Текст книги "КГБ в ООН"

– Ваша честь, я получил указание от генерального прокурора (в отсутствие Роберта Ф. Кеннеди, который ушел с поста, чтобы успешно провести кампанию по выборам в сенат Нью-Йорка, обязанности генерального прокурора выполнял Николас де Б. Катценбах), что в интересах национальной безопасности он не будет представлять никаких доказательств, касающихся шестого и седьмого пунктов обвинения. Правительство тоже не считает нужным выступать с какими-либо заявлениями, дабы не дать повода к отставке…

Соколов, изменив своей подчеркнутой сдержанности, вскочил, не в силах скрыть радости, и сжал руку жены. Джой Энн беззвучно заплакала.

– Остается лишь один пункт, который устанавливает связь ответчиков с заговором, – продолжил Хьюи. – Правительство считает возможным снять с ответчиков и это обвинение.

Изменение хода процесса было столь неожиданно, что и зрители, и присяжные испытали потрясение.

В обращении к присяжным перед тем, как распустить суд, судья Дулинг не смог скрыть своих эмоций.

– Первыми чувствами, которые все мы испытали при этом известии, были удивление и недоумение, ощущение мистификации и тщетности наших усилий во время недели совместной работы, – торжественно сказал он, при этом на лице его не было и тени улыбки, которая так часто мелькала на его губах в первые дни процесса. – Однако ни мне, ни вам не дано знать, с какими сложностями пришлось столкнуться нашему правительству и с какой мерой ответственности оно к ним подошло.

Судья Дулинг объяснил, что дело не может рассматриваться, потому что ответчики имеют право на открытое публичное слушание – открытое во всех смыслах.

– Приходится сделать вывод, что интересы нашей национальной безопасности предполагают такой исход. Лучше не проводить никакого процесса, чем устраивать секретное судилище с неопределенными обвинениями, без свидетелей. Мы должны испытывать гордость перед духовным величием, которое отказывается хоть на йоту отступить от принципов справедливости. Мы можем испытывать гордость, что нам довелось стать свидетелями столь достойного поступка конституционно избранного правительства. Именно такое правительство и достойны иметь свободные люди.

И с этими словами он распустил суд.

У дверей ответчиков встретили агенты Службы иммиграции и натурализации и предъявили им ордер на арест как «нежелательным иностранцам». Те не удивились и, когда их после краткого мгновения свободы снова отправляли в тюрьму, внешне оставались совершенно спокойными. Наряд доставил их по адресу: 20, Западный Бродвей в Манхэттене, где состоялось слушание их дела директором районного отделения иммиграционной службы Питером Эсперди.

Тот отправил Соколова в федеральную тюрьму предварительного заключения, а его жену – в гражданскую тюрьму, где им предстояло ждать депортации.

Слушание состоялось, и Соколов и его жена выразили желание быть депортированными в Чехословакию. Чехословацкое правительство через своего представителя в Вашингтоне гарантировало им прием. В ночь на 15 октября 1963 года Александр Соколов, он же Роберт Кейстутис Балч, и его жена Джой Энн Соколова, она же Джой Энн Балч, урожденная Джой Энн Гарбер, покинули Нью-Йорк на борту рейса «Эйр Индиа».

ФБР не сомневалось в том, что Соколовы вернутся в Советский Союз, где их примут с распростертыми объятиями.

Соколовы, уличенные в шпионской деятельности, были «нелегалами»: они были преданы своей профессии и хранили верность своей стране. Нет сомнений, что в СССР нашли достойное применение их талантам.

Глава шестнадцатая
ИНЖЕНЕР-ЭЛЕКТРОНЩИК И РУССКИЙ ШОФЕР

Агенты ФБР ежились под холодным октябрьским дождичком. Струйки текли по шее, проникая под насквозь промокшие воротнички рубашек. В мрачной темноте осеннего вечера оставалось лишь молча проклинать всех шпионов на свете. Только полный идиот может выйти из дому в такую ночь. Содрогаясь от пронизывающего холода непроглядной ночи, агенты прижимались к блестящим от дождя деревьям, служившим им прикрытием.

Прячась за стволами кленов, окаймлявших автостоянку рядом со старым каменным зданием железнодорожной станции в Энглвуде, они могли утешаться лишь одной мыслью, от которой становилось как-то легче. Они знали, что русский шпион, стоящий за деревом всего в пятидесяти шагах, тоже промок до нитки. И если ловушка захлопнется, – а ее готовили полтора года, – они успеют добраться домой еще до того, как скоротечное воспаление легких сделает их обожаемых жен безутешными вдовами.

Агенты были в полной боевой готовности. Теперь все зависело от алчности Джона Вильяма Бутенко.

Через час предстояло положить конец одной из самых опасных за последние годы советских шпионских операций, угрожавшей безопасности Америки. Восемнадцать месяцев бесконечных преследований, поездок, сообщений, дождливых ночей, слежек, которые подчас не приносили почти никаких результатов… И вот наконец ФБР приблизилось к успешному завершению дела.

Рядом со старой железнодорожной станцией при таилось тринадцать агентов, расставленных по местам в соответствии с тщательно разработанной стратегией действий. Несколько человек скрывались в густых тенях старого здания, несколько сидели в машинах. Остальные, прячась за деревьями, безропотно мокли под дождем. У двоих были портативные камеры с инфракрасной пленкой. Камеры были нацелены на скрытый туманом и темнотой зеленый «форд»-седан 1956 года выпуска, в котором сидели двое русских, подозреваемых в шпионаже. Рядом со въездом на автостоянку под таким же мокрым кленовым стволом, нахохлившись, в своем двубортном черном дождевике стоял третий шпион. Он наблюдал за окрестностями, не подозревая, что со всех сторон окружен агентами ФБР, застывшими в мертвенной неподвижности.

Все участники этой мизансцены ждали появления Джона Бутенко.

Разрешите представить вам некоторых членов команды агентов ФБР, тех, которым предстояло сыграть главные роли в этом действии и которые потом стали основными свидетелями во Дворце правосудия.

Это специальные агенты Эдмунд Берч, Вильям В. Шмальц, Томас Б. Джеймс, Роберт Хейнс, Аллан А. Андерсон, Артур К. Доуд-младший, Крамело Графаньини, Эдвард Муди, Джордж Алф, Джордж Макдугал, Роберт Конвей, Джозеф Л. Конвей и Бернард Дж. Дабинетт.

Из тринадцати названных агентов одиннадцать несли посты вокруг вокзала. Оперативники не сомневались в том, что, несмотря на дождь, Бутенко все же покажется. Они знали его досконально. Образно говоря, они ели и спали вместе с ним с того момента, как он впервые привлек к себе внимание как человек, подозреваемый в сотрудничестве с советской шпионской сетью, нити которой тянулись из Организации Объединенных Наций.

Первое знакомство ФБР с Джоном Вильямом Бутенко состоялось в начале 1962 года, когда его пути пересеклись с элегантным тридцатидевятилетним атташе советской миссии при ООН Глебом Павловым, за которым велась слежка. Павлов, с момента своего появления в США в 1960 году, время от времени попадал под наблюдение. Казалось, симпатичный московский дипломат занимается лишь своими обязанностями и не имеет никакого отношения к шпионской деятельности. ФБР не знало, кто такой Бутенко. Но когда он встретился с Павловым, было решено на всякий случай проверить его.

Не составляло трудностей организовать за Бутенко слежку. Он ни о чем не подозревал. Очень скоро на него было собрано исчерпывающее досье. Несколько фактов биографии этого человека заставили ФБР насторожиться: стало ясно, что к нему надо присмотреться поближе.

ФБР всегда тщательно отслеживает жизненный путь подозреваемого. Были зафиксированы все заметные события в жизни Бутенко. Он родился 6 июля 1925 года в Нью-Брунсвике (Нью-Джерси). Родители его эмигрировали из Киева еще в царское время. По прибытии в страну они осели в Нью-Джерси. В 1942 году Бутенко кончил среднюю школу в Нью-Брунсвике и поступил на службу в военно-морской флот. С 24 декабря 1943 года по 1 декабря 1944-го он числился в отряде «морских пчел», затем вернулся к гражданской жизни. По медицинским показаниям он был на почетных условиях уволен из армии в запас.

Имелась история его болезни, составленная флотскими медиками. В ней были факты, указывающие, что, кроме эмоциональной нестабильности, ему свойственна предрасположенность к насилию. Факты и наблюдения за его жизнью позволяли предполагать, что он – типичный интроверт, «вещь в себе», одиночка.

Вскоре после демобилизации он поступил в университет Рутгера в Нью-Брунсвике, в котором провел четыре года, изучая электротехнику. На курсе этот лохматый студент был одним из лучших. Но поведение его не изменилось, он продолжал держаться в стороне от всех. В 1949 году Бутенко успешно завершил обучение в университете Рутгера и стал работать инженером-электротехником. Он часто переходил с работы на работу, но предпочитал искать ее в пределах Нью-Йорка и Нью-Джерси. Он сотрудничал с Радиокорпорацией Америки в Гарри-соне, с армейской службой Агентства по электростандартам в Форт-Монмут (и то и другое располагалось в Нью-Джерси), кроме того, с Управлением гражданской авиации в Джамайке в Куинсе.

В 1960 году теперь тридцатипятилетний инженер предложил свои услуги Международной электрической корпорации в Парамусе (Нью-Джерси), которая была дочерним предприятием Международной телефонно-телеграфной компании. После шестимесячного изучения его личного дела военно-воздушными силами он был наконец принят на работу контрольным администратором с годовым окладом 15 тысяч 400 долларов. У него была высшая категория допуска. Он имел неограниченный доступ к документам и информации, имеющим отношение к самой важной и самой секретной стороне деятельности Международной электрической корпорации, – к производству распространенных во всем мире систем электронного контроля для командования стратегической авиацией, к той нервной системе, которая помогала летчикам управлять стратегическими бомбардировщиками с оружием на борту – основой ядерной мощи Соединенных Штатов. Стоит обратить внимание на то, что в обязанности Бутенко входило составление подробного перечня всех аспектов взаимоотношений Международной электрической корпорации с военной авиацией (проект имел обозначение 465b).

Таким образом, исходя из открытых данных, ФБР составило описание личности Бутенко. Но за строчками досье стоял человек во плоти, которого и пришлось изучать.

Бутенко был преданным сыном, он бережно ухаживал за больным отцом. Его овдовевшему отцу шел восьмой десяток, и он по причине перелома шейки бедра был прикован к инвалидному креслу. Бутенко проводил со стариком много времени. Жили они в трехкомнатной квартире в доме номер 366 стиля тюдор, расположенном в живописном районе на Парк-авеню в Ориндже (Нью-Джерси). В доме было всего семь квартир. За квартиру Бутенко платил 140 долларов в месяц. Когда ему приходилось уезжать из города, он просил управляющего домом присматривать за отцом.

И другая информация свидетельствовала о том, что ему были свойственны доброта и забота. Он часто приглашал к себе домой соседских ребятишек, угощал их молоком с печеньем, позволял смотреть цветной телевизор. Будучи холостяком, он, похоже, не встречался с женщинами и редко посещал увеселительные заведения. Он избегал общения с соседями, но летом 1962 года, наверное, в первый раз вместе с другими жильцами дома принял участие в пикнике на берегу озера Хопатконг в Нью-Джерси.

Но была и другая сторона личности Бутенко, которая до странности не соответствовала облику преданного сына, доброго дядюшки-приятеля соседской малышни. Например, ФБР выяснило, что, когда Бутенко жил с родителями во Франклин-Тауншип, он нередко гневно спорил с матерью и однажды в припадке ярости ударил ее и сломал ей ключицу.

Остальные данные, собранные ФБР, обрисовывали Бутенко как человека, склонного к запоям, любителя лошадей и азартных карточных игр, из-за которых он нередко влезал в долги. Одно сообщение, не подтвержденное фактами, гласило, что Бутенко – скрытый гомосексуалист.

К тому времени, когда ФБР, обратив внимание на его контакты с советским атташе Глебом Павловым, начало вести за ним слежку, он уже обрел репутацию человека, испытывающего неподдельный интерес к финансам, особенно к торговле акциями, к страховым и инвестиционным фондам. Адвокат Бутенко Альфред А. Орки из Западного Оринджа, рассказал, что как-то, будучи с ним в компании, он слышал, как инженер с глубоким знанием дела обсуждал проблемы золотого стандарта и международной валюты.

ФБР решило обратить особое внимание на отношения Бутенко с Павловым и двумя другими персонажами, деятельность которых заставила ФБР не спускать с них глаз. Одним из них был Владимир Оленев, сотрудник советской миссии при ООН, другим – Игорь Иванов, шофер «Амторга» – советской компании, призванной развивать торговлю с Америкой. Она, как публично утверждало ФБР, нередко служила прикрытием для советских шпионов.

Бутенко все чаще и чаще встречался с кем-либо из советского трио или со всей компанией. Стало ясно, что они предпочитают проводить в обществе друг друга почти все свободное время. Для агентов ФБР, наблюдавших за компанией, прояснялись причины общения с нею Бутенко. Возможно, готовился заговор. Участвовал ли в нем Бутенко, и если да, то добровольно он подключился к нему или же был вынужден сделать это? Опыт, накопленный ФБР, позволял утверждать, что Бутенко являет классический образец потенциального шпиона, которого осталось лишь завербовать. Он был русским по происхождению, владел русским языком, получил хорошее техническое образование. У него была ответственная серьезная работа. К тому же в России у него остались дяди, тети и другие родственники, что делало его уязвимым для шантажа.

Многочисленные данные позволяли ФБР сделать вывод, что Бутенко готов предложить свои услуги Советам или любой другой стране – лишь бы хорошо заплатили. Каким бы ни был характер его отношений с Павловым, Оленевым и Ивановым, ФБР решило, что на кону слишком большая ставка, чтобы тратить время попусту.

С середины лета 1962 года Бутенко постоянно был в поле зрения агентов ФБР. С него не спускали глаз. И скоро, судя по расписанию его встреч с русскими и по старательным, хотя и безуспешным попыткам отделаться от возможных преследователей, стало ясно, что Бутенко замешан в действиях, которые могут угрожать национальной безопасности.

Было очевидно, что Бутенко должен был передать русским информацию об электронике системы контроля командования стратегической авиацией. Возникла настоятельная необходимость исказить эту информацию и в то же время сделать так, чтобы русские не потеряли к Бутенко интереса.

Претворяя свои замыслы в жизнь, ФБР надеялось достичь двух целей: с одной стороны, скармливать советской стороне ложную информацию, с другой – дать Бутенко возможность утвердиться в роли удачливого шпиона, пока ФБР не разберется в характере и размахе всей операции и не выяснит личности тех, кто в ней участвует.

Результатом стало строго секретное соглашение между ФБР и представителями высшего руководства Международной электрической корпорации. Вместе они разработали систему, которая позволяла Бутенко и дальше иметь доступ к документам по разработкам систем связи в стратегической авиации. В то же время документы эти корректировались так, что Бутенко, ни о чем не подозревая, поставлял русским фальсифицированную информацию.

Шел месяц за месяцем, и встречи Бутенко с русскими, особенно с Павловым, учащались. Тем не менее агентам ФБР не удавалось стать свидетелями откровенных шпионских действий. ФБР не сомневалось, что Бутенко снабжает русских информацией, но уличить его в ее передаче было невозможно.

Так обстояли дела до 21 апреля 1963 года, когда ФБР впервые заметило, как Бутенко что-то передал русским.

На другой день Глеб Павлов в компании Оленева и Иванова поехал в Нью-Джерси, где они направились в ресторан в Нортвейле. Там Павлов на какое-то время оставил Оленева и Иванова и поехал в сторону шоссе, на повороте которого стал, не заглушая двигателя, ждать появления белого «крайслера» 1959 года выпуска. Тот медленно проехал рядом с машиной Павлова, после чего рывком набрал скорость и умчался.

Зеленый «форд»-фургон Павлова 1956 года с нью-йоркским номерным знаком 2К-3078 вылетел на полотно автотрассы. Вскоре тандем из двух машин уже направлялся в сторону Клостера (Нью-Джерси), где они остановились на стоянке у супермаркета. Там Бутенко, – а именно он сидел за рулем «крайслера», – передал Павлову коричневую кожаную папку, после чего тот поехал обратно и присоединился к своим спутникам в ресторане Нортвейла.

На глазах ФБР проходили и другие такие же встречи в Нью-Джерси – всегда в ресторанах, но каждый раз в разных.

На встречах неизменно использовалась тактика кружных окольных действий. На одно из таких рандеву русские отправились вчетвером – на этот раз с ними был Юрий Ромашин, еще один сотрудник советской миссии. Организовывал встречу, как всегда, Павлов. ФБР пришло к выводу, что Павлов был организатором встреч, их «наладчиком», а остальные, особенно новичок Ромашин, выступали в роли технических экспертов, способных разобраться в данных, доставляемых Бутенко, и оценить их важность.

Очередная встреча состоялась 26 мая. На этот раз Павлов, Оленев и Иванов оказались в окрестностях Клостера. Оленев и Иванов направились в придорожный ресторан, а Павлов остался сидеть за рулем. Несколькими минутами позже в Клостере появился Бутенко. При себе у него был темный кожаный чемоданчик. Знакомые не торопились обменяться приветствиями. Они подождали до девяти вечера, когда в заранее обговоренном месте и состоялась их встреча. С чемоданчиком в правой руке Бутенко вышел из машины, подошел к «форду» Павлова, сел на переднее сиденье рядом с советским представителем, поговорил с ним минуты три, после чего покинул его и вернулся к своей машине – уже с пустыми руками.

На следующий день Бутенко поехал из Парамуса в Форт-Ли. В это же время Павлов, прихватив с собой красновато-коричневую папку, тоже направился в Форт-Ли, где и встретился с Бутенко у ресторана. Когда Бутенко отъехал, красновато-коричневая папка лежала у него в машине. В тот же вечер, попозже, Бутенко и Павлов снова встретились в Парамусе, где, расположившись в машине Бутенко, вступили в разговор. Ромашин, убивая время, курсировал между Парамусом и Тинеком. Вскоре Ромашин встретил Павлова перед рестораном в Парамусе, посадил его в свою машину и вернулся в Нью-Йорк.

Теперь, когда стал известен образ действий этой компании, ФБР решило задержать заговорщиков. Русских было необходимо захватить с документами на руках. ФБР не сомневалось относительно содержимого пресловутой папки.

И вот в ночь на 29 октября 1963 года, холодный пронизывающий дождь которой был первым признаком надвигающейся зимы, агентам ФБР наконец представилась возможность положить конец этой истории. Они были в полной готовности.

В ходе наблюдения за русскими выяснилось, что они первыми приезжают на место встречи. Потом к ним присоединяется Бутенко. Все шло заведенным порядком: зеленый «форд» Павлова стоял у железнодорожной станции в Энглвуде, а одиннадцать агентов ФБР заняли свои места, ожидая, когда можно будет захлопнуть дверцу мышеловки.

Ожидающие приезда Бутенко агенты не сомневались, что он появится, ибо получили сообщение по рации от агента Артура Доуда, что инженер вышел из дому. Другой агент, Аллан А. Андерсон, убедился, что Бутенко, покинув свою квартиру, направился на автостоянку за домом. Он заметил, как Бутенко открыл дверцу машины и положил на переднее сиденье чемоданчик. Бутенко не мог видеть Андерсона, потому что тот наблюдал за ним из окна одной из квартир.

Когда Бутенко отъехал, Доуд пристроился за ним, успев передать по рации в Энглвуд сигнал готовности.

Было около восьми часов, когда машина Бутенко подъехала к пристанционной стоянке и лучи ее фар упали на застывший в ожидании зеленый «форд». Поворот, другой – и автомобиль Бутенко остановился за машиной Павлова.

В соответствии с условиями операции агенты, расставившие свои машины как бы в случайном беспорядке на безопасном отдалении от стоянки, пригнулись, чтобы не попасться Бутенко на глаза. Когда они присмотрелись, Бутенко уже вылез из машины и, держа чемоданчик в руке, усаживался рядом с Павловым в его «форде».

Наблюдатель в промокшем двубортном дождевике, стоявший под деревом, – позже ФБР выяснило, что это был Ромашин, – продолжал ждать.

Чтобы причина ареста не вызывала сомнений, агентам ФБР предстояло обнаружить и захватить документы, обвиняющие соучастников, непосредственно в машине Павлова. Через несколько мгновений Бутенко выбрался из «форда» и заторопился к своей машине. Ромашин под дождем направился в сторону Павлова (Иванов сидел в его машине). Затем обе машины направились к выезду на трассу.

Взревели двигатели, и три машины ФБР рывком вылетели на автостоянку, преградив путь заговорщикам. Агенты ФБР окружили подозреваемых, которые, окаменев, застыли в своих автомобилях.

Из машины Павлова был изъят чемоданчик Бутенко, плотно набитый документами Международной электрической корпорации, имевшими высший гриф секретности. В ходе дальнейшего обыска была найдена небольшая автоматическая тридцатипятимиллиметровая фотокамера для копирования документов, хитро замаскированная под зажигалку, и другие вещественные доказательства, которым предстояло быть предъявленными на процессе.

Задержанных доставили в отделение ФБР в Ньюарке. Через два часа Павлов и Ромашин были отпущены в соответствии с требованиями Хартии ООН, гарантирующими им дипломатическую неприкосновенность, – знакомая история. Но Иванов, не имевший права на такую привилегию, поскольку был всего лишь работником «Амторга», коммерческого учреждения, и американский гражданин Бутенко были задержаны по обвинению в шпионаже. Избежал ареста только Оленев. Этой ночью он не сопровождал своих друзей.

Той же ночью, в два часа, в Рутерфорде (Нью-Джерси) Бутенко и Иванов предстали перед судьей Теодором Ц. Кискарасом, который огласил обвинение в их адрес и назначил денежный залог – по 100 тысяч долларов за каждого. Затем их отправили в тюрьму округа Гудзон в Джерси-Сити. Утром 30 октября государственный департамент направил ноту протеста главе советской миссии при ООН и потребовал немедленной высылки из США Глеба Павлова, Юрия Ромашина и Владимира Оленева, которые вели шпионаж против Соединенных Штатов. Через сорок восемь часов троица уже была на пути в Москву.

7 ноября федеральный суд, заседавший в Нью-арке, утвердил обвинительный акт против русских дипломатов, в котором они представали соучастниками заговора, но не ответчиками. Сокрушительный удар суд нанес Иванову и Бутенко, недвусмысленно обвинив их в шпионаже.

8 Ньюарке они выслушали обвинение из уст федерального судьи Томаса И. Мини, который отправил их обратно в тюрьму округа Гудзон без права освобождения под залог. С ходатайством не освобождать подозреваемых под залог к суду обратился прокурор Дэвид М. Сатц, мотивировав его соображением, что обвинение, будь оно доказано, не исключает применения смертной казни. А формулировка обвинения, подчеркнул он, может «дать иностранному правительству информацию, касающуюся национальной обороны Соединенных Штатов».

Судья Мини назначил слушание на 15 ноября. В этот день обоим подозреваемым будет позволено ответить на обвинение и подать ходатайства.

На заседании окружного апелляционного суда третьего участка в Филадельфии защитники Иванова и Бутенко сразу выступили с ходатайством об отмене решения о недопустимости освобождения под залог. Суд отверг его. 15 ноября Иванов и Бутенко были доставлены в федеральный суд в Ньюарке. Оба не признали себя виновными.

Во избежание возможных упреков в том, что Иванов не понимает хода процесса, судья Мини настоял, чтобы обвинение было оглашено и по-русски. Переводил его Алексей Козиков из посольства СССР в Вашингтоне. Помощник прокурора США Сенфорд Джаффе предложил начать процесс в январе будущего года.

Но 19 декабря был сделан неожиданный ход. Советское посольство в Вашингтоне представило в окружной суд Ньюарка заверенный чек на 100 тысяч долларов для освобождения Иванова. Слухи об этом ходили уже несколько дней. Акт этот соответствовал крепнущей тенденции улучшения отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Правительство США не скрывало своей убежденности, что освобождение Иванова под залог будет воспринято как жест доброй воли. Москва пошла даже на то, что дало гарантию появления Иванова на процессе. Он был отпущен при условии, что не будет покидать пределов Нью-Йорка и Нью-Джерси.

Тем временем Бутенко продолжал томиться в камере. Права выхода под залог он не получил. Затем последовал еще один неожиданный ход. Окружной судья Энтони Т. Огелли потребовал, чтобы Бутенко был направлен в «соответствующее федеральное учреждение», чтобы определить, позволяет ли состояние его психики предстать перед судом.

Как это ни странно, такое ходатайство по поводу Бутенко было внесено Стивеном Маскалерисом, его защитником. Ходатайство основывалось на свидетельстве двух врачей, которых Маскалерис попросил осмотреть его клиента. Бутенко с такой яростью отреагировал на это, что тут же отказался от услуг своего защитника: он решительно не хотел проходить экспертизу.

Привычная рутина отсрочек, связанная со сбором доказательств и подготовкой к столь масштабному процессу, вынуждала постоянно откладывать дату его начала, которая в конце концов была отнесена на осень 1964 года.

Помощник прокурора Джаффе предвидел долгие и сложные судейские баталии, которые продлятся не менее месяца. Он правильно оценил уровень их сложности, но что касается их продолжительности, ошибся ровно наполовину. Суд длился два месяца.

Он начался 5 октября 1964 года в федеральном суде Ньюарка под председательством судьи Огелли. Предстояло из пятисот кандидатов выбрать состав суда присяжных. Поскольку все помнили недавнее решение суда в Бруклине не выдвигать обвинения против Александра Соколова и его жены, вопрос, не поступит ли правительство точно так же и в истории с Бутенко и Ивановым, продолжал висеть в воздухе. Согласится ли правительство представить домашние адреса тайных агентов, которых обвинение предполагает вызвать свидетелями против Бутенко и Иванова?

Реймонд А. Браун из Джерси-Сити, новый адвокат Бутенко, и Самуэл Ларнер из Ньюарка, защищавший Иванова, пообещали, что потребуют полной информации о домашних адресах свидетелей. Более того, оба юриста дали понять, что потребуют отсрочки процесса, ибо сомневаются, что их клиентов ждет справедливое и беспристрастное рассмотрение дела, поскольку общественное мнение резко возмущено провалом процесса в Бруклине.

Судья Огелли, который был нескрываемо обеспокоен отказом правительства представить данные свидетелей на суде в Бруклине, хотя, в соответствии с требованиями закона сташестидесятидевятилетней давности, оно было обязано это сделать, с самого начала недвусмысленно дал понять обвинению, что у него нет иного выбора, кроме как представить требуемый список.

Помощник прокурора Джаффе, который возглавлял команду обвинения, ко всеобщему удивлению, передал перечень из восьмидесяти девяти фамилий предполагаемых свидетелей, адреса которых были во всех концах земли, даже в таких ее отдаленных краях, как Гренландия, Дания и Норвегия. Список включал тридцать шесть агентов ФБР и пятерых военных.

Передавая список, Джаффе обратился к защите с просьбой считать эти данные конфиденциальной информацией, «имеющей отношение к национальной безопасности». Защита заверила, что у нее нет намерений наносить урон Соединенным Штатам, но тут же обратилась к прокурору с требованием внести в список трех изгнанных из страны советских дипломатов, дав понять, что это может послужить основанием для снятия обвинения.

– Мы должны иметь возможность поговорить с этими людьми, – сказал Браун, защитник Бутенко.

Ларнер, адвокат Иванова, выступил с утверждением, что правительство, приняв решение выслать трех красных, лишило ответчиков одного из их основных прав, гарантированных шестой поправкой, – встретиться с полным составом свидетелей, которые должны быть доставлены в суд хотя бы принудительным образом. И теперь правительство не имело права судить Иванова и Бутенко.

Именно такое решение и было причиной, по которой дело против Вилли Хирша вылетело в трубу после того, как Игорь Яковлевич Мелех был выставлен в Москву.

Судья Огелли, которому были свойственны гнусавый акцент Джерси-Сити и привычка тыкать карандашом в сторону того, к кому он обращается, пообещал юристам, что примет соответствующее решение. И объявил его 24 октября, когда суд присяжных из восьми женщин и четырех мужчин занял свои места.

– Государственный департамент, – сообщил Огелли, – руководствуясь принципами дипломатического права, имел основания принять такое решение… Но я считаю, в нашем распоряжении нет доказательств, свидетельствующих, что трое изгнанных дипломатов добровольно дали бы показания в суде.

Посему он отказался отвергнуть обвинение.

Во вступительном заявлении прокуратура сообщила присяжным, какое важное значение для безопасности Соединенных Штатов и в мирное, и в военное время имеет проект 465b командования стратегической авиацией.

– В соответствии с его основными задачами, – заявил Джаффе, – командование силами стратегической авиации имеет возможность без промедления привести их в состояние готовности, поддерживать в надлежащем состоянии оружие, имеющееся в его распоряжении и, основываясь на информации, уже имеющейся в системе и продолжающей поступать в нее, принимать правильные тактические решения.

Джаффе рассказал присяжным, что Бутенко имел доступ ко всей документации проекта и что вместе с тремя депортированными русскими дипломатами из ООН Бутенко с Ивановым приняли участие в заговоре, чтобы «получать, изымать и передавать» в СССР информацию, имеющую отношение к системе руководства и контроля сил стратегической авиации.

После того как обвинение изложило свое видение дела, через место для свидетелей прошла вереница агентов ФБР, принимавших участие в операции выслеживания и ареста.

Агент Шмальц рассказал присяжным, как 21 апреля 1963 года на автостоянке супермаркета в Клостере он следил за встречей Павлова и Бутенко, наблюдая за ними в бинокль, и как он обратил внимание на нью-йоркский номер машины 2К-3078… Томас Джеймс изложил, как 26 мая 1963 года, прослеживая путь Бутенко от его дома в Ориндже, он убедился, что Бутенко приехал на то же место для встречи с Павловым, а двое других стояли неподалеку… Роберт Хейнс рассказал, что на следующий день он увидел, как Павлов с красновато-коричневым чемоданчиком под мышкой выходил из дверей советской миссии в Манхэттене, а через пять минут из тех же дверей вышел Иванов… Агент Андерсон вспомнил то время, когда, притаившись в квартире над гаражом рядом с автостоянкой за домом Бутенко, он видел, как инженер садится в машину, держа тот красновато-коричневый чемоданчик, который Хейнс вчера заметил у Павлова. Защита выразила сомнение, каким образом наблюдатель мог заметить в сумерках – было без пяти семь – такие подробности, но агент объяснил, что освещения из окон соседнего дома и света из салона машины Бутенко было более чем достаточно… Агент Доуд рассказал, как он проследовал за Бутенко к месту встречи с русскими у железнодорожной станции Энглвуда… Агент Графаньини поведал, как он увидел троих русских, ожидавших Бутенко на платформе, и опознал в них Иванова, Павлова и Ромашина… Агент Муди уточнил кое-какие детали в его показаниях.