Текст книги "Сочинения"

 
Преданью времен стародавних внемлите,
Цвет рыцарей храбрых, злодеев гроза!
Собрание милых, Европы краса!
Ко звукам сей арфы вы слух свой склоните:
Хочу вам поведать о дивных делах —
О страсти, любви, о войне, чудесах.
Внемлите!
Вздохните
Печальной душой
О Графе Альбане, о Розе младой.
 

* * *

 
Вот грозные башни, одетые мохом;
Вот замок гранитный стоит на скале;
Вот юная дева с тоской на челе:
Из груди высокой летит вздох за вздохом;
Слезами печали ланиты кропит.
Вот путник от стран Палестины спешит…
Шагает,
Ступает,
На посох склонясь…
Белеются перья, вкруг шляпы виясь.
 

* * *

 
«О, путник, о, старец почтенный! я знаю:
Ведь ты от Салима святого идешь?
Какие ты вести оттуда несешь?
Скажи мне, открой мне – тебя умоляю, —
Скажи мне: герои меж гор, средь пустынь,
Вблизи знаменитых Салимских твердынь
Как рвутся,
Как бьются?
И мужества цвет
Блестит ли красою отрадных побед?»
 

* * *

 
– Мы губим врагов… На брегах Иордана
Вершится успехами каждый наш шаг:
Мы взяли Наблус, Геслеад и Рамаг!
Мы губим врагов при подошве Ливана…
От крепкой, от сильной, от смелой руки
Кровь брызжет струями, трепещут враги —
Бледнеют,
Робеют,
Мятутся, бегут —
И рыцари наши победу поют!
 

* * *

 
Из золота утварь на деве сияла;
Она драгоценность поспешно сняла
И ею седые власы обвила;
«Вот путнику старцу награда! – сказала:
– О старец почтенный, о путник седой!
Тебя увенчавши сей цепью златой,
Я рада.
Награда —
Прикраса волос
За вести, что ты с Иордана принес.
 

* * *

 
Но, путник! ты видел ли графа Альбана
Между крестоносных отважных рядов?
Не первый ли он, к устрашенью врагов,
Летает стрелой при подошве Ливана?
Не первый ли он, на пиру боевом,
Блестящим, тяжелым, смертельным мечом —
С красою,
С грозою
На юном челе —
Разит супостатов в священной земле?»
 

* * *

 
– О юная дева! древа одевает
Прекрасная зелень в начале весны;
Средь ночи прохладной, при блеске луны,
Ручей серебристый в долине сверкает…
Как гордо сей замок гранитный стоит!
Как часто надежда, как часто нам льстит:
Обманет!
Увянет,
Что в мире цветет!
Что было – проходит, что будет – пройдет!
 

* * *

 
– Зеленые ветви дерев засыхают…
Перун изовьется по своду небес —
От блеску, от треску зверь кроется в лес.
Как часто, в долине резвясь, ветерок
И морщит, и мутит игривый поток!
Питаем,
Ласкаем
Мы тщетно одну
Златую надежду… Альбан в полону! —
 

* * *

 
И Роза, цветущая юной красою,
Сидит и несется на быстром коне,
Палаш опоясав, в железной броне,
В шеломе и в латах с насечкой златою,
В страну Палестины направив путь свой;
Прелестная дева влюбленной душой
Пылает,
Желает
Скорее скакать,
Чтоб графа Альбана из рабства изъять.
 

* * *

 
Напрасно! воитель, врагами плененный,
Прелестную деву, жестокий, забыл;
Он рыцарской чести давно изменил,
Святому закону и клятвам неверный.
Язычницы юной пленяся красой,
Он сердцем неверным, неверной душой
Влюбился,
Пленился
Заразой сердец:
Владетель Ливана ее был отец.
 

* * *

 
«Герой христианин! – так дева сказала: —
Коль хочешь любовь ты свою доказать,
То должен решиться на все: исполнять,
Чего бы лишь я от тебя не желала.
Ты тьму христианства, неверный, оставь
И наши законы и веру прославь
Сердечно.
Знай: вечно
Твоя Зюлема;
Она за решимость полюбит сама.
 

* * *

 
Сойди ты в пещеру, где вечно пылает
Священное пламя – таинственный вид, —
Пред коим род курдов поклоны творит,
Поклоны творит и его обожает.
Послушай: три ночи в немой тишине,
При этом священном, всемощном огне
Ты бодрствуй.
Покорствуй!
И знай: Зюлема
Тебя за решимость полюбит сама.
 

* * *

 
Когда ты меня обожаешь душою,
То действием силы и действием слов,
Герой! Палестину избавь от врагов —
Губи христиан ты могучей рукою:
Тогда ты утехи в любви обретешь;
Тогда Зюлему ты своей назовешь
Подругой,
Супругой —
И знай: Зелюма
Тебя за отважность полюбит сама».
 

* * *

 
Он бросил поспешно свой меч изощренный;
Он бросил поспешно тяжелый шелом,
Кольчугу и латы с блестящим крестом;
Он Бога отвергнул – красой обольщенный,
Забыв, что отступникам – мука и ад;
Надел он поспешно неверных наряд
Зеленый.
Влюбленный,
С дрожащей душой,
Чело осенил он позорной чалмой.
 

* * *

 
Блестящие звезды на небе пылают.
Он сходит в пещеру так тихо, как тать…
Решетки и двери – числом пятьдесят —
В подземную пропасть там вход заграждают;
И он ничего до рассвета не зрит.
Лишь ярко таинственный пламень горит,
Блистает,
Сверкает
На мшистых камнях…
В Альбане смущенье – не робость, не страх.
 

* * *

 
Дивится пришедший владетель Ливана,
Дивится жрецов престарелых собор,
И все устремляют внимательный взор
На чуждого рыцаря, графа Альбана.
Приметивши четки в одежде его,
Они негодуют, срывают с него;
Срывают,
Бросают
Те четки во прах…
В Альбане смущенье – не робость, не страх.
 

* * *

 
И снова неверный в пещеру вступает;
Опять он в пещере ночь целую бдит…
А ветер бушует, ярится, свистит —
И он отдаленному ветру внимает;
Но там ничего до рассвета не зрит:
Таинственный пламень, как прежде, горит,
Блистает,
Сверкает
На мшистых камнях…
В Альбане смущенье – не робость, не страх.
 

* * *

 
И снова дивится владетель Ливана,
И ропщет жрецов престарелых собор,
И вновь устремляют внимательный взор
На чуждого рыцаря, графа Альбана.
С отступника все не спускают очей —
И что же встречают к досаде своей?
Сияет,
Блистает
На нем Крест святой;
Он старца отца знаменован рукой.
 

* * *

 
Жрецы и владетель – все гневом пылают;
Их губы синеют, их ропщут уста;
Они негодуют и образ Креста
Стереть и изгладить навеки желают…
И к тайному входу отступник идет…
Холодный объемлет отступника пот…
Изменник!
Ты грешник,
Добыча злых сил:
Так благостный Гений Адьбану твердил.
 

* * *

 
Власы на главе поднялися, стояли,
И ужас по жилам его пробежал;
Он думал идти; но, испуганный, стал,
Стоял он – и ноги его трепетали…
Но скоро отступник любовь вспомянул,
О дщери Ливана сердечно вздохнул…
И что же?
О Боже!
Вмиг совести глас
В отступнике грешном навеки угас!
 

* * *

 
Едва он прошел за черту подземелья,
Вдруг ветер поднялся, ужасно завыл —
Дремавшие сосны в бору разбудил —
Завыли дубравы, завыли ущелья…
Железные двери трясутся, скрипят…
Царь Пламени, мрачный оставивши ад,
Опасный,
Ужасный —
Несется, летит —
И буря сильнее ярится, шумит!
 

* * *

 
Царь Пламени страшный по ветру несется —
И молнии вьются на небе, блестят,
И мрачные горы ужасно трещат,
И курдов пещера трещит и трясется!
Трясется гранитный и мшистый алтарь…
Ужасный приблизился Пламени Царь!
Блистает,
Сверкает,
Огнь ярко горит —
И буря сильнее ярится, шумит.
 

* * *

 
Царь Пламени страшный и зол и опасен:
Глас страшного – буря, дыхание – гром,
И пламень, и смрад разлилися кругом…
Ужасен он ростом и видом ужасен:
Невиданный рост и неслыханный вид!
Что ж рыцарь Альбан? Он смущен, он дрожит,
Робеет,
Бледнеет,
Глядит на Царя,
Стоит неподвижно вдали алтаря.
 

* * *

 
В руке привиденья меч острый сияет;
От страшного гласа трясется Ливан.
«Послушай, послушай, могучий Альбан! —
Царь Пламени грозно к нему восклицает: —
Послушай: ты этим широким мечом,
Во всякое время, с жестоким врагом
Дерися,
Рубися —
Всех будешь губить;
Но, помни: Крест, Деву навеки забыть!»
 

* * *

 
Рука над главою Альбана мелькает;
Из туч очарованный меч подает,
И рыцарь неверный железо берет,
Берет – и колена свои преклоняет.
Вдали гром рокочет, пещера дрожит;
Во мраке подземном огонь чуть горит,
Чуть блещет,
Трепещет…
Призрак улетел.
Вослед ему ветер сильнее взревел!
 

* * *

 
Альбан съединился неверных с рядами.
Волшебным мечом и могучей рукой
Он часто решит пламенеющий бой!
О горе! смиряется Крест пред врагами!
Враги побеждают, победу поют;
Источники крови горячей текут,
И льются.
Мятутся
Герои Креста
Пред графом Альбаном, отвергшим Христа.
 

* * *

 
О горе! от кедров высоких Ливана
Кровь льется ручьями христовых рабов —
Среди самаарских сыпучих песков
Кровь льется ручьями до вод Иордана!
Но Рыцари храма, с салимским царем,
Спешили сражаться с могучим врагом,
Спешили,
Губили
Кичливых врагов,
Спасали усердных христовых рабов!
 

* * *

 
Вот трубные громы вокруг раздаются;
Рога и кимвалы играют, звучат;
Направлены копья, сверкают, блестят;
Два воинства, вместе сошедшись, дерутся!
Как лев разъяренный, отступник Альбан
Сражается храбро. Ряды христиан
Мятутся
И рвутся.
Он, мщеньем горя,
Желает убить Балдуина царя.
 

* * *

 
Щит крепкий, широкий, со знаком червленым,
Не спас бы от смерти вождя христиан:
Жестокий убийца, отступник Альбан
Его изрубил бы мечом изощренным —
И вождь бы погиб! Но вот паж удалой
Разит чалмоносца отважной рукой!
Средь бою
Грозою
Альбан поражен:
Чалма полетела, шелом раздроблен!
 

* * *

 
Удар был столь силен, что яркой струею
Посыпались искры и гул прозвучал!
Неверный, главу преклонив, задрожал,
Не взвидел он света… и гордой душою
Бесстыдный отступник, жестокий Альбан,
Казалось, смирился в кругу христиан —
Смирился,
Забылся,
Воскликнул, стеня:
О Дева Святая! помилуй меня!
 

* * *

 
Вдруг меч очарованный силу теряет…
Невольный объемлет отступника страх:
И робкий трепещет… меч падает в прах,
Упал – и навеки из глаз исчезает!
Отступник сильней и сильнее дрожит!
А меч подземелья? Преданье гласит,
Что сильный,
Порывный
Ветр меч сей умчал;
И от ветра его Царь Пламени взял.
 

* * *

 
Скрежещет зубами Альбан изумленный,
Жалеет, что меч боевой потерял!
Он юноше сильный готовит удар…
Бесстыдный отступник, злодей разъяренный
Пажа поражает стальным рукавом:
На землю свалился разбитый шелом…
Явилась,
Открылась
Младая краса:
Златые власы, голубые глаза.
 

* * *

 
Кого же в прекрасной отступник находит?
Кого узнает он? Чья эта краса:
Златые власы, голубые глаза?..
Он в ужас и трепет невольно приходит!
Вот Крест торжествует – унижен Восток!
Вот Рыцари храма, как Кедрский поток,
Стремятся,
Ярятся —
И губят врагов.
На копьях дымится неверная кровь!
 

* * *

 
На горных вершинах, в ущелиях низких —
Повсюду, повсюду смерть дерзким врагам!
И трупы неверных в снедь птицам, зверям!
От струй Бетсаидских до гряд Непфалийских —
Сих мрачных утесов – герои поют…
Срацины и курды и турки бегут,
Бледнеют,
Робеют…
Течет кровь рекой!
И Крест торжествует над гордой чалмой!
 

* * *

 
Среди Бетсаидской долины веселой
Надолго умолкнул убийственный бой.
Но кто сей язычник с разбитой главой?
Но юноша кто сей, кто паж охладелый?
То веру презревший, безумный Альбан,
Отступник, надежнейший щит мусульман,
Ужасный,
Несчастный —
Противных гроза;
То юная Роза, дев милых краса!
 

* * *

 
Святого Салима в стенах знаменитых
Труп девы засыпан сырою землей;
Зверям в снедь и птицам труп брошен другой:
Оставлен отступник средь трупов убитых.
Прелестная Роза невинной душой
Взвилася на небо к Марии Святой;
Неверный,
Презренный
Навеки пропал:
Царь Пламени душу отступника взял!
 

* * *

 
Так Бард пел – и струны на арфе звучали;
Так пел он воителей смелых Христа,
Паденье неверных, победы Креста.
И смелому Барду внимая, молчали:
Цвет рыцарей храбрых, злодеев гроза,
Собрание милых, Европы краса —
Внимали,
Вздыхали
Печальной душой
О графе Альбане, о Розе младой.
 

 
О, коль монарх благополучен,
Кто знает россами владеть!
Он будет в свете славой звучен
И все сердца в руке иметь.
 

Ломоносов

Печатается по: «Отечественные записки», 1825, № 21, март. Авторство П. М. Кудряшева указано в «Отечественных записках», 1830, № 41.

Зная, сколь Вам приятно будет иметь подробнейшее и самое верное сведение о четырехдневном пребывании нашего Августейшего Монарха в городе Оренбурге, я почитаю долгом сообщить описание сего восхитительного события, которому не было еще примера в здешних летописях. Покорнейше прошу Вас, милостивый государь, не винить меня в медленном доставлении этого описания: жестокая болезнь, приключившаяся мне вскоре после отъезда Вашего отсюда, по сие время совершенно лишила меня возможности приняться за перо. Впрочем, статьи подобного роду не могут терять цены своей и в таком случае, когда до сведения публики будут доведены несколько поздно; это не помешает быть им занимательными для истинных сынов Отечества, преданных Монаршему престолу и любящих сохранять, и в памяти, и в сердцах своих, деяния столь милосердого и Великого Императора, каков Александр Благословенный.

С того самого времени, как сделалось известным Высочайшее намерение Государя Императора осчастливить посещением Своим пределы азиатской России и отдаленный Оренбург, – здешние жители пришли в неописанный восторг, и все желания их слились в одно, чтобы как можно скорее наступил тот вожделенный день, в который могут они наслаждаться лицезрением добрейшего из Царей земных. Нетерпеливое желание Оренбургских жителей исполнилось; долго ожидаемый день наступил – это было 11 число сентября 1824 года. С самым началом утра, по улицам города раздался глухой шум народа и стук экипажей; все спешили к Сакмарским воротам, чрез кои лежит Симбирская дорога; все наперерыв старались занять такие места, которые бы могли доставить лучшую возможность – видеть защитника Царств и Отца Отечества.

Государь Император изволил прибыть в Оренбург в 4-м часу пополудни; у заставы был встречен полицеймейстером и, переодевшись в нарочно приуготовленных для такого палатках, продолжал путь к Преображенскому собору. Обе стороны улицы (имеющей в длину более версты), по коей проезжал Император, были заняты стечением многочисленного народа, который встретил и сопровождал Его Величество громогласными восклицаниями: ура! По прибытии к священному храму, Государь Император был встречен уфимского Успенского монастыря архимандритом Вениамином с прочим духовенством, также служащими в Оренбурге гражданскими чиновниками и приехавшим из Уфы губернским предводителем дворянства с некоторыми особами из сего благородного сословия. В соборе было принесено Господу Богу благодарственное молебствие и провозглашено многолетие всему Августейшему дому; потом Монарх, окропленный святою водою, изволил приложиться к св. кресту и отправился в квартиру, приготовленную для Его Величества в казенном военного губернатора доме, отстоящем от собора в нескольких саженях. Новые восклицания народа, наслаждавшегося лицезрением Всемилостивейшего Монарха, изливавшиеся прямо из сердец, сопровождали Его Императорское Величество и мешались с громом военной музыки, находившейся при карауле, который назначен был для охранения помянутого места пребывания Государя. У левого фланга сего караула Его Величество был встречен господином военным губернатором и командиром Отдельного оренбургского корпуса Петром Кирилловичем Эссеном, оренбургским комендантом господином генерал-майором Василием Даниловичем Головниным и господами генералами и прочими чиновниками. Господин военный губернатор, отрапортовав словесно Государю Императору о состоянии здешнего края и войск, поднес письменный о том рапорт, и Его Величество, в сопровождении господ генералов, вошел в приуготовленные для Него покои.

Вскоре Государь Император, вышед на балкон, изволил рассматривать окрестности Оренбурга, составляющие картину довольно привлекательную. Взорам Его Величества представились: быстрый Урал, орошающий дикую, необозримую степь, усеянную в некоторых местах кошами¹ полудиких киргиз-кайсаков, многочисленными стадами их верблюдов, коров, овец и табунами лошадей; на другой стороне Урала, против самого дома военного губернатора, древняя кудрявая роща, в перспективах оной в 3,5 верстах от города за′мок обширного менового двора; вдали некоторые линейные укрепления и синеющиеся холмы. Народ во множестве толпился перед квартирою Его Величества и радостными восклицаниями наполнял воздух.

По обыкновению россиян-предков, были поднесены Его Величеству отставными нижними чинами хлеб и соль, которые приняты милостиво. Престарелые воины удостоились получить от щедрот Монарших значительное денежное награждение.

В тот же день Государь Император, в знак благоволения Своего за исправность караула, дозволил Оренбургскому гарнизонному полку носить на киверах этиткеты, украшающие только одни армейские полки.

На другой день, 12 сентября поутру, господином начальником Главного штаба Его Величества были представлены Государю Императору генералы, полковые командиры и некоторые из военных чиновников; потом господин военный губернатор представил Его Величеству гражданских чиновников, дворян, а напоследок купечество и мещанство. Большая часть из представлявшихся были удостоены Всемилостивейших вопросов.

В 10 часов утра Государь Император изволил присутствовать при городовом разводе, состоявшем из чинов оренбургского гарнизона и из казаков Второго Тептярского регулярного полка. Непритворная радость воинов, ощущенная ими при воззрении на Всемилостивейшего Монарха, излилась из сердец в громогласных восклицаниях: ура! Его Величество, обошед ряды воинов, Сам лично удостоил командовать. По окончании учения развод, в самом лучшем порядке, два раза проходил тихим и скорым шагом мимо Его Величества церемониальным маршем. Чистота и опрятность амуниции, отличное равнение в рядах, правильность в ружейных приемах и хорошая маршировка обратили на себя внимание Государя Императора, и Его Величество, изъявив удовольствие господам начальникам, изволил пожаловать нижним чинам по рублю, по фунту говядины и по чарке вина на каждого человека.

После развода Государь Император изволил отправиться на меновой двор, у ворот коего был встречен чиновниками Оренбургской пограничной таможни. Русские торговцы поднесли Государю Императору хлеб-соль, а бухарцы и хивинцы удостоились поднести некоторые фрукты и, толпясь вокруг Его Величества, изъявляли радость свою громкими восклицаниями и тем доказали, что благость Российского Монарха восхищает сердца не одних только подданных Его, но и самых народов чуждых и грубых. На обратном пути киргизы, на лошадях и верблюдах, провожали Его Величество до самого Оренбурга.

По возвращении с менового двора, Государь Император изволил быть в тюремном замке и в больнице оного. Из тюремного замка Его Императорское Величество отправился в военно-сиротское отделение; осматривая оное, изволил отведывать приготовленную для воспитанников пищу и в полной мере одобрил чистоту и хороший по всем частям порядок.

Того же числа, в час пополудни, имели счастие представляться Его Величеству высокостепенные киргизские ханы, Меньшей орды Ширгазы Айчуванов и кочующий в Астраханской губернии Букеевской орды Джангар Букеев, и султаны – правители Меньшей орды Джума Худай-Мендиев и Темир Эралиев. Сделанные сими азиатцами Государю Императору простодушные приветствия удостоились Высочайшего внимания, и Его Величество всем им изволил пожаловать по богатому бриллиантовому перстню – первым двум с шифром, а последним без оного. Кроме ханов и султанов, представлялись Государю Императору супруга высокостепенного хана Ширгазы и некоторые из почетных киргизцев, которые все вообще приняты были весьма благосклонно. Его Величество с любопытством изволил рассматривать национальный костюм ханской супруги и, в особенности, странный головной убор, называемый по-киргизски кяля-баш, и пожаловал ее высокостепенству бриллиантовый фермуар. Нельзя оставить без замечания простодушного ответа, сделанного ханскою супругою: Его Величество соизволил спросить, где ей более нравится пребывание – в Оренбурге или в степи? – и она отвечала: «Государь! здесь очень хорошо; но там, где родишься, кажется еще лучше».

Ввечеру Его Императорское Величество изволил удостоить Высочайшим присутствием бал, данный господином генералом Эссеном в загородном его доме; по прибытии на оный бал, Государь Император был встречен хором певчих и громогласною музыкою; причем были пропеты стихи, нарочно для сего торжественного случая приготовленные. На балу Государь Император принимал участие в танцах, которые изволил открыть с госпожою генерал-майоршею Василитскою и, пробыв один час и тридцать пять минут, отбыл в Свою квартиру. Дом, в котором дан был бал, и примыкающий к оному дому сад были великолепно иллюминованы разноцветными огнями.

13 сентября, в 6 часов утра, Государь Император изволил отправиться в Илецкую Соляную Защиту, состоящую в 68 верстах от Оренбурга, в киргизской степи, близ небольшой реки Илека, впадающей в Урал, и в целой России известную превосходною каменною солью. На пути в Защиту Государь изволил осматривать два форпоста и посетил киргизское кочевье. Здесь Государь Император осматривал подвижные шалаши киргизцев, обращал внимание на бесчисленные табуны скота, образ жизни, их домашние приборы и проч., входил в некоторые подробности, к сим предметам относящиеся, изволил приласкать малолетних детей высокостепенного хана Ширгазы Айчувакова, и другой супруге его пожаловал бриллиантовый фермуар, а дочерям сего хана по богатым серьгам. Султаны, старшины и киргизы, обрадованные неожиданным посещением Государя Императора, в изъявление чувств совершенной признательности своей, провожали Его Величество несколько верст и громогласными восклицаниями изъявляли желание в азиатском вкусе, чтобы жизнь добрейшего Монарха продолжалась столько лет на земле, сколько звезд на небесах и проч. В Илецкую Защиту Государь Император прибыл в 11 часов утра и следующие за тем три часа изволил посвятить осмотру оной. Сей осмотр начат был с наружной разработки соли и действия машин, поднимающих эту соль и накопляющуюся в глубине разработки воду. Его Величество, одобрив богатство и превосходное качество соли, изволил отправиться на шахту подземельной выработки, а оттуда в верхний за′мок, построенный на довольно высокой и крутой горе, где входил в комнату, занимаемую ссыльно-рабочими людьми худого поведения. На обратном пути из замка Государь Император изволил быть в церкви, потом отправился в так называемый больший замок, в котором, осмотрев казармы, занимаемые солдатами и ссыльно-рабочими людьми и отведав приготовленную для сих последних пищу, пожаловал в артели их по 100 руб. Его Величество, найдя во всем совершенную исправность, изволил изъявить за то Высочайшее благоволение управляющему соляным промыслом, действительному статскому советнику Струкову.

В 3 часу пополудни Государь Император изволил кушать. К столу, кроме особ, сопровождавших Его Величество в Высочайшем путешествии, были приглашены: господин военный губернатор Петр Кириллович Эссен, действительный статский советник Струков, командир Первого Тептярского полка полковник Окунев и адъютант генерала Эссена, лейб-гвардии капитан Муратов. В продолжение обеда Государь изволил говорить о разных предметах, касающихся до здешнего края, и в особенности расспрашивал о народе киргизском, о нравах и обычаях оного. При сем случае был предложен господином лейб-медиком Виллие и благосклонно принят Государем Императором особенный тост, именно по тому случаю, что Его Величество в первый раз изволит находиться в самом крайнем пункте азиатской России. По окончании стола, Государь, снова изъявив Свое удовольствие господину действительному статскому советнику Струкову за устройство вверенного ему соляного промысла, изволил в 4 часу пополудни отправиться обратно в город Оренбург, в который и прибыл в 6 часов вечера. По случаю посещения Государем Императором Илецкой Защиты, чиновники, принадлежащие к соляному промыслу, изъявили желание воздвигнуть колонну из гранита или яшмы, которые во множестве находятся на берегах Урала.

14 сентября Государь Император, отслушав Божественную литургию в военной Петропавловской церкви, изволил отправиться верхом для осмотра войск, расположенных в 3 верстах от города и состоящих из Оренбургского гарнизонного и Второго Тептярского регулярного полков, конно-артиллерийской Оренбургского казацкого войска бригады, сотни оренбургских казаков и трехсот башкирцев 9-го кантона. Сии последние, вооруженные саблями, пиками и стрелами, по обыкновению своему были: одни в железных тяжелых кольчугах или крепких латах и в стальных шишаках; другие в красных, синих и белых кафтанах, с высокими шапками на головах. Поле, на котором располагались войска, было усеяно многочисленными толпами народа, составлявшими удивительную пестроту. Там, кроме экипажей, вмещавших в себе благородную публику, стояли русские – мужчины и женщины – в праздничных своих нарядах, а здесь бухарцы в больших чалмах и хивинцы в круглых шапках; в одном месте пестрели татары в широких халатах и остроконечных тюбетейках, а в другом – киргиз-кайсаки в косматых вывороченных шубах (которые по-здешнему называются яги) и в огромных малахаях (шапках). По прибытии Государя Императора на место расположения войск, раздалось громогласное «ура!», произнесенное воинами и повторенное народом. Его Императорское Величество, объехав войска, изволил объявить Высочайшее благоволение за чистоту и опрятность одежды и за хорошее равнение во фронт; потом Сам удостоил командовать. Войска два раза прошли, в наилучшем порядке, мимо Его Величества церемониальным маршем. Вслед за сим Государь Император изъявил желание быть зрителем воинственного ристания башкирцев, и удалые наездники, с громким и пронзительным криком, подобно молнии понеслися на быстрых своих конях и рассыпались по полю. Как башкирским витязям, так и бывшим на смотру нижним чинам, Государь Император пожаловал по рублю, по фунту говядины и по чарке вина на каждого человека.

После осмотра войск, Его Императорское Величество изволил быть в здешнем военном корпусном госпитале, в котором отведывал приготовленную для больных пищу, и остался совершенно довольным найденною в оном госпитале чистотою и хорошим во всем порядком; потом осматривал градскую богадельню и казармы, занимаемые крепостными военно-арестантами.

К обеденному столу Его Величества были приглашены: господин военный губернатор, господа генерал-майоры: начальник корпусного штаба Веселитский, командир 26 пехотной дивизии Жемчужников, оренбургский комендант Головнин, начальник артиллерии Нератов, председатель Пограничной комиссии Траскин, бывший Уральского войска атаман Бородин, все находящиеся в Оренбурге служащие полковники и начальник инженеров здешнего корпуса, подполковник, а также некоторые из полковников, находящихся не в службе. В продолжение обеда, между изъявлениями признательности некоторым из упомянутых особ, Его Величество изволил отозваться полковнику Лукьянову в самых лестных выражениях, по предмету доведения вверенного ему, Лукьянову, Оренбургского гарнизонного полка до желаемого совершенства.

Во все четыре дня Высочайшего пребывания Государя Императора в Оренбурге, продолжалась прекрасная погода, которая споспешествовала живейшей всех и каждого радости. Город и лагери по вечерам были великолепно иллюминованы; против же квартиры Его Величества, на другом берегу Урала, пылало прекрасное изображение храма славы.

15 сентября, в 8-м часу утра, Государь Император, отслушав в Преображенском соборе литургию, изволил отправиться из Оренбурга в губернский город Уфу. Все и каждый приносили самые усерднейшие, самые пламеннейшие молитвы Царю царствующих и Господу господствующих о даровании Его Величеству счастливейшего пути. После всеобщей радости наступило тихое уныние, произведенное отбытием Благословенного Императора. При отъезде Его Величества, всех сердца занимала следующая мысль, столь счастливо выраженная преосвященным Амвросием, архиепископом казанским и симбирским: «С Тобою и тысяча лет были бы для нас день един, и тогда бы очи наши не насытились Царственных доброт Твоих, и тогда бы сердце наше готово было рещи: еще облязи с нами!» ²

Что может быть драгоценнее, что может быть восхитительнее, как видеть Августейшего Монарха с лицом, изъявляющим удовольствие? Все жители оренбургские желали сего счастья, и желание их исполнилось в полной мере. Государь Император, во время пребывания Своего в Оренбурге, изволил со всеми обходиться весьма милостиво и был очень доволен найденными по всем частям порядком и устройством, за что неоднократно изъявлено было отличное благоволение господину военному губернатору.

В ознаменование чувств истинной, верноподданнической благодарности к Вселюбезнейшему Монарху, за осчастливление Высочайшим посещением города Оренбурга, здешнее общество предположило соорудить великолепный памятник. Сей предполагаемый памятник будет слабым только доказательством той неизменной преданности, того пламенного усердия, которыми наполнены все души к Царю кроткому, Царю Благословенному, пекущемуся о благе Своих подданных; но самый лучший памятник уже воздвигнут: он заключается во глубине и чистоте сердечных чувств. Пребывание Государя Императора в Оренбурге – есть такое событие, которое будет переходить из рода в род и сохранится в памяти позднейшего потомства!

Имею честь быть и проч.

Оренбург.

Декабря 15 дня, 1824 года.

Примечания автора:

(1) Так называются войлочные шалаши, в которых живут киргизы.

(2) «Сын Отечества», 1824.