Текст книги "Адская война"

XV. НАУЧНАЯ БОЙНЯ

Костер из девяти тысяч трупов. На станции в Аризоне. Отраженные аэрокары. Взрыв на расстоянии. Искусственное землетрясение. Дождь азотной кислоты. Массовая электрокуция. Смерть Эриксона. Обессиленная станция. Отступление. Схватка с китайцами. Снова в плену.

Я попросил Эриксона объяснить мне, каким образом удалось ему осуществить такое предприятие.

– О, это довольно просто, довольно элементарно… Вы увидите в дальнейшем более замечательные в смысле новизны изобретения. Здесь же прием по существу не представляет чего-либо нового. Бьенвильский рукав отделен от моря шлюзом, затворы которого, когда эскадра войдет в гавань, запираются, чтобы обеспечить глубокую стоянку. От реки он также отделен разборной, составной подводной плотиной, которая выдвигается над уровнем воды автоматически, когда я нажму регулятор. Таким образом, бухта превращается в озеро. Избыток воды, задержанный плотиной, изливается в другой рукав Миссисипи через особый канал шириной в пятьсот метров на милю выше по течению.

На дне бухты заложена мною система колоссальных труб, громадный змеевик известного вам типа холодильной машины. Охлаждение достигается посредством жидкого воздуха, быстро испаряющегося в трубах, причем длина последних предупреждает возможность взрыва от внезапного расширения газа. Не буду описывать упрощений, введенных мною в устройство машины. Главное все-таки колоссальный масштаб этого сооружения, возможный потому, что я располагаю здесь энергией в 1 200 000 лошадиных сил…

Аппарат был пущен в ход с таким расчетом, чтобы к моменту появления эскадры в гавани температура понизилась в достаточной степени для образования тумана – на случай, если Курума вздумал высаживать десант тотчас по прибытии. В ясную ночь это еще возможно, но в таком тумане было бы слишком неблагоразумно. Впрочем, он и без того отложил эту операцию до утра…

Затем я сообщил своей машине полное действие. В силу испарения жидкого воздуха и быстрого расширения газа, температура воды в соседстве с трубами понизилась до двухсот градусов холода; в воздухе над водой до высоты в несколько метров она упала до ста с лишним градусов ниже нуля. Такого холода человек не выдержит, особенно если застигнут им врасплох.

– Далеко ли распространяется действие этого холода? – спросил я.

– О, нет. Действие холодильного аппарата локализировано в очень небольшом районе. Догадайся японцы забраться на верхушки мачт, они бы нашли там холод всего градусов десять – пятнадцать ниже нуля. Но это им не могло придти в голову… Вы можете отправиться посмотреть на место действия. Машины давно уже остановлены, иначе и нашим нельзя было бы приблизиться к эскадре. Теперь же температура, вероятно, немного ниже нуля. Сходите, полюбуйтесь на мое поле сражения. На шести этих громадах было тысяч девять душ. Ручаюсь вам, что не спасся ни одни! Так что мы нанесли врагу ущерб в девять тысяч человек и приобрели шесть первоклассных военных судов с полным оборудованием, с потерей, с нашей стороны… ни одного человека. Недурно ведь, а?

Мы отправились к эскадре. Маршал сказал правду – ни один японец не уцелел. Всюду на палубах, между палубами, в орудийных казематах, грудами и по одиночке лежали окоченевшие трупы, иные со спокойными лицами, точно спящие, другие, искаженные судорогой, с выражением страдания. Адмирал Курума был найден в кресле у телефона, трубка которого оставалась в его окоченевшей руке. Видимо, он пытался еще отдавать какие-то распоряжения, когда смерть застигла его. Судя по начатым работам, он хотел попытаться проложить путь из гавани, прорубая лед перед судами. Но было уже поздно…

– Тела будут сожжены, – сказал мне один офицер. – Пятьсот рабочих уже готовят костер на берегу. Костер из девяти тысяч трупов – эффектное будет зрелище!

Осмотрев адмиральский крейсер, я сказал Дэвису:

– Пойдемте! Я достаточно насмотрелся на этих несчастных. Мне кажется, эти горы трупов будут мне сниться каждую ночь… Будет с меня одного крейсера; на других ведь то же самое. Уйдем!

Вернувшись на станцию, мы поздравили маршала с блистательной победой.

– Да, – сказал он, – это серьезный успех. Можно сказать, что атлантическая японская эскадра не существует более. Четыре крейсера, погнавшиеся за нашими по другому направлению, без труда будут уничтожены Клиффордом. Теперь надо принять меры против сухопутной японской армии. Мне сообщили, что число японских солдат в Калифорнии достигло уже двухсот тысяч. Если хотите, едем со мной в Туксон, в Аризону.

Мы, разумеется, согласились.

Немного погодя на рейде появилась английская эскадра Кноллиса. С ней прибыл и мой верный Пижон, не усидевший в Нассау, где, по его уверениям, было слишком мало опасностей для его геройского духа. Я был доволен его приездом, так как предстояло протелеграфировать грандиозную статью в «2000 год». Мы немедленно занялись этим делом, которое обошлось нам в 40 000 франков.

Вечером мы видели сожжение японских трупов.

Незабываемое и зловещее зрелище! За городом, в мелководном озере Поншартрэн, был устроен помост на сваях, на котором сложили тела в несколько громадных пирамид. Щедро политые керосином, они были подожжены с разных сторон. Вскоре столбы пламени, перевитые клубами черного дыма, взвились к небу. Когда эта ужасная гекатомба из девяти тысяч человеческих трупов, несмотря на все принятые предосторожности, начала распространять отвратительный запах, мы вернулись на станцию.

Сорок восемь часов спустя мы вышли из поезда на станции Туксон, откуда отправились в экипажах, под охраной отряда всадников, на станцию Электрического Отдела, устроенную на Свинцовой Горе, в пустынной, бесплодной местности. Отсюда Эриксон намеревался действовать против японской армии, направлявшейся из Калифорнии через Техас в Луизиану с целью овладеть южной, смежной с мексиканским заливом, частью Штатов. Гарнизон станции состоял из 10 000 человек под начальством генерала Страуберри.

Эриксон занялся на станции, поручив своим помощникам, Ронбиггеру и Берку, ближайшие операции против наступавшей армии. Мы отправились с ними ночью, верхом, в сопровождении трех тысяч пехотинцев-рабочих и каких-то повозок с неизвестными мне аппаратами.

Нам предстояло, как объяснил мне Берк, прежде всего задержать воздушную эскадру японских разведчиков, присутствие которых было обнаружено у Водопадов Сильвестра, в сорока километрах от станции Электрического Отдела.

На рассвете мы остановились в степи, на берегу маленькой речки, и наш отряд тотчас принялся расставлять приборы, протягивать канаты, ставить какие-то мачты.

Немного погодя кто-то крикнул:

– Вон аэрокары!

В самом деле, вдали появилось с дюжину воздушных судов.

Тотчас раздалась команда, запыхтели динамо-машины; но я не замечал никаких последствий.

– Посмотрите хорошенько, – сказал мне Пижон, указывая на аэрокары, – они не двигаются вперед. Посредством электромагнитных волн Ронбиггер и Берк парализуют все их усилия. Видите? Они поворачивают назад, убедившись, что не могут перейти запретную границу.

В самом деле, в воздухе происходила немая борьба. Тщетно японские аэрокары рвались вперед – какая-то невидимая сила отталкивала их, пока наконец, утомленные этим неодолимым сопротивлением, они не повернули обратно и не исчезли на горизонте.

После этого Берк приказал наполнить три сторожевых аэрокара и любезно предложил нам занять в них места.

Я оставил Пижона на земле для наблюдения за деятельностью аппаратов, в которых он понимал гораздо больше меня, а сам поместился в гондоле «Орла» с Берком и механиком. Том Дэвис с генералом Страуберри сели на «Коршуна»; третий аэрокар носил название «Кондор».

Мы поднялись на тысячу метров с тем, чтобы сообщать в лагерь по беспроволочному телеграфу обо всем, что заметим. Кроме того, сейсмографы, снабженные микрофонами, давали возможность точно определить местонахождение неприятельской армии и отмечали ее малейшее движение.

– Нам надо дополнить показания приборов личным осмотром. Японцы находятся теперь в тридцати километрах от нас. Слетаем туда посмотреть.

Мы отправились и вскоре увидели неприятельскую армию или ее передовой отряд, расположившийся лагерем в местности Донкей-Филд. Берк переговорил по беспроволочному телеграфу с нашим лагерем и сказал:

– Мы отлетим немного к северу, чтобы не попасть в сферу действия наших аппаратов. Они сейчас дадут себя знать неприятелю.

Действительно, пока мы удалялись километра на три к северу от японцев, в нашем лагере началась оживленная деятельность. В зрительную трубу я мог разглядеть какие-то странные приспособления, вроде тех огромных коленкоровых полос, на которых г. Мортен де Буа проектирует гигантские рекламы к завтрашнему номеру.

Что означали эти полотняные экраны, поддерживаемые четырьмя привязными воздушными шарами?

Страшный треск, донесшийся со стороны японцев, отвлек мое внимание от наших затей. Какие-то маленькие взрывы, пробегающие по лагерю, точно щелканье хлопушек – и вдруг страшный взрыв на всем пространстве японского лагеря, одевшегося густым облаком дыма и пыли.

– Что же это значит? – спросил я Берка.

– Там взорвано все, что нашлось способного к взрыву – ответил он, – патроны, патронные сумки, зарядные ящики, бомбы: все дочиста.

– Каким способом?

– Эриксоновским. Экраны, которые вы видели, покрыты особым составом и отражают электромагнитные волны, сосредоточивая их в одной точке на определенном расстоянии, причем всякий металлический предмет становится трансформатором, преобразующим их в искру. Миллионы волн в секунду пронизывают по всем направлениям зону, занимаемую неприятельским лагерем, сталкиваясь буквально в каждой точке, и каждая бомба, граната, патрон взрываются от электрической искры. Вообще, с лучами Герца маршал делает чудеса: это его главная сила… Теперь, лишенные запасов и потеряв, конечно, не одну тысячу солдат, японцы дождутся подкрепления, а затем отправятся дальше. Они не поймут, в чем дело, но догадаются, конечно, кто устраивает им эти сюрпризы. Без сомнения, они напрягут все силы, чтобы овладеть станцией. Но мы их примем на новый лад.

Пока он говорил, мы вернулись к электрической крепости. Перед ней я с удивлением увидел нечто вроде металлической паутины; сеть толстых проволок простиралась на шесть километров от холма. Мне вспомнилась колючая проволока, применявшаяся в войне буров с англичанами и, позднее, русских с японцами; но Пижон объяснил мне, что это приспособление не имеет с ней ничего общего.

– Как мне объяснили, – сказал он, – сюда направляется корпус японцев в двадцать тысяч человек. Он будет встречен у холма Пяти Деревьев и там уничтожен огненным дождем…

– Огненным дождем?

– Или жидким огнем. Дождем азотной кислоты. Вы знаете, что она действует, как огонь. Ливень азотной кислоты на пространстве нескольких километров сожжет японцев живьем прежде, чем они успеют выбежать из его района.

– Ничего не понимаю! Да откуда же здесь возьмется столько азотной кислоты?

– О, источник ее неистощим. Она фабрикуется прямо из воздуха: азот и кислород соединяются под влиянием электрического разряда, вызванного концентрированием в известном пункте электромагнитных волн определенной длины и амплитуды колебаний. Получается удушливый, ядовитый газ – окись азота; но в то же время колоссальное электрическое поле, созданное таким образом в атмосфере, привлекает отовсюду водяные пары, сгущает их в тучу, которая изливается дождем, захватывающим этот газ и достигающим земли в виде потоков дымящейся азотной кислоты. Такого душа не выдержит ничто живое. И вот в этой ванне предполагается выкупать японский отряд.

– Какое…

– Не договаривайте, патрон. Эта война заставила забыть понятие человечности… Да и раньше-то его плохо помнили… Да… но это еще не все. Чтобы задержать японцев на одном месте, их заставят плясать.

– Как так?

– Будут пущены подземные токи, которые вызовут землетрясение под их ногами; когда же они повалятся на землю, тут-то и хлынет дождь… Если удастся уничтожить весь корпус, то и ладно; если же хоть часть его останется, она двинется дальше и все-таки попытается взять станцию… Но, патрон, я вижу, аэрокары опять готовятся к отлету; на этот раз возьмите меня с собой.

Действительно, сейсмограф сообщил, что корпус японцев находится на расстоянии двадцати пяти километров и Берк отдал распоряжение об отлете. Он разрешил Пижону поместиться в гондоле «Орла» и мы отправились.

Вскоре мы заметили японскую колонну из тридцати батальонов, двигавшуюся по степи. Мы приостановились на высоте тысячи метров. Представление не заставило себя ждать. Над головами японского отряда, на довольно значительной высоте, я заметил какие-то фантастические огни, какое-то сияние, странный, загадочный, мерцающий свет, охватывавший обширную площадь. Над этой мерцающей сферой заклубился туман, он сгущался в тучу – и вдруг из-под земли, из-под ног японской колонны донеслись глухие раскаты грома, подземные удары. Деревья и кусты зашатались, колонна остановилась, кони взвились на дыбы; люди тщетно старались сохранить равновесие; они размахивали руками, шатались, падали, цеплялись друг за друга, валились кучами… Не вот из сгустившейся над ними тучи хлынул дождь, потоки дымящейся желтоватой жидкости… Дикий вопль долетел даже на нашу высоту, тысячи людей корчились в муках, они пытались вскочить, бежать, ползти, но земля гудела и тряслась по-прежнему, не давая возможности держаться на ногах. Они задыхались – вследствие быстрого соединения азота с кислородом образовалась как бы пустота, вакуум, пространство с разряженной атмосферой – метались, извивались в судорогах… Я бросил зрительную трубу и отвернулся; более ужасного и, надо правду сказать, возмутительного зрелища я еще не видывал; даже замороженная эскадра не могла с ним равняться.

Впрочем, не вся колонна погибла. Шестнадцать батальонов оказались вне сферы огненного дождя.

– Генераторы недостаточно сильны, – проворчал Берк. – Маршал предвидел это, но не успел предупредить… Тысяч десять погибло, остальные идут к станции. Теперь они уверены, что овладеют ею.

В самом деле, шестнадцать батальонов, избежавшие гибели, шли скорым шагом к Свинцовой Горе.

– Как же их встретят? – спросил я Пижона.

– Для них приготовлена проволока, которую вы видели. Она заряжена электричеством: Эриксон нашел способ задерживать его на неизолированных проводниках. Посмотрим, что из этого выйдет.

Вскоре показались японцы. Они приостановились перед проволокой очевидно, догадываясь о ловушке. Потом осторожно двинулись вперед, остерегаясь дотрагиваться до подозрительных сетей. Вскоре проходы между проволоками были наполнены людьми. И снова загудела и затряслась земля, снова прокатились глухие подземные раскаты, люди шатались, падали, натыкались на проволоку, машинально хватались за нее – и уже не могли отстать. Токи громадного напряжения пронизывали отряд по всем направлениям, то и дело разрешаясь чудовищными искрами, солдаты валились толпами и спустя четверть часа двенадцатитысячная колонна представляла груду трупов.

– Теперь мы можем спуститься, – сказал Берк. – На сегодня операции закончены. Конечно, завтра японцы будут осторожнее, ввиду полученных уроков, но мы далеко еще не исчерпали всех наших способов защиты. Утро вечера мудренее.

На другой день мы встали поздно, около десяти часов, и начали было набрасывать отчет о вчерашних событиях, когда страшная суматоха на станции заставила нас оторваться от работы.

В чем дело? Что случилось?

Мы слышали крики:

– Убит! Зарезан! – видели толпы солдат, стремившиеся к помещению маршала.

Я и Пижон бросились туда же.

Какое зрелище! Эриксон лежал на постели бездыханный, из его обнаженной груди торчала рукоятка японского кинжала.

Труп уже окоченел; убийство, очевидно, было совершено несколько часов тому назад.

– Какой-нибудь японец уцелел от бойни – сказал Берк – и пока мы почивали на лаврах со свойственной нам беспечностью, пробрался к маршалу под покровом темноты и совершил ужасное дело. Покойный ничего не боялся, не запирал на ночь дверей своей спальни, не имел никакой охраны. Нам следовало подумать об этом раньше, мы его не уберегли…

Когда первый момент смущения и уныния миновал, генерал Страуберри обратился к офицерам:

– Господа, – сказал он с энергией, – кровь за кровь! Нам остается отомстить за покойного маршала и продолжать его дело. Господа Ронбиггер и Берк, его ближайшие помощники, возьмут на себя ведение дальнейших операций. Сегодня мы уничтожим вторую часть японской армии, которая движется на нас с запада…

Но нам готовился новый удар. Со всех постов станции стекались техники, с расстроенными, смущенными лицами. Ронбиггер и Берк, вызванные ими, вернулись к генералу, крайне встревоженные. Поговорив с ними, генерал снова обратился к офицерам, бледный и ошеломленный:

– Господа, – сказал он, – оказывается, что убийство маршала было прелюдией к целому ряду покушений. То, о котором мне сейчас сообщили, в высшей степени серьезно. Оно делает наше положение критическим. На всех постах констатировано отсутствие тока. Как вам известно, мы получаем электрическую энергию из Скалистых гор, за счет водопадов и горных потоков. Они находятся к востоку от нас, так что гарантированы от захвата неприятельской армией. Но японские лазутчики ухитрились проскользнуть в эту местность, несмотря на тщательную охрану, и перерезать провода. Японский корпус в двадцать тысяч человек недалеко, а мы лишены возможности что-либо предпринять против него. Мы не можем даже следить за его приближением, потому что наши аэрокары снабжены электрическими двигателями.

Наступило жестокое смятение. Начальники отряда собрались на военный совет, пригласив к участию инженеров. Мы дожидались решения.

– Да, всякая система имеет свои слабые стороны, – философски заметил Пижон. – Изобретательность Эриксона уничтожила двадцать тысяч японцев разом, но двое-трое японцев, не побоявшихся виселицы, обессилили все Эриксоновские изобретения… Материал для статьи о превосходстве личной храбрости над механическими способами… Ох, хорошо бы теперь сидеть в редакции.

Отряд кавалеристов был послан в разведку. Вернувшись, они сообщили, что японский корпус движется форсированным маршем на станцию. В состав его входит, кроме японцев, отряд китайцев. Через час авангард должен быть здесь.

Генерал Страуберри хотел было оказать сопротивление:

– У нас десять тысяч человек. Будем защищаться. Один против двоих – это еще сносно…

– Но у нас нет артиллерии – заметил кто-то из офицеров. – Что же мы сделаем без нее? Нас уничтожат, не допустив до боя. К тому же, наши солдаты – это электротехники-рабочие, не привычные к бою… Сопротивление немыслимо при таких условиях.

Генералу пришлось согласиться со справедливостью этого замечания. Решено было отступать.

Тело Эриксона, завернутое в звездное знамя, поместили в гондолу. Почти весь запас электричества в аккумуляторах был истрачен на вчерашние действия. Нашлась небольшая батарея, которую приспособили к двигателю «Орла». За счет этого запаса он мог долететь до станции Сан-Луи. Тело сопровождали Ронбиггер и Берк, к которым присоединился Том Дэвис.

Я и Пижон остались с отрядом. Переход до станции Туксон предстояло сделать пешком; оттуда – продолжать отступление по железной дороге. Отряд кавалеристов прикрывал пехоту. Я сел на лошадь. Пижону пришлось взобраться на мула, так как лошади для него не нашлось.

– Теперь мы с вами точно Дон Кихот и Санчо Панса, патрон, – заметил он унылым тоном. – Только воевать-то приходится не с овцами и ветряными мельницами… А! Какова перемена декораций! Нет, вы полюбуйтесь на моего буцефала. Как вам нравится это четвероногое? Каково это – после всех чудес науки и техники путешествовать таким библейским способом!..

Мы приближались к Туксону, где поезда были заготовлены в достаточном количестве на случай какой-либо неудачи. Теперь это оказывалось очень кстати.

Внезапно позади нас послышались крики. Я повернулся. Вдали показался отряд неприятельской конницы – по-видимому, китайцев – мчавшейся на нас.

Генерал Страуберри остановил свой отряд и скомандовал в атаку. Я не счел нужным принимать в ней участие, тем более, что Пижон на своем муле не мог сопровождать меня. Мы остались вдвоем между отрядом кавалеристов и пехотой, теснившейся на дебаркадер.

Правду сказать, мы представляли довольно нелепую группу на этом открытом поле. Первым сообразил это Пижон.

– Поплетемся-ка и мы на станцию, патрон – сказал он. – По правде говоря, весь мой геройский дух выветрился, и я бы с наслаждением задал стрекача…

– В самом деле, что нам тут торчать, – ответил я. – Едем…

Но в эту минуту дикие крики раздались вправо от нас. Двое китайских кавалеристов, отделившиеся от отряда, с которым бились наши, летели на нас во весь опор.

У нас были револьверы, но у наших противников – ружья, и я видел, как они целились в нас.

Моим первым движением было ускакать, но Пижон? Упрямый мул трусил легкой рысцой и никакие усилия моего злополучного товарища не могли заставить его двинуться быстрее.

– На землю, Пижон! – крикнул я. – Укроемся за животными…

Мы соскочили наземь и, поставив рядом мула и коня, укрылись за ними. Китайцы мчались, стреляя на скаку. Мы отстреливались из револьверов, придерживая животных под уздцы свободной рукой. Ни китайские, ни наши пули не попадали в цель. Только когда они были уже близко, их выстрелы сделались удачнее, наша лошадь и мул, пронизанные пулями, повалились на землю. Мы прилегли за ними; китайцы спешились, чтоб лучше прицелится, мы выстрелили разом; один из них упал.

– Ага! Это моя пуля! – воскликнул я с гордостью.

– Ну, нет, патрон, – возразил Пижон, целясь в другого китайца – это я его уложил…

Он выстрелил. Второй китаец грохнулся на землю.

– Браво! – крикнул я. – Ну, первого вы уступите мне.

– С удовольствием, патрон! Пусть читатели «2000 года» думают, что мы вдвоем расправились с отрядом китайцев…

Увы, до «2000 года» было еще далеко. Мы не могли овладеть лошадьми «отряда», так как, испуганные выстрелами, быть может – задетые пулями, они умчались прочь. Поэтому мы пустились на станцию пешком. Но вскоре нас догнали наши всадники, возвращавшиеся из схватки. Они мчались, как сумасшедшие, иные кричали нам на ходу:

– Торопитесь! Целый полк за нами…

– Где генерал? – крикнул я.

– Убит.

Мы оглянулись. Вдали виднелась неприятельская конница.

– Возьмите нас с собой, – крикнули мы. – Наши лошади убиты…

Мне показалось, что последняя группа всадников останавливается, чтобы исполнить нашу просьбу. Но тут случилось нечто странное. Трое или четверо всадников вместе с лошадьми грохнулись наземь, пораженные каким-то невидимым оружием. Я поднял глаза к небу. Над нами, метрах в пятидесяти, вился японский аэрокар. Оставшиеся в живых всадники, бешено шпоря лошадей, унеслись как ветер. Мы стояли беспомощные, оцепенев от ужаса. В одно мгновение гондола аэрокара очутилась подле нас, сильные руки схватили меня и Пижона, подняли, перевернули, бросили на дно гондолы – и аэрокар взвился в высоту перед носом у китайского отряда.