Текст книги "Титус, наследник Сан-Маринский"

7. Картина

Ночные страхи рассеялись и оставили наследника вместе с самой ночью. На следующее утро к проснувшемуся в превосходном настроении Титусу вернулось ощущение, что он принял совершенно гениальное решение, создав себе двойника. Есть, по крайней мере, о ком подумать. Едва на пороге появился Мюллер, наследник осведомился у него, как почивали брат его светлости.

– Да неплохо они почивали, – переминаясь с ноги на ногу, промямлил Мюллер. – Только вот разговаривали во сне…

– Это как? – не понял Титус. – На весь замок, что ли?

– Да нет, – опять замялся Мюллер. – Тихо. Сами с собой. Я слышал. Проходил мимо их комнаты.

Титус, затягивавший сложносплетенные шнурки на ботинках, замер на мгновение, а потом задрал голову и внимательно посмотрел на Мюллера. Неисправимый маньяк-мистификатор… Странно, что наследник Сан-Маринский до сих пор не натыкался в коридорах на какое-нибудь местное привидение. Или на надписи кровью на полу. Например: «Титус, помни о кх-х!»

– Почему вы так смотрите, сир? – обиделся Мюллер, прочитав, кажется, мысли Титуса.

Наследник хмыкнул.

– Мюллер, ну признайся, что, проводив нас спать, ты вернулся и допил литра два вина, оставшегося после ужина. А? Не так ли обстояли дела?

Мюллер, фыркнув, поставил на стол поднос с горячим кофейником и круассанами. Но перед тем, как выйти, все-таки посчитал нужным ехидно заметить:

– Я, сударь, вино и прочие крепкие напитки с юности не употребляю. Здоровье, знаете ли, не позволяет.

Разговор этот Титус вскоре забыл, однако внутри, где-то на самом дне, остался неприятный, мутноватый такой осадок. Как будто вас однажды сильно напугали в темноте и вам не очень комфортно об этом вспоминать, хотя, конечно, ничего ужасного на самом деле и не было. «Кстати, зачем он надевал вчера кольчугу? – подумал рассеянно наследник, вспомнив вчерашний вечер. – Может быть, у него все-таки что-то психическое и началось обострение? Надо с ним тогда поаккуратнее. Может, на пару недель к морю отослать – пусть отдохнет немного. Поплавает, позагорает, успокоит нервы».

В коридоре Титус сразу же наткнулся на своего двойника. Тот прогуливался с рассеянным видом туда-обратно по коридору и о чем-то сосредоточенно размышлял. Наследник еще раз умилился своей мужественной копии и тут же, с ходу задумал несколько ярких эпизодов для сюжета рукописи.

– Здорово, – весело сказал Титус, приветствуя двойника за руку – честь, которой он больше никого здесь не удостаивал. – Уже думал о предстоящем тебе большом путешествии? Куда хочешь двинуться в первую очередь?

– Каком путешествии? – искренне изумился двойник, вытаращив глаза. – Я так выдохся на осаде Антиохии, что о путешествиях могу думать только с отвращением. Напротив, как раз думал о том, что хотел бы остаться в твоем замке подольше. По крайней мере, на ближайшие пару месяцев. Своего дома у меня нет, податься некуда. Ты же не будешь возражать?

Титус в ответ натужно закашлялся, чтобы было время обдумать такой поворот. Странно, но перо пока никак не передало замысел автора рукописи главному герою.

– Мне казалось… учитывая твои рыцарские заслуги… у тебя могут быть большие планы. То есть отправиться в долгое полное приключений путешествие… Вот, например… в Московию!

– В Московию? – Лицо двойника вытянулось. – Какого черта мне там надо? В Московии безумно холодно и круглый год все завалено снегом. Может, это ты сам, брат, туда собрался? Не советую… Кстати, чего тут у вас скукотища такая? Ни пиров тебе, ни танцев. У нас на войне веселее было. Я сегодня днем на охоту выезжаю. Присоединяйся, если хочешь. И пирушку надо устроить. Хотя бы по поводу моего прибытия. Ты подумай об этом на досуге.

«Н-да, непростой у главного героя характер, – подумал раздосадованный Титус, садясь за оставленные накануне в беспорядке листки рукописи. – Ну ничего, сейчас мы сделаем так, что тебя немедленно, страстно, всей душой потянет на какие-нибудь великие дела. Причем подальше отсюда. Так… Куда же мы тебя отправим?» Отыскав листок рукописи с картой, наследник начал прикидывать примерный маршрут, необходимый для написания книги с захватывающим сюжетом и цепочкой связанных друг с другом приключений. Едва в голове сложился кое-какой план, как в дверь постучали. Когда она открылась, на пороге вновь обозначился Мюллер. И опять вид у него был загадочный-презагадочный.

– Ну что там, Мюллер? – недовольно спросил Титус, пытаясь коситься одним глазом в рукопись. – Опять кто-то сам с собой говорил? Может, нам в замке дежурного врача завести? Ты с ним сможешь делиться всеми своими наблюдениями…

Лицо Мюллера осталось невозмутимым.

– Я пришел по делу, сир, – сообщил он с достоинством, как всегда аистом покачиваясь на длинных ногах. – Спросить по поводу картины.

– Какой картины? – со вздохом спросил наследник, подумав, что болезнь старого слуги принимает все более изощренные формы.

– Прямо напротив библиотеки кто-то повесил картину, сир. И сдается мне, что это неспроста.

– Неспроста? Почему неспроста?

– Потому что утром она висела там. А сейчас исчезла.

Титус был близок к тому, чтобы сорваться с места и вытолкать Мюллера из комнаты. Он что, за идиота его принимает? Надо срочно поговорить с Архивариусом…

– Это еще не все, сир…

– Не все? – процедил сквозь зубы Титус, закипая, словно большой железный чайник. – Что еще? Тебя также беспокоит статуя? Или…

– Нет, сир, – нетерпеливо перебил его Мюллер, который был настолько возбужден, что даже не замечал злости наследника. – Дело в том, что теперь она висит прямо рядом с вашей дверью.

Титус внимательно посмотрел на слугу. Потом, решительно отодвинув его в сторону, выскочил за дверь и огляделся по сторонам. Как ни странно, он действительно увидел картину. Она была совсем небольшая, высотой меньше чем в полметра и такой же ширины, но при взгляде на нее возникал весьма странный оптический эффект – она затягивала, как громадное батальное полотно на целую стену. Тебя словно хватали и швыряли в бездонный колодец через узкую, покрытую тусклой позолотой рамку. На холсте темными тонкими мазками художник мастерски выписал отвратительного гигантского змея с человеческим лицом, обвившегося вокруг древа в райском саду, на одной из веток которого призывно краснело непропорционально громадное, идеально круглое яблоко. Лицо этого жуткого создания, бледное, с черными, как угли, глазами, уродовала – и это было вполне подходящее слово – самая омерзительная улыбка из всех, что можно представить. Взгляд змея, тоже притворно ласковый, упирался прямо в стоящего перед картиной. Титус сделал пару шагов в сторону, однако черные глаза все равно не отпустили его. Несмотря на талант художника и архетипичный сюжет, картина вызывала тревожное и гадливое ощущение.

– Вот видите, – услышал он за спиной торжествующий фальцет Мюллера. – А говорили, что я сумасшедший!

Титусу стало очень неловко.

– Неправда, – стараясь говорить как можно мягче, ответил он Мюллеру. – Я просто имел в виду, что ты частенько много воображаешь. И иногда это заходит слишком далеко. Вот, признайся, почему вчера вечером ты расхаживал по замку в кольчуге? Опасаешься покушения?

Мюллер нервно осмотрелся по сторонам, потом тихонько взял Титуса за локоть и, осторожно ступая, словно в страхе куда-то провалиться, провел его обратно в комнату.

– Сир, – прошептал он там ему на ухо, торжественно выкатывая глаза. – В замке появился кто-то посторонний! Я, конечно, не говорю, что это какой-нибудь вурдалак…

Титус, не сдержавшись, скептически усмехнулся.

– Опять смеетесь, сир? – внезапно рассердился Мюллер. – А почему же вам стало не по себе вчера вечером? Когда я зашел в залу после ужина, на вас просто лица не было!

Вопрос этот поставил наследника в тупик. Он вспомнил свое вчерашнее состояние и осознал, что действительно его внезапно и беспричинно охватил жуткий страх. Тогда подумалось, что все дело в присутствии двойника. Однако страх этот на самом деле проникал откуда-то из коридора и растекался по комнате – словно сквозняком тянуло.

– И… ты видел его? – спросил наконец Титус, тоже переходя на шепот.

Мюллер ожесточенно помотал головой:

– Нет. Но чувствовал то же, что и вы, сир. Потому оделся, э… надлежащим образом и немного погулял по коридорам. А утром наткнулся на эту самую картину. Честно признаться, у меня от взгляда на нее просто мороз по коже!

Наследник Сан-Маринский с восхищением посмотрел на старого слугу. Прежде ему и в голову не могло прийти, что Мюллер способен проявить такую самоотверженность.

– А что по этому поводу думает Архивариус? – спросил он, вдруг с облегчением вспомнив о всемогущем библиотекаре. – Он ведь, наверное, способен разобраться, в чем тут дело.

Мюллер засопел, потом опять огляделся по сторонам и прошептал:

– Господин Архивариус вчера вечером изволили отбыть в неизвестном направлении. Сказали, что по делам. Когда вернутся – не сообщили.

Вот тут Титус, скажем честно, испугался по-настоящему. По замку разгуливает загадочное существо, способное одним своим невидимым присутствием внушать панический ужас. Кто-то непонятно зачем вывешивает на стены омерзительную картину со змеем-искусителем, возможно тоже с целью запугать обитателей замка в лучших традициях Хичкока. Притом главный герой его книги странным образом ведет себя вовсе не как послушный, находящийся во власти автора персонаж, а хранитель местных традиций Архивариус отбывает в неизвестном направлении! Неужели события в этом пластилиново-картонном мире, как он и предчувствовал, начинают развиваться помимо желания владельца Волшебного пера?.. В голове мелькнула безумная идея – или, скорее, слабая надежда, что все это изощренный, мастерски придуманный розыгрыш, в котором участвуют, сговорившись, Мюллер, Архивариус и двойник. Но нет, интуиция подсказывала – дело действительно дрянь. И в ближайшие часы все может закончиться чем-то очень нехорошим.

– Но как… этот чужак… смог незаметно проникнуть сюда? – внезапно подумал наследник вслух.

Ворота охраняются днем и ночью. Ночью, кстати, они вообще закрыты. Перемахнуть через пятнадцатиметровые стены без хорошего альпинистского снаряжения никак не выйдет – так же как и сделать без динамита подкоп через твердокаменные породы горы Титано. Разве что прилететь сюда на параплане. Да и то, наверное, такой полет должен был заметить кто-то из многочисленных слуг…

– Ладно, Мюллер, – торопливо прошептал Титус, которого все случившееся вывело из полусонного, вялого состояния, одолевавшего его последние дни. – Пункт первый – снять картину и сжечь ее в камине от греха подальше. Пункт второй – собрать всех стражников и часть слуг мужского пола, человек тридцать, вооружить их и расставить на ночь дежурить по всем коридорам и в зале для пиров. Если увидят что-нибудь непонятное, пусть орут во всю мочь… Тем более что я вряд ли буду спать. Да, и пункт третий – принеси мне, пожалуйста, тоже какое-нибудь оружие. Не уверен, что смогу им воспользоваться. Но, может, будет спокойнее…

Мюллер, как солдат, вытянулся по стойке смирно и глухо щелкнул пятками туфлей. Видимо, хотел показать, что замок окончательно переходит на военное положение. Глаза его прямо светились от счастья, и вообще было видно, что он страшно гордился собой.

– Да, – неожиданно пришла в голову Титусу еще одна мысль. – Не говори ничего моему брату. Зачем доставлять ему лишние волнения? Пусть отдыхает, набирается сил. Очень скоро ему придется снова сесть на коня и отправиться в далекий путь…

Мюллер опять приподнялся на носки и стукнул пятками. Титус распахнул дверь, чтобы проследить за тем, как слуга будет претворять в жизнь приказ по уничтожению загадочной картины, и тут же замер на месте с разинутым от удивления ртом. Никакой картины на стене уже не было. Абсолютно голый красный кирпич с прожилками застывшего раствора. Не веря глазам, он подошел к стене и тщательно обшарил ее руками. Однако не смог обнаружить даже следов крюка или гвоздя, на которых картина могла висеть, – если представить, что некий горе-шутник вывешивает ее то там, то здесь.

– Черт! – выругался наследник, чувствуя, как страх пропитывает тело, будто вода кусок сахара. – Она в самом деле пропала! Мюллер, беги, поднимай всех на ноги! Пока не случилось чего похуже!

Уже через полчаса замок напоминал муравейник в тот момент, когда только-только начинается дождь. Слуги, топая, как слоны, бегали по коридорам с вытаращенными глазами, размахивая кухонными ножами и половниками, – с риском скорее покалечить друг друга, чем неведомого врага. Все передавали друг другу шепотом страшное известие – в замке завелся то ли вампир, то ли вурдалак. А может быть, и то, и другое в одном лице. Да не один, а на пару с чародейской картиной, которая сама собой летает по воздуху и появляется прямо из пустоты то там, то здесь. Дело уже шло к вечеру, когда в комнату к Титусу ввалился двойник в забрызганных грязью сапогах. От него за версту несло по́том – то ли собственным, то ли лошадиным, а в каждой руке было по здоровенному белому грибу.

– Что тут у вас происходит? – спросил он, с удивлением озираясь по сторонам. Его недоумевающий взгляд уперся в лежавшие на письменном столе меч и небольшой арбалет, принесенные Мюллером для Титуса. По коридору в этот момент шумно протопала стража. – Кто-то собирается брать нас штурмом? На подъездах к замку я не заметил ничего угрожающего… Или же ты решился… провести учения?

Если честно, Титуса застали врасплох. Он не подумал о том, что слуги будут исполнять его приказ столь бестолково.

– Кто-то посторонний проник в замок, – в конце концов сухо ответил наследник, отрешенно глядя в окно. – Мы предпринимаем необходимые меры предосторожности. Советую и тебе особо не разгуливать по коридорам… Да, и если увидишь где-нибудь картину… со змеем и яблоком, постарайся… поймать ее. Дело в том, что картина эта… сама появляется и сама исчезает. Что она такое и зачем здесь, не знаю, но навряд ли это к добру.

Краем глаза Титус наблюдал за двойником. Тот как-то странно дернулся, словно лицо его свела судорога. Потом, совсем как прежде Мюллер, огляделся по сторонам.

– Что, – решил отплатить Титус той же монетой, – заметил что-то угрожающее?

Двойник молча прошелся туда-обратно по комнате и выдохнул шумно воздух перед тем, как пробормотать едва слышно:

– Значит, и правда было что-то неладное с той картиной.

Титус опешил, но вовремя спохватился. Спросил с деланым равнодушием, неосознанно пододвигая к себе поближе заряженный арбалет:

– С той картиной?

Ночные страхи вернулись в полную силу, сдавили грудь. Неужели двойник причастен ко всей этой чертовщине?

Тот в самом деле кивнул, словно собирался признаться в чем-то нехорошем.

– Я… наткнулся на нее в сокровищнице султана, когда мы взяли Антиохию и грабили город. Как увидел – тут же забыл обо всем остальном. О золоте, драгоценностях, пряностях… Ты видел лицо змея? Взгляда не оторвать! Настоящее колдовство, уж поверь мне…

– Так ты привез ее сюда? – торопливо перебил Титус. Этот рассказ напугал его гораздо больше, чем все россказни Мюллера о слоняющихся по замку вурдалаках. По той очевидной причине, что в рукописи не упоминалось ни о какой картине с чудесными свойствами, даже намека на нее не было. Но если все происходит здесь исключительно по соизволению Волшебного пера, откуда же тогда она явилась?!

– Да… привез. – Двойник словно то погружался в прошлое, то выныривал из накрывавших его воспоминаний. – Вчера… долго разглядывал ее перед сном. Я… иногда так делаю. Мне это… дает силу… Чувство, что все получится и любое желание исполнится… Как будто волшебного зелья выпиваешь и сам превращаешься в чародея… Чародей этот знает многое из того, о чем я никогда не слышал… Я не всегда с ним соглашаюсь. Часто мы спорим. Смешно, да? Вроде бы ты сам – и уже не ты…

«Господи, – с тоской и страхом подумал Титус, – что же я такое сотворил на свою голову? Как мне теперь из всего этого выбираться?»

– О чем споришь? – спросил наследник вслух, чтобы как-то поддержать иссякшего двойника.

Тот побледнел, потом вымученно улыбнулся:

– Да так. Чушь всякая. Неважно.

На том они и расстались. Вскоре замок начал быстро погружаться в темноту. На душе у наследника с каждой минутой словно прибавлялось по тяжеленному камню. В коридорах воцарилась поразительная душная тишина. Видно, стража, запуганная вдохновленными россказнями Мюллера, предпочла не исполнять приказ и попряталась по комнатам. Титус даже не думал о том, чтобы завалиться на свою герцогскую кровать с балдахином и мирно погрузиться в сон.

«Как же все-таки случилось так, что появилось нечто, не созданное Волшебным пером? – размышлял он, поглаживая с опаской короткий, больше похожий на удлиненный нож меч, который принес ему Мюллер. – Нечто нехорошее, даже ужасное, чего я совсем не хотел допускать здесь? Откуда оно пришло?»

Тут из-за двери раздался душераздирающий вопль – примерно такие Титус прежде слышал в фильмах о всякой дьявольской нечисти. Не то чтобы громкие, но глубокие, идущие скорее не из горла, а от всего человеческого естества, парализованного ужасом и безысходностью. Недолго думая, наследник схватил в руки заряженный арбалет, к которому уже не раз примерялся, и выскочил в коридор. Крик больше не повторялся. Напротив, было тихо-тихо. Слышалось только легкое потрескивание развешанных по стенам факелов. Он прикинул, откуда именно раздался вопль, и после некоторых колебаний направился в сторону библиотеки. Пытаясь не шуметь и осторожно держа перед собой в вытянутых руках арбалет, вскоре Титус добрался до места, где галерея резко сворачивала вправо и там уже упиралась в дверь библиотеки. Шаг, еще один, вот он уже почти выглянул из-за поворота… Внезапно что-то большое и темное, закрыв собой за доли секунды весь обзор, обрушилось на Титуса из-за угла. Он заорал от ужаса, так же, как орал кто-то несколько минут назад, и скорее машинально надавил пальцем на спусковой крючок арбалета. Стрела, глухо цокнув о потолок, исчезла в темноте. Впрочем, то, что придавило Титуса сверху, тоже отчаянно заорало, и наследник узнал этот голос.

– Мюллер! – рявкнул он на одетого в какие-то ржавые доспехи старого слугу, что лежал на Титусе и глядел на него круглыми от пережитого страха глазами. – Мюллер! Какого черта… Я же мог тебя пристрелить!

Мюллер постепенно приходил в себя. Его глаза вернулись в нормальное состояние. Он встал на ноги, молча помог наследнику подняться. Потом сделал опять же немой знак, попросив следовать за собой. Идти, впрочем, было недалеко. Слуга распахнул двери библиотеки, и здесь Титус тоже едва не вскрикнул от изумления. Все было перевернуто вверх дном, книги свалены в кучи, некоторые шкафы валялись на боку. Стол, из которого в свое время Архивариус извлек Волшебное перо, вообще, как показалось Титусу, разделали на дрова.

– Что это значит? – наконец глупо спросил он у Мюллера.

Тот в ответ только пожал плечами:

– Как только сам все это рассмотрел, сир, сразу же побежал доложить. Правда, нашел вас раньше, чем предполагал… Не знаю, что и сказать… Может, искали чего?

Искали? Да нет, не похоже. Скорее, тут побывал одержимый. Это какую же силищу надо иметь, чтобы вот так разложить дубовый стол!

– Мы должны осмотреть замок, Мюллер, – сам пугаясь собственного приказа, обреченно сообщил Титус слуге. – Похоже, все струсили и попрятались по комнатам. Никто не защитит нас, кроме нас самих. Ты готов?

Мюллер тут же вскинулся, звякнул железками на ногах.

– Так точно, сир! И не в таких переделках бывали!

– Тогда за мной! Идем тихо, оружием не гремим, слушаем во все уши!

Пошарив в коридоре по полу, Титус нашел свою стрелу и с грехом пополам вновь зарядил арбалет, искренне надеясь при том в глубине души, что стрелять ему сегодня больше не придется. Их совместный с Мюллером ночной дозор мог вызвать у возможных противников скорее приступ неудержимого хохота, нежели страх. Старик-слуга выглядел в своей ржавой броне до неприличия комично. Да и Титус, честно говоря, не походил на чудо-богатыря. Так, напоминая двух ряженых на карнавале, они с полчаса блуждали по замку и собирались уже отправиться в комнату к наследнику, чтобы обсудить ситуацию, как Мюллер вдруг бесцеремонно ткнул Титуса локтем под ребра. Это, вероятно, означало: «Стой и слушай!». И точно – со стороны бокового хода, ведущего к комнате, где расположился двойник, доносился какой-то говор. Нельзя было различить ни слова, все сливалось в сплошное «бу-бу-бу». Стараясь производить поменьше шума, наследник и Мюллер свернули в коридор. Звуки – заодно с красноватыми отблесками очага – проникали сюда через полуоткрытую дверь комнаты.

– …разве возможно такое устроить? – услышали они его голос. Похоже, двойник был в растерянности.

– Я помогу тебе, – ответил он вслед за тем сам себе, но уже иным голосом, резким и уверенным. – Ты должен получить то, что принадлежит тебе по праву.

– Да… Но как…

– Я буду направлять тебя. Главное, ты должен этого захотеть. Время скоро настанет.

«Вот, я же вам говорил!» – сделал знак наследнику Мюллер, подняв вверх указательный палец.

У Титуса от звука этих двух голосов по коже пробегала туда-обратно нервная судорога. Он снова ужаснулся тому, как в созданный им мир невесть откуда просочилась какая-то редкостная мерзость. Более того, похоже, она имеет всяческие виды на его, Титуса, Волшебное перо… Скрипнула дверь. Полоса красного света, расширившись, залила темный коридор.

– Кто здесь? – Титусу показалось, что двойник говорит своим вторым, резким голосом.

– Это мы, – неуверенно ответил наследник, выходя на свет. – Я и Мюллер.

– Зачем вы здесь? – странно спросил двойник, без тени улыбки оглядывая их горе-арсенал. – Вы подслушивали?

Титус не стал отвечать на вторую часть вопроса.

– Кто-то разгромил библиотеку, – сказал он, пытаясь заглянуть притом в комнату. – Обнаружив это, мы… пошли осмотреть замок. Услышали звук, э-э… разговора. Решили проверить, что здесь происходит.

Двойник усмехнулся. Обернулся, подставив лицо красноватым отблескам огня, и сухо сказал:

– Я нашел картину. Она вернулась обратно.

Титус и Мюллер, не сговариваясь, выставили вперед свое вооружение. Двойник с издевкой на лице распахнул до упора дверь:

– Ловите!

Выверяя каждый шаг, они вошли в комнату. Картина висела на противоположной от камина стене. От света тлеющих поленьев черно-красная и еще более потому зловещая и отталкивающая.

– Мюллер, – прошептал Титус, словно боялся спугнуть картину, – ты не побоишься взять ее в руки и бросить в огонь?

– Конечно, побоюсь, сир, – так же шепотом ответил Мюллер. – Но что же делать? Не вас же, наследника Сан-Маринского, подставлять под эту напасть?

Титус так и не понял, всерьез говорил слуга или подшучивал над ним. Осторожно положив меч на пол, Мюллер подкрался к картине, как подкрадываются дети к не очень общительной кошке, а затем одним движением крепко схватил ее. Картина не проявила никакой строптивости и вообще выглядела абсолютно обычно. Слуга попробовал отделить ее от стены, и она опять же поддалась без всякого сопротивления. Медленно, как сапер с миной, Мюллер пересек комнату и приблизился к камину, удерживая картину на уровне своей головы. Пламя было все ближе – вот Мюллер чуть приподнял свою ношу, приготовившись отправить ее в кучу рубиновых углей… Вот он оттолкнул картину от себя… В этот момент изо рта старика вырвалось странное восклицание, он повернул к ним лицо и дико глянул на Титуса. Тем временем картина, уже отпущенная им, падала в огонь. Достигнув же раскаленных углей, она просто вспыхнула и пропала – так, как будто была вовсе не картиной, а горстью пороха. Ни мощного взрыва, способного разнести ползамка, как опасался Титус, ни диких потусторонних воплей. Просто вспышка и пустота.

Мюллер же никак не мог прийти в себя. Все время зачем-то оглядывался по сторонам и хотел, кажется, заглянуть под кровать двойника. Не говоря ни слова, Титус взял его под руку и вывел в коридор. Так же молча они прошествовали к комнате наследника. Только перед тем, как расстаться, Мюллер опять странно глянул на хозяина и обронил с нервной ухмылкой:

– Сир, вы хорошо помните, что именно было изображено на картине?

– В целом да, – с нехорошим предчувствием ответил заинтригованный Титус. – Дерево с яблоком. И змей с человеческим лицом.

– Именно так, сир. Только вот когда я бросал картину в огонь, этого самого змея на ней уже не было. Да и яблока тоже. Просто пустое дерево. И все.

Титус внимательно посмотрел на старого слугу. Ему снова пришло в голову, что все это сложный, изощренный розыгрыш, имеющий своей конечной целью свести его, наследника Сан-Маринского, с ума. Правда, совершенно непонятно зачем. Но если Мюллер не обманывает, им это не сулит ничего хорошего. Если змея не было на картине, теперь он может быть где угодно.

– Конечно, сир, я мог и ошибиться, – решил немного успокоить наследника Мюллер, заметив, как на лицо Титуса возвращается нервное, загнанное выражение. – Темно ведь было.

Титус в ответ вздохнул, сказал устало:

– Я очень хочу, чтобы ты ошибся, Мюллер. Давай будем надеяться именно на это.