Текст книги "Россия и Современность: Проблемы совмещения. Опыт рационального осмысления"

Методический выбор

Пытаясь обосновать свой мировоззренческий и методический выбор, каждый человек должен прежде всего понять, каким «великим рассказам» он следует. Для себя я могу четко определить, что все «великие рассказы» Модерна мне очень симпатичны. Без всякого сомнения, я являюсь сторонником освобождения людей, причем в максимально расширительной трактовке данного понятия. Я считаю, что все люди должны быть свободными настолько, насколько это возможно в данных конкретных условиях.

Я являюсь апологетом рассказа развития, ибо все современные достижения в освобождении людей прежде всего связаны с прогрессом, с развитием производительных сил общества. Эффективное использование ресурсов также является, на мой взгляд, очень важным, что делает меня сторонником производительных рассказов.

В дополнение к сказанному я люблю, когда знания приведены в систему (конечно, если это делается не в ущерб их истинности и полезности). Следовательно, системные рассказы мне тоже греют душу. При этом для меня оказывается нетрудным удерживать в голове достаточно сложные системы, включающие не только так называемый мэйнстрим, но и всевозможные исключения/отклонения. Другими словами, паралогический великий рассказ мне тоже симпатичен.

В завершение могу сказать, что я считаю все современные достижения человечества порождением человеческого разума. И я верю в объективное существование внешнего мира.

В свете вышеперечисленного я вслед за К. Поппером останавливаю свой выбор на методе критического рационализма.

Метод критического рационализма (КР) характерен тем, что в поисках истины он отдает приоритет доводам разума (доказательствам) и опыта (экспериментам, измерениям), т. е. наряду с интеллектуализмом КР существенно включает в себя эмпиризм⁵¹. В данном методе полагается отсутствие зон, свободных от критики. Считается, что критическое рассмотрение любых понятий только ускоряет процесс познания и/или поиск решения проблем, стоящих перед людьми. Основой метода является свободная дискуссия, в рамках которой выдвигаются и обсуждаются все возможные для рассматриваемой теории/гипотезы аргументы за и в особенности против.

Другим важным принципом метода является номинализм. То есть обобщающие гипотезы строятся на основе модели изучаемого объекта, формирующейся в сознании людей и эпистеме. При этом полагается, что используемые понятия не имеют самостоятельности вне сознания/эпистемы. Другими словами, рассуждения, построенные на основе «природы» или «сути» рассматриваемого объекта, объявляются не имеющими самостоятельной ценности. Однако не исключается использование подобных рассуждений для выработки гипотез при обязательном условии их последующего критического осмысления.

В рамках метода КР традиция и авторитетность не являются условиями доказательности. Однако традиция наряду с интуицией и/или откровением рассматривается как важный источник знания при условии его последующей критической обработки⁵². Другие источники знания, дающие модели для критического анализа, связаны с опытом и рациональными обобщениями. Хорошим подспорьем в деле генерации гипотез для наук об обществе может быть диалектическая логика⁵³.

В применении к изучению социальных объектов критический рационализм может быть сведен к так называемому системному подходу⁵⁴. Поскольку интересующие нас объекты социальной действительности существуют в реальности, можно поставить задачу их адекватной формализации с тем, чтобы получить взаимосогласованный набор моделей – целостного логически непротиворечивого описания данных объектов в виде единой системы с вычленением основных элементов данной системы, а также взаимоотношений данных элементов между собой. Уровень строгости интересующих меня моделей желателен чем выше, тем лучше, а в идеале получаемые модели должны быть легко отражаемы в математике с построением соответствующих математических моделей.

Для исследования Социального подобную программу, в частности, активно разрабатывал А.А. Зиновьев в рамках своей логической социологии⁵⁵. Вся предложенная им методология теоретического исследования Социального легко может быть переопределена в рамках системного подхода. Например, его экспликация⁵⁶ понятий есть не что иное, как «вычленение» необходимых для описания элементов при формализации социальных объектов. Его сложные определения⁵⁷ – это по сути какой-то уровень формализации исследуемого объекта как системы, с выделением элементов и связей между элементами и системой в целом. И т. д.

В принципе, при системном подходе исследователь должен обеспечивать следующие требования⁵⁸:

• Определения элементов системы и взаимоотношений элементов социальной системы должны быть логически строгими и однозначными.

• Модель социального объекта в итоге должна представлять собой непротиворечивый дедуктивный комплекс, построенный на базе данных определений и доступных эмпирических фактов.

• Все закладываемые в модель понятия и механизмы должны быть «выводимы из людей и их взаимодействий». Практически это означает возможность «проектирования» разрабатываемых социальных теорий/моделей на психологию, этологию и биологию, а также то, что получаемые таким образом проекции не будут противоречить теориям данных наук.

Анализ методов адекватной проработки пункта 1 приводит еще к одному интересному свойству моделирования социума – возможности возникновения ограничения на адекватность вычленения элементов со стороны ментальных структур сознания исследователя. Данное свойство хорошо описал П. Бурдье⁵⁹. Оно основано на том, что сознание каждого человека определяется набором конкретных ментальных структур, которые попадают в его голову в процессе его социализации (подробнее см. подраздел «Структура сознания» раздела «Эпистема и индивиды – особенности взаимодействия» данной главы). Поскольку данные структуры во многом определяются обществом и они сильно влияют на обработку человеком информации, то не исключено, что человек не сможет заметить и пропустит мимо сознания некие очевидности, которые, однако, являются определяющими для социума в исследуемом разрезе.

Один из способов уменьшения влияния подобного ограничения связан с рассмотрением истории становления изучаемых социальных структур и/или институтов – ведь то, что является очевидным сейчас, отнюдь не было очевидным некоторое время назад. Вследствие этого исторический ряд генезиса Социального может оттенить для современного сознания какое-то важное отличие, что поможет вычленить из реальности необходимое для ее описания качество.

В рамках принимаемой методологии при построении моделей возможна реализация так называемого метода «последовательных приближений». В рамках данного подхода сначала в исследуемой системе выделяются основные элементы и их связи – так называемый нулевой порядок модели. Затем в модель «нулевого порядка» могут быть внесены поправки следующего уровня малости с получением так называемой модели «первого порядка» и т. д. В рамках данного метода самостоятельную сложность имеет выделение параметра, по которому обеспечиваются «последовательные приближения».

Историческое время

Выбор метода осмысления реальности тесно связан с одной из самых первичных категорий мышления – временем. В принципе в ощущениях людей время может переживаться существенно по-разному. Время может отсутствовать в их категориальной сетке вообще, оно может быть цикличным или направленным. В последнем случае направленность времени может быть связана и с идеей общей онтологической деградации, как то было, например, у Платона, и с идеей развития в качестве базовой характеристики окружающего человека бытия. Под любое переживание можно подобрать соответствующие аргументы, так что в конечном итоге ощущение человеком времени является опять же результатом его изначального онтологического выбора.

Как я уже отметил выше, мой выбор – это прогресс. Вследствие этого я строю свое видение мира в однонаправленном времени, текущем из прошлого в будущее. Кстати, именно такое ощущение времени является специфичным для эпохи социального развития человечества, называемой Современностью, или Модерном.

Для контраста можно рассмотреть онтологию и политику Платона, который считал, что все в мире со временем деградирует от идеала, поэтому основная задача управления заключается в том, чтобы затормозить скорость деградации социальной системы, или, другими словами, остановить время. В принципе именно существование вне времени (или в циклическом времени) является характерным для мироощущения традиционных аграрных сообществ⁶¹¹. Конечно, и в данных сообществах существовали группы людей с ощущением времени, отличным от массового, как, например, того следует ожидать от сообщества ростовщиков/банкиров (вспомним знаменитое «Время – деньги» Б. Франклина⁶¹), однако в целом для Европы средних веков было характерно именно, что эсхатологическое мироощущение – вневременное ожидание «второго пришествия» и «страшного суда».

Один из подходов к пониманию появления времени в онтологии человеческого общества был представлен Р. Козеллеком. Вот как формулирует данный подход в своей книге Ю. Хабермас: «Р. Козеллек в рамках своих исследований истории понятий охарактеризовал сознание времени, свойственное модерну, через возрастающее различие между “пространством опыта” и “горизонтом ожидания “Я утверждаю, что в новое время различие между опытом и ожиданием в возрастающей степени увеличивается, а точнее, что Новое время (Neuzeit) может понимать себя как действительно новое (eine neue Zeit) лишь с тех пор, как ожидания все больше стали дистанцироваться от всего ранее приобретенного опыта ” [54]. Специфическая ориентация нового времени на будущее складывалась по мере того, как общественная модернизация разрушила староевропейское пространство опыта крестьянско-ремесленных жизненных миров, она привела их в движение и обесценила в качестве установок, направляющих ожидания. На место опыта предшествующих поколений приходит опыт прогресса, который придает горизонту ожидания, до тех пор прочно привязанному к прошлому, “исторически новое качество постоянной погруженности в утопию” [ 55]»⁶². В рамках данного подхода именно что частота нововведений, т. е. изменений в рутине жизни, оказывается принципиальной для того, чтобы человек вдруг увидел смысл в том, чтобы «оторвать» свое будущее от своего прошлого и обнаружить для себя течение времени.

Интересно отметить, что такое массовое обретение для себя существования времени оказалось для людей значительной жизненной проблемой, вызывающей определенное экзистенциальное беспокойство (иногда вплоть до ужаса). Данную проблему с разных сторон стали изучать многочисленные философы, пытаясь найти решения по гармонизации ощущения времени человеком. Хороший обзор различных подходов по онтологизации Модерна/Современности был представлен Ю. Хабермасом⁶³. Взгляд на Модерн/Современность как общественную проблему представили также А. Турэн⁶⁴ и Б.Г. Капустин⁶⁵, причем последний показал, что вызовы Современности являются постоянным фактором развития социальных систем и каждая система регулярно вынуждена находить новые решения для своей адаптации к требованиям Модерна. Данный процесс составляет суть термина «общественная модернизация», а постоянство такой модернизации – это плата социума за приобщение к Современности.

Так что же это такое – Современность, или Модерн? Все мыслители, изучавшие данную проблему, в принципе сошлись на том, что определяющими характеристиками Модерна являются следующие:

1. Рационализация общественной жизни. Модерн характеризуется «расколдовыванием мира»⁶⁶. Все традиционные установления и социальные нормы оказываются «под огнем» рациональной критики. Люди пытаются определить законы мира и на основании этих законов устранить несправедливости общественного устройства.

2. Технический и социальный прогресс. Изучение законов природы открыло широкие возможности для роста производительности труда. Увеличение продукта, доступного обществу, позволило заняться устранением общественных несправедливостей, сначала наиболее вопиющих, затем и других.

3. Эмансипация. То, что «передовые» идеи появляются сначала в малых группах, которым приходится достаточно долго хранить их, передавая от учителя к ученику, разрабатывать их, пропагандировать, прежде чем они будут признаны таковыми всем обществом, поставило вопрос о свободе. Сначала данный вопрос встал в форме политических свобод, защищающих такие малые группы идейных «новаторов» от физического террора непонимающего большинства, а затем с развитием ресурсообеспечения общества он включил в себя экономические и социальные свободы человека.

По времени обычно начало Модерна часто связывают с Возрождением и Реформацией. Хабермас указывает, что к концу XVIII века все основные идейные компоненты Модерна были уже проработаны интеллектуальной мыслью Англии, Голландии, Франции (Просвещение), Германии, что создало условия для завершающего штриха Гегеля, который первым рассмотрел вопрос о Модерне в целом в качестве жизненной проблемы человечества⁶⁷.

Отражая основные характеристики Модерна в эпистеме, нетрудно увидеть, что Модерн может быть связан с доминированием метарассказов разума, прогресса и эмансипации, причем наряду с содержанием текстов разум может оказать влияние и на их форму представления. Этот вывод отличается от того, что было представлено в качестве основных метарассказов Модерна

Лиотаром. Напомню, что Лиотар указал в качестве определяющих метарассказов современности универсалистский и эмансипационный метарассказы⁶⁸ (см. также подраздел «Эволюция «великих рассказов» – подход Ж.-Ф. Лиотара» раздела «Очерк эпистемологии – науки о знаниях» главы 1). Однако очевидно, что универсалистский рассказ появился существенно раньше начала периода Модерна. Такие вехи на пути его развития, как монотеизм и империя, являлись значимыми элементами культуры в течение всего средневековья. Будучи унаследованным Модерном, универсалистский метарассказ был значительно усилен связью с таким способом рационализации человеческой деятельности, как унификация. С другой стороны, именно провозглашение стремления к унификации неотъемлемым свойством разума и явилось основой критики рациональности, предпринятой в рамках французского постмодернизма – интеллектуального течения, к которому принадлежал Лиотар. Указывая на то, что все великие проекты Модерна по унификации Социального потерпели крах, и жестко связывая стремление к унификации с разумом, постмодернисты вывели необходимость ограничения разума для дальнейшего продвижения в сторону освобождения человечества. Одновременно уничтожающей критике подвергся метарассказ о прогрессе⁶⁹. Прогресс был назначен основной причиной экстенсивной формы развития человеческого хозяйства, которая обнаружила свои пределы, связанные с ограничениями окружающей среды. Исчерпание основных метарассказов Модерна явилось основанием в рамках данной школы сделать заключение об окончании данной эпохи в истории человечества и переходом человечества в состояние постмодерна.

Триумф данного тезиса был поддержан многочисленными противниками рационализации Социального, которые по большому счету никогда не переводились. Однако уже в процессе этого «карнавала» возник ряд вопросов, которые поставили крест на концепции постмодерна. Например, как можно будет поддержать без разума достигнутый уровень сложности социума, обеспечивающий основные права и свободы людей, в том числе и участников «праздника»? Если остановить прогресс, то как можно будет накормить те сотни миллионов, которые все еще голодают в странах «третьего мира»?

Единственное, что было признано действительно исчерпавшим себя, – это универсалистский метарассказ. Было признано, что унификация Социального имеет свои пределы, и это вывело на передний план вопрос о совмещении разнообразия мира людей с разумом, который продолжает оставаться основным источником дальнейшего развития общества. Ограничения окружающей среды императивно переводят прогресс из экстенсивной формы в интенсивную, ставя во главу угла различные методы ресурсосбережения. Доминирование интенсивной формы развития в проекции на человека порождает новую струю в человеческой эмансипации – дальнейшее снятие внешних ограничений на саморазвитие личности, выражаемую телантропным метарассказом (см. подраздел «Эволюция «великих рассказов» – обществоведческие тексты» раздела «Очерк эпистемологии – науки о знаниях» главы 1).

Восстановление разума в своих правах не позволяет более говорить о кончине Модерна. Следуя Э. Гидценсу⁷⁰, будем называть наступившую эпоху Поздним Модерном⁷¹. Этим самым происходит признание и включение в поле рефлексии всего того, что было действительно значимым из критики постмодернистов. Единственное, где имеет смысл сохранить приставку пост-, – это в определении технологической фазы общественного развития: Поздний Модерн характерен завершением индустриальной фазы развития общества и переходом социума в его постиндустриальную фазу развития⁷².

Еще одно различающее качество для определения социального времени получается, если обратить внимание на классификацию способов легитимации управленческих решений в обществе. По большому счету известны два класса таких способов. Во-первых, решения могут быть обоснованы ссылкой на внешний легитимирующий источник – Бога, традицию, опыт предков, авторитет. Во-вторых, легитимность решения может определяться рациональностью обсуждения ситуации при его принятии⁷³. Тогда легко видеть, что в досовременную эпоху (во время Традиции) управленческие решения практически всегда легитимировались лишь первым способом. При переходе же к Современности уже значительная доля управленческих решений стала легитимироваться вторым способом – с опорой на разум, на рациональность. А когда доля решений с рациональной легитимацией стала доминировать (это развитые общества последние пятьдесят лет), для соответствующих социумов наступило время Позднего Модерна.

В заключение следует отметить, что разные группы людей одного и того же общества могут ощущать себя в разном времени. В то время как элита общества может переживать вызовы Позднего Модерна, пытаясь найти свои ответы на вопросы очередной модернизационной адаптации социума к текущему состоянию Современности, другие люди могут замкнуться в Традиции, образовав, например, религиозную секту, так что искушения Модерна будут проноситься мимо, практически их не задевая. Молодежь же последних вполне может быть озабочена «расколдовыванием» и освобождением своей жизни, решая при этом проблемы, которые были характерны для Модерна вековой и двухвековой давности. В целом же время общества, по всей видимости, будет определяться временем, переживаемым основной массой его актива и элиты, его правящим и интеллектуальным слоями.

Рассмотрим теперь, как сказывается социальное время на эпистеме – системе знаний человечества. Как это было определено выше (см. раздел «Очерк эпистемологии – науки о знаниях»), эпистема представляет собой множество текстов, написанных на разных языках, используемых людьми. Очевидно, что развитие эпистемы и развитие соответствующих языков записи текстов коррелируют между собой и они являются составными частями культуры общества, которое использует данный язык в своей практике. Рассматривая различные языки с точки зрения их использования для фиксации результатов мышления, Ю.И. Семенов предложил следующую классификацию языков:

«Чтобы понять сущность проблемы, нужно принять во внимание, что язык (именно язык, а не речь), помимо всего прочего, представляет собой кристаллизацию мышления. Существует понятийно-словесная сеть, которая в процессе социализации человека внедряется и закрепляется в коре его головного мозга и становится основой всей его мыслительной деятельности. Эта сеть в ходе эволюции человечества развивалась и совершенствовалась, а результаты этого прогресса закреплялись в языке.

Лингвистами созданы разные типологии языков, в том числе и стадиальные. И среди них имеет право на существование стадиальная типология языков, в основу которой положена степень развития человеческого мышления. Существуют три основных стадиальных типа языков. Первый – языки первобытного (включая предклассовое) общества, или древнементальные (археоментальные, древнемышленные) языки. С возникновением цивилизации, письменности и преднауки археоментальные языки преобразуются во второй тип – староментальные (палеоментальные, старомышленные). Таковы языки всех докапиталистических классовых обществ, исключая в определенной степени античное, в котором существовала не преднаука, а пранаука. С развитием и утверждением науки в полном смысле этого слова, прежде всего современного естествознания, что произошло в Новое время в Западной Европе, палеоментальные языки трансформируются в третий тип – новоментальные (неоментальные, новомышленные) языки. И овладеть наукой можно лишь в том случае, когда человек пользуется одним из новоментальных языков. Если же он владеет только староментальным языком, не говоря уже о древнементальном, то наука окажется для него недоступной.

Это не значит, что существуют языки, по самой своей структуре абсолютно неспособные к выражению научных знаний. Любой древнементальный язык может в принципе превратиться в староментальный, а любой староментальный трансформироваться в новоментальный. Но для этого нужны определенные условия и время»⁷⁴.

Данная классификация хорошо ложится на предлагаемые в настоящей книге представления. Действительно, по завершении антропогенеза на дописьменной стадии все группы людей использовали для внутригрупповой коммуникации какие-то языки и имели свои групповые культуры. Эпистема на данной стадии развития человечества отсутствовала. Следуя Семенову, отнесем все такие языки к классу археоментальных. Возникшие же при этом по результатам биологической и социальной эволюции культуры были вполне традиционны. Здесь следует отметить, что традиционные культуры обычно являются достаточно однородными в плане своих сообществ, хотя и в них уже можно выделить части, специфичные для социальной верхушки соответствующих групп людей.

С изобретением письменности возникла эпистема, которая простимулировала трансформацию соответствующих археоментальных языков в палеоментальные. главным образом механизм данной трансформации основывался на возникновении, развитии и стандартизации разных вариантов письменных оборотов, получивших свое завершение в создании литературного и других эпистемных языков⁷⁵ и соответствующих эпистемных контентов (записанных мифов и эпосов, текстов мистерий, поэтических и театральных текстов, прозы, музыки). Однако ввиду массовой неграмотности населения литературный язык использовался лишь достаточно узким слоем, принадлежащим элите соответствующего общества. Остальные люди продолжали пользоваться простонародным вариантом языка, который фактически был языком предыдущей археоментальной стадии. Эпистемные языки послужили основой для зарождения элитарных культур соответствующих социумов, которые сразу же четко отделили себя от традиционных народных культур. Понятно, что, несмотря на возникшую культурную гетерогенность, традиционная и элитарная культуры взаимодействовали между собой, оставаясь при этом отделенными одна от другой.

Следующая трансформация языков была обусловлена развитием науки. Зародившись в тиши монастырей, наука была поддержана соответствующими государствами из утилитарных (главным образом из-за вклада в военное дело) и престижных соображений. Это позволило данному виду деятельности окрепнуть и, сомкнувшись с развитием технологий в буржуазно-ремесленных кругах, отделиться от религии. Данная оппозиция позволила выделить и зафиксировать научную методологию, что сопровождалось созданием языкового слоя для строгого мышления, которое является сутью трансформации общей палеоментальной языковой среды в неоментальную. Все языки строгого мышления характеризуются встраиванием в структуру языка законов логики, четким определением основных мыслительных категорий и взаимосвязей между ними, позволяющим устойчиво работать со сложными ментальными моделями, воспроизводимо отражать подобные модели в эпистеме. Естественно, что возникший логико-научный слой взаимодействует с остальными слоями эпистемы, переформатируя их. При этом некоторые слои эпистемы встали в оппозицию научному слою и эпистема расслоилась на традиционный и прогрессивный нарративы. Именно такое эпистемное расслоение, которое может быть связано с влиянием прогрессивного метарассказа, и является характерным для Современности, определяя один из основных ее признаков.

Дальнейшая социальная эволюция современных обществ под воздействием прогрессивного и эмансипационного метарассказов потребовала массовой грамотности населения. Внедрение всеобщего образования привело к расширению влияния элитарной культуры на социальные низы, что сопровождалось разложением и ликвидацией традиционной народной культуры⁷⁶. При правильной организации данного процесса ценные элементы народной культуры интегрировались в возникшую таким образом единую общую культуру общества, в основе которой лежит использование эпистемных языков, существовавших и на палеоментальной стадии. Языки строгого мышления остаются востребованными лишь на элитарном уровне, а простонародные варианты языка сменили свою базу, привязавшись к эпистемным.

Следует обратить внимание на то, что возникновение и развитие неоментальных языков совпадает с Современностью, что сразу же дает правдоподобную гипотезу о невозможности современного общества без наличия в его активе неоментального варианта языка. Данная гипотеза подтверждается малыми государствами Северной Европы, которые все имеют в активе английский язык в качестве языка высшего образования, что, по всей видимости, обусловлено трудностями поддержания своего родного языка на неоментальном уровне при имеющейся ресурсной базе⁷⁷.

Изложенная в данном разделе концепция является вариантом гипотезы лингвистической относительности, в соответствии с которой «существующие в сознании человека системы понятий, а следовательно, и существенные особенности его мышления определяются тем конкретным языком, носителем которого этот человек является»⁷⁸. В основе данного подхода лежит положение о том, что интеллектуальный уровень развития всех сторон общества во многом зависит от качества подготовки работников умственного труда. И без наличия соответственного контента эпистемы таковая подготовка требуемых временем специалистов на данном языке просто-напросто невозможна (см. также раздел «Эпистема и индивиды – особенности взаимодействия»).