Текст книги "Адская война"

XII. ОПАСНОЕ ПЛАВАНИЕ

Встреча с американским крейсером. Обыск. Наше убежище. Взрыв «Оклахомы». Блуждающие торпеды. Бунт экипажа. Запоздалая помощь. Странный пловец. Прибытие в Нассау. Встреча с Томом Дэвисом. Отплытие «Кракатау». Новая экспедиция.

Около восьми часов нас разбудил пушечный выстрел, от которого наша каюта заходила ходуном.

– Видно, на море не применяют беззвучных орудий? – спросил я Марселя.

– Нет, – ответил он зевая. – Впрочем, это сигнал… Не нам ли?

В ту же минуту Пижон ворвался в каюту.

– Вставайте, – крикнул он – торопитесь! Американский крейсер. Выстрел – сигнал остановиться! Будут осматривать судно!

Мы поспешно оделись, обмениваясь мыслями по поводу этого приключения. Может быть, это просто осмотр встречного судна с целью убедиться в его подлинной нейтральности и отсутствии на нем военного груза; в таком случае нам не грозило никакой опасности. Но могло быть и нечто худшее: появление и отплытие «Кракатау», вероятно, не осталось без внимания и наши преследователи могли связать с ним наше исчезновение и уведомить по беспроволочному телеграфу суда, крейсирующие близ американских берегов. В таком случае сообщены, конечно, и наши приметы. Нас найдут, заберут, предадут военному суду…

– И расстреляют, патрон, – закончил мой помощник. – А потому торопитесь – от крейсера уже отвалила шлюпка – идите за мной, а я вас закупорю так, что никакая ищейка не заподозрит вашего присутствия.

Оказалось, что только одна труба парохода связана с машинным отделением. Другая была фальшивой и в ней-то «закупорил» нас Пижон на время обыска. Рекомендуя нам соблюдать тишину, он прибавил, что господа Вандеркуйпы намерены предложить посетителям лучшие вина и фрукты, а мисс Ада приготовила для них запас очаровательнейших улыбок, так что обыск, вероятно, будет не слишком строгим.

Обыск, действительно, сошел с рук благополучно, хотя командир «Оклахомы» получил из Чарльстона уведомление о нашем предполагаемом отплытии на каком-то голландском судне, замеченном ночью близ устья Саванны. Поэтому осмотр производился довольно тщательно; но внимание американских офицеров было направлено, главным образом, вниз, на трюмы, которые они обшарили добросовестнейшим образом, пока мы утешались апельсинами вверху, в нашем убежище. В конце концов посетители не нашли ничего подозрительного и отправились восвояси, а мы продолжали свой путь.

Я беседовал с мисс Адой о шансах отыскать Тома Дэвиса. Во время моего пребывания в Чарльстоне я случайно узнал, что американская полиция получила уведомление о нахождении Тома Дэвиса в Америке и разыскивала его. Это сообщение очень обрадовало мисс Аду, так как подтверждало ее предположения. Мы обменивались догадками о том, где бы он мог находиться, как вдруг «Кракатау» вздрогнул от отдаленного, но страшного взрыва.

Это был уже не пушечный выстрел. Все бросились на палубу. В бинокли мы увидели страшное зрелище. В нескольких милях к северу от нас гигант «Оклахома» быстро погружался в воду.

– Блуждающая торпеда! – крикнул нам с мостика капитан «Кракатау», Йорденс. – В Гольфстриме их много, оторванных бурями. Крейсер тонет…

– Ах, бедняги! – воскликнула мисс Ада. – Капитан Йорденс, папа, господа… Мы должны им помочь. Мы успеем спасти хоть часть несчастных!

– Мадемуазель, – возразил капитан, – это неблагоразумно. Это флоридское течение – самая опасная часть здешнего моря: в нем блуждает не одна торпеда. Мы удаляемся от него, – и чем скорее мы уйдем, тем лучше… Я обязан повиноваться распоряжениям вашего отца, как владельца этого судна, но я не уверен, что там одна, а не две или больше торпеды. Конечно, если он прикажет…

Говоря это, старый морской волк глядел на Вандеркуйпа с выражением, говорившим:

– Надеюсь, что вы не сделаете такой глупости.

Пижон и Кокэ также говорили о неблагоразумии и опасности этой попытки, г. Вандеркуйп хмурился и молчал, я и Марсель ждали развязки.

– Но, господа, – возразила молодая девушка, – ведь это люди – такие же, как мы! Они гибнут, неужели вы оставите их без помощи. Они видят нас. Они ждут нас. Они надеются, что мы принесем им помощь. Отец, мама, умоляю вас, прикажите капитану идти на помощь. Капитан, взгляните на этот флаг, голландский флаг – и если у вас нет жалости, то побойтесь позора! Ведь это стыд для нашей родины…

Капитан побагровел.

– Мадемуазель, – быстро возразил он, – я моряк, мое дело бороться с морем; будь это простое кораблекрушение, меня не остановил бы никакой шторм… Но тут нам грозят другие опасности. В этом течении много блуждающих торпед… Они наставлены самими американцами – пусть американцы и несут последствия. С какой стати нам терпеть в чужом пиру похмелье! Мы почти вышли из этого опасного течения, будем же, продолжать путь. Но г. Вандеркуйп перебил его:

– Капитан, – сказал он твердым голосом, – моя дочь права – мы должны помочь гибнущим. Перемените курс и идите к месту катастрофы.

Но это оказалось не так-то просто. Капитан, человек суровой дисциплины не колебался ни минуты – но его распоряжения встретили неожиданное сопротивление со стороны команды.

Напуганные взрывом, люди отказались повиноваться и потребовалась вся решимость капитана, чтобы подавить это сопротивление, едва не разрешившееся открытым бунтом.

На это ушло довольно много времени и когда мы направились к месту катастрофы, наша помощь была уже запоздалой.

– Немного их останется на поверхности, когда мы подойдем – сказал Марсель, всматриваясь в бинокль. – К тому же, им не справиться с течением, а оно уносит их от нас.

Вскоре нам пришлось убедиться, что мы бесполезно подвергаемся опасности. Ни крейсера, ни обломков, ни людей не было видно на поверхности. Огромное судно пошло ко дну почти мгновенно; немногие из экипажа успели всплыть, но и те уже были поглощены водой или акулами. Быть может, иные были унесены течением и еще держались на воде, но отправляться на розыски этих несчастных было бы безумием. Мы прошли все-таки с милю по течению дальше того места, где произошла катастрофа, но не заметили никого. Капитан вопросительно взглянул на г. Вандеркуйпа, стоявшего рядом с ним на мостике.

– Будем продолжать наш путь, капитан, – сказал он. – Очевидно, наша помощь запоздала.

Судно снова переменило курс – на этот раз к великой радости экипажа – и мы стали удаляться от опасного места.

Вдруг капитан крикнул не своим голосом:

– Руль направо! Круто! Полный поворот!.. Прямо на нас плывет торпеда!

Он вовремя заметил опасность. Еще несколько минут – и было бы поздно. На расстоянии каких-нибудь пятидесяти метров от «Кракатау» мы увидели странного пловца. Обезумевший от ужаса матрос с «Оклахомы» оседлал одну из торпед, оторванных последней бурей. Судорожно цепляясь за нее, как за какой-нибудь безобидный буек, он медленно плыл по течению. Он кричал нам и махал рукой, умоляя о помощи.

Но «Кракатау» уходил полным ходом. Мы слышали, как его жалобные мольбы сменились проклятиями, видели, как он грозил нам кулаком…

Но едва избежав гибели, мы сами поддались ужасу. Сколько здесь этих торпед? Мы напряженно всматривались в море, то и дело ожидая увидеть смертоносное орудие… Никто не помог несчастному, да и бесполезно было бы пытаться остановить судно – экипаж на этот раз скорее сбросил бы нас в море, чем подчинился бы такому приказу.

Вскоре мы вышли из опасного течения. Настроение, однако, было подавленное, мы избегали смотреть друг на друга. Однако с начала этой безумной войны нам пришлось уже пережить столько жестоких впечатлений, видеть столько ужасов, что никакая сцена из дантова ада не могла бы оказать на нас длительного влияния. Когда, спустя два часа, перед нами всплыл над изумрудной гладью Антильского моря Багамский архипелаг и показались укрепления порта Нассау, мы уже весело болтали, собравшись на носу судна.

Огненный диск солнца спускался на безоблачном небе. Постройки Нассау и английские военные суда выделялись резкими черными силуэтами на золотистом фоне. Винты «Кракатау» тихо шлепали по воде. Мы медленно входили в гавань, направляясь к пристани. Мисс Ада была очень взволнована, яркая краска выступила на ее щеках, глаза светились надеждой и беспокойством. Она направила бинокль на пристань, где виднелась толпа людей. Вдруг она радостно вскрикнула:

– Это он! Он!

В самом деле, в толпе любопытных мы узнали Тома Дэвиса, жениха нашей очаровательной командирши. Он был, по обыкновению, в статском платье, и махал нам шляпой.

Спустя несколько минут мы были у пристани. Лишь только сбросили лесенку, Том взбежал на пароход с проворством школьника. Мы теснились к нему навстречу. Минута была очаровательная и Пижон не преминул зафиксировать ее на фотографической пленке.

Том, видимо, не был расположен рассказывать о своих делах при всех. Мы спустились в гостиную, где он живо уединился с мисс Адой. Я отправил Кокэ на телеграф с депешами в «2000 год», а сам беседовал с английским офицером, явившимся на яхту для санитарного осмотра. Он сообщил нам последние новости. Впрочем их было немного. В войне наступил момент затишья, три дня уже не было сколько-нибудь крупного столкновения. Противники исправляли, как умели, понесенный ущерб, хоронили своих мертвецов, лечили своих сумасшедших. Приближался момент всеобщего банкротства.

Ближайшие решительные действия ожидались здесь в Америке. Вторая японская эскадра шла от Суэцкого канала на соединение с английской. Они должны были ринуться на американцев со стороны Атлантического океана, меж тем как первая японская эскадра действовала в Тихом, по ту сторону Панамского канала.

Покончив со своими секретами, мисс Ада и ее жених присоединились к обществу. Но мы тщетно пытались выжать из Тома какие-нибудь сведения о его путешествии. Он был очень весел, сообщил кое-какие неизвестные нам подробности о Лондонском сражении, но в своих делах не обмолвился ни словечком. Он попросил только нас не упоминать о нем в телеграммах и сообщил, что завтра собирается уехать из Нассау.

«Кракатау» должен был отправиться обратно в Европу, так как обе цели – г-на Дюбуа и мисс Ады – были достигнуты; я же решил остаться в Америке в ожидании обещаемых великих событий.

Остаток дня мы с Пижоном посвятили телеграфированию в «2000 год» подробного отчета о наших приключениях. Это удовольствие обошлось в 38 000 франков.

На другой день утром мы осмотрели порт Нассау, гигантские доки, арсенал, где нас особенно заинтересовали исполинские бомбы для броненосцев. Пижон, несмотря на запрещение, сфотографировал мисс Аду рядом с одной из таких бомб.

После осмотра мы не торопясь возвращались на пристань, когда сигнал, раздавшийся на яхте, заставил нас встрепенуться и ускорить шаги. Что случилось? Сирена звала нас неистово. Мы знали, что этот сигнал – быстрое повторение коротеньких взвизгов – означает требование возвращаться на борт как можно скорее.

Оказалось, что японский адмирал Курума, который должен был вечером прибыть в Нассау с эскадрой из тринадцати судов, опасаясь и шпионов потребовал от своего английского коллеги, вице-адмирала Кноллиса, очистить порт от нейтральных судов.

Куруме вверялось, по соглашению английского и японского правительств, общее командование над соединенной англо-японской эскадрой. Кноллис, возглавлявший английский отряд из семи крейсеров, обязан был подчиняться его распоряжениям. Не позднее трех часов «Кракатау» должен был оставить порт Нассау.

Как ни горько было мисс Аде расставаться с Дэвисом, но пришлешь покориться судьбе. Смелая девушка не задумалась бы остаться со своим женихом и разделить его приключения и судьбу, но она понимала, что эта романтическая затея неосуществима.

Мы простились с семейством Вандеркуйп и Марселем, возвращавшимся во Францию, и долго следили глазами за уходившей яхтой. Когда она скрылась в голубоватой дали, я обратился к Дэвису с просьбой помочь мне устроиться на английской эскадре. Пижона я решил оставить в Нассау, главной базе предполагаемых операций, куда будут стекаться все сведения; сам же хотел отправиться на место действия. В этом решении меня укрепляла телеграмма патрона, полученная утром – следующего содержания:

«Статья кабелем получена. Соперники из „3000 года“ лопнут зависти. Браво! Продолжайте в том же духе. Внимание здешней публики устремлено Америку. Там производятся таинственные приготовления, которые должны положить конец войне».

Том подтвердил это краткое сообщение.

– Вы увидите великие дела, если останетесь с нами, – сказал он. – Великие дела…

Он отвел меня на «Кромвель», флагманский крейсер, и представил вице-адмиралу Кноллису, который отнесся к моей просьбе очень любезно и разрешил мне остаться на крейсере.

К вечеру явился японский флот. Адмирал Курума решил остаться сутки в Нассау, пополнить запасы, а затем двинуться дальше.

Японский план заключался в одновременном нападении обеих японских эскадр на американцев в Тихом океане и в Антильском море. Задачей адмирала Курумы было пройти в Мексиканский залив, высадиться – в случае победы над американской эскадрой – в устье Миссисипи и овладеть Нью-Орлеаном. Проникнуть в Мексиканский залив можно было двумя путями – через Флоридский пролив, между Флоридой и Кубой, или через Юкатанский, между Кубой и Мексикой.

Берега Флоридского пролива была превращены американцами в грозное укрепление. Она были соединены железной дорогой, защищенной исполинскими орудиями...

Первый путь был кратчайшим, но и более опасным. Приходилось идти между двух огней, имея неприятеля с обоих боков, а главное – нужно было пройти мимо Кейп-Веста, гряды островков или, точнее, скал, обрамлявших флоридский проход с севера и превращенных американцами в грозное укрепление. Их соединяла железная дорога, защищенная исполинскими орудиями и флотилией миноносцев. По слухам, здесь же сосредотачивалась деятельность Электрического Отдела Военного Министерства Соединенных Штатов, который, под руководством знаменитого изобретателя Эриксона, подготавливал в тайне какие-то чудеса, какие-то новые применения электрической энергии, долженствовавшие превзойти все известное поныне. Об этом ходили пока только темные, глухие слухи.

В четыре часа японская эскадра, готовая к отплытию, выстроилась на рейде Нассау. При каждом японском крейсере имелось небольшое подводное судно и аэрокар, так что вся эскадра состояла из тридцати девяти единиц. Начальство над воздушной эскадрой было вверено адмиралом нашему приятелю Вами, в награду за его подвиги на «Южном». Я порадовался этому повышению храброго малого, но Том Дэвис отнесся к моему японскому другу очень сухо и холодно. Вообще, меня поразило отношение англичан к своим желтолицым союзникам; в нем чувствовалось какое-то отчуждение, почти враждебность. Адмирал Кноллис говорил о своем японском коллеге с заметной гримасой; я объяснял это самолюбием белого – да еще англичанина! – которое оскорблялось подчинением японцу, хотя бы и старшему в чине. Но как объяснить отношение Тома Дэвиса?

– Не находите ли вы, что эта нелепая война выглядит еще нелепее благодаря союзу белых с желтыми против белых? – заметил он, когда я спросил его об этом. – Как хотите, а я не могу отделаться от мысли, что тут есть нечто вроде измены… Все мы, белые, связаны узами нашей старой культуры; разрывать эти узы – противоестественно… Ну, дрались бы меж собой, если уж без этого нельзя, но призывать на помощь монголов, хотя бы и усвоивших нашу культуру… Знаете ли вы, что в европейских странах повсюду наблюдается в последние дни сильнейшее движение в том именно смысле, как я говорю: движение против войны, – и рядом с ним движение против союза с японцами?

Он помолчал немного и прибавил:

– И я думаю, что народное чутье не обманывает. Да, да, мы в союзе с японцами, но они не о союзе с нами думают! Японцам – Америка, китайцам – Европа… Впрочем, не будем предаваться социологическим фантазиям, – прибавил он, засмеявшись. – У нас слишком много практических дел на руках… Но и на практической почве кое-что выяснилось. Вы, по-видимому, очень интересуетесь моей миссией?

– Очень… По тем глухим слухам и неясным намекам, которые достигли моих ушей, я заключаю, что дело идет о чем-то весьма важном, и если мне первому удастся сообщить об этом в «2000 год»…

– То номер произведет фурор… Да, я думаю. Но, друг мой, сейчас еще не время для сообщений. А если вы отправитесь со мною, то обещаю вам кое-что новенькое…

Мы вели этот разговор, пока «Кромвель» готовился к отплытию. Английская эскадра должна была следовать за японской. У нас также при каждом крейсере имелось подводное судно и, вместо свободного аэрокара, привязной воздушный шар. Том предложил мне поместиться в его корзине, вместе с ним и капитаном Брайеном, на что я охотно согласился.

Вскоре длинная вереница судов, выстроившихся в линию, покинула рейд Нассау, направляясь во Флоридский проход, без огней, во мраке ночи.

XIII. МОРЕ В ОГНЕ

Во Флоридском канале. Магнитное возмущение. Загадочный циклон. Встреча с американским флотом. Неудачная бомбардировка. Огненная стена. Саламандры. Возвращение вспять. Таинственная поездка. В стане неприятеля.

Сидя в корзине привязного шара, мы всматривались в темноту и я недоумевал, почему эскадра не хочет пользоваться прожекторами. Но Том Дэвис объяснил мне, что решено попытаться пройти Флоридский пролив без боя, а для этого нужно было остаться незамеченным.

Мы толковали об укреплениях Кейп-Веста, где механизм обороны – торпеды и другие приспособления – приводился в действие телемеханически, то есть посредством электрических волн. Вдруг на судне послышался какой-то шум – видимо, возникла тревога. Капитан Брайен переговаривался с командиром по телефону. Он взглянул на свой компас и сказал:

– Да, верно… – Затем, обратившись к нам, прибавил: – Удивительное дело… Командир заметил, что компасы сбились с толку. А японский адмирал сообщает, что то же произошло на всех судах. Везде стрелка показывает неправильно. Так что, направляясь к юго-западу, мы в действительности шли на север и отклонились на пять миль от верного пути. Хорошо, что с переднего аэрокара заметили это отклонение. Что бы это могло значить?

– Бьюсь об заклад, что я угадал, – сказал Том Дэвис. – Это одно из тех чудес, которые готовит нам Электрический Отдел. Если гений Эриксона электризовал эту гряду скал, соединил их целыми системами кабелей, по которым проходит мощный электрический ток, то не мог ли он превратить, ее в нечто вроде колоссального электромагнита, который притянет к себе наш флот, причем его влияние сказывается в начале отклонением магнитной стрелки?

– Полноте, это неправдоподобно, – сказал я. – Это напоминает легенды о магнитных островах, вытягивающих гвозди из деревянных судов, так что корабль рассыпается и гибнет…

– Все великие изобретения неправдоподобны, пока не сделаны. Что касается легенды – то разве наука не оставила за флагом все сказочные чудеса? Впрочем, явление отклонения магнитной стрелки наблюдается и в естественных условиях. Остров Борнгольм в Балтийском море действует на магнитную стрелку на расстоянии пятнадцати километров… Так что в этом отношении Эриксон только воспроизвел естественное явление.

– Я думаю, так оно и есть, – заметил капитан Брайен. – Поговорите-ка с адмиралом; может быть, ему не пришло в голову.

Том обратился к телефону. Адмирал ответил, что его предположение, по всей вероятности, справедливо. Позднее я узнал, что он, действительно, не ошибся.

По соглашению с Курумой адмирал Кноллис переменил направление, и двинулся к югу. Решено было пустить в ход прожекторы, так как следовать в темноте при испорченных компасах было слишком рискованно. Битва же во всяком случае имелась в виду, хотя удобнее было бы дать ее в Мексиканском заливе.

Между тем поднялся ветер. Я пытался определить его направление, но капитан Брайен сказал:

– Барометр падает так быстро, что нужно ждать циклона, господа. Да вот и он, легок на помине!

Я бы не поверил в возможность подобной перемены. Внезапно, без всякого перехода, тихая погода с легким восточным ветром превратилась в какой-то дикий танец смерчей, вихрей и молний.

– Надо спуститься, – сказал капитан Брайен. – Иначе этот ураган живо с нами расправится.

В одну минуту шар был притянут к судну, опорожнен наполовину и уложен в специальное помещение. Мы с Томом укрылись в какую-то будку на нижней палубе.

Небо превратилось в сплошной очаг молний, непрерывных, широких, страшных по своей необычайной продолжительности.

Ветер с диким воем крутился вокруг судов, поднимая воду огромными столбами, то и дело обрушивавшимися на палубу.

Вой ветра, рев моря наполняли воздух таким адским шумом, что мы не могли говорить.

Вдруг среди этого шума раздался еще более адский грохот, точно какой-нибудь крейсер дал залп из своих колоссальных орудий.

– Вот оно! – подумал я. – Вот и битва… И дернуло ж меня забраться в этот ад! Теперь пойду акул кормить вместе с этими беднягами…

Мне казалось, будто град бомб осыпал судно, и я не сомневался, что оно пойдет ко дну. Даже сквозь адский шум и рев разбушевавшихся стихий я слышал вопли раненых.

Но я ошибался. Никакой артиллерийский снаряд не тронул «Кромвель». Капитан Брайен, проходивший мимо нас, сообщил, что беду наделала молния.

– Куча убитых на верхней палубе, – сказал он.

Мы бросились наверх.

Человек двадцать пять или тридцать убитых и изувеченных лежали на палубе. Большинство оказались мертвыми, на живых было страшно смотреть. Один из уцелевших сообщил, что на палубе появился какой-то огненный шар, какого ему никогда еще не случалось видеть, пронесся вдоль корабля, поражая встреченных на своем пути, и исчез.

Гроза между тем затихла, так же быстро, как началась. Когда беспроволочный телеграф, действие которого на время приостановилось, начал функционировать, с семи судов сообщили о таких же катастрофах.

– Как вы это объясните? – спросил я у Дэвиса. – Восемь шаровых молний разом, на восьми кораблях! Откуда они взялись? Неужели и тут не обошлось без Электрического Отдела и Эриксона?

– Я совершенно убежден в этом, – ответил Том. – Со временем узнаем достоверно…

В эту минуту снова послышался грохот. Но теперь это действительно был грохот орудий. Японские суда стреляли в американскую эскадру – довольно многочисленную, как нам казалось. Тем не менее, она уходила на запад, а японцы гнались за ней.

Том Дэвис минут пять следил в бинокль за бомбардировкой американской эскадры.

– Странное дело, – сказал он. – Похоже, что японцы бьют мимо цели.

Я внимательно следил за светящимися траекториями бомб. Несомненно, Том был прав. Ни одна из них не попадала в цель, так как ни разу не последовало вспышки отдаленного взрыва.

Как могли японские артиллеристы метить так плохо, раз они славились своим искусством? Мы ничего не понимали…

Капитан Брайен снова наполнил шар и мы заняли место в корзине.

Том Дэвис высказал предположение, которое показалось нам очень вероятным. Если допустить, что усилия Эриксона организовать электромагнитную оборону увенчались успехом, многое, казавшееся непонятным, объяснялось очень просто.

– Как наши компасные стрелки, – говорил Том Дэвис, – эти бомбы испытывают магнитное отклонение. Как бы ни было оно незначительно, но при огромной траектории полета его действие скажется заметно и снаряд минует цель.

Понемногу изменяя прицел, японцы начали, наконец, стрелять успешнее. Мы заметили взрыв на большом судне, далеко впереди нас. Вероятно, это было одно из последних судов американской эскадры, которую упорно преследовал Курума.

– И чего он гонится за ними? – сказал Брайен тоном, не обнаруживавшим никакого почтения к японскому адмиралу. – В этом опасном проливе, имея Кейп-Вест с одного бока, Гавану с другого, продолжать преследование совсем неблагоразумно. Уж не думает ли он, что американская эскадра то же, что русская, которую его соотечественники уничтожили тридцать лет тому назад в знаменитом бою при Цусиме? Тогда сами русские моряки величали свои суда «калошами». Но тут он уже не с калошами имеет дело! На его месте я бы остерегался эскадры, улепетывающей без боя от выстрелов, которые почему-то не попадают в нее. Это, наверное, ловушка…

– Вы забываете, что его товарищи нападают на другую американскую эскадру в Тихом океане, – возразил Дэвис. – Он имеет предписание торопиться с боем… Но где мы собственно находимся, Брайен?

– Милый мой, – флегматически ответил капитан – убей меня Бог, если я знаю! После этой пертурбации с компасами и катавасии со стихиями трудно что-нибудь разобрать.

На судне снова послышались звуки тревоги, шум, движение, затем последовал приказ эскадре остановиться.

Что случилось? Об этом адмирал спрашивал нас снизу. И действительно, с нашей вышки мы были свидетелями самого невероятного, самого фантастического зрелища, какое мне когда-либо случалось видеть…

Море горело! К северу и к югу от эскадры на нем вспыхивали один за другим исполинские языки пламени, сначала голубоватые, потом желтоватые, потом красноватые. Они сливались с той и другой стороны пролива в сплошные стены огня – и две эти огненные полосы бежали навстречу друг другу с поразительной быстротой. Спустя несколько мгновений перед нами чернел только узкий проход между двумя огненными завесами.

Тут-то обнаружились пагубные последствия безрассудного рвения японцев.

Курума увлекся преследованием американцев, бегство которых, как правильно догадался Брайен, было притворным. Теперь они возвращались: мы заметили вдали пучки света из прожекторов и слышали гром их орудий. Японцы очутились между двух огней. Перед ними была эскадра янки, превышавшая их численностью; за ними – пылающее море.

А английская эскадра, которая доставила бы им перевес над неприятелем, осталась за этой огненной стеной.

Посланные на разведку подводные суда, вернувшись, сообщили следующее:

На дне моря, между Кейп-Вестом и кубинским берегом, на глубине двадцати пяти метров была заложена огромная труба. В ней имелись клапаны на известных расстояниях друг от друга, которые были открыты все разом, когда Электрический Отдел нашел это нужным. Из них вырывались столбы нефти, нагнетаемые под огромным давлением; поднимаясь над морем высокими фонтанами, они разливались на его поверхности, образуя сплошной пояс. Подожженный с обоих концов, он быстро воспламенился, и обе полосы, расширяясь и удлиняясь, благодаря непрерывно прибывавшему горючему материалу, вскоре слились в широкую стену огня. Когда вернулись суда, посланные на разведку, проход уже исчез, проникнуть за стену было невозможно; пришлось даже податься назад, избегая пламени.

Зрелище было грандиозное. Представьте себе огненную стену вышиной в двадцать метров и более, увенчанную разноцветными языками пламени и клубами черного дыма. Багровый отблеск ее ложился на лица и суда, придавая им какой-то демонический отпечаток.

Том Дэвис взглянул на меня с улыбкой, которая привела меня в смущение. Мне казалось, что в ней выражается какая-то тайная радость по поводу случившегося. Я не выдержал и сказал ему об этом.

– Двойная, милейший мой, – ответил он в припадке откровенности, – двойная, дорогой друг: во-первых, радуюсь тому, что мы избежали западни, во-вторых… ни мало не огорчаюсь тем, что наши милые союзники в нее попали.

Слова эти не особенно поразили меня после того, что я уже слышал от него. Да и некогда было раздумывать о них. С нашей вышки, позволявшей заглянуть через огненную стену, перед нами открылась ужасающая картина.

Японский флот бежал перед американским. Построившись веером, броненосцы Курумы неслись полным ходом на огненную стену.

– Как! – воскликнул капитан Брайен, – неужели они рассчитывают прорваться сквозь огонь!

– Очевидно, – заметил Том Дэвис – и я думаю, им это удастся. Да больше им и делать нечего.

Действительно, американская эскадра гналась за японской, осыпая ее снарядами. Японцы отстреливались, но по-прежнему неудачно. Напротив, американские снаряды достигали цели; мы видели, как два японских крейсера взлетели на воздух и пошли ко дну. Остальные с безумной дерзостью ринулись в огненную стену. Без сомнения, командиры спрятали поглубже в трюмах весь горючий и взрывчатый материал. Но как же люди?

Признаюсь, на секунду я закрыл глаза. Но бешеное «ура!», раздавшееся на «Кромвеле» и других английских крейсерах, заставило меня снова открыть их.

Линия огня была пройдена. Американская эскадра, оставшаяся за огненной стеной, видимо не считала нужным продолжать бой и пошла на запад.

Но флот Курумы потерял три крейсера в этой схватке и состоял уже только из десяти единиц.

Японский адмирал немедленно распорядился идти в Нассау, откуда соединенный флот должен был попытаться пройти в Мексиканский залив Юкатанским проходом.

«Кромвель» поджидал, пока обе эскадры выстроятся в линию, так как должен был идти в хвосте.

– Значит, вы не прочь отправиться со мной? – сказал мне Том Дэвис.

– Очень не прочь.

– Даже не зная куда?

Я поколебался с минуту, потом сказал.

– Даже на таких условиях.

– Я еще раз могу повторить, что это предприятие доставит вам возможность послать в «2000 год» такое сообщение, которое даст ему перевес над газетами всего мира – понимаете, всего мира…

– Вы меня интригуете…

– Необходимо, чтоб вы еще некоторое время оставались заинтригованным… Итак, едем!

– Как, сейчас?

– Именно. Мы сядем на подводное судно, которое повезет нас…

– Куда?

– Не спрашивайте; еще рано.

– Будь по-вашему. Итак, неведомо куда… В каком же качестве я отправлюсь?

– В качестве моего секретаря, если ничего не имеете против.

– Решительно ничего.

– Прекрасно… Я знаю, что вы владеете английским языком, как родным. Только вам нужно будет сбрить усы и бороду. Пойдемте в каюту, там найдется все нужное… Когда будете говорить, произносите слова немного в нос – всякий вас примет за американца. Поспешим же…

Через четверть часа мы были уже в подводном судне. Кроме его команды, состоявшей из офицера и двух механиков, с нами находился какой-то субъект – сухопарый, костлявый, в цилиндре длиной с фабричную трубу – типичный янки, «дядя Сэм» карикатур. Том Дэвис познакомил нас, отрекомендовав субъекта, как «своего друга, мистера Дика Джаррета».

Мы подвигались очень медленно из опасения наткнуться на какой-нибудь сюрприз вроде торпеды или американского подводного судна. Я раздумывал об этом странном путешествии и правду сказать, чувствовал себя не в своей тарелке. Что бы могла значить эта таинственная поездка? Мы плывем к американскому берегу., С какой целью? Причинить ущерб неприятелю? Уничтожить, разрушить, взорвать какие-нибудь приспособления? Очевидно, нет. У нас не было с собой никаких орудий, никаких средств для подобной цели. Стало быть, мы хотим высадиться на берег? Я спросил об этом у Дэвиса; он утвердительно кивнул головой. Но с какой целью, неужели в качестве шпионов? Меня покоробило. Конечно, военный шпион, лазутчик, не имеет ничего общего с тайной полицией и сыскным делом, но все-таки я бы предпочел проявлять свой патриотизм на другом поприще… Я решил не думать о будущем и принялся набрасывать на листках записной книжки подробную телеграмму в «2000 год» о приключениях соединенной эскадры и пожаре на море.