Текст книги "Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни"

Доктор

Юрка станет доктором. Но позже. Хотя и в то время для меня он – непререкаемый авторитет. Нам по 12 лет. В Быково, рядом с моим домом, много дач. Вот я и полез на одну из них за ландышами. Юрка стоял на стрёме. А хозяин почему-то в доме оказался, хотя дачники только в начале июня туда обычно заезжали. Не знаю, сколько ему лет было. Мне он старым показался, но сейчас думаю, что ещё и сороковник не стукнул. Дачник схватил меня за локоть, повалил на землю и стал ритмично бить ногами.

Дружок мой видел всё. Когда я сумел вскочить и убежать, меня догнал Юрка:

– Петя, не ссы…. Припомню я ему это!

Тридцать первого декабря 1962 года друг позвонил в мою квартиру. Я открыл дверь. Он тяжело дышал. Лицо было красным и потным.

– Ну, всё, Петь. Глянь в окно! Вот ему подарок на праздник!

Дача, где я неудачно пытался нарвать ландышей, горела. Чёрный дым столбом поднимался над высокими елями.

Где ты, где ты, где ты, белая карета?

Юрка окончил московское медицинское училище № 2. Отслужил в армии, «шприцом», в городе Артёме. Поступил в третий мед на лечфак. Лекции не прогуливал, учился прилежно. На вечернем. И ещё на «скорой» подрабатывал. В Склифосовского.

В декабре 1973 года ко мне домой приходит, поддатый. Три бутылки бормотухи из карманов пальто достал.

– Петя, сегодня мужик пьяный попался, борзый, бля, пиздец… Вези, говорит, меня домой! Я ему: а ты кто такой? Он ксиву показывает – капитан КГБ. Орёт на меня, ты с кем, сука, разговариваешь? Вези, козёл! Во, смотри!

Юра протянул удостоверение с фотографией, которое мне в руки даже страшно было брать.

– А что ты с ним сделал?

– Да так… лопатник забрал… Ну, и чтобы не выёбывался сильно… положил ему на голову кислородную подушку и баллоном с кислородом уебал по ней пару раз. Потом выкинул его из машины. Сдох, наверно… Да, шарф ещё взял. С «нуля» почти… мохеровый… в подарок тебе.

Порошок целебный людям он везёт…

Май 1983 года. Посёлок Удельная. Я отметил свой день рожденья, и не выходил на работу неделю. С похмелья мне хуёво. Всегда удивлялся, как это алкаши с утра могут клянчить деньги у соседей, а потом ещё стоять в очередях за спиртным. Я пластом лежу. Тут заходит Витька Егорочкин, где-то наскрёб на 0,5 тридцать третьего. Слегка отпустило.

– Вить, у тебя же телефон дома есть. Позвони на «скорую» Юрию Николаевичу, скажи: мне «бытовуха» нужна.

– Ладно.

Через три часа Юрка стучится в квартиру, приносит «настоящий» «больничный» и бутылку водки. Похмелил меня, сам он почти не прикладывался, так, граммов пятьдесят за компанию. Он в то время начальником скорой помощи в Быково служил. Нельзя.

– Петя, тебе завязывать с ханкой надо. А то долго не протянешь.

Человек и кошка плачут у окошка

В 2000 году я приехал в Россию. Меня тогда мужик на «Волге» возил. Бывший десантник. И ещё охранял. За смешные деньги. В то время доллар высоко стоял. Я попросил шофёра подождать меня у Юркиного дома. Зашёл. Его брат сказал мне, что Юра умер.

– Петр Яковлевич, как перестройка началась, врачам совсем платить перестали. Юра «жигулёнок» старый купил, и бомбить на нём принялся. Бандитов он всех знал, тут проблем не было. Отстёгивал кому надо. А полгода назад его машину отморозки угнали и сожгли. Он по-чёрному запил. Неделю пьёт, не ест ничего, а потом кастрюлю борща ночью с похмелья съедает. Эх, сколько раз я ему говорил… От инфаркта он умер, рано утром…

Десантник отвёз меня на кладбище в Родники. Могилу вместе отыскали.

Я в Бруклине конфет всяких накупил, когда в Москву собирался. Среди них была большая упаковка с шоколадом. «M&M» назывались. Мелкие такие, как горошек, и разноцветные.

Высыпал я их на могильный бугорок… спасибо тебе, Юрка, за всё.

Не грусти там, скоро встретимся.

И птицы к могиле подлетать стали.

Конец

В январе 2003 года мы поменялись квартирами – по её просьбе. Одной оплачивать большую жилплощадь Марине оказалось не по карману. Мне было всё равно, и я согласился. Депрессия медленно убивала меня. Жизнь без ГЧмже, как тогда казалось, не имела смысла. На третий день после переезда я пытался отравиться, но неудачно – видно, время моё не пришло. Возможно, мне следовало в будущем поведать эту историю сыну, а то и внукам.

Вот, скажут, какой дедушка у нас неуёмный был!

P.S. Я ещё долго страдал без неё. Дома было легче, а вот в сабвее, по пути на работу и назад, мне попадалось много негров. Я ненавидел их всех, особенно мужиков в возрасте 40 – 50 лет. Мысль о том, что, может, кто-то из них разбил мою жизнь и увёл ГЧмже, беспрестанно мучила меня.

Неприязнь к ним, возможно, усиливалась и тем, что люди моего поколения в России встречали выходцев из Африки крайне редко, особенно до перестройки. Мы воспринимали их, как инопланетян. Это сейчас по ТВ чуть ли не каждый день показывают клипы с «шоколадными зайцами» и сериалы про «афромосквичей». А я вспоминаю момент, когда летом 1957 года, во время фестиваля молодёжи и студентов, к нам приехала из деревни моя двоюродная сестра Нинка и в метро на соседнем эскалаторе увидела молодого негра. С криком «Сатана!!!» она ринулась вверх по ступеням, сшибая всех вокруг себя, чтобы как можно дальше оказаться от «исчадия ада».

Иногда я думаю, что, вероятно, в русских вкручен какой-то винтик неприятия чернокожих, правда, не во всех, конечно. Ведь сколько девок после этого фестиваля нарожало детей от африканцев! Им что, своих парней не хватало?

И я попытался разобраться, хотя это было для меня крайне сложно и болезненно. Да и не являлся я ценителем мужской красоты, как любил говорить Михаил Жванецкий.

Но всё же я стал наблюдать за чёрными мужиками на улицах и в автобусах, в сабвее и на работе – всё старался понять, чем они могут привлечь белых женщин. Интенсивность темноты кожного покрова? Вряд ли. Все они были разные – просто смуглые, ореховые, совсем чёрные. А вот характерные для негров волосы, нос и губы на первый взгляд казались одинаковыми.

Волосы я ставил им в минус – сильно вьющиеся, непригодные для нормальной причёски. Поэтому, наверное, многие из них стриглись совсем коротко или «под ноль», под Котовского. Как ни странно, «лысина» делала их лица более мужественными. Стрижка наголо вошла в моду и у белых мужчин, не обременённых густым волосяным покровом.

Толстые губы и приплюснутый нос компенсировала белоснежная улыбка на тёмном лице. Но самое главное – у многих были очень широкие плечи и развитая грудная клетка. При отсутствии склонности к полноте торс смотрелся великолепно.

Выпуклые ягодицы, говорят, многим бабам очень нравятся. Если жопа не слишком большая и оттопыренная – это тоже можно поставить им в зачёт.

Что же касается «мужского достоинства», то ходят слухи, что оно необычайно больших размеров. Лично я этим слухам верю, поскольку был свидетелем их подтверждения.

Когда я работал охранником в городском колледже, отправились мы как-то с афроамериканским коллегой по фамилии Диккенс помочиться. Краем глаза я увидел, как он достал из форменных брюк чёрный шланг огромных размеров, хотя ростом этот Диккенс был мне по плечо.

Не знаю уж, во что его «болт» превращался в возбуждённом состоянии, об этом лучше Эдичку Лимонова спросить. Но с учётом высказанных мыслей и сравнений я пришёл к выводу, что негритянский мужик в хорошей физической форме для белых дам без расовых предрассудков выглядит вполне привлекательно.

Все двадцать лет, живя с Мариной, я старался приучить её к настоящей музыке, хорошим книгам и кинофильмам. Объяснял значения многих слов, поправлял ударения и, казалось, она всё отлично понимала, с удовольствием впитывая эту информацию. Но теперь мне сдаётся, что вела она себя, как второгодник у школьной доски – ему и учитель всё разжевал, и одноклассники с первых парт подсказали, и сам он утверждает, что наконец дошло до него, а ведь ни фига не понял!

Как-то, в пылу ссоры, Марина брякнула со злости:

– Вот мы, два быдляка, тебе, такому гению, рога и наставили!

Конечно, её измена негативно повлияла на моё отношение к неграм. Помню, в телефонном разговоре, когда Марина ещё хотела помириться, она попыталась меня «успокоить»:

– Что ты мне этого чёрного простить не можешь? Вон, некоторые мужья даже собак жёнам прощают!

– Собаку я простил бы, зверь хороший, с ней на охоту ходить можно. А куда я с обезьяной пойду? В цирк? Ты и так из меня клоуна сделала…

Даже безобидный слоган в вагоне сабвея:

GET CLOSER{Будь ближе.}

Bronx Zoo{Зоопарк в Бронксе – районе, где проживают в основном чернокожие.}

казался вызовом и воспринимался как личное оскорбление.

Недавно я услышал историю про одного известного американского профессора-фармаколога. Ничего в нём особенного вроде бы не было – еврей средних лет, не красавец, но когда он читал лекции в университете, из него пёрла такая харизма, что почти любая студентка с радостью отдалась бы ему. Я посещал его семинары и сам восторгался умом и умением лектора объяснять сложные вещи так доходчиво и наглядно.

Профессор этот спутался с одной студенткой-китаянкой, у которой был бойфренд. Китаец, узнав об их романе, возненавидел не только фармаколога, но заодно и всех евреев. Не знаю, хватило ли ему мозгов врубиться, что виною тут не профессор и тем паче евреи, а его бывшая подруга, может, и он сам. Лично я, в моём случае с негром, очень долго в это въезжал…

Но в итоге кропотливый анализ истории, случившейся в нашей бывшей семье, привёл меня к выводу, что все люди созданы Богом равными и каждый имеет право на выбор, пусть порой и ошибочный.

Сегодня я ничего не имею против африканцев, более того, некоторые из них стали моими кумирами – например, актёр Эдди Мерфи или футболист Дидье Дрогба из лондонского «Челси». Высокий, красивый и удивительно талантливый.

Да и на Марину зла я больше не держу. И о жизни нашей вспоминаю спокойно и даже иногда с теплом – как о детстве, которое уже никогда не вернуть.

P.P.S. А аббревиатуру ГЧмже все же лучше расшифровать так: Гаитянин Чёрный мою жену ебал.

* * *

Ну вот и выписали меня. Помыться разрешили перед этим, душевая, правда, маленькая, повернуться негде. И шампунь не очень, как в трехзвёздочных гостиницах Москвы. Предупредили, что больше пяти кило поднимать не рекомендуется.

Позвонил водиле знакомому из карсервиса, мексиканцу Августину. Он меня на работу и с работы уже четвёртый год возит, в магазин за продуктами или в аэропорт, когда в отпуск улетаю. В общем, практически воплотил я в реальность свою мечту о шофёре с машиной. В тот же самый день, когда меня инфаркт пизданул, мой сын Яша с женой и моим внуком улетели отдыхать в Россию. Мне говорили: ты ему должен сообщить, я отказался, конечно. Человек год работал, а я сыну нормально отпуск не дам провести из-за своей болезни?

Вышел на улицу – жара ужасная и влажность. Пока машину ждал, гляжу, из больницы баба выходит с младенцем и сумками. Платок на голове и в платье длинном. Мусульманка какая-то. И не встречает её никто. Видно, подгуляла где-то ребёночка. Так с баулами и новорождённым направилась к остановке автобуса В11 Sunset Park – Flatbush avenue. Что-то жалко её стало…

Но тут гляжу: летит мой мекс на Шеви Астро. Сажусь на переднее сиденье. А из динамиков доносится печальный голос Эрика Клэптона, исполняющего знаменитую песню «The autumn leaves»:

 
The falling leaves
Drift by the window,
The autumn leaves
Of red and gold…
Падающие листья
Скользят по окну,
Осенние листья,
Красные и золотые…
But I miss you most of all,
My darling,
When autumn leaves
Start to fall…
Но я больше всего скучаю по тебе,
Моя дорогая,
Когда осенние листья
Начинают падать…
 

Грустная такая мелодия, как раз под моё состояние.

Августин меня спросил:

– А что тебя сын не встретил?

– Tu hablas mucho{Ты много говоришь.}, Августин. Давай рули.

Осенние листья (вместо эпилога)

Fort Lee. New Jersey. Сижу один в пустой огромной квартире на девятнадцатом этаже. Сын мой сюда из Бруклина переезжает. Его с работы не отпускают, а у меня как раз выходной. Курю на балконе, жду доставку мебели. Когда утром в дом заходил, охуел – дверные ручки позолоченные, холл гранитом отделан, с диванами кожаными, по стенам водопадики маленькие, а над ними корзинки с живыми цветами. Doorman{Швейцар.} такой настоящий, какие на 5-й авеню встречаются, – пожилой, в форме и фуражке. Улыбается во весь рот, как родному, хоть и видит меня в первый раз. Англосакс. Красиво так говорит:

– Don’t worry, sir. The delivery will be around 11 am, your son told me…{Не волнуйтесь, сэр. В 11 утра мебель привезут. Ваш сын меня предупредил.}

– Thank you{Спасибо.}.

Я смотрю на землю с высоты птичьего полёта. Всё чисто, ухожено. Кто бы мог подумать, что жизнь так повернётся?..

1979 год. Институт пушного звероводства и кролиководства. Посёлок Родники Раменского района. Прикольное место. Я работаю и. о. младшего научного сотрудника отдела кормления. Зарплата 115 рублей в месяц, и пьянка беспробудная. Начальник Давид три дня уже на больничном, и мы с Владом пьём, вообще никого не ссым. На четвёртый день взаймы уже не дают, а похмелиться страсть как охота! Влад Губский за старшего теперь, сидит, ключи на пальце крутит и выдаёт:

– Петь, ты у нас недавно работаешь, не застал, а мы год назад спирт из ФРГ получили. Особый какой-то. Очистки невероятной, даже не флюоресцирует. Всего шесть бутылок, по литру каждая. Сто баксов за литр.

– Зачем ты мне это говоришь? Давид узнает, яйца вырвет. И у тебя первого.

– Да этот спирт год уже стоит никому не нужный! Выпьем полбутылки, снова в коробку поставим. Ленту только с крышки незаметно отколупнуть надо.

– А где спирт-то?

– У начальника в кабинете. У меня ключи есть, щас притащу…

Губский приносит пенопластовую коробку со множеством этикеток и жирно напечатанной химической формулой: C₂H₆O.

– Бля, Влад, ты же знаешь, что спирт C2H5OH. Количество атомов, конечно, сходится, а вдруг изомер какой-нибудь? Отравимся на хуй…

– Петя! Я, кажись, придумал. Пойдём вниз, к Валерке-художнику, пусть он попробует, а там увидим, что за спирт.

– Ты что, а если ядовитый?

– Да я на девяносто девять процентов знаю, что это спирт, и спирт заебательский! Нам на двоих литр всё равно до хуя, а у него пожрать всегда есть.

Валерка-художник по образованию был ветеринаром, только пил много, работу прогуливал, поэтому его из отдела попёрли. Но рисовать умел здорово – Ленина, Карла Маркса с Энгельсом, плакаты разные… Вот и дали ему небольшую комнатушку под студию, там же плитка электрическая, раскладушка с матрасом. Волосы у него длинные, до плеч. И не потому, что художник, просто денег на стрижку никогда не хватало.

Постучались. Валерка трезвый. Полдесятого утра ещё. Влад ему честно говорит:

– Мы спирт получили немецкий. Глубокой очистки. Сто долларов литр. Только формула – C2H6O. Правду сказать, нам пить боязно, а ты будешь?

– А где он?

– У нас, наверху.

– Хорошо. Я картошку пожарю со свининой, а вы через полчаса ко мне приходите.

Картошку он пиздил с колхозного поля у платформы «33-й километр». А мясные продукты доставал в опытно-производственном хозяйстве. Там норок, песцов и лисиц фаршем кормили. В его состав свинина входила, китовина, минтай, углеводы, витамины и прочая хуйня. Свинятина в ОПХ завозилась в виде голов, утративших изначальную привлекательность и свежесть, но вполне годных к употреблению.

Художник их парочку через проходную пронесёт, щёки отрежет, ещё чего вкусного, и с картошкой жарит. А в этот раз и луку где-то раздобыл, ароматный дух из его студии по всему коридору гуляет.

– Ну, вот он, спирт, – говорит Влад. – И бутылку из-за пояса достаёт, Валерке вручает. Тот особо и глядеть не стал, набулькал четверть стакана, водой из-под крана разбавил и в рот себе залил.

Мы наблюдаем. Он даже не поморщился. Свиным пятачком закусил и молвил:

– Спирт охуенный! Мягко так пошёл, лучше водки любой в десять раз.

И лицо его просветлело:

– Ой, бля… Как курнул!

Влад со мной договорился: как только наш подопытный выпьет – ждём сорок минут. Почему сорок, не сказал, но если с ним ничего не случится, тоже пить начинаем. А художник нам картошки горячей с мясом в тарелки положил. Остывает. Я не выдержал:

– Знаешь, Губский, ебал я сорок минут ждать. Наливай!

Короче, прикончили мы этот пузырь ФРГэшный. Никогда я такого спирта вкусного не пробовал, ни до, ни после… Влад наверх за вторым литром сгонял, мы где-то треть и оттуда убрали. Время незаметно за разговорами пролетело. Тут я вспомнил:

– А который час?

– Четверть седьмого.

– Блять! Мне же сына из садика в шесть забирать!

На непослушных ногах я потрусил в сторону детского сада. Прибегаю, всё закрыто, только на крыльце воспитательница сидит злая, а с нею сын мой Яшка.

– Ой, извините, опоздал!

Я вообще всё смутно помнил, какая-то пелена перекошенная перед глазами стояла, а взгляда молодой девчонки, которая за руку сына держала, до сих пор забыть не могу. Смотрела она на меня с нескрываемым отвращением. А как на меня, урода такого, ещё смотреть можно было?

– А вы Яшу домой сможете довести? Хотите, я его ночевать у себя оставлю?

– Нет… ничего… дойдём.

Институтский автобус на станцию «Удельная» давно ушёл, и нам пришлось добираться в Быково напрямик, через кооператив «Искра». Октябрь на дворе, дачники уже съехали в Москву, и мы в наступающих сумерках брели по пустым переулочкам. Спирт, выпитый на посошок, продолжал безжалостно бить по мозгам, меня кидало из стороны в сторону, а пиздячить ещё километра три, не меньше. Тут откуда-то женщина молодая появилась.

– Девушка, как в Быково пройти?

Женщина бегом от нас. Мы за ней. Яшке шестой год, ничего не понимает. Да и я не очень. Она калитку открыла, пробежала через участок и исчезла. У меня сил больше нет, последние на пробежку израсходовал. Гляжу – здоровенная гора опавших листьев собрана у дома. Говорю сыну:

– Яш, ты в листьях спал когда-нибудь?

– Нет…

– Давай поспим.

– Давай…

Я пальто расстегнул, к груди его прижал, обернул полой, и начали мы пожухлыми листьями себя засыпать. Темно стало и тепло, кто первый заснул, не помню. Помню только, как проснулся – не видно ничего, тьма кромешная. Где я? Умер, что ли? Руками начал сучить, чуть сына не зашиб. Но листву быстро стряхнул и, как кабан из гайна{Гнездо кабана на днёвке.}, оттуда вылетел. Темно уже. Яшка проснулся, сладко потягивается:

– Хорошо мы, пап, в листьях поспали!

– Да, сынок, хорошо… Но пойдём скорей, торопиться надо, дед с бабушкой волнуются, небось.

Минут через сорок дома были. Весь путь я себя казнил – ну надо же было таким мудаком на свет уродиться! Господи, что же мне делать?

Да…

Сижу на балконе, гляжу сквозь прозрачное заграждение. Машины маленькие, а люди ещё меньше.

Мог ли я такое себе представить, когда вылезал из кучи облетевших листьев? Интересная штука – Жизнь. Сколько её ещё осталось?

Я подошёл к перилам, перегнулся и плюнул вниз.