Текст книги "Торговая политика России"

С другой стороны, когда мы рассматриваем развитие таможенного обложения и таможенного тарифа, то самое историческое рассмотрение принуждает нас различать здесь два момента, которые необходимо различать и в каждый исторический момент существования каждого государства.

Возьмем в качестве примера даже современную Англию. Обычно говорят, что современное английское таможенное обложение есть исключительно финансовое. Это верно, если брать это обложение как таковое. Но поскольку английская торговая политика объемлет собой и санитарные меры, связанные с пропуском товаров, она подмешивает элементы протекционизма, элементы охраны национального производства в чисто финансовую систему таможенного обложения. Если мы перейдем по другую сторону канала, то увидим, что фискальные элементы тесным образом сплетены с протекционизмом в таможенном обложении Германии и Франции, и вся история германской таможенной политики есть история сплетения мотивов финансово-политических с мотивами торгово-политическими. Обратившись к России, мы заметим, что у нас это смешение и сплетение еще сильнее, что у нас протекционистские мотивы часто служат благовидным предлогом для финансово-политических целей таможенного обложения и в значительной мере фальсифицируют наш протекционизм как систему торговой и промышленной политики. Сказанное об Англии, Франции, Германии и России относится к живой современности.

Если же мы обратимся к истории, то увидим, что происхождение таможенного обложения из общеторгового обложения на основе рыночной регалии указывает на то, что само таможенное обложение есть институт фискального происхождения. И было бы совершенно ошибочно отрицать, как это делается в некоторых новейших исследованиях, что в новейшем протекционизме, являющемся на историческую сцену в качестве метода меркантилистической политики, фискальные и протекционистские элементы сливаются до неразличимости. Лишь постепенно, по мере развития национальной производительности, интересы национального производства как такового становятся и в умах носителей власти, и в умах населения решающей инстанцией таможенного обложения, и таможенная политика превращается в политику, направленную на подъем и развитие национального производства.

Когда мы берем систему отечественного таможенного тарифа, то в его основных делениях мы видим как бы рудименты, совершенно сморщенные, выродившиеся органы старой таможенно-торговой политики. Теперь роспись отпускных товаров, обложенных пошлинами, составляет совершенно ничтожный придаток к общему таможенному тарифу. Я уже сказал, что в нем число статей (номеров), относящихся к привозным товарам, равно 217, и занимают они 92 страницы, число же статей (номеров) товаров отпускных – 11, и уместились они на одной с четвертью странице. Эта ничтожная роль вывозных пошлин не есть нечто искони данное, она является результатом длинного исторического процесса. Этот процесс характеризуется постепенным нарастанием момента охраны или протекционизма, момента чисто торгово-политического в таможенном обложении в сравнении с моментом фискальным или финансово-политическим. Крупная роль, которую играли вывозные пошлины в прежнее время, соответствует подавляющей роли фискального момента в таможенном обложении той эпохи.

Таковы общие абрисы эволюции таможенного тарифа. Из этих общих положений я особенно хотел бы подчеркнуть еще раз, как существенно важные для понимания генезиса таможенного обложения, следующие. Во-первых, неразличимость внешнего и внутреннего обложения товаров, и во-вторых, происхождение всего таможенного обложения из рыночной регалии. Первоначально таможенное обложение так же, как и все регулирование торговли и промышленности, основывается на той идее, что по отношению к народному хозяйству у «власти» есть известные права («регальные» или «доманиальные»).

Эта идея «при старом порядке» королевской Франции лежала в основе всего промышленного права. Право на труд и с этой точки зрения было доманиальным правом, находившимся в руках «суверена». И вы знаете, что естественное право человека на труд впервые было провозглашено А. Тюрго не в социалистическом смысле – как право на достаточное обеспечение трудом, – а именно как реакция против идеи доманиального права суверена на труд, идеи, господствовавшей над промышленной политикой дореволюционной королевской Франции и создавшей для промышленности и торговли режим экономической «связанности», принципиально противоположный режиму экономической «свободы». Такое же явление есть идея и институт рыночной регалии, из которого возникает все таможенное обложение. Последнее в процессе развития условий хозяйственной жизни дифференцируется на обложение фискальное и охранительное и в настоящее время представляет грандиозную систему, в которой оба эти элемента сплетаются и оказывают в различных направлениях воздействие один на другой.

Глава II
Торговая политика России до XIX века

Те общие начала, которые я развил в предшествующем изложении, всецело подтверждаются историей таможенного обложения в России. Можно сказать даже, что в силу своеобразной комбинации исторических условий, сводящейся к запаздыванию нашего культурно-экономического и государственного развития, отвлеченная схема к нашему развитию подходит еще больше; она полнее покрывает факты русской, чем западноевропейской эволюции. Это объясняется тем, что у нас выпадает фаза, с одной стороны, ясно выраженного феодального строя, с другой – городской, социальной и политической культуры. Замечу, что отсутствовали только ясно выразившиеся, известные нам из истории Запада резкие формы этих отношений, но в зачаточном виде те же условия вскрываются и в русском развитии.

Первоначально у нас внешние и внутренние таможенные пошлины были неразличимы, или, иначе сказать, внешние таможенные пошлины, как таковые, не существовали. Внешние торговые сношения регулировались всецело по персональной системе; вплоть до второй половины XVII в. они управлялись гостинным правом.

Первоначально, по-видимому, внутренние таможенные пошлины в России носят преимущественно характер пошлин в точном смысле слова современной финансово-научной терминологии, т. е. сборов, составляющих вознаграждение или оплату за услуги государства, или, как выражается один из историков русского права, они «устанавливаются первоначально из целей благоустройства, а не финансовых». Таковы «вес» и «мера», которые «взимаются для покрытия расходов при взвешивании и измерении товаров», «мыт» и «перевоз», которые «взимаются за доставление средств или помощи со стороны государства при перевозке товаров через реки и волоки»[81]81
  Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Изд. 3-е. Киев – СПб., 1900. С. 91. [8-е изд. М.: Территория будущего, 2007.].


[Закрыть].

Различение, проводимое М. Ф. Владимирским-Будановым, было бы верно, если бы можно было применять современные, ясно определившиеся категории к институтам тех эпох. Такое применение весьма популярно и постоянно практикуется. Исторически сложился взгляд на первоначальные эпохи государственной жизни как на эпохи господства частноправовых начал. Это положение, однако, можно перевернуть и сказать, что, наоборот, тогда все сферы жизни были проникнуты государственно-правовым, или публичным началом. Современных точных категорий финан совой науки еще потому нельзя применять к учреждениям того времени, что тогда реальные явления были совершенно не дифференцированы. Пошлины всегда прикреплялись к мерам благоустройства и к моментам политическим, неотделимыми от них были и моменты фискальные. Не только на монету, но и на меры, вес, пути сообщения у государства были регальные или доманиальные права. Монета, например, рассматривалась как вещь государя, и из этого взгляда вытекало право государя изменять ее. Торговля рассматривалась как занятие, право упражнять каковое не предполагалось у всякого правоспособного лица. Это было занятие, которое можно было производить только с известного соизволения государя или власти, господствовавшей на данной территории. Итак, хотя наши историки финансовых учреждений и права и подчеркивают, что первоначальные внутренние торговые пошлины были мерами «пошлинного» характера, мы должны сказать, что они являлись налогами на обращение, смешанными с элементами пошлинными; и те и другие элементы не существовали и не мыслились тогда раздельно.

Позднее являются сборы, в которых характер «пошлин» в финансовом смысле стушевывается. Сюда относится классическая «тамга», которой приписывают татарское происхождение; последнему русские историки придают, по-видимому, большое значение. Указание на татарское происхождения этого классического сбора, от которого ведет свое название «таможенное» дело в России, не следует, однако, придавать особенного значения. Помимо сомнений, опирающихся на существование таких же сборов с другим наименованием[82]82
  Е. Г. Осокин (Внутренние таможенные пошлины в России. Казань, 1850. С. 89) ставит вопрос: «Не было ли только название тамги нововведением монголов?» и указывает, что еще в половине XII столетия в Смоленске упоминается о «торговом» отдельно от мыта, гостинной дани и др. пошлин. «Это название, – прибавляет Осокин, – очень напоминает тамгу, тем более, что тамга в XIV столетии называлась иногда также торговою пошлиною». Сам Осокин не придает этим указаниям решающего значения и все-таки особенно подчеркивает значение монгольского влияния. Вряд ли основательно.


[Закрыть], нет, по существу, надобности предполагать внешнее влияние для возникновения такового сбора, как тамга. Хотя такое влияние, конечно, могло иметь известное значение для распространения этого сбора.

В тамге ясно обозначается уже значительная часть элементов всего последующего нашего внутреннего «таможенного» обложения. Она являлась главным членом русской «реальной» системы торгового обложения, реальной в том смысле, что пошлина упадала на вещь, а не на лицо. Рядом с тамгой у нас были сборы, падавшие на лицо, но главным торговым сбором была тамга, эволюция которой составляет основное содержание процесса развития «таможенного» обложения в России до вытеснения внутренних таможенных пошлин внешними. «Тамга была не личною пошлиною, а вещною, она падала на товар и притом на действительно проданный товар»[83]83
  Осокин Е. Г. Указ. соч. С. 90–91.


[Закрыть]. Все товары были обложены тамгой. Она взималась ad valorem[84]84
  От стоимости (лат.). – Ред.


[Закрыть], т. е. с цены товара. Сборы платил тот, кого удобнее было захватить, по преимуществу, продавец, иногда покупщик, в некоторых случаях и продавец, и покупщик. Тамга платилась в различных размерах: иногородние платили больше горожан, иноземцы – больше иногородних.

Тамга обросла множеством частных пошлин[85]85
  Их перечисление можно найти у Е. Г. Осокина в цит. соч., у гр. Д. А. Толстого в его «Истории финансовых учреждений России со времени основания государства до кончины императрицы Екатерины II» (СПб., 1848) и у М. Ф. Владимирского-Буданова в его «Обзоре истории русского права».


[Закрыть]. Отличие тамги и подобных ей пошлин от других торговых сборов той же эпохи можно видеть в том, что тамга взималась при переходе товара из рук в руки, а не по поводу передвижения товара в пространстве. Можно сказать, что тамга – это пошлина за перемещение товара в экономическом пространстве, тогда как те другие пошлины были связаны с передвижением товаров в реальном пространстве. Это Е. Г. Осокин выражает так: «Все таможенные пошлины, существовавшие в России до половины XVII столетия, могут быть сведены к двум главным отделам: к первому отделу относятся пошлины проезжие; ко второму пошлины торговые. Первые были собираемы при провозе товаров по дорогам и рекам, вторые при самой торговле и при действиях, сопровождавших куплю-продажу»[86]86
  Осокин Е. Г. Внутренние таможенные пошлины в России. Казань, 1850. С. 17.


[Закрыть].

По поводу тамги, которая в дальнейшем изменила свое название, но до отмены внутренних торговых пошлин сохранилась под наименованием рублевой пошлины, наши исследователи не заметили, что эта пошлина совершенно тождественна по своей сущности с институтом, который играл очень большую роль в финансовых и экономических судьбах одной западноевропейского страны.

К. Н. Лодыженский в своей «Истории русского таможенного тарифа» говорит, что напрасно исследователи сопоставляют ту рублевую пошлину, которая развилась из тамги, с французским октруа[87]87
  Октруа (франц. octroi – пожалование, предоставление) – пошлины во Франции в XIII–XIX вв., взимавшиеся у городских застав при ввозе потребительских товаров. – Ред.


[Закрыть], с таможенными сборами Германии до учреждения Германского таможенного союза и т. п. Он говорит, что эти последние сборы являлись теми же внешними пошлинами, но собираемыми малой по пространству и не вполне самостоятельной территориальной единицей. Это указание К. Н. Лодыженского в известной мере верно, но для тамги все-таки существует в западноевропейской финансовой истории полная аналогия. А именно, в Испании существовало совершенное подобие нашей тамги, введенное в XIV в., державшееся очень долго и игравшее видную роль в трудах испанских и неиспанских исследователей причин упадка Испании.

Эта пошлина – алькабала – является точным воспроизведением на испанской почве приписываемой у нас татарскому влиянию тамги. Мы видим, таким образом, что на разных концах Европы в зависимости, быть может, от одних и тех же моментов, из которых главные – простота этого способа обложения и настоятельная потребность государства в фискальной эксплуатации торгового оборота – возникла эта «внутренняя таможенная пошлина», падавшая на продававшиеся товары. Алькабала (или алькавала) составляла в Испании старейшую и наиболее значительную часть королевских доходов. Введенная временно в 1341 г. в качестве источника средств для осады города Альжезиреса, она была распространена потом на все земли Кастильской короны. Она состояла из процента с цены, взимаемого при каждой купле-продаже (или при меновой сделке) с покупателя (или продавца). Ее величина первоначально достигала 20 %, потом дошла до 10 %, а при Карле V постепенно упала до 5 %. Самый процесс взимания этого налога государство переложило на самоуправления, заменив косвенный налог известным «окладом» применительно к данной территории[88]88
  Ср.: Hdbler K. Die wirtschaftliche Blute Spaniens im 16. Jahrhundert und ihr Verfall. Histo-rische Untersuchungen. Berlin, 1888. S. 109–110; Wirminghaus A. Zwei spanische Merkan-tilisten. Jena, 1886. S. 26–27.


[Закрыть]. В сущности, так же поступали и наши русские власти с тамгой.

В связи с очерченным характером нашего первоначального таможенного обложения, являвшегося обложением торгового оборота как такового, независимо от внешнего и внутреннего характера торговли, возникает важный и интересный вопрос: была ли свобода торговли в сельской России, и не означали ли внутренние таможенные пошлины, взимание которых должно было приурочиваться к определенному месту, того, что называется рыночным принуждением (Marktzwang), т. е. ограничения торговли рыночным местом?

Чрезвычайно важный для характеристики всего строя жизни, этот вопрос вообще недостаточно разработан. Один из первых исследователей наших таможенных пошлин, Е. Г. Осокин подробно развивает мысль, что русская сельская торговля не была свободна: не разрешалось торговать везде, торговля должна была приурочиваться к рыночным центрам, к местам взимания налогов с торгового оборота.

Я думаю, что принципиально, или с правовой точки зрения, дело не могло обстоять иначе: из существа самого внутреннего таможенного обложения вытекает, что для того, чтобы она (торговля – Ред.) имела действенное значение как источник дохода, необходимо в интересах взимания налога принуждение продавать товары в одном месте и запрещение продавать в другом.

Совершенно ясно, что фактическое положение могло складываться иначе при огромных русских пространствах. Возможность ускользать от рыночного принуждения и тем самым от обложения при недостаточности надзора была весьма велика, но принципиально рыночное принуждение не могло не существовать. В сущности, в зависимости от разрешения этого частичного вопроса находится взгляд на общий характер общественно-экономического и социального строя России. Из принципа рыночного принуждения, из контроля торговли на Западе развивается контроль производства, а из последнего развивается весь цеховый строй.

Здесь уместно сделать одно общее замечание. В настоящее время при внимательном рассмотрении разного рода русских учреждений раскрывается, что прежнее воззрение, что они принципиально противоположны западноевропейским учреждениям, не может быть больше поддерживаемо. Самую крупную попытку опрокинуть это представление дал покойный Н. К. Павлов-Сильванский, конструировавший русский общественный строй удельной эпохи, как строй феодальный. И Н. К. Павлов-Сильванский прав в том отношении, что в слабой степени во всех русских институтах той эпохи мы находим те же начала, что и на Западе. Это приложимо также к вопросу о праве на торговлю, тесно связанному с вопросом о характере внутреннего торгового обложения.

Если мы теперь обратимся к вопросу о том, какое значение имеет в русской жизни, как развилась идея внешнего таможенного обложения, то увидим, что, в сущности, до второй половины XVII в. этого внешнего обложения товаров в России не существовало, что поскольку обложение товаров существовало, оно исчерпывалось обложением внутренним или же сливалось с ограничением права иноземцев на торговлю. И впервые вопрос о допуске иностранных товаров на русский рынок, как вопрос крупный, игравший существенную роль и волновавший известные слои общества, впервые возник в форме вопроса о правах иностранцев на производство торговли в России.

В этом вопросе самая крупная роль принадлежит англо-русским отношениям. В Англии в половине ХVI в. была образована компания, которая должна была заводить торговлю с разными неведомыми странами. И вот в 1554 г. к берегам Белого моря был занесен английский корабль, принадлежавший к флотилии, снаряженной этой компанией. Из этого факта развились англо-русские торговые сношения, которые представляют собой ряд таких колебаний: иностранцам сначала дают привилегии, потом эти привилегии отменяются, потом опять даются, и, наконец, государство становится на протекционистскую точку зрения по отношению к торговле иноземцев. В эту эпоху по общему правилу они исключаются и ограничиваются, тогда как в предшествующую государство, наоборот, по соображениям финансовым и отчасти политическим благоприятствовало им. Таким образом, тут можно констатировать, что в отношении русского правительства к англичанам обнаруживается приблизительно та же политика, которую вела английская власть по отношению к иноземцам в самой Англии. Здесь по отношению к иноземцам первоначально имело место тоже чрезвычайно строгое отношение, затем сменившееся привилегированием в фискальных целях, затем совершенно принципиальный переход к протекционистской политике.

Только в этой области обнаруживается протекционистское течение допетровской России, в области же «реальной» системы протекционистская тенденция совершенно не обнаруживается, и это соответствовало общему экономическому развитию страны. В стране совершенно не было сколько-нибудь крупных интересов, которые могли бы прикрепляться к промышленному производству и его охране. В России существовали довольно крупные интересы, связанные с торговлей, но промышленности как таковой совершенно не существовало, а, с другой стороны, были очень значительные интересы, которые прикреплялись к торговле самого государства, так как торговля целым рядом товаров составляла монополию государства или казны.

Собственно говоря, тем моментом, когда начала формально ясно проявляться идея внешнего торгового обложения, является вторая половина XVII в. В эту эпоху отменяется старый откупной порядок эксплуатации таможенных сборов, упрощаются внутренние торговые пошлины, и в то же время вводятся внешние торговые пошлины, как особый вид обложения. Однако эти внешние торговые пошлины, соответственно характеру всей торговли той эпохи, имели совершенно не тот характер, который мы привыкли связывать с внешним торговым обложением, как бы мы его ни рассматривали: как обложение фискальное или как обложение, направленное на цели поддержания промышленности.

В XVII в. была окончательно упрощена система внутренних таможенных пошлин. В 1653 г. была введена рублевая пошлина и отменены почти все другие. Рублевая пошлина[89]89
  Рублевая пошлина взималась так: со всех торговых людей, как местных жителей, так и иногородних, взималась со всяких товаров (весчих и невесчих) по десяти денег с рубля продажной их цены (что составляло 5 %, так как в московском рубле было 200 денег), а с денег, привезенных на покупку товаров, по 5 денег с рубля. Были свободны от пошлины: 1) деньги, на которые не было куплено товаров, 2) деньги, привезенные для взноса в казну, 3) деньги, назначенные приезжим купцом на покупку вещей для собственного употребления, например, съестных припасов, платья и т. п. Максимальный размер этой суммы денег был определен в законе; требовалось, кроме того, присяжное показание (См.: О взимании таможенной пошлины с товаров в Москве и в городах, с показанием по скольку взято и с каких товаров. 1653. 25 октября // ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 1. СПб., 1830. № 107. С. 302–305. – Ред.) Ср.: Осокин Е. Г. Внутренние таможенные пошлины в России. Казань, 1850. С. 126–129.


[Закрыть] была, в сущности, воспроизведением той же тамги, но очищенной от тех наслоений, которыми обросла тамга, и которые были теперь приведены, так сказать, к одному знаменателю. Действие этой пошлины К. Н. Лодыженский в своей «Истории русского таможенного тарифа» характеризует так: «Крестьянин мог проезжать через всю Россию и везти с собою разные припасы для собственного употребления, боярин, живший в городе, мог выписывать из своей вотчины разные продукты для своей надобности, – и эти грузы не подвергались оплате рублевой пошлиною, так как в данных случаях не было момента продажи. С другой стороны, в местах, где не было таможен (они были устроены только по городам и по большим слободам и селам), местные произведения продавались совершенно свободно; в самой Москве ремесленники продавали свои изделия на площадях из ларей и коробей, – и эта продажа не подлежала таможенному обложению. Но как скоро деревенский производитель привозил свой продукт в город для продажи или же продавал его купцу, который вез оный в город, этот продукт становился продажным товаром и подлежал оплате пошлиной; равным образом изделия, вывозимые из города после продажи или для продажи, подлежали явке в таможню и оплачивались пошлиной. Рублевой пошлине товары внутреннего производства подлежали только раз, когда они впервые являлись в таможне: тогда на них выдавалась выпись, и с таким ярлыком товар свободно путешествовал по всей России, и при перепродаже его в другие руки уплачивалась только сравнительно незначительная перекупная пошлина»[90]90
  Лодыженский К. Н. История русского таможенного тарифа. СПб., 1886. С. 29–30 [2-е изд.: Челябинск: Социум, 2005. С. 37; 3-е изд.: М.; Челябинск: Социум, 2016. С. 48–49].


[Закрыть].

К. Н. Лодыженский, по-видимому, думает, что в это время у нас в России не было рыночного принуждения. Но последнее, повторяем, необходимо было связано с существовавшей системой обложения. Свободная от обложения продажа товаров была предоставлена только непосредственным производителям, но отнюдь не господствовала в сельских местностях. В общем, всей системе обложения соответствовало принуждение привозить товары для продажи в места нахождения таможен, и мы знаем, что в половине XVII в. и в XVIII в. между горожанами и сельским населением происходят споры и столкновения именно на почве этого принуждения. То, что в Москве ремесленники продавали свои изделия, не оплачивая их пошлинами, совсем не доказывает того, что во всей стране господствовал принцип свободы торговли. Наоборот, закон 25 октября 1653 г. прямо говорит: «А меж таможен на дороге торговым людям товару не продавать и не покупать». Из самой конструкции всего обложения вытекает, что вообще государство должно было стремиться к сосредоточению продажи всех товаров, предлагавшихся на рынках, в местах с таможенными учреждениями. Иначе невозможно представить себе разумного функционирования всей системы, так как если бы там, где не было таможен, торговля могла производиться свободно, то тем самым давалась бы лазейка для обхода обложения и открылась возможность дефраудаций[91]91
  От англ. defraud — обманывать. – Ред.


[Закрыть] по отношению к казне.

Мы видим, таким образом, что законодательство той эпохи вовсе не столь проникнуто идеей свободы торговли, как это ему приписывают некоторые исследователи. Любопытно, что это законодательство, в частности Новоторговый устав 1667 г., возлагало на таможенных голов обязанности, которые не имели отношения к собиранию доходов, а были типичными приемами ремесленной полиции. Таможенные головы должны были следить за доброкачественностью заграничных товаров, за тем, чтобы на них были клейма; худые товары надлежало отсылать с ярмарки с бесчестием, чтобы подобные товары впредь не привозились и т. д. То же самое производилось и по отношению к русским товарам.

Это правило, как бы мимоходом отмеченное русским историком таможенного тарифа[92]92
  Лодыженский К. Н. История русского таможенного тарифа. СПб., 1886. С. 35 [2-е изд.: Челябинск: Социум, 2005. С. 43; 3-е изд.: М.; Челябинск: Социум, 2016. С. 52].


[Закрыть], содержит в принципе всю основу того регулирования торговли, которое сложилось на Западе. Я уже заметил, что в некоторых явлениях русской государственной жизни удельной эпохи находятся, в принципе, все институты, характерные для феодального строя. То же встречаем мы и тут. В указанных постановлениях XVII в. выступает перед нами принцип, на котором покоится весь западноевропейский цеховый строй. И одно уже проникновение принципа контроля и регулирования в область производства, каковое можно констатировать в этих нормах, заставляло бы нас без дальнейшего рассмотрения, a fortiori[93]93
  Тем более (лат.). – Ред.


[Закрыть], признать, что торговля в ту эпоху не была свободна, потому что регулирование, контроль производства является учреждением, развившимся из контроля на рынке.

Таким образом, Новоторговый устав вовсе не представляет собою такой памятник, в котором выражен принцип свободы торговли. В нем действительно нет ни настоящего фискального, ни, еще менее, охранительного обложения привозимых из-за границы товаров. Отсутствие такого обложения объясняется тем, что государство было в нем мало заинтересовано, ибо Россия, как страна, главным образом отпускавшая товары и не имевшая почти никакой обрабатывающей промышленности, не могла быть сильно заинтересована в ограничении привоза иностранных товаров. Фискальные интересы прикреплялись не к привозу, а к вывозу, интересы же социально и экономически могущественных групп не могли прикрепляться к охране производства, ибо самого промышленного производства не существовало.

Весьма характерно, что англичане, заводившие торговлю с Россией без всяких особых препятствий, попутно насаждали и известные отрасли промышленности в России, направляя свое внимание на лежавшие втуне богатства страны. С промышленными опытами англичан связано и первое наблюдение, произведенное относительно сравнительной производительности русского труда. Англичане того времени заметили, что производительность труда русского рабочего ниже таковой рабочего английского, заработная плата русского рабочего также менее заработной платы англичанина. Агент компании Р. Грей доносил в 1558 г., что, по его наблюдениям, рабочая сила 5–6 русских соответствует рабочей силе 3-х англичан, но что 5 русских требуют меньше заработной платы, чем один англичанин. Таким образом, одно из первых наблюдений о взаимоотношении заработной платы и производительности труда, обобщенных теперь в целую научную теорию, сделано мимоходом англичанами, заведшими канатное производство в одной из северных губерний России.