Текст книги "Сочинения"

– Матушка, пей, / Да меня не пропей – / Дочь свою любимую, / Дочь свою послушную, / Дочь свою Дарьюшку, / Да по батюшке Андреевну. / Матушка! Пей, / Да меня не пропей…

Когда старушка окончила стакан, тогда все гости принялись за рюмки и за серебряные чарки; началась пирушка, которая продолжалась около трех часов; потом гости встали из-за стола, помолились святым иконам и отправились по домам своим. Девушки пошли провожать жениха и дорогою пели и повторяли следующее:

– Взвейте же вы, / Ветры буйные! / Снесите же вы / С гор белые снеги, / Чтобы наши гости / У нас посидели, / У нас посидели, / На нас поглядели! / Взвейте же вы… и проч.

После того каждый вечер начались так называемые вечерки, которые состоят в том, что жених приходит к невесте, садится с нею за занавес, между тем девушки веселятся, играют с молодцами в фанты, поют песни, пляшут и проч. Таким образом протекла целая неделя; наступила суббота – день девичника. Девушки отправились к жениху за мылом; потом вместе с невестою пошли в баню, где ей расплели темно-русую косу; возвратясь оттуда, поехали на кладбище; там невеста поплакала над могилой своего отца.

Наступил вечер. В дом невесты собрались гости, и начался девичник, то есть пирушка, которая продолжалась до полуночи.

На другой день, после обедни, дружка приехал в дом Дарьи; спросил, готова ли невеста, и, получив утвердительный ответ, удалился. Вскоре после того он приехал вторично с женихом и со всем поездом. Невеста сидела уже за столом; подле нее находился семи– или восьмилетний мальчик, со скалкою в руках, который должен был продавать девичью косу. Мальчик, получив от дружки несколько денег, удалился, а на место его сел жених со свахою и поезжанами[9]9
  Поезжане – участники свадебного поезда. – Прим. ред.


[Закрыть]. Дружка напомнил, что время уже ехать в храм Божий; почему все из-за стола вышли и начали молиться святым иконам.

Мать Дарьи и, вместо отца, один из родственников ее благословили невесту и жениха образом святого Николая Чудотворца, хлебом и солью. Невеста, покрытая фатою, села со свахами в телегу, а жених, с тысяцким и большим боярином, в другую; дружка же верхом – и все отправились в церковь. Между тем в дом жениха была доставлена постель невесты и все ее приданое. По совершении брачного обряда невесту привезли к жениху и они оба заняли место в переднем углу; по сторонам их сели дружка, свахи, поезжане и приглашенные гости. Длинный дубовый стол был накрыт белою скатертью. Дружка закричал громогласно: «Поварушка матушка! Встань на куньи лапки, достань до судной лавки: что есть в печи, все на стол мечи!» Вмиг появились на стол большие пироги, огромные части жаркого, соленые окорока, запеченные в тесте, и проч., и проч. Застучали стаканы, рюмки и серебряные чарки. Зеленое вино полилось рекою. Дружка кричал беспрестанно: – За здоровье князя новобрачного и княгини новобрачной – кушайте, гости!

Оренбургские казаки, сколь храбры против злодейств киргизцев, столь же неустрашимы и против даров вечно юного Вакха. Вскоре лбы их покраснели, носы побагровели, щеки запылали румянцем. Острые шутки посыпались, слова полились рекою; громкий хохот раздавался беспрестанно. Развеселившиеся старики, разглаживая закрученные усы свои и длинные бороды, по которым текло вино и масло, расстроенными голосами затянули следующую песню:

Казаки свой ум имеют, / Жизнь прекрасную ведут; / Пикой, саблею владеют / И горилку славно пьют!

Со врагом казак сразится – / Победит врага за раз; / Если ж вздумает напиться – / То напьется на заказ!

Для киргизца лиходея – / У него готов аркан; / Для горилки чудодея – / У него готов стакан.

С пикой, саблею и водкой / Он умеет в дружбе жить; / И с молоденькой красоткой / Он умеет пошалить.

Есть враги – с врагами бьется – / И врагов он вмиг побьет; / Есть вино – он вмиг напьется – / Тотчас песни запоет!

Казаки свой ум имеют, / Жизнь прекрасную ведут; / Пикой, саблею владеют / И горилку славно пьют!

Примечания автора

(1) Яицком назывался прежде город Уральск.

(2) Молельнею называется часовня старообрядцев.

(3) См. сентенцию, заключенную по делу изверга Пугачева 1775 года января 9 дня, которая была опубликована во всеобщее сведение.

(4) При описании злодейств, поимки и казни Пугачева сочинитель сей повести руководствовался «Русскою историей» С. Н. Глинки, официальными бумагами, рассказами оренбургских старожилов, сентенциею, официальным описанием деяний Пугачева и жизнеописанием генералиссимуса графа Суворова.

(5) Сия станица названа Зимовейскою в книге «Ложный Петр III, или Жизнь, характер и злодеяния бунтовщика Емельки Пугачева», напечатанной в Москве 1809 года, а в «Русской истории» С. Н. Глинки она наименована Замовянскою. Которое из сих названий справедливо – я решить не могу.

(6) Сей побег учинен Пугачевым 19 июня 1773 г.

(7) Самовидцы рассказывают, что сия девушка была первейшая красавица из всего Уральска.

(8) Во время замешательства, произведенного Пугачевым, не только татары, но и русские схватывали друг друга и продавали киргизцам.

(9) Бешбармак – мелко искрошенное баранье мясо, смешанное с небольшими кусочками теста; каймаки – сливки, сметана; крут – род сыра, имеющего хотя острую, но довольно приятную кислоту; казы – конские копченые колбасы; кумыс – кобылье заквашенное молоко; айран – кислое коровье молоко, разведенное водою.

(10) Пугачев четвертован в Москве; голова его была воткнута на кол, части тела разнесены по четырем частям города и положены на колеса, а после на тех же самых местах сожжены. Перфильев также четвертован в Москве. Чике была отсечена голова в городе Уфе, воткнута на кол для всенародного зрелища, а труп его вместе с эшафотом сожжен. Шигаев и Торнов повешены. Плотников, Караваев, Закладнов, Иван Почиталин и Горшков наказаны кнутом и, по постановлении знаков и вырыванию ноздрей, сосланы на каторгу. См. сентенцию, заключенную по делу Пугачева.

(11) По сему предмету вот что сказано в 9 пункте вышеупомянутой сентенции: «Илецкого казака Ивана Творогова, да Яицких: Федора Чумакова, Василия Коновалова, Ивана Бурнова, Ивана Федулева, Петра Пустобаева, Козьму Кочурова, Якова Почиталина и Семена Шелудякова, в силу Высочайшего Ее Императорского Величества милостивого Манифеста, от всякого наказания освободить; первых пять человек потому, что, вняв гласу и угрызению совести и восчувствуя тяжесть беззаконий своих, не только пришли сами с повинною, но и виновника погубы их Пугачева связав, предали себя и самого злодея и самозванца законной власти правосудию. Пустобаева за то, что он отделившуюся шайку от самого злодея Пугачева склонил придти с повиновением, равномерно и Кочурова, еще прежде того времени явившегося с повинною; а последних двух, за оказанные ими знаки верности, когда они были захвачены в толпу злодейскую, и были подсылаемы от злодеев в Яицкий городок, то они, приходя туда, хотя отстать от толпы опасались, однако возвещали всегда о злодейских обстоятельствах и о приближении к крепости верных войск; и потом когда разрушена была злодейская толпа под Яицким городом, то сами они к военноначальнику явились. И о сем Высочайшем милосердии Ее Императорского Величества и помиловании сделать им особое объявление через отряженного из собрания члена сего января 11 дня, при всенародном зрелище пред Грановитою палатою, где и снять с них оковы».

(12) Боже! Боже! Господи помилуй!

Мятежник Пугачев
Отрывок из повести. Глава первая

Печатается по: «Заволжский муравей», 1833, № 14, июль.

 
В стране, где тихими струями
Катится Дон среди брегов,
Известен был между донцами
Казак Измайлов – Пугачев.
Он был природы сын любимый,
Среди мечей неустрашимый,
Он был красою казаков.
Питомец чести, громкой славы,
С отцом Отечества Петром
Измайлов, на полях Полтавы,
Бросал в злодеев бранный гром;
Когда любимец счастья мощный,
Отважный, дерзостный герой,
Алкид бестрепетный, полночный,
Дышавший бранною грозой,
Честолюбивый Карл суровый
От русского меча дрожал,
Было опубликовано за подписью:
От мстительной руки Петровой,
Лишася войска, убежал
С полей кровавого сраженья,
Чтоб у чалмы искать спасенья
И быть рабом – лишь без оков —
Пророка ложного сынов.
Казак Измайлов – Пугачев
Во многих битвах отмечался:
Краса воинственных донцов —
Он храбро с турками сражался,
Толпы злодейские губил;
Но плен ему уделом был.
Удел несносный и суровый!
К войне привыкнувший герой,
На место сабли боевой,
Был принужден надеть оковы!
Сгорая жаром нетерпенья,
Со всею силой наступленье
Свободы часто призывал —
И скуку плена проклинал!
Свобода наконец явилась
И цепь неволи прервала;
Душа героя оживилась,
Для шумной славы расцвела…
Он в стан российский возвратился,
За славой снова устремился;
С толпой отважных казаков
Он снова грянул на врагов,
Пред саблей, пред ружейным дулом,
Пред пушкой он не трепетал —
И, правя смелым эрталулом[10]10
  Эрталул, ертаул – вероятно, от татарского «йортаул», что означает передовой полк. Так в Московском государстве назывался отряд легкой конницы, следовавший впереди главного войска для изучения местности и разведки. Также – разведывательный отряд в казачьих войсках, отводной караул. – Прим. ред.


[Закрыть],
Он славу мужеством снискал!
Героя слава полюбила,
Но от беды не защитила:
Он на равнине битвы пал!
Он пал, пал от руки злодейской,
Рассекшей буйную главу —
И умер смертью молодецкой,
В родной станице Зимовейской
Оставив сына и вдову.
Сей сын Емелькой назывался,
У казаков слыл молодцом:
Проворством, ловкостью равнялся
С покойным, доблестным отцом…
Его природа полюбила
И при рожденьи наградила —
Прекрасным мужеским лицом,
Высоким станом, гибким, стройным
И взором огненным, проворным
И проницательным умом.
Но щедрые дары природы,
Глупец! во зло употребил —
И юности мятежной годы
Порывам буйства посвятил.
От дяди, матери – развратных —
Он образ жизни перенял,
Лишился качеств всех приятных,
К добру стремленье потерял!
Среди пороков он томился:
Был мрачен, холоден душой;
Но вдруг красавицей пленился:
Недолго думал – и женился
На Софье, девушке донской.
Он года через три наскучил
Своей женою молодой…
Рожденный с пламенной душой,
Себя желаньем славы мучил,
Желал лететь в кровавый бой!
Его ум буйный, своевольный —
Покоем, миром недовольный,
Был занят грозною войной!
Души безумное желанье —
Войною заменить покой —
Любимой сделалось мечтой!
Исполнилось его мечтанье —
Гром шумной брани загремел —
И Пугачев вмиг полетел,
С булатной саблею во длани,
На поле смертоносной брани!
Сильней, сильней день ото дня
Пылала грозная война.
За верность, честь, за святость веры
Восстали русские сыны,
И пламень бедственной войны
Объял турецкие Бендеры.
 
 
Орел российский не дремал.
Рога луны в когтях сжимал;
Отважный Пугачев старался
Себя средь брани отличить;
Во все опасности вдавался —
И не умел врагов щадить…
В рядах могучих эрталула
Он первый по геройству был
И чин почтенный есаула
За смелость, храбрость получил.
Но этого казалось мало:
Он честолюбием сгорал;
Оно в него вонзило жало;
Он чина здешнего желал;
Но мир блаженный водворился —
И Пугачев наш возвратился
С досадой сильною домой.
 

Киргизский пленник
Быль Оренбургской линии

Печатается по: «Отечественные записки», 1826, часть 28.

Верхнеуральск, составляя пограничную крепость, принадлежит к числу уездных городов Оренбургской губернии; он находится под 53° 52’ 40’’ северной широты и под 76° 47’ 12’’ восточной долготы от первого меридиана, через остров Ферро проведенного. Немногие крепости, немногие города могут похвалиться таким прекрасным местоположением, какое играет Верхнеуральск, стоящий на левом, крутом берегу быстрого Урала. Вокруг него возвышаются горы, расположенные в виде неправильного амфитеатра. С одной стороны виден величественный, безлесный Извоз, с глубоким ущельем, которое начинается от самой вершины и оканчивается близ подошвы; с другой – синеется угрюмая, дикая сопка, на коей лежат ужасные камни, издали кажущиеся огромным строением; подле нее зеленеется Мохнатая гора, покрытая молодым березняком. Вдали чернеет цепь гор Рифейского хребта[11]11
  Рифейские горы – старинное название Уральских гор. Изначально, в античности так называли возвышенности, дающие начало основным рекам Скифии. В греческой мифологии, кроме того, считалось, что на Рифейских горах находилось жилище северного ветра Борея. – Прим. ред.


[Закрыть]. Между ними, в большом отдалении, в ясное время видна страшная Иремель-тау, грозный исполин Каменного Пояса[12]12
  Еще одно название Уральских гор. – Прим. ред.


[Закрыть], покрытый вечными снегами и окруженный холодными туманами и сизыми облаками! Быстрый Урал шумит, извивается в тысяче излучинах и, при самом городе, принимает в себя прозрачную Урляду, с которой вблизи соединяются светлые струи тихой Узельги. На правом берегу Урала разлиты многие озера, которые, при солнечном свете, блестят как чистое серебро. В недальнем расстоянии от города протекает игривая речка Ямская. Словом, быстрый взор на каждом шагу встречает предметы самые прелестные, самые восхитительные, самые романические!..

* * *

Благословляю, благословляю тебя, незабвенный Верхнеуральск! Ты занимаешь незавидное место на карте Азиатской России; но самое первое – в моей памяти, в моем сердце! Могу ли, могу ли я забыть время, проведенное в тебе, пленительный городок? То бесценное время, в которое меня окружала радость, в которое меня лелеяло счастье. – Увы! Почто минуты радости пролетают быстро? Почто счастье наше бывает непродолжительно? Но что такое радость? Мыльный пузырь! Что такое счастье? Блестящая пыль на крылышках бабочки! Дунь – и мыльный пузырь лопнет! Прикоснись ко крылышкам мотылька – и блестящая пыль исчезнет… Расставшись с тобою, незабвенный Верхнеуральск, я расстался с игривою радостью, расстался с легкокрылым счастьем! Все, что было для меня мило, что было для меня драгоценно – осталось в тебе, незабвенный Верхнеуральск!..

Увы! С тех пор я узнал людей, не имеющих ни сердца, ни чувств, таких людей, которые забыли права человечества и отравили жизнь мою ядом мучительной горести!.. Но судьбы неисповедимы! Может быть, и мне предстоит счастливая будущность; может быть, и я паки[13]13
  Опять, снова, вновь (устар). – Прим. ред.


[Закрыть] узнаю радости, как Федор, о котором хочу рассказать моим читателям, слышав приключение его от одного почтеннейшего старца, находившегося при заведении Оренбургской линии: оно случилось вскоре по основании Верхнеуральска ст [атским] совет [ником] Кирилловым.

Федор, прекрасный молодой вахмистр, сын бывшего Билярского драгунского полка поручика, по приказанию начальства, вместе с тридцатью драгунами, состоял при пастьбе конского табуна, находившегося на внутренней стороне линии, в пятнадцати верстах от Верхнеуральска, при озере Малом Богадаке. В одну темную ночь табун и находившиеся при оном драгуны были окружены разбойническою шайкою киргизцев, состоявшею из четырехсот человек. Варвары сделали сильный и стремительный натиск; но неустрашимые драгуны встретили их храбро. Началась ужасная битва: засвистели пернатые стрелы; зазвучали булатные копья; зажужжали свинцовые пули; от острых сабель и тяжелых палашей посыпались искры – и горячая кровь обагрила холодную землю!.. Варвары бились, желая корысти; драгуны защищались, исполняя священный долг службы. Сохраним от забвения имена трех героев, в особенности отличившихся во время сей битвы: это были старые, заслуженные драгуны Лобов, Волков и Абалдуев, слыхавшие свист шведских пуль и звуки турецких сабель. Сии драгуны – истинные сыны Отечества, истинные герои – сражались как разъяренные львы, как лютые тигры; они изрубили многих злодеев; а мужественный Лобов сильным ударом тяжелого палаша перенес надвое предводителя разбойнической шайки, киргизского батыря Карагуша… Но что может сделать горсть храбрых противу буйного многолюдства? – Драгуны, все без исключения, были побиты; один только Федор, покрытый двенадцатью ранами и ослабевший от большого истечения крови, взят в плен. Варвары, осмотрев раны несчастного вахмистра, перевязали их по-своему, потом посадили его на лошадь, руки и ноги стянули арканами. После того злодеи поехали к берегам Урала, а некоторые из них погнали конский табун. Во время пути киргизцы, гнавшие лошадей, беспрестанно ударяли огнивами в кремни для того, чтобы разливавшиеся от оных ударов искры освещали им дорогу. Злодеи перегнали табун и переправились через Урал вплавь, близ Красного Яра.

Что могло быть хуже положения, в каком находился несчастный Федор? Связанный, он не мог пошевелиться; а между тем раны причиняли ему жесточайшую боль. Путь разбойников продолжался четверо суток. Каждую ночь варвары, расположившись ночевать, покрывали связанного Федора войлоком и на края оного ложились сами, для того чтобы молодой вахмистр не мог сделать побега. На пятый день киргизцы прибыли в свой аул, расположенный на небольшой речке, близ бора, именуемого Карагач. Федор достался в невольники старому батырю Кутлубаю, который принялся лечить нашего единоземца от полученных им ран. Способ лечения был самый простой, именно: Федора каждодневно обкладывали горячею овчиною, за минуту перед тем с барана снятою. Это простое лечение было очень полезно для нашего вахмистра; он, по прошествии пяти недель, совершенно выпользовался[14]14
  Здесь: вылечился. – Прим. ред.


[Закрыть]. По выздоровлении Федора была призвана старая колдунья, называемая Джа-Адугар, которая, по мнению суеверных киргизцев, умела производить то, что каждый пленник, сделавший побег, во время оного заблуждался и снова попадал в неволю. Старуха, вырвав несколько волос из головы Федора и спросив его об имени, поставила бедного невольника среди кибитки, на расчищенном и солью посыпанном месте, на котором раскладывается огонь. После сего колдунья принялась делать заговоры, велела Федору три раза отступать назад, плевать на свои ступни и каждый раз выскакивать из кибитки, потом насыпала ему на язык несколько золы, на которой он стоял, – и колдовство кончилось. После того Кутлубай говорил Федору следующее: «Слушай, невольник! Ты должен мне служить верно; за это я буду кормить тебя, одевать и обувать; но ежели ты сделаешь побег, то знай, что нигде не можешь от меня укрыться – ни на земле, ни в воде, ни в воздухе: я тебя поймаю – и тогда, с жесточайшего наказания, подрежу тебе кожу на подошвах, насыплю туда мелко изрубленных конских волос, и сделаю то, что ты будешь мучиться и раскаиваться целую жизнь!» Такие жестокие угрозы у варваров киргизцев, к несчастью бедных невольников, исполняются на самом деле.

Батырь Кутлубай имел трех сыновей, Ак-Кусюка, Ишберду, Юламана, и дочь Баяну. Сыновья Кутлубая были смелые батыри, или лучше сказать – славные воры и разбойники, от которых много терпела Оренбургская линия; но Баяна нисколько не походила на своих братьев: она была прелестная 16-летняя девушка – скромная, невинная, добродушная и очень, очень милая!

Соображаясь с обыкновением земляков своих, варвар Кутлубай обрил молодому невольнику голову и одел его в киргизское платье. Житье Федора было бы довольно сносно, если бы киргизцы кормили его досыта; но злодеи каждодневно давали невольнику своему одни только кости и небольшую чашку молока или растопленного сала. Желудок молодого вахмистра, привыкший к русским щам, круглым пирогам, блинам и оладьям, долго не мог принимать киргизской умеренной пищи, а особливо растопленного сала; но нужда всему научит! Занятие Федора состояло в том, что он, закованный в тяжелые железа, должен был каждодневно пасти киргизских баранов. Как часто несчастный молодой человек, изнуренный голодом и ослабевший от полудневного зноя, повергался на землю! Как часто, в глубокой горести, он вспоминал священные берега Урала, вспоминал отца, мать, братьев и сестер! Как часто умолял Всевышнего о даровании ему золотой свободы! Как часто, приведенный в отчаяние, призывал смерть, чтобы она прекратила его мучения!

Время текло; целый год прошел уже с того дня, как несчастный Федор попал в неволю, – горестный, мучительный год! Он показался нашему вахмистру целым веком. Шелковая трава, покрывающая киргиз-кайсацкие степи, зеленелась, цветы разливали приятный запах, жаворонок резвился в воздухе, трепетал и громким пением изъявлял свою радость; все веселилось, все восхищалось прелестями живительной весны: один только Федор крушился, один только Федор проливал горькие слезы!..

Однажды несчастный невольник, утомленный дневными трудами, лежал в некотором расстоянии от кибитки своего хозяина, смотрел на голубое небо, усеянное звездами, и мечтал о свободе. Приближалась полночь; но благодетельный сон бежал от глаз несчастливца… Наконец природа вступила в права свои – и Федор начал дремать… Вдруг раздался тихий, приятный голос… Молодой вахмистр раскрыл глаза – и кого же увидел перед собою? Прелестную киргизскую девушку, дочь Кутлубая. «Встань, встань, бедный невольник! – так начала говорить Баяна. – Встань и утоли свою жажду». Федор, удивленный неожиданным приходом девушки, приподнялся, но не знал, что говорить, хотя хорошо уже научился киргизскому языку. «Я тебе принесла кумызу, – продолжала Баяна, – пей его, милый невольник!» Федор принял чашу; девушка села подле него. «Мне жаль тебя, милый невольник, – говорила она, – жаль, очень жаль! Тебя мало кормят, а потому я и принесла кумызу, который утолит твой голод, утолит твою жажду… Даю тебе верное слово: каждую ночь, если будет возможность, я стану приносить тебе кумыз и мясо: только ты должен быть молчалив, чтобы никто не сведал об этом. Знаешь ли, милый невольник, я тебя люблю, очень люблю и со временем, быть может, постараюсь возвратить тебе свободу». Федор, со слезами на глазах, благодарил прекрасную Баяну за ее добродушие, за ее обещание, и уверял, что он благодеяний милой девушки не забудет до самой смерти.

Киргизская девушка устояла в своем слове: она каждую или почти каждую ночь приносила мясо и кумыс, предлагала их молодому невольнику; садилась возле него; говорила ему о любви своей и о том, что она чувствует большое удовольствие, когда видит и слушает его. Федор не мог быть равнодушным к прелестям милой девушки: он полюбил ее – и полюбил нежно, страстно, пламенно!

О первейшее благо жизни нашей, союз двух сердец, всесильная любовь! Ты, как дивная чародейка, творишь чудеса: истребляешь наши горести, уменьшаешь несчастия, прогоняешь тяжкую скуку; ты рассыпаешь вокруг нас радости, умножаешь наше счастье, разливаешь веселие, ты усыпаешь путь наш благовонными розами, ты услаждаешь горестную неволю и облегчаешь тяжесть оков! Федор, узнав силу любви, нашел в ней отраду и утешение в своем несчастии.

В одно время Кутлубай, сыновья его и прочие киргизцы были приглашены в соседственный аул на поминки, отправляемые по одном умершем богаче. В ауле Кутлубая остались одни только женщины и дети. По наступлении ночи прекрасная Баяна явилась к Федору и говорила ему: «Радуйся, милый друг! Ты можешь теперь получить свободу; не теряй времени: вот тебе острая пила; скорее распили свои оковы; лошади и съестные припасы уже готовы; мы можем теперь же ехать… Ведь ты не оставишь меня здесь?» – «Могу ли, могу ли я тебя оставить, прекрасная Баяна! – вскричал Федор, принимаясь пилить железа, – ты моя спасительница, ты мой Ангел! Я скорее соглашусь умереть в неволе, нежели уехать без тебя, несравненная девушка!»

Любовники, не теряя времени, сели на лошадей, хорошо оседланных и обвешенных съестными припасами, и благополучно отправились в путь. Они ехали только по ночам, а во время дней укрывались в оврагах и кустарниках.

По наступлении утра семейство Кутлубая хватилось Баяны и невольника; но, не нашед их, догадалось, что они бежали. Сведение о сем дошло до Кутлубая не прежде, как на другой уже день. Разъяренный киргизец, – произнося ругательства своей дочери и клянясь Магометом, что он изрубит ее в мелкие куски, если догонит, – отправился, вместе с сыновьями своими, вслед за бежавшими; но, к счастью, Федор и Баяна были уже далеко; а потому и преследование не могло иметь никакого успеха.

На седьмой день после своего побега юные любовники прибыли благополучно в Верхнеуральск. Могу ли, должен ли я описывать свидание Федора с отцом, матерью, братьями и сестрами? Нет! Предоставляю воображению читателей составить картину, могущую растрогать сердце самого нечувствительного человека.

Киргизская девушка приняла христианскую веру; при святом крещении она была наречена Ольгою – и сделалась супругою счастливого Федора. Прелестная Ольга очень скоро выучилась говорить по-русски, привыкла к нашим обычаям, к нашему образу жизни и была доброю женой, доброю хозяйкой и доброю матерью своих детей – плодов супружеской любви.

Конец невымышленной повести и конец испытанию терпения моих читателей!