Текст книги "Прощай, Саша"

5

Июнь какой-то ненастоящий летний месяц. Да, жарко, но не ягод тебе нормальных, ни арбузов. Все еще мелкое и кислое. Огромные потрескивающие арбузы с искристой мякотью и оранжевые полосатые дыни вызревают на бахчах к моему дню рождения. Без арбуза никогда не обходилось. Хотя я больше люблю дыни, но традиция – есть традиция. В июне наслаждаешься только расплодившимися комарами и недозрелой клубникой в газетных кульках у тех же бабушек, которые снабжали весь город жареными семечками.

Теплое июньское утро врывалось в окно свежестью, после недавнего дождя, и слепящим солнцем. На потолке блики от стекол приоткрытой форточки и жирные, напившиеся за ночь комары. Дома никого – я знал это точно. Сашин матрас застелен тонким покрывалом, обуви нет, на кухне в раскрытое окно бьется глупая муха. Я налил себе вчерашний чай, нашел в холодильнике пачку куриных сосисок. Одну можно съесть, остальные на ужин.

Даже не хватало заспанного лица Саши. Она всегда заходила на кухню по пути из зала в ванную, приветствовала меня хмурым взглядом и мыла чашку. Сейчас ее чашка чистая стояла на полотенце возле раковины.

Вспомнился вчерашний разговор. Я долго смотрел на Сашу, не понимая шутит она или всерьез просит моей помощи в таком неправильном деле.

– Зачем? – только и спросил я.

– Я хочу к папе.

Я представил ее пьющего отца. Таким, каких видел раньше у пивного ларька за поворотом старой улицы, сидящих с жестяным бидоном или темной бутылкой портвейна на трубах теплотрассы. Кепки, просмоленные куртки и телогрейки, трико с вытянутыми коленками. Конечно, скорее всего, он выглядел не так, но фантазия – сильная штука.

– Он же бросил тебя, – сказал я и вдруг вспомнил, что все было совсем не так.

– А мама нет?

Возражать я не стал. Что у них там творится в семье – не мое дело. Говорить маме я, конечно, не буду, но помогать…

– А если случится что?

– Он в Куйбышеве. Ну, в Самаре, то есть. Тут километров двести.

– Ты же говорила, что под Ленинградом.

Саша промолчала.

Я жевал губу, не зная, как поступить.

– Так ты поможешь или нет?

– А что нужно сделать?

Помогать я не собирался. Надеялся, что глупая мысль покинет ее голову к утру.

– Нужно найти немного денег и узнать, как добраться туда. Автобусами. В поезд меня не пустят.

Немного денег! Она собиралась пересечь полстраны.

Саша вдруг улыбнулась и села рядом.

– Ну чего ты? Я же не прямо с утра уезжаю. С утра у меня не такие приятные планы, – она скрипнула зубами. – Подожди, я сейчас.

Саша убежала и вернулась с плеером и двумя кассетами без наклеек.

– Я же обещала.

Один наушник она аккуратно вставила в мое ухо, подсела ближе плечом к плечу и нажала большую кнопку. Кассета зашуршала, а потом из хриплого наушника вырвались звуки гитары и глубокий напряженный голос, поющий о месте для шага вперед.

Саша закрыла глаза и откинулась, как я, головой на прохладную стенку. Казалось, сквозь звуки песен я слышу ее ровное дыхание. Она излучало странное спокойствие несмотря на то, что внутри, и это тоже ощущалось, была заведенной пружиной. Как песня, требующая перемен. Что-то неправильное и пошлое было в тех же песнях, когда их, хрипло подражая автору, бренчали на плохо настроенной гитаре Пашкины друзья на лавке. И в тех вырезанных на вырванной из альбома бумаге портретах умершего кумира, которые старшеклассники продавали за сто рублей на переменках. Я не понимал всего этого до Саши. Казалось, что ничего общего со всем этим она не могла иметь. Разве что любопытство.

«Ну… Это сложно», – кажется так она сказала тогда на трубах, протягивая мне бутылку теплого Тархуна. Ничего сложного. Наверное, мне еще рано знать о бунтах, бушующих внутри, хотя их отголоски я уже начал слышать. А что творилась в ее голове?

Я посмотрел на Сашу. Она лежала закрыв глаза и едва заметно кивала в такт музыке. Я дотронулся до ее руки и тихонько сжал пальцы.

Все как в прошлой жизни, о которой пишут журналы с сенсациями и свидетельствами НЛО. Только эту я помнил. Полумрак комнаты, гроза за окном и один на двоих шуршащий плеер.

Сейчас только закипающий чайник и подрагивающий разукрашенный наклейками холодильник.

Заглянув в зал, я рассчитывал отыскать свою глупую тетрадку, которую так настойчиво предлагал Саше. Но ее нигде не было. На стуле сохла ее футболка. По дивану были разбросаны какие-то документы.

– Это все ненастоящее, – сказала она вчера, захлопнув толстую тетрадь на моем столе. После этого я уже жалел, что тот рассказ отдал ей двумя часами ранее.

– Почему? – спросил я, зная ответ. Наверное, как и моя мама, она считает это занятие не достойным, никак не позволяющим выжить в меняющемся мире. Но мама ненавидела не мои альбомы и тетради. И себя такую же глубоко внутри. Я понял это не сразу, но поняв перестал стыдиться своего любимого занятия. Саша же второй раз пыталась поставить на нем крест.

– Просто это – не ты.

Конечно, это не я! Там под темно-зеленой обложкой о космических пиратах, о попавших в беду пилотах в других мирах, о межпланетных сыщиках. Нет, это никаким боком не я. Я сижу дома и смотрю в окно, боясь выйти на улицу выкинуть мусор.

Саша заметила, что я расстроился.

– Нет, постой. Просто… Я не знаю, как объяснить… В этом всем нет ни капли тебя, – она поднялась и потрепала меня по голове. – Поймешь.

День прошел, как и сотни других дней до этого. Но все же немного не так. Я читал, постоянно отвлекаясь на мысли и шорохи в подъезде. Я писал корявыми буквами, а в голове звучало ее «на капли тебя». Когда открылась входная дверь, я выбежал в коридор.

Саша прошла мимо меня, бросила в кресло куртку и закрыла дверь.

– Не приставай к ней, – мама потащила меня на кухню. – Давай чаю попьем. Ты обедал?

– Еще нет, – я присушивался к тишине в зале.

– А завтракал?

– В магазин не пойду, – насторожился я.

– Не надо. Я купила щавель. Сварю суп.

Мы пили чай. Я разглядывал слипшиеся цветные леденцы в вазочке.

– Сегодня на работу?

Мама кивнула.

– Поужинать не забудьте. Я смотрела программу – вечером какой-то фильм зарубежный.

– Если свет не отключат, – буркнул я.

Электричество отключали все чаще. Говорили, что российский свет слишком дорогой, а своих мощностей не хватало. Так и отключали квартал за кварталом, иногда на два-три часа. Часто перед началом интересного фильма или, что еще обиднее, в его середине. Тогда мы сидели со свечками на кухне и с завистью смотрели на горящие огни новостроек за полем. Я лепил фигурки из подтаявшего воска, а мама, нацепив очки, пыталась писать свои контрольные при тусклом свете.

– Спички и свечки знаешь где. Правда сегодня отключали на всю ночь. Вряд ли вечером снова отключат.

Я пожал плечами.

Обедать Саша не вышла. Я взял тарелку к себе, слушал тихие разговоры за стенкой, хотя было не разобрать, и неспеша ел остывший суп.

Вечером мама помахала мне рукой, приоткрыв дверь и убежала на дежурство. За окном раздавался гортанный смех, доносился запах сигаретного дыма, а вроде бы пятый этаж. Я радовался тому, что никуда выходить не нужно.

– Привет, – растрепанная голова Саши просунулась в приоткрытую дверь.

– Привет.

– Кажется я уснула.

Я отложил книжку, поднялся с кровати и так и стоял в центре комнаты.

– Душно, – Саша потерла лицо ладонями и ушла.

Скрипнула балконная дверь. Я, пошел за ней, немного опасаясь того, что сейчас как раз тот момент, когда ее лучше не трогать. Встал рядом, оперившись на холодный железный карниз.

Балкон у нас не застекленный – просто бетонный ящик, висящий над таким же внизу. В углу шкаф с пыльными пустыми банками и поломанная раскладушка.

Саша смотрела поверх плоских крыш и крон деревьев. За домами лежало поле, изрытое глубокими ямами на тех местах, где недавно возвышались высокие стройные антенны. Туда неспешно плыли огромные высокие облака. Как летающий остров из той книжки, которую я прочел, но так и не понял много лет назад. Крест-накрест небо перечеркнули два самолетных следа.

– Что там? – она показала на огни, уже горящие, но еще бледные на фоне неба. Авторынок менял свой дневной уклад на ночное безумие.

– Дискотека, – неохотно ответил я.

– Что, под открытым небом?

– Летом тепло. А зимой они перебираются в клуб за железной дорогой.

Наверное, дискотеку осаждали в основном подростки с новостроек, но Пашка с компанией вряд ли оставляли без внимания такое заведение.

– Давай сходим туда.

Я не поверил ушам. Ни в одной из самых смелых героических фантазий о себе я не приближался к подобному месту. Я затряс головой, наверное, сильнее, чем хотел. Саша посмотрела на меня, вздохнула.

– Слава, я не заставляю. Просто предложила.

– Там опасно, – тихо сказал я.

Она пожала плечами.

– Ты ходил отвязывать того голубя. Помнишь?

С балкона был виден угол школы, а за ним лесок с маленькой могилкой несчастной мертвой птицы.

Я промолчал.

Когда я вернулся в зал, Саша стояла у зеркала и красила тонкие губы маминой помадой. Я не узнал ее сначала. Как-то по-новому заколотые волосы, новая майка и юбка вместо привычных футболки и шорт. Она улыбнулась мне в зеркало и подмигнула.

– Не бойся. Я ненадолго.

Нельзя было отпускать ее. А если позвонит и спросит мама? Врать я не умел, хотя, говорили, что это хорошее качество. Упрашивать, умолять? Закрыть дверь и спрятать ключ?

– Подожди, – еле слышно сказал я.

– Ты чего? – она удивленно посмотрела на меня.

– Не ходи. Пожалуйста.

***

Непривычно тихо в доме. Бывает такая давящая тишина. Оглушающая. Я включил телевизор, но лучше не стало. Рекламные объявления о продаже гаражей бессовестно сдвигали время фильма, а на них не отвлечешься, как ни старайся.

Саши не было уже больше часа. Дискотека за полем уже вспыхнула огнями, оттуда еле слышно доносилась музыка. Зря, зря она так. Не лучшее место для девочки… Кстати, а сколько ей? Немного старше меня. Четырнадцать? Пятнадцать? Интересно, на дискотеку ее пустили? Или оступилась и лежит на дне ямы в поле?

Я тревожно осмотрел с балкона изрытое поле. Вроде бы все как обычно, но отсюда толком не разглядишь.

Я пробовал почитать, но строчки расплывались перед глазами, не хотели лезть в голову.

Я вспомнил, как однажды таким же поздним вечером бежал от бетонного забора ТЭЦ в сторону дороги, по краям которой зеленели низкие корявые карагачи. Лешка бежал со мной, сложив складкой майку на животе. Там побрякивала большая ценность – стеклянные голубые плитки, которыми обычно обклеивали панельные дома. Но еще ими можно было играть в замысловатую игру во дворе. Главное – раздобыть побольше. А за оградой ТЭЦ целые рулоны с меня ростом, на которые эти самые плитки наклеены. Ночь полежат в воде, а утром можно отклеивать бумагу и играть.

– Мало набрал, – укорял Лешка, глядя на мои карманы.

– Так ведь охрана.

– Подумаешь, засвистели разок. Это так – спугнуть. Вот бы рулон утащить!

С таким количеством плиток на улице они потеряли бы всякую ценность, а игра уже перестала бы быть интересной. Но я не мешал Лешке мечтать.

Через дорогу сновали машины, но до перехода почти квартал. Лешка поставил ногу на бордюр и готовился выбежать на трассу.

– Леш, смотри. Потерялся кто-то.

Мальчик лет четырех-пяти сидел на лавке с заплаканным лицом. Никого из взрослых вокруг и жилые дома далеко – по ту сторону дороги. А здесь только высокий забор и проходная.

– Чего?

Я показал на мальчика.

– Заблудился, наверное. Пошли!

Поток машин стал реже, и Лешка потянул меня за рукав. Бежать пришлось быстро – шесть полос и не все пустые. Я никак не мог оторвать взгляд от лавки. Отсюда видна была только макушка за низким кустарником и почему-то казалась смешной.

– Идем, чего встал. Темнеет.

– Может помочь?

– Найдется. Не с Луны же он свалился.

Я неуверенно пошел за Лешкой.

Макушка за кустарником не двигалась. Но вот показался прохожий. Видимо, не знакомый. Он остановился у лавки, нагнулся, держа руки в карманах куртки, о чем-то спрашивал заблудившегося мальчика и осматривал нашу сторону дороги.

– Видишь. Сейчас ему помогут. Идем!

Стало немного спокойнее. Но что-то тревожное осталось маленьким комочком внутри. Он до сих пор там и сейчас разрастался пульсирующей душной тревогой.

Я сунул ноги в сандалии, прихватил с полки ключи. Вроде бы больше ничего не нужно. Конечно, не помешал бы автомат с обоймой и пара осколочных гранат, но их, как назло, у меня не было.

Дорога через поле – каких-то минут двадцать, но она показалась бесконечно долгой. Я шел по протоптанной тысячей ног тропике между высокими насыпями, вывороченными из земли бетонными блоками, ямами с медленно осыпающимся песком. Пока ее еще хорошо было видно под светлым июньским вечерним небом, но как мы пойдем обратно ночью, я не представлял.

Музыка все громче. Я без труда узнал «Чао бамбино». Лемоха ни с кем не спутаешь. На ожесточенные споры с Лешкой о том «в Багдаде все спокойно» или «Прокатимся с тобою» поется в другой его песне, у нас ушла не одна неделя. Только тут голос звучал совсем не так, не как если сидишь в мягком кресле в теплой квартире перед энергичным по вечерам телевизором. Так-то тревожно.

Испугав меня, пронеслась мимо стая собак. Яростно рыча, накинулись на собратьев за насыпным холмом. Я ускорил шаг.

Я стоял в стороне, почти прячась за мусорными баками и вездесущим кустарником. Вот он вход, где косматый парень в белой майке и джинсах – варенке собирает деньги за вход в коробку из-под жвачки. Громкая музыка вырывалась из-за железного забора. Там мелькали вспышки света, раздавались смех и крики. Мне хотелось оказаться как можно дальше от этого места и в тоже время быть там, среди них. Быть своим. Танцевать под доктора Албана и Титомира, дыша запахом пота и табачного дыма. Никогда мне там не побывать!

Из входа вываливались толпы, заходили обратно. Не останавливаясь, курили и потягивали пиво из стеклянных бутылок. Некоторые отделялись от толпы и спешили к кустам. Я спешно выбрался и пошел вдоль забора выискивая Сашу.

На меня почти не обращали внимания. Только однажды девчонки, курившие за углом, показали на меня окурками и засмеялись. Мимо прошел парень шириной вчетверо больше меня, я спешно отскочил в сторону. Думаю, меня он даже не видел – был слишком пьян и высок для этого. Он тоже кого-то искал. Нашел внезапно. Схватил одну из девушек с сигаретами за руку и потащил за собой. Она вырывалась, но не кричала. Подбежавший парень из компании толкнул его в плечо. Тот отпустил девушку и попытался ударить в ответ. Я спешно скрылся за углом.

Сердце стучало так, словно наконец я сдал стометровку на физкультуре. Тут было тихо. Какой-то склад и гаражи. Оттуда толпой шли девушки. Меня не замечали. Увязавшийся за ними парень в футболке слегка задел меня плечом и почему-то извинился. Дальше тупик, нужно возвращаться. Но если Саша внутри, найти ее шансов нет. Без денег меня никто не пропустит, как не упрашивай. Подзатыльник только могу получить. Не привыкать, впрочем.

Дерущиеся исчезли. Тут уже стояла другая компания и обсуждала кто кому дал сколько «кусков», когда возврат и проценты. Они собирались «рубить капусту» и кого-то там «мочить». Но это вряд ли. Года на три старше меня.

Лысого я узнал сразу. Он сидел на корточках у входа и смотрел перед собой потухшим взглядом. Кто-то из приятелей тронул его за плечо и позвал отойти. Все та же гимнастерка. Он спит в ней что ли?

Я пошел за ними, держась в стороне. Не думаю, что кто-то из них меня узнает. Они просто не поверят себе, что увидели меня в таком месте.

– Слава?

Я резко обернулся. Саша сидела на камне, которым перегородили въезд. Она что-то щелчком отправила в темноту. Мне показалось, что красный огонек.

– Зачем ты здесь?

– Я за тобой.

Не кричала и не ругалась. Я думал, что начнет выгонять меня. Но она сидела и смотрела на меня огромными глазами, поджав губы.

– Пойдем, – вдруг сказала она. – Тебе тут не стоит быть.

«А тебе?» – хотел спросить я, но промолчал.

Саша поднялась, поправила юбку.

– Обними меня и не смотри по сторонам. Так будет проще уйти.

Я неловко прикоснулся к ее талии. Совсем холодная. Замерзла.

– Да, вот так. Идем.

– Эй, мелкая!

Этот голос тоже не спутать ни с каким другим. Хоть и не Лемох.

Пашка отделился от толпы у входа и ловко перемахнув через низкий шлагбаум направился к нам.

– Привет, – улыбнулась Саша. Уголками губ. Я никогда не видел такой улыбки у нее, едва заметной, но так сильно меняющей лицо.

– Точно мелкая. Поплясать пришла?

На меня Пашка не обращал никакого внимания.

– Ага.

– Так зайдешь, погреешься?

– Мелким спать пора, – с холодной ноткой сказала она.

Пашка засмеялся и сунул сигарету в зубы.

– Понятно. Ну, проводи и возвращайся.

Он подмигнул ей и заспешил к своим, на ходу поднимая воротник джинсовой куртки.

– Не обращай внимания.

Саша обнимала меня тоже. Скорее даже держалась за меня. В темноте я едва различал тропу. Впрочем, люди встречались и здесь. Кого-то тошнило в темноте. Тут и там как светлячки вспыхивали красные сигаретные огоньки. Дом уже близко! Дважды едва не оступился. Темнота на дне котлованов чернела бездонной пропастью.

Саша молчала. А я радовался как ребенок тому, что все закончилось. Что с ней ничего не произошло.

В стороне темнели недостроенные пятиэтажки, а прямо перед нами горел окнами наш дом. Свет в зале я выключить забыл.

– Стой! – Саша резко схватила меня за руку.

Перед нашим подъездом стояла машина, перегораживая вход. В салоне горел свет, а у открытой дверки курили двое. Оба в куртках, хотя не такой уж прохладный вечер.

– Это за мной, Слава! Это за мной, – Саша испуганно шептала и голос ее захлебывался. Я понял, что она беззвучно плачет.

Нельзя было стоять тут на самом виду. Я оттащил ее за угол дома, хотя у самого ноги стали ватные. Бандиты, рэкетиры.

– Слава, что мне делать? Они знаешь, что со мной сделают? – Саша тихо всхлипывала. Ноги ее не держали, и она медленно оседала на землю. Пальцы отрежут, ли уши – конечно я знал. Слишком часто натыкался на выпуски новостей, ища подходящий фильм по телеку.

– Идем!

Я вел ее по тропинке за домом, где не горели фонари. Между нами и бандитской машиной, красивым и изуродованным лицом Саши, жизнью и смертью немного бетона и заполненных чужими жизнями квартир.

Я лихорадочно соображал. Ни о чем таком не писали в моих книгах. Это не благородные пираты и не полуслепые морлоки. Мамы дома нет и не будет до утра, да и вряд ли она чем поможет. Даже в милицию позвонить не успеет. Может в милицию? А что им сказать? Что какая-то машина стоит у дома? Глупо.

– Саша, я тебя спрячу.

Она кивнула. Я почти не видел ее лица, знал лишь, что на нем застыли слезы и ужас.

Стройка! Там никто нас не будет искать. По крайней мере, до утра можно отсидеться.

– Идем!

Мы пробирались знакомым путем, спотыкаясь о разбросанный мусор. Я всегда представлял, как должно быть страшно здесь ночью. Оказалось, что при свете фонарей у родного подъезда куда страшнее.

Не торопясь, мы поднялись на верхний этаж. Тут относительно чисто. Саша дрожала и жалась ко мне.

– Ты уверена, что это за тобой?

Глупый вопрос. Откуда она может знать? Но Саша кивнула.

Было тихо. Где-то далеко внизу шуршали кошки или мыши. На шаги совсем не похоже и хорошо. Свет далекого фонаря светил прямо в окно, бросая неровный прямоугольник на бетонный потолок. Внизу проехала машина и снова стало тихо.

– Слава…

Я прижал палец к губам, аккуратно выглянул. Никого. Пустая темная улица, наш дом напротив. У мусорных баков шипели и дрались кошки. Мы сидели обнявшись, Саша дрожала. Я не знал сколько времени прошло, казалось, что половина ночи.

– Нужно посмотреть, там ли они еще, – шепнул я.

– Нет, не надо.

– Ты замерзла совсем. Я что-нибудь принесу. Попробую.

Я боялся оставлять Сашу одну, боялся идти обратно. И все же ноги шаг за шагом несли меня к подъезду.

Машина в стороне, но все еще не уехала. Света в салоне нет.

Я глубоко вздохнул и зашагал к приоткрытой двери. Сейчас я бы обрадовался, наверное, даже Пашке. Но балконы пусты, даже в окнах никого. Пара шагов до двери.

Сзади хлопнула дверка машины.

– Эй, пацан.

Я замер.

Бандит потирал скулу тыльной стороной руки. Выглядел вполне дружелюбно. Свет фонаря отражался от его абсолютно лысой головы и заклепок на темной кожаной куртке. Он сделал пару шагов ко мне.

– Пацан, тут живешь?

Я кивнул.

– Один?

– С родителями.

Незачем говорить, что только с мамой.

– Заждались, наверное. Чего поздно?

Второй вышел из машины и закурил в темноте, не подходя ближе.

– С дискотеки.

– А. А без телки чего? У вас тут с девчонками, наверное, негусто в подъезде.

– Мелкие все, – каждое слово давалось с трудом, словно внутри все сжали тисками. – Я пойду, папа с мамой ждут.

Бандит в нерешительности замялся, взглянул на второго.

– Пацан, – крикнул тот. – Кто новый живет у вас в подъезде?

– Не знаю. Мы только переехали.

Я закрыл за собой дверь и начал подниматься по лестнице, ускоряя шаг. Внизу тихо скрипнула дверь. Потом еле слышные шаги последовали за мной. Страшно! Хотелось бежать, закрыться в доме на все замки, но нельзя. Нельзя домой. Баба Вера этажом ниже нас и наверняка уже спит. Я достал ключи, пару раз специально уронил их и начал ковыряться в замке. Спиной я почти чувствовал, что позади кто-то вслушивается, не выдавая себя. Потом тихие шаги начали спускаться вниз, а я, стараясь не наступать на пятку, через две ступеньки поднялся на пятый этаж и прижался к двери. Внизу открылась дверь, поскрипела и закрылась снова. Видимо баба Вера не спала.

Аккуратно открыв замок, я ввалился в прохожую и дважды провернул замок за собой. Дома! Свет везде, телефон, моя комната. Как крепость, только надежнее.

Я хотел позвонить маме, но не знал телефона больницы. А кому еще? Соседям бабушки?

Саша ждала меня там, замерзшая и испуганная в пустой квартире недостроенного дома. Нет, я не свинья, чтобы поступить так, как требовал маленький жалкий трус внутри меня.

Я надел свою куртку. Сашину нести в руках подозрительно. Как мог запихнул ее в рукав. Порылся на кухне, но не нашел ничего подходящего, кроме бутылки кефира. Сунул ее в карман, а в другой, зачем-то, перочинный нож. Я знал, что никогда не смогу ударить ножом человека. Но с ним все равно было спокойнее.

Свет я оставил только в коридоре. Подозрительно, если он будет гореть во всех комнатах всю ночь. Осталось пройти мимо машины внизу и остаться незамеченным. Проще всего было взять с собой мусорное ведро, но, если я не вернусь с ним обратно через пару минут, я подставлю и себя и Сашу. Просто выбежать одному почти ночью тоже было неправильно и очень подозрительно. Не был я похож на тех, кто гуляет по ночам.

Я медленно спускался пролет за пролетом. В подъезде никого. Я шел вдоль стенки, чтобы мою тень не было видно в окна лестничных клеток. Вот первый этаж. Оставалось ждать кого-нибудь, за кем можно увязаться, сделав вид, что я его родственник, и спокойно выйти на улицу. Ни покидать квартиры никто не собирался. Во многих подъездах окна часто выходили на другую сторону, но не в нашем. Три обитые дерматином и вагонкой двери уныло пялились на меня глазками. Я аккуратно выглянул в окно, рискуя быть замеченным. Машина стояла на месте, но в салоне вроде бы никого. Впрочем, нельзя было быть уверенным – слишком темно.

Саша ждет!

Дверь подъезда была приоткрыта так, что машину не было видно за ней. Впереди дорожка к мусорным бакам, справа заросли розовых кустов. Можно нырнуть под балкон и быстро побежать. А куда я мог так поздно идти? Я лихорадочно соображал. Сигареты! Круглосуточный ларек в двух домах отсюда. В любом случае, лучше не прятаться. Вести себя естественно.

Я вышел под свет фонаря. Никого! В машине никого. Не раздумывая, я юркнул под балкон и затаился. Через пару минут у дальнего леска за теплотрассой показались двое. Один курил, второй возился с ремнем на джинсах. Шли сюда.

Я скользнул под балконом, потом под следующим, прикрываясь тенью кустов. Никто не окликнул. Не заметили. Еще один балкон, и я уже углу дома.

Хлопнули дверки машины, включился дальний свет. Только этого не хватало! Мотор завелся, намекая на то, что машина сделает сейчас круг по двору, выхватит меня светом фар из темноты. Нет, нет! Только не сейчас.

Я побежал. Бежал быстро, спотыкаясь о вспученный корнями деревьев асфальт. Свет скользнул по стене соседнего дома – выезжали на дорогу. Я пустился со всех ног, спеша скрыться за спасительным углом дома, за которым останется только пересечь дорогу.

Успел. Свет скользнул по дороге, едва не задев мои пятки. До стройки не добежать, хотя вот она – в нескольких шагах от меня. Я притаился за мусорными баками, наблюдая за перекрестком. Если свернут, объезжая вокруг дома, то меня заметят.

На перекрестке машина замерла, будто обдумывая, затем поехала прямо. Я бросился вперед, перебегая дорогу, пока они не передумали и не развернулись. На стройке никто искать не будет. Никто не пойдет туда в своем уме. Кроме меня.

Все так же темно и тихо. Я без труда нашел пустой подъезд. На мгновение мне стало страшно. Я боялся, что не найду Сашу там, в той комнате, где оставил ее. Что она исчезла.

Она ждала меня.

Куртка! Я достал ее из рукава и набросил ей на плечи. Попытался застегнуть.

Саша смотрела на меня, ее глаза становились все больше и больше. И вдруг она подтянула меня к себе и прикоснулась прохладными губами к моим губам. И снова. Она целовала меня. Так, как показывают в фильмах. По-настоящему. Я стоял, безвольно опустив руки, не смея пошевелиться. Я крался за ней на дискотеку, шел мимо бандитов и даже разговаривал с ними, сбегал из дома под балконами и убегал от машины, но ни разу в те моменты у меня не билось сердце так сильно, как сейчас.

Ее сильно трясло. Я думал, что от холода, но скорее всего просто понемногу отпускал страх. Мы сели у стены, прижавшись друг к другу, молча смотрели как кружатся мошки под потолком в свете уличного фонаря. Потом ее дыхание стало ровным, и я понял, что Саша спит.

***

– Нет, не говори никому.

Я неуверенно кивнул, не считая, что скрывать от мамы ту машину с незнакомцами хорошая идея.

– Не говори, пожалуйста.

– Не буду. А ты обещаешь быть осторожнее?

Она пообещала, но я не очень-то поверил. Про тот поцелуй мы не вспоминали ни в тот день ни позже. Возможно, она и не помнила его вовсе. Или не хотела помнить. Я ожидал, что теперь она замкнется, будет избегать меня, чувствуя такую же неловкость, которую чувствовал я. Но ничего подобного не произошло. Хотя в тот день нам так и не удалось поговорить. Мы вернулись домой за час до прихода мамы со смены. Я долго высматривал машину во дворе или подозрительных незнакомцев, но из подозрительных там были только мы с Сашей.

Вернувшись домой, мы упали в такие уютные теплые кровати разделенный бетонной стенкой, вымотанные этим странным и тревожным днем. Но день остался позади. А за ним и еще несколько дней. Мама удивленно смотрела на нас, не покидающих дом, лишь изредка выглядывающих из окон, выходящих во двор.

Машина больше не появлялась ни в тот день ни другие. Однажды мне показалось, то я заметил подозрительных типов у подъезда, но они, посмотрев на окна, спросили у меня номер дома и ушли. А номер то у нас на углу и правда стерт.