Текст книги "Темные кадры"

11

Всю ночь я прокручивал в голове одни и те же вопросы. Как бы я действовал на месте Лакоста? Одно дело – принять решение об игре с захватом заложников, и совсем другое – эту игру организовать. Вспомнились слова Николь: «коммандос», «оружие», «допросы»…

Уже почти пять утра. Я ушел из дому в то время, когда обычно уходил на работу в «Перевозки», и устроился в огромном кафе у Восточного вокзала. На стойке заметил номер «Ле паризьен»[8]8
   «Ле паризьен» (фр. Le Parisien; букв. – «Парижанин») – французская ежедневная газета, которая охватывает международные и национальные новости, а также новости о жизни Парижа и его пригородов.


[Закрыть] с заголовком: «Ажиотаж на Парижской бирже. Девятая неделя повышения». Пролистал газету в ожидании кофе: «…полиция провела эвакуацию на заводе в Тансовиле. 38 работников, находившихся на территории…»

Расположившись за столиком в углу самого большого зала, я открыл свой ноутбук. Пока он включался в работу, я выпил отвратительный кофе: вокзальный буфет, он и есть вокзальный буфет. В этот час, не считая тоголезских подметальщиков улиц, которые, пересмеиваясь, устроили небольшую передышку, компания жаворонков состояла из пьянчужек, страдающих бессонницей, рабочих, возвращающихся после ночной смены, таксистов, утомленных парочек и обкурившихся или обколовшихся юнцов. Утренняя публика производит на редкость гнетущее впечатление. В этом зале я был единственным, кто работал, но далеко не единственным, кто загибался. Я открыл файл, который вчера ночью скинул на флешку.

В почте Лакоста я обнаружил две служебные записки, составленные неким Давидом Фонтанá – возможно, тем самым типом, которого я заметил в штаб-квартире «БЛК». В одной говорилось о найме арабских актеров и приобретении оружия, заряженного холостыми. В другой содержался план помещений, где предполагалось провести захват заложников. По стилю и роду деятельности этот Давид Фонтана, скорее всего, бывший военный. В кафе был Wi-Fi, чем я и воспользовался, установил соединение и поискал Фонтана. Тот факт, что найти его не удалось, можно было считать подтверждением моих догадок. Из тех тихушников, которые не фигурируют почти нигде, по крайней мере под этим именем. Я мысленно сделал пометку: выяснить его личность и происхождение.

С самого начала я знал, что мне потребуется помощь. Умение использовать чужую компетентность – второй по необходимости навык, который требуется от любого специалиста в области человеческих ресурсов.

Я обожаю Интернет. Там можно найти все. Какая бы пакость вам ни потребовалась, это единственное место в мире, где вы точно ее найдете. Инет служит аналогом подсознания западных обществ.

Мне потребовалось чуть больше часа, чтобы найти нужный сайт. На этом сайте встречаются копы, бывшие копы, будущие копы, фанаты полиции – их гораздо больше, чем принято считать. Долгое время я без особого успеха обменивался сообщениями с какими-то любителями бродить по Сети. В такой час там только неудачники и безработные. Бессмысленное времяпрепровождение. Самое надежное – разместить объявление. Я романист, который ищет конкретные сведения относительно захвата заложников. Мне нужен пользователь, имеющий опыт подобных ситуаций. Я оставил интернет-адрес, специально созданный для этого случая, но тут же одумался. Время поджимало: я вписал номер своего мобильника и вычеркнул первую строчку в блокноте.

Следующий этап поисков принес очень плохую новость. Расценки частных детективов варьировались от пятидесяти до ста двадцати евро в час. Я выписал цифры. Катастрофа. Но другого выхода я не видел. Необходимо, чтобы кто-то провел расследование в отношении тех восьми работников и выяснил все об их личной жизни и профессиональной биографии. Я выбрал три-четыре адреса детективных агентств, которые предлагали свои услуги предприятиям и казались ни слишком преуспевающими, ни откровенно никчемными. Пусть это лотерея, но я выбрал тех, кто был поближе к месту, где я находился. Когда я закончил, было уже почти восемь, и я отправился в путь.

Офис был похож на любой другой в самой обычной конторе, а принявший меня сотрудник напоминал меня самого в те времена, когда я был уверен в собственной компетентности и еще имел поле деятельности, чтобы ее применять.

– Понимаю, – сказал он.

Филипп Месташ. За сорок, спокойный, организованный, методичный, с внешностью соседа по лестничной площадке. Ровно из тех людей, которых не замечают. Я решил играть в открытую. Рассказал о поступлении на работу, но не уточнил характер ролевой игры, довольствовался только объяснениями по поводу тестирования пяти сотрудников. Он отлично понял ход моих мыслей.

– Таким образом, вы желаете обеспечить себе максимум преимуществ, – резюмировал он. – Но сроки вам не благоприятствуют. Мы часто проводим расследования в отношении служащих по заказу их работодателей, это бурно развивающийся рынок услуг. К сожалению, в нашем деле качество результата часто напрямую зависит от того времени, которое потребовалось, чтобы его получить.

– Сколько?

Он улыбнулся. Разговор двух прагматичных людей.

– Вы правы, – подтвердил он, – это хороший вопрос. Итак, чего же вы желаете?

Он выписал все детали, которые я надиктовал, произвел некоторые подсчеты на маленьком калькуляторе, который достал из внутреннего кармана пиджака, и надолго задумался. Глянул на цифры, убрал калькулятор обратно в карман и поднял на меня глаза:

– В целом пятнадцать тысяч евро. Все включено. Никаких дополнительных трат. Тринадцать тысяч, если заплатите наличными.

– Что вы мне гарантируете?

– Четыре следователя на полный рабочий день и…

Я прервал его:

– Нет, меня интересуют результаты! Что именно вы мне гарантируете?

– Вы даете имена ваших «клиентов», мы находим их адреса и через сорок восемь часов сообщаем вам их социальное, семейное и имущественное положение со всеми деталями, основные этапы их карьеры, а также в общих чертах состояние их финансов на сегодняшний день: обязательства, свободные средства и так далее.

– И все?

Он обеспокоенно вздернул бровь. Я продолжил:

– И что я буду делать с этими общими сведениями? Вы просто опишете мне господина Кто-угодно.

– Вся страна населена такими людьми, мсье Деламбр. Я, вы, остальные – все.

– Мне требуется нечто более конкретное.

– Например?

– Долги, профессиональные ошибки на предыдущих местах работы, семейные проблемы, сестренка в приюте для неизлечимых, жена-алкоголичка, дурные привычки, превышения скорости, групповухи, любовники, любовницы, тайная жизнь, пороки… Вот что я имею в виду.

– Нет ничего невозможного, мсье Деламбр. Но и в этом случае время работает против нас. К тому же для такого углубленного изучения потребуется обращаться к весьма специфическим источникам, побуждать к сотрудничеству, проводить слежку и надеяться на удачу.

– Сколько?

Он снова улыбнулся. Ему нравилось не столько само слово, сколько ясность в постановке вопроса.

– Здесь нужен метод, мсье Деламбр. По-моему, лучше всего поступить так: через два дня после первой выплаты мы предоставим вам базовые сведения о каждом из ваших «клиентов», вы ознакомитесь с результатами и скажете, в каком направлении нам двигаться дальше, а я предложу вам смету.

– Предпочитаю общую сумму.

Он снова достал калькулятор, ввел цифры.

– За дополнительные расследования в течение двух дней: две с половиной тысячи евро за каждого клиента. Чаевые включены.

– А если наличными?

– Это и есть наличными. А если по счету… – Он склонился к калькулятору.

– Оставьте. Я понял.

Гигантская сумма. Если я решу заказать дополнительные расследования хотя бы для половины моих кандидатур, то попаду тысячи на двадцать три евро. Если взять за основу то, что осталось от наших сбережений, мне не хватает девяносто пяти процентов общей суммы.

– Подумайте спокойно, но и время зря не теряйте. Если решите к нам обратиться, мне придется в кратчайшие сроки собрать команду…

Я поднялся и пожал ему руку.

Снова сел в метро. Наступил момент истины.

Я знал это с самого начала. Споры с Николь, нервотрепка последних дней, напряжение профессиональных тестов и разговор с Лакостом – все вело к решающему моменту, когда придется окончательно определить главное: степень моей мотивированности. Вот уже двадцать лет менеджмент только об этом и твердит.

Чтобы преуспеть, мне придется пойти на все мыслимые риски.

Я никак не мог принять решение.

Настроение было самое подавленное.

Взгляд перебегал, ничего не видя, с рекламных афиш в метро на пассажиров, безостановочно входящих и выходящих. Я механически поднялся по эскалатору, обнаружил, что стою на улице, где мы живем, – этот квартал понравился нам сразу же, как только мы там оказались.

Это было в 1991-м.

Все у нас складывалось хорошо. Мы были женаты больше десяти лет. Матильде было девять лет, Люси – семь. Я говорил им всякие глупости: «Моя принцесса» и все такое. Николь тогда уже полностью расцвела, достаточно взглянуть на фотографии. Мы были очень французской парой, со стабильной работой, солидной и постоянно растущей зарплатой. Банк объяснил нам, что мы можем приобрести недвижимость. С присущим мне обостренным чувством ответственности, я набросал на плане Парижа те районы, где имело смысл подыскивать жилье, и мы нашли почти сразу же, правда в другом углу карты.

Именно тут я и оказался. Я вышел из метро. Я вспоминал. Картинка стояла у меня перед глазами.

Квартал очаровал нас с первых секунд. Он расположен на небольшом пригорке, улицы поднимаются и сбегают вниз, домам больше века, и деревьям тоже. Здания чистые, из красных кирпичей. Не говоря друг другу ни слова, мы понадеялись, что дом окажется из тех, где есть эркеры и подвесной лифт; я быстро прикидывал в уме, что все кухонное оборудование туда войдет, а вот диван нет. Агент по недвижимости, очень профессиональный, разглядывая носки своих ботинок, отпер дверь: квартира светлая, потому что расположена высоко, а цена всего на пятнадцать процентов больше, чем тот заем, который мы можем получить. Мы в восторге и панике. Это совершенно пьянит. Банкир потирает руки и предлагает дополнительные кредиты. Мы покупаем, подписываем, забираем ключи, отвозим девочек к друзьям, возвращаемся туда вдвоем, квартира кажется еще больше. Николь открывает окна, которые выходят на задний двор, а еще дальше – на двор школы с его тремя платанами. В комнатах витает эхо пустоты, которую предстоит заполнить, и грядущее счастье, Николь обнимает меня за талию, прижимает к стене в кухне и неистово целует в губы, у меня перехватывает дыхание, она взбудоражена, как пьяная блоха, я чувствую, что так и так получу свое, а она вновь принимается расхаживать по комнатам, летучими птичьими жестами рисуя в воздухе будущие пенаты.

Мы влезли в долги по уши, но, несмотря на все кризисы, уж не знаю, каким чудом, благодаря везению, которого мы даже не осознавали, нам удалось благополучно пережить эти годы. Секрет счастья тех лет заключался не в любви – она по-прежнему с нами, и не в девочках – они тоже с нами, а в том, что у нас была работа, а значит, мы могли без особых забот пользоваться всеми ее благами: оплаченными чеками, отпусками, походами в гости и в рестораны, университетами, машинами и уверенностью, что прилежный упорный труд приносит нам вознаграждение, которое мы заслужили.

Я снова стою на этой площади двадцать лет спустя, но постарел я на целое столетие.

Я слышу плач Николь, я снова в кабинете, смотрю на ее потрепанный свитер, уцененную посуду, ищу номер телефона, спрашиваю Грегори Липперта, линолеум на кухне снова вздулся, надо его поменять, говорю: «Привет, это Тещ», стараюсь придать тону шутливость, но голос выдает мои намерения, купленная по случаю раковина еще страшней предыдущей, нужно подыскать полку на стену, он говорит: «А?» – я редко ему звоню, говорю: «Мне нужно с тобой увидеться», он снова говорит: «А», меня от него уже трясет, но он мне нужен, я настаиваю, «прямо сейчас», он понимает, что это действительно, на самом деле очень срочно, и бормочет: «Я могу отлучиться на пару минут, давай в одиннадцать?»

12

Кафе называется «Ле Бальто»[9]9
   Бальто – кличка ездовой собаки, порода сибирский хаски, вожак упряжки, которая доставила в 1925 г. противодифтерийную сыворотку в город Ном, где началась эпидемия. Также персонаж мультфильма «Бальто, герой снегов».


[Закрыть]. Таких во Франции наверняка две-три тысячи. Выбор вполне в духе моего зятя. Наверняка он обедает здесь каждый полдень, на «ты» со всеми официантами, балагурит с секретаршами об их сопляках и помогает соскрести защитный слой с лотерейных карточек. В углу при входе – табачная стойка, дальше большой зал с просиженными диванчиками, пластиковыми стульями, блестящий кафель на полу и на облицовке террасы, меню в картинках с нарисованными хот-догами и сэндвичами – для тех клиентов, у которых не хватает мозгов, чтобы прочесть «хот-дог» или «сэндвич».

Я пришел раньше времени.

Большой плоский экран, подвешенный высоко на стене, транслировал круглосуточный канал новостей. Звук был приглушен до минимума. Клиенты за стойкой все же поглядывали одним глазом в телевизор и выхватывали проплывающие новости: «Доходы предприятий: 7 % служащим и 36 % акционерам. Прогноз: три миллиона безработных к концу года».

Я вынужден признать, что, если я найду работу в такой момент, мне крупно повезет.

Грегори заставлял себя ждать. Не уверен, что для этого были объективные причины, я вполне допускал, что он нарочно слегка задержался, чтобы продемонстрировать мне собственную значимость.

За соседним столиком два парня в костюмах, по виду служащие страховых контор вроде моего зятя, допивали кофе.

– Да нет же, уверяю тебя, – говорил один из них, – это здорово! Называется «На улице». Ты бомж. Цель игры – выжить.

– А не вернуться в общество? – спросил другой.

– Кончай свои шуточки! Ну вот: нужно выжить. У тебя три обязательные переменные. Ну, три такие штуки, от которых никуда не денешься! Ты можешь только менять их степень. Это холод, голод и алкоголизм.

– Прикольно! – заметил второй.

– Еще как прикольно, слово даю, мы оторвались по полной! Бросаешь кости, но тут есть своя стратегия! Ты можешь выиграть талон на бесплатный обед, несколько ночей в ночлежке, место у метро на решетке с подогревом (их получить трудней всего!), картонки на случай, если холодно, доступ в вокзальные туалеты, чтобы умыться… Нет, честно говорю, это тебе не фунт изюму!

– А против кого играешь? – спросил второй.

Тот и на секунду не замялся:

– Да за себя играешь, старик! В этом-то и вся фишка.

Появился Грегори. Пожал руку тем двум парням (я был недалек от истины). Для них это послужило сигналом к отбытию. Грегори устроился напротив меня.

На нем серо-стальной костюм и одна из тех пастельных рубашек, которые с неизбежностью напоминают цвет кухонных стен: светло-голубые, бледно-сиреневые. Сегодня он красуется в палево-желтой с бежевым галстуком.

Когда я покинул фирму «Берко», у меня было четыре костюма и целая куча галстуков. Я обожал одеваться. Николь дразнила меня «старым пижоном», потому что одежды у меня было чуть ли не больше, чем у нее. Я был единственным папой, которому можно было спокойно дарить на День отца галстуки, не смущаясь тем, что то же самое дарилось и в прошлом году. Единственные галстуки, которые я никогда не носил, были подарены Матильдой – со вкусом у нее беда. Что видно по ее мужу.

Итак, у меня было четыре костюма. Через некоторое время после увольнения Николь стала настойчиво уговаривать выбросить хотя бы самые старые, но я никак не мог решиться. С первого дня безработицы я надевал костюм, когда мне нужно было куда-то пойти. И не только когда отправлялся в агентство по трудоустройству или на редкие собеседования, которые мне назначались, но и на работу в «Фармацевтические перевозки» в пять утра я тоже шел в костюме. И при галстуке. В духе тех заключенных, которые бреются каждое утро ради утраченного, как им кажется, чувства собственного достоинства. Но в один прекрасный день, ближе к вечеру, в метро швы на моем любимом пиджаке не выдержали. Они разошлись от подмышки до кармана. Две девушки рядом со мной зашлись от смеха, одна из них жестом попыталась извиниться, но это было сильнее ее. Я принял важный вид. Внезапно смех завладел и другими пассажирами. Я вышел на следующей станции, снял пиджак и небрежно перекинул его через плечо, как расслабленный деловой человек жарким днем, вот только дело было в январе. Вернувшись домой, я выбросил все, что было куплено больше четырех-пяти лет назад. У меня остался единственный пристойный костюм и несколько рубашек, которые я берегу. Я сохранил прозрачную пластиковую упаковку от последней химчистки, и моя одежда хранится под стеклянным колпаком, как антиквариат. Первое, что я сделаю, если получу эту работу, – закажу себе костюм по мерке. Даже когда я работал, такой роскоши я себе никогда не позволял.

Я натянут как струна.

– У тебя напряженный вид, – деликатно бросил Грегори.

Но, разглядев меня поближе, он заметил мою изменившуюся физиономию и вспомнил, что я просил об очень срочной встрече и что такое случилось впервые за все время нашего знакомства. Он подобрался, прочистил горло и послал мне ободряющую улыбку.

– Мне необходимы деньги, Грегори. Двадцать пять тысяч. Прямо сейчас.

Должен признать, для него это слишком много информации зараз. Но я прикидывал и так и этак, прежде чем решил, что лучше сразу перейти к сути дела. И стратегия возымела свое действие. Мой зять открыл рот, но не издал ни звука. Мне захотелось кончиком пальца вернуть его нижнюю челюсть на место, но я не шевельнулся.

– Грегори, это жизненно важно. Речь идет о работе. Мне подвернулся уникальный шанс получить должность как раз по моему профилю. Мне нужно двадцать пять тысяч евро.

– Ты покупаешь работу за двадцать пять тысяч евро?

– Что-то вроде этого. Долго объяснять детали, но…

– Это невозможно, Ален.

– Купить работу?

– Нет, одолжить тебе столько денег. Это невозможно. В твоем положении…

– Именно, старина! Как раз потому я и являюсь надежным клиентом. Ведь если я получу эту работу, то легко расплачусь. И занять мне нужно на очень короткий срок. Несколько месяцев. Не больше.

Ему нелегко уследить за моей мыслью. Я упрощаю:

– Ну, на самом-то деле, как ты понял, я не работу покупаю. Это…

– Взятка?

Я замялся и кивнул.

– Но ведь это просто позор! Никто не имеет права требовать от тебя денег за то, чтобы получить работу! Кстати, это же запрещено!

Сердце подскочило и снова замерло.

– Послушай, старина, о том, что можно и чего нельзя, мы поговорим в другой раз! Ты хоть представляешь, сколько я уже без работы?

Я сорвался на крик. Он попытался разрядить обстановку:

– Ну, уже…

– Четыре года!

Да, вся эта история так меня взвинтила, что я чуть что – повышаю голос.

– Ты когда-нибудь был безработным?

Эти слова я уже проорал. Грегори обернулся на зал: он боится скандала. Мне следует воспользоваться неожиданным преимуществом. Я еще больше повышаю тон. Мне нужны эти деньги, пусть даст мне их, пусть уступит немедленно, пусть согласится хотя бы в принципе, а я уж потом позабочусь, чтобы он сдержал слово.

– Ты достал меня своей мудацкой моралью! У тебя-то работа есть, и все, чего я прошу, – это помочь мне найти мою! Это что, трудно, а? Ну скажи, трудно?

Он повел рукой, пытаясь меня успокоить. Я решил пойти обходным путем. Придвинулся. Сменил тон на доверительный:

– Одолжи мне двадцать пять тысяч евро на что угодно, на машину или на новую кухню… Да, вот именно, на новую кухню, ты же видел нашу… Я верну через двенадцать месяцев. Тысячу семьсот евро в месяц процентов, без проблем, уверяю тебя, вы ничем не рискуете.

Он ничего не ответил, но глянул на меня с новой уверенностью. Уверенностью профессионала. В несколько секунд у меня сменился статус. Я веду переговоры по поводу займа. Я был его тестем. Стал клиентом.

– Вопрос не в том, Ален, – твердо проговорил он. – Чтобы одолжить подобную сумму, нам нужны гарантии.

– Я скоро получу работу.

– Да, возможно, но на данный момент у тебя ее нет.

– Это пост директора по персоналу. На очень крупном предприятии.

Грегори нахмурил брови: у меня снова поменялся статус. Он счел меня психом. Ситуация выходила из-под моего контроля. Я попытался вернуться на исходные позиции:

– Ладно, что же требуется, чтобы получить у вас двадцать пять тысяч евро?

– Достаточные доходы.

– Сколько?

– Послушай, Ален, таким способом ничего не добиться.

– Хорошо. А если у меня есть поручитель?

Его глаза загорелись.

– Кто?

– Не знаю. Вы.

Его глаза потухли.

– Но это невозможно! Мы покупаем квартиру! Наша норма задолженности никак не позволяет…

Я схватил его руки, лежащие на столе, и стиснул их:

– Послушай меня, Грегори.

Я знал, что у меня остался один-единственный патрон, и не был уверен, что у меня хватит мужества им воспользоваться.

– Я никогда ничего у тебя не просил.

Я опустил глаза на наши переплетенные руки, чтобы сосредоточиться. Ведь это трудно, так трудно.

– Кроме тебя, мне не к кому обратиться.

Каждое слово требует отдельного усилия, я стараюсь сосредоточиться на чем-то другом, как начинающая проститутка, которая впервые отсасывает клиенту.

– Эти деньги мне совершенно необходимы. Жизненно необходимы.

Господи, но не опущусь же я до такого или опущусь?

– Грегори…

Я сглотнул слюну: будь что будет!

– Я тебя умоляю!

Ну вот, я это выговорил.

Как и я, он ошарашен.

В своей профессии ростовщика он несчетное число раз присутствовал при семейных разборках, и вот сегодня напротив сижу я и выпрашиваю милостыню в виде займа. Это настолько не укладывается в голове, что довольно долгое время мы оба сидим как оглушенные. Я поставил на то, что эффект неожиданности сработает как удар с тыла. Но Грегори медленно качает головой:

– Если б это зависело только от меня… Ты же отлично знаешь. Но я никак не могу пропихнуть твое досье. У меня же начальство есть. Я не знаю в точности ни твоих доходов, Ален, ни доходов Николь, но полагаю… Если б тебе нужно было три тысячи, ну пять, еще можно было бы что-нибудь придумать, но столько…

Все, что произошло потом, случилось из-за одного-единственного слова. Мне не следовало его умолять. Делая это, я совершил нечто непоправимое. Я тут же осознал, что это ошибка, и тем не менее ее сделал. Когда я откинулся на стуле и развернул правое плечо, вот так, немного назад, как если бы хотел почесать левую ягодицу, я не вполне отдавал себе отчет в том, что делал, но это было неизбежным следствием того самого слова. Наверное, ужаснейшие войны были развязаны таким же образом – одним словом.

Я размахнулся, собрал все силы, которые во мне еще оставались, и заехал кулаком ему в физиономию. Он этого совсем не ожидал. Катаклизм разразился немедленно и неизбежно. Мой сжатый кулак попал ему между скулой и щекой, тело его отбросило назад, руки в последний момент инстинктивно попытались уцепиться за стол. Он пролетел метра два, врезался в другой стол, потом в два стула, рука в безнадежном поиске опоры сметала все на своем пути, голова впечаталась в опорную колонну, из горла вырвался хриплый, почти животный крик, все клиенты обернулись, грохот битых стаканов, сломанных стульев, перевернутого стола, оцепенелая тишина. Пространство передо мной было как следует расчищено. Я прижал кулак к животу – так болели костяшки. И все же я встал и вышел, вызвав всеобщее изумление.

Никогда в жизни со мной подобного не случалось, а теперь после бригадира-турка я уделал и собственного зятя. Двоих подряд за несколько дней. Я стал агрессивным, это очевидно.

И вот я на улице.

Я еще не представлял себе хорошенько всех разрушительных последствий своего поступка.

Но прежде чем этим озаботиться, я хотел решить одну проблему, мою главную и единственную проблему: найти эти двадцать пять тысяч евро.