Текст книги "Адская война"

IX. ПОЕДИНОК В ВОЗДУХЕ

Атака «Сириуса». Расстройство союзного флота. Состязание на высоту подъема. Балласт Джима Кеога. «Банзай!» Последняя схватка. Гибель бандита. Его последний выстрел.

Мы понимали, что американец не замедлит вернуться и что именно в этой фазе боя он рассчитывает сыграть главную роль. Я сказал японцам, чтобы они постарались не упустить случая схватиться с ним, хотя и не мог себе представить, как это осуществить при его быстроте.

Немецкая колонна продолжала наступление и уже достигла области пожара. Если сопротивление на суше останется таким же вялым, то скоро она очутится в сердце Лондона, в Уайтчепеле.

Наконец, мы заметили движущуюся в направлении Виктория-Парка колонну пехоты в красных куртках, спешившей навстречу неприятелю. Она была по крайней мере вдвое меньше немецкой, зато англичане находились у себя дома; конечно, они постоят за родные очаги при поддержке населения. Флотилия миноносцев столпилась у Лондонской Башни и высаживала на берег свой экипаж и орудия. Соединенный флот продолжал забрасывать немцев бомбами, вырывавшими сотни людей из их рядов…

Но вот снова, откуда-то из небесных бездн, появился «Сириус», ринулся на нашу флотилию, описал огромный круг и, приостановившись над линией крупнейших наших аэрокаров, выпустил в них целый каскад бомб. Одна за другой лопнули оболочки четырех гигантов – и газ воспламенился. Мы не видели их названий: мы наблюдали только ужасное падение людей на крыши домов, на улицу, на деревья, на штыки прусского арьергарда.

Мы видели также сигналы «Генерала Менье», флагманского аэрокара. Троарек убедился, наконец, в превосходстве этого нового противника и отдал приказ бросить наступающую колонну и гнаться за американцем. Выпустив четыре бомбы, тот умчался на высоту.

Я задыхался от бессильной злобы. Желтые лица японцев еще более пожелтели, глаза их горели…

– Надо во что бы то ни стало уничтожить этого разбойника, – сказал капитан Мурата. – Иначе он уничтожит всю вашу эскадру…

Теперь тактика переменилась. Предоставив английскому отряду, при помощи команды миноносцев и аэрокаров сэра Бернсайда, бороться с наступающими немцами, аэрадмирал Троарек дал сигнал французской эскадре рассеяться на большом пространстве. Теперь каждый аэрокар должен был действовать отдельно и вся эта масса судов имела целью борьбу с Кеогом; стая львов против одного комара!

В общем, все поднимались выше и выше, так как борьба с Кеогом должна была, в сущности, свестись к состязанию на высоту полета. Мы держались приблизительно на высоте тысячи метров выше огромной массы судов. «Южный» поднимался легко и плавно, простым движением руля высоты; не прибегая к балласту, который уже приходилось выбрасывать судам Троарека. На высоте около трех тысяч метров мастодонтам Рапо было уже трудно маневрировать.

Снова из-за туч вынырнул «Сириус». На этот раз он устремился на флагманский аэрокар «Генерал Менье», находившийся довольно близко от нас, и пустил две гранаты.

Оболочка лопнула и, хотя газ не воспламенился, адмиральский аэрокар начал падать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Несмотря на все усилия экипажа замедлить падение, выбрасывая балласт, гибель его была неизбежна.

Но «Генерал Менье» был не единственной жертвой нового появления «Сириуса».

С невообразимой быстротой он кидался на другие аэрокары, тщетно стремившиеся перегнать его, и в самое короткое время несколько огромных судов последовали за флагманом, взорванные гранатами.

Такой результат не мог не деморализовать флот. Рассеявшись на огромном пространстве, аэрокары делали круги, поднимались, опускались, бесцельно и бессмысленно маневрируя, видимо, не зная, что делать, что предпринять в борьбе с этим неуловимым противником…

Что же делать? Отступить? Бежать? Все, кроме этого! Бежать огромному флоту, «непобедимой армаде», только что перебившей втрое большую эскадру германских судов – от одного крошечного суденышка, на позор и смех грядущим поколениям! Стать притчей во языцех, героями рассказов о том, как один американский бандит обратил в бегство целую армию французов! Нет, конечно, об этом никто не думал. Но по движениям наших аэрокаров видно было, что их экипажами овладевает фаталистическое уныние, что они не надеются на победу и ждут неизбежной гибели…

Я взглянул на капитана Мурату. Не сводя глаз с «Сириуса», он упорно направлял «Южный» к нему и вверх, отдавая какие-то приказания японцам на их языке. Мотоми оставался у мотора, остальные трое поместились у борта, держа наготове автоматические скорострельные ружья. Мы с Марселем тоже присоединились к ним.

Мы были уже на высоте 4000 метров с лишком. «Сириус» носился под нами, значительно ниже, преследуя аэрокары. Вдруг он направился к нам. Очевидно, Кеог заметил наш аэрокар и решил отделаться от него.

– Внимание! – крикнул Мурата.

В ту же минуту «Южный» с изумительной быстротой и легкостью взлетел на тысячу метров.

Без сомнения Кеог удивился, видя нас на такой высоте, так как «Сириус» также быстро поднялся. Теперь он был на одном уровне с нами и так близко, что мы видели, как из отверстий на нижней стороне сыпался песок.

– А! А! – весело заметил Мурата, – значит, и вам приходится прибегать к балласту, почтеннейший!

Без сомнения, Кеог прочел имя аэрокара и рассмотрел его экипаж. Еще мешок балласта, – и он перегнал нас, крикнув в рупор:

– Come up, laps, come up, monkeys![4]4
  Вверх, япошки, вверх, обезьяны!


[Закрыть]

Вероятно, он не ожидал нашего ответа – залпа пяти ружей.

Ура! Очевидно, хоть одна пуля попала в отдушину для высыпания балласта, потому что «Сириус» сделал резкое, неправильное движение. Видимо, зверь был ранен.

Не слишком тяжело, так как он продолжал подниматься, но достаточно, чтобы вызвать со стороны экипажа «Южного» дружный крик:

– Ура! – французов, и – Банзай! – японцев. Мы также поднимались, не спуская глаз с нашего противника.

На высоте 5300 метров мы попали в слой облаков, несшихся с востока. Еще сотня метров, и мы снова плыли в чистой лазури, куда девался Кеог? Мы тщетно искали его глазами.

– Ничего не видно, – сказал Марсель. – Наш молодец остался внизу.

– Добрый знак, – подхватил Вами. – Пуля, видно, попортила ему внутренности. Я уверен, что это моя.

Но в ту же минуту остальной экипаж испустил крик. Прежде, чем я сообразил, в чем дело, несколько пуль пробило нашу гондолу. Вынырнув неподалеку от нас из облаков, Кеог дал залп по «Южному». К счастью, его пули не причинили нам большого вреда. Оболочка аэрокара не была задета. Разумеется, мы не преминули ответить на этот салют. Но «Сириус» уже удалился по направлению к югу. Как видно, американец отказался от надежды одолеть нас, поднявшись выше и пустив бомбу. Он бежал… При его быстроте нам, конечно, за ним не угнаться! Однако нам казалось, что он движется гораздо медленнее, чем раньше.

– Попробуем догнать! – сказал Мурата. «Южный» пустился вслед за американцем, развивая всю свою быстроту.

Несколько минут прошло в напряженном ожидании. Не было сомнения, что мы догоняем его. Черное пятно росло заметно.

– Через пять минут догоним, – сказал Мурата, И схватив рупор, крикнул на английском языке:

– Спасайся, Америка! Япошки близко!

Устыдился ли Кеог или его бегство было только притворным, но мы заметили, что он переменил направление и полетел к нам. На расстоянии двухсот метров от «Сириуса» Мурата приказал японцам выбрасывать балласт; на этой высоте подъемный руль уже не действовал. Мы стали забираться вверх, но и из «Сириуса» посыпались каскады песка. Кеог тоже поднимался, хотя не так быстро, как мы. Очевидно, пуля попортила ему двигатель.

Обе машины продолжали подниматься на расстоянии двухсот метров одна от другой. Орудия Кеога могли действовать только сверху вниз: наши ручные гранаты вряд ли бы справились с его неуязвимой оболочкой. Во всяком случае, благоразумие требовало бросить их сверху в отверстие в корпусе «Сириуса».

Состязание продолжалось. Мы достигли уже почти 6000 метров высоты.

– Как подумаешь, отчего иной раз могут зависеть судьбы народов! – сказал я Марселю. – Теперь наша флотилия, видя, что «Сириус» и «Южный» унеслись в пространство, не станет, конечно, дожидаться исхода нашего поединка, а возобновит прерванное сражение с немцами – и плохо им придется! Их дерзкая попытка не удастся, – а кто этому причиной? «Южный», аэрокар «2000 года». Что сказал бы ваш тесть, если бы знал об этом?

– Мы телефонируем ему по окончании! – шутливо ответил молодой человек.

– Американец отстает. У него нет балласта! – воскликнул Мурата со злобной радостью.

Действительно, «Сириус», до сих пор державшийся почти на одной высоте с нами, начал заметно отставать.

А у нас еще десять мешков песка. Стало быть, победа наша.

– Смотрите, у него открывается брюхо! – крикнул один японец.

Открывается брюхо? Что это значит?

Действительно, подъемная дверь в нижней части «Сириуса» открылась, и мы стали свидетелями чудовищного преступления, драмы, от которой поднялись бы дыбом волосы на головах, менее освоившихся с ужасами, чем наши, в течение двух последних недель.

Знакомая мне сеть вылетела из отверстия; за ее петли судорожно цеплялся человек – негр, которого я видел, когда был в плену у Кеога.

Что же это такое? Зачем его выбрасывают на высоте 5900 метров?

Ни я, ни Марсель не решались понять, в чем дело. Но капитан Мурата мигом сообразил:

– Балласт! Приготовьте балласт! – крикнул он японцам.

Негр висел на сетке, цепляясь за нее с энергией отчаяния. Но он недолго оставался в этом положении. Раздался револьверный выстрел и несчастный, пораженный пулей Кеога, с головокружительной быстротой полетел в бездну, вертясь и кувыркаясь в воздухе.

Чтоб облегчить «Сириус», янки употребил очень простое средство: выбросил вместо балласта негра.

Облегченный на сотню килограммов, «Сириус» взвился.

Я и Марсель, ошеломленные, не могли отвести глаз от тела, пока оно не исчезло в бездне.

Но японцы не теряли времени. Десять мешков балласта разом полетели за борт и «Южный» помчался ввысь за своим противником.

Мы поднялись на 6300 метров. «Сириус» был немного выше.

– Еще сотню метров, – сказал я Мурате, – и мы обгоним его.

– Да, сотню метров, – отвечал он. – Но мы ее не сделаем. Балласта больше нет.

– Черт возьми, мы должны, однако, разделаться с этим негодяем! – сказал Марсель.

– Еще бы, не для того же мы залетели на 6300 метров высоты, чтоб спуститься ни с чем… Да к тому же, если мы не разделаемся с ним, то он разделается с нами. Кажется, он направляется к нам…

Во время подъема расстояние между нами и «Сириусом» увеличилось до пятисот метров. Но теперь он приближался к нам. Очевидно, Кеог рассчитывал воспользоваться своим положением и пустить в нас гранату.

– Бросайте кресла и ненужные вещи, – крикнул я. Вещи полетели за борт.

– Не поздоровится тому, кому они шлепнутся на голову – заметил я. – Ну, может быть как раз в немцев угодим…

«Южный» поднялся еще на восемьдесят метров и почти поравнялся с «Сириусом».

– Еще метров на десять – и будет достаточно! – сказал я.

– Да, – отвечал Мурата, – но мы остановились, а выбрасывать больше нечего. Он выше нас на десять метров; этого достаточно, чтобы, ставши над нами, пустить в нас бомбу.

Он был прав. И, несомненно, «Сириус» направлялся, к нам с этой целью.

Мурата взглянул на своих и что-то сказал по-японски. Все четверо вскочили и протянули руки, как будто просили о чем то.

Затем произошла сцена, которая в первую минуту показалась мне до того невероятной, такой дьявольской, что я готов был приписать ее галлюцинации.

Капитан Мурата еще раз взглянул на приближающегося врага, затем окинул взглядом гондолу. Марсель, сидевший на небольшом ящике с консервами, встал и взялся за ящик.

– Этого будет мало, – сказал Мурата, как бы отвечая на его взгляд и, повернувшись к своим товарищам, произнес:

– Сикава!

В одном мгновение японец кинулся на край гондолы, взмахнул фуражкой и с криком «Банзай», повторенным его товарищами, исчез за бортом…

«Южный» сделал огромный прыжок вверх, оставив Кеога далеко внизу. Марсель был бледен, как полотно. Вероятно, и я тоже; по крайней мере, на минуту волнение захватило мне дух. Мы оба уставились на японцев, которые, как ни в чем не бывало, продолжали возиться с аппаратами, точно героический подвиг самоотвержения представлял самую обыкновенную вещь.

Наконец, я опомнился. Счетчик барографа показывал высоту в 7000 метров. «Сириус» был гораздо ниже нас. Теперь он в наших руках.

– Внимание! – крикнул Мурата. – Кеог на триста метров ниже нас. Через несколько минут мы станем над ним. Но следует податься вниз, иначе наши гранаты могут пролететь мимо. Мотоми, попробуй, не спустимся ли мы без потери газа.

Оказалось, что аппарат, не действовавший при направлении вверх, мог еще служить для спуска. Мы стали медленно опускаться, приближаясь к «Сириусу».

– Готовьте гранаты! – крикнул капитан. Вами и Нарабо схватили по гранате, я и Марсель сделали то же. Мы разместились по двое по обеим сторонам гондолы. Нужно было сделать еще сотню метров, чтобы стать на одной вертикальной линии с «Сириусом».

Но в эту минуту до нас долетел слабый, сухой звук револьверного выстрела, другой, третий…

– Что это? Они там дерутся внутри! – воскликнул Вами.

– Сколько их там? – спросил меня Мурата.

– Трое. Механик, сам Кеог и еще один служитель.

– Я этого и боялся.

– Чего?

– Посмотрите…

В самом деле мы снова увидели возмутительную сцену. Откидная дверь открылась вторично и мертвое тело, выброшенное из неё, полетело вниз. Я узнал его по одежде. Очевидно, Кеог и его механик убили служителя, чтобы облегчить шар.

«Сириус» снова, как птица, взвился в высоту, далеко оставив нас под собою.

И снова Мурата обратился к своим японцам:

– Нарабо!

Ни минуты не колеблясь, Нарабо ринулся за своим предшественником.

Но это было еще не все. «Южный» быстро взлетел на высоту 7500 метров.

– Вон он! Мы обгоняем его! – воскликнул я.

– Нет, – отвечал Мурата после некоторого молчания. – Его груз был тяжелее. Он остается выше нас метров на двести. Но у нас все-таки большое преимущество.

– Какое же?

– Ни он, ни механик, конечно, не захотят выскакивать. А выбросить им больше ничего не найдется. У них нет ни одного человека.

– А у нас?..

– А у нас… у нас еще найдется…

Сказав несколько слов, он обратился к Марселю:

– Г. Дюшмен вы, кажется, умеете управлять мотором?

– Да, это дело мне знакомое.

– Попробуйте же заменить нашего Мотоми. Марсель взялся за мотор. Сразу видно было, что он легко справляется с делом. Между тем Мотоми остановился на краю гондолы.

– Почему вы оставили мотор? – спросил я.

– Чтобы быть готовым отправиться своевременно. Мы приближаемся к «Сириусу». Он на двести метров выше нас. Когда наступит момент, капитан скажет мне…

– Да куда отправиться? – спросил я, догадываясь и в то же время не веря.

– Туда… вниз!

– Неужели вы сделаете это?

– Конечно… Ведь мое отечество в войне с Америкой и Германией. Я жалею, что не мне первому досталось. Но Сикава и Нарабо старше меня; я должен был уступить.

– А Вами?

– Вами младший. Он пойдет последним. Теперь моя оче…

– Мотоми! – крикнул капитан.

– Банзай! – было ответом…

Мы снова господствовали над Кеогом. Отметчик показывал 7400 метров. «Сириус» тяжело двигался на двести метров под нами.

Не схватятся ли теперь Кеог с механиком и тот, кто одолеет, выбросит побежденного? Но нет, одному невозможно управлять шаром и действовать орудием. Им остается одно: открыть все каналы и спускаться вниз… правда, это слабая надежда на спасение. Сверху «Южный» внизу – внизу, конечно, с Кеогом поступят как с бандитом, а не как с воюющей стороной…

– Опять там дерутся! – крикнул Вами, В самом деле, из «Сириуса» доносились револьверные выстрелы. Негодяи бились за верный шанс спасения; облегченный еще на одного человека, «Сириус», без сомнения, ушел бы от нас.

Но было уже поздно. Наступил наконец час расплаты. Мы были на одной линии с «Сириусом», на высоте около сотни метров от него. Широкое, в метр, отверстие на верхней стороне шара ожидало наших страшных гранат.

– Внимание! – крикнул Мурата. – Я спущусь еще на пятьдесят метров. Через полминуты…

Я стал лихорадочно отсчитывать до тридцати.

– Бросаем! – крикнул мне Вами, поднимая гранату.

– А, Джим Кеог! Наконец-то я сведу с тобой счеты!

Моя граната – именно моя, потому что Вами промахнулся – влетела в углубление «Сириуса». Последовал страшный взрыв. «Черепаха» мгновенно разлетелась в мелкие дребезги. Осколки долетели до нас, на высоту пятидесяти метров. «Южный» быстро подался в сторону. Передо мной мелькнуло искаженное – не страхом, а бешенством – лицо Кеога. Он успел еще схватить и разрядить в нас скорострельное ружье. Секунду спустя пылающая гондола «Сириуса» была уже далеко внизу.

Победа! Триумф!

Но что такое с Марселем? Он лежал на дне гондолы, раскинув руки. И капитан Мурата не шевелился, уткнувшись лицом в дно.

– Мотор не действует! Резервуар пробит! – крикнул Вами. Да, Джим Кеог сумел послать парфянскую стрелу. Кажется, ни одна его пуля не пропала даром. Две поразили наших товарищей, третья пробила резервуар мотора, испортив его непоправимо. Наш аэрокар стал неуправляемым. Он превратился в такую же игрушку ветра, как сферические шары прежних времен.

X. БОРЬБА СО СМЕРТЬЮ

Беспомощное положение. Предложение Вами. На Северном полюсе. Медведи. Смерть капитана Мурата. Кошмар. Солнце. Брошенное судно. Последние минуты «Южного». Встреча с американским крейсером. В плену. «Притворитесь сумасшедшим».

Надо было спускаться как можно скорее, иначе ветер, дувший с востока, занес бы нас в Атлантический океан. Притом нужно было подать помощь нашим товарищам. Они лежали без чувств, но, как мне казалось, были еще живы.

– Откройте клапан, Вами! – сказал я. – Живее!

Но и здесь нас ожидало разочарование. Одна из пуль Кеога перерезала веревку клапана и он оказался недоступным для нас. Между тем ветер крепчал, превращаясь в настоящий ураган.

Мы решились сделать разрыв оболочки. Веревка разрывного приспособления, к счастью, осталась нетронутой. Но тщетно мы дергали ее изо всех сил – она не действовала, Приспособление испортилось и все наши усилия оставались бесплодными.

Положение было отчаянное. Мы не могли спуститься, а ветер неумолимо мчал нас в море. Мне пришло было в голову выстрелить в оболочку, чтобы пробить ее пулями – но к чему? Автоматические закупориватели, оказавшие нам такую услугу под Мезьером оказали бы ее и здесь.

Можно было распороть ее ножом, но ни я, ни Вами не могли добраться до оболочки.

Приходилось убедиться, что мы совершенно беспомощны. Гибель казалась неотвратимой.

Вами, до сих пор метавшийся в лихорадочном возбуждении, вдруг как-то странно и неожиданно для нас успокоился.

– Сударь, – сказал он очень серьезно, – нам больше нечего делать. Может быть, вы желаете умереть?

– Э, нет, милейший, – ответил я. – А отчет в «2000 год?»… Придет смерть, постараемся встретить ее, как подобает мужчинам, но торопиться к ней на встречу?.. Нет, наши европейские идеи о самоубийстве не сходятся с вашими. Что сказал бы патрон, если б узнал, что я покончил с собой, когда еще не была потеряна надежда спуститься и написать статью о расправе с Джимом Кеогом? А разве с нами не могут случиться новые приключения, сообщение о которых составит гвоздь номера? Хорош журналист, который добровольно отказывается от такого материала. Вы тоже обязаны сообщить своему правительству о геройских подвигах ваших товарищей. Нет, Вами, не будем искать смерти, постараемся жить и делать свое дело!

Не знаю, убедился ли Вами моими аргументами, но он пробормотал:

– Вы начальник, я обязан вам повиноваться. Мы еще раз осмотрели тела наших товарищей. Капитан Мурата был тяжело ранен. Пуля пробила ему верхнюю челюсть между правым глазом и ртом; рана была смертельная.

Но Марсель, к моему изумлению и радости, был, по-видимому, невредим. Я не мог найти на его теле никаких признаков раны. Я пытался привести его в чувство, вложил ему в рот таблетку концентрированного коньяка, растирал грудь… Наконец, мои старания увенчались успехом. Он вздохнул и открыл глаза.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

– Ничего… В голове шумит, мысли путаются… Я не ранен?

– Кажется, нет. Я не мог найти раны. Чувствуете вы боль в каком-нибудь месте?

– Ни малейшей… нигде… Теперь припоминаю, я был поражен точно электрическим разрядом. Что-то блеснуло, как молния… страшное сотрясение… и я потерял сознание.

Я вспомнил о странных, напоминавших молнию, лучах вылетавших порою из «Сириуса». Положительно, бандит изобрел какой-то новый способ приложения электрической энергии. А, впрочем, черт с ним и с его изобретениями! Благо счеты сведены.

– Где мы? – спросил Марсель. – Я не слышу мотора…

– Увы, друг мой, и не услышите. Мы теперь без мотора, без рулей, без пропеллера, и несемся первобытнейшим способом по ветру куда-то на край света. Проклятый бандит послал нам напоследок гостинец… Мотор испорчен непоправимо… И вдобавок капитан Мурата смертельно ранен.

Потянулись тоскливые часы. Ветер переменился и мчал нас к северу с быстротою сотни километров в час. Было холодно; мы завернулись в одеяла и сидели молча на дне гондолы. Под нами клубились облака, нельзя было ничего разобрать. Вами накрыл одеялами капитана и ухаживал за ним, как умел. Время от времени Мурата приходил в себя, но большей частью лежал в забытьи.

Я думал об этой идиотской – другого эпитета я не мог подобрать – войне. Пятнадцать дней – а сколько жертв! Все наполеоновские кампании вместе взятые вряд ли загубили столько душ, сколько погибло их за эти две недели. Зачем, собственно, понадобилась эта бойня?

Потом мысли мои обратились к нашей участи. Мы несемся на север: где же конец нашему странствию – в водах Атлантического океана или во льдах полярной области?

Изредка мы обменивались мыслями с Марселем, неизменно начиная каждый раз со слова: «Предположим… Предполагался благополучный спуск в норвежском фиорде, где рыбаки помогут нам выбраться из затруднения, или в море близ случайно подвернувшегося парохода, который пошлет шлюпку нам на помощь, и т. п. Но эти приятные перспективы плохо утешали. Ветер выл в снастях, холод забирался под одеяла, порою мокрый, ледяной туман охватывал нас своими липкими лапами. День клонился к вечеру.

Стемнело, наступила ночь. Утомление взяло верх над тревогой и мало помалу мы забылись сном.

Когда мы проснулись, было уже светло. Моя борода примерзла к одеялу. Мы были засыпаны снегом. Зрелище, представшее перед нашими взорами, окончательно разбудило нас.

Мы находились на высоте не более пятидесяти метров над землей. Безотрадная полярная пустыня простиралась под нами всюду, куда хватал взгляд. Унылые снежные поля, бесконечные ряды исковерканных льдин, мертвая тишина, никаких признаков живого существа. Где мы находились? В северной Норвегии, над Шпицбергеном? Над Землей Франца Иосифа? Марсель, плававший в северных морях, утверждал, что мы летим над морем, одетым льдами. Но мы не могли ориентироваться, так как инструменты были выброшены во время состязания на высоту с «Сириусом». Направление полета оставалось прежнее – прямо на север.

Мы заметили, что шар продолжает спускаться, и постарались его облегчить, выбрасывая части мотора и других приспособлений, ставших ненужными для нас. Спуститься здесь означало бы неотвратимую гибель.

Из вещей мы оставили только ящик с «бертлотками» – концентрированными съестными припасами – и несколько одеял. Все остальное было постепенно выброшено, даже бомбы, ружья, револьверы… «Южный» взвивался в высоту, но мало помалу упорно опускался к земле. Так прошло несколько часов. Ветер упал, мы летели не быстро. Первоначально немые и безжизненные, снежные поля оживились. Мы видели северных оленей, стаи бакланов, пингвинов,[5]5
  Ошибка автора или переводчика; в полярных областях северного полушария пингвины не водятся (Прим. составителя.).


[Закрыть] гаг. Потом показались медведи.

Часы шли за часами; мы сидели молча, предаваясь безотрадным думам. Капитан Мурата был еще жив и в сознании; иногда он разговаривал по-японски с Вами.

Между тем развязка приближалась. «Южный» снова опускался к земле и мы не могли облегчить его. Все было выброшено. Оставались одеяла – но мы замерзнем, если их выбросим! Ящик с «бертлотками» – но с потерей его нам грозила неминуемая голодная смерть! Правда, мы попали в область, обильную зверем: моржи, олени, медведи то и дело попадались целыми стаями и группами. Но у нас нет оружия! Все наши боевые запасы были выброшены, чтобы облегчить аэрокар. При таких условиях не животные послужили бы нам пищей, а мы достались бы на обед медведям, которые уже заметили нас и обнаруживали недвусмысленные поползновения познакомиться с нами поближе. Когда «Южный» медленно скользил над ледяным утесом почти касаясь его поверхности, огромный медведь, быстро взобравшийся на скалу, едва не бросился к нам в гондолу. Я швырнул в него тяжелым компасом – последним инструментом, который мы еще не решались выбросить; аэрокар поднялся метра на два, а изумленный зверь немедленно принялся за исследование незнакомого предмета.

Вдруг Вами окликнул нас:

– Господа, капитан желает вас видеть. Он хочет поговорить с вами обоими.

Мы подползли к куче одеял, под которыми лежал умирающий.

Он с трудом проговорил по-английски:

– Вами говорит, что мы опускаемся. Это гибель для всех. У вас нет балласта… Мое тело заменит его. Со мной покончено; немного раньше, немного позже – неважно… Сбросьте меня вниз; «Южный» поднимется и, может быть, найдет благоприятное воздушное течение… Сбросьте. Я требую этого.

– Никогда! – воскликнул Марсель.

– Невозможно! – подхватил я. – Нет, капитан Мурата, пока вы живы, вы останетесь с нами. Если смерть неизбежна, умрем вместе, но купить спасение ценой…

Я не успел договорить. Мурата улыбнулся и что-то сказал Вами. Японец молча засунул руку за пазуху, вытащил облатку и положил ее в рот капитану. Он вытянулся, дрогнул; желтое лицо его приняло мертвенный оттенок – и спустя секунду перед нами лежал труп. По японскому обычаю, отважный капитан принял яд ввиду неизбежной смерти.

Минут пять мы сидели молча перед бездыханным телом, дрожа от холода с полными слез глазами.

– Господа, помогите мне! – сказал Вами. – Я один не справлюсь с телом.

Я все-таки хотел протестовать, но Марсель перебил меня:

– Пусть же, по крайней мере, жертва нашего товарища не пропадет даром, – сказал он.

Спустя несколько минут тело капитана Мурата полетело за борт, а «Южный», сделав огромный скачек, поднялся высоко над ледяными полями.

Мы были спасены – вернее сказать, наша гибель была отсрочена на несколько часов. Короткий полярный день давно кончился, вокруг нас царил сказочный полумрак северной ночи. Мы лежали, зарывшись под одеялами, в полудремоте, полубреду. Меня преследовала галлюцинация – я видел тело нашего товарища на льдине, пожираемое медведями, дерущимися из-за его останков, при фантастическом освещении полярного сияния. Я видел Вами, Марселя, наконец, себя самого в том же положении. Галлюцинация принимала силу действительности – я слышал ворчание зверей, видел их оскаленные белые зубы, ощущал на своей щеке жаркое дыхание… Я схватывался, приподнимался – наваждение исчезало; но когда я опускал голову, кошмар снова возобновлялся и картины, одна другой нелепее, теснились в возбужденном мозгу.

Кошмар сменялся тяжелым забытьем, которое снова нарушалось галлюцинациями. Порою мы приходили в себя все трое, поднимались, старались осмыслить свое положение. В один из таких промежутков Марсель обратил наше внимание на полярную звезду – она стояла вертикально над нашими головами, Мы были на полюсе! Мои грезы приняли новое направление; проснулся журналист, я видел редакцию «2000 года», товарищей по перу, патрона. Он смотрел на меня с грустной укоризной, покачивал головой и говорил: «Такой материал, такой богатый материал для сенсационных статей – а вы погибаете!» Но из-за его плеча высовывалась морда белого медведя, зверь скалил зубы и, уставившись на меня пламенными глазами, рычал: «Какой тираж?»

Из этого состояния летаргии, нарушаемой тяжелыми кошмарами и галлюцинациями, нас вывели животворные лучи солнца. Мы были так угнетены и пришиблены, что не заметили, как миновала полярная тьма, как зловещая игра северного сияния уступила место отрадному свету дня. Только когда лучезарное светило поднялось уже высоко на небе, я, пригретый под своими одеялами, не понимая, откуда это ощущение тепла, выкарабкался из-под них и в первую минуту с ужасом подумал, что лишился рассудка. Солнце сияло на лазурном небе, обдавая нас волнами света, под нами расстилалось, сверкая и шумя тысячами красок, безбрежное, свободное от льда, море.

– Марсель! Вами! – заорал я, убедившись, наконец, что это не сон, не бред, а подлинная действительность. – Проснитесь! Вставайте! Солнце, день, лето… вставайте же!

Мне пришлось растолкать их: на мгновение у меня похолодело сердце – живы ли они? Но они были живы и, очнувшись от летаргии, одурели от радости так же, как я. Мы кричали «ура», «банзай», и готовы были пуститься в пляс на дне нашей гондолы. В первые минуты мы совсем забыли, что положение наше в, сущности не лучше прежнего, так обрадовали нас тепло и свет.

Марсель хотел было выбросить одеяла, чтобы облегчить шар, летевший довольно низко над морем, но я запротестовал:

– Нет, нет! Как знать? Предположите, что мы попадем в новое течение, которое увлечет нас…

– Обратно на полюс! Ну нет, слуга покорный! Я скорее соглашусь попасть в Сахару…

Однако вскоре мы убедились, что положение наше не слишком отрадное. Шар потихоньку опускался, метра на два в час. Впрочем, мы не унывали…

– Перед нами довольно времени – заметил я. – Не одни же акулы плавают в этом море (одна из этих хищниц показалась на поверхности неподалеку от нас), – ходят здесь и суда. Попадется какое-нибудь навстречу…

Опять потянулись долгие и томительные часы. Наше веселье мало помалу угасло. Солнце начало клониться к закату, наступал вечер, а перед нами по-прежнему расстилалась пустынная, безмолвная гладь.

Вдруг Вами крикнул:

– Судно на юге!

– Где? Где?

Мы кинулись к борту Действительно, вдали виднелось парусное судно.

– На нашем пути, – сказал Марсель. – Лишь бы ветер не переменился. Выкинем сигнал.

Флаги – французский, английский и японский – лежали на дне гондолы. Их мы не выбрасывали, так как ничтожный вес их немного прибавлял тяжести, а остаться без флагов было нежелательно.

Спустя несколько мгновений флаги вились по ветру за бортом «Южного».

Расстояние между нами и судном быстро уменьшалось, Вскоре оно сократилось до полумили.

– Лесоторговец, – заметил Марсель. – Трехмачтовый норвежский бриг. Как он странно движется… Что такое?.. Ах, бедняги, они потерпели аварию! Судно почти разбито. Плывут все-таки… Сейчас мы заговорим с ними.