Текст книги "Жестокий маскарад (сборник)"

– Свиток, – повторила с поклоном ужасающая девица, – Иванэ Камбэй. Пожалуйста.

Через полчаса она знала всё, что Логинов гораздо более гуманными методами узнал за два часа. Убедившись, что больше лесничий ничего не скажет, девушка вновь поклонилась ему и нажала тремя пальцами на шею. Подержала несколько секунд. Мужчина выгнулся дугой, захрипел и опал. Она открыла водку, половину вылила в раззявленный рот лесничего, тщательно вытерла бутылку платком и вставила в скрюченные пальцы трупа. Потом спокойно вышла с пустыря на освещённую призрачным светом редких фонарей улицу.

* * *

Звонок в гостиничный номер поднял Логинова в семь утра.

– Илья Данилович? – голос в трубке был официален и деловит, – С вами хочет поговорить начальник управления. Спуститесь, пожалуйста, внизу вас ожидает машина.

– Через десять минут, – хрипло проговорил Логинов.

Наскоро ополаскиваясь под краном, он пытался понять, зачем красноярцам такая помпезность. По идее, здешнее начальство должно было делать вид, что он и не приезжал, а все контакты взял бы на себя давешний майор. Может, в Москве произошло что-то?..

На парковке у гостиницы к нему подошёл серьёзный молодой человек без особых примет и в безукоризненном костюме.

– Пожалуйста, Илья Данилович, – он указал на серую «Волгу».

Отсюда до управы можно было дойти вразвалочку за пять минут, но, судя по всему, местные отнеслись к делу торжественно. Вместе с молодым человеком Логинов подошёл к машине и тут в нём зажёгся сигнал опасности. Парень за плечом был слишком напряжён, за тонированным стеклом на заднем сидении угадывалась тёмная фигура, а водитель, рядом с которым ему предстояло сесть, как-то нехорошо держал руку в кармане пиджака. Пистолет так не держат. Там или кастет, или… шприц!

Логинов резко крутанулся и трижды заехал аккуратному парню – ногой по голени, ребром руки по горлу и другой ногой в диафрагму. Тот отлетел, но тут же извернулся, поднимаясь на ноги. В руке у него был пистолет с глушителем. Человек с заднего сидения открыл дверцу и тоже наставил ствол на Илью Даниловича. «Вот и трендец», – спокойно подумал тот, услышав лязг затворов и тихие звуки выстрелов.

Но, к его изумлению, парень свалился, как подкошенный, а человек в машине резко подался назад и сполз с сидения. На груди его расплывались кровавые пятна. Водитель попытался поехать, но несколько пуль разнесли ветровое стекло и его голову. Со всех сторон к машине подбежали люди с ПБ наизготовку. Они деловито запихали покойников в «Волгу», один сел за руль и машина немедленно удалилась. Другой разгонял красными корочками уже собирающихся зевак.

– Пошли-ка, Илюха, – Логинову на плечо опустилась тяжёлая рука, и он без вопросов последовал за майором в стоящую неподалеку грязноватую «Ниву». Майор заметно прихрамывал.

– Кто это был? – спросил Илья Данилович, когда они уже неслись по оживлённым улицам.

– Клаб, Илюха, Клаб…

– Понятно, – вздохнул Логинов. – А куда едем?

– Выпить, – веско ответствовал майор.

* * *

Пугающе огромная луна нависала над ночным морем. Серебристая дорожка бежала от неё по тёмным водам к обширному каменистому пляжу славного города Батуми. Ночной прибой шуршал о гальку. Пустынен был пляж, шалый ветерок гонял по нему обрывки бумаги и порожние стаканчики от мороженного. Лишь двое были здесь, лежащие под охраной луны на раскинутом покрывале.

– Дай ещё вина, – раздался размякший женский голос.

Послышалось журчание наливаемой жидкости, потом звук поцелуя.

– Подожди, – в голосе женщины прорезались капризные нотки, – ты меня обещал покатать на лодке.

– Покатаю, – с придыханием заговорил мужчина, – потом.

Он снова обнял женщину, но та ловко выскользнула.

– Хочу кататься! – упрямилась она, – А уж потом…

– Ну куда же мы на ночь глядя! – с досадой бросил мужчина, в качестве утешения прикладываясь к бутылке с домашним вином.

– То есть, ты меня катать и не собирался? – дама приподнялась на локте, голос её сделался грозным, – И зачем мы тогда сюда эту твою лодку тащили?

Она указала на лежащую за линией прибоя надутую «Лисичанку» с собранными вёслами.

Мужик, явно не рассчитывающий грести ночью в тёмном море, тяжко вздохнул.

– Ну, я думал…

– Что я всё забуду, да? – сурово подхватила женщина, – Нет уж, дорогой, если я сказала кататься, значит кататься. Давай, живо.

– Да куда мы поплывём? Тут же граница рядом, остановят, в кутузку посадят, – воззвал мужчина, поднимаясь.

– А мы близенько покатаемся, – женский смешок в ночи прозвенел холодно и неуютно. Гибкая фигурка в бикини засеребрилась под лунным светом.

Выхода у мужика не было. Он столкнул лодку в воду, помог женщине сесть на корме, сам устроился на носу и взялся за вёсла. Парень был силён – через несколько гребков берег значительно удалился.

Выпрямившись, она сидела перед ним – совсем близкая, но безумно далёкая, словно луна. Исходящий от неё запах – неуловимая смесь сладкого пота, цветочных духов и моря – будоражила его воображение. Он грёб и грёб, пытаясь дать выход возбуждению. Она смотрела на него без улыбки, едва ли замечая.

Берег постепенно скрывался в густой ночи.

– Всё, хватит, возвращаемся! – рявкнул он. В голосе его была злость. Здесь женщине должно было стать страшно. Но не стало.

– Туда правь, – почти приказала она, указывая рукой на юго-восток.

– Хрен тебе! – окончательно разъярился мужик, – Щас идём на пляж, и ты мне дашь. А то я тебя прям здесь разложу!

Он, было, подался к ней, но дамские ладони сделали перед его лицом несколько причудливых пассов. Глаза её серебристо замерцали. Мужчина замолк, будто ему заткнули рот, и сел прямо, бессмысленно уставившись на гигантскую луну.

– Греби туда, – повторила с лёгким нажимом женщина. Он безропотно стал грести.

Когда луна стала большим мутным диском и во мрак ночи стали проникать молочные струи рассвета, он всё ещё грёб. Пот обильно стекал по его лбу, заливал глаза, выступил по всем телу, но он не замечал его. А женщина всё так же сидела, безразлично глядя перед собой. Однако видела всё, в том числе и возникший на горизонте силуэт пограничного катера. Если судить по карте, они давно уже должны были выйти из территориальных вод СССР, но женщина знала, что карта врёт, и врёт намерено.

Она взяла надутый воздухом полиэтиленовый мешок, каким-то образом не замеченный мужчиной, прикрепила его к купальнику, и повернулась к гребущему.

– Хватит, – коротко бросила она и прыгнула из лодки, уйдя в воду без малейшего всплеска.

– Остановитесь, вы нарушаете государственную границу СССР, – вещал мегафонный голос с катера.

Мужчина бросил вёсла и ошеломлённо завертел головой.

– Где я?! Что со мной?! – в панике заорал он.

Через два часа, когда уже совсем рассвело, на дикий пляж близ маленького турецкого порта Хопа из моря вышла русалка. Правда, вместо хвоста она имела пару стройных ног, а позади неё волочился большой, но, судя по всему, лёгкий чёрный пузырь. Присев на большой, уже нагретый утренним солнцем валун, она стала отдыхать. Вода бежала с неё ручьями. Слегка обсохнув, она проткнула пузырь, который шумно лопнул, и извлекла оттуда пакет с одеждой. Сбросила бикини – ну, почему в этот момент тут не оказалось турецких пограничников, чудо, не иначе! – и быстро переоделась в летнее платьице, босоножки, а голову повязала платком. Через плечо повисла изящная сумочка. В ней были деньги – доллары и турецкие лиры, и паспорт гражданки Югославии с чин по чину проставленной турецкой визой.

Снарядившись, женщина обернулась к невидимому советскому берегу и тихо произнесла:

– Саёнара[31]31
  До свидания! (яп.)


[Закрыть], Фудо-тян. Мы встретимся. Феденька, сыночек, всё будет хорошо!

* * *

Илья Данилович стоял на берегу зелёного моря, обозревая его с высокой сопки. Впереди перед ним на сотни километров простиралась тайга. Он был слегка подавлен величием сибирской природы. Поодаль стояло два десятка оперов – матёрых «волкодавов», не раз бравших вооружённых беглых зеков, а то и агентов противника. С поводков рвались злобные немецкие овчарки.

Опера были из местных территориалов, не посвященные в Большую игру: в Красноярске у Артели было слишком мало людей, приходилось втёмную использовать сотрудников КГБ. Из артельных тут был только майор – его мушкетёрская бородка парадоксально сочеталась с камуфляжем, бронежилетом и каской. На плече прикладом вверх привычно висел АКМ.

Логинов оглядел в бинокль панораму сплошного леса. Километрах в двух должна быть точка, указанная на карте покойным лесничим. Логинов нахмурился и опустил бинокль. Эта смерть была ему не понятна. Он чувствовал, что Клаб тут не при чём. А если так, значит, дело могло стать гораздо более горячим, чем он рассчитывал. Впрочем, поздно пить боржом…

– Ну что, Илюха, дрогнем да пойдём, – сказал майор, протягивая ему фляжку, из которой сам только что сделал добрый глоток.

Илья Данилович последовал его примеру, крякнул, вернул фляжку и скомандовал:

– Цепью вперёд!

В той самой точке, среди тёмного кедрача, легко скользила гибкая фигурка. Невысокий юноша был одет в потёртую штормовку, старые джинсы и кеды, за спиной висел рюкзак. Шёл уверенно, явно зная путь. Добравшись до небольшой поляны с тремя огромными кедрами, он уверенно высчитал что-то шагами, отцепил от пояса сапёрную лопатку и начал копать между корней одного из деревьев.

Но боковым зрением видел всё, что происходит вокруг. В том числе и полузасохший корявый ствол, торчащий в нескольких шагах. Видно, когда-то давно в дерево ударила молния и оставила от него мёртвый обрубок. Но юноша так не думал – резко выбросил руку и в воздухе засвистел сюрикэн. Ствол трансформировался в человека в сёдзоку под цвет коры. Он увернулся от смертоносной звезды и тут же послал в сторону юноши длинную цепочку с крюком и лезвием на конце[32]32
  Кёкэцу-сёгэ


[Закрыть]. Клинок вонзился в ствол кедра – парня на месте уже не было, зато в его противника откуда-то летел очередной сюрикэн. Тот увернулся от него, с резким криком вырвал из ствола лезвие и, крутанув цепочку, послал её другим концом, где было массивное кольцо, в юношу. Второй раз тот увернуться не смог, но за кольцо перехватил цепь в воздухе и, намотав на запястье, дёрнул на себя. В его свободной руке так и была бритвенно острая сапёрная лопатка. Его противник стал приближаться мелкими шажками, подбирая цепь так, чтобы она оставалась всё время натянутой. В правой руке он сжимал свободный конец с лезвием.

Неизвестно откуда возник ещё один персонаж в сёдзоку и, сделав в воздухе сальто, обрушил на натянутую цепь клинок длинного меча. Звенья со звоном лопнули, противники попадали, но тут же подскочили, как резиновые мячики. Парень, сжимая лопатку, принял стойку и остался на месте, а второй удивительным манером, неправдоподобно быстро пошёл задом наперёд, не отрывая взгляд от неприятелей. Оторвавшись от них метров на десять, он сделал обратное сальто, другое, третье и – исчез.

Юноша, не выпуская лопатку, напряжённо следил за неожиданно вмешавшимся в поединок человеком. А тот спокойно снял маску, открыв лицо старого азиата.

– Одзи-тян[33]33
  Дедушка (яп.)


[Закрыть]! – ахнул парень и рухнул ниц.

Старик спокойно сел на пятки и жестом велел юноше сделать то же самое. Тот повиновался и благоговейно произнёс:

– Ты жив!

Старик кивнул:

– Да, я, Иванэ Камбэй, дзёнин и пятнадцатый патриарх Накагава-рю, жив.

– А..? – вырвалось у юноши, но продолжить он не решился.

– Ты хочешь спросить о своём отце? – сказал Камбэй. – Спрашивай больше, у нас очень мало времени. Отец твой умер, как настоящий синоби. Продолжал сражаться почти мёртвым, а когда уже не мог, убил себя сам.

Старик потупил седую голову.

– Так значит, кости на пожарище?..

– Да, его. И кости ещё одного человека – мы держали их для такого случая… А я ушёл через подземный ход.

– Но почему ты не дал знать?..

– Зачем? Враги пытали бы вас, чтобы найти меня. Я помогал тебе и твоей матери все эти годы, но так, что вы ничего не подозревали. Под разными личинами я всё время был рядом. Радовался, видя, что ты становишься истинным ниндзя – когда ты убил тех троих из кэмпейтай.

– Дед, почему они хотели убить тебя? – спросил юноша по-русски. По-русски ответил и старик:

– Вот из-за этого.

Он извлёк из сёдзоку потёртый, оправленный в тусклое золото футляр.

– Наш свиток? – встрепенулся юноша. – Но…

Он обернулся к корням кедра, где начал копать.

– Там его нет – спокойно произнёс дед. – Там нет ничего. Мы с твоим отцом делали вид, что прячем там что-то – для того глупца, который доносил на нас. А свиток всё это время был у меня. Он всегда должен быть при Патриархе. В нём – тайное учение Накагава-рю, из которого я преподал тебе и твоему отцу малую часть. Мне следует отрезать язык за то, что сказал про свиток Висковатову-сан. Он доложил наверх и приговор нам был подписан. Дело не в кэмпейтай… госбезопасности. Я давно уже понял, что нас ищут очень могущественные и тайные силы. Я сам не знаю, кто они… В Японии эта сила называется просто Кай[34]34
  Общество (яп.)


[Закрыть]. О ней знал Доихара-сама, он хотел посвятить меня в эту тайну, но не успел – русские наступали слишком стремительно. Теперь я чувствую, что эти силы борются между собой из-за нас.

– Зачем мы им, дед?

– Им нужен свиток. Ради того, чтобы добраться до нашей рукописи, люди оттуда пойдут на всё. Это не только собрание тайных знаний синоби. Он сам по себе офуда[35]35
  Магический амулет


[Закрыть], обладающий могучей силой, которой даже я до конца не понимаю. Знаю только, что именно он уже триста лет сохраняет Накагава-рю. Теперь ты будешь владеть им и постигать его силу самостоятельно.

– Сколько языков ты знаешь, кроме русского и японского? – неожиданно спросил Камбэй.

– Английский, – не раздумывая ответил Фудо, – могу говорить, как англичанин и как американец. Немецкий хорошо. Французский, испанский, шведский и турецкий хуже.

– Ёси[36]36
  Хорошо (яп.)


[Закрыть]. Лида-сан нашла тебе хороших учителей. Тебе понадобятся все эти знания, потому что ты должен уйти из этой страны.

Фудо молчал, но дед и не ожидал от него ответа.

– Наклонись ближе, – велел он, – и запомни то, что я тебе скажу.

Дед прошептал внуку на ухо несколько слов. Потом опять заговорил в полный голос:

– Там настоящий тайник, который я сделал перед тем, как навсегда покинуть Японию. В нём оружие, снаряжение синоби, деньги, золото, акции, большая часть которых сохранила и приумножила свою стоимость. Это пойдёт на возрождение клана. Ещё там список имён и адресов. Эти люди обязаны мне. Многие из них, конечно, уже мертвы, но кто-то должен быть жив. Назовись им, и они помогут тебе устроиться.

Фудо склонил голову. Старик продолжал наставления:

– Ты должен в совершенстве овладеть мугэй-мумэй-но дзюцу – скрывать свою жизнь, личность, место пребывания, умения. Изучай свиток и сохрани его, потому что Накагава-рю без него нет.

– Но дзёнин – ты, – юноша, наконец, заговорил, и заговорил по-японски.

– Моё время кончилось, – покачал головой Камбэй. – Я неизлечимо болен, силы покидают меня. Я могу только прикрыть твое исчезновение собственной смертью. А ты, Фудо-тян, мой внук Иванэ Фудо, станешь шестнадцатым патриархом и дзёнином нашего клана. Ты назван в честь Фудо-мёо, он проявится в тебе.

– А мать? – дрогнувшим голосом спросил Фудо.

– Вы увидитесь не скоро. Лида-сан достигла больших успехов в ёмогами-но дзюцу[37]37
  Искусство нескольких жизней


[Закрыть], она настоящая куноити. С ней всё хорошо. А ты вернёшься на нашу землю, в Японию, и будешь жить там.

Фудо долго не отвечал, наконец заговорил – теперь по-русски:

– Дед, моя родина здесь. И зовут меня Фёдор Юрьевич Иванов…

Камбэй протянул руку и, пошарив на шее юноши, вытащил серебряный крестик на цепочке. Несколько секунд глядел на него, потом отпустил.

– Россия… – вздохнул он, – Я знал, что это будет препятствием. Если цветок пересаживают в чужую почву, он становится другим. Когда я давал обещание твоей умирающей бабке, что наш сын и его дети будут крещены, я знал, что христианский Бог станет отвращать вас от пути синоби. Так бывало и в Японии… Я обещал ей, это гири… Но, – он поднял голову и посмотрел юноше прямо в лицо, – гири и на тебе. Передо мной, перед памятью твоего отца, перед основателями нашей школы. Ты должен возродить Накагава-рю. А потом делай что хочешь.

– Хай[38]38
  Да (яп.)


[Закрыть], – склонил голову Фудо.

– Та девушка будет тебе хорошей женой, – добавил старик.

– Которая на меня напала? – спросил Фудо.

Лицо юноши было бесстрастно, но внутри его царило смятение.

– Её зовут Миюки, – заговорил Камбэй, – Оцу Миюки. Она внучка моего старого врага Оцу Икусукэ. Думаю, он внедрил её в СССР, когда до него дошли слухи, что я жив. Девушка тоже охотится за свитком. Берегись её, она сильна, но вы будете вместе.

Фудо не стал спрашивать, откуда дед это знает. Сейчас было не время обсуждать предсказания и предчувствия.

– Возьми, – сказал старый патриарх, протягивая Фудо толстую пачку стодолларовых купюр, – этого хватит, чтобы добраться до Японии. А мне пора…

Фудо вскинул голову.

– Сейчас придут чекисты, – говорил старик. – Их командир умён и упорен. Ты должен уйти. Помогать мне не надо – пусть думают, что я был тут один.

Юноша низко поклонился. Старик сбросил дзукин[39]39
  Капюшон


[Закрыть] и расстегнул ворот уваги[40]40
  Куртка


[Закрыть]. Острый нож танто блеснул в его руке.

– Того, кто преступит Путь синоби, не защитят ками и будды. Ибо тот, кто преступает законы Неба, не найдет добра[41]41
  Исэ Сабуро Ёсимори, начальник разведслужбы Минамото Ёсицунэ (XII век)


[Закрыть], – монотонно продекламировал он по-японски.

Патриарх снял тэкко[42]42
  Накладки, прикрываюшие тыльную сторону руки


[Закрыть] с обеих рук и быстрыми движениями стал отрезать подушечки своих пальцев. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным, как и у наблюдающего за этим Фудо. Кровь брызгала в стороны, ручейками стекала на землю. Покончив с левой рукой, старик взял ею рукоять ножа и с такой же лёгкостью изуродовал пальцы на правой. Поднял танто, сделал несколько быстрых надрезов на лбу, щеках и подбородке, и, помогая лезвием, словно чистил апельсин, сорвал со своего лица всю кожу. Что-то вроде короткого хрипа вырвалось из влажной кровавой дыры, в которой блестели белые зубы. Движение руки замедлились, стали неуверенными, какими-то механическими. С видимым усилием синоби пытался воткнуть нож себе в горло, но он всё время уходил куда-то в сторону. Юноша не выдержал – схватил деда за плечи и с силой направил тело к ожидающему острию. Пятнадцатый патриарх Накагава-рю упал ничком.

Траурные кедры молча осеняли сцену странного ритуала. Просочившийся сквозь их кроны луч умирающего солнца блеснул на торчащем из затылка клинке.

Послышался отдалённый лай собак. Фудо (а может быть, Фёдор) вскочил, низко поклонился телу деда и растворился в кедровнике.

* * *

Когда-то здесь были казармы для казаков и гренадёров, потом – для красноармейцев. Недолго – пока Советом Артели не было принято решение создать женскую Обитель. До XX века женщин в Игре было немного, и обучались они обычно в закрытых пансионах, под крылышком опытной артельной или клабной дамы. Но ветры эмансипации задували даже в надёжно защищённые вековым консерватизмом тайные организации. Первым женское учебное заведение создал Клаб – в США. Артель продержалась чуть дольше, но к двадцатым годам дело назрело. Поэтому были задействованы рычаги в Советском правительстве и Красной Армии, и казармы тихо перепрофилировались в Обитель. Длинные кирпичные здания основательно перестроили, глухой бетонный забор скрыл от посторонних глаз кипевшую здесь жизнь.

Жизнь разнообразную и значительно отличавшуюся от мужской Обители в Ленинграде, нравы которой Палычу были прекрасно известны. А вот в московской он бывал считанные разы, потому шёл сейчас по коридорам и подземным переходам между зданиями, посматривая по сторонам с любопытством. Впрочем, внешне оставался чопорным и серьёзным. Всем видом показывал, что вот, солидный соработник, наверняка, не ниже пятого ранга, а может, и батырь, посетил по какой-то надобности этот курятник. Выдержка у Палыча была железная, но сохранять важную мину ему становилось с каждым шагом всё труднее.

Коридоры и рекреации кишели молоденькими девицами в белых сарафанах, расшитых красными коловратами, и платочках. Традиционная одежда была обязательной для послушников и наставников всех обителей. Однако здесь творилось неприкрытое нарушение устава – девицы всячески изгалялись над платочками, дабы видны были волосы, сарафаны у некоторых были весьма фривольно укорочены, и большинство послушниц явно пользовалось запрещённой косметикой. Что касается обязательных в мужской Обители лаптей, в московской их и следа не было. Из-под сарафанов шаловливо выглядывали босоножки, а то и туфельки на немалых шпильках. При виде чинно шествующего Палыча стайки девиц начинали оживлённо шушукаться и стрелять глазками всеми способами, которые тут преподавали многоопытные дамы – Артель столь же часто использовала «женское оружие», как и всякое другое.

Впрочем, не все послушницы интересовались статным гостем. Палыч прошёл мимо стайки учащихся уровня второго-третьего, которые, как доложил ему острый слух, увлечённо обсуждали похождения в городе некой оторвы по имени Натка. Мол, видели её неоднократно с парнями, в ресторанах и прочих злачных местах, и вообще обнаглела совсем. Вопрос о том, каким образом благопристойные послушницы попадали в эти самые злачные места, чтобы узреть Наткины безобразия, вроде бы, не поднимался…

Он миновал рекреацию, в которой две послушницы то ли выясняли отношения, то ли практиковались в рукопашном бою. Скорее, второе, поскольку среди зрителей поединка он заметил нескольких наставниц – от учащихся они отличались только тем, что сарафаны и платочки у них были коричневые, а коловраты на них гораздо меньше и золотые. Наставницы спокойно наблюдали, как две девицы, рыжая и брюнетка азиатского типа, молотят друг дружку руками и ногами, периодически издавая резкие крики, более похожие на взвизги. Опытным взглядом Палыч отметил приличную технику и кое-какие типично женские приёмчики – выкручивание носа и ушей, выламыванье пальцев, захваты за внутреннюю сторону бёдер.

– Стоп! – крикнула одна из наставниц, когда девицы стали действовать слишком жестоко. Те мгновенно расцепились и отскочили друг от друга. Поединок продолжился словесно. Комбатантки по очереди выплёвывали в противницу серии выражений, из которых «гвоздь, беременный целлюлитом» и «свинорылая мохноногая сколопендра» были самыми простыми и доброжелательными.

Палыч с удовольствием насладился бы поединком до конца, но его ждали. Поднявшись несколько пролётов по лестнице и пройдя по ещё одному коридору, он остановился перед дверью со скромной табличкой: «Г-жа старшая наставница Белоснежка».

– Заходите, Павлик, – раздалось из динамика над дверью. Палыч уже успел разглядеть камеру слежения. Очевидно, госпожа старшая наставница не признавала секретарей.

Ему показалось, что он вновь попал в квартиру, что в «деревне Дегунино». Те же бархатные шторы и мирискусники на стенах, и та же хозяйка с вечным вязанием. Только сидела она не в кресле-качалке, а за старомодным письменным столом, на котором возвышалась гора бумаг и мерцало зеленоватым экраном новейшее буржуйское изобретение, именуемое «компутер». Да на стенах и в застеклённых ящичках здесь было полно различного оружия – кинжалы, ножи-бабочки, метательные клинки, кастеты, боевые перчатки, удавки… Некоторые образцы были настолько причудливы, что даже Палыч с трудом угадывал их назначение.

Он галантно поцеловал даме ручку и, воспользовавшись приглашением, сел.

– Не знал, что у вас практикуются поединки послушниц, Мария Николаевна, – заметил он.

– Это вы про Манюню с Галкой? И кто победил?

– Когда я уходил, они от руко– и ногоприкладства перешли к словесным выпадам. Чёрненькая явно проигрывала.

– Это Манюня. Тут она потерпит конфузию – у Галки язычок, как бритва. Что делать, Павлик, девочкам надо практиковаться. А я, старая курица, уж закрываю глаза на то, что дерутся они из-за одного парня, с которым познакомились в городе…

Палыч знал, что, помимо общего руководства Обителью, почтенная поэтесса исполняла обязанности наставника по ликвидации. Проще говоря, учила девочек убивать – хладнокровно и эффективно.

– Так что же с нашими ниндзя? – перешёл Палыч к делу.

– Логинова чуть не упокоили агенты противника. Дедушка-ниндзя оказался жив, но ненадолго. Ниндзя-внучок, по всей видимости, овладел свитком. Ниндзя-мама исчезла бесследно, – всю эту информацию Белоснежка произнесла, не поднимая глаз от вязания и голосом столь монотонным, словно читала нудную лекцию.

Несмотря на то, что Палычу всё это было уже известно, он с интересом выслушал и кивнул.

– Могу дополнить ваши сведения, – заговорил он, когда собеседница умолкла. – Мама ушла через Батум в Турцию на лодке. Ниндзя-сынок засветился при переходе советско-финляндской границы, был задержан финнами, но в ту же ночь бежал, надо думать, не без их помощи. Теперь, скорее всего, в Швеции. А может, в Норвегии…

– Ну и что же Совет Артели? – тихо спросила Белоснежка, – Уволит меня за провал и отправит в дом престарелых?

– Полноте, Мария Николаевна, какой провал! – горячо и почти не переигрывая заговорил Палыч, – Ваш Логинов отработал отлично. Не его вина, что семейка попалась настолько скользкая, а противодействие противника было таким сильным.

Пожилая дама покачала головой.

– Не утешайте, Павлик. Mea culpa, mea maxima culpa[43]43
  Моя вина, моя великая вина (лат.)


[Закрыть]. По крайней мере, я должна была обеспечить Логинову хоть какое-то прикрытие.

Палыч замотал головой, на сей раз вполне искренне.

– Ваш человек сделал всё, что мог. И весьма эффективно, хотя, может быть, это получилось случайно.

Белоснежка впервые оторвалась от вязания, с интересом подняв голову.

– По нашим данным, – продолжал Палыч, – поскольку Клабу не удалось ни ликвидировать наших людей в Красноярске, ни установить контроль над Ивановыми, там приняли решение свернуть операцию.

– Да, мы отметили отсутствие их активности в Москве после бегства Ивановых, – согласилась старшая наставница, возвращаясь к вязанию.

– Похоже, ваш Логинов сделал главное – из-за его расследования они слишком далеко высунулись из норы, и теперь им надо срочно прятаться, иначе засветку никак не закамуфлируешь. После перестрелок в Красноярске КГБ похож на разворошённый муравейник.

– Да, им следовало бы блюсти тишину, – согласилась Белоснежка. – Как и нам, впрочем.

– Именно потому по возвращении Логинова поощрите его и отправляйте на отдых. А в комитете его сами окоротят.

– Поощрить поощрю, а насчёт отдыха пусть не рассчитывает, – усмехнулась глава московской Артели, – у меня и так людей не хватает. Пусть работает. А ЧК точно прикроет дело?

– Уже прикрыли – благодаря тамошним клаберам.

Дама несколько секунд молча вязала, потом снова подняла глаза на Палыча.

– Мне всё это очень не нравится, – решительно заявила она.

– Что именно? – медленно спросил Палыч, – То, что Клаб проявил в данном случае поразительную сдержанность?

Она кивнула.

– Знаете, Мария Николаевна, мне это тоже не нравится. Они могут ударить в самый неожиданный момент, когда мы совсем успокоимся.

Старушка пожала плечами и вновь взялась за спицы.

– На семейку ниндзя они в любом случае продолжат охотиться, – продолжал Палыч.

– Как вы думаете, где сейчас мальчик? – спросила Белоснежка.

– Наверняка в Японии. Или стремится туда. Но там ему придётся худо.

– И что в Японии?

– Оцу Икусукэ, враг покойного Иванэ, попытался вывести Накагава-рю из тени, сунулся на криминальный рынок, и тут же схлестнулся с одним серьёзным кланом якудзы. Два дня назад в Токио произошла жуткая резня – практически весь клан Накагава-рю уничтожен боевиками якудзы. Похоже, их заманили в ловушку приглашением на переговоры. Самому Оцу отрубили голову. У «Восемьсот девяносто три»[44]44
  «Восемь-девять-три» («хати-кю-сан»), традиционное обозначение якудзы


[Закрыть], правда, тоже серьёзные потери.

– Как я понимаю, – проговорила Белоснежка, считая петли, – это было мероприятие в рамках прикрытия дела?

– Да, – кивнул Палыч, – Клаб, несомненно. Думаю, они просто хотят выманить парня. Без свитка им эти недониндзя не нужны. А свиток у Феди.

– Что это вообще за свиток?

– Древний артефакт, само обладание которым уже даёт силу. Ну и информация, которая в нём, весьма ценна.

Старушка покивала.

– Да, видела я подобные вещи. В них приходится верить, как в очевидность. А что с той девицей?

– Мияко? По всей видимости, вернулась в Японию. Но вместе с прочими членами клана не погибла. Скрывается где-то, надо думать.

Госпожа наставница вытащила свой мундштук и вставила туда папиросу. Палыч привычно поднёс зажигалку.

– Парню не позавидуешь, – сказала она, выпустив клуб дыма.

Палыч молча кивнул.

– Надо бы за ним присмотреть, – продолжала Белоснежка, остро взглянув на Палыча.

Тот ничего не ответил.

На обратном пути ему пришлось преодолеть рекреацию, в которой послушницы учились ходить по подиуму. Слегка обалдев от такого количества дев в бикини, он старался как можно быстрее и незаметнее протолкнуться сквозь зрительниц, кожей ощущая их ехидные взгляды. Когда уже думал, что находится в безопасности, дорогу ему преградила совсем юная девушка. По всей видимости, она тоже находилась на занятиях, ибо вместо скоромного сарафана одета была в довольно откровенную блузку и мини-юбку, а косметическая раскраска выглядела совсем вызывающе.

– Сударь, – хрипловато сказала она, глядя Палычу в глаза, – позвольте даме прикурить.

Палыч вытащил свою золотую зажигалку, выпустил огонёк, поднёс к сигарете, но не успела «дама» прикурить, как он резко отдёрнул руку. Девушка недоумённо уставилась на него. Лицо её сделалось совсем детским.

– Плохо, послушница, – строго произнёс он. – Глазки строить не умеете. Забыли, как учат? В угол, на нос, на предмет… Э-э… Кринолином покачать.

– Благодарю вас, батырь, – дева смиренно опустила глаза и сделала книксен.

– Тяжко учиться – весело играть! – бросил Палыч традиционное для всех Обителей приветствие и пошёл дальше. На лице его играла довольная усмешка.

* * *

Логинову почему-то казалось, что он не выходил из этого кабинета. Так же с укором глядел на него генеральный, сурово косился Дзержинский, а над столом холодно поблёскивали очки начальника «пятки».

– Какие такие ниндзя? – раздражённо вопрошал тот Логинова, – Ты что, Илья Данилович, перегрелся, или как? Врываешься в мой кабинет, хотя я тебя не звал, всякую чушь несёшь… Ты же в отставке уже три года, забыл?

– Но, Иван Петрович, как же так?.. – притворяясь растерянным Логинов, – Висковатов, Рукавишников, Камбэй… Бабы эти двоящиеся, пацан…

Он был уже предупреждён, что дело закрыто, но вынужден был ломать комедию.

Начальник глядел на него пару минут, после чего покачал головой.

– Знаешь, Илья Данилович, шёл бы ты к врачу. По-моему, переутомился в своём университете. Не было ничего, всё ты выдумал.

– А мои оперативники погибшие, а труп этот страшный в тайге?! – Илья Данилович продолжал настаивать, надеясь, что не перегибает палку.