одним произведением Достоевского, хотела подготовиться, понять его личность. Он был гениальным человеком. Я заранее уверена, что книги Федора Михайловича мне понравятся, что он станет одним из самых значимых и любимых для меня писателей.

"Достоевский без глянца" увлекает, ведь то была настолько трагичная и насыщенная жизнь, что скучать невозможно. Противоречий в его характере масса, и узнавать мнение непохожих друг на друга людей о таком непонятном человеке весьма любопытно. Книга дала "базу" знаний о Достоевском, я получила очень разные эмоции - от сочувствия, ужаса, до умиления и восклицаний в стиле "да это ж я!". У меня много схожего с Федором Михайловичем в плане нервности и впечатлительности :)

Павлу Фокину большое спасибо за проделанную работу!

В сложном деле описания чьей-то биографии автор-составитель обязан проделать колоссальную работу по обработке архивных и других материалов, а также пересоздать образ описываемой личности. И вот второе оказывается не менее важным, чем первое.

Огромное количество подобных интерпретаций выпускается на книжном рынке. И, честно говоря, пока что такие книги не мое основное чтиво. В этой связи мне приходят на ум несколько независимых друг от друга высказываний пожилых преподавателей моего университета. Они говорили о том, что в их возрасте читать художественную литературу стало менее интересно из-за большой доли вымысла, теперь их внимание в основном сосредоточено на документальной литературе, и биографиях в том числе. Тогда я не приняла всерьез эти слова, мне подумалось только, что всё должно быть индивидуально. Однако в последнее время я все чаще задумываюсь, что движение читательского вкуса от вымысла к фактам может быть вполне оправдано.

Вот с такими мыслями я бралась за книгу о Достоевском. Название серии «Без глянца» как бы намекает, что чтиво должно быть увлекательным, без надоевших велеречивых россказней о великости писательского таланта и личности Федора Михайловича. К тому же я уверена, что произведения говорят о писателе больше, чем многоуважаемые критики и исследователи творчества. Однако в книжке «Достоевский без глянца» слово дается родным, друзьям, знакомым писателя, сквозь их отзывы и воспоминания должен проступить тот самый, настоящий образ Достоевского. Это именно выдержки из писем, книг-воспоминаний, каких-то записок о писателе, составленные в определенном хронологическом порядке автором-составителем. Без попытки критического осмысления этих отзывов, без связок-вставок и размышлений над достоверностью тех или иных высказываний. Только чужая речь. Только хардкор.

И вот прочитана книга, а цельного образа писателя так и не получилось. Текст состоит из множества разрозненных деталей. Факты сообщаются общеизвестные и привязаны к определенным периодам жизни. Говорят о них те люди, кто в тот момент был более приближен к писателю. Если про детство, то слово братьям и сестрам. Если про учебу, то говорят друзья и однокурсники. Если про тайный кружок петрашевцев, то соратники по кружку. Чаще всего звучат голоса жены, брата Михаила, близких друзей, редакторов, словом, всех тех, кто больше других знал Достоевского при жизни. Также немало отводится места выдержкам из дневников писателя.

В общем, что получается… Читать, безусловно, интересно. Множество деталей, как то какие сигареты курил, что читал, как относился к славе, что говорил… Но они как-то не цепляют воображение, проходят фоном для биографии. То есть книга как бы шагает по периодам жизни: родился, учился, попал на каторгу, женился, детей родил, жену любил. Но говорят те, кто видел Достоевского с одной какой-то стороны, поэтому с объективностью все сложно. Один говорит, что первую жену любил и она его любила, другой говорит, что просто использовала подходящий вариант выйти замуж и относилась потребительски. Ну и так в других случаях.

Думаю, что такой формат биографии вполне имеет право на существование. Я для себя отметила некоторые черты характера Федора Михайловича, которые мне донельзя понятны… Что мог обижаться по пустякам, что чуждался незнакомого общества, в юности был замечен больше за книгой, нежели за танцами со сверстниками. Некоторые факты, особенно многочисленные эпизоды тяги к рулетке, вызывали болезненное сочувствие, хотелось то ли пристукнуть Федора Михайловича, то ли обнять и плакать. Что деньги раздавал направо и налево, что работал как сумасшедший, потому что была нужда, что сам себя загонял в кабалу. Бесконечно жаль… Но у каждого свой крест и свои бесы. И только мы знаем, как с этим жить. Другой вот тоже, может быть, ужаснулся…

Все-таки хотите узнать, что за человек был Достоевский – читайте его знаковые произведения. А к чтению «Достоевского без глянца» серьезно относиться не приходится. Не тот формат.

Но самое главное, что меня пленяло и даже поражало в нем, был его необыкновенный ум, быстрота, с которою он схватывал всякую мысль, по одному слову и намеку. В этой легкости понимания заключается великая прелесть разговора, когда можно вольно отдаваться течению мыслей, когда нет нужды настаивать и объяснять, когда на вопрос сейчас получается ответ, возражение делается прямо против центральной мысли, согласие дается на то, на что его просишь, и нет никаких недоумений и неясностей.

Резче всего запечатлелась у меня в памяти следующая черта, выдающаяся в Достоевском, – это боязнь перестать понимать молодое поколение, разойтись с ним.

Для него главное было подействовать на читателей, заявить свою мысль, произвести впечатление в известную сторону. Важно было не самое произведение, а минута и впечатление, хотя бы и неполное.

В общем, очень рекомендую тем, кто увлечен творчеством Достоевского и интересуется его личностью.

К примеру, любовь к Лермонтову передается в нашей семье по наследству по женской линии, хотя и не генетически, а воздушно-капельным путем (через чтение наизусть). Мне есть, что о нем сказать... но больше есть, чего о нем помолчать. Это очень личное.

Достоевский менее воздушен и хрупок. Читать о Достоевском не так страшно, не так рискованно. Хрустальность стихов может разбиться от прикосновения реальности. Мрачная проза должна стерпеть мрачность жизни. Я боюсь найти родники поэзии, что вопреки природным законам струятся из хтонического быта в поднебесье, но я хочу найти источник страсти романов Достоевского, в которых первые этажи небес перекручены в фарш с черноземом человеческого низа. Откуда вылезли эти фантасмагорические дамы, мрачные студенты и гаденькия судари, откуда истерика, надрыв, взрыв?.. Сейчас я все пойму...

Или не пойму... Книга Фокина не о том...

Если честно, я ожидала художественную беллетризованную биографию, линейный хронологический рассказ, анализ, проекции жизни на тексты. Ожидания не оправдались, но и очень разочарованной я себя не чувствую.

Книга представляет из себя альбом зарисовок. Их ценность прежде всего в том, что рисовали с натуры. Их слабость в том, что рисовали не всегда художники, не всегда с хорошим зрением, иногда без соответствующих материалов, иногда с очень ограниченной палитрой. Такие ворота Расёмон: показания свидетелей, каждый со своей стороны и ракурса описывает то же самое. Множество разностилевых этюдов-набросков (карандаш, акварель, пастель, масло) в каком-то постмодерновом графическом редакторе налагаются один на другой, совмещаются - и результатом дают многомерную живую фигуру. ...Живую? Во всяком случае не менее живую, чем иные книжные персонажи.

Не линейный рассказ, хотя и выстроен более или менее хронологически. Не история человека как роман, а такая немного школьная тематическая нарезка: всё о внешности, все описания жилища, все упоминания о падучей, а теперь любимые блюда... а в конце похороны с разных точек обзора... "Набор картинок" окаймлен очень, очень лаконичным вступлением с обзором биографии писателя и хронологией с датами в заключение.

Составитель остановится на всех необходимых пунктах (придраться не к чему): детство, родители, неблагонадежная компания, заключение, высылка, служба, возвращение в литературную деятельность, вторая жена (о первой информации маловато), дети, болезнь, смерть, признание... Без глянца?.. Но и без наведенной резкости, "словно бы сквозь тусклое стекло".

Безусловно, это дает иллюзию объективности. Иллюзию, так как выборка фактов по определению необъективна... фактом выборки. Объективности в значении отсутствия яркого субъекта, Достоевский здесь - объект. Портретируемый - вынужденно застывший в требуемой позе. При этом невозможно сместить акцент с Достоевского на "окружение". Невозможно досконально определить стиль, мастерство, саму личность рассказчика. Не успеваешь познакомиться с ним. Только заметишь какую-то особенность, а он тебе: "Нет, нет, меня нету - вот Федор Михайлович..."

Если бы это были полностью воспоминания, например, жены, потом брата, тогда дочери, друга одного, второго, длинные выдержки из дневника самого писателя... мы имели бы несколько историй, несколько линий, длинных пасьянсовых змей (некоторые сходятся, некоторые - нет). Так же перед нами намеренная нарезка-выборка (я в детстве любила раскладывать карты соответственно нескольким придуманным системам, что противопоставлялись случайности и хаотичности пасьянса): стопка по возрастанию, стопка по численным значениям, стопка по картинкам.

Какой он, Федор Михайлович?.. Невыразительный... Статичный силуэт. Кому-то мрачный в компании, кому-то милый и задушевный. Чуткий и веселый с детьми. Ласковый и увлеченный с молодой женой. Слишком мягкий с кредиторами и заемщиками. Мощный, властный в выступлениях. Азартный в рулетке. ...Только в своих текстах он совсем другой, совсем: страстный, всесильный, всезнающий, сокрушительный до нутрины. Внутренняя жизнь явно преобладает над жизнью внешней. Мышление, интеллект, дух господствуют над физическими проявлениями. И эта книга на самом деле ничего не скажет вам о творце и его тайне духа, только об оболочке. Возможно ли иначе?!.

Естественно, были интересные, захватывающие, удивляющие факты. Детские игры в "диких". Внимательность к слугам (жаль будить, наработалась). Желание приобрести для жены украшения (любуется, как блестит в зеркале сережка). Вот мне казалось иногда, что при совершенстве содержания, характеров некоторые романы Достоевского несовершенны композиционно, неуравновешенны. И этому есть объяснение:

Он заранее продавал свой роман, который ожидали с нетерпением. Редакция то и дело понуждала его высылать скорее рукопись. Эти понуждения раздражали, он волновался, спешил, посылал начало и потом, торопясь продолжением, почти забывал это начало. По мере развития романа являлась необходимость изменять то то, то другое, но исполнить этого уже не было возможности — то, что нужно было изменить и переработать, оказывалось уже напечатанным. Таким образом, являлись великолепные эпизоды, но в общем роман представлял довольно бесформенное и, во всяком случае, невыдержанное произведение.

Естественно, воспоминания свидетелей ценны вторичным. Деталями быта, обстановки, обычаями. Ясно, что выводы историк может делать только из большого объема материала. И то, что малой барчук в жару побежал принести воды крепостной крестьянке, - вряд ли стоит обобщить на традиционные отношения хозяев и слуг. А вот то, что родители Достоевского не пользовались газовыми лампами, так как они еще не вошли в быт, или то, что елку украшали именно родители, чтобы ввести детей в праздник, сделав сюрприз, или шутки на первое апреля, или измерение температуры по шкале Реомюра - это интересные весточки через века.

Однозначно сформулировать отношение к книге Фокина не могу. Модны когда-то были теневые портреты. Выразительная (вырезательная) тень - но не видно деталей и оттенков. Достоевский остается силуэтом. Он даже не стал обманчивым, мифологизированным романическим персонажем. К протогонисту авторского художественного исследования было бы проще сформулировать отношение - писатель стал бы персонажем. Нам же предложили честную нарезку. ...А всё ли нам дали? Не умолчали ли? Не сформировали ли наше мнение удачным коллажем? Я не знаю. Приведенные отрывки кажутся чрезвычайно сухими, сдержанными, закрытыми по сравнению с эмоциональными текстами самого Достоевского.

Безусловно, нужны разные книги о Мастере. Уверена, эта книга не из худших. Она прекрасно пробудила аппетит: аппетит к подробностям, к разгадывания, к познанию. Я хочу прочитать дневники Достоевского полностью, я хочу прочитать все воспоминания его жены, хочу почитать серьезный детальный анализ любимых романов.

Хочу читать Достоевского. Значит, книга выполнила свое предназначение?..

Па-беларуску тэкст...

Тутака...

Пачнем зводдаль. Я належу да той прыўкраснай паловы чалавецтва (рэалісты сказалі б, што палова - гэта грандыёзнае перабольшанне, але мы не рэалісты, а рамантыкі), якая аддае перавагу Лермантаву перад Пушкіным і Дастаеўскаму перад Талстым.

Напрыклад, любоў да Лермантава перадаецца ў нашай сям'і ў спадчыну па жаночай лініі, хоць і не генетычна, а паветрана-кропельным шляхам (праз чытанне на памяць). Мне ёсць, што пра яго сказаць... але больш ёсць, чаго пра яго памаўчаць. Гэта надта асабістае.

Дастаеўскі менш паветраны і датклівы. Чытаць пра Дастаеўскага не так страшна, не так рызыкоўна. Крыштальнасць вершаў можа разбурыцца ад дотыку рэальнасці. Змрочная проза мусіць вытрываць змрочнасць жыцця. Я баюся знайсці крыніцы паэзіі, што насуперак прыродным законам бруяць з хтанічнага побыту ў паднябёсы, але я хачу знайсці вытокі жарсці раманаў Дастаеўскага, у якіх першыя паверхі нябёсаў перакручаныя ў фарш з чарназёмам чалавечага нізу. Адкуль фантасмагарычныя дамы, змрочныя студэнты і гадзенькія спадарыкі, адкуль істэрыка, надрыў, выбух?.. Зараз я ўсё зразумею...

Або не зразумею... Кніга Фокіна не пра тое...

Калі шчыра, я чакала мастацкую белетрызаваную біяграфію, лінейны храналагічны аповед, аналіз, паралелі жыцця на тэксты. Чаканні не спраўдзіліся, але і надта расчараванай я не пачуваюся.

Кніга ўяўляе з сябе альбом замалёвак. Іх каштоўнасць найперш у тым, што малявалі з натуры. Іх слабасць у тым, што малявалі не заўсёды мастакі, не заўсёды з добрым зрокам, часам без належных прыладаў, часам з вельмі абмежаванай палітрай. Гэткая брама Расёмон: паказанні сведак, кожны са свайго боку і ракурсу апісвае тое самае. Мноства рознастылёвых эцюдаў-накідаў (аловак, акварэль, пастэль, алей) у нейкім постмадэрновым графічным рэдактары накладаецца адзін на другі, сумяшчаецца - і вынікам дае шматвымерную жывую постаць. …Жывую? Ва ўсялякім выпадку не менш жывую за кніжнага персанажа.

Не лінейны аповед, хоць і выбудаваны больш ці менш храналагічна. Не гісторыя чалавека як раман, а такая троху школьная тэматычная нарэзка: усё пра знешнасць, усе апісанні жытла, усе згадкі пра падучую, а цяпер любімыя стравы... а зараз пахаванне з розных кропак агляду...

Мы спынімся на ўсіх неабходных пунктах (прыдрацца няма да чаго): дзяцінства, бацькі, нядобранадзейная кампанія, зняволенне, высылка, служба, вяртанне ў літаратурную дзейнасць, другая жонка (пра першую інфармацыі малавата), дзеці, хвароба, смерць, ушанаванне... Без глянца?.. Але і без наведзенай рэзкасці, "нібы праз цьмянае шкло".

Безумоўна, гэта дае ілюзію аб'ектыўнасці. Ілюзію, бо выбарка фактаў па азначэнне неаб'ектыўная... фактам выбаркі. Аб'ектыўнасці ў значэнні адсутнасці яскравага суб'екта, Дастаеўскі тут - аб'ект. Партрэтаваны. Змушана застылы ў патрабаванай позе. Пры гэтым немагчыма змясціць акцэнт з Дастаеўскага на "асяроддзе". Немагчыма дасканала вызначыць стыль, майстэрства, саму асобу апавядальніка. Не паспяваеш пазнаёміцца з ім. Толькі заўважыш нейкую асаблівасць, а ён табе "Не, не, мяне няма - вось Фёдар Міхайлавіч..."

Калі б гэта былі цалкам успаміны, напрыклад, жонкі, потым брата, тады дачкі, сябра аднаго, другога, вытрымкі з дзённіка самога пісьменніка... мы мелі б некалькі гісторый, некалькі ліній, доўгіх пасьянсавых змеяў (некаторыя сходзяцца, некаторыя - не). Так жа перад намі наўмысная нарэзка-выбарка (я ў дзяцінстве любіла раскладаць карты адпаведна некалькім прыдуманым сістэмам, што супрацьпастаўляліся рандомнасці і хаатычнасці пас'янсу): стосік па масцях, стосік па лікавым значэнні, стосік па карцінках.

Які ён, Фёдар Міхайлавіч?.. Цьмяны... Камусьці змрочны ў кампаніі, камусьці мілы і задушэўны. Чулы і вясёлы з дзецьмі. Ласкавы і захоплены з маладой жонкай. Занадта мяккі з крэдыторамі і пазычальнікамі. Важкі, моцны пры выступленнях. Азартны ў рулетцы. ...Толькі ў сваіх тэкстах ён зусім іншы, зусім: жарсны, усёмагутны, усёбачны, сакрушальны да вантробаў. Унутранае жыццё відочна пераважае над жыццём знешнім. Мысленне, інтэлект, дух пануюць над фізічнымі праявамі. І гэтая кніга насамрэч нічога не скажа вам пра творцу і ягоныя таямніцы духу, толькі пра абалонку.

Натуральна, былі цікавыя, узрашальныя факты. Дзіцячыя гульні ў "дзікіх". Уважлівасць да слуг (шкада будзіць, напрацавалася). Жаданне прыдбаць для жонкі ўпрыгажэнні (як блішчыць у люстэрку завушнічка). Вось мне падавалася часам, што пры дасканаласці зместавай, характарнай некаторыя раманы Дастаеўскага недасканалыя кампазіцыйна, неўраўнаважаныя. І гэтаму ёсць тлумачэнне:

Он заранее продавал свой роман, который ожидали с нетерпением. Редакция то и дело понуждала его высылать скорее рукопись. Эти понуждения раздражали, он волновался, спешил, посылал начало и потом, торопясь продолжением, почти забывал это начало. По мере развития романа являлась необходимость изменять то то, то другое, но исполнить этого уже не было возможности — то, что нужно было изменить и переработать, оказывалось уже напечатанным. Таким образом, являлись великолепные эпизоды, но в общем роман представлял довольно бесформенное и, во всяком случае, невыдержанное произведение.

Натуральна, успаміны сведак каштоўныя другасным. Дэталямі побыту, абстаноўкі, звычаямі. Ясна, што высновы можна рабіць толькі з вялікага аб'ёму матэрыялу. І тое, што малы барчук у спёку пабег прынесці вады прыгоннай сялянцы, - наўрад ці варта абагульніць на традыцыйныя стасункі гаспадароў і слуг. А вось тое, што бацькі Дастаеўскага не карысталіся газавымі лямпамі, бо яны яшчэ не ўвайшлі ў побыт, ці тое, што елку аздаблялі менавіта бацькі, каб увесці дзяцей у свята, зрабіўшы нечаканку, ці жарты на першага красавіка, вымярэнне тэмпературы паводле шкалы Рэамюра - гэта цікавыя вестачкі праз стагоддзі.

Адназначна сфармуляваць стаўленне да кнігі Фокіна не магу. Модныя калісьці былі ценевыя партрэты. Выра`зны (выразны`) цень - але не відаць дэталяў і адценняў. Дастаеўскі застаецца постаццю. Ён нават не стаў зманлівым, міфалагізаваным раманічным персанажам. Да героя аўтарскага даследавання прасцей сфармуляваць стаўленне - пісьменнік робіцца персанажам. Нам жа прапанавалі чэсную нарэзку. ...А ці ўсё нам далі? Ці не замоўчалі нешта? Ці не сфармавалі нашу думку ўдалым калажом? Я не ведаю. Прыведзеныя ўрыўкі падаюцца надзвычай сухімі, стрыманымі, закрытымі ў параўнанні з эмацыйнымі тэкстамі самога пісьменніка.

"Набор карцінак" абрамлены вельмі, вельмі лаканічным уступам з аглядам біяграфіі ды храналогіяй з датамі ў канцы.

Безумоўна, патрэбныя розныя кнігі пра Майстра. Упэўненая, гэтая кніга ані не нейгоршая. Яна цудоўна абудзіла апетыт, апетыт да падрабязнасцяў, да разгадвання, да спазнання. Я хачу прачытаць дзённікі Дастаеўскага цалкам, я хачу прачытаць усе ўспаміны ягонай жонкі, хачу пачытаць сур'ёзны дэталёвы аналіз любімых раманаў. Хачу чытаць Дастаеўскага. Значыць, кніга выканала сваё прызначэнне?..

Очень удачное разделение на главы позволяет легко отискать интересующий период или перечитать что то ещё раз . Связь произведений и жизненных событий , тоже интересна и запоминается мгновенно и навсегда. Черты характера , привычки, распорядок дня, какие то милые детали делают книгу камерной . Ощущение , что читаешь о ком то родном и близком . Найдена золотая середина , дано ровно столько , чтоб не скатиться в нудное описание и ровно столько, чтоб любимый писатель стал понятнее.

«Человеческая мысль дошла в нем, кажется, до предела и заглянула в мир запредельный… Похоже, что кто-то остановил руку великого писателя и не дал ему закончить последний роман, встревожившись его огромной провидческой силой. Это было больше того, что позволено человеку; благодаря Достоевскому человек в миру и без того узнал о себе слишком многое, к чему он, судя по всему, не был готов», — писал Валентин Распутин столетие спустя.»