Текст книги "Сочинения"

Сетование киргиз-кайсацкого пленника

Печатается по: «Оренбургский край в произведениях русских писателей». – Оренбург, 1991.

 
Ах! что со мной?
В очах слеза!
Здесь край чужой,
Души гроза!
Твоя волна,
Река Уиль,
Мутна, черна,
Черна, как ил!
 
 
Сей желтый луг,
Сей вид степей,
Сей грозный звук,
Сей звон цепей —
Мой дух мутят,
Меня томят,
Мне в душу льют
Печали яд!
 
 
Где милый край,
Урала брег,
Мой светлый рай,
Страна утех?
Где мать, отец,
Родных семья,
Кумир сердец,
Адель моя?
 
 
Где, где они,
Где милый край,
Где счастья дни,
Где светлый рай?
Краса земли,
Родимый край —
Там, там вдали,
Мой светлый рай!
 
 
Я пленник твой,
Злодей кайсак!
Спеши, герой,
Спеши, казак!
В глухую степь
Врагов карать —
И плена цепь
С меня сорвать!..
 

Письмо П.П. Свиньину

Печатается по: «Отечественные записки», 1828, часть 35.

М. Г. П. П.! [Милостивый государь Павел Петрович]

Кто читал «Отечественные записки», тот знает, что Ваше путешествие по Сибири принесет немалую пользу нам, русским, любящим свое отечество, о котором некогда мы принуждены были почерпать известия почти из одних иностранных источников, большею частию наполненных илом пристрастия и тиною ошибок. Но Сибирь такая страна, о которой говорили Гмелин, Паллас и, наконец, г-н Спасский.

Позвольте же побеседовать с Вами об одной Оренбургской линии и сопредельных с нею местах. Наша губерния никем или почти никем не описана: я разумею подробное описание, за исключением известного сочинения Рычкова, которое, быть может, было хорошо в свое время, но ныне оно очень и очень недостаточно! Почитаю долгом упомянуть о нескольких любопытных предметах, которые, как мне кажется, заслужат и Ваше внимание.

Если Вы из Оренбурга поедете к вершинам Урала по линии, то не встретите тут ничего занимательного ни для чувств, ни для воображения. Один предмет, который займет Вас, есть Губерлинские горы, отстоящие от Оренбурга в 220–230 верстах; в них очень много самой хорошей яшмы: но это не собственные слова мои, ибо я совершенный невежда в металлургии и минералогии.

Когда Вы приедете в крепость Кизильскую, то можно бы Вам отправиться в деревню Сибаеву, отстоящую от Кизильской в двадцати верстах. В этой деревне живет начальник 6-го башкирского кантона, полковой сотник Бектемиров. Он (разумеется, при содействии здешнего г-на военного губернатора) доставит Вам такие материалы, которые займут не последние страницы в Вашем журнале. У некоторых чиновников, состоящих в 6-м башкирском кантоне, есть грамоты царя Алексея Михайловича и предшественников его. Сии грамоты очень любопытны. Ежели Вы, М.Г., имеете намерение обратить внимание Ваше на башкирцев, то нигде не можете сделать столь верных наблюдений над этим полукочевым народом, как в деревне Сибаевой. Когда Вы не будете дорожить временем, то можете в сей деревне провести несколько дней. Тут Вы узнаете отличительную характеристику башкирцев, узнаете их нравы, обыкновения, образ жизни, предрассудки и проч. Я не могу утверждать, что песни и сказки башкирские имеют оттенки поэм Ариостовых; но могу сказать, что в тех и других есть большое сходство с нашими народными песнями и сказками. В башкирских преданиях, на которых основаны их сказки и песни, всегда встречаются батыры, нисколько не подобные древним рыцарям, но имеющие особенный характер, свойственный одним башкирцам. Краткость времени не дозволяет мне распространиться по сему предмету, но я могу удовлетворить любопытство Ваше одною из песен этого народа. Вот самый вернейший перевод сей песни, которая в подлиннике имеет рифмы, но не имеет метрической просодии:

 
Что, мой друг любезный, делаешь?
Ты коня седлаешь верного
И с друзьями собираешься
Разгромить киргизцев-хищников,
Отомстить им наказанием
За набеги, разорение!
Но, любезный мой! послушайся
Той, которая к тебе, мой друг,
Уж давно сгорает страстию
Самой сильной, самой пламенной!
О, любезный мой! послушайся:
Ты не езди в степь далекую,
Сберегай свою жизнь милую
Для твоей подруги-девицы!
Может статься, что могущество
Не спасет тебя от гибели:
Может быть, рука злодейская
Поразит младого батыра.
Ты падешь среди наездников,
Как ель древняя, кудрявая,
Бурей яростной сраженная!
Что же будет с бедной девицей?
Ах, она увянет с горести,
Как цветок от зноя, холода
Увядает, осыпается!
Как пчела трудолюбивая
Не живет без меду сладкого.
Так и я без друга милого
Не могу жить одинокая!
Без тебя, мой друг возлюбленный,
Я сойду в могилу мрачную!
 

Не могу удержаться, чтобы не сообщить Вам еще одной башкирской песни, которая, мне кажется, занимательнее предыдущей:

Песнь башкирца после сражения

 
Питомцы быстрого Урала,
Башкирские богатыри!
Уже ночь тихая настала…
Последняя струя зари
На своде неба догорает,
Звезда вечерняя играет,
И круглый месяц золотой
Плывет над ближнею горой;
Уже окрестность потемнела,
Долины погрузились в сон;
Где брань свирепая кипела,
Где раздавался крик и стон,
Где пушки громы извергали,
Где сабли молнией сверкали —
Там воцарилась тишина,
Сопутница покоя, сна.
Мы в поле бранном отличились;
Любовью к родине горя,
Для славы в прошлый день трудились ¹!
За честь, за веру, за царя
Все грудью постоять умели;
Разя злодеев, не робели!..
Друзья! хвала вам: целый мир
Узнает, сколь могуч башкир!
О братья! принесем моленье
Творцу вселенной, богу сил:
Он нас в минувшее сраженье
От ран, от смерти сохранил;
Он благ, он, вняв мольбам пророка ²,
Блюдет от бедственного рока;
Он нам врагов сразить помог:
Неправым – казнь, за правых – бог.
Опять мы на злодеев грянем,
Когда исчезнет мрак ночной!..
Теперь сотрудников вспомянем,
Ссеченных бранною косой…
Но вы в унынье погрузились,
И слезы из очей пустились,
Как перлы утренней росы,
Блистая, каплют на усы!
Почто сраженного героя,
Почто, товарищи, жалеть?
О, сколь прекрасно среди боя
За веру, верность умереть!
Родных и милых защищая,
Святую родину спасая,
Хотя погибнем – смерть славна!
Без жертв проходит ли война?..
Друзья! оставим сожаленье…
А вы, о падшие в бою!
Вам горестей земных забвенье,
Вам счастья, радости в раю!³
Там гурий девственных лобзанье,
Их ароматное дыханье,
Объятия, улыбка, взгляд
Блаженством храбрых наградят!
Там, там вкушайте наслажденья!
А здесь героев имена
Навек спасутся от забвенья:
Их не поглотят времена!
Певцы на курах громогласных,
В кругу башкиров, дев прекрасных,
Деянья ваши воспоют —
Из рода в род передадут!
Внимая песне справедливой,
Башкирец жаром закипит —
И вдруг в руке нетерпеливой
Булат блестящий загремит!
И девы нежные, младые,
Потупив очи голубые,
Слезами перси оросят
И вашу память тем почтят.
 

Сия песня получена мною в 1821 году, во время проезда моего через 6-й башкирский кантон, от одного ученого муллы (жреца), имени которого я теперь не упомню. Этот же мулла сообщил мне еще две песни, кои переведены мною на русский язык и напечатаны в «Вестнике Европы» 1822 и 1823 годов. Почитаю долгом заметить, что, переводя «Песнь башкирца после сражения», я старался только удержать мысли подлинника, но принужден был отступить от простоты слога, составляющей главное достоинство упоминаемой песни. Ежели Вам, М. Г., угодно будет, то я впоследствии времени, с особенным удовольствием, сообщу несколько сказок и несколько песен башкирского народа; но позвольте предложить условие, чтобы Вы не имели большой строгости к моему слогу и чтобы я знал, куда именно к Вам относиться.

Мне кажется, что Вы не можете достигнуть настоящей цели, если поедете через селения башкирцев без переводчика. Я осмеливаюсь рекомендовать Вам самого способнейшего для сей обязанности, именно чиновника, служащего в губернаторской пограничной канцелярии, Черкасова.

Из деревни Сибаевой не угодно ли Вам отправиться к Ярындыку? Эта гора есть одна из высоких уральских и отстоит от Сибаевой не более как в пятнадцати верстах. Она представит самую живописную, самую восхитительную картину, которая украшает сего исполина Каменного пояса. Здесь встретите Вы прекрасные рощицы, густые леса, быстрые ручьи, каменные утесы и проч., словом, встретите такое зрелище, которое может наполнить душу Вашу самым живейшим восторгом.

С горы Ярындык, по мнению моему, всего лучше ехать Вам по дороге, которая ведет от реки Большой Кизил к городу Верхнеуральску, отстоящему от сей реки во 120 верстах. Едучи по этой дороге, Вы встретите между крепостью Магнитною и редутом Янгельским два кургана довольно значительной величины. Может быть, получите о них какое-нибудь сведение от соседственных башкирцев или жителей, расположенных по берегам Урала.

С Кизильской дороги вы можете поворотить на крепость Магнитную. Ни крепость, ни местоположение оной не могут обратить на себя внимания Вашего; но зато Вы не оставите осмотреть гору, известную под именем Магнитной, находящуюся в восьми верстах от крепости. Эта гора изобильна магнитом и лучшею железною рудой, которою довольствуются заводы, принадлежащие г-ну Пашкову.

Отправясь из Магнитной и проехав шестьдесят верст по линии, Вы будете в уездном городе Верхнеуральске. Здесь нет ничего восхитительного; но зато Вы взглянете на величественный Извоз, на дикую каменную сопку – и они на несколько минут займут внимание Ваше.

Не угодно ли будет заглянуть в архив Верхнеуральской комендантской канцелярии. В ней хранятся многие бумаги, доказывающие обширный ум бывшего оренбургского губернатора Неплюева: прекрасные распоряжения его насчет устройства здешней линии; политические меры, предпринятые к посеянию вражды между киргизцами и башкирцами; словом, в бумагах встречаются многие черты, доказывающие патриотизм сего знаменитого и попечительного начальника, который старался на незыблемом основании утвердить и как можно более распространить торговлю с Бухарией, Хивой, Персией и завести коммерческие обороты с самою Индией; наконец, в этом же архиве имеется очень много бумаг, из которых можно сделать любопытное извлечение насчет замешательства, произведенного злодеем Пугачевым. Не знаю, кстати ли упомяну я здесь об официальной переписке, происходившей в сороковых и пятидесятых годах прошедшего столетия и хранящейся в означенном архиве. Эта переписка заключает в себе очень много забавного, например, вот список с рапорта Бунакова, писанного к бывшему верхнеуральскому коменданту Ступишину:

«В прошедшей неделе по дистанции редута Спасского обстояло все благополучно, кроме, что по ту сторону Симов пойман журавль, которого за присмотром того же разъезда к Вашему высокоблагородию представляю».

Вот еще выписка из книги, в которую вносились приказы, отдаваемые полковником Ступишиным:

«Завтра праздник: ученью и работам не быть; а помолившись Богу, идти в кабак и вино пить.

Пароль, Егор Алексеевич (Ступишин).

Лозунг, Марья Ивановна (Ступишина)».

Не оригинальные ли такие бумаги? Их много, очень много в верхнеуральском архиве.

Из Верхнеуральска не угодно ли Вам будет проехать 97 верст по линии, именно до крепости Степной? Местоположение сей крепости есть одно из числа самых прекрасных. Во 100–150 верстах от Степной находится такой предмет, который должен обратить на себя внимание ученого и любопытного путешественника: я говорю о храме или капище, находящемся в киргизской степи. Этот храм, построенный из дикого камня, начал уже разрушаться, но сохранил весь наружный вид и внутреннее расположение свое. Некоторые из русских линейных жителей, видевших упомянутый храм, говорят, что на стенах его есть какие-то надписи, по мнению их, татарские; напротив того, грамотные башкирцы утверждают, что означенные надписи не заключают в себе ни одного знака, имеющего сходства с татарскими буквами. Любопытно знать: какой это храм? Кем и когда построен? Не имеет ли чего общего с архитектурою древних народов? Из чего состоят имеющиеся в нем надписи – из букв или каких-либо особенных знаков, и в чем именно заключается смысл оных? Вот вопросы, которые встречаются сами по себе и которые, быть может, Вы решите удовлетворительным образом и тем доставите какую-нибудь новую черту для истории. Не излишним почитаю присовокупить к сему, что об упоминаемом мною храме, или капище, Вы можете получить некоторые сведения в городе Верхнеуральске от служащего в тамошнем гарнизонном батальоне унтер-офицера Новопашеннова, который видел этот храм в 1812 или 1813 году, во время преследования киргизцев.

Ежели Вы из крепости Степной поедете в город Троицк, то в оном получите подробные сведения о тамошней торговле, производимой на меновом дворе с киргизцами и бухарцами; но самый город не имеет в себе ничего любопытного. Впрочем, если Вы не рассудите ехать в Троицк, то из крепости Степной можете отправиться в завод Златоустовский, славный в России превосходною отделкою белого оружия и богатый своими рудниками. Близ этого завода находятся самые высочайшие из уральских гор: Пиктау, Ирямал-Тау и Кара-Тау, о коих упоминает в письме к Вам, от 3 марта 1824 года, Г. И. Спасский. Кто не видал Альпов, тому и угрюмые Рифеи кажутся самыми величественными предметами в природе. Я видел сии последние горы и прихожу в восхищение от одного воспоминания о них! Здесь природа представляется в различных изменениях своих: на одной горе – и зима и лето, и дикие скалы и зеленеющиеся холмы; там прекрасные равнины, а вокруг непроходимые леса; тут величественные реки и шумящие источники; словом: слияние ужасов и дикости со всеми очаровательными и прелестными видами. Вместе с г-ном Спасским душевно желаю, чтобы Вы не оставили без измерения высочайших из тех гор, которые по справедливости заслужили громкое имя земного пояса. Горное начальство златоустовских заводов, конечно, доставит Вам все возможные способы к исполнению сего предприятия, которое да увенчается счастливейшим успехом!

Сим оканчиваю слабые замечания мои о любопытных предметах; несмотря на обширность этого письма, оно не заключает в себе всего того, что есть занимательного на Оренбургской линии. И проч.

Петр Кудряшев, аудитор.

(Р. S. Находясь в госпитале за болезнью и узнав только третьего дня вечером о приезде Вашем сюда, я принужден был писать замечания свои прямо набело, а потому извините меня за ошибки и небрежность слога.)

Примечания автора

(1) Этот стих переведен буквально.

(2) Разумеется, Магомета.

(3) Обещаемом мусульманам по их Алкорану.

Простонародные слова, употребляемые в Оренбургской губернии

Печатается по: «Отечественные записки», 1830, часть 42, № 122.

М. Г. П. П.! [Милостивый государь Павел Петрович]

Многие из числа наших ученых занимаются собиранием провинциальных слов, употребляемых в разных местах обширной России, как видно из Трудов Московского общества словесности. Подражая этому, и я собрал несколько подобных слов, употребляемых в Оренбургской губернии. Сии слова суть следующие:

Айда (татарск.) – иди.

Арба – телега.

Байгуш (киргизск.) – бедняк, нищий.

Балта (башкирск.) – топор.

Буран (татарск.) – метель, вьюга, непогода.

Варнак (сибирск.) – ссыльный.

Взопрел – вспотел.

Вилок – качан.

Восейка – назад тому несколько дней.

Гомзулька – фигурка.

Гуньливый – вялый.

Завариха – мучная каша, молдавская мамалыга.

Казан – большой котел.

Казенка (пермск.) – перегородка.

Карга (татарск.) – ворона.

Кокурка – небольшой белый хлеб, замешанный на масле.

Кошма (татарск.) – войлок.

Кулага – род калужского теста.

Кулига – поляна, покрытая ягодами.

Купоросится – сердится, надувается.

Кургашик (киргизск.) – молодой, однолетний баран.

Курдюк (киргизск.) – хвост, задняя часть барана.

Курья – речной залив.

Малахай – большая шапка с висячими полями, ушами.

Морда – рыболовная снасть, верша.

Набольший – старший.

Напойка – щепоть табаку.

Озорник – буян, разбойник.

Ососок – поросенок.

Пельмени, пельяны, перьмени – маленькие вареные пирожки; род малороссийских вареников, только не с сыром, но [с] говядиною. Перьмени есть любимейшее кушанье пермяков.

Пленка – силки.

Рубец, рубцы – скотский желудок.

Студенец – родник.

Стяг – коровья туша.

Трясунка (пермск.) – лихорадка.

Туяс (пермск.) – берестяная посуда, бурак.

Тюбетейка (киргизск.) – шапочка, скуфья.

Увал – холм.

Хлопуша (пермск.) – лжец, обманщик.

Цыпки – болячки на ногах.

Чекмень – кафтан.

Чембары – шаровары.

Шабер – сосед.

Шандал (татарск.) – подсвечник.

Шаньга (пермск.) – лепешка, обмазанная сметаною, смешанною с мукою; род ватрушки.

Шары (пермск.) – глаза.

Шлях – след, тропа.

Щерба – уха.

Яга – шуба, сшитая из жеребячьих шкур, вверх шерстью.

Яргак – кожаный халат.

Препровождая вышеозначенные слова на рассмотрение Ваше, честь имею быть и проч.

Абдряш, башкирская повесть
(Взгляд на Башкирию)

Места Башкирии прекрасной,

Громада мрачных снежных гор –

Вид восхитительный, ужасный,

Дивящий душу, сердце, взор!

Я вами молча восхищаюсь,

Красой и мрачностью пленяюсь –

Дивлюсь могуществу Творца!..

Крюков

Печатается по: «Отечественные записки», 1827, часть 29, № 81–82, январь-февраль.

Башкирия, известная в старину под именем Пашкатырии, изобилует многими и редкими красотами природы. Кто не видел ни страшных Альп, ни высоких Пиренеев, ни ужасных громад Гиперборейских великанов, находящихся близ Ледовитого моря, на которых – скажем словом писателя – как после потопа, редкие (чудесные) звери блуждают по горам безвестным, – тот с большим удовольствием, с большим восторгом может рассмотреть Башкирию. Здесь-то встретит он возвышенные и угрюмые горы Рифейские, которые, по всей справедливости, заслуживают громкое имя Земного Пояса!

Здесь-то представляются изумленным взорам его ужасные громады, одна на другую опирающиеся, одна другую поддерживающие!

Седые облака и влажные, хладные туманы окружают вершины гор величественного Римна¹, между тем как другие одеты ледяною корою снегов вечных.

Вытекающие из оных ручьи – шумят, гремят, извиваются, удаляются, соединяются и образуют собой широкие реки, по берегам которых растут страшные, почти непроходимые леса, обитаемые хищными волками и свирепыми медведями. Между высокими, мрачными горами встречаются пленительные долины, которые, по крайней мере для воображения, ничем не хуже долин Темпейской и Гасли²! Во время благотворной весны игривый зефир часто посещает сии долины, чтобы наслаждаться объятиями прелестной Флоры, которая полюбила их и насадила множества цветов душистых и разнородных. Здесь восхитительные кудрявые рощи при тихом ветре наполняются туманом и напоминают страннику шепот Гамадриады. Здесь обширные и глубокие озера или стоят неподвижно между берегами и отражают в себе окружающие предметы, или, разъяренные порывами ветра, воздымаются, устремляются и страшными волнами ударяют в неподвижные граниты вековых скал! Словом: здесь встречаются виды – ужасные и прелестные, угрюмные и веселые, дикие и картинные, однообразные и восхитительные!.. Сии-то самые места составляли часть древней Болгарии, или великой Биармии, занимаемую ныне башкирцами, которые сами себя называют и от ногайских татар именуются башкуртами³.

История есть цепь злодейства!

Державин

Южная часть Сибири было место пребывания башкирцев, имевших собственных незначительных владельцев. Сила и притеснения сибирских ханов принудили их удалиться в Рифейские горы, а собственное бессилие заставило покориться казанским царям. Корыстолюбивые и бесчеловечные мурзы, посланные сими царями для собирания с башкирцев ясака, довели их до совершенной нищеты. К счастью, башкирцы страдали не долго.

Победоносное оружие Грозного Иоанна низложило гордыню кичливого Едигера и заставило казанских татар покориться российскому скипетру. Мудрость, правота и человеколюбие России показали башкирцам путь к спокойствию и благоденствию: они добровольно покорились российской державе. Сие случилось через четыре года после падения Казанского царства. С того времени башкирцы могли бы жить мирно и счастливо, но сей воинственный народ, имевший наклонность к буйной вольности, не умел наслаждаться миром, не умел наслаждаться счастием. Легковерные башкирцы, подстрекаемые честолюбивыми старшинами или коварными и предприимчивыми удальцами, шесть раз восставали против России⁴. Сии восстания не были защищением своей свободы и своих прав, но одни злодейские мятежи. 1676 год был началом первого мятежа, вспыхнувшего от злонамеренного и местолюбивого старшины Сеита. Второй мятеж произошел в декабре 1707 года; он был завязан братьями Алдаром и Кусюмом. В 1735 году вспыхнул третий мятеж. В марте месяце 1740 года затеян четвертый. Зачинщиком сего мятежа был какой-то бродяга, по имени Кара-Сакалл, который первоначально называл себя Кубанским владетелем Султан-Гиреем, а потом братом Зюнгорского владельца Галдан-Череня, Шуной батыром. Пятый мятеж начался в 1755 году. Причиной сего возмущения был хитрый магометанский законник, мещеряцкий мулла Батырша. Шестой и последний башкирский мятеж возгорелся в 1773 году во время возмущения, произведенного извергом Пугачевым. Не наше дело входить в подробности означенных мятежей, не наше дело заниматься описанием мер, которые предпринимало правительство к прекращению сих злодеяний; но наше дело сказать, что башкирцы, под благодетельным скипетром российского монарха, наслаждаются ныне спокойствием и счастием, и оружие их во всякое время [нацелено] на поражение вражеских полчищ и защиту Оренбургской линии от хищных и дерзких киргиз-кайсаков.