Текст книги "Кровавый Дунай. Боевые действия в Юго-Восточной Европе. 1944-1945"

Штандартенфюрер СС Дёрнер, командовавший боевой группой на западной окраине Будапешта, уже установил радиосвязь с подполковником Филиппом и приветствовал его словами: «Сердечно поздравляю вас с вашим успехом и нашим освобождением! Десять тысяч раненых ожидают вас!»

В это время, незадолго до наступления темноты, командирский танк 1-го танкового полка получил по радио приказ для танковой группы Филиппа. Он гласил: «Стоп! Наступление прекратить! Ожидать нового приказа!» Командир группы оторопело выслушал этот приказ, затем приказал радисту запросить его подтверждение и узнать, что, собственно, произошло. Чуть позже он получил новый приказ, теперь уже отданный напрямую всей армии: «Вернуться на исходные позиции – собраться у Вереба!» Ввиду угрозы со стороны отступившего восточнее района Валя противника продвижение с целью деблокады гарнизона Будапешта в полосе наступления 1-й танковой дивизии – всего в 16 километрах западнее кольца окружения – было прервано.

Тем самым все попытки деблокады были похоронены. Русские тем временем крупными силами танков и пехоты нанесли удар через Бичке на Ловашберень и вынудили к отступлению фланговое прикрытие 1-й танковой дивизии. Принесшая надежду защитникам Будапешта танковая группа вынуждена была незамедлительно отойти к Валю, чтобы не оказаться в котле. В германском командовании вновь царили разногласия. Гилле уже несколько дней, не обращая внимания на фланги, рвался вперед, в Будапешт, мечтая прорвать окружение и вывести гарнизон. Бальк: «Его идея – немедленно пробиться в Будапешт – в лучшем случае привела бы к тому, что в городе вместо одного оказались бы запертыми два корпуса, поскольку у него просто не было сил, чтобы удерживать открытым выход из города против неуничтоженных сил русских!»

Вечером 26 января последние части 104-го стрелкового корпуса прошли по понтонному мосту у Чепе ля и в течение ночи присоединились к уже сражающемуся в районе Валя 23-му танковому корпусу. Это ознаменовало собой полный поворот событий! Потрепанные в предыдущих почти непрерывных десятидневных боях войска IV танкового корпуса СС не смогли долго сопротивляться давлению значительно превосходящих сил противника. (В начале своего наступления 18 января IV танковый корпус СС имел почти в 2,5 раза больше танков, чем противостоящие ему войска 4-й гвардейской армии. Теперь положение выровнялось. – Ред.) Согласно приказу Ставки Верховного Главнокомандования Толбухин должен был с помощью новых полученных им сил в обозримый период времени «уничтожить сражающиеся в окружении вражеские группы и восстановить прежнее положение на фронте».

Провал попытки германской группы армий «Юг» деблокировать Будапешт. Развитие ситуации с 27.01 по 31.01.1945 г.

Наступление северной ударной группы, которое началось 27 января, развивалось, несмотря на ожесточенное сопротивление противника. Потери в живой силе и технике у русских, должно быть, были чрезвычайно высоки – не в последнюю очередь из-за их настойчивого желания достичь быстрого успеха. Об этом, например, свидетельствует донесение фельдфебеля Бауэра, когда его группа, состоявшая из трех «Королевских тигров» (танк T-VT), этим днем должна была принять бой в районе Петтенда против нескольких дюжин русских Т-34. «Они двигались вдоль железнодорожной линии с северо-востока по направлению к Петтенду. Было похоже на то, что к полудню против нас была брошена в бой вся бригада Т-34, поскольку мы втроем к вечеру подбили 39 (!) русских машин да еще две подбил командир нашего батальона, который из-за неисправности мотора должен был отойти в тыл около 12 часов дня. Итого в целом 41 уничтоженный вражеский танк! Причем немыслимые потери русских объяснялись не только выдающимися характеристиками 88-миллиметрового орудия «Королевского тигра», но и тактической неспособностью русского командования, которое послало свои танки в атаку на Петтенд на редкость странно – колонной один за другим, вместо того чтобы развернуть их широким фронтом один подле другого. Местность была просто идеальной для такой фронтальной атаки…»

Несмотря на локальные успехи, немцам пришлось отступить (под ударами советских войск, бросая технику, попадая в окружение. – Ред.). К 29 января войскам 4-й гвардейской армии удалось остановить германское фронтальное наступление на участке Валь – Пазманд– Барачка. Пока 4-я гвардейская армия противостояла германскому наступлению, Толбухин поспешно перегруппировывал свои войска в Придунайской области. Из 30-го и 133-го стрелковых корпусов, а также из 18-го танкового корпуса, пополненного новыми танками, он образовал 26-ю армию, которой сначала командовал генерал-лейтенант Л.C. Сквирский, а с 30 января генерал-лейтенант H.A. Гаген. Эта армия должна была нанести удар с юга, чтобы связать действия германских сил.

Прогнозы русского командования оказались верными: 27 января командование группы армий «Юг» решило «принять предложение главного командования сухопутных сил о переходе к оборонительным действиям на северном и восточном участках группы «Бальк» и после быстрого перегруппирования III танкового корпуса (1, 3 и 23-й танковых дивизий, а также отдельных венгерских пехотных частей) разгромить неприятеля перед южным флангом». Кроме этого, главное командование сухопутных сил продолжило удерживать переправу у Дунафельдвара. До успешного удара дело, однако, не дошло. Тем временем 26-я армия западнее Дунапентеле оказалась в состоянии совершить глубокое вклинивание в направлении на Шарошд и поставила под угрозу линии снабжения 3-й танковой дивизии. Еще до того, как 1-я танковая дивизия, которая вечером 27 января была для готовящегося удара отведена из района Петтенда и смогла занять свое прежнее место на южном фланге, передовые подразделения 3-й танковой дивизии оказались в котле у Дунапентеле и были отрезаны от III танкового корпуса.

29 января обострилось положение также и на севере, где обе танковые дивизии СС под ударами 4-й гвардейской армии были вынуждены перейти к обороне. «Неприятель целый день атаковал нас по всему фронту. Сильные налеты вражеской авиации. Многочисленные глубокие вклинения. Их удалось остановить лишь ценой ввода в бой всех имеющихся резервов. В течение ночи несколькими контратаками удалось выровнять линию фронта. К тому же сегодня днем мы должны перейти в наступление и пробиваться к Будапешту. По данным начальника разведотдела штаба армии, нам противостоит только потрепанная в боях кавалерийская дивизия врага. Однако вместо нее к русским подошел новый танковый корпус со 180 танками…» Продолжения германского наступления так и не состоялось. Войска были обескровлены и вследствие их раздробленности более не способны даже к успешной обороне. Под ударами 4-й гвардейской армии в ночь с 29 на 30 января германская линия фронта сместилась назад с северного берега озера Веленце до рубежа Капольнашнек – Петтенд – Барачка. Началось германское отступление.

Несмотря на это, командование группы армий «Юг» еще вечером 29 января оценивало ситуацию для продолжения наступления III танкового корпуса в южном направлении как «благоприятную». Оно лишь настаивало на том, чтобы расширить наступательные действия армейской группы «Бальк» при выполнении операции «Ледокол» соответствующими действиями 2-й танковой армии. Это решение, которое предусматривало ввод в бой частей 2-й танковой армии против русской 57-й армии, было в период между 18 и 20 января разработано командованием группы армий «Юг» и 21 января доведено до генерала артиллерии де Ангелиса, командующего 2-й танковой армией[68]68
  К тому времени в составе армии танков уже не было, только пехота и горные войска.


[Закрыть]. После этого армия должна была силами своих трех дивизий – 71-й пехотной, 118-й егерской и 1-й горнострелковой дивизий – в ночь с 24 на 25 января прорвать позиции советских войск на узком участке фронта под Капошваром и прорываться в направлении Дуная.

Но так как германская попытка деблокады была остановлена, начало этой операции также задерживалось. Когда был принят новый срок ее начала – 31 января, генерал от инфантерии Вёлер надеялся на то, что армейская группа «Бальк» с прибытием обещанной главным командованием сухопутных сил 356-й пехотной дивизии укрепит свое положение и сможет предпринять новое наступление. Поэтому де Ангелис 30 января привел части XXII горнострелкового корпуса в состояние готовности к выступлению. Вместо наступающих занятые позиции должны были занимать солдаты венгерских крепостных батальонов, которые тем не менее ни в коей мере не выполнили ожиданий германского командования.

Усталость от войны в венгерских войсках под впечатлением от тяжелых неудач германской армии не только в Придунайской области, но и на других фронтах в эти дни стала столь тяжелой, что перебежчики целыми группами и с оружием переходили к русским – поверив в их обещания о немедленном освобождении, – еще больше поколебав доверие германского Верховного командования относительно их союзнической верности. Жесткие мероприятия, репрессалии и не в последнюю очередь протесты соответствующих венгерских учреждений были совершенно тщетными. Боевой дух гонведов – исключая отдельные элитные части – падал, а их поведение вызывало недоверие не только командования, но и германских солдат-фронтовиков. Это можно понять по заметке одного из германских военных корреспондентов: «В любом немецком полку, в каждой дивизии постоянно задают один и тот же вопрос: «Какие части стоят справа и слева от нас, германские или венгерские?» И разве могло не выйти наружу здесь то, что ранее оставалось отчасти скрытым, когда наш фюрер в своей речи под Новый год вполне ясными словами назвал венгерской изменой!»

Между тем 2-я танковая армия к своему наступлению так и не приступала, поскольку события с армейской группой «Бальк» свели на нет все предпосылки к возобновлению германского наступления. В то время как на юге 1-я танковая дивизия вызволила из окружения под Дунапентеле окруженные передовые части 3-й танковой дивизии и вместе с ними пробилась вплоть до поселка Перката, 26-я советская армия продвигалась все дальше и дальше на север. 2 февраля ударные группы 4-й гвардейской армии и 26-й армии встретились вблизи поселков Адонь и Пустасабольч, завершив тем самым окончательное вытеснение германских войск с западного берега Дуная. Отдельные русские танковые клинья смогли продвинуться до Секешфехервара, но город все же пока еще удавалось удерживать с помощью резервных частей.

2 февраля в армейскую группу «Бальк» влились первые части подошедшей из Италии 356-й пехотной дивизии. Однако этих сил все же было теперь недостаточно для стабилизации положения на фронте. Германская передовая проходила теперь на новом рубеже на удалении от 30 до 40 километров от Дуная. Таким образом, русские не только восстановили контакт между северным и южным флангами 3-го Украинского фронта, но и смогли обеспечить прикрытие путей снабжения вдоль Дуная. В командовании группы армий «Юг» теперь уже не поднимались разговоры о продолжении германского наступления на Будапешт. Даже главное командование сухопутных сил своей директивой от 6 февраля поставило генералу от инфантерии Вёлеру задачу: «Для продолжения германской оборонительной борьбы обеспечить защиту жизненно важных промышленных районов Надьканижа, Секешфехервара и Комарома и ни в коем случае не допустить прорыва [русских] к Вене». Для брошенных на произвол судьбы защитников Будапешта эти слова прозвучали поминальной молитвой.

Начало февраля на германо-советском фронте в Венгрии стало временем ожиданий и обоюдных прощупываний. Маршал Толбухин продолжал свои по большей части вялые атаки в Придунайской области с незначительными локальными успехами, в то время как генерал танковых войск Бальк в предвидении опасности русских прорывов на Секешфехервар отвел свои войска со значительной части захваченной им восточнее города территории. Благодаря такому сокращению линии фронта были высвобождены значительные силы для обороны собственно города, которые были брошены в бой в последующие недели.

Решающие бои за крепость Будапешт

Начиная с последних дней 1944 года Будапешт упорно противостоял постоянному натиску двух русских фронтов (отведенных для этой цели нескольких соединений из состава 2-го и 3-го Украинских фронтов (Будапештская группа войск). – Ред.). Осажденные были настроены на серьезную борьбу и поначалу не отчаивались. Хаос проходящих по городу германских и венгерских частей, под напором русских отходящих на запад, вскоре сменился более организованной обстановкой. Оборонительные позиции защитники города своевременно продолжили на запад путем занятия одной из частей города (Буды). Исходя из этой ситуации и твердо надеясь на подход обещанных Гитлером деблокирующих соединений, обер-группенфюрер СС Пфеффер фон Вильденбрух сделал все возможное, чтобы крепость Будапешт могла противостоять приступу русских сил. Об отходе ее гарнизона первоначально не могло быть и речи. Хотя главное командование сухопутных сил и провело определенные предварительные мероприятия для осуществления этого, оно оставило за собой право отдать приказ об оставлении города.

Одной из самых насущных забот окруженных с самого первого дня осады стало снабжение города, которое осложнялось тем, что в нем кроме военных оставалось еще около 800 тысяч гражданских жителей, совершенно не готовых к длительной осаде. Хотя с самого начала было понятно, что снабжение города по воздуху продовольствием и боеприпасами не покроет потребностей осажденных, Гитлер возложил на 4-й воздушный флот немедленную организацию воздушного снабжения. Ежедневный объем снабжения, затребованный группой армий «Юг» для крепости, составлял более 80 тонн грузов, главным образом боеприпасов, горючего, продовольствия и медицинских препаратов. В первое время снабжение осуществлялось главным образом по ночам транспортниками Ю-52, летавшими в котел. Однако по мере сокращения района сражений и после потери импровизированного аэродрома (территории ипподрома) командование 4-го воздушного флота стало выступать за снабжение города посредством грузовых планеров или сброса грузов на парашютах. От появившегося было плана сажать машины на зеленое пространство перед королевским дворцом после нескольких попыток пришлось отказаться, поскольку грунт здесь не был пригоден для этого. Чтобы продолжать вывозить по воздуху из котла раненых и доставлять срочные бумаги, где-то в недрах воздушного флота разыскали некоторое количество самолетов «Физелер-Шторьх» и стали использовать их для этих целей. Значительные потери, которыми было оплачено это предприятие, не шли ни в какое сравнение с его результатами: 105 самолетов и 138 погибших, раненых и пропавших без вести стоили «воздушные мосты» Папа – Будапешт или Сомбатхей – Будапешт. В конце концов генерал-лейтенант Конрад, стоявший во главе службы снабжения люфтваффе для окруженной венгерской столицы, был вынужден признать, что ему не удалось выполнить порученную ему задачу. Из-за постоянного усиления русской противовоздушной обороны снабжение по «воздушным мостам» было прекращено. Последний самолет с грузом был сбит 9 февраля 1945 года над королевским дворцом в Буде.

Наряду с нехваткой боеприпасов положение защитников Будапешта осложнялось почти полным отсутствием горючего. На момент окружения города 13-я танковая дивизия и венгерская 1-я танковая дивизия располагали примерно 70 боеспособными танками, бронетранспортерами и штурмовыми орудиями. Вследствие нарастающего бензинового кризиса приходилось думать о том, чтобы взрывать боевые машины одну за другой.

Чтобы снабжать Будапешт боеприпасами, один из штабов вермахта запросил главное командование сухопутных сил, нельзя ли организовать поставки в окруженный город водным путем. Появилась надежда прорваться в венгерскую столицу через два русских фронта на одном из самых современных дунайских речных судов с грузом артиллерийских боеприпасов и бензина. После того как вопрос был решен положительно, это мероприятие – без всякого сомнения, самоубийственное – было в период с 31 декабря по 3 января успешно осуществлено. Хотя 40-тонное судно и не добралось до Будапешта, поскольку в 17 километрах от города село на песчаную мель, гарнизон города организовал его разгрузку и доставку груза в город на моторных лодках.

Тем временем бои за венгерскую столицу продолжались. Центр тяжести операций русских войск с самого начала находился на восточном берегу Дуная, в городском квартале Пешт, где советско-румынские части, невзирая на собственные потери, непрерывно штурмовали позиции осажденных. В течение новогодней недели германо-венгерские войска были вынуждены отойти к центру города, причем опасность разъединения частей обороняющихся становилась все больше. 7 января 1945 года Пфеффер фон Вильденбрух, который разместил свой КП в казематах королевского дворца (в бывшем бомбоубежище Хорти), докладывал командованию группы армий «Юг»: «Трудности сражений за Будапешт приобретают с каждым часом все большую тяжесть для его гарнизона вследствие растущей ожесточенности боев. На одиннадцатый день сражения бои за город приобрели исключительную интенсивность, в особенности на восточном направлении. Неприятелю удалось, неся при этом тяжелые потери, взломать линию обороны по обоим берегам Дуная и при мощной поддержке артиллерии, танков и авиации ворваться на территорию города. Ожесточенные уличные бои разгорелись в Кишпеште[69]69
  Кишпешт – тогда юго-восточный пригород Будапешта, сейчас городской район.


[Закрыть], южнее Восточного вокзала удалось контрударами ликвидировать два прорыва неприятеля. Передовая линия обороны, имеющая ряд опорных пунктов, несмотря на все усилия штабов и тыловых служб, из-за высоких потерь день ото дня становится все тоньше. Положение со снабжением после прекращения «воздушных мостов» совершенно катастрофическое. Общие потери с 24 декабря по 6 января включительно составляют 5612 человек…» К этому времени в Пеште понятия «фронт» в полном смысле этого слова уже не существовало. Фронт проходил по улицам, через дома и даже по квартирам и подвалам, в которых сражались изолированные небольшие группы. Связным еще удавалось под вражеским огнем кое-как поддерживать связь между различными штабами. Лежащий в пожарищах город, с заваленными обломками домов улицами, казался вымершим. Оставшееся в нем гражданское население попряталось в подвалах, где они спасались от смерти без электричества, газа и воды. Потери обороняющихся росли день ото дня. Не было возможности тушить пожары и погребать мертвых. Раненые истекали кровью там, где их застали пуля или осколок, поскольку не было никого, кто бы мог оказать им помощь.

Русские, которые в ходе своих атак сами несли тяжелые потери, время от времени устраивали в каньонах улиц загонные охоты на германских солдат. Военный корреспондент Н. Смирнов, сам бывший участником сражений за Будапешт, описывает в своей книге русского снайпера, который поклялся жестоко отомстить за своего погибшего товарища: «Однажды утром он нашел удобное место для засады на крыше трехэтажного дома недалеко от передовой линии. Вскоре он заметил на соседней улице одного немецкого офицера и взял его на прицел. Гитлеровец осторожно продвигался вдоль стены дома, затем оглянулся по сторонам и побежал через улицу. Афонин тщательно прицелился и прострелил офицеру ногу. Немец споткнулся и упал посередине улицы. Снайпер намеренно не стал убивать офицера первым же выстрелом. Он выжидал. И его расчет оправдался. На помощь раненому офицеру из подвала соседнего дома выбрался солдат. Едва он ступил на улицу, как Афонин выстрелом сразил его наповал. После этого офицер попытался сам ползком скрыться с улицы, но русский снайпер остановил его еще одним выстрелом. Немец больше не двигался, а только стонал. Через несколько минут на улице из подвала появился второй солдат. Афонин насмерть поразил и его, и лишь затем добил раненого офицера…»

От артиллерийского огня, в течение нескольких дней обрушивавшегося на город, взлетел на воздух склад боеприпасов, унеся при этом жизни тысяч гражданских жителей города. Русские громкоговорители, установленные наступающими на улицах города, в кратких перерывах между артобстрелами, оглашали цели следующих обстрелов и настаивали на том, чтобы солдаты, в особенности венгры, переходили на сторону русских, не забыв при этом взять с собой котелки для еды.

Но посреди этого ужаса люди сражались. Военный наблюдатель из нейтральной страны в Будапеште описал свои впечатления тех дней следующими словами: «Это была ужаснейшая битва: со времен Сталинграда никто не видел ничего подобного. Борьба шла за каждый дом и даже за каждую комнату. Улицы, площади и все дворы были завалены телами погибших… Весь город был опутан облаками дыма и гари… Только 5 января на улицах было подбито 22 германских танка. Страдания гражданского населения невозможно описать…» Другой корреспондент, немец, дополняет эту картину: «Тошнотворный запах разлагающихся тел разносится проливным дождем по развалинам города… Германские солдаты все обросли бородами. Короткие часы передышки они используют для того, чтобы упасть в каком-нибудь подвале на охапку соломы и спать, спать… Ни на одну минуту нельзя выпускать врага из поля зрения. Есть приходится, спрятавшись за мешками с песком и окнами подвалов, прямо из котелков, рядом с пулеметом и изготовленной к броску гранатой…»

Единственной надеждой обороняющихся была своевременная деблокада Будапешта. Осажденные, ожидая спасения, следили, насколько это было возможно из пределов города, за всеми германскими операциями в При-дунайской области. Тихими ночами до них иногда долетали отдаленные громы сражений на западе, которые все приближались, различимее все явственней. «Они идут! Наши «Викинги» и «Мертвые головы»! Прошлой ночью уже даже можно было различить дульное пламя танковых орудий!» – передавали друг другу осажденные, и имя Гилле, героя Ковеля и Черкасс[70]70
  В конце января – начале февраля 1944 г. Гилле командовал своей дивизией во время боев в окружении под Корсунем-Шевченковским (недалеко от Черкасс) – тогда в котле оказались 2 немецких армейских корпуса (XI и XXXXII) с 9-ю дивизиями, насчитывавшие в общей сложности 54 тыс. человек. Резко выступил против капитуляции, предложенной советским командованием, руководил прорывом немецких войск из окружения в ночь с 16 на 17 февраля 1944 г. За вывод части германских войск из окружения был награжден мечами к Рыцарскому железному кресту.
  С 16 марта 1944 г. Гилле руководил обороной Ковеля от превосходящих сил Красной армии. Он смог организовать упорное сопротивление, объединив под своим началом разрозненные и не имевшие боевого опыта воинские части. 4–5 апреля 1944 г. немецким войскам – 131-й пехотной дивизии, 4-й и 5-й танковым дивизиям и боевой группе дивизии «Викинг» – удалось установить связь с окруженными, которые затем в течение двух дней были выведены из города (удалось эвакуировать 2 тыс. раненых и технику). 19 апреля 1944 г. за оборону Ковеля Гилле был награжден бриллиантами к Рыцарскому железному кресту.


[Закрыть], было у всех на устах. В казематах королевского дворца, на КП командующего IX горнострелковым корпусом СС уже царило настроение на прорыв. Все рвались навстречу приближающимся войскам, чтобы вместе с ними пробить себе дорогу из котла. Но внезапно смолк гром сражений обеих танковых дивизий IV танкового корпуса СС (3-й и 5-й танковых дивизий СС, а также наступавших вместе с ними на Будапешт 1,3, 6 и 23-й танковых дивизий, трех отдельных батальонов тяжелых танков и др. – Ред.), Гитлер настаивал, несмотря на срыв первой попытки деблокады, на дальнейшей обороне всего города. Об отходе из Пешта и о сдаче восточных частей города нечего было и думать, так как главное командование сухопутных сил включило частично еще не поврежденные мосты через Дунай в свои дальнейшие планы: они должны были служить для продолжения германского наступления на восточном берегу Дуная в качестве линий снабжения.

Советское командование решило для автономного управления уличными боями в городе образовать из сражающихся в Пеште двух русских и одного румынского корпусов Будапештскую группу войск, во главе которой был поставлен молодой командующий корпусом И.М. Афонин. Одна атака следовала за другой. Афонин делал все возможное, чтобы как можно скорее сломить германское сопротивление и водрузить, наконец, над Будапештом красное знамя. Когда русские дивизии в отдельных городских кварталах вышли к Дунаю, в Ставку Верховного Главнокомандования в Москве было отправлено донесение: «Германский гарнизон в венгерской столице находится при последнем издыхании». Однако это утверждение было справедливо только по отношению к восточным районам города, в которых действительно дело шло к концу.

16 января Гитлер наконец дал разрешение для отхода с восточных плацдармов Будапешта. После этого Пфеффер фон Вильденбрух принял энергичные меры к тому, чтобы в ночь с 17 на 18 января срочно вывести все войска из Пешта. «По мостам через Дунай солдаты покидали Пешт, они спешили изо всех сил, спасая свои жизни под плотным огнем противника. Приказ о подготовке к взрыву мостов, ведущих на Будайскую сторону, внес беспокойство в солдатские массы. Полицейская дивизия генерала Хичлера была уничтожена в Пеште за несколько часов. Части дивизии «Фельдхернхалле», 13-й танковой дивизии и подразделения люфтваффе под обрушившимся на них невообразимо адским огнем противника понесли немыслимые потери. Мосты постоянно обстреливались плотным огнем, но, несмотря на это, по ним потоком безоглядно двигалось все, что только могло бежать, ехать и ковылять, пробираясь из Пешта в Буду. Транспортные средства всех видов, запряженные лошадьми телеги, гражданские беженцы, пугающиеся лошади, зовущие своих детей матери, плачущие женщины и дети и громадное множество раненых солдат».

Так В. Йестер (Естер), германский солдат, переживший падение Будапешта, описал отступление из восточной части города. Когда оставшиеся защитники города заняли позиции на западном берегу Дуная, все мосты через реку, гордость Будапешта, были один за другим взорваны.

В этот день русские сообщили, что они в Пеште взяли в плен 11 тысяч солдат. (18 января войска противника в Пеште начали сдаваться в плен. Всего в боях за Пешт было убито 36 тыс. солдат противника, взято в плен 63 тыс., подбито и захвачено 3 тыс. танков и штурмовых орудий, 1044 орудия и миномета и др. – Ред.) Многие из них, особенно венгры, наверняка намеренно остались в Пеште и пытались скрыться, переодевшись в гражданскую одежду. Их боевой дух упал до нуля, любое продолжение борьбы они считали бессмысленным и только пытались, по крайней мере, спасти свою жизнь. Единственно венгерские артиллеристы, в частности батальон штурмовых орудий генерала Билнитцера, следуя за своим командиром, отважно сражались против своих врагов, прежде всего против румын, «заклятых врагов мадьяр». Поэтому их части были брошены в бой в район Восточного вокзала, и там их противники своей жизнью оплачивали каждый метр своего продвижения вперед. В Пеште осталось также еврейское гетто, в котором – в двух отдельных поселениях – около 160 тысяч неполноценных «в расовом отношении» заключенных ожидали решения своей судьбы. Кроме того, в Пеште находилось около 40 тысяч евреев, среди которых было много бежавших в Венгрию словацких, польских, югославских и даже немецких евреев, проживавших с фальшивыми документами (в таком «арийском» районе города, каким был Пешт). Они стали людьми вне закона для салашистов, которые – если им удавалось схватить и определить таких евреев, обрекали их в те январские ночи на смерть, а трупы сбрасывали в ледяные воды Дуная. Одно время жизнь заключенных в гетто людей висела на волоске – салашисты из «Скрещенных стрел» планировали при отступлении из Пешта разрушение гетто и уничтожение проживающих в нем евреев. Однако полиция, охранявшая территорию гетто, была против этого замысла, а когда салашисты для исполнения своего плана попытались привлечь на свою сторону СС и, прежде всего, обергруппенфюрера СС Пфеффера фон Вильденбруха, то получили не только резкий отпор, но и прямой запрет. «Всю свою жизнь я носил чистый мундир. И я никогда не предприму каких-либо действий против беззащитных женщин, детей и стариков. И я не мог допустить того, чтобы здесь с ними что-либо произошло!» – так впоследствии объяснил свое решение Пфеффер фон Вильденбрух. Комендант крепости направил дополнительный наряд под командованием подполковника для охраны гетто, который оставил по приказу свой пост и отступил в Буду только тогда, когда первые русские солдаты подошли к гетто и освободили его обитателей.

Несмотря на отступление и нужду, настроение в Буде было не столь подавленным, как можно было бы заключить на основании сложившегося положения. Буда, будучи меньше Пешта, со своими многочисленными холмами и зелеными массивами, был в гораздо большей степени приспособлен к обороне. Шли также разговоры о новом, гораздо более масштабном наступлении Гилле, которое теперь должно было быть в достаточной мере мощным, чтобы взломать кольцо окружения вокруг города и освободить изрядно уменьшившееся число его защитников. «Гилле уже идет! Спасение близится! Нам остается только следить за его прорывом… Еще только семь-восемь километров – и потом Гилле снимет окружение… И тогда снова можно будет спокойно вздохнуть и исполниться волей к жизни!»

Русские между тем совершенно точно знали, что гарнизон возлагает все надежды на деблокирующие ударные группировки, и усиливали ураганный огонь своей артиллерии и атаки с воздуха. 19 января 1945 года Пфеффер фон Вильденбрух предложил группе армий «Юг» посодействовать тому, чтобы германская авиация не только бомбила важные в тактическом отношении артиллерийские позиции русских в предместьях города, но и показывалась над крепостью. «Вид нашей авиации будет моральной поддержкой обороняющимся», – подчеркивал он в одном из донесений о положении в крепости. Но ее защитники не могли долго отбивать атаки все более активно применяемых русских танков. Но все же, даже несмотря на отчаянное положение с продовольственным снабжением (в конце января дневная порция сражающегося солдата состояла из миски супа из конины и примерно 150 граммов хлеба), истощенные солдаты продолжали оборонять город.

Тяжелораненые, число которых достигло уже 3 тысяч человек, с 20 января получали ежедневно только по одной порции похлебки и должны были терпеть нечеловеческие условия, будучи размещены в переполненном центральном лазарете, оборудованном в подвалах королевского дворца. «Чудесные королевские ковры и затканные золотом атласные занавеси с вышитыми вензелями венгерских королей безжалостно разрезались, чтобы послужить подстилками для несчастных раненых, уложенных на них. Питаться им приходилось вареной кониной, поскольку продовольствия не хватало. В залах, превращенных в лазарет, не смолкали стоны и неописуемые вопли, поскольку врачи оперировали раненых прямо в импровизированных «палатах», среди других раненых, а над всем царил ужасный смрад. Снаружи непрестанно доносились разрывы снарядов, бомб, очереди бортового оружия самолетов и рев их моторов, поскольку у нас не было достаточного количества боеприпасов, чтобы отражать атаки вражеских самолетов, которые с 8 часов утра и до 5 часов вечера постоянно кружили над Будой, обрушивая на нее свой смертоносный груз. Однако надо было держаться…»

Многие венгерские солдаты и офицеры, которым из-за страданий населения и ненужного пожертвования столицы страны война опостылела, добровольно переходили на сторону русских. С их стороны это была сомнительная попытка побыстрее прекратить ставшую для Венгрии бессмысленной войну. То, что они были готовы сражаться теперь за эту цель, они доказали созданием Будайского добровольческого полка, который под командованием венгерского подполковника О. Варихази в составе Красной армии в последние десять дней осады сражался по-ротно против немцев. (После боев в Будапеште в полку уже было 5 батальонов, насчитывавших 2534 человека. – Ред.) Хотя с военной точки зрения действия этих добровольцев не представляли собой весомой помощи русским, это имело довольно значительное политическое воздействие, в особенности для еще сражающихся на стороне немцев венгерских солдат.