Текст книги "У пещер «Богом зданных». Псково-Печерские подвижники благочестия XX века"

На закате дней своих батюшка стяжал мирное отношение к смерти и ждал ее как избавления от уз земных скорбей и болезней, говоря порой: «… Во мне уже нет ничего живого, только – дух». Однако и готовясь к переходу в вечность, старец не терял живого интереса и любви к окружающим, к собратьям-инокам. Как вспоминает его келейница Надежда: «Сколько у батюшки было ко всем любви – очень он всех любил. Иногда и не может, а все идет на трапезу, скажет: “Хоть я на братию посмотрю, все – отцы святые”. Уже болел последнее время, а как он любил ходить на трапезу – чудо; последний раз я его уже не вела, а почти что несла на ступеньках – он шел на четвереньках. Говорю: “Батюшка, кушай в келье”, а он ни в какую не соглашается – вот какова была его любовь к людям».

Примерно за два месяца до смерти, в день Святой Пасхи, старцу еще довелось участвовать в монастырском богослужении; более в этой жизни он уже не служил в Божием храме. 7 мая 1979 года отец Афиноген, будучи неизлечимо больным, был пострижен в схиму с именем Агапий. Перед самой кончиной старец ежедневно приобщался Святых Христовых Таин. Умер он 24 июня 1979 года. Кончина его была, как и жизнь, смиренна и в высшей степени благочестива. Отпевание, состоявшееся в Успенском соборе обители, совершил митрополит Псковский и Порховский Иоанн (Разумов) в сослужении наместника Псково-Печерского монастыря архимандрита Гавриила (Стеблюченко), собора монастырских старцев и множества прибывших отовсюду клириков. Гроб с телом отца Афиногена, теперь уже схиархимандрита Агапия, был перенесен в «Богом зданные» пещеры обители и поставлен в нише возле пещерного храма Воскресения Христова: блаженный старец упокоился, наконец, от всех дел мира сего, перейдя отныне в мир иной – к небесному Престолу своего «Хозяина Вечного».

В воспоминаниях келейницы Надежды можно встретить и рассказы отца Афиногена о его благодатных тайнозрениях мира иного, и повседневные беседы с келейницей, и его высказывания о сущности христианской жизни – все, что смогла записать на протяжении нескольких лет духовная дочь о дорогом авве. В этих записях мы, как бы лицом к лицу, вновь встречаемся со смиренным печерским подвижником, вновь слышим его живой и добрый голос; перед нами раскрывается и почти младенчески чистая, и в то же время умудренная благодатью Христовой светлая его душа.

Глава 3
Жизнь, ставшая «житием»
(страницы Дневника монахини Надежды – келейницы отца Афиногена)

Монахиня Надежда приехала в город Печоры в 1967 году из Йошкар-Олы еще мирянкой – совсем молодой девушкой Катей Бакшаевой. Будучи почти безнадежно больной (инвалид I группы с диагнозом: «Ревматизм – активная форма, постоянно рецидивирующий эндомиокардит с нарушением кровообращения»), она уже не надеялась на выздоровление. Врачи говорили, что жить ей осталось совсем недолго. И вот, подойдя однажды под благословение к отцу Афиногену Екатерина вдруг услышала: «А тебя я к себе возьму».

Как рассказывает в своих записках монахиня Надежда:

«Я остановилась тогда в недоумении, но не придала его словам особого значения, зная свое состояние. А батюшка продолжал: “Тебя отчитывать не надо, в тебе беса нет – это у тебя телесная болезнь. Господь поможет, будем Его просить, только ты в больницу не ложись”.

Я спросила: “Батюшка, а как же без пенсии быть?” Он ответил: “Она тебе не понадобится. Ходи ко мне: помогать будешь, самовар греть, уборку делать”. И стала я к батюшке ходить ежедневно, даже воду ношу из колодца, дрова несу, а то и чайник не могла поднять. И не заметила, как мне стало легче. Соседку, с которой я приехала, уже три месяца как проводила домой. Живу одна. Батюшка говорит: “Переезжай сюда совсем”. Но я не хотела, думала, как же так, ведь я собираюсь умирать. А батюшка говорит: “Мы с тобой еще поживем”. Ездила я домой, но ненадолго; покоя себе не находила: еду снова в Печоры, к своему батюшке. Бывало, подхожу к его дверям, а он дверь и открывает. Я спрашиваю: “Батюшка, куда вы?” А он отвечает: “Тебя встречаю. Еще вчера знал, что ты едешь”».

Монахиня Надежда рассказывает, что после того, как она стала келейницей у старца, как только с ней делался приступ, батюшка благословлял ее, и ей тотчас же становилось гораздо легче. Возле старца монахиня Надежда находилась почти неотлучно около 12 лет, до самой его смерти в 1979 году. То было трудное для нее время. Старец постепенно становился все слабее, часто и подолгу болел. Иногда ей уже казалось, что вот-вот грядет его смертный час… И все же, по собственному признанию матушки Надежды, это были лучшие годы ее жизни.

«Я всегда бывала удивлена, – пишет она в своем Дневнике, – его любовью к людям и думала: откуда у него столько любви? Или он родился таким, или он приобрел эту любовь?»

Иногда столь доброе расположение старца к ближним проявлялось, как поначалу представлялось келейнице, по самым пустяковым поводам. Но старец постоянно учил ее, что в отношениях со страждущими людьми «пустяков» не бывает.

И вот однажды ей привелось быть свидетельницей такого случая:

Приходит раз к отцу Афиногену старушка, плачет: «Батюшка, батюшка, горе у меня, что делать? Есть у меня петушок, и петушок этот ослеп! Может, помолишься, чтоб он прозрел?»

Ну, думаю, и с какой же чепухой к старцу пристают… А он, гляжу, уже со старушкой сел и ее утешает. И так ему ее жалко стало, что уж и он с нею рядом плачет. Вот, думаю, два чудака из-за такой малости слезы льют… Потом, когда та ушла, я и говорю: «Да о чем тут и скорбеть-то? Подумаешь, петух ослеп! Его головой в горшок и на печь – да и дело с концом, а ты, батюшка, еще с нею убиваешься».

А он в ответ: «Что ты говоришь?! Ведь у нее действительно горе; ведь у нее больше никого нет – один только этот петушок и есть. Как же ей не посочувствовать, как же ее не утешить? Любовь – что в большом, что в малом – все одно любовь!»

Однажды отец Афиноген, взяв ножницы, вынул из шкафа свои подрясники и принялся их портить, вырезая клинья материи на бедрах и распарывая рукава. Затем старец заставил келейницу перешивать эти подрясники, да так, что сам еле-еле смог надеть их, настолько они стали ему узки.

На сетования же и возражения Надежды отец Афиноген только отвечал: «Надо же тебе учиться шить». И действительно, когда старец умер, для нее началось по-житейски нелегкое время: ей, инвалиду, нужно было как-то прокормиться. И тогда ее основным заработком в то время стало именно шитье: отец наместник вспомнил о рассказах старца, как хорошо шьет его келейница, и благословил монахиню Надежду заниматься при монастыре пошивом и ремонтом облачений. Это дало ей возможность иметь средства к существованию и в то же время остаться при Псково-Печерской обители рядом с могилой дорогого духовного отца.

Отец Афиноген очень любил свою помощницу и так привык к ней, что даже в ее отсутствие как бы «сопровождал» силою своей мысли. Как рассказывала матушка Надежда[28]28
  Об этом случае есть запись в ее Дневнике от 17 мая 1979 года.


[Закрыть], она однажды уехала в Йошкар-Олу, чтобы продать квартиру и перевезти вещи в Печоры, а старец остался на попечении другой женщины.

И вот, сидя в келье, он вдруг ей сказал: «А матушке-то нашей холодно. Ой, как она замерзла!» Спустя некоторое время отец Афиноген добавил: «Ну вот, наполовину сшила». И еще погодя заметил: «Она раздает, а они и рады». Все три высказывания старца имели под собой реальное жизненное основание и являлись своеобразным комментарием к тому, что происходило с монахиней Надеждой в Йошкар-Оле.

Келейница батюшки отправила тогда всю свою теплую одежду в грузовом контейнере в Печоры, поскольку дни были достаточно теплые. Но как раз в тот момент, когда батюшка говорил о холоде, Надежда стояла на автобусной остановке в одном летнем платье. Вдруг резко похолодало, пошла снеговая крупа, и она действительно сильно замерзла. Затем старец, как оказалось, говорил о подряснике, что шила себе келейница и для которого она не смогла купить материю на подкладку: наполовину сшив подрясник, монахиня Надежда не смогла продолжить работу.

Далее говоря: «Она раздает, а они и рады», отец Афиноген как бы сам являлся свидетелем того, как его келейница раздавала соседям вещи, которые не могла увезти с собой в Печоры: в контейнере для них просто не хватило места.

Еще при жизни отец Афиноген спрашивал келейницу: «А что, испугаешься, если после смерти явлюсь?» Матушка Надежда отвечала ему, что «нет, не испугается». И вот она вдруг увидела старца Афиногена во время богослужения в алтаре Успенского храма. Батюшка, одетый в монашеское облачение, подошел к престолу, глянул на келейницу сквозь отверстые Царские врата, благословил и, отойдя в сторону, сделался невидим.

И в болезнях, и в житейских скорбях ни старец, ни его келейница никогда (как это можно видеть на страницах Дневника) не утрачивали упования на великое милосердие Божие, всегда стремясь лишь к той единственно непреходящей радости о Духе Святом, что запечатлена в евангельских словах: «…радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах» (Лк. 10, 20). Эта сокровенная, но неизменная радость пребывания в Боге, которую по Своему благоволению Господь «утаил… от мудрых и разумных и открыл младенцам» (Лк 10, 21), постоянно ощущается во многих записях инокини Надежды.

1976 год. 16 марта (ст. ст.)…Батюшка «отчитывал» один, без народа. Я топила печку. Вначале он читал молитвы, а когда стал говорить слова: «Господи! Помилуй всех болящих», [вдруг увидел, как] появилось множество народа, и все стали вслух со слезами каяться и просить Господа, чтобы Он простил им грехи, и некоторые даже вслух исповедовали свои грехи; тут были и знакомые, которых батюшка раньше отчитывал, и он узнавал их по голосам, а когда батюшка кончил читать, то все исчезло. Тогда батюшка пришел на кухню и все мне рассказал.

Старец Афиноген

Начало мая. Дней за 10 до кончины архимандрита Пимена [Гавриленко, умер 17 мая] батюшка говорит: «Уже панихиду отслужили за отца Пимена». Я удивилась: «Батюшка, что ты говоришь? Ведь он живой». Снова, несколько дней спустя, [когда] батюшка молился о живых, где написано: «Спаси, Господи, и помилуй отца моего духовного» (а отец Пимен был его духовный отец), батюшка вдруг продолжает: «…отца Пимена усопшего. Господи, прости его согрешения». А мы с батюшкой вместе молились. Я ему снова напоминаю, что тот жив и, может, еще поправится, «а ты его хоронишь». Говорю: «Сегодня отец Иоанн [Крестьянкин] его причащал». А батюшка мне отвечает: «Ты сейчас не понимаешь, а потом поймешь – он уже отошел», то есть отец Пимен. А он ведь был еще живой!

27 мая (ст. ст.) – память Нила Столобенского. Батюшка очень болел, лежал в постели и плакал, просил Иоанна Кронштадтского, чтобы он его исцелил. Потом батюшка встал и часа три ему молился. И молитва его была услышана: батюшка вдруг почувствовал, что вся болезнь исчезла во всем теле. С этого времени батюшка особо чтил Иоанна Кронштадтского: часто и подолгу стоял перед его образом и плакал.

20 июня (ст. ст.). Батюшка лежал в постели. Слышу – зовет меня: «Матушка! Иди скорее сюда». Когда я пришла, то батюшка говорит: «На двери явилась икона Божией Матери. Я хотел встать, приложиться к ней, но пока вставал, икона исчезла». Батюшка со слезами на глазах говорит: «Не захотела Матерь Божия, чтобы я приложился к Ней».

27 июля (ст. ст.) – память о великом Пантелеимоне целителе [видение старца Афиногена, записанное его келейницей]. Батюшка болел, а целителю Пантелеимону любил молиться: как приехал сюда – и в течение тридцати с лишним лет – всегда ему молился.

Вот он и в этот день лежал и мысленно молился ему со слезами. И вдруг пришли к нему двое и говорят: «Пойдем к врачу». А батюшка, такой обрадованный, и говорит им: «Да, мне надо хорошего врача – я очень больной».

Они пошли. Вначале шли лесом. Батюшке казалось, как бы какая-то тень идет следом за ним, он все шел и боялся. А если где в лесу встречались две дорожки, то ему голос говорил: «Иди по этой!» – и направлял его, куда ему идти. Затем они подошли к озеру, а посредине досочка лежит для перехода. Батюшке говорят: «Иди по досочке». А он отвечает: «Я очень слабый, боюсь идти один, могу упасть». Но ему говорят: «Не упадешь».

Они перешли на тот берег, а там горка, а на горке небольшая церковка стоит. Пришли они туда, а рядом – большой дом, будто это больница. Стоит длинная очередь к окну для записи на прием к врачу. Батюшка подошел туда, а там – сторож, и батюшку он спрашивает: «Вам кого нужно?» Батюшка отвечает: «Мне надо к врачу, больной я». Тогда ему сторож говорит: «Ты очень старенький – не становись в очередь, а обратись прямо вон в то окно» – и сторож показал, куда нужно идти, и дал ему записку.

Батюшка подошел к окну и подал записку, и его повели к врачу. Встретили там его, заставили раздеться, и врач его стал осматривать. Когда врач осмотр закончил, то указал: «Иди теперь обратно к сторожу; он скажет, чем тебе лечиться». Батюшка пришел к сторожу, а тот ему говорит: «Сейчас я помолюсь за тебя Господу». И стал усердно молиться. Сторож был очень стройный и одет изящно. «…Я стою и думаю: этот, наверное, царского рода, уж очень он хорош; и одежда на нем была блистающая, и красота лица его была похожа на целителя Пантелеимона.

Когда он молился, то просил Господа со словами: «Господи! Прости, исцели его от болезни». А голос сказал: «Пусть потерпит». А я тоже как бы прошу о помощи – стою в уголке, прижавшись, и говорю: «Я очень больной. Лукавый дух меня мучает. Помоги же мне». И Пантелеимон снова стал просить Господа: «Господь! Услышь нас и исцели сего раба Твоего. Он очень страдает». Тогда снова был слышен голос: «Моя воля». И целитель Пантелеимон сказал мне: «Ну вот, больше не будем просить; раз Господь сказал, что Его воля, надо вам потерпеть. Вам необходимо самоукорение и смирение; считайте себя хуже других. Сейчас вам надо идти, вас ждут; только вы держитесь в мыслях молитвенных и не сходите с них». И целитель Пантелеимон снова, стоя на коленях, с распростертыми руками, стал молиться. Я его прошу: «Помолись за меня-то». А он говорит: «За тебя и молюсь и буду молиться».

Вдруг нас стало четверо, и будто вихрь какой вмиг поднял нас на небо, а там все небожители встречают нас. Такие радостные, целуют, обнимают меня и всех пришедших со мной. Там была неописанная красота, и везде слышалось пение – все прославляли Бога. Но были мы там недолго – нам сказали, что «вы еще рано сюда пришли, вам надо еще потрудиться немного. Сейчас вы идите на землю, а потом придете сюда к нам навсегда. Будем вместе с вами здесь жить».

И как будто облако какое спустило на землю; и сразу у меня мысль: «Надо идти домой». И вдруг я пришел в себя – я лежал в постели. Вот я и думаю: а где же я был? Ведь я не спал и никуда не ходил. Или душа из тела выходила? Или я с телом ходил? Радость была у меня на душе. Несколько дней я жил радостью этого воспоминания».

Батюшка мне все это рассказал сразу, и я все записала. Батюшка говорить об этом никому не разрешил, но через несколько времени не выдержал – сам рассказал отцу Иоанну [Крестьянкину], отцу Иерониму [Тихомирову] и еще некоторым это видение. Батюшка говорил при этом так: «Тайну цареву хранить должно, а дела Божии прославлять похвально».

Ноябрь, 28-й день [рассказ старца, записанный келейницей].

«Я участвовал в служении ранней литургии, и вот, когда я причастился Святых Христовых Таин, то отошел в Антониевский придел, где на Горнем месте изображена икона Киевской Божией Матери: Она держит Младенца посреди Своего чрева. Я подошел к самой иконе и, как всегда, стал благодарить Господа, что Он сподобил меня причаститься Тела и Крови Своей. И в это время сделался необыкновенный свет – он исходил от иконы, и здесь мне явилась Матерь Божия. Она имела такой взор на меня ласковый, приветливый: как будто Она хотела меня обнять и поцеловать. А я в таком состоянии чувствовал себя совершенно безгрешным и жителем небесным. Но это было минут десять; я духом улетел на небеса.

А Матерь Божия потом взяла меня за руку и повела, и поставила между жертвенником и стеною и говорит мне: «Вот ты сохранил себя в девственной чистоте, душу и тело не осквернил, но чист; поэтому ты присоединишься к девственникам, которые предстоят в небесных ликах». Я спрашиваю Ее: «Что же мне теперь делать?» Она отвечает: «Тебе нужно смирение, терпение, любовь, послушание; нужно иметь твердое убеждение, что без Бога мы ничего не можем сделать, даже помыслить; положиться надо на Его волю. А отца Иеронима (Тихомирова) Я ставлю свидетелем, потому что сказано, где два или три, то всяк глагол станет истинным» (см.: Мф 18, 16)[29]29
  В Дневнике монахини Надежды ссылки на цитаты из Библии сделаны составителями этой книги.


[Закрыть]. Затем я прочитал благодарственные молитвы и ушел к себе в келью.

Удивительно, что отец Иероним стоял сзади меня и смотрел, что со мной делается. Матерь Божия поставила его свидетелем, чтобы он подтвердил, что это было так».

А я пошла к отцу Иерониму и ему все рассказала: он тоже был удивлен. Мне же отец Иероним сказал, что действительно стоял позади батюшки и что батюшка часто менялся в лице, а лицо его было необыкновенное, и по щекам его текли слезы, одна за другой. Как сказал отец Иероним: «Слезки кап-кап у него из глаз», и батюшка говорил: «Матерь Божия! Матерь Божия!» А потом батюшка ушел к жертвеннику. Отец Иероним Матерь Божию не видел, только видел, что с батюшкой что-то происходит.

Без точной даты. Мы пошли с батюшкой в церковь. Когда стали выходить в общий коридор, вдруг женщина падает ему в ноги и, стоя на коленях и плача, говорит: «Батюшка! Как мне вас отблагодарить? Вы подняли моего сына. Он был прикован к постели. У него болел позвоночник. Врачи отказались от него. Он даже не мог повернуться, лежал только на спине. Я приезжала к вам, вы его отчитывали и молились за него». А сама рыдает. Надо видеть ее лицо – это уже слезы радости. Батюшка говорит: «Господа благодари». Она спрашивает: «А как Его благодарить?» Батюшка ответил: «Жизнь веди угодную Богу – вот и отблагодаришь… Откуда ты?» Она ответила: «Из Москвы. Я работаю у Патриарха. Убираю его кафедру. А сын мой сейчас трудится и поет в Елоховском соборе». Сын очень ее просил поехать к батюшке и поблагодарить. Батюшка говорит: «Через мое – грешника – имя прославляется Господь».

1977 год. 23 мая. Батюшка лежит в постели – слаб. Я подошла к нему, вижу: он что-то думает и улыбается. Говорю: «Чего ты, батюшка, мечтаешь?» Он отвечает: «Сейчас скажу… Вот лежу я и думаю: какие дела Божии, как Господь людей распределяет, кого куда поставить, всех на свои места. Ведь это не случайно ты здесь, а это Божие благословение. Вот я во многих местах жил, и сколько у меня духовных чад было – моих воспитанниц, и ни одной из них Господь не благословил за мной поухаживать, а вот дал мне тебя. За такую даль, а Господь нашел тебя и дал мне: на вот, получай ее. Когда сами по себе сходятся, то им и не ужиться, а когда Господь благословляет, то это уже на всю жизнь. Вот и мы с тобой навечно будем вместе неразлучно, хотя бы и хотели уйти один от другого, но никак не расстаться. Ведь я тебя и в постриге принимал, а раз мне Господь вручил тебя, как дитя духовное, то, значит, я и должен вести тебя до конца к Нему».

14 июля. Учит: «Ты живи проще – как малое дитя. Господь такой любвеобильный, что мы и представить себе не можем. Хотя мы и грешные, все равно иди ко Господу и проси прощения. Только не унывай – будь как ребенок. Он, хотя бы и разбил самый дорогой сосуд, все равно с плачем идет к отцу, а отец, видя свое дитя плачущее, забывает тот дорогой сосуд. Он берет это дитя на руки, целует его, прижимает к себе и сам же уговаривает свое дитя, чтоб оно не плакало. Так и Господь, хотя, бывает, что мы делаем и смертные грехи, Он все равно ждет нас, когда мы к Нему придем с покаянием».

24 июля. Стали говорить о больных: у кого ноги не действуют, у кого что. Батюшка говорит: «Для таких и есть Царствие Небесное. Вон сколько людей таких, некоторые даже ползают; а мы все “хорошие” – и все недовольные. А то что [мы] больные, то это надо только благодарить Господа: этим Он нас к Себе зовет».

29 июля. Именины батюшки провели хорошо. Батюшка возглавлял сам литургию и молебен, только очень переутомился. Вечером приходил епископ Феодор [Текучев]. Батюшка был очень доволен; я пекла пироги с рыбою, батюшка поел. Пришел отец Иоанн [Крестьянкин] и говорит: «Слышала, какое батюшка слово говорил на трапезе?» Я ответила: «Нет». А было так. Краткое слово сказал благочинный, а затем батюшка мой произнес в ответ. Обращаясь ко всей братии, сказал: «Спаси вас, Господи». И со слезами на глазах произнес следующие слова: «Я всех вас люблю. За всех молюсь. И всем вам желаю спастись. Аминь».

Батюшка говорил: «Мы – земные и поэтому все в страстях. И земные не могут быть с небесными, а когда победим все страсти, то будем и земные, и небесные».

7 августа. Батюшка [поучал о пути в Царствие Небесное]: «Надо постепенно туда идти, и тебе надо еще потрудиться над собой. Кто бежит бегом туда, то его тащат назад. Он – пустой. Чего там такому делать? А ты потихоньку – и дойдешь туда, только не спеши».

3 сентября. Батюшка спать не ложился, читал Евангелие и что-то писал. Утром я его помыла; тело в болячках – зуд продолжается. Батюшка говорит: «Без Бога – ни до порога. Если все твои дела идут хорошо, гладко, значит, Господь их благословил, и любое задуманное дело делается, а если какие препятствия будут в чем, значит, верно, это против Божией воли; лучше и не крутись – все равно ничего не получится, а подчинись воле Божией».

I октября. Батюшка больше лежит; вспоминает, как он жил в пустыньке и здесь. Говорит: «Отец Симеон [Желнин] – тот меня уважал и защищал». Вспомнил отца Алипия [Воронова], что тот очень сознавал свою греховность: «Бывало, я иду, а он в алтаре встанет на колени и поклонится мне до земли, скажет: “Прости мне грехи, много я согрешил”. Умел он каяться».

12 октября. Батюшка говорит: «Ты после моей смерти живи в Печорах, будешь ко мне приходить». Я спрашиваю: «Куда я приду, если тебя не будет?» А он отвечает: «В пещеры приди ко мне, поговори со мной». Я ему: «Но ведь я боюсь ходить одна в пещеры». Он ответил: «Не бойся, там все святое, бесов нет, всех их выгнали оттуда».

Я говорю: «Очень боюсь умирать». Он ответил: «Нечего нам бояться. Господь скажет нам: “Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство Небесное, уготованное вам от сложения мира” (Мф 25, 34). Мир только начинался, а для нас Царство было уже готово».

11 ноября. Я гладила белье на кухне. Батюшка лежал в постели. Вдруг слышу – меня зовет: «Иди скорей, посмотри, вот Матерь Божия пришла», а сам смотрит на потолок, и такой радостный, что и не передать. Говорит: «Смотри, как светло, прямо до неба свет; все небо как бы растворилось, а потолок – будто его и нет». Я спросила: «Батюшка, а сейчас еще ты Матерь Божию видишь?» Он ответил: «А как же, только свет сейчас исчез, а Матерь Божия – вот стоит». А я-то Ее не вижу; видит только батюшка.

1978 год. 4 апреля. Стали говорить об обетах. Я батюшке и сказала: «Может, я тоже давала, но не помню». Батюшка ответил: «Если что хорошее обещала, то Господь тебе напомнит, а если давала неразумные обещания, то не надо о них и вспоминать».

16 апреля. Я говорю: «Бывает, я помню обиды, не могу себя удержать». Батюшка ответил: «В это время проси Господа – далеко-то ходить не надо: Дух Святый всегда здесь. Говори: «Душе Святый, помоги мне удержаться от злопамятства».

7 июня. [видение отца Афиногена, записанное келейницей]. «Мне нужно идти служить раннюю литургию; спать я не ложился. Пришел ко мне Господь и говорит: “Пойдем служить”. Из кельи вышли, идем по коридору – никого нет. Господь мне говорит: “Мне нужно к Себе”. Подошли к лестнице, поднялись наверх, прошли по коридору в конец. Тут Господь поднялся на возвышение и говорит мне: “Вот когда ради Меня ты станешь ниже всех, тогда Я сниму с тебя все болезни – возьму тебя к Себе и буду всегда тебе Бог и Отец, и ты будешь Мне как сын. И будешь в Царствии со Мной вовеки”.

Потом чувствую, мне нужно спуститься вниз. Когда я спустился, там стоял архимандрит Феофан [Молявка]. Пошел я в церковь. Тут подходит ко мне Матерь Божия и говорит: “Пойдем со Мной – с немудренно кротким нравом, смиренным терпением, смиренным самоукорением, даже до забвения себя”. Потом, когда Она всех – и меня и других – сопроводила, то сказала мне: “Ты встань вот здесь”. Я стою. Потом Матерь Божия подошла ко мне, поцеловала в голову и сказала: “Теперь ты иди вперед, а другие – за тобой. Иди же к послушанию, Я там буду”.

Мы пошли, подходим к дому. Она отворила нам, мы вошли, а там сидит наш отец Елеазар [Иванов]. Матерь Божия говорит: “Послушание мы должны исполнять точно, без всяких отказов или уклонов. Послушание есть самое святое и высшее и приятное дело Спасителю нашему Иисусу Христу: на какую работу ни пошлют, туда и иди. И послушание есть вечная радость”. Потом велит: “Теперь можете идти к себе”.

И вот я стою против икон и говорю сам себе: “Я очень устал, нужно лечь”. И я лег и проспал три часа. Потом встал, и так приятно было душе вспоминать это видение».

20 июня. Я говорю: «Вот, батюшка, иногда думаю: может, мне надоест вечно жить – на том свете? Когда не будет конца – как-то и неинтересно». Он ответил: «Там будет хорошо: будем видеть Господа, и будет одна радость духовная и веселие сердца! Нет, не надоест тебе там; лишь бы нас Господь cподобил той жизни».

23 июня. Батюшка учит: «Ты меньше говори и положись вся на волю Божию, ведь так легче жить. Ты все равно сама ничего не можешь сделать, помочь себе. И не обижайся ни на кого, а надейся на Господа. Пусть Он Сам управит тобою: упования же надеющихся на Него – не посрамит».

29 сентября. Батюшка совсем не стоит на ногах, подкашиваются они у него. Я плачу, говорю: «Видишь, я из-за тебя плачу». Отвечает: «Поплачь, поплачь, а то, не поплакавши, не узнаешь и сладости радости».

1 октября. Шагает по шагу – шатается. Я его держу. Благословил меня – взял мою голову и просит: «Душе Святый, дай ей разумевати Священное Писание и людям разъяснять и дай все ей спасительное».

Батюшка в мой день Ангела надел на меня свой крест прямо поверх всего, наверное к терпению, и благословил мне тот крестик насовсем.

3 ноября. Говорю: «Ох, и с вами грехи – с духовными отцами». А батюшка мне: «Нет, но – спасение. Духовный отец простил – и Бог простил. У святых Отцов написано: если духовный отец не простит – то и Бог не простит».

4 ноября. Батюшка учит: «Живи, не тужи, никого не бойся. Если кто поругает – смолчи; а если мимо идешь, когда кто кого ругает или осуждает, – ты не слушай».

1 декабря. Вечером батюшка все плакал, просил у Матери Божией прощения, и чтоб Она помолилась Сыну Своему за него. Мне батюшка говорит: «Матерь Божия отвернулась от меня, и я даже не могу к Ней приступить. Прогневал я Ее своим поведением». И раньше у него так было: он как-то обиделся на батюшек (отца Иеронима [Тихомирова] и других), а когда стал молиться у иконы, Матерь Божия отвернула Свой лик. Тогда батюшка подошел к Ней с другой стороны, а Она снова отвернулась от него. Так было несколько дней. Батюшка все плакал и просил у Нее прощения. Этого не опишешь, надо только было видеть его в этом состоянии; это его покаяние было подобно покаянию апостола Петра – горько он плакал (см.: Мф 26, 75). Потом уже батюшка рассказал мне, что считал себя осужденным во ад и стоял, ожидая приговора. И тут явилась ему Матерь Божия – такая хорошая, ласковая. А затем и Сам Господь явился ему и говорит: «Чего ты плачешь? Твои грехи давно прощены».

Батюшка всегда обращался к Матери Божией, как к живой. И мне иногда, если я чем согрешу, не разрешал даже к иконе Ее приложиться. Говорил: «Не смей приступать. Ты Ее обидела». Для батюшки Она всегда была живая, хотя и на иконе. Он всегда перед Нею трепетал. Иногда скажет мне: «Сегодня Матерь Божия такая ласковая». А иногда скажет: «Сегодня мы обидели Матерь Божию».

Без точной даты. Сижу в келье. Слышу у двери плач. Выхожу из кельи – стоит женщина вся в слезах и, не обращая на меня внимания, целует то дверь, то ручку двери. Спрашиваю: «Зачем вы это делаете?» Она отвечает: «Он меня исцелил! Сторож сказал, что к батюшке нельзя – батюшка болеет. А это я целую дверь в знак благодарности: ведь ее касались его руки…

Глаз у меня был совсем косой. Врачи лечили, но помощи не дали. Предлагали операцию делать, а мне посоветовали к нему обратиться. Я была в такой скорби. Приехала к отцу Афиногену отчитываться; несколько раз он меня отчитывал. Батюшка тогда говорил: “Все пройдет. Господь поможет. Давай будем молиться”. И правда, после нескольких отчитываний глаз у меня исправился». И действительно, чудо: даже незаметно, который глаз у нее был косой.

1979 год. 14 января. Стал говорить на разные темы, поучает: «Святые Отцы “на ура” ведь не говорят, а что им Господь внушит, то и скажут».

18 февраля. Батюшка говорит: «В схиме и имя дадут шальное какое-нибудь. Я и это-то свое едва запомнил. Бывало спросят: “Как имя, брате?” А я говорю: “Забыл”». Все вздыхает: «Дураков много… Вот и я скоро дураком буду: беру на себя невозможное несение этакой тяжести» – то есть схимы. Считает, по смирению своему, что она ему не по силам.

5 марта. Батюшка поет молитвы. Я говорю: «Кто тебя слушает?» Он отвечает: «Господь слушает. И ты помогай петь. Господь услышит – и даст ответ».

Рассказываю ему: «Я читала епископа Феофана поучения и вижу: ты мне то же самое говорил, что я и в книге встретила». Батюшка ответил: «Дух вещает всем одно».

10 марта. Читала Евангелие – о доме, построенном на камне (см.: Мф 7, 25). Батюшка говорит: «Это человек, который прошел все искушения, – душа его чиста». Потом на себя жалуюсь: «Батюшка, никак я не могу утерпеть – все обижаюсь и колкие слова говорю». Он ответил: «Ты еще из новоначальных, а “первые телятки – всегда худенькие”».

23 марта. Снова у батюшки 39,2°. Спрашиваю: «Что у тебя болит?» Отвечает: «Все болит… Ну и пусть поболит. Все болезни – к славе Божией».

22 апреля. Пришел отец наместник [архимандрит Гавриил Стеблюченко], принес большое яйцо, поздравил батюшку. И вот батюшка вдруг говорит: «Отец наместник, постригите меня в схиму». Тот отвечает: «Удобно ли, ведь Пасха?» А батюшка ему: «Очень хорошо будет». Наместник спрашивает: «А новое имя какое хочешь?» Батюшка говорит: «Агафон». – «Ну хорошо, – отвечает наместник, – завтра будешь Агафон».

26 апреля. Жалуюсь батюшке, что меня называют «бродячая монашка». Он ответил: «Все мы – бродячие, ходим туда-сюда. Все чего-то ищут, а чего? Все Христа ищут, а Он – нас».