Текст книги "Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны"

В 1880-е рядовые горожане любили «Московский листок» Н. И. Пастухова. Редактор всячески поддерживал бравурные настроения истового патриота родного города, отродясь нигде не бывавшего. «Европейские чудеса он описывал с точки зрения воскресной Сухаревки либо рынков Охотного ряда, Трубы, Болота, мастерски зная, что ему, этакому путешественнику, надо в басурманщине видеть и о чем сообщить своему другу-читателю на Щипок и Зацепу. Так, например, свою корреспонденцию из Берлина, вообще похвальную за порядок, Николай Иванович заключил великолепной фразой, которая тоже загуляла по Москве пословицей: «А огурца настоящего у немца нет». Сам Пастухов за перо брался редко. Однажды ему чем-то насолил содержатель Саломонский, владелец цирка на Цветном бульваре, и редактор «Московского листка» поместил в газете заметку: «Жаль, что во время представления упал с потолка кирпич, к счастию не причинивший никому вреда. Это нехорошо. Господину Саломонскому следует обратить внимание на непрочность потолка, то ведь так можно и убить кого из публики, особливо, помилуй Бог, ребенка». Доходы циркового магната резко упали, и он умолял Пастухова о помиловании и опровержении.

Ругаясь и охаивая, пастуховские корреспонденции читали и в Замоскворечье. «Московский листок» любил помещать короткие ироничные статьи, адресованные представителям столичного купечества: «Рыжему коту в Железном ряду. Присматривал бы, дурак, за хозяйкою-то. Что-то она у тебя больно богомольна. Повадилась ходить к Никите Мученику, а стать норовит у правого клироса, где певчий блондин».

После серии таких выходок и других проявлений мелкого шантажа московские купцы под предлогом банкета повезли Н. И. Пастухова в безлюдное Останкино, где весьма жестоко высекли розгами. Пострадавший хотел обратиться в полицию, но близкие отговорили его от общения с органами правопорядка. Вся Москва, мол, хохотать будет. Говорят, что сам «хозяин Москвы», генерал-губернатор В. А. Долгоруков, узнав о происшествии, оценил его положительно: «Давно пора».

Влас Дорошевич вспоминает двух сестер-портних, открывших для себя печатное слово: «Единственной их радостью было почитать «Листочек». Они покупали его два раза в неделю, по средам и субботам, когда печатался роман А. М. Пазухина. Они читали про богатого купца-самодура, про его красавицу-дочку, про приказчика, который был беден… Но который, в конце концов, добивался счастья. Они верили этой золотой сказке. И прерывали чтение замечаниями:

– Это правда!

– Это взято из жизни!

– На Пятницкой был даже такой дом. На углу.

И Пазухин, добрая Шахерезада, рассказывал им сказку за сказкой. И они видели золотые сны». В относительно жестоком мире Москвы, куда в поисках признания и денег слетались жители всей империи, желание на время забыться и помечтать представляется закономерным.

В решении сиюминутных проблем и в пережевывании городских слухов пролетел 1884 год. Январским празднествам Чехов посвящает очередную зубодробительную колонку: «Выпили ланинской жижицы, побалбесили в маскараде Большого театра, опохмелились и теперь вкушают новое счастье. Судя по количеству разбитых бутылей, испорченных животов и подсиненных физиономий, это новое счастье должно быть грандиозно, как железнодорожные беспорядки».

В общем, «ланинскую жижицу» можно смело менять на «Советское шампанское» и селедку под шубой. Николай Петрович Ланин был купцом первой гильдии, в городской думе 1870—1880-х он стал консолидирующим звеном гласных от «третьего разряда», мещан и ремесленников. Успех Ланину принес выпуск шипучих вин, минеральных вод и фруктовых напитков. «Ланинская жижица» стоила сравнительно недорого, ее пили все, от студентов до небогатых чиновников.

«Смотри, чтоб не ланинское!» – строго предупреждал в трактире купец, желавший показать свой достаток. После празднования очередного новогоднего торжества москвичи распевали: «От ланинского редерера трещит и пухнет голова». Ланин пытался влиять на общественное мнение, выпускал либеральную газету «Русский курьер». Б. Н. Чичерин называл непоседливого гласного «язвой». Интересно, что исследователи отмечают успех ланинской газеты как пример растущей роли буржуазии в жизни Москвы: «Ласточка весны не делает. Но весна вызывает появление ласточек. И эта московская газета была несомненною ласточкою весны буржуазии…»[126]126
  Берлин П. А. Русская буржуазия в старое и новое время. М., 1922.


[Закрыть]

Череда торжественных празднеств не прекращалась, Первопрестольная в 130-й раз после основания Московского университета отмечала Татьянин день: «…В этом году было выпито все, кроме Москвы-реки, которая избегла злой участи, благодаря только тому обстоятельству, что она замерзла. В Патрикеевском, Большом московском, в Татарском и прочих злачных местах выпито было столько, что дрожали стекла, а в «Эрмитаже», где каждое 12 января, пользуясь подшефейным состоянием обедающих, кормят завалящей чепухой и трупным ядом, происходило целое землетрясение. Пианино и рояли трещали, оркестры не умолкая жарили «Gaudeamus», горла надрывались и хрипли… Тройки и лихачи всю ночь не переставая летали от Москвы к Яру, от Яра в «Стрельну», из «Стрельны» в «Ливадию». Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают натрускинские стерляди…»

Огромные по масштабу зрелища баловали Москву и в 1880-е годы. В 1882 году с размахом прошла XV Всероссийская художественно-промышленная выставка. Ее намеревались провести на год раньше, но помешало покушение на Александра II.

Выставочные пространства инспектировал новый император, Александр III. Комплекс павильонов разрабатывали признанные мастера эклектики А. С. Каминский и А. Е. Вебер. На выставке были представлены самые отдаленные уголки Российской империи, включая Среднюю Азию, Польшу и Финляндию.

Отдельные павильоны строили для себя заводчики и коммерсанты: Шустов, Абрикосовы, фарфоровый фабрикант Кузнецов. «Сименс и Гальке» возвели электрическую железную дорогу длиной около 300 метров. Чудом техники в сутки пользовались около 800 пассажиров. В павильоне фабрики Брокара бил настоящий фонтан из духов. Более миллиона зрителей осмотрели 5318 экспонатов. Среди представителей образованного сословия попадались и обычные крестьяне, что не преминул заметить В. В. Стасов: «Пойдите по московской выставке, не только в воскресенье и праздник, когда там бывает до 30 000 народа, но даже и на неделе: вы увидите такую разнообразную, такую многосоставную массу русского люда, какой, бывало, прежде никогда там и не встретишь. На выставку нынче ходит сам народ – мужики, бабы, солдаты, фабричные – массами, и приходят почти всегда на целый день, с узелками и провизией, с детьми, даже грудными…»[127]127
  Стасов В. В. На выставках в Москве // Стасов В. В. Избранные сочинения. Т. 2. М., 1952.


[Закрыть]

Смотром ожившего пореформенного русского искусства стал Художественный отдел выставки. Здесь стараниями М. П. Боткина экспонировались полотна Айвазовского, Беггрова, Васильева, Васнецова, Верещагина, Ге, Иванова, Крамского, Маковского, Мясоедова, Перова, Поленова, Семирадского. На архитектурную часть выставки москвичи отправили храм Христа Спасителя, доходный дом А. В. Лопатина, здание главного архива иностранных дел К. И. Реймерса. М. Д. Быковский выставил проекты церкви в Ховрине и церкви Троицы на Грязех. В. О. Шервуд представил внутреннюю отделку зданий Исторического музея. К. М. Быковский, Л. В. Даль и Р. Г. Шмеллинг показали собственные проекты церкви при Румянцевском музее. Н. А. Шохин демонстрировал деревянную церковь, построенную им в дни отшумевшей Политехнической выставки. А. И. Резанов и С. В. Дмитриев отметились особняком К. С. Попова на Смоленском бульваре. А. М. Опекушина чествовали за памятник Пушкину. М. Д. Быковского хвалили за комплекс зданий Ивановского монастыря, а его сына К. М. Быковского – за Николаевскую церковь на Дербеневке и внутреннюю отделку церкви Всех Святых у Варварских ворот. И. А. Монигетти, И. С. Китнер и Н. А. Шохин были отмечены за Музей прикладных знаний[128]128
  Иллюстрированный каталог Художественного отдела Всероссийской выставки в Москве. М., 1882.


[Закрыть].

Зрители у павильона «Сименс и Гальске» на Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года

Специально для выставки написали свои произведения Ц. Кюи и С. Танеев. В спешно выстроенном концертном зале давались представления, проходили концерты и в ротонде на свежем воздухе. На эти цели министерство финансов выделило 12 000 рублей. Привлекли оркестры Несвижского, Ростовского полков, Александровского военного училища и даже «соединенный хор цыган под управлением Федора Соколова»[129]129
  Шабшаевич Е. М. О музыке на Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве // Музыкальная академия. 2009. № 4.


[Закрыть].

Один из павильонов выставки, Императорский, сохранился. Он предназначался для отдохновения высочайших особ и стоит, всеми забытый, в районе Стадиона юных пионеров на Ленинградском проспекте. После завершения выставки, в 1885 году, Сергей Тимофеевич Морозов выкупил всю коллекцию изделий народных промыслов. Она легла в основу Кустарного музея, для которого С. У. Соловьев выстроил отдельное здание в Леонтьевском переулке. В начале XX века выставочное пространство получило красное парадное крыльцо в древнерусском стиле.

Наконец-то приобрел постоянное здание Исторический музей, перебравшийся под бочок к Василию Блаженному на Красную площадь. Вероятно, работы значительно «ускорил» Александр III, увидевший неприглядную коробку недостроенного здания и повелевший закончить первичные работы к майским коронационным торжествам 1883 года.

Председателем музея с 1881 по 1905 год был великий князь Сергей Александрович, а его товарищами и фактическими руководителями структуры – А. С. Уваров и И. Е. Забелин. В организационном комитете заседали именитые исследователи В. О. Ключевский, С. М. Соловьев, Д. И. Иловайский. Первые одиннадцать залов повествовали о временах отдаленных, каменном, бронзовом, железном веке и Древней Руси. До 1917 года вновь открытые залы успели довести историю России до XVI века.

В росписи отдельных помещений принимали участие Семирадский, Васнецов, Айвазовский. Генриху Семирадскому заказ сделал лично А. С. Уваров. Чехов проехался катком по полотну Васнецова «Каменный век»: «А его картина, которую он готовит для нашего Исторического музея, до того ужасна, что в могилах ворочаются кости всех живших от начала века до сегодня и волосы седеют даже на половых щетках».

С. А. Толстая в 1904 году вознамерилась передать в музей рукописи супруга: «Отправилась я после этого в Исторический музей к старичку восьмидесяти лет – Забелину. Едва передвигая ноги, вышел ко мне совсем белый старичок с добрыми глазами и румяным лицом. Когда я спросила его, можно ли принять и поместить рукописи Льва Николаевича в Исторический музей, он взял мои руки, начал целовать, приговаривая умильным голосом: «Можно ли? Разумеется, везите их скорей. Какая радость! Голубушка моя, ведь это история!»[130]130
  Никифорова Т. «Что может быть полезно людям…» К истории собирания рукописного наследия Л. Н. Толстого // Октябрь. 1997. № 11.


[Закрыть] В начале XX века в музее открыли две специальные комнаты, посвященные Толстому. Несколько ящиков с вещами усопшего мужа передала и вдова Ф. М. Достоевского.

Лекционная аудитория при музее сразу стала центром общественной жизни. В декабре 1901 года писательница Надежда Лухманова вызвала в городе переполох своим выступлением «Причина вечной распри между мужчиной и женщиной». Доктор П. П. Викторов в феврале 1903 года прочел лекцию «Новый взгляд на природу любви и брака». Профессор И. Х. Озеров в марте 1903 года провел чтения «Америка идет на Европу». К. Д. Бальмонт выступил в Историческом музее с речью «Тип Дон-Жуана в мировой литературе», В. Я. Брюсов читал лекции об искусстве. В ноябре 1904 года завсегдатаи лекционной аудитории с нетерпением ждали выступления П. Д. Боборыкина «Русская интеллигенция», ведь именно сам журналист считался изобретателем термина. «Слово «интеллигенция» внесла только в простые умы еще больший сумбур и сделало возможным появление таких определений, как ставшая классической заметка какой-то провинциальной газеты об одном самоубийце: судя по пиджачной паре, – писала газета, – покойный принадлежал к интеллигенции».

Продолжает развиваться сеть городского транспорта. Линии конки, ходившей в то время в Москве, не учитывали радиально-кольцевой структуры города, и в 1883 году городская дума принимает предложение инженера А. Н. Горчакова о строительстве второй сети конно-железных дорог. Свои проекты Горчаков реализовал на иностранные деньги, поэтому общество называли Вторым или «Бельгийским».

В 1885 году москвичи могли проехать по новой линии вдоль Цветного бульвара до Суворовской площади. Тогда же конка стала ходить по Бульварному и Садовому кольцу. Империалы в вагонах Второго общества уходили в прошлое, вагоны были одноярусными и поставлялись с одесских заводов: «Летние вагоны составляют полное подражание таким же вагонам, введенным на конно-железных дорогах в Германии, Бельгии и Франции. Это очень изящные, со сквозными стенками без дверец вагоны, снабженные по обеим сторонам продольными скамейками, заменяющими подножки. В вагоне 5 поперечных скамеек, каждая из которых на 4 пассажира. Скамейки имеют откидные спинки, которые легко приподнимаются. Пассажиры сидят в вагоне лицом вперед, когда же вагону нужно дать задний ход и перевести лошадей на противоположную сторону для обратного движения, спинки у сидений откидываются и вместе с тем вагон получает прежний вид, т. е. пассажиры по-прежнему садятся лицом вперед. В случае, если две скамейки будут заняты знакомыми, стоит только откинуть спинку у одной из скамеек и пассажиры получают возможность сидеть лицом друг к другу».

К началу 1890-х годов Второе общество могло похвастать наличием 11 линий конно-железной дороги. Конкуренция двух транспортных компаний позволяла им заботиться и о подвижном составе, и о персонале, постоянно вводить в строй новые маршруты. Но в 1891 году по настоянию городской думы Первое и Бельгийское общества начали совместную эксплуатацию сети, пассажирам теперь не приходилось покупать отдельный билет на пересадку.

На Швивой горке, где крутой подъем давал о себе знать, планировали построить трамвай на канатной тяге. Конка существовала в городе до начала 1910-х годов. Владельцами принимались некоторые нововведения: «…На двухъярусных вагонах конно-железной дороги Городской управы появились громаднейшие парусиновые зонты, укрепленные на железных прутах. Благодаря этим зонтам, пассажирам есть возможность укрыться как от палящих лучей солнца, так и от дождя».

Доходность постепенно сокращалась: в июле 1904 года конка заработала 182 000 рублей, а в июле 1905 года – 176 000 рублей. Некоторые граждане вели с управлением конно-железных дорог мелочные судебные процессы, о чем в марте 1904 года сообщала «Русь»: «Любопытное дело разбиралось сегодня у мирового судьи. Некто Букильон предъявил иск к городскому управлению о возврате ему 5 коп. за коночный билет, который он не мог использовать, так как конка, вследствие порчи, остановилась. Мировой судья постановил удовлетворить иск и, кроме того, присудил в пользу истца судебных и за ведение дела издержек 15 к.».

В 1882 году москвичи впервые смогли воспользоваться телефоном. Ручная телефонная станция компании Белла появилась на Кузнецком Мосту, абонентами сети стали 26 счастливчиков. В Питере обладателей заветных номеров в тот год было несколько больше, 128. Телефонные аппараты как дань моде и забавную техническую новинку завели в основном промышленники и представители буржуазии – Феррейн, Абрикосов, Филиппов. Несовершенство связи, постоянные обрывы веселили горожан и заставляли воспринимать новое детище прогресса иронично. А. П. Чехов в 1886 году пишет фельетон «У телефона». «Звоню с остервенением, рискуя отломать штучку. В трубке шум, похожий на беготню мышей по бумаге…»

Телефон был достаточно дорогим удовольствием, и поэтому к окончанию срока концессии фирмы Белла, 1901 году, московская сеть насчитывала только три тысячи абонентов. Агенты компании просили за право пользования связью 250 рублей в год. Аналогичная ситуация наблюдалась в Петербурге, Риге, Варшаве и Одессе. Абонентские линии обслуживались досками системы Гилеланда емкостью в 50 номеров каждая. Сорин из чеховской «Чайки», написанной в 1896 году, восклицает: «Конечно, в городе лучше. Сидишь в своем кабинете, лакей никого не впускает без доклада, телефон… на улице извозчики и все…» Фирма Белла не очень-то спешила модернизировать связь – за двадцать лет она только установила коммутаторы шкафного типа и внедрила устройства для защиты от грозы.

В 1883 году важным событием в городской жизни становятся коронационные торжества по случаю восшествия на престол Александра III. 8 мая в Москву прибыла императорская чета, в открытой коляске Александр Александрович и Мария Федоровна отправились в Петровский дворец, где приняли хлеб-соль от представителей московского земства. На обед в этот день подавали раковый суп, дикую козу, заливное из ершей, стручковый горох.

10 мая император с пышной процессией въехал в город. Провластный публицист М. Н. Катков лил потоки елея на правительственную мельницу: «Сколько нежности сказалось в этом движении, которое не передавалось от одного к другому, но свободно и само собою вырывалось из сердец! И при одушевлении, какая благоговейная сдержанность! Порядок охранял главным образом сам народ. Вот характеристический факт, который мы имеем из верного источника: во все продолжение этого дня в Москве был заявлен только один полицейский случай, поимка вора, забравшегося в карман. Нигде никакого буйства, никакой неурядицы, ни одного пьяного»[131]131
  Катков М. Н. Русский народный дух // Московские ведомости. 1883. № 130.


[Закрыть].

15 мая Александр III, сидя на троне Михаила Федоровича, возложил себе на голову корону. Хор пел «Многая лета», пушки дали 101 залп, заливались и звенели колокола московских соборов. В три часа императорскую чету ждал обед из 160 блюд, накрытый в Грановитой палате. Вечером началась традиционная иллюминация города, с девятым ударом часов на Спасской башне вспыхнула новогодней елкой колокольня Ивана Великого. Тысячи огней забавляли горожан в Александровском саду. Были иллюминированы фасады богатых домов, присутственных мест, театров. Везде зажигались вензеля, царские орлы, надписи «Боже, царя храни».

Началась череда балов и приемов, 18 мая в Большом театре давали «Жизнь за царя». 21 мая проходили народные гуляния на Ходынском поле. Простые москвичи занимали очередь в пять утра, чтобы получить в заветной палатке кружку с императорским орлом, два пирога, пару фунтов орехов и сладостей. Народ развлекался тем, что лазил на мачты за призами, тешился медом и пивом, но пьяных практически не было – москвичи сами поддерживали порядок.

В три часа стартовало аллегорическое шествие «Весна красна», организация которого была поручена антрепренеру М. В. Лентовскому. На сцене появлялись артисты в костюме глашатаев, майских жуков, лягушек, пчел, медведей, коз. Из исторических персонажей «задействовали» Илью Муромца, Микулу Селяниновича, Святогора, Алешу Поповича, Добрыню Никитича, который убивал исполинского Змея Горыныча, демонстрируя превосходство добра над злыми стихиями.

Храм Христа Спасителя строили на протяжении правления трех императоров – Николая I, Александра II и Александра III

Эскизы торжественного альбома оформлял молодой Ф. О. Шехтель. Даже требовательный Чехов восторгался проделанной работой: «Альбом со всех сторон русский, но дело, надо полагать, не обошлось без вмешательства западных держав. Великолепная виньетка и таковые же рисунки подписаны некиим Ф. Шехтель. Кто сей? Знаю я всех московских художников, плохих и хороших, но про Ф. Шехтеля не слыхал. Держу пари на 5 руб. (кредитными бумажками), что он иностранец. Во всяком случае, хвалю».

22 мая императорская чета отправилась в Сергиев Посад, а 23 мая приняла участие в праздновании двухсотлетия первых русских регулярных полков, Преображенского и Семеновского. Вечером начались торжества в Сокольниках, императора чествовали больше 20 тысяч солдат.

Воинам подавали самые простые закуски: солонину, пироги, жаркое, лапшу с бараниной, пряники. Запивать яства полагалось пивом, медом, водкой и красным вином. Солдаты получали на память от города набор посуды. 26 мая Александр принимает участие в долгожданном освящении храма Христа Спасителя. Император довершает дело, начатое его предшественниками.

27 мая государь осматривает Политехнический музей и молится у Иверской. Коронационные торжества завершаются на следующий день грандиозным армейским парадом на плацу у Петровского дворца. Царский поезд отправился в Петербург со Смоленского вокзала, генерал-губернатор В. А. Долгоруков провожал правителя аж до самого Клина.

В. В. Назаревский удовлетворительно оценивал начало царствования третьего по счету Александра: «К коронованию Государя в 1883 году наш Кремль приведен был в лучший порядок, были реставрированы соборы и была расписана стенною живописью Грановитая палата, в том виде, в каком она была встарь, при царе Алексее Михайловиче… Императорские театры отданы были в заведывание А. Н. Островского и А. А. Майкова, что сказалось на наших сценах падением Итальянской оперы и переводных драматических пьес, замененных произведениями русской оперы и русской драмы».

Весьма полные данные о численности населения, квартирах, занятиях москвичей были получены в ходе однодневной переписи 1882 года. Среди руководителей – уважаемые всеми С. А. Муромцев, И. И. Янжул, Р. А. Фальк, И. Е. Цветков и даже Л. Н. Толстой! Правда, переписчиков не хватало. К москвичам в гости заглянули 900 студентов, 53 гимназиста, 25 псаломщиков и даже три телеграфиста[132]132
  Перепись Москвы 1882 года. Вып.1. Квартиры и хозяйства. М., 1885.


[Закрыть]. Интереснейшие сведения были получены после обработки анкет, посвященных «проклятущему» квартирному вопросу. 526 тысяч москвичей жили в собственных квартирах. 35 тысяч промышленных рабочих ночевало в мастерских при фабриках. 22 тысячи фабричных рабочих ютились вне мастерских. Из ремесленных рабочих непосредственно «у станка» обитали 18 000 человек. В общественных учреждениях и присутственных местах квартировало больше 2 тысяч человек, а постоялыми дворами и гостиницами пользовались 20 000 горожан.

Москва пока еще относительно малоэтажный город: на пятый и четвертый этажи совокупно приходятся чуть больше процента квартир. Переписчики обнаружили всего тринадцать квартир на пятом этаже. Да что там, только 4 % домов имеют третий этаж! Зато активно осваиваются подземные пространства: 8 % горожан ютятся в подвалах. 4570 жителей обитали в сущих подземельях, их каморки находились на глубине более трех аршин от уровня земли.

Ватерклозетом пока обеспечено всего 14 % домовладений, квартир без какого-либо туалета в 1882 году было больше половины. По обеспеченности ватерклозетами лидируют Мясницкая и Тверская части, там эта цифра превышала 33 %. Чуть отставала Пречистенская, ровно четверть жителей дворянского района пользовались унитазами в 1882 году. Участники переписи даже рассчитали среднюю цену аренды жилья.

В 1882 году снять квартиру в Городской части стоило 107 рублей, в Мясницкой – 97, в Пречистенской – 69, в Сретенской – 65. Самыми дешевыми были отдаленные части города: средняя комнатушка в Хамовнической части ждала хозяина за 46 рублей, в Лефортовской – за 48, в Серпуховской – за 42 рублика. Квартиры различались по цене и количеству комнат: однокомнатная в Мясницкой части обошлась бы в 142 рубля, а такая же в Рогожской – в 76. Четырехкомнатная квартира в Тверской части в среднем оценивалась в 351 рубль, а в Серпуховской – в жалких сто рублей.

А. И. Чупров, подводя в публичной лекции итоги переписи, отметил, что большие города являются интереснейшим источником для изучения в силу их контраста: рядом с изумляющим богатством – необычная бедность, рука об руку с образованием – темное невежество. На 753 тысячи московских жителей приходилось около 15 тысяч строений, т. е. в каждом заселенном здании в среднем обитало около 50 человек.

Усредненный московский дом образца 1882 года состоял из шести квартир. Самую большую плотность населения давали «гастарбайтеры» XIX столетия – на 17 548 артельных рабочих приходилась 951 съемная квартира, т. е. по 19 человек на каждую. Москва сохраняла некоторые пережитки провинциального города: окна 60 % жителей выходили на улицу, а остальные довольствовались видом на помойку заднего двора. Только один ребенок был в 59 % московских семейств, в то время как 529 семей имели 8 и более детей.

33 тысячи домохозяйств (около 39 % от общего количества) имели прислугу. Больше 5 слуг содержали только 1800 семейств города. В самом городе родились 26 % участников переписи (196 559 чел.), остальные 74 %, или полумиллионная армия, относились к категории «пришлых». Только каждый четвертый москвич в 1882 году мог назвать себя коренным! Картина сословного разделения дополняет вышеприведенные данные: к крестьянам относились 49 % москвичей, к мещанам и цеховым – 24 %. «Средним прохожим» на московских улицах был пришлый бессемейный крестьянин.

Только 5,4 % москвичей в 1882 году не владели русским языком. Среди иноплеменных наречий лидировали еврейское (12 099 носителей), польское (4541 носитель), на французском и на татарском как на родных говорили по 2 тысячи человек. Примерно 6 % москвичей в 1882 году исповедовали иную религию, нежели православие: 17 тысяч были протестантами, 9 тысяч – католиками, 15 тысяч – иудеями. Процент неграмотности в Москве образца 1882 года составлял 51 %! Вот тебе, бабушка, и великие реформы. Не знали грамоты 64 % женщин и 45 % мужчин. Теперь понятно, для кого московские «мазилкины» трепетно готовили иллюстрированно украшенные жестяные вывески заведений.

Толкучий рынок, существовавший в районе Новой площади во второй половине XIX в.

63 % москвичей в указываемый период получали основной доход от промыслов или торговли. В изготовлении одежды участвовало 65 тысяч человек. Только в одном ткацком деле было занято 28,5 тысячи работников! Обработкой металлов занимались почти 20 тысяч человек. В деревообрабатывающей отрасли подвизались 15 тысяч ремесленников. В пекарном и кондитерском деле были заняты 9200 человек, в строительной отрасли – чуть больше 10 тысяч.

Если говорить о сфере услуг, то торговлей занимались 41 тысяча человек, гостиницы и трактиры давали пищу армии в 18 900 человек, а перевозками занимались 35 000 человек. Домашней прислуги в Москве 1882 года числилось около 90 000 человек. На доход от капитала или ренты жили всего 15 тысяч москвичей. Отдельной строкой стояли девушки легкого поведения – 1496 человек[133]133
  Чупров А. И. Характеристика Москвы по переписи 1882 г. Публичная лекция, читанная в Московском Политехническом музее 29 марта 1884 г. М., 1884.


[Закрыть].

Все больше и больше искателей счастья с узлами и корзинами прибывали на московские вокзалы. Писателя А. И. Свирского старшие учат, как добраться до Москвы без денег: «Сделай так: войди в вагон третьего класса, займи место посреди вагона и следи – как, с какой стороны войдёт кондуктор. Тогда ты быстренько выйди из вагона… Там, где топка, ты увидишь дрова, бери одно полено, иди в уборную, становись в угол и держи полено перед собою».

В 1880-е годы город получает новые монументы. Украшением площади Ильинских ворот служит памятник героям Плевны. Он построен на деньги солдат-гренадеров в память одного из главных эпизодов Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Первоначально зодчий В. О. Шервуд планировал установить чугунный шатер в Болгарии, но москвичам памятник настолько понравился, что они упросили мастера оставить монумент в России. Памятник является сакральным местом, заупокойной часовней, в которой регулярно проходят службы.

Восьмигранный чугунный шатер украшен горельефами с батальными сценами – старик провожает сына на поле брани, раненый русский воин снимает цепи со славянской женщины, гренадер берет в плен турецкого солдата, янычар отнимает у бедной матери ребенка… На сооружение памятника потратили около 60 тысяч рублей, городской голова Николай Алексеев дал по этому случаю банкет в Благородном собрании. На праздник собралось около 1200 гостей.

Похожая часовня, посвященная Александру Невскому, украшала дальнюю часть современной Манежной площади. Ее возвели в 1882–1883 годах по проекту архитектора Д. Н. Чичагова. Памятник стал первым храмом, снесенным в советской Москве к пятой годовщине революции. В 1990—2000-е часовню хотели восстановить по проекту Зураба Церетели, но сейчас подземное пространство под Манежной площадью занимает храм золотого тельца, торговый центр.

Часовня Александра Невского, снесенная в 1920-е годы

Москвичи 1880-х годов еще сохраняли трепетное отношение к своим кумирам. Когда Тургенев гулял по Пречистенскому бульвару, публика вставала и снимала перед ним шляпы. Однажды известный писатель заявился в оперу, зрители прервали арию и встретили Ивана Сергеевича оглушительным ревом. Младший брат А. И. Чупрова возмущался и толкал в бок А. В. Амфитеатрова: «Неужели нет догадки, как это бестактно и оскорбительно по отношению к артистке на эстраде и к публике, которая за свои деньги пришла слушать концерт, а не овации вашему Тургеневу. И он-то хорош! Ведь знает, что дура-публика при виде его шалеет и не утерпит, чтобы не поднять шума, а входит во время исполнения. Не мог подождать антракта!»

Гулом встречали и «белого генерала»: «Скобелев стоял в старинной московской гостинице… и буквально шага не мог сделать с подъезда ее без того, чтобы не быть в ту же минуту окруженным восторженною толпою влюбленно глазевших зевак. В Охотном ряду торговцы перед ним на колени становились. Я видел его только мельком. Эффектный был генерал. Молва приписывала ему тогда разные политические затеи, чуть не до государственного переворота включительно. Произвести таковой Скобелев не мог бы, да едва ли и хотел когда-либо, но, по тогдашнему своему влиянию на массы, пожалуй, был бы в состоянии при честолюбивом капризе наделать правительству немало хлопот. В болгарские князья он, кажется, в самом деле собирался»[134]134
  Амфитеатров А. В. Московский культ, окружавший великих людей // Сегодня. 1937. № 215.


[Закрыть]. Герой Русско-турецкой войны нашел в Москве последнее пристанище. Злополучная гостиница «Дюссо» в июне 1882 года притягивала косые взгляды: то ли немцы богатыря отравили, то ли нигилисты постарались, то ли роковая красотка на тот свет отправила. В Москве находились подлые девицы, делавшие славу и набивавшие себе цену заявлениями о том, что, мол, они и провели со Скобелевым последнюю ночь. Борис Акунин написал по следам убийства белого генерала популярный детективный роман, а современник Яков Полонский откликнулся пронзительными стихами:

 
Проиграно, – пал Скобелев! не стало
Той силы, что была страшней
Врагу десятка крепостей…
Той силы, что богатырей
Нам сказочных напоминала.
 

Пианиста А. Г. Рубинштейна однажды настигла истерически настроенная поклонница. «В смежном с концертным Екатерининском зале Дворянского собрания, у памятника Екатерины II, застрелилась некая девица немолодых лет, оставив записку, что лишает себя жизни по безнадежной любви к Антону Рубинштейну, сознаю, дескать, несбыточность своих мечтаний о взаимности, а без нее мне жизнь не в жизнь, и одна последняя радость – умереть под звуки рояля моего полубога!.. Все только жалели великого артиста, что пришлось ему пережить ни за что ни про что сильное нервное потрясение, и повторяли фразу, будто бы им сказанную: «Очень жаль, но я-то чем же тут виноват? Не перестать же мне концертировать из-за того, что какой-то полоумной вздумалось застрелиться потому, что я хорошо играю на фортепиано». Да, Москва могла еще отдавать честь своим кумирам!