Текст книги "Сочинения"

Часть II
Петр Кудряшёв и Оренбургское тайное общество

От редактора

Как уже знает читатель этой книги из предисловия составителя, Кудряшев был не только литератором, не только поэтом и этнографом. Он был руководителем Оренбургского тайного общества, и эта страница его жизни вызывает больше всего вопросов и разночтений.

В этом разделе мы публикуем основополагающую по этой теме статью советского исследователя М. Д. Рабиновича «Новые данные по истории Оренбургского тайного общества» (1958), основанную на тщательном анализе архивных данных. Она хороша тем, что позволяет широкому читателю познакомиться почти со всеми известными источниками, но – в силу идеологической ангажированности автора – во многом представляется нам предвзятой. Кудряшев заведомо выступает в ней борцом с «монархическим правлением в России», своего рода оренбургским декабристом № 1, и таким образом потомкам как бы навязывается его «монолитный» образ. Однако Кудряшев, еще очень молодой человек со многими интересами и пытливой душой, был, несомненно, сложнее одного образа, одной своей ипостаси. Недаром вышедший из-под его пера осенью 1824 года отчет о приезде в Оренбург императора Александра I исполнен вполне искреннего благоговения, искренней и неприкрытой любви к царствующей особе.[29]29
  В пользу этой версии (и против версии «конспиративной», в духе «Бесов» Достоевского) может говорить и то обстоятельство, что отчет этот, опубликованный в 1825 году в «Отечественных записках», вышел без указания авторства Кудряшева, анонимно.


[Закрыть] Невозможно поверить в то, что все эти восхищенные реплики и наивные панегирики – лишь игра «верхнеуральского Штирлица», лишь следование канонам жанра. По складу души Кудряшев был, скорее, «верхнеуральским Пушкиным», как позволил себе отметить один современный автор. Эта «пушкинская» нота слышна не только в свободной музыке его стиха, струящегося естественно и привольно, живописующего с равной легкостью картины как войны, так и мира, как любви, так и смерти. Пушкинское – и в его удивительно пестрой, свободной от жанровых границ современной ему литературы прозе. Нет-нет, да и задумаешься невольно – а не был ли Кудряшев «первым уральским постмодернистом». Так непринужденно переходят в его повествованиях этнографические мотивы в исторические штудии, а любовные сюжеты – в детективно-былинный эпос… Какой легкой, стремительной должна была быть эта душа, и как тесно было ей, вероятно, в рамках оренбургской «мрачной существенности» (П. П. Свиньин)… Не отсюда ли и эта игра в «тайное общество»? Игра, волею рока вдруг ставшая смертельной…

Вполне возможно предположить, что Кудряшев таки играл в тайное общество, играл – в смысле – моделировал вселенную, познавал тот мир, в который был заброшен силою обстоятельств. Как Пушкин – играл героя-любовника, играл верного мужа, играл – повесу, дуэлянта, поэта, мудреца. Пушкин не выбирал – быть поэтом, он просто входил в те формы и в те роли, что раскрывала перед ним его судьба. Он был предельно искренен в этих ролях и он проигрывал их – до конца, со страстью и с самоотречением. И мы, теоретически, можем теперь горько и беспомощно вздыхать о его несчастной судьбе, и сожалеть о его браке с Натали, и осуждать его за вызов, брошенный Дантесу, – но… можем ли мы все это, в смысле – имеем ли мы на это право? Подсуден ли тот, кто «играл навзрыд», играл всей силою своей души, самозабвенно и беззаветно?..

Наряду со статьей Рабиновича, мы публикуем в этой части книги также «экзистенциальную интерпретацию» судьбы Кудряшева – эссе челябинского писателя и философа Н. Ф. Болдырева. Его подзаголовок – «Попытка виртуального расследования» – говорит за себя. И мы вполне отдаем себе отчет в его предельной полемической – на грани фола – заостренности.

Выдвинутая в нем гипотеза представляется как составителю, так и издателю этой книги весьма спорной. Но о том, какой была душа Кудряшева «на самом деле», – мы не знаем и не узнаем никогда. Поэтому, наверное, возможны и такие интерпретации.

Вокруг Оренбургского тайного общества и сегодня слишком много тумана, а присутствие в его истории фигуры предателя, своего рода «оренбургского Азефа», еще более запутывает картину. Вряд ли поэтому здесь возможно ограничиться лишь «широкими мазками», идеологическими оценками. Представляется, что здесь необходим скрупулезный – вслед за Рабиновичем и дальше – анализ всего корпуса «внешних» фактов, связанных с оренбургскими «декабристами». И необходим исследователь-аналитик, который сумел бы бережно соотнести имеющиеся материалы по истории Общества с самой динамикой души нашего поэта, ибо неверная интерпретация мотивов и действий человека давно ушедшего подобна ошибке, которую почти невозможно исправить. Тем более что Кудряшев оставил предостаточно «указателей», позволяющих глубоко проникнуть в сокровенные комнаты и переходы его внутренней вселенной.

М. Д. Рабинович. Новые данные по истории Оренбургского тайного общества
(По материалам научных архивов)

Печатается по: Вестник АН СССР, 1958, № 7.

При перепечатке мы сочли возможным опустить большинство примечаний автора, отсылающих читателя к архивным источникам. Оставлены примечания, относящиеся непосредственно к теме публикации (они имеют сквозную нумерацию и приводятся в конце статьи). – Прим. ред.

История Оренбургского тайного общества, его роль в русском революционном движении первой половины XIX в. не получили до сих пор правильного и достаточного освещения. Это объясняется прежде всего скудной источниковедческой базой; положение исследователей осложняется тем, что следственные и судебные материалы по делу об Оренбургском обществе были заведомо сфальсифицированы. Основным источником по истории Общества остаются воспоминания его секретаря В. П. Колесникова – «Записки несчастного, содержащие путешествие в Сибирь по канату». Воспоминания эти были записаны декабристом В. И. Штейнгелем, публиковались в журналах, а в 1914 г. были выпущены отдельной книгой под редакцией П. Е. Щеголева. К этому изданию П. Е. Щеголев приложил заключение Аудиториатского департамента по делу об Оренбургском тайном обществе и один из доносов провокатора И. Завалишина. При издании в тексте «Записок» по цензурным соображениям были сделаны существенные купюры.

В настоящее время найден текст «Записок», ранее считавшихся утраченными, и это дает возможность восстановить пробелы, имеющие важное значение для истории¹ Общества. Существенно расширить наши представления об истории этой организации позволяют также документы, обнаруженные в архивах Москвы, Ленинграда, Уфы и Оренбурга². Возникновение Оренбургского тайного общества связано с деятельностью знаменитого русского просветителя Н. И. Новикова. Сначала оно носило либеральный характер и имело масонскую окраску. Декабрист В. И. Штейнгель писал о первоначальном характере организации: «братство, равенство, искренность, взаимное воспомоществование друг другу, благотворение, распространение чтения полезных книг и вообще свободомыслие того времени составляли цель его»³. Точное время возникновения и первоначальный состав Общества не были известны Штейнгелю⁴, но он указывал, что Общество поддерживал до самой своей смерти (в 1821 г.) Павел Елисеевич Величко, директор Оренбургской таможни, затем начальник Оренбургского таможенного округа. Членами Общества в то время были также майор 4-го Оренбургского линейного батальона А. Л. Кучевский, кантонный начальник башкирского войска майор Беккер, комендант Петропавловской (на Оренбургской линии) крепости полковник Самарин.

После смерти Величко «общество не рушилось»; его возглавил происходивший из солдатской семьи Петр Михайлович Кудряшев (1797–1827), который с 1822 г. был аудитором Оренбургского ордонансгауза и одновременно Кизильского гарнизонного батальона.

П. М. Кудряшев был довольно известным в 20-х годах XIX в. писателем. Он отлично владел башкирским, татарским, казахским и калмыкским языками, был знатоком истории, этнографии и фольклора Оренбургского края. Его повести, поэмы, стихи, переводы печатались в столичных журналах – «Вестник Европы», «Отечественные записки» и др. Несмотря на то, что его произведения подвергались жестокой цензуре, в них чувствуются смелость и прогрессивность взглядов и глубокая симпатия к народу.

После того, как Кудряшев возглавил организацию, среди участников Общества стала преобладать молодежь из мелкопоместных и беспоместных дворян и разночинцев – младших офицеров и мелких чиновников. В частности это подтверждается тем фактом, что осужденным членам Общества X. М. Дружинину, С. Г. Дынькову и A. Г. Шестакову в 1827 г. было 19 лет, В. В. Ветошникову, В. П. Колесникову и И. М. Старкову – 22–23 года, самому старшему – Д. П. Таптикову исполнилось 33 года. Никто из них не имел крепостных, а у С. Г. Дынькова и И. М. Старкова вообще не было «никакого движимого и недвижимого имущества».

По свидетельству И. Завалишина, Кудряшев «сочинял все бумаги тайного общества, им основанного, называл людей, могущих кроме прежних членов общества еще присоединиться к оному». П. М. Кудряшев вел работу очень осторожно и конспиративно. По словам B. И. Штейнгеля, «он завербовал несколько молодых людей, служащих в тамошнем гарнизоне … не открывая ничего, кроме существования какого-то тайного общества, с целью просвещаться и стремиться к свободе».

Данные об истории Общества в это время чрезвычайно скудны. Известно только, что Кудряшев «навлек гнев» Оренбургского генерал-губернатора П. К. Эссена. Последний летом 1824 г. ходатайствовал о разжаловании поэта в унтер-офицеры и возбудил против него судебное дело по ложному обвинению в «уклонении от должности»[30]30
  «В 1824 недосмотр Кудряшева по службе вызвал судебное разбирательство, приостановленное лишь в августе 1826 – отчасти благодаря Павлу П. Свиньину, познакомившемуся с Кудряшевым в 1824 (в Оренбургском госпитале) в связи с его постоянными розысками новых дарований». (Цит. по: Энциклопедия «Русские писатели: 1800–1917». – М., 1994). – Прим. ред.


[Закрыть]. Следствие тянулось свыше двух лет и было прекращено по манифесту 22 августа 1826 г. Кудряшев занемог «болезнию, продолжающеюся без малого два года», но, несмотря на это, оставался руководителем Общества. Подавление восстания декабристов, суровые репрессии по отношению к его участникам, усиливавшийся полицейский террор – все это, как свидетельствует Штейнгель, «естественно напугало старших и осторожных членов этого общества, но огорчило и ожесточило пылких юношей». В Обществе произошел раскол. Либеральные элементы из него вышли, и осталось революционное ядро, возглавляемое П. М. Кудряшевым[31]31
  Приписывание Кудряшеву революционных взглядов весьма спорно и целиком остается на совести М. Д. Рабиновича, исследователя советского периода, следовавшего устоявшейся в его время коммунистической идеологии. Редактору данного издания гораздо более вероятной кажется основанная на тщательном изучении источников и при этом свободная от идеологических мотивов версия, изложенная в энциклопедии «Русские писатели: 1800–1917». Придерживаются ее и авторы «Уральской исторической энциклопедии» (Екатеринбург, 2000), статью из которой мы публикуем далее. В соответствии с этой версией, Кудряшев, возможно, в силу как раз таки своей доверчивости, стал заложником манипуляций авантюриста и провокатора Завалишина.
  «Весной 1827 Кудряшев был арестован по делу о так называемом «злодейском замысле в Оренбурге» по доносу ссыльного авантюриста-провокатора Ипп. И. Завалишина, внушившего властям ложное представление о крайнем радикализме тайного общества … но за отсутствием улик был освобожден из-под ареста. Опасение за судьбу товарищей повлияло на его и без того тяжелое состояние, и на пятый день суда он скончался» (Цит. по: Энциклопедия «Русские писатели: 1800–1917». – М., 1994). – Прим. ред.


[Закрыть].

Хотя не сохранилось каких-либо развернутых конституционных проектов Общества, по дошедшим до нас документам – «Уставу», приложенной к нему «Инструкции» и др. – видно, что Общество носило ярко выраженные черты дворянской революционности⁵.

«Устав» Общества, датированный 1827 г., так формулировал задачи организации: «I. Оренбургское тайное общество составлено с целию политической. II. Цель его есть изменение монархического правления в России и применение лучшего рода правления к выгодам и свойствам народа для составления истинного его благополучия».[32]32
  Устав Общества, как и иные его документы, скорее всего, были составлены при подстрекательстве и под влиянием (а возможно, и при непосредственном участии) провокатора Завалишина. – Прим. ред.


[Закрыть]

В «Инструкции» прямо указывалось, что «Оренбургское тайное общество составлено для произведения политического переворота в крае сем».

Конкретная политическая программа была кратко сформулирована в проекте прокламации, которую Общество предполагало выпустить в момент переворота: «Объявить в изданной прокламации: 1. Россию свободною. 2. Уменьшение годов службы нижних чинов и удвоение их жалования. 3. Освобождение крестьян помещичьих. 4. Прощение налогов и недоимок государственных. 5. Избавление нижних чинов [от] телесного наказания». «Инструкция» обращала особенно серьезное внимание на проведение политической агитации в войсках и народе, чему, как известно, сравнительно мало внимания уделяли другие общества декабристов.

Документы свидетельствуют о демократическом, антимонархическом характере деятельности Общества и продуманной тактике противоправительственной агитации. По этому поводу в «Инструкции» говорилось: «I. Чрез членов Оренбургского тайного общества внушать рядовым Оренбургского гарнизонного полка, казакам войска оренбургского, равно и простому народу те мысли о свободе и равенстве, которые неизбежно влекут за собою волнение умов и приготовление их к перемене правления… III. Стараться ласковым и кротким отношением с низшими снискать их привязанность для употребления ее со временем в свою пользу. IV. Внушать им чувства ненависти к правлению и царствующему поколению. Говорить о том и другом с презрением и давать изредка чувствовать, что перемена и улучшение их состоянию уже не далека».

Вся полнота власти по «Инструкции» принадлежит председателю, который «управляет совершенно и независимо обществом, делает нужные распоряжения, имеет у себя кассу, печать и устав общества». Каждый член Общества «должен иметь слепое повиновение председателю или особе им избранной и решаться на все, ему поручаемое, хотя бы это стоило и самой жизни»⁶. Эта же мысль проводилась в тексте клятвы Общества⁷.

Помощником председателя был секретарь, на которого возлагалось составление «всех тайных бумаг, сообразных с целию общества». Председатель и секретарь избирались на год по большинству голосов. Члены Общества разделялись на «принимаемых», «испытанных» и «подозреваемых». «I. Принимаемые суть те, которые дают клятву обществу. II. Испытанные суть те, которые не дав еще клятвы, обещают быть членами общества. III. Подозреваемые суть те, которые по образу мыслей и по характеру своему почитаются основательно за будущих членов общества».

Был намечен в общих чертах и план восстания в Оренбургском крае. Восставшие предполагали: «I. Лишить свободы военного губернатора и чиновников ему преданных, равно и тех людей, которые могут иметь влияние противное для пользы общества на народ или войска. II. Поднять знамя бунтов в городе…» и выпустить прокламацию с программой общества. «III. Тронуться с войсками, уже набранными, к Казанской губернии и поднимать все лежащие на пути своем селения. IV. Избрать из среды своей достойного и храброго предводителя войскам. V. При начале возмущения отправить на Оренбургскую пограничную линию достойных поверенных, равно и в Уральское казачье войско для присоединения их к обществу».

Практическая деятельность Общества свелась к тому, что ему постепенно удалось завербовать членов, служивших в учреждениях и частях, игравших важную роль в управлении краем: штабе Оренбургского корпуса; Оренбургском гарнизонном полку; Оренбургском казачьем полку; Оренбургской казачьей артиллерийской бригаде; Кизильском гарнизонном батальоне и в крепостях на Оренбургской линии: Степной, Петропавловской; в Гражданской канцелярии генерал-губернатора; в пограничной комиссии; уездном суде; Оренбургской городской полиции. Были также установлены связи с политическими ссыльными: декабристом Н. Кожевниковым, в 1826–1827 гг. служившим в Оренбургском гарнизонном полку, польским революционером Т. Заном и бывшими участниками восстания Семеновского полка, находившимися в различных частях Оренбургского корпуса.

Обществом проводилась также революционная работа среди уральских казаков, башкир и казахов. По этому поводу сохранились следующие данные. В 1831 г. в Третье отделение поступил донос от унтер-офицера Тенгинского пехотного полка И. Грибовского о том, что с ним служит «разжалованный за тайное общество, открытое в 1827 году в городе Оренбурге, из хорунжих Оренбургского казачьего полка в рядовые Василий Ветошников, с коим я вместе находился в батальонной канцелярии для письменных дел. По тесному моему с ним знакомству, я в дружеских разговорах расспрашивал его подробно о тайном их обществе и на вопрос мой: Как могли они в толь малом количестве приступить к исполнению такового важного предприятия? – он мне сказал, что войско Уральское и киргизы были согласны при поднятии их знамя приступить к бунту. На вопрос мой: Какие имели причины уральские казаки посягнуть на таковой гнусный поступок? – Ветошников сказал, что они имеют неудовольствие за какие-то прежние, деланные им притеснения. Я имел основательную причину принять сие за истину, ибо Ветошников сам был участником того Общества и, следовательно, знал о сообщниках оного».

Некоторое представление о шагах, предпринимавшихся для привлечения на сторону Общества башкир и казахов, дают два судебных дела, возбужденных против члена организации Максимова. 26 апреля 1821 г. военный губернатор П. К. Эссен сообщил, что «Оренбургский плац-адъютант подпоручик Максимов, по произведенному следствию, оказался виновен в самовольном о[т]пуске, преждевременно со службы башкирцев, бывших в разъездной по городе команде. За каковой поступок я приказал судить его военным судом». Через пять с половиной лет, 16 ноября 1826 г., Эссен поставил в известность Аудиториатский департамент, что «подпоручик Максимов открылся по особому следствию… виновным в тайной и непозволенной торговле порохом, свинцом и серою с киргизцами, за каковой поступок предписано от меня судить его особо»⁸.

О серьезных расчетах Общества на башкирское войско можно судить по следующей записи в мемуарах генерала И. В. Чернова: «Современники событию говорили, что в бумагах общества найдены были приготовленные предписания башкирским кантонным начальникам о высылке в Оренбург нескольких полков с оружием под предлогом посылки в армию, причем подпись Эссена была прекрасно подделана⁹. С прибытием полков полагали начать бунт против правительства и перебить своих начальников».

Члены Общества старались внимательным отношением к солдатам, справедливостью и исполнительностью по службе привлечь их на свою сторону.

В 1821 г. майор А. Л. Кучевский в бытность в 4-м линейном Оренбургском батальоне открыто разоблачал злоупотребления командира части, стремясь «чернить разным образом» своего начальника и «возбуждать против него нижних чинов к объявлению претензий». Опираясь на поддержку солдат, А. Л. Кучевский (без санкции командования) арестовал батальонного командира майора Суханова и добился его отдачи под суд за должностные преступления. Кроме того, он «жаловался с неприличными выражениями обидных слов на здешнее (корпусное. – М. Р.) начальство бывшему начальнику главного штаба…».

В 1824 г. члены Общества – поручик И. Н. Сергевнин и юнкер Н. В. Филипович – добились того, что командир 11-й Оренбургской казачьей конно-артиллерийской роты подполковник Покотилов был предан суду «по возникшим на него претензиям от нижних чинов роты сей за употребление их в разное время на партикулярные работы».

Велась также практическая революционная работа среди бывших семеновцев и солдат Оренбургского гарнизонного полка. В. П. Колесников сообщает о том, что под влиянием агитации членов тайного общества солдаты хотели восстать, но он и другие офицеры их отговорили. Это видно из следующего места его «Записок». Когда после разгрома Общества осужденные, следуя в Сибирь, остановились на отдых в Сакмарске, проститься с ними от имени всего полка приехали 15 солдат во главе с унтер-офицером Федоровым. У Колесникова произошел с ним следующий разговор:

«И! Федоров, не стыдно ли? У тебя слезы на глазах! – сказал я. – Видишь, мы не плачем. Раскаиваться нам не в чем: бесчестного ничего не сделали; тебе все известно.

– Знаем, и тем-то более жаль. Поздно спохватились. Да вы все сами виноваты. Отговорили. Помните, приходили к вам! Ведь умирать же когда-нибудь.

– Да, мы кусаем теперь локти, – промолвил молодцеватый семеновский солдат Мурзин, – напрасно вас послушались; вы бы даром не пропали»¹⁰.

В своих воспоминаниях генерал И. В. Чернов пишет, что «в Оренбурге завелось тайное общество с политическою целью; оно было как бы отделением Петербургского общества…». По другим источникам непосредственная связь Общества с остальными организациями декабристов не прослеживается. Однако при сопоставлении этого сообщения с заявлением члена Союза Благоденствия М. Ф. Орлова о том, что «после приблизительно трехлетней работы … они были рассеяны по всему пространству империи…», свидетельство И. В. Чернова заслуживает внимания. Тем более что с Оренбургским краем был связан ряд членов Союза Благоденствия: поручик А. А. Жемчужников, отец которого командовал 28 пехотной дивизией в Оренбурге; капитан В. Д. Вальховский, бывший в Оренбурге в 1821 г. во время командировки в Бухару, и полковник А. А. Авенариус, отец которого был штаб-лекарем в Уфе.

Первые сведения об Обществе царское правительство получило еще осенью 1822 г., когда в Астрахани был арестован приехавший из Оренбургского края майор А. Л. Кучевский. Он был командиром батальона, в котором служил Кудряшев, и по собственному признанию являлся «военноначальником» Общества. Не поладив с командованием Оренбургского корпуса, Кучевский перевелся в Астраханский гарнизонный полк. В Астрахани он пытался организовать филиал Общества, но провалился и был арестован. Следствие над Кучевским затянулось с осени 1822 г. до зимы 1827 г. Кучевский всячески запутывал суд, категорически отрицал наличие Оренбургского тайного общества, но его причастность к Обществу была подтверждена свидетельскими показаниями сопроцессников.

Руководивший следствием генерал Воинов писал 10 октября 1826 г.: «Относительно изыскания о зловредных обществах, то хотя по удостоверению генерала Эссена и не следовало бы сомневаться о несуществовании оных на Оренбургской линии и совершенной там тишине и спокойствии¹¹, но поелику обстоятельства дела и поступки Кучевского с соучастником его Пружковским по цели и намерению их оказываются близкими к злоумышленникам, открытым 14 декабря 1825 г., почему и навлекают некоторые подозрения в том, что не таится ли еще каких подобных злонамеренных отраслей частно или вообще на Оренбургской линии…» «Я полагал бы, – добавил он, – не ограничиваясь нынешним открытием, употребить еще секретное разыскание чрез нарочных веры заслуживающих чиновников».

К этому времени нашелся и исполнитель, пригодный для подобной миссии. Еще в июне 1826 г. на имя Николая I поступило два доноса от юнкера И. Завалишина о том, что брат его декабрист лейтенант Д. И. Завалишин во время своего двукратного пребывания в Казани и Симбирске основал там тайное общество, имеющее «цель, сообразную с целию до сих пор открытых». И. Завалишиным заинтересовался сам Николай I и имел с ним беседу. Вслед за этим И. Завалишин был разжалован в рядовые и послан в Оренбург. По-видимому, ему было дано негласное поручение представить доказательства о существовании там тайного общества. О том, что И. Завалишин был послан в Оренбург именно с такого рода миссией, он сам писал в своем доносе на имя П. К. Эссена, утверждая, что действует «сообразно с волею Государя Императора о дальнейшем розыскании тайных обществ, имевших и имеющих целью ниспровержение коренных постановлений России».[33]33
  Сегодня понятно, что доверять утверждениям авантюриста Завалишина особенно не приходится. См.: http://ru.wikipedia.org/wiki/Завалишин,_Ипполит_Иринархович – Прим. ред.


[Закрыть]

Выбор Николая I был удачным, и в лице И. Завалишина он приобрел ловкого и умелого провокатора. Прибыв в Оренбург, тот сразу же повел дело таким образом, что оказался на гарнизонной гауптвахте и с небольшими перерывами провел там более двух месяцев из четырех, которые предшествовали его первому доносу на имя Эссена. И. Завалишин стал распускать среди находившихся на карауле солдат и офицеров слухи о том, что «из Санкт-Петербурга доставлен он по известному бунту». Находясь на гауптвахте, он познакомился с офицерами В. П. Колесниковым (секретарем Общества) и Д. П. Таптиковым (временным председателем Общества) ¹², которые оказались очень несдержанными в разговорах с ним, и ему вскоре удалось проникнуть в организацию и раскрыть ее. Провокатор поспешил поставить об этом в известность Эссена. К своим доносам он приложил копии «Устава» и «Инструкции» Общества, список членов и оригиналы нескольких клятв. Однако предательская деятельность И. Завалишина была обнаружена раньше, чем начались аресты. Сочувствовавший Обществу секретарь военного губернатора сообщил Кудряшеву о частых тайных визитах И. Завалишина к его начальнику и добавил: «Кажется, ваш новый приятель подал какой-то донос военному губернатору».

В этих трудных условиях Кудряшев, несмотря на тяжелую болезнь, проявил исключительные мужество и выдержку. Он узнал фамилии лиц, названных провокатором, и успел предостеречь многих из них об опасности, наметил им линию поведения в случае ареста и уничтожил компрометирующие документы.

Все это спасло Общество от полного разгрома, и большинство его участников оказались нераскрытыми.

Такому, сравнительно благоприятному, исходу способствовало еще одно обстоятельство. Получив доносы провокатора, Эссен оказался в затруднительном положении. На протяжении многих лет он заверял правительство, что никакого тайного общества в Оренбурге нет, так как «сюда тень понятия о подобных злоумышлениях никогда не досягала». Кроме того, в первом из своих доносов И. Завалишин, указав на злоупотребления оренбургских властей, высказал уверенность, что если в крае начнется восстание, то оно будет поддержано войсками, казаками, государственными и помещичьими крестьянами, казахами и башкирами. Таким образом, на П. К. Эссена должна была лечь ответственность за то, что он скрыл или проглядел существование тайного общества и своим управлением чуть не довел до восстания весь край.

Как бы то ни было, Эссен приказал начать аресты. Первоначально было арестовано до 80 человек. При их аресте не были обнаружены благодаря бдительности Кудряшева компрометирующие материалы. Следствие встало на чисто формальный путь. К судебной ответственности были привлечены провокатор И. Завалишин и те семь членов Общества, против которых имелась неопровержимая улика: собственноручная подпись на тексте клятвы. Остальные арестованные и в их числе Кудряшев были освобождены. 9 мая 1827 г. Кудряшев умер от апоплексического удара.

Следствие продолжалось около месяца. Перед ним была поставлена задача – установить персональную вину выданных провокатором членов организации, доказать неосновательность обвинений И. Завалишина против Эссена и его подчиненных и переложить на провокатора вину за создание Оренбургского тайного общества. И. Завалишин и шесть из семи подсудимых как военнослужащие были преданы корпусному военному суду.

Первоначальный приговор корпусного суда был чрезвычайно суровым: И. Завалишин, Колесников, Таптиков, Дружинин и Старков были присуждены к четвертованию, а Ветошников и Шестаков к повешению. При конфирмации приговора Эссен смягчил меру наказания и приговорил «лишить дворянства и сослать на каторжные работы в Сибирь» И. Завалишина навечно, Колесникова на 12 лет, Дружинина на 6 лет; разжаловать в рядовые и определить на службу в Кавказский корпус без права выслуги Таптикова и Ветошникова, а Старкова и Шестакова впредь до выслуги. Аудиториатский департамент утвердил конфирмацию Эссена в отношении всех осужденных, за исключением Таптикова, которому разжалование в рядовые было заменено 8 годами каторжных работ. Николай I оставил в силе определение Аудиториатского департамента в отношении И. Завалишина, Ветошникова, Старкова, Шестакова, а остальным распорядился уменьшить срок каторги наполовину.

Дело о седьмом участнике – губернском секретаре С. Г. Дынькове – рассматривалось отдельно. Он был приговорен Оренбургским уездным судом к лишению чина и достоинства и вечной ссылке на каторгу. Николай I распорядился разжаловать Дынькова и послать его солдатом на Кавказ.

Солдаты и население Оренбургского края всячески выражали осужденным свое сочувствие. В то время как местное начальство пыталось внушить населению, что осужденные члены Общества – «разбойники», что они «замышляли на батюшку нашего царя», слова «„бедные, невинные, ведь они добра хотели“ ударяли поминутно … в уши», – свидетельствует Колесников. В другом месте Колесников писал: «Один мне знакомый молодой купец сказал к народу и довольно громко: „Вот, братцы, невинность везде видна, она даже в цепях смеется над угнетателями“»¹³.

Проводы осужденных в Оренбурге и встреча их в Уфе приняли характер стихийных демонстраций, в которых участвовали сотни людей. В Сакмарск от имени Оренбургского гарнизона, как мы уже упоминали, приехали прощаться с ними 15 солдат; в Бирске их посетили сосланные туда участники восстания Семеновского полка; в Стерлитамаке местные женщины передали им посылку; во многих местах производились для них сборы денег.

Как видно из приведенных документов, Оренбургское тайное общество возникло раньше и просуществовало дольше любой из известных до сих пор декабристских организаций. Будучи по своему составу, программе и духу частью движения декабристов и не выходя в общем из рамок дворянской революционности, оно вместе с тем пыталось более активно, чем другие декабристские организации, привлечь на свою сторону солдат и народные массы. Особенно примечательна в этом отношении работа Общества среди уральских казаков, башкир и казахов.

История Оренбургского тайного общества нуждается в дальнейшей разработке, с тем чтобы можно было по достоинству оценить значение этой организации в декабристском движении.

Примечания автора

(1) В статье цитируется оригинал «Записок», хранящийся в архиве Института русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский Дом).

(2) Центральный государственный военно-исторический архив (ЦГВИА), Центральный государственный исторический архив в Москве (ЦГИАМ), Центральный государственный исторический архив в Ленинграде (ЦГИАЛ), архив Института русской лигературы (Пушкинский Дом), Центральный государственный архив Башкирской АССР (ЦГА БАССР), Оренбургский областной архив (ООА).

(3) Пушкинский Дом, ф. 604, д. 18 (5587), л. 6.

(4) «В 1822 г. один из участников Общества А. Л. Кучевский утверждал что оно „существует девятый год“» (ЦГВИА, ф. 9л, оп. 18 1827, д. 3, ч. 4, л. 93 об.) Иначе говоря, Оренбургское тайное общество возникло в 1813 г.

(5) Тексты «Устава» и «Инструкции» Общества были опубликованы П. Е. Щеголевым (в изложении Аудиториатского департамента) и И. А. Федосовым (Революционные кружки в России в конце 20-х – начале 30-х годов XIX в. «Исторические записки», т. 59, М., 1957). Поскольку в этих публикациях допущены некоторые неточности, документы цитируются по оригиналам (ЦГВИА, ф. 9л, оп. 11, 1827, д. 24).

(6) ЦГВИА, ф. 9л, оп. 11, 1827, д. 24, л. 39. В 1822 г. в составе организации имелся «Верховный совет общества в числе 12 членов оного» (ЦГВИА, ф. 9л, оп. 18, 1827, д. 3, ч. 4, л. 94). В Уставе 1827 г. этот совет не фигурирует.

(7) Там же. Первоначально в тексте клятвы была указана цель Общества, заключающаяся в действиях «к истреблению тиранства, на троне российском сидящего» («Тайные общества», М., 1926, стр. 19). В тексте присяги 1822 г., которую А. Л. Кучевский распространял в Астрахани, пытаясь создать там филиал Общества, говорилось, что организация стремилась «извлечь подданных от ига рабства, восстановить равенство, учредить парламент» (см. «Тайные общества», стр. 36).

(8) ЦГВИА, ф. 9л, оп. 40, д. 46, л. 2. Поскольку Максимов попал под амнистию 22 августа 1826 г., дела против него были прекращены (л. 4).