Текст книги "Приезжий"

Миновав массивную дверь, я наткнулся на двоих скучающих охранников. Хорошо еще, что внутри было посветлее, чем перед входом. Бесстрастно взяв у меня плату за вход, они снова впали в прострацию. Собственно, клуб состоял из двух помещений – побольше, метров десять на пятнадцать, и поменьше, примерно вполовину. Из дальнего конца большого помещения слышался предсмертный визг гитары, там, как я понял, гости из Заречья готовились к выступлению. Небольшое круглое возвышение посередине еще пока пустовало, в полированном стальном шесте отражались светильники.

На мою просьбу налить чего-нибудь безалкогольного бармен с внешностью потомственного «наци» – бритый наголо череп, наколка с германским орлом, неожиданно одобрительно кивнул, проворчав что-то типа «правильно, рано еще», и смешал мне чего-то шипучего. Народа еще почти не было – так, человек пятнадцать. Большинство явно кого-то ждали. Странно, но почти все были прилично одеты, явно из обеспеченных. Неформальная тусовка, наверное, собиралась позже. А сейчас в наличии были пара человек среднего возраста – лет за тридцать, остальное – молодежь, от пятнадцати до двадцати. Никого похожего на Леню среди них не было. Да я в общем-то и не ожидал увидеть его так рано – было только начало седьмого. Для очистки совести я заглянул в соседнюю комнату. Она представляла собой что-то вроде танцзала и стояла пока пустой и покинутой. Сев за один из примерно двух десятков столиков, я приготовился ждать.

К семи часам зал заполнился больше, чем наполовину. Заречные прекратили, наконец, мучить инструменты и собирались с силами перед выступлением, активно распивая что-то прозрачное из бутылок. Судя по разом покрасневшим лицам. отнюдь не воду. Из бурно радующейся встрече компании неслись приветственные крики и хлопки – там радостно обнимались. Из воплей было понятно, что кто-то собирается сегодня танцевать. Я только надеялся, что это будет не тот, кто говорил об этом прокуренным басом.

В углу музыканты отлипли, наконец от бутылок и разбирали инструменты. Теперь, при нормальном освещении, было видно, что лет им примерно по восемнадцать, и выглядели все они уже хорошо окосевшими. Кроме солиста, который вживую был настолько страшен, что мог сниматься в фильмах ужасов без грима. Как выяснилось, играть они кое-как умели. С пением было хуже. Намного хуже. В ответ на истошные выкрики откуда-то взявшегося ведущего собравшаяся толпа вяло поприветствовала их гулом, раздалась даже пара хлопков. После чего все занялись своими делами. Я тоже занялся своим делом, высматривая кого-нибудь подходящего под описание Лени. Описание, правда, аховое, но я утешал себя тем, что таких личностей даже в таком сброде немного. «Свинги» тянули из угла какое-то занудное рэги, около ведущего собралась кучка разгоряченных девиц – похоже, они хотели танцевать. Чувствовалось, что вечер здесь только начинается.

За мой столик уселась компания из пяти человек – трое молодых людей и пара девчонок, всем вряд ли больше двадцати. Первое время они вопросительно косились на меня, но я с каменным лицом продолжал прихлебывать свой уже четвертый безалкогольный коктейль, и они перестали обращать внимание. Судя по их болтовне, если они и не были завсегдатаями, то уж бывали здесь часто. Из их разговоров я узнал, что «наци» за стойкой зовут Борисом, и что он настоящий наци и мастер спорта по боксу, а на прошлой неделе двоих отсюда отвезли в больницу со множественными переломами – они умудрились положить охрану, но на Борисе сломались. Для одного из парней, того, что с бритыми висками, бармен, похоже, был кумиром. Он очень смачно рассказывал о его подвигах. Девчонки восторженно повизгивали. При этом компания не забывала активно наливаться пивом.

Ведущий, потный приземистый молодой человек, наконец отбился от осаждающих его девиц, взял в руки микрофон и откашлялся. Звуки, издаваемые «Свингами», постепенно затихли.

– Привет всем, собравшимся у нас в этот вечер! – радостно сказал он, и толпа подхватила приветствие радостными же криками.

– Сегодня неплохой вечерок для того, чтобы оттянутся по полной программе! – продолжил он. – Вы только посмотрите, какое множество прелестных дам желает сегодня выступить для вас!

Он повел микрофоном в сторону толпящихся девиц, которые тут же замахали руками и подняли изрядный шум, подпрыгивая и крича.

– Но начнем, мы, конечно, с профессионалов! – и снова обратился к девицам:

– Но я обещаю, что каждой желающей этой ночью будет предоставлена возможность показать себя, так сказать, во всей красе.

– А сейчас я хочу представит вам одну из наших блистательных танцовщиц – Аниту!

Из задрапированной двери во второй зал появилась девушка, одетая в странный балахон с капюшоном, разодранный на полосы. Сквозь них призывно блестела смуглая кожа. Собравшиеся приветствовали ее с большим энтузиазмом.

Включили, наконец, нормальную музыку. Девушка оказалась, наконец, на возвышении. Одеяние на ней очень удачно скрывало лицо, в прорезях виднелось нижнее белье на тончайших бретельках. В-общем, зрелище, способное порадовать любого мужчину. Танцевала она, кстати, весьма неплохо.

Посмотрев пару минут выступление Аниты, я краем глаза уловил движение справа от себя и вынужден был отвлечься. На сцене Анита начинала снимать свой балахон.

Через столик от меня устраивались две пары – два мужчины и две женщины. Мужчины выглядели преуспевающими дельцами средней руки, а вот женщины выглядели страшненькими – высокие, сильно крашеные блондинка и брюнетка.

Когда я вернулся глазами к сцене, на Аните оставался лишь бюстгальтер и почти невидимые трусики. По мне, так раньше она смотрелась лучше. Судя по гомону среди публики, они так не думали. Двигалась она неплохо и, как оказалось, обладала потрясающей гибкостью, профессиональной. Хотя и не в моем вкусе такие жгучие брюнетки с кукольными лицами, меня проняло, и всерьез.

Чтобы отвлечься, я искоса глянул на только что пришедшую компашку. И чуть вслух не выругался. Чертов идиот! Ведь заметил же что-то странное! Совсем хватку теряю. С моего места хорошо были видны ноги этой компании – две пары в мужских брюках, и две пары в женских колготках и туфлях… примерно сорок второго размера. Ай да дамочки, как замаскировались!

Еще раз внимательно оглядел зал. Никто больше не притворялся женщинами. Вроде бы.

Соседняя четверка уже обзавелась стаканами и шампанским. Похоже было, что они собираются осесть здесь надолго. Который же из них мне нужен? Я постарался прислушаться, но музыка заглушала все. Придется подойти поближе.

Анита, оставшись в чем мать родила, уже всерьез вознамерилась заняться любовью с металлическим шестом. Шест, как и полагается настоящему мужчине, держался отстраненно, но видно было, что надолго его не хватит.

Прихватив пустой стакан, я отправился к стойке, и слегка задержался около заинтересовавшего меня столика, засмотревшись на сцену. Шест пока держался молодцом.

Четверка вполголоса переговаривалась, блондинка рассказывала скабрезный анекдот. Мужским голосом. Все расхохотались, брюнетка даже расплескала шампанское. Успел еще услышать, как один из тех, что в костюме, погрозил ей пальцем и, давясь смехом, сказал:

– Лена, вы замечательная женщина, но неисправимая пошлячка!

Вуаля! Все оказалось очень просто. Досмотрев бурное окончание танца, я пошел к бармену за своим безалкогольным пойлом. Поймите меня правильно, как всякому нормальному мужчине, посмотревшему такое вот представление, выпить мне, конечно, хотелось, но, первое, – я был на работе, второе, – как я уже говорил, на свои деньги не пью, и, третье, позже мне еще предстоял визит к Освальду. И там я не только наверстаю, но и перегоню некоторых.

Поэтому я вернулся на свое место с новым стаканом, не забывая время от времени поглядывать на блондинку. Публика ревела и свистела. Анита подобрала свои вещи и неспешно исчезла за занавесью. Из угла зубодерскими аккордами напомнили о себе музыканты. Я аж вздрогнул. Девчонки за моим столом азартно шептались, наверное, обсуждали свои шансы попасть на сцену.

После пяти минут какофонии снова появился ведущий, все такой же потный. Он успокоил музыкантов, жестоко надругивающихся над своими инструментами и объявил дебютантку по имени Инга.

В это время блондинка поднялась со своего места и, что-то сказав остающимся, направилась к фойе. Я встал и неторопливо пошел за ней. Публика подбадривала дебютантку свистом и ревом. Я не обернулся.

Выйдя в фойе, блондинка прямиком направилась к мужскому туалету. Выждав пару секунд, я прошел за ней. А если быть точным, за ним.

В туалете было неожиданно холодно. Блондинка как раз запирала за собой дверь кабинки. Использовав туалет по назначению, я неторопливо вымыл руки ледяной водой и стал ждать ее появления.

После соответствующих звуков воднобачкового инструмента дверка кабины открылась, и я ласково сказал появившейся блондинке:

– Здравствуй, Леня.

– Привет, – недоуменно сказал он, пытаясь, наверное, вспомнить мое лицо, – мы знакомы?

– Нет, но у нас есть общие знакомые. И общие серьезные дела.

– Не поняла, – занервничал он, – какие дела?

– Успокойся, никто тебе ничего не сделает. Просто надо поговорить. Чтобы ты знал, я – частный детектив, – я продемонстрировал ему свою лицензию, – и мне надо с тобой поговорить.

– А в чем дело? – подозрительно спросил он.

– Ну ладно, можно поговорить и здесь. У твоей знакомой, Вики Галаевой, большие неприятности.

Он усмехнулся.

– Я знаю, что она неплохо спряталась, но ее уже ищут, и скорее всего, скоро найдут.

Если я и блефовал, то самую малость. Мои таинственные недоброжелатели показали себя очень прыткими, и если такими будут и дальше, то я Вике не завидую.

Похоже, я попал в точку, усмехаться он перестал, как отрезало. Выжидающе смотрел на меня. Вел он себя совсем неплохо для голубого.

– Мне нужно с ней встретится по делу Лиды Самойловой. У нас есть шанс опередить этих ублюдков. Передай ей, что нельзя всю жизнь прятаться. И вот этот телефон. Пусть позвонит.

Я отвернулся и пошел к двери, потом остановился.

– Да, еще, постарайся здесь теперь не бывать. И лучше уходи сейчас.

– А я тебя видела, – подал голос Леня, – по телевизору, ты на какого-то депутата работал.

– Точно, именно поэтому он и остался жив.

Я закрыл дверь туалета за собой. И направился на свежий воздух. Если я правильно рассчитал, то скрывающаяся год с лишним девушка, доведенная этим до отчаяния – она-то привыкла к веселой и вольготной жизни, почти наверняка позвонит мне. А на всякий случай можно проследить, куда сейчас кинется этот несчастный педик.

Как выяснилось, этим планам не суждено было сбыться. Не получилось у меня дойти до моего «москвича», а получилось, поднявшись по лестнице, натолкнуться на четверых крепеньких ребят в кожаных куртках.

– Ты куда, дорогой? – ласково осведомился один из них, похожий на узбека. – Мы его тут ждем, ждем!

После чего он резко выбросил руку вперед, по направлению к моему подбородку.

Вот чего я никогда не умел, так это драться. Даже в школе. Я ж не Джеймс Бонд. От его удара мне удалось отшатнуться, и я даже было полез за пистолетом – уж что-что, а стреляю я хорошо. И тут мне врезал один из его корешей. Сзади. По затылку. И, судя по всему, не меньше, чем крышкой от канализационного люка. Я с ужасом ощутил, как отнимаются ноги – становятся ватными и как бы уплывают в сторону от головы.

Еще кто-то из них попытался ударить ногой, но промазал, потому что я уже падал. Сознание упорно отказывалось меркнуть, и я наблюдал за происходящим с высоты мостовой. Ноги, столпившиеся вокруг меня, несколько раз ударили меня под ребра, и я уже совсем было попрощался с окружающим миром, как в поле моего зрения появились еще чьи-то ноги.

Ноги были одеты в стильные серые брюки и моднючие лаковые туфли. Меня как-то сразу перестали пинать. Постепенно возвращались звуки, я начал слышать чьи-то крики. Потом вокруг меня начали падать люди. Первым свалился совершенно незнакомый мне беловолосый крепыш. Половина его лица стремительно опухала, превращаясь в сплошной кровоподтек.

Вторым прямо на него прилег отдохнуть уже знакомый мне узбек, но он вел себя как-то неспокойно, рычал и ругался, неловко прижимая неестественно вывернутую правую руку. Дробный топот по мостовой показал, что остальные участники дискуссии решили оказаться подальше от страшного обладателя лаковых туфель.

Начиная уже понемногу ощущать свои конечности, я попытался поднятся. Получалось плохо, до тех пор, пока мне не помогли. Чья-то жесткая уверенная рука поддержала меня как раз в тот момент, когда я совсем уж было решил прилечь еще ненадолго. Счастливым обладателем ног в лаковых штиблетах был Самойлов Михаил Федорович. У его ног ругался узбек, половину слов я слышал в первый раз. Вторая половина была на узбекском. Наверное.

Неподалеку, с лестницы, ведущей в клуб, на нас пялились несколько завсегдатаев. В непосредственной близости от Самойлова маячили две испуганно-любопытные девичьи мордашки. В одной из них я после определенного усилия признал Сашу. Она-то как здесь оказалась?

– Девочки, – обратился к ним Самойлов – помогите Валерию Борисовичу присесть, ну хотя бы вон там пока!

Он кивнул в сторону ближайшей скамейки в центре улицы.

– Мне тут надо с новыми знакомыми договорить.

Девичьи мордашки стали совсем уж испуганными, но кивнули они синхронно. На Самойлова они пялились как на помесь Супермена с Терминатором. Он сдал меня на руки девчонкам, а сам без большого человеколюбия вздернул на воздух стонущего узбека, и, наполовину волоча его на себе, направился к подворотне.

Саша быстро опомнилась и перенесла внимание на меня.

– Ой, Валерий Борисович, вы бледный какой, на вас лица нет! Лена, что стоишь, давай помогай!

С сомнением посмотрев на хрупкую большеглазую Лену, я отодвинул их от себя. Приятно, конечно, когда женщины носят тебя на руках, но уж до скамейки как-нибудь дойду сам. После чего решительно шагнул вперед. Девушки шли по сторонам и тревожно заглядывали мне в лицо. Страховали.

Дойдя до скамейки, я как мог осторожно опустился на нее. В голове вязко гудело, каждый звук отдавался под черепом долгим эхом. Я сел, после чего улыбнулся девчонкам. Ощупал лицо. Все вроде цело, только на затылке шишка с яйцо.

– Нет, Саша, от лица еще кое-что осталось. Без пересадки обойдусь.

Противореча моим словам, из-за уха неторопливо поползла теплая струйка. Черт, все кровью заляпаю. Саша мгновенно побледнела, как полотно. Рыженькая высокая Лена не торопясь достала из сумочки бинт и аккуратно стерла кровь с моей шеи. Потом протянула мне весь рулончик.

– Промокайте пока. Я сейчас вернусь, здесь аптека на углу.

На мой, мягко говоря, изумленный взгляд все еще бледная Саша пояснила:

– Лена в Медицинском учится, третий курс. А я крови не переношу, боюсь, как дура последняя.

Голос у нее слегка дрожал. Самойлова пока не было видно, похоже, они с узбеком нашли общие темы для разговора.

– Саша, а как вы оказались здесь? – решил поинтересоваться я.

– Мы гуляли с Леной и Михаилом. Он нас подвез до центра, – Саша порозовела. – Зашли в «Кавказские вина», потом пошли вниз, у Михаила там какие-то дела были. Потом увидели этих, в куртках. Ну он к ним и кинулся. Я и не знала, что он так умеет драться – как Ван Дамм. Раз, два и эти побежали. Гопники уродские.

Саша скорчила гримаску, и стрельнула взглядом в сторону подворотни, в которой скрылся Михаил.

Тем временем вернулась Лена с каким-то полиэтиленовым пакетом и принялась доставать оттуда разные предметы. Мы с любопытством следили за ее действиями. Она достала пузырек с бесцветной жидкостью, упаковку таблеток, сверточек ваты и запаянный пакет со льдом.

Я присвистнул. В голове болезненно отдалось.

– Валерий Борисович, – обратилась ко мне Лена, – дайте-ка я посмотрю, что у вас с головой.

– Лучше просто Валерий, – пробурчал я, но голову осмотреть позволил.

– Сильный ушиб, – констатировала Лена, быстро ощупав мою бедную голову – не тошнит, голова не кружится?

– Кружится, – подтвердил я, – но не тошнит.

– Скорее всего будет, – обрадовала она меня, – уж очень хорошо вас треснули. Сейчас я вам все обработаю, и надо вас обязательно уложить в постель. И врача вызвать.

– Спасибо, доктор. А ходить я смогу? Вообще жить-то буду?

Мы все посмеялись, а потом принялись за мою несчастную голову. Лена промыла ушиб чем-то, что страшно жглось. Как выяснилось – перекисью водорода. Потом посоветовала приложить пакет со льдом и скормила мне таблетку. Но этим не ограничилась, почувствовав себя заправским врачом.

– Ну-ка глубоко вдохните и выдохните. Нигде острой боли нет?

– Насколько острой? – резонно поинтересовался я – Так, чтобы на стенку лезть, нет. В боку болит. И поскрипывает слегка.

– Ого! – будущая медичка посерьезнела. – Трещинка у вас, а может и перелом. Но скорее всего трещина.

Тут из подворотни, на которую Саша уже смотрела не отрываясь, вышел Самойлов, наш российско-канадский Ван-Дамм. По тому, с каким облегчением она вздохнула, было понятно, что здесь имела место быть привязанность сердечного свойства.

Самойлов подошел, вздохнул.

– Отморозки какие-то. Ничего не знают, ничего не видели, ты им не понравился. Вот и все.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Как себя чувствуешь? – как-то вдруг он перешел на ты. Совместное боевое крещение, что ли.

– Нормально, – скривился я.

– Сотрясение мозга точно, может быть, перелом одного или нескольких ребер, – вклинилась Лена с точностью бывалого врача.

– Необходима диспансеризация от нескольких дней до пары недель.

– Ого! – Самойлов присвистнул.

Я тем временем принимал решение.

– Послушайте, Михаил. У вас есть сегодня вечером время? Мне необходимо по нашим с вами делам кое-что отвезти в Заводской. Поможете?

– Без вопросов. Сейчас вас отвезу, потом у меня дельце одно, минут на тридцать, потом можно и в Заводской.

К моему удивлению, девушки поехали с нами. Саша устроилась на переднем сиденье, мне отвели заднее, и Лене пришлось удерживать меня на поворотах. Она была права, тошнота накатывала постоянно. Очень хорошо, что ехать было недалеко, иначе лучше бы было идти пешком.

Потом меня почти занесли домой, и, едва продиктовав адрес Освальда и отдав ключи от «москвича», где лежал пакет с водкой и наркотиком, я отрубился.

Помню, что ночью мне стало совсем уж нехорошо. И еще кто-то менял компресс на голове – помню блаженное ощущение прохлады. И все.

ГЛАВА 7

Утром о вчерашних приключениях напоминала только тягучая головная боль и странное ощущение, обычно остающиеся после долгой езды в поезде – ощутимое покачивание окружающего пространства. По крайней мере, пока я лежал на диване, мне так казалось. Потом я попробовал встать, и, самое странное, мне это удалось.

Я был раздет, мой вчерашний наряд был аккуратно повешен на стул рядом с диваном. На столике виднелась пара упаковок таблеток, миска с остатками льда и полотенце.

Слегка усмирив трясущиеся ноги, я отправился в ванную. Сейчас это казалось самым необходимым – умыться, то, се. Осмелев после ванной, я решился даже подумать о завтраке. Вот это был лишнее, даже мимолетная мысль о еде вызывало отвращение. Пару минут я размышлял, а не вернуться ли на свой диван. Эта мысль казалась необыкновенно привлекательной, но я пересилил ее. Диван от меня не убежит, а время идет медленно, но неотвратимо.

Оттранспортировав себя на кухню, я опустился на стул и уставился в окно. В голове шумело. И здорово мутило, если честно. Судя по едва разгорающимся сумеркам, было еще рано – часов семь, не больше. То, что довез меня до дому Самойлов, я помнил точно. А вот кто меня уложил в постельку? Тоже он? Кстати, может быть. А потом поехал к Освальду. Что-то такое я вчера придумал насчет этой поездки. Хитрость какую-то.

Самойлов должен был отвезти то, что мне подбросили в машину. В том пакете, который он повез, была только половина подброшенного. Оставшееся я надежно спрятал в подвале. Экий я, оказывается, предусмотрительный! И что? И тут я вспомнил ход своих вчерашних мыслей – если содержимое отвезенного пакета будет отличаться от лежащего в подвале, то мои подозрения насчет Самойлова оправданы. Непонятно, правда, зачем ему подменять это самое содержимое. И тут я вспомнил, что вчера нагородил Самойлову. Я вчера утверждал, что от этого пакетика зависит судьба всего расследования, и что это самая важная улика, и что если его вовремя отдать на экспертизу, то преступнику не уйти от правосудия. Вот тут меня бросило в холодный пот. Освальд! Уж не устроил я неприятностей ему!

Путь до телефона я преодолел в рекордное для моего состояния время – за две минуты. Изрядно помучавшись, вспомнил-таки домашний телефон Освальда, лихорадочно набрал его – цифры прыгали и тряслись перед глазами, как в падучей.

В трубке слышались долгие гудки, и с каждым гудком мое настроение все больше портилось.

– Освальд, черт тебя дери, – шипел я сквозь зубы, борясь с тошнотой, – отзывайся, алкаш ты старый!

На четырнадцатом звонке трубку, наконец, сняли.

– Да, слушаю, – прохрипел мне в ухо знакомый голос Освальда.

– Здорово, Вадик! У тебя все нормально? – с неприкрытым облегчением спросил я.

– Слушай, Валера, с тобой все в порядке? – вопросом на вопрос ответил Освальд – Пока ты не позвонил, все было нормально, я спал. Если ты о той ерунде, что мне вчера привезли, то ночью я не работаю. У нас лабораторию на ночь закрывают.

В его голосе слышались участливые нотки. Издевается, подлец. Хорошо, что живой.

– Ладно, Вадик, извини, что разбудил. Я тебе завтра лучше позвоню.

– Завтра воскресенье. – резонно заметил Освальд.

– Ну тогда послезавтра. Пока, Вадик.

– Ну, пока, – Освальд, похоже, всерьез сомневался в моей нормальности.

Так, по крайней мере с ним все в порядке. И пакет доставлен. Уже неплохо. Теперь самое время попробовать выпить чаю. Я прислушался к себе. Организм всерьез сомневался в своих способностях воспринимать пищу. Ладно, там посмотрим.

Утренние сумерки рассеивались, на кухне уже было почти светло. На диване кто-то спал, завернувшись с головой в тонкий плед. Стоп, стоп, стоп. Я уже давно вышел из студенческого возраста, когда можно утром обнаружить в своей квартире кого-то незнакомого. А вот мой гость, похоже, не вышел. Вернее, гостья. Из-под пледа, при ближайшем рассмотрении, виднелся симпатичный носик и несколько рыжеватых прядей волос. Медичка Лена не бросила-таки больного. Вот и говори о черствости нынешнего поколения.

В знак благодарности я притащил запасное одеяло и укрыл гостью потеплее – в квартире было, мягко говоря, не жарко. Чайник на плите начинал тихонько запевать. Вообще, когда в доме есть симпатичная девушка, сразу становится очень уютно. Пусть даже и вполне посторонняя девушка.

Вопреки ожиданиям, желудок против чая не протестовал. Но хотелось в основном, сидеть. А лучше лежать.

К Приятелю идти не хотелось. Во-первых, у меня гости. Во-вторых, стоило попробовать присмотреться к чему-нибудь, как тут же начинала болеть голова. Поэтому сегодня ограничимся кратким общением. Где-нибудь после обеда, а лучше к вечеру.

После чего я закрыл форточку и пошел спать. Как ни странно, уснул почти сразу же.

Проснулся от того, что кто-то держал меня за руку. Точнее, за запястье. Лена, совсем не выглядевшая усталой, наоборот, румяная и свежая, щупала мне пульс, сосредоточенно шевеля губами. То, что я проснулся, ее совсем не смутило. Она только улыбнулась мне и продолжила свое занятие. Надо сказать, что наряд на ней не очень подходил к роли медсестры. Ярко-синяя мини-юбка, не прикрывающая длиннющие ноги в дымчатых чулках, бежевая блузка, почти прозрачная, черт побери. Лифчика, конечно, она не носила. При такой красивой, хоть и небольшой груди ей это необязательно. Тут же полезли в голову сюжеты некоторых фильмов. В основном, не совсем приличные. Я имею в виду и сюжеты и фильмы.

Кстати, она уже успела подкраситься. Моя наблюдательность продолжала меня поражать. Как бы сказал Приятель, жениться вам, барин, надо! Сомневаюсь, чтобы мои мысли остались для этой девочки загадкой. Она немного нахмурилась и приложила мне прохладную руку к губам, наверное, запрещая говорить.

– У вас сильное сотрясение, – проговорила она, поправляя сбившуюся прядь волос, – некоторое время вам лучше бы даже не вставать.

Вставать действительно не хотелось. Лена поднялась, ушла на кухню. Через минуту вернулась со стаканом воды и таблеткой. Снова устроилась рядом. Вот это да, похоже, ей действительно нравятся игры в больного и доктора! Безропотно проглотив таблетку и запив ее водой, я откинулся на подушки. Она поправила на мне одеяло, лицо ее было строгим и безразличным.

И стало еще более строгим, когда моя рука невзначай коснулась ее бедра. Вздохнула прерывисто. И неожиданно улыбнулась.

– Так значит, вы хотите пройти ускоренный курс лечения, – она облизнула губы, – да, больной?

– Не то слово! – согласился я, начиная расстегивать ее блузку. Она подождала, пока блузка не упала на пол невесомым бесформенным комочком, остановила мою руку.

– Не забывайте, вам нельзя двигаться.

И склонилась ко мне.

Не думал, что ускоренный курс лечения занимает больше двух часов непрерывных процедур. Во время которых лечащий врач проводит все действия, которые не требуют от больного активных движений. Мне оставалось только поддерживать тоненькое тело в самые ответственные моменты. Ее талию я почти мог обхватить двумя ладонями.

Когда ураган, заключенный в этом юном, но отнюдь не невинном теле, утих, и Лена в сладких судорогах распласталась на мне, я почувствовал, что не хочется шевелится, думать и говорить. Поэтому я тихо лежал и гладил прильнувшее ко мне шелковистое тело. У нее оказались очень маленькие и аккуратные грудки с очень темными сосками. Пара поцелуев в них, и девочка ожила, простонала коротко, прижалась.

Когда мы второй раз оторвались друг от друга, похоже, было далеко за полдень. Лена, не одеваясь, отправилась в ванную. Я только покачал головой, проводив взглядом ее покачивающиеся упругие ягодицы. Никаких комплексов! Отличная подружка у Саши. Просто замечательная. Вернулась она минут через десять, мокрая, красуясь обернутым вокруг бедер цветастым полотенцем.

– Ну что, Валера, я сделала все что могла! Теперь ваше выздоровление зависит только от вас! – она смеясь, пощекотала меня мокрой прядкой волос. Хорошее было сочетание – большие серо-синие глаза и темно-рыжие волосы.

– А теперь мне пора, у меня дежурство с вечера в больнице, – она отыскала среди разбросанной одежды трусики, присела, одевая их, на диван.

Воспользовавшись этим, я поцеловал ее в шею. Она взвизгнула и замахнулась на меня бельем:

– Щекотно же!

И отодвинулась подальше.

– Мне правда, пора! – она принялась надевать колготки.

– Ты чудо, Аленка! – искренне сказал я, любуясь ею.

– Ты тоже ничего, – она подмигнула мне, – для больного!

Я ухмыльнулся. Надеюсь, не очень глупо. Алена закончила одеваться. Блузка вернулась на законное место.

– Значит, так. Ходить тебе сейчас много нельзя. И еще дня два лучше полежи. Если сильно будет болеть голова, пей понижающее давление – упаковка на столе. И как можно больше жидкости, но не чай, и тем более не кофе, лучше соки, или минералку. Если станет совсем плохо – вызывай врача немедленно. Но, думаю, у тебя вторая степень, не больше.

– Степень чего? – спросил недоуменно я.

– Сотрясения, дурачок! – она расхохоталась – Пока!

Как настоящий джентельмен, я поднялся со смертного одра, чтобы проводить даму.

– Послушайте, доктор, – задержал я ее перед дверью, – клятва Гиппократа обязывает вас довести дело до благополучного завершения. Мне точно потребуется еще курс лечения. А лучше несколько.

Она обернулась, глаза у нее потемнели. Потом она быстро поцеловала меня и прошептала на ухо:

– Я подумаю!

И исчезла. Дверь тихо закрылась. Чувствуя себя, несмотря на гудящую голову, превосходно, я рассеянно запер ее и, улыбаясь, пошел приводить себя в порядок. К моему удивлению, часы показывали половину второго, и мне нужно скоро было идти на встречу с Ириной. Оценив комизм ситуации, я расхохотался. В голове загремело эхо. Поэтому я перестал веселиться и повел себя под душ. Предстояло еще выкроить десяток минут для общения с Приятелем.

Через четверть часа, вымытый и побритый, я сидел перед Приятелем и выдавал ему отчет за прошедшие сутки. После моего краткого отчета Приятель удовлетворенно проворчал что-то и погрузился в размышления. На мониторе поплыла надпись на английском «не мешайте, думаю». Оставив его за этим занятием, я прошествовал в кухню. После такого лечения зверски хотелось есть. Прислушался, чего хочется душе. Душе, которая, как известно, у мужчин находится в желудке, хотелось кефира с сухарями. Пришлось подчинится.

В три дня бледный, но бодрый сыщик Мареев уже дефилировал по Столичной. Будешь тут бодрым – до нас докатилась, наконец, арктическая зимняя стужа. Сегодня было минус четырнадцать. Мои размышления по поводу погоды прервала Ирина, незаметно подошедшая ко мне.

– Здравствуйте, Валерий, – она сегодня одела пушистую шубку из серебристого меха и такую же шапку. Ее удлиненное лицо в обрамлении серебристого меха смотрелось как в сказке.

– Вы сегодня похожи на Снежную Королеву! – как-то не удержавшись, невпопад сказал я.

– Хорошо, что не на Снегурочку, – улыбнулась Ирина, испытующе глядя на меня. Ничего себе, чувствительность у женщин. Получше, чем у сейсмостанции.

– Не холодновато для прогулок? – спросил я, предлагая ей руку. Мы неторопливо пошли вниз по Столичной.

– Мне нравятся перемены. В погоде тоже.

Ничего себе, и как это понимать?

– Тогда есть предложение, – начал я, – доберемся до Набережной, пока ее совсем не затоптали. Прогуляемся, посмотрим, замерзла ли Волга. А потом выпьем где-нибудь горячего кофе.

Ирина задумчиво молчала, гоняя носком сапожка снежный комок.

– Так что, план принимается? – осторожно поинтересовался я.

– Если кофе с коньяком, то принимается, – сегодня Ирина выглядела усталой и осунувшейся. При том, что она почти не пользовалась косметикой, это было особенно заметно.

Вообще, по моему мнению, у таких красивых женщин просто не должно быть неприятностей. Сложно мне их представить.

– Ирина, вам не удалось ничего узнать об этом Анатолии?

– Удалось. У меня есть его адрес, но для вас он уже бесполезен, – ее лицо болезненно скривилось. – Его два дня назад сбила машина. Я говорила с его матерью по телефону.

Она помолчала несколько секунд, потом заговорила снова:

– Послушайте, Валерий! Не знаю, во что вы там впутались, но это что-то очень опасное. Не понимаю, откуда я это взяла! Просто чувствую, и все.

– Спасибо большое, Ирина. Спасибо и за помощь, и за то, что беспокоитесь за меня. Но, честное слово, зря. Это моя профессия, совать нос туда, где пахнет жареным, – от такой идиомы мы засмеялись вместе.