Текст книги "Сочинения"

Семь дней прошло с того времени, как прелестная Фатима попала в руки батыра Муслюма, он во всю дорогу не говорил с нею и не отвечал ни на какие вопросы: по ночам же, ложась спать, связывал ей руки и ноги арканом, чтобы она не могла уйти. На восьмой день батыр привез юную девушку в кочевье свое, расположенное при речке Елшанке, орошающей подошву одной из Рифейских гор. Здесь Муслюм приставил к Фатиме трех работниц, которым строго приказал наблюдать, чтобы она не могла сделать побега.

Для чего башкирский батыр привез в кочевье свое юную татарскую девушку? Как для чего? Мы сказали выше, что при первом взгляде на красавицу ледяное сердце батыра растаяло от сильного восторга и по всем жилам его разлился пламень. Это значит, что могучий Муслюм пленился красотою милой Фатимы, почему он и привез ее, чтобы взять за себя в замужество. Через семь дней Муслюм открылся Фатиме, что он любит ее и желает иметь своей женою. Девушка смело и решительно отвечала батыру, что она скорее решится умереть, нежели отдать ему свою руку, что сердце ее уже занято и до самой смерти пребудет верным первой любви. Муслюм, выслушав ответ Фатимы, говорил: «Слушай, татарка, ты глупа, очень глупа. Какая мне нужда, что ты влюблена: тебе в целую жизнь не видать уже своего любовника. Я не требую от тебя любви; но требую только того, чтобы ты согласилась быть моею женою. Ежели ты согласишься, то будешь счастлива: я богат, знатен и известен во всей Башкирии. Знаешь ли что? Ежели ты будешь моею, то, поверь, счастию твоему будут завидовать все наши девушки, все молодые женщины. Ты сказывала мне, что имеешь в деревне Алмалы мать: мы пошлем за нею лошадей; она приедет сюда и будет жить вместе с нами. Теперь скажи: довольна ли ты этим и согласишься ли быть моей женою?» Фатима повторила прежний ответ свой и прибавила, что если бы башкирский батыр предложил огромные груды чистого золота, крупного жемчуга и драгоценных камней, то все-таки она не согласится быть женою того, кого не любит, а без любви не можно быть счастливою при всех богатствах мира, и что с милым предметом для нее приятнее жить в шалаше, нежели в золотых тканях. После такого отзыва Муслюм удалился, но не отчаялся преодолеть упорство татарской девушки и надеялся, что время переменит ее мысли и чувства. Между тем чтобы лучше успеть в намерении своем, башкирский батыр приставил к Фатиме старуху, которой поручил, как можно, уговаривать девушку исполнить его желание.

В пятой главе сей повести мы говорили о некоторых старухах, в молодых летах усердно служивших всесильной Киприде. Теперь скажем, что приставница Фатимы принадлежала к сему же разряду; она была очень хитра, очень говорлива, твердо знала все уроки любовных интриг и умела принимать на себя различные виды: казалась смиренною, добродетельною, набожною и проч. Эта старуха с самого первого прихода к Фатиме притворилась тихою, скромною и беспрестанно шептала молитвы; она очень ласково начала обращаться с татарскою девушкой, старалась оказывать ей различные услуги и тем нечувствительно привязала к себе неопытную Фатиму, не имевшую понятия о том, что часто, очень часто под личиною добродетели скрывается порок самый низкий, самый опасный.

Прошло уже около двух месяцев, как хитрая старуха жила вместе с юною Фатимою, но во все это время не говорила ей ни слова о любви Муслюма и о намерениях его. Однажды, когда татарская девушка рассказывала свои приключения, старая притворщица обливалась слезами и потом начала говорить Фатиме следующее: «Милое дитя! Мне жаль тебя, очень жаль; но слава богу, что попалась в хорошие руки: тебе опасаться нечего. Что бы с тобою было, ежели бы тебя увезли варвары киргизцы! Слушай, милая, ты теперь на чужой стороне: я бы советовала тебе выйти за батыра Муслюма; он человек добрый, богатый, знатный, тебя любит, и ты можешь быть с ним счастлива. Забудь прежнего своего любовника: он, может быть, давно умер или убит киргизцами». На это Фатима отвечала то же, что было сказано ею самому Муслюму.

Более десяти месяцев татарская девушка томилась под властию башкирского батыра. Старуха почти каждодневно твердила о любви Муслюма и о том, что она непременно должна за него выйти; в противном случае угрожала ей несчастием. Бедная девушка, несмотря на советы, уверения и угрозы хитрой старухи, всегда говорила одно и то же, что она согласится скорее умереть, нежели отдать руку Муслюму. Такие ответы вывели из терпения башкирского батыра: он решительно объявил Фатиме, что ежели она не согласится по доброй воле отдать ему руку, то будет принуждена исполнить желание его поневоле; почему и назначил ей месяц на размышление. В продолжение этого месяца несчастная Фатима не осушала глаз; она не знала, на что решиться: думала бежать, но бдительные работницы Муслюма стерегли ее не хуже Аргуса. Бедная девушка очень часто умоляла чалмоносного Магомета, чтобы он освободил ее от лютого и ненавистного батыра; но пророк не хотел сжалиться над несчастною: он не внимал ни мольбам, ни слезам ее. Роковой месяц приближался уже к концу, и отчаяние Фатимы увеличивалось час от часу. Бедная девушка была неутешна днем, была неутешна и ночью. Признаюсь, друзья мои, трудно или, лучше сказать, совсем невозможно найти утешение в таком несчастии, в каком находилась Фатима. Старуха, заметив глубокую горесть и слезы татарской девушки, говорила ей таким образом: «Глупенькая! Ты слишком молода и ничего не понимаешь. Для чего тебе крушиться, для чего тебе плакать? Каждая девушка, будучи на твоем месте, прыгала бы от радости, вообразив замужество, о коем ты не имеешь теперь ни малейшего понятия. Слушай, милая: я сама была молода – все знаю, всему научилась. Меня выдали замуж также противу желания; но я не горевала, не плакала, а равнодушно покорилась своему жребию – была счастлива. Ты не любишь Муслюма: так что ж за беда? Много ли найдется женщин, которые истинно любят мужей своих? Вот мое правило: муж не любовник, его должно любить на словах, а не в самом деле. Я, бывало, целую, ласкаю своего мужа, между тем думаю о любовнике, да еще не об одном, а о нескольких. Поверь мне: перемена всегда и во всяком случае очень приятна, а особливо в замужестве. Если ты хочешь провести молодость свою в совершенном удовольствии, то послушайся моего совета: тебе наскучит муж – выбери любовника – одного, двух, трех, четырех и, словом, сколько угодно. С твоею красотой можно найти услужливых молодцов целую кучу. Мужчины такие же люди, как и мы; но из них каждый может иметь четыре жены: почему же и нам не иметь четырех любовников? Ужели мы без сердца, без чувств, без желаний? Вольно же было пророку быть к нам столь жестоким, столь несправедливым! Я удивляюсь Анеке, любимейшей жене Магомета, что она не могла исходатайствовать дозволения иметь каждой женщине по несколько мужей; в таком случае все женщины были бы счастливы, очень счастливы! Полно тосковать, милая, ты будешь жить среди радостей, среди удовольствий, если станешь поступать так, как я поступала в своей молодости. Ах, молодость, молодость! почто ты пролетаешь скоро и никогда не возвращаешься?»

Вот какие советы преподавала коварная старуха юной, невинной Фатиме. Злая, беззубая хрычовка! Ты достойна лютейшей казни, достойна вечного проклятия! Да пожрет тебя тот ужаснейший змей, который имеет тридцать тысяч голов, тридцать тысяч пастей, в каждой пасти по тысячи колец, в каждом кольце по толстой длинной цепи, которые держат девять сот тысяч миллионов духов! Да пожрет, да пожрет тебя этот ужаснейший змей, коего видел Магомет во время путешествия своего в адские области!

Юная, печальная Фатима не слушала слов бессовестной и болтливой старухи; она занята была одною только горестью, одним предстоящим несчастием. Кто поможет тебе, злополучная девушка? Ты окружена людьми низкими, подлыми, бездушными! Жаль тебя, очень жаль!

Роковой день, в который Фатима должна была сделать решительный ответ сластолюбивому Муслюму, приближался; все прислужники, все прислужницы башкирского батыра занимались приготовлениями к предполагаемой свадьбе, хотя бедная татарская девушка никогда не думала быть женою немилого человека. На что же решилась Фатима? Она решилась прибегнуть к самоубийству! Однажды в самый полдень подлая старуха, бдительнейшая надзирательница Фатимы, заснула; татарская девушка с большою осторожностью вышла из кибитки и спешила к быстрой Елшанке. Приблизясь к сей речке, она выбрала самое глубочайшее место… взглянула – и бросилась в кипящие волны, которые в одно мгновение поглотили несчастную!

Один из каргалинских татар по торговым делам приехал в кочевье Муслюма и случайно узнал, что башкирский батыр держит в неволе прекрасную Фатиму. Этому татарину была известна любовь Искака, почему он по возвращении в Сеитовский посад объявил герою нашей повести о местонахождении Фатимы. Надобно иметь огненное перо, чтобы изобразить в полной мере радость, произведенную в Искаке означенным известием. Восхищенный татарин походил более на лишенного ума, нежели на человека со здравым рассудком: он плакал, смеялся, прыгал и делал тысячу дурачеств, свойственных одним только влюбленным. В самом деле, от любви до безумия – один только шаг. Раскройте романы – и тысячи примеров уверят вас, что мы говорим правду. Чего не делают влюбленные? Один стреляется, другой топится, третий давится, четвертый морит себя голодом и так далее. Впрочем, это сказано не в осуждение любви, потому что мы сами принадлежим к числу усерднейших почитателей ее.

Искак, с дозволения отца, отправился в Бурзянскую волость с разными товарами, о продаже коих вовсе не думал. Если бы влюбленный татарин имел понятие о Пегасе, то на сей раз он, без сомнения, пожелал бы иметь этого крылатого коня, чтобы скорее достигнуть до своей земной гурии, которую ценил превыше всех гурий небесных.

Любезные друзья! Мы, подобно героям русских старинных сказок, сядем на ковер-самолет, или наденем сапоги-самоходы, или – что всего лучше – пустимся воображением вслед за героем нашей повести. Искак спешил день и ночь, он мысленно видел уже Фатиму; обнимал ее, целовал, уверял в неизменной любви, в неизменной нежности. Через пять или шесть дней Искак приехал в кочевье Муслюма и остановился у одного башкирца. Он не объявил настоящей причины своего приезда и, через два дня после оного, как будто мимоходом посетил Муслюма. Башкирского батыра в то время не было дома, а оставалась в оном одна только старуха, бывшая надзирательницею Фатимы. Искак очень учтиво поздоровался с седоволосою дамою и старался завести разговор с нею. Почтенные старушки всегда и везде одинаковы: они большие охотницы говорить, почему и башкирская дама дала полную волю неугомонному языку своему. Она принялась рассказывать всякую всячину, о которой Искак вовсе не спрашивал и которая для него была нисколько не любопытна. Хитрый татарин слушал говорливую старуху с необыкновенным терпением и неприметным образом довел разговор до Фатимы. Старая болтунья начала выхвалять татарскую девушку, начала описывать красоту ее, ум, скромность, невинность и проч.; потом принялась рассказывать о любви Муслюма, о желании его жениться на Фатиме, об отказе, сделанном этою девушкою, и о том, что она была влюблена в какого-то Искака. Короче сказать: самый неистощимый источник многословия лился из беззубого рта болтливой старухи; наконец она окончила предлинную и утомительную речь свою следующими словами: «Ах, молодой человек! Если бы ты видел прекрасную Фатиму, ты бы пленился ею. Жаль, очень жаль этой девушки: она сделала непростительную глупость – бросилась в реку и утопилась!» При сем слове Искак едва не упал в обморок. Старуха, не заметив этого, продолжала: «Да, бедная девушка утопилась: на берегу реки найдено ее покрывало; но тела несчастной по сие время не отыскано». Старая болтунья еще что-то хотела говорить, но Искак поспешно вскочил с места и побежал из кибитки. Удивленная старуха не знала, что подумать о том, почему именно молодой татарин с такою поспешностью оставил ее, не выслушав даже того, что она хотела говорить.

Прежнее отчаяние Искака при лишении Фатимы не могло равняться с настоящим. Надежда, утешавшая молодого татарина, совершенно исчезла. Он в сильном огорчении проклинал лживую колдунью, которая предвещала ему счастие и обладание Фатимою. После убийственного известия Искак ни на минуту не остался в кочевье Муслюма, но немедленно отправился в Сеитовский посад.

Мы ничего не сказали о том, с какими чувствами батыр Муслюм выслушал известие о смерти прекрасной Фатимы: он не изъявил ни малейшего сожаления, потому что не чувствовал к татарской девушке истинной любви.

Искак, возвращаясь в Каргалинскую слободу, заехал в деревню Алмалы, для того чтобы известить мать Фатимы о смерти дочери ее. Пришед в дом почтенной старушки, молодой печальный Искак повстречался – и с кем бы вы думали? С матерью Фатимы? Нет! С самою Фатимою. Возможно ли? Ведь она утопилась? Нет, любезные друзья! Прелестная татарская девушка, не желая быть женою Муслюма, хотя и бросилась в воду, но была избавлена от лютой смерти – и вот каким образом.

Близ того места, где Фатима думала утопиться, башкирская старушка мыла белье и видела, как отчаянная девушка бросилась в речные волны. Эта старушка закричала своего сына, в близком расстоянии от нее бывшего, и в коротких словах рассказала ему то, что видела. Проворный башкирец в одну минуту кинулся в воду и в скором времени отыскал Фатиму и вынес на берег. Девушка была в бесчувственном состоянии, почему старушка и сын ее принялись трясти и качать нашу красавицу; она очувствовалась – открыла глаза, рассмотрела предметы, ее окружающие, и в одно мгновение бросилась к ногам почтенной старушки: «Спаси, спаси меня», – вскричала Фатима и, проливая слезы, рассказала свои приключения, потом начала просить, чтобы ее избавили от жестокого батыра. Добрая старушка сжалилась над несчастною девушкою: она отвела ее в свою уединенную кибитку и оставила там до ночи. По наступлении оной, старушка велела сыну своему оседлать двух лошадей и отвезти Фатиму в деревню Алмалы. Молодой башкирец благополучно препроводил татарскую девушку к матери ее, которая при свидании с дочерью своею едва было не умерла от восхищения. Фатима хотела наградить своего избавителя кой-какими подарками, но он ничего не принял и, при благословениях матери и дочери, отправился в дом свой.

Искак, увидев Фатиму, а Фатима Искака, не могли удержаться, чтобы не броситься в объятия друг друга. Молодой татарин прижал к своему сердцу прелестную девушку, прелестная девушка прижала к своему сердцу молодого татарина – и оба не могли произнести ни слова. В это самое время из другой комнаты вышла мать Фатимы и, увидя страшную сцену, остолбенела от удивления. Фатима в одно мгновенье бросилась к ногам матери своей и открылась в пламенной любви к Искаку. Молодой татарин сделал такое же признание и просил почтенную старушку выдать за него дочь свою. «Хорошо, любезные дети, – отвечала старушка, – я согласна удовлетворить желание ваше; но ты, Искак, имеешь отца: будет ли он согласен на твою женитьбу? До того времени, пока ты не получишь позволения от отца своего, я не могу дать тебе верного слова». – «Не беспокойтесь, не беспокойтесь, – вскричал Искак, – отец мой любит меня и на все согласится». «Хорошо, добрый Искак, – продолжала мать Фатимы, – ты теперь поезжай к своему отцу: если он одобрит желание твое, тогда возвращайся сюда, и мы как раз ударим по рукам». Искак в скором времени отправился в Каргалинскую слободу.

Теперь, любезные друзья, я имел бы прекрасный случай блеснуть красноречием и воспламенить сердце чувствительного читателя. Теперь, если бы я дал волю перу своему, то мог бы наполнить несколько фолиантов описанием того, что думали, что чувствовали молодой Искак и прелестная Фатима. Нет, любезные друзья! Не ожидайте от меня подробных утомительных описаний, которыми начинены многие романы. Пусть читатели мои представят себя на месте Искака, пусть читательницы мои – если они будут – представят себя на месте Фатимы, и воображение их нарисует прелестную картину нечаянного свидания, неожиданного счастия и неизъяснимых утех, о которых имеют понятие одни только влюбленные.

Искак, возвратясь в дом свой, явился к отцу, упал перед ним на колени, открыл ему страсть свою, рассказал все подробности оной и ко всему этому присовокупил следующее: «Любезный батюшка! Я люблю прекрасную Фатиму столь сильно, столь пламенно, что не могу жить без нее. Ежели вы не дозволите мне жениться на этой девушке, то я умру от печали!» – «Ты, верно, любишь Фатиму так же, как я любил покойную мать твою, – сказал Сеит, улыбаясь, – хорошо, сын мой, я согласен, чтобы ты женился на своей возлюбленной, но скажи мне, каким образом ты думаешь отделаться от Мухаметрахима и от Зюлейки?» – «Об этом не беспокойтесь, батюшка, – продолжал Искак, – я надеюсь от них легко отделаться». – «Ну, так поезжай к Мухаметрахиму, – говорил Сеит, – да смотри, поступи честным образом, чтобы я не стыдился называться отцом твоим».

Герой нашей повести прибыл в деревню Иштуганову и явился к Мухаметрахиму. Мещеряцкий старшина принял его очень ласково. Через несколько часов Искак посетил Зюлейку, которая, увидя жениха своего, смешалась и была холоднее прежнего. Молодой татарин сел возле девушки и, по минутном молчании, начал с нею следующий разговор.

Искак: «Любезная Зюлейка! Мы, кажется, не созданы для того, чтобы принадлежать друг другу. По крайней мере, я откровенно признаюсь тебе, что сердце мое занято уже другою красавицею, и я не могу сделать тебя счастливою. Мне кажется, и ты, милая Зюлейка, не охотно бы согласилась быть моей женою? Говори откровенно: пока есть время, говори, чтобы после не раскаиваться в целую жизнь».

Зюлейка: «За доверенность платят доверенностью. Знай, любезный Искак, что я никогда и никому не согласилась бы открыть чувств своих; но тебе, как доброму и честному человеку, должна признаться, что я люблю и люблю не тебя, а другого: следственно, мы оба будем несчастливы, ежели ты сделаешься моим мужем, а я твоею женою».

Искак: «Скажи мне, Зюлейка, кто же этот другой, которого ты любишь?»

Зюлейка: «Наш однодеревенец, сын тархана, молодой Давлеткул, который меня любит взаимно».

Искак: «Почему же он не сватался за тебя? Это для меня совсем непонятно».

Зюлейка: «Вот почему: отец мой богат, а Давлеткул беден; он страшился отказа».

Искак: «Для меня это странно! Ужели бедный, но хороший мужчина, влюбившийся в прекрасную девушку и взаимно ею любимый, должен быть несчастлив единственно потому, что не имеет богатства? Для счастия супругов нужны не золото, не серебро, не драгоценные камни, а нужны любовь, взаимная привязанность друг ко другу, доброта сердца и чистота нравов».

Зюлейка: «Это совершенная правда. Я с милым своим Давлеткулом согласилась бы жить в самой беднейшей хижине, носить рубище и питаться куском хлеба; нежели с немилым человеком обитать в золотой палатке, одеваться в драгоценные ткани и есть лакомейшие кушанья».

Искак: «Мне жаль тебя, прелестная Зюлейка, но и не знаю, как помочь тебе».

Зюлейка: «Откажись от меня, а после, может быть, удастся уговорить отца моего, чтобы он выдал меня за Давлеткула; в противном случае я не знаю, что со мною будет!»

Искак: «Признаюсь, Зюлейка, если бы я не знал Фатимы, то едва ли бы мог отказаться от тебя, но теперь согласен исполнить желание твое».

Зюлейка: «Благодарю тебя, добрый Искак: поверь, я великодушия твоего никогда не забуду».

Искак: «Послушай, прелестная Зюлейка: мне пришла прекрасная мысль в голову; может статься, я могу помочь и тебе, и твоему сердечному другу. Теперь прости!»

Зюлейка: «Прости, добрый Искак!»

Молодой татарин, возвращаясь в кибитку свою, послал за Давлеткулом, который через полчаса явился. Искак пересказал ему весь разговор, происходивший между ним и Зюлейкою, и прибавил, что он отказался от своей невесты, о чем ту же минуту скажет Мухаметрахиму; а потому и просил Давлеткула, чтобы сей последний несколько минут посидел в комнате его.

Искак, пришед к Мухаметрахиму, рассказал ему о том, что уже известно нашим читателям, и прибавил, что он, дабы не сделать прекрасную Зюлейку и ее возлюбленного несчастными, принужден отказаться от своей невесты. Мухаметрахим, услышав это, сильно огорчился и хотел осыпать Искака укоризнами, но сей последний скоро утешил его следующими словами. «Послушай, почтенный старшина, ты не должен сердиться на меня. Я отказываюсь от нее единственно потому, чтобы сделать ее счастливою. Выдай дочь свою за Давлеткула: пусть он беден, но ужели для супружеского счастия нужно только богатство? У тебя одна дочь, а имения очень довольно, раздели оное со своим зятем – и вы все трое будете счастливы. Ежели ты согласишься выдать дочь свою за Давлеткула, то я уступаю ту часть калыма, которая отдана за Зюлейку. Ты можешь считать эти деньги полученными не от меня, а от Давлеткула».

Мухаметрахим, по выслушании слов Искака и любя деньги более, нежели дочь свою, охотно согласился осчастливить Давлеткула. Призван был сей последний и, узнав о счастии своем, повалился к ногам Мухаметрахима; потом, со слезами на глазах, благодарил Искака за его великодушие.