Текст книги "Время дождей"

– Спасибо! – тихо сказал Бен и посмотрел на ладонь. Не меньше пяти марок! – Я могу сказать, что я хочу купить?

Дядя Глен покачал головой.

– Мне это не интересно. Надеюсь только, что достойную вещь, – он улыбнулся уголком рта, обнажив золотой зуб, – покажешь, как купишь.

Бен сидел на краю крыши и любовался небом. Он представлял себе часы с рисунком облаков на крышке и звездой над близким горизонтом. Дядя Глен молча любовался звездой, мерцающей прямо над ним и льющей свет на пену клубящегося над землей тумана. Звезда была очень далекой, далекой и недоступной, как «Утренний холод».

* * *

– Продать?! Да что мы можем продать, Ру? У нас и нет ничего. Своего, по крайней мере.

Ру пожал плечами.

– У тебя есть коллекция речных камней.

У Бена неприятно защемило внутри. Расставаться с полусотней цветных камушков, среди которых был даже один зеленоватый полугляс, очень не хотелось.

– Кому?

– Корвин младший даст за них марку. Может даже две.

На две марки ближе к заветной цели. Бен задумался. Он продолжал думать, когда зашел учитель Арчер.

– Тихо, Грач, – шепотом пронеслось по классу и все расселись по местам.

Учитель Арчер выглядел более усталым, чем обычно.

– Сегодня отпущу вас пораньше, – объявил он, – у старшего класса распределение и я должен быть там.

На Бена словно вылили бочку холодной воды.

– Как! Сегодня?

– Да, господин Китс. Не понимаю, почему вас так это удивляет. Ученики специальности «Мануфактурное дело» закончили обучение и отправляются на двухгодичную практику в цеха. Я не в восторге с того, что трое наших молодых ребят покидают Фермы и свои семьи и, вероятно, уже не вернутся, но мы не должны забывать о той пользе, которую нам приносят двести семьдесят мужчин и женщин Мануфактурной автономии. А о какой пользе я говорю? Госпожа Линквуд?

– Предметы первой необходимости, одежда, посуда…

– Хорошо.

– …механизмы, украшения, инвентарь…

– Отлично!

– …медицина, химикаты и охрана.

– И охрана.

После урока Бен не находил себе места. Ру кусал ноготь на пальце и усиленно думал. Нечего было даже пытаться раздобыть триста марок за половину дня.

– Корвин и правда даст две марки за мои камни?

– Возможно, – Ру смотрел сквозь него, – знаешь, я сейчас отбегу кое-куда, ненадолго. Встретимся здесь после уроков.

Уроки были интересными. Господин Арчер рассказывал про строительство дороги на юг и как однажды на опушке леса нашли мертвого медведя, чей скелет украшает сейчас соседний класс. Но Бен слушал вполуха.

Скоро пришел Ру. Он выглядел странно, еще более странно, чем перед уходом. Некоторое время он беседовал в углу с Эдом Ганн, что уже было необычно. Никто в здравом уме не будет общаться с братьями Ганн, разве что отвесить грубую шутку в адрес Эдда, пока Ллойда нет рядом. Бен понадеялся, что Ру именно так и делает. Потом Ру вернулся.

– Пошли, – сказал он

– Куда, Ру?

– К дому Хоффманов.

Нэд Хоффман впустил их, не сказав ни слова. Он выглядел встревоженным и все время выглядывал в окно. На полу стояла сумка, наполовину заполненная его вещами. Верстак опустел, кое-что с полок тоже исчезло.

– Ты не идешь на выпускной? – удивился Бен.

Нэд Хоффман посмотрел на него, словно первый раз увидел и спросил:

– Чего тебе?

– Нэд, ты уезжаешь. Почти на два года, а может и больше.

– Ну и? – он завязал сумку и схватил куртку с верстака.

– Часы, Нэд?

– Что?

– Часы.

– Часы!

Нэд метнулся к полкам. Заветная коробочка оказалась в его руках. Он снова выглянул в окно и размотал мешковину.

– Вот они.

– У меня нет трехсот марок, Нэд. Я не успел…

– Сколько есть, только быстро!

Бен протянул бронзовые монетки и Нед не считая сунул их в карман. Ру протянул целую горсть. Там было не меньше двадцати марок! Нед торопливо спрятал их, и, сунув в руки Бену коробку, приоткрыл входную дверь.

– Мне пора идти!

– А «Счастливый гляс»?

– Внутри. Выметайтесь!

Бен развернулся к двери, сжимая в руках, обжигающую пальцы коробочку. Волна счастья каталась где-то между желудком и горлом, и абсолютно не слушались ноги. Он замер, схватившись за перила. В дверях стоял Ганн. Нет не Эд, и даже не Ллойд, а старший Ганн. Эд тоже был тут, прятался за спиной со зловещей, но противной улыбкой. И господин Линквуд. И отец. И старший Хоффман в толстой куртке. И незнакомый человек в коричневой одежде и плаще с коротко подстриженной бородой и маленьким кожаным портфелем.

– Так – так, – растягивая слова, произнес Ганн и прошел в центр подвала, – что это тут у нас, не иначе как еще одна столовая, или конюшня. Что это? Отвечайте, господин Хоффман!!!

Нэд стоял, опустив глаза. Это руки безвольно повисли вдоль тела, одна все время вздрагивала.

– Мастерская, господин Ганн.

– Громче, я не слышу! – крикнул Ганн, прислонив к уху ладонь, – и у нас у всех со слухом плоховато. Что тут такое?

– Мастерская.

Гневный ропот возможен даже в маленькой толпе. Бен вжался в стену, но видел, что отец смотрит не на Нэда, а на него. Господин Линквуд возмущенно икал, пока Ганн сбрасывал с верстаков и полок инструменты. Маленькие шестеренки и кусочки стекла посыпались по грязному полу. Под его сапогами хрустнула миниатюрная деревянная крышка еще не собранных часов.

– Мастерская! Вы слышали, господа?!!

Отец Нэда стоял у стены, но смотрел в поле. Человек с бородой что-то грозно говорил ему тяжелым хриплым голосом, но он не слушал.

– Давайте уведем детей, – предложил отец Бена. И их живо выставили вон.

– Столько времени мы честно соблюдали условия договора, поставляли товары в обмен на еду, торговали по минимальной цене, предоставили вам охрану, как только вы попросили, потеряли своего человека! – басил незнакомец с бородой, – и что взамен? Вы открыли мастерские у себя, наплевали на договор! Ну, уж нет, господин Линквуд, больше никаких уступок и компромиссов! Торговля будет идти по старым соглашениям, раз в месяц по предварительному заказу товаров, а охрану мы снимаем прямо сегодня! Сейчас!

Бен облокотился на чужую ограду. Ру стоял рядом, грызя многострадальный ноготь.

– Скажи мне, что это не ты, Ру! Не ты, сдал Нэда Хоффмана Ганнам.

Ру внимательно посмотрел на него, в его голосе слышалась обида:

– Я всего лишь продал все свои глясы Эдду, Бен. Все свои глясы!

Бен вздохнул, и деревянная коробочка больно уперлась ему под ребра.

* * *

Утро уже давно сменил полдень, но холод остался. Бен и Ру в теплых куртках стояли в поле, опираясь на низкий забор Хоффманов. Бен грыз яблоко, а Ру пытался вырезать на опоре тупым ножиком какое-нибудь слово.

– Эй, Нэд, хочешь яблоко?

– Оставь его, грустный он сегодня какой – то.

На травинках таяла изморозь. Нэд улыбнулся им и помахал рукой. Его тонкие пальцы взялись за рукоять плуга, он стегнул легким прутком, и рабочий мул послушно потащил плуг по холодной непаханой земле перед хозяином; по пустому полю, огромному, как целая жизнь.

4.Арбалет

За неделю до истории с часами, которая сильно изменила жизнь Нэда Хоффмана и сильно испортила отношения Конфедерации и Мануфактур, Бен Китс отправился в поход, и даже вернулся из него, хотя шансы на это у всей группы были не велики.

Еще в пятницу отец обрадовал Бена новостью, что на выходные берет его с собой в лес. Вырубки старых погибших деревьев в восточном лесу и поиск упавших происходили довольно часто, но детей на эти мероприятия никогда не брали. Совсем недавно был сильный ветер, и отец надеялся, что повалило как минимум три – четыре дерева, из которых он претендовал на одно – в этом году он планировал починить сарайчик дяди Глена и заготовить запас дров на случай затяжного утра. По какой – то непонятной причине рубить деревья, которых в восточном лесу было немало, запрещалось.

Остаток недели Бен в предвкушении разглядывал карту мира. Особенно зеленое пятно к востоку от ферм, куда он совсем скоро отправится с отцом и еще тремя взрослыми. Хотя Бену исполнилось уже двенадцать лет, он ни разу не выходил на пределы фермерских границ и даже ту замечательную экскурсию на мануфактуры, которую устроил однажды учитель, он пропустил, помогая отцу откачивать мед из ульев. На следующий день одноклассники с веселыми улыбками рассказывали ему подробности, а он слушал их распухшими ушами и завистливо смотрел на них одним глазом.

Сейчас все было иначе. Конечно, он понимал, что его ждет тяжелый труд и работа с топором и пилой до самой поздней ночи, но воображение рисовало ночную тишину, костер, плеск воды в близком озере и запах хорошо прожаренного на огне мяса. И так целых два дня, целых два замечательных дня.

Готовиться к походу он начал заранее: нашел и даже наточил свой старый железный ножик с самодельной гравировкой на рукоятке, зачем-то положил в мешок моток веревки и несколько сухарей. О теплых вещах побеспокоилась мама. Засунув в его мешок пару свитеров и даже вязаную шапку.

Бен надеялся, что этот поход поможет избавиться от пережитого кошмара в пустой школе, о котором он не посмел пока рассказать никому, кроме Ру. Наутро, когда облака рассеялись, прекратился дождь и в небо вернулось солнце, Бен уже сам начал сомневаться в том, что видел на втором этаже здания школы. В конце концов, там было темно, а воображение иногда шлет неприятные сюрпризы.

В последний день перед походом Ру не пришел в школу и Бен даже был этому рад. Оставаться на выходные работать в поле, когда лучший друг идет со старшими в восточный лес, и так было дня него пыткой, не говоря уже о сияющем лице Бена.

Он один бродил по коридорам школы в перерыве, не обращая внимания на снующих перед носом девчонок, колкости Эда, сиплое дыхание Ллойда, всегда готового уловить косой взгляд в свой адрес. Но сейчас ему ни до кого не было дела. Бен пересилил себя и поднялся на второй этаж под удивленными взглядами одноклассников. Тут на верху его никто не замечал. Все трое старшеклассников ходили взад – вперед с какими – то странными приборами в руках, а седой мануфактурщик в коричневой куртке давал им распоряжения сиплым голосом. У окна было пусто. Только ветер врывался в раскрытые ставни и шевелил тяжелые пыльные занавески.

С урока по географии Бен отпросился. Ноги несли его к воротам поместья, где уже стояли трое: полный человек в зеленом плаще – господин Корвин, господин Ганн и высокий мужчина в темно серой куртке и сапогах, которого Бен не знал. Господин Корвин протирал платком лысый лоб и опирался на толстую палку, срезанную, видимо, где-то неподалеку. Ганн опирался спиной о забор. Его тонкогубое и остроносое лицо ничего не выражало, он жевал травинку и щурился от полуденного солнца. Третий человек в сапогах сидел на пне и строгал ножом тонкие прутья, которых у его ног набралось не меньше десятка.

Бен кивком поздоровался со всеми и вошел в дом. Отец как раз натягивал на ноги высокие сапоги, увидев Бена, он велел переодеться и захватить вещи.

– Выходим немного раньше. Захвати из сарая топор и предупреди Глена, что нас не будет до понедельника.

Бен вне себя от радости побежал выполнять эти важнейшие поручения.

По пути он узнал у дяди Глена, что незнакомец в серой толстой куртке – это Марк с мануфактур, присоединившийся к группе с целью разведать запасы сухой древесины в восточном лесу.

– Никогда не доверял мануфактурщикам, – заметил он и закрыл за Беном дверь.

Вопреки ожиданиям самого молодого члена группы, они прособирались еще около часа. Оказалось, что ждали, пока сыновья Ганн наточат топоры и принесут их, зло и завистливо сверкая глазами в сторону Бена.

* * *

Они вышли из поместья Китс уже почти под вечер. Солнце обманчиво согревало их спины и дорожную пыль, словно холод не спустится утром и не покроет землю тонкой паутиной холодной росы. Бен шел позади всех, волоча за собой мешок с вещами и парой топоров, хотя в мечтах бежал впереди их группы, разведуя дорогу впереди. Но разведывать там, в общем – то, было нечего – закончились ограждения их фермы, а вместе с ними и дорога. Впереди лежало никогда не паханое поле, изрытое канавами и горками. По его южной части вдаль тянулось ограждение, наполовину из проволоки, наполовину их сухих кустов, за которым ровным рядом стояли их ульи, а далеко на севере и на востоке был виден лес.

Они держались ограды, не уходя в поле и на два десятка метров. У самых ворот отец Бена вышел впереди группы с длинной и очень сухой палкой, и, осмотрев полосу леса, вонзил ее в землю. У основания он подложил несколько камней. На давно выгоревшей на солнце оранжевой тряпке, привязанной к вершине шеста, красовался свежий и неровно выведенный зеленый крест.

– Так надо, – тихо сказал Марк, словно прочитав мысли Бена. Оказалось, что и в этом обычном походе есть свои ритуалы. На севере темной тучей шевелился лес. До него было не больше километра, но Бену казалось, что он то дальше, то ближе, словно затаившееся на горизонте чудовищное животное, готовое к прыжку. Бен зажмурился и отвернулся к ограде фермы.

Дикая земля странно хрустела под ногами, в сухой траве разбегались тысячи насекомых. Было жарко, и Бен хотел снять куртку, но отец запретил, показав на сухие кусты вокруг. Возможно, это означало опасность клещей, которых в этих местах было особенно много.

Оказалось, что идти по такой местности не слишком простое дело, ноги то и дело цеплялись за солому и сухие ветки, проваливались в скрытые ямки и норы неизвестных животных. Бен пытался запомнить каждую кочку, чтобы потом в подробностях рассказать Ру и иным завистникам. Он даже сорвал неизвестное растение – несколько продолговатых ягод на высоком сухом кусте. На всякий случай показал отцу.

– Надо же, шиповник. Не думал, что он все еще есть в этих местах. Артур, ты видел?

Господин Корвин присеменил к отцу на коротких ножках.

– Запомни место, Бен – дружок, его надо выкопать и пересадить на ферму.

Бен загордился и набил ягодами полсумки, а потом догонял ушедшую вперед группу. Ягоды оказались терпкими на вкус и суховатыми с непонятной ватой и семечками внутри. Бену они не понравились, но из-за нового вкуса, он доел их все, включая вату и семечки.

Восточный лес был все ближе, но сначала они добрались до редкой осиновой рощи и сделали короткий привал. Господин Корвин тяжело дышал и жадно пил воду. Ганн, как ни странно, отдыхать не стал совсем, он ушел немного вперед и что-то выискивал в траве, раскидывая острыми носами сапог комья земли. Через несколько минут он вернулся, неся в руках нечто странное, белое, похожее на раздувшиеся зонтики.

Бен с любопытством смотрел на находку господина Ганн, но спросить так и не решился. Намного позже он узнал, что эти опасные на вид штуки называются грибы, и многие из них действительно довольно опасны. В вопросах сбора этих штук доверяли только господину Ганн и дяде Глену.

Солнце нависло над близким горизонтом. До края мира было еще очень далеко, но тут все казалось каким – то совсем другим, не как на фермах. Граница их фермы Китс еще была видна, точнее ее угол, обозначенный старым сухим деревом, которое его отец так и не смог срубить – за много лет серая древесина без коры приобрела прочность гранита. Дом, конечно, виден не был, но со стороны озера виделся свет нескольких факелов, отпугивающих диких зверей. Зверей Бен почему-то не боялся, хотя знал, что в этих местах водится много собак и даже несколько лис. В отличие от лис, собаки почему-то почти не боялись людей и часто нападали на скот, но огня побаивались.

Они все дальше удалялись на юго – восток, держа курс на южную оконечность леса. Дорога стала более ровной, покрытой мягкой зеленой травой. Тут и там росли одинокие деревья с пышными кронами. Изредка попадались птицы, каждую из которых Бен долго разглядывал, пока она парила в небе – на фермах водились только домашние птицы, совсем не умеющие летать.

Восточный лес был совсем небольшим. Не больше сотни деревьев, сбившихся на двух невысоких холмах. Когда-то отец сказал, что это единственное мало-мальски безопасное место на всех северных землях, если, конечно, у тебя в руках пара острых топоров. До леса было недалеко. Бен полагал, то до ближайшего дерева он добежит меньше чем за минуту.

Становилось совсем темно. Ганн и отец Бена собрали сухие ветки и свалили их под большим деревом. Туда же они бросили вещи.

– Остановимся здесь, и разведем костер. Нет смысла идти в лес ночью.

Бен не возражал, как, впрочем, и запыхавшийся господин Корвин.

Мануфактурщик Марк вбил четыре кола по углам их лагеря и обмотал тряпками, пропитанными маслом, но поджигать их не стал. Бен понял, что это на случай необходимости усилить огонь и отогнать зверей. Затем Марк подошел к Бену и дал ему канистру с маслом. Не задавая вопросов, Бен отправился разжигать костер.

Их ужин состоял их нескольких кусков соленого мяса и хлеба, обжаренного на огне, а десяток картофелин, прихваченных из дома, отец зачем-то зарыл в костер.

– Как в старые времена, правда, Рой? – сказал господин Корвин, растягиваясь на мягкой траве, – не прошлый год я имею в виду, а те времена, когда мы мальчишками убегали на северную границу фермы жарить картошку и смотреть на звезду. Тогда ты научился курить. Я помню этот кашель на всю округу.

Отец Бена рассмеялся и припомнил Корвину свою облитую медовухой куртку. Бен подсел к Марку, снова строгающему острые прутья.

– А как там, на мануфактурах? – осторожно спросил он.

– Скучно.

Марк потрогал заточенный прут пальцем и отдал его Бену.

– Для грибов, – пояснил он.

– А остальные?

– Для собак.

Бен оглядел темные кусты, но не заметил ничего опасного.

– Позже будут, – сказал Марк, – арбалет в руках держал?

– Нет.

– Научу утром, напомни.

Бен кивнул.

– А что такое арбалет?

– Увидишь.

Над полем взошла звезда, и неровные тени деревьев легли на серую в пепельном свете траву. Далеко на западе по полю что-то перемещалось. Бен видел, как оно замерло на секунду, а затем укорило свой странный бег короткими и высокими прыжками.

– Что это? – спросил Бен.

Марк посмотрел вдаль.

– Какая-нибудь ночная гадость.

– А на мануфактурах такие есть?

– На мануфактурах ничего нет. Кроме крыс.

В этот вечер Бен впервые попробовал жареный гриб. Он был странного тонкого вкуса и оставлял во рту незнакомый привкус, немного похожий на произведения дяди Глена. Бен лег спать, перебравшись к старшим, увлеченно играющим в кости. Их выкрики и брань успокаивали и усыпляли, и очень скоро он увидел себя в поле, полном грибов и ягод, в центре которого цвело сухое дерево из забора их фермы. Дерево было и живым и одновременно мертвым, его цветы были, словно, бумажные. А сверху кто-то кидал в него недозрелые яблоки. «Ру, прекрати!». Но это была Кристи, в ее волосах были бумажные цветы, и она звонко смеялась. «Кристи, что ты делаешь?». «Смотри, Бен, смотри», – она смеялась и показывала пальчиком вниз. Под деревом бегал, гоняясь за собственной тенью, кролик. Но прыгал он как-то странно, высокими скачками и с каждым прыжком становился все больше. Бен понял, что тот пытается запрыгнуть на нижние ветви дерева, но кролик внезапно сел на землю и громко протяжно завыл. Его лапка сильно ударила Бена в бок.

– Скорее, скорее, зажигай факелы!!!

– Артур, где ты? Бен!!! Уберите Бена!!!

Ганн схватил его за руку и резко дернув, потащил ближе к костру. Бен озирался, ничего не понимая.

– Папа?

Отца рядом не было, но в темноте кто-то яростно размахивал топором. Господин Корвин, стоя на коленях, возился с масляной зажигалкой, а рядом, прикрывая его спину, стоял Марк, держа наготове заостренную с обоих концов палку. Ганн, бросил Бена возле костра и, вытащив широкий нож, бросился к оборонявшимся от кого – то в темноте.

Наконец вспыхнул факел, и Бен увидел оскалившуюся розовыми зубами морду. Это был дикий пес, в два прыжка преодолевший расстояние от факела до центра их лагеря. Его рыжая шерсть блестела в свете факелов. На загривке пыльными иглами топорщилась шерсть. Еще три пса, громко рыча, нападали на ноги Ганн и на завалившегося от толчка в грудь господина Корвина. Бен знал, что псы нападают стаей и что среди них обязательно должен был быть вожак.

Вспыхнул третий факел. Рыжий пес попятился, но не отступил в темноту. Он громко рычал, почти переходя на хрип, и Бен вдруг заметил, что он почти вдвое крупнее других собак. Бен отползал ближе к огню, когда пес заметил его и взвился пружиной, почти опустившись всем весом на его ноги. Бен едва успел перевернуться на бок и выдернуть ногу из-под острых когтей. Пес дернулся в пустоту, клацнув зубами, но поймал лишь край подошвы.

Бен жался и понял, что не может закричать, горло сдавил страх перед болью и своей беспомощностью. У самого костра торчал топор, которым отец мешал угли, Бен схватился за рукоять. Но понял, что не сможет ударить. В своих ранних и поздних героических фантазиях он клал врагов и диких зверей направо и налево сотнями, без сожаления отправляя в мир иной когтистых и зубастых тварей. Но сейчас рука как парализованная застыла на рукояти топора. Пес чувствовал страх и беспомощность, а еще он косился на горло Бена, выбирая момент для прыжка.

Бен отпустил топор и сделал первое, что пришло в голову – выхватил из огня горящую головню, обжигая пальцы и сунул ее в морду зверя. Смелость его на этом иссякла и руку пронзила боль от ожога. Он выронил горящую палку, но пса уже не было, он скрывался в темноте, вместе со всей сипло дышащей стаей.

Бен встал на ноги, пошатываясь и понемногу приходя в себя. Подбежал Марк, держась за бок и кивнув, потрепал его по плечу.

– Всё – таки дам тебе арбалет, – сказал он.

А потом прибежал отец.

Потери от ночного нападения были невелики: у Марка был сильно ушиблен бок, господину Корвину прокусили сапог и ногу и утащили несколько кусков мяса из походной сумки. Но больше всех негодовал господин Ганн, жалея порванную куртку и грозясь «выжечь всё это рыжее отродье навсегда до самой северной границы мира». А потом каждый, молча, пожал руку Бену и похлопал его по плечу, кроме господина Ганн, который просто стоял спиной и отпускал ругательства в темноту.

Марк покопался в сумке, достал пузырек с маслом для ожогов.

– Давай сюда, – сказал он, закатывая рукав Бену, – поболит с недельку, потом привыкнешь.

Белая полоска ткани, намотанная плотно на ладонь и пальца, сделала руку неуклюжей и Бен с жалостью смотрел на арбалет.

– Научу, как обещал, – сказал Марк, – научишься одной рукой – двумя проще будет.

До утра они спали, выставив дозор из Марка и его арбалета. Бен видел во сне вишневый компот и еще какую-то ерунду, про которую утром совершенно забыл.

* * *

– Смотри, Бен, стрелу кладем сюда. Нет, не прижимай пальцем, просто клади, никуда она не денется. Теперь целься. Держи одной рукой, он легкий.

Бен прищурился и нацелил странное оружие на ствол ближайшего дерева.

– Когда отпустишь курок, смотри, чтобы не дернулась рука, поэтому отпускай плавно. И главное, не готовься к выстрелу долго, стреляй сразу, если это нужно.

Хлоп! Короткая тетива метнула стрелу вперед, и та задрожала в толстой коре дуба.

– Пробуй еще.

Солнце едва взошло, и в воздухе еще стоял холод. Иней блестел на траве и на глиняных проплешинах. Путники лениво выбирались из-под разложенных на земле дорожных одеял, набитых шерстью и пером. Марк успел согреть на костре воду и сейчас торопил всех, выкидывая из сумки глиняные кружки.

– Грейтесь и в путь. В полусотне метров отсюда я заметил поваленный ствол, возможно, не один.

Им предстояло найти не меньше полудюжины деревьев и, обтесав сучья и ветки, оставить отметки об их расположении. Ориентируясь на эти отметки, рабочие на запряженных конями повозках должны были оттащить деревья к озеру и сплавить их вниз в центр ферм за один час до заката. Искать деревья и вести при этом коней, означало бы просто потерять хороших животных.

Сегодня Бен шел впереди группы, уже не волоча мешок, так как он стал заметно легче. Рука, привыкшая за утро к арбалету Марка, произвольно поднималась, едва они проходили мимо дерева и Бен запястьем ловил предполагаемую мишень. Он боялся, что отец не одобрит его уроки с арбалетом, но отец молчал. Вероятно, ему все еще было не по себе от той мысли, что, когда Бену угрожала реальная опасность, его не оказалось рядом. Хотя Бен знал, что в тот момент отец отбивался никак не меньше, чем от четверти дюжины псов и не мог видеть вожака, крадущегося к костру.

Бен он размахивал воображаемым арбалетом и посылал направо и налево невидимые стрелы, разя врагов и охраняя группу.

Скоро они вышли к ручью, за которым начинался лес. Высокие деревья теснились на его восточном берегу, а они стояли на западном. Ручей был не широким, не больше трех метров, но глубину его определить было нельзя – вода была мутной, почти зеленой, как в болоте. Но переходить вброд не пришлось – в ста метрах севернее через ручей был переброшен мост, очень старый, с иссохшими бревнами. На вид ему было не менее сотни лет, но, конечно, такого быть не могло. Бревна лежали плотно и не шатались, а вот перил уже давно не было, только несколько сломанных палок. Бен осторожно прошел по бревнам на другой берег и его обступил лес. Раньше он никогда не был в лесу, даже среди большого скопления деревьев не был.

– Не отходи далеко, Бен, – крикнул отец.

Но Бен и не думал уходить, он увидел одно очень старое дерево, оно было огромным и возвышалось над лесом, его крона бросала на берег густую тень, а сухую кору покрывал бурый мох. Это дерево, вероятно, можно было рассмотреть и с фермы. До ограды рукой подать, минут десять быстрого бега, но он не рискнул бы. На северных землях не по себе и старшим, что говорить о нем. С севера доносился запах сырости, оттуда тянуло холодом и страхом, а иногда волной накатывала тишина, внезапная, словно порыв ветра, и даже птицы замирали в высоких ветвях.

А на юге, за заболоченным краем озера, поросшим высокой, с него, Бена, травой, виднелась ограда Неприсоединившейся фермы. Темные столбы поросли мхом и вьюном, а высокий кустарник, пополам с прогнившими досками, огораживал территории, на которые не ступал никто из Семей. Там тоже царила тишина.

Об этой странной ферме знали мало и старались обходить ее стороной. К счастью, располагалась она совсем на окраине Ферм, куда редко кто заглядывал. Обитатели никогда не объявлялись на рынке и на площади во время праздников, никого не звали на День Семьи. Бен даже не был уверен, празднуют ли они свой день. Сколько жило их там никто точно не знал. Бен знал лишь имена двух братьев, хозяев поместья и то потому, что они значились в школьном учебнике по истории, как мрачные личности, отказавшиеся подписать Торговые соглашения и тем войти в состав Конфедерации. С тех пор за их высокими воротами воцарилась тишина, лишь иногда незнакомый силуэт можно было заметить на обочине дороги или в поле, закутанный в серый плащ с капюшоном, да мамы нет – нет, да и споют про них страшную песенку не спящему малышу.

Бен снова посмотрел на дерево. Зарубки точно складывались в полустертые буквы, он был в этом уверен. «Клаус», а последняя «с» еле видна, и еще что-то очень неразборчиво. Бен отшатнулся, словно надпись была живой и представляла опасность. Ей, судя по коре дерева и глубине надреза, лет тридцать, а может и больше. Неразборчивые буквы ниже он разобрать не смог.

Бен почувствовал, кок его лоб покрылся испариной. Уснувшая было тревога по поводу потерянной фермы вернулась вновь.

– Эй, Ганн, поосторожнее!!!

Бен обернулся.

Господин Ганн переходил вброд, закатав штанины до колен. Он ощупывал палкой дно перед собой и громко ворчал:

– Не один Ганн не наступит ногой на мост, построенный семейством Фокс!

– А то, что они учат твоих детей – это значит не важно? – рассмеялся господин Корвин, перекатываясь через мост на коротких ножках.

– Пусть учат. Пусть лучше учат. Только не строительству мостов!!!

Отец Бена рассмеялся и, нагнувшись к Бену, объяснил:

– Однажды Ганн заказал мост плотникам фермы Колин – Фокс, когда выяснил, что мы не претендуем на северный берег, но они использовали плохие веревки и к тому же, Ганн не предупредил, что собирается перегонять скот. В общем, скот господина Ганн доплыл до берега быстрее хозяина. От расправы Колин – Фоксов спасла только их численность.

К обеду они отыскали два упавших дерева. Бен трудился не меньше остальных, отсекая ветви острым топором. Работа помогала отвлечься от мыслей про странную надпись на старом дереве, а к обеду он и вовсе позабыл про нее.

Почти к закату они разделили два ствола на шесть почти равных частей. Две из них они даже смогли выкатить на дорогу, после чего Бен окончательно выбился из сил и отправился разжигать костер из срубленных сучьев и сухой травы.

Заночевать было решено на ветках большого дерева и туда же поднять вещи. Нижняя ветка была не то, чтобы высоко, но все же вне досягаемости собак и прочих ночных обитателей. Марк предусмотрительно захватил самодельные гамаки, а сам остался у костра жарить картофель и сало. Бен едва дождался ужина и, дожевав последний кусок, провалился в сон, на всякий случай, положив возле себя нож.

Но нож не пригодился. Ему снился странный сон. Был сильный ветер и деревья раскачивались со страшной силой, грозя повалиться на землю, где-то слышался вой собак, но они и близко не подходили к погасшему костру. Бен слышал их испуганный лай в сотне шагов он дерева. Ветер раскидал тлеющие угли. Бен всматривался в темноту, но не видел и не слышал никого, кроме воя ветра и шевелящихся кустов. Он позвал старших, но никто не ответил. Из темноты показалось лицо, странное и очень знакомое. Бен не мог понять, откуда знает это жуткое лицо безо рта с огромными белыми глазами. Он потянулся к ножу, но не нашел его, а лицо приложило к несуществующим губам длинный тонкий палец. Вторым пальцем он поманил Бена, но вдруг странно склонил голову на плечо, почти заломив шею, и исчез в темноте. Вместо него загорелся далекий знакомый фонарь, мигающий и раскачивающийся под порывами ветра. А потом рядом всплыло лицо Марка. Он сурово посмотрел на пустые руки Бена и вложил в них короткий арбалет. Бен провалился на другой уровень сна, в тепло и спокойствие, где ветер уже утих.

А утром они нашли еще три поваленных дерева. Бен озирался, сверху глядя на поваленные стволы, разбросанный костер и сжимая в руках короткий арбалет.

* * *

Огромное поле колыхалось зеленой сочной травой, и не было ему края. Чистая яркая зелень до самого озера и дальше – бескрайние пастбища Линквудов, зависть и гордость восточных земель. Босые ноги, принадлежащие двум мальчишкам в льняных рубашках и соломенных шляпах от солнца, нещадно топтали пышную зелень, а мальчишки бежали к озеру, то скрываясь в высокой траве, то выныривая снова, словно спасались от медведя. Но их не преследовал медведь, только госпожа Кимберли, взобравшись на холм и вооружившись тонким, но опасным, прутиком, рассматривала горизонт, приложив руку к глазам от ослепительного солнца.