Текст книги "Золотой Сын"

14
Верховная правительница

– Давным-давно жила на свете одна семья, и члены ее отличались несгибаемой силой воли, – медленно и размеренно, словно метроном, произносит она. – Друг друга они не любили, однако вместе владели фермой. На этой ферме были кобели и суки, молочные коровы, курицы-несушки, петухи, овцы, мулы и лошади. Хозяева держали животных в узде, а те приносили семье богатство, пропитание и счастье. Животные подчинялись, ибо знали, что люди сильны и если они осмелятся перечить им, то на них падет всеобщий праведный гнев. Но однажды один из братьев дал другому в глаз. Петух увидел это и сказал курице: «Дорогая моя несушка, а что, если ты перестанешь нести для них яйца?»

Взгляд Октавии обжигает меня, но я не отвожу глаз. В небольшой комнате тихо, лишь по стеклам небоскреба правительницы барабанят капли дождя. Мы среди облаков, за окном в дымке проплывают корабли, напоминающие бесшумных акул с горящими глазами. Кожаное кресло скрипит, когда правительница наклоняется вперед, сцепляя на коленях длинные пальцы. На ногтях красный лак – единственное яркое пятно во всей комнате. Ее губы искривляются в снисходительной усмешке, а потом она произносит, подчеркивая каждый слог, словно разговаривает с мальчишкой-беспризорником, который едва выучился ее языку:

– Ты напоминаешь мне моего отца.

Отца? Того самого, которого она обезглавила?

И тут она одаривает меня самой загадочной улыбкой, какую я только видел за всю свою жизнь. В ее глазах пляшут озорные искорки, едва заметные под холодной пеленой властности и гордыни. Где-то внутри самодержицы оживает девятилетняя девочка, которая осмелилась взбунтоваться против отца и начала разбрасывать бриллианты из окна аэрокара.

Стою перед правительницей, сидящей на кушетке у камина. Обстановка в комнате спартанская, холодная, под стать хозяйке, женщине из стали и камня. Женщине, которой не нужны ни роскошь, ни богатство – только власть.

Покрытое морщинами лицо не утратило красоты. Говорят, ей уже около ста лет, но государственные заботы не согнули, а, скорее, отшлифовали ее, подобно тем самым бриллиантам, сделав неуязвимой и неподвластной времени. А благодаря умелым рукам ваятелей и их клеточной омолаживающей терапии Октавия останется такой еще на некоторое время.

В этом-то и проблема – она слишком долго сидит на троне и не намерена его уступать. Король правит, а затем умирает, так устроена жизнь. Молодые подчиняются старшим лишь потому, что знают: однажды придет их черед. Но что, если старшие не желают уходить? Октавия управляет Сообществом уже сорок лет и может продержаться на троне еще сотню. Что тогда?

Она являет собой ответ на мой немой вопрос. Эта женщина заняла Трон Зари не по праву наследницы, а взяла его силой у того, кто был недостаточно умен, чтобы вовремя умереть. И вот она сидит здесь, вечная и неуязвимая, словно те самые легендарные бриллианты.

– Почему ты не подчинился моему приказу? – спрашивает она.

– Потому что у меня была такая возможность.

– Объяснись!

– Протекция фаворитам – опасное дело. Когда вы решили встать на защиту Кассия, толпа взбунтовалась, усомнившись в законности и морали вашего правления. Уж не говоря о том, что вы на их глазах изменили собственное решение, а это, как известно, проявление слабости. Я воспользовался ситуацией, зная, что смогу получить желаемое без каких-либо последствий.

Айя, любимая убийца верховной правительницы, сидит на стуле у окна – не женщина, а настоящая пантера с узкими вертикальными зрачками, более темнокожая, чем ее сестры. Она – одна из двенадцати всадников-олимпийцев, Рыцарь Протея. Айя – последняя ученица Лорна, если не считать меня, но ее он не стал учить всему, что знал. На ней золотые с синим доспехи, на которых извиваются морские змеи.

В комнату тихо входит мальчик и садится рядом с Айей. Я тут же узнаю Лисандра, единственного внука верховной правительницы. Ему едва исполнилось восемь, но он на удивление сосредоточен. Худой как щепка, но величественный в своем спокойствии. А что за глаза! Не просто золотые, а желтые кристаллы, такие яркие, что сравнить их можно разве что с солнечным светом. Айя замечает, как пристально я разглядываю мальчика, и тут же сажает его к себе на колени. На темном лице сверкают ослепительно-белые зубы. Она игриво скалится, словно огромная кошка. Впервые в жизни я отвожу глаза при виде потенциальной угрозы, внезапно охваченный жаркой волной стыда. Мне хочется встать перед фурией на колени.

– Последствия есть всегда, – продолжает верховная правительница. – Ты разбудил во мне любопытство, Дэрроу. Чего ты хотел от этой дуэли?

– Того же, что и Кассий Беллона. Вырвать сердце своего врага.

– Ты так сильно ненавидишь его?

– Нет. Но мой инстинкт самосохранения… редко меня подводит. Кассий – глупый мальчишка, испорченный дурным воспитанием. Он мало на что способен. Говорит о чести, а потом опускается до подлости.

– Значит, ты затеял все это не ради Виргинии? – спрашивает она. – Не для того, чтобы потребовать ее руки или утихомирить свою ревность?

– Я зол, но не мелочен, – резко отвечаю я. – К тому же Виргиния не из тех женщин, кому по нраву такое поведение. Если бы я сделал это ради нее, то потерял бы ее навсегда.

– Ты и так потерял ее! – рычит на меня Айя.

– Да, я понимаю, что теперь у нее новый дом, Айя. Надо быть слепцом, чтобы не заметить этого.

– Осмеливаешься дерзить мне, патриций? – Айя кладет руку на рукоять лезвия.

– Осмеливаюсь, госпожа, – слегка улыбаясь, отвечаю я, не сводя с нее глаз.

– Она разделает тебя как свинью, парень, – быстро произносит Фичнер. – Не воображай, что ты теперь тут самый крутой, раз Лорн научил тебя подтирать задницу! Думай, с кем разговариваешь! Истинные клинки Сообщества не сражаются из спортивного интереса, так что попридержи язык! – набрасывается на меня он, но я лишь со значением сжимаю рукоять своего лезвия. – Думаешь, тебе оставили бы оружие, если бы ты представлял собой хоть малейшую угрозу? – фыркает он.

– Хорошо, – киваю я Айе, – возможно, в другой раз.

– Не стоит ли обсудить, почему вы держите мой дом под вооруженным конвоем? – поворачиваюсь я к правительнице, выпрямляя спину. – Мы арестованы? Я пленник?

– На тебя надели кандалы?

– Пока что нет, – поглядывая на Айю, отзываюсь я.

– Ты здесь, потому что я так захотела, – со смехом отвечает правительница, и тут мне в голову приходит отличная идея.

– Госпожа, – с трудом сдерживая улыбку, громко восклицаю я, – хочу принести извинения! Мои манеры… оставляют желать лучшего. А средства почти всегда уводят меня слишком далеко от поставленной цели. Главное, что Кассий заслуживает куда худшей судьбы! Мое неподчинение не вызвано желанием оскорбить вас, и лорд-губернатор также не хотел бы этого! Если бы из-за вашего верного пса, – кошусь я на Фичнера, – мой хозяин не лежал сейчас без сознания, то, бьюсь об заклад, он наверняка сделал бы все, чтобы возместить причиненный ущерб.

– Причиненный ущерб, – повторяет она, – что ты…

– Я имел в виду доставленное вам неудобство, – тут же поправляюсь я.

– Неудобство! – восклицает она, глядя на Айю. – Вот если бы ты, Андромедус, случайно разбил тарелку или насладился телом чужой жены – это было бы неудобство! А ты убил моих гостей и отсек руку всаднику-олимпийцу! Это называется по-другому!

– По-другому, госпожа? А как? Веселым времяпрепровождением?

– Это называется изменой! – подается вперед она.

– И ты прекрасно знаешь, как мы поступаем с изменниками, – подхватывает Айя. – Мой отец прекрасно научил этому нас с сестрами!

Ее отец – Повелитель Праха, человек, спаливший дотла Рею. Лорн был о нем невысокого мнения.

– Твоих извинений недостаточно, – продолжает верховная правительница.

– Ошибаетесь, – спокойно говорю я, и она недоуменно смотрит на меня, встревоженная моим тоном. – Я сказал, что хочу принести вам извинения, однако не могу этого сделать, потому что это вам стоит извиниться передо мной!

В комнате воцаряется мертвая тишина, а потом Айя медленно поднимается со стула и глухо рычит:

– Ах ты, щенок!

Правительница останавливает ее и произносит ледяным, звенящим голосом:

– Я не просила прощения у отца, отсекая ему голову. Я не просила прощения у внука, когда всадники уничтожили корабль его матери. Не просила прощения, когда сожгла дотла одну из лун. Почему я должна извиняться перед тобой?

– Потому что вы нарушили закон, – отвечаю я.

– Видимо, ты плохо меня расслышал! Закон – это я!

– Нет. Неправда.

– Значит, ты действительно ученик Лорна… А он рассказал тебе, почему оставил свой пост? Почему отказался выполнять свой долг? Почему покинул своего внука? – спрашивает она.

А я и не знал, что мальчишка приходится Лорну внуком. Теперь понятно, почему мой учитель ушел в отставку. Он всегда говорил, что звезда Сообщества закатилась и слава его померкла. И добавлял: «Люди забыли, что смертны».

– Потому что он видел, во что вы превратились. Вы – не императрица. Мы живем не в империи, а в Сообществе. Подчиняемся законам, иерархии. Никто не должен ставить себя выше остальных. Фичнер, Айя, – обращаюсь я к этим убийцам, – вы защищаете Сообщество! Обеспечиваете мирное существование для всех! Вас отправляют в дальние уголки Солнечной системы, чтобы с корнем вырвать ростки хаоса! Но в чем состоит главное предназначение двенадцати?

– Ну давай, – поворачивается Айя к Фичнеру, – подыграй фигляру! Я в этом не участвую!

– Охранять закон, – помедлив, произносит Фичнер.

– Охранять закон, – повторяю я, – а закон гласит: «Начатая дуэль считается завершенной лишь в том случае, когда все условия выполнены должным образом». Условием была смерть! Кассий еще жив! Мне мало его руки! Я чту память железных предков, и никто не смеет оспаривать мои права! Дайте мне то, что положено по закону! Я требую чертову голову Кассия Беллона! Иначе вы нарушите принятый нашим народом закон!

– Ты не получишь Кассия.

– Тогда нам с вами не о чем разговаривать. До встречи на Марсе, – бросаю я и, коротко кивнув, иду в сторону двери.

– Переходи ко мне на службу, – окликает меня правительница.

Останавливаюсь. Твою мать, какие же они предсказуемые! Все хотят получить то, чего не имеют.

– Зачем? – спрашиваю я, не оборачиваясь.

– Потому что я могу дать тебе все, а Августус не может. Виргиния уже поняла, что это так. Ты ведь хочешь быть с ней?

– Зачем вам человек, которого так легко купить? – Я пристально гляжу на Фичнера. – Верность его стоит не дороже услуг дешевой шлюхи.

– Августус предал тебя первым, – отвечает правительница. – Его дочь осознала это, а ты – нет. Я же тебя не предам. Спроси у моих фурий. Спроси у Виргинии. Я всегда даю шанс выдающимся личностям. Присоединись к нам и возглавь мои легионы. Я сделаю тебя одним из двенадцати!

– Я аурей! – Сплевываю себе под ноги. – А вы меня считаете своим охотничьим трофеем!

– Так не доставайся же ты никому! – угрожающе произносит Октавия, и в дверях появляются трое меченых.

Каждый из них на метр выше меня. Одетые в фиолетовое и черное, они держат в руках импульсные топоры и клинки. Лица скрыты за костяными масками, из прорезей на меня смотрят глаза убийц, выросших на арктических полюсах Земли и Марса. Черные маслянистые глаза. Выхватив лезвие, я готовлюсь к бою. Они заводят горловую песнь войны, звучащую, как панихида по умершему богу.

– Давайте, пойте во славу своих идолов. – Я вращаю над головой лезвие. – Скоро я отправлю вас повидаться с ними!

– Жнец, остановись, прошу тебя! – вдруг вскрикивает Лисандр и бежит ко мне, заламывая руки.

На нем простой черный плащ, ростом мальчишка едва доходит мне до груди.

– Я видел все твои записи, Жнец! – продолжает он дрожащим, словно у крошечной пташки, голоском. – Пересмотрел раз по шесть-семь! Даже записи из училища! Мои учителя говорят, что ты похож на железных золотых, почти как Лорн Аркос, Каменный Рыцарь!

Лишь теперь я понимаю, почему парнишка так разволновался. Черт побери, да я же герой этого маленького засранца!

– Мы не хотим твоей смерти! Разве ты не можешь обрести свой дом рядом с нами, как нашел его рядом с Севро? С Роком и Тактусом, Паксом, упырями и остальными великими воинами? У нас тоже есть армия! Ты мог бы возглавить ее! Но если… – он делает шаг назад, – если ты будешь сопротивляться, то умрешь. Не думай, что вера в собственную правоту защитит тебя от власти моей бабушки!

– Именно так, – успокаиваю его я.

– Жнец, ничто не сможет защитить тебя от нее!

Да, обычная история. Детям навязывают героев. Их растят во лжи и насилии, и они постепенно превращаются в бессердечных монстров. Кем бы он стал, если бы не его воспитатели?

– Лисандр хотел увидеть тебя, – улыбается верховная правительница. – Я говорила ему, что жизнь редко похожа на сказку. С героями лучше не встречаться лично.

– И что ты теперь обо мне думаешь? – спрашиваю я у малыша Лисандра.

– Все зависит от того, какой выбор ты сделаешь, – уклончиво отвечает он.

– Присоединяйся к нам, Дэрроу, – вторит своей хозяйке Фичнер. – Твое место здесь, с Августусами покончено!

Искренне веселясь в душе, я убираю лезвие в ножны, и Лисандр радостно поднимает сжатый кулак. Вместе с мальчиком я медленно подхожу к его бабушке, подыгрывая ему, но пока что ничего не говорю.

– Вечно ты советуешь мне преклонить голову, – бросаю я на ходу Фичнеру.

– Просто я хочу, чтобы она осталась у тебя на плечах, парень!

– Лисандр, принеси мне шкатулку, – просит правительница; сияющий от счастья мальчик бросается к дверям, а я сажусь напротив его бабушки. – Боюсь, что в училище тебе преподали неверный урок и ты решил, будто можешь самостоятельно справиться с любой задачей. Это не так. В жизни нужно уметь подчиняться, сотрудничать и искать компромисс. Нельзя прогнуть мир под себя.

– Почему, черт побери?

– Твоя гордыня просто ужасает, – вздыхает Октавия.

Через мгновение появляется Лисандр с небольшой деревянной шкатулкой в руках, вручает ее бабушке и терпеливо ждет. Айя дает ему пирожное, чтобы скрасить ожидание. Правительница ставит шкатулку на стол:

– Ты ценишь доверие. Что ж, я тоже. Давай сыграем в игру без оружия, без доспехов. Никаких преторов, никакой лжи и фальши – только мы и наша правда.

– Зачем?

– Если ты выиграешь, я исполню любое твое желание. Если выиграю я, то мое желание выполнишь ты.

– А если я попрошу голову Кассия?

– Я отрублю ему голову собственноручно. Открывай шкатулку.

Наклоняюсь вперед. Кресло скрипит, дождь барабанит в окна. Лисандр улыбается. Айя пристально следит за каждым моим движением. Фичнер, как и я, понятия не имеет, что находится внутри этой чертовой шкатулки.

И вот я открываю ящик Пандоры.

15
Правда

Едва удерживаюсь, чтобы не отпрянуть. Из шкатулки выползают кошмарные чудовища, словно выдернутые из глубин моего подсознания. У меня даже мелькает мысль, что правительница знает, кто я такой на самом деле, откуда я родом.

– В этой игре надо отвечать на вопросы, – объясняет Октавия. – Лисандр, будь любезен. – Она протягивает внуку нож, мальчик отрезает рукав моей формы по локоть и закатывает остаток рукава, оголяя предплечье.

Прикосновения очень нежные, мальчик виновато улыбается и произносит:

– Не бойся, ничего плохого не случится, если ты не будешь врать.

Творения ваятелей – два чудовища – таращатся на меня шестью невидящими глазами на двоих. Какая-то помесь скорпиона, гадюки и многоножки. Двигаются текуче, словно жидкое стекло, внутренние органы и скелет просвечивают сквозь прозрачную кожу, хитиновые жвала движутся. Монстры шипят. Один из них соскальзывает на стол.

– Не врать, – сдавленно смеюсь я, – детям сложно соблюдать такие правила.

– Лисандр всегда говорит правду, – гордо перебивает меня Айя. – Никто из нас не врет. Ложь – ржавчина на безупречной стали, пятно, недостойное истинной власти!

Снова власть… власть, которая вскружила им голову так сильно, что они и сами забыли, на какой чудовищной лжи зиждется весь их мир. Скажи моему народу, что вы не врете, мерзкая сучка, и поглядим, что от тебя останется!

– Я называю их оракулами, – продолжает правительница, и тут камень на одном из ее перстней подергивается, превращаясь в ракушку, та в свою очередь вытягивается в шприц, на конце которого медленно появляется игла. Октавия вонзает иглу мне в запястье и произносит: «Правда, и ничего, кроме правды!»

Один из оракулов ползет по столу ко мне, запрыгивает на руку и обвивается вокруг запястья. Его странный рот находит ранку и присасывается к ней, словно пиявка. Скорпионий хвост изгибается, его кончик поднимается на несколько сантиметров и слегка подрагивает, будто воздушный змей на ветру. Правительница делает укол себе, повторяет слова клятвы, и из шкатулки выскальзывает второй оракул.

– Их создал специально для меня ваятель Занзибар в своей лаборатории в Гималаях. В случае поражения ты не погибнешь, но в моей тюрьме предостаточно камер, где сидят проигравшие. Если преисподняя на самом деле существует, то яд этого скорпиона погрузит тебя туда настолько глубоко, насколько смогла зайти наша наука.

Пульс учащается, когда я наблюдаю за колебаниями хвоста скорпиона.

– Шестьдесят пять ударов в минуту, – говорит Айя, – а до этого было двадцать девять.

– Всего двадцать девять? – удивленно смотрит на нее правительница.

– Разве слух когда-нибудь подводил меня, госпожа?

– Успокойся, Андромедус, – обращается ко мне Октавия. – Оракул создан для того, чтобы знать правду. Он чувствует изменения температуры, химического состава крови, сердцебиения.

– Ты не обязан вступать в игру, если не хочешь, Дэрроу, – с довольным видом мурлычет Айя, – выбери путь полегче. Преторы ждут тебя. В конце концов, смерть не самое страшное, что может произойти с человеком!

– Что ж, – с яростью смотрю я на правительницу, – давайте сыграем!

– Если бы тебе предоставилась возможность, ты убил бы меня сегодня вечером?

– Нет.

Все смотрят на оракула, даже я. Он не двигается, и я с облегчением выдыхаю, а правительница улыбается.

– Но это же бесконечная игра! – бормочу я. – Что я должен сделать, чтобы выиграть?

– Сделать так, чтобы я солгала.

– Сколько раз вы в нее играли?

– Семьдесят один. В результате я решила, что могу доверять лишь одному человеку. Где Августус прячет незарегистрированное электромагнитное оружие?

– Склады на астероидах, тайные хранилища боеприпасов в разных городах Марса, – отвечаю я и называю адреса. – А еще в своем кабинете, – добавляю я, к их удивлению. – А где храните свое оружие вы?

Октавия быстро перечисляет шестьдесят адресов размещения складов. Она рассказывает все, потому что никогда не проигрывала и эти сведения не выходили за пределы этой комнаты. Какая самоуверенность!

– Что для тебя означает медальон с Пегасом? – спрашивает она. – Он достался тебе от отца?

– Он означает надежду, – отвечаю я, глядя на торчащий из-под рубашки медальон. – Получил в наследство от отца. Вы помогали Карнусу в Академии?

– Да. Я дала ему корабль, с помощью которого он разгромил тебя. А ты правда собирался протаранить его мостик?

– Да. Почему вы сделали Виргинию своей приближенной?

– По той же причине, по какой ты полюбил ее, – отвечает она; мой пульс учащается, и Айя довольно улыбается. – Виргиния – особенная девушка. У нас с ней много общего. Нас вырастили отцы, которые… которые оставляли желать лучшего. В детстве я отдала бы все, что угодно, лишь бы родиться в другой семье. Но я была дочерью правителя. Я сделала Виргинии подарок, которого так желала сама. Понимаешь, Андромедус, я коллекционирую тех, кто мне нравится. Фичнер не исключение. Многие считают его отвратительным типом, недостойным столь высокой должности, но у него, как и у тебя, много талантов. Я предложила ему сыграть со мной в эту игру еще до того, как сделала его одним из всадников-олимпийцев, и знаешь, что он сказал?

– Могу себе представить…

– Фичнер? – оглядывается на него повелительница.

– Сказал, чтобы вы эту шкатулку себе между ногами засунули. Я не идиот в такие игры играть!

– По-моему, он выразился куда грубее, – ворчит Айя.

– Моя очередь. Фичнер действительно нарушил присягу куратора и смухлевал в училище на Марсе, как утверждают злые языки?

– Да, – отвечаю я, глядя на оракула, а не на своего бывшего куратора. – Он мухлевал, как и все остальные.

Она не назначила бы Фичнера Рыцарем Гнева, если бы не была уверена в его преданности, а значит, тому удалось выкрутиться и он рассказал ей все подробности о темных делишках Августуса.

– Хотя не знаю, заплатили ли ему, как другим, – взглянув на куратора, добавляю я.

– Не заплатили. А зря, – отзывается правительница. – Нам предоставили видеозаписи. Аудио. Выписки с банковских счетов. Полезные улики против каждого из кураторов.

Похоже, Севро дал отцу видеозаписи, когда я попросил его подредактировать их, вот ведь маленькая изворотливая сволочь! Он и правда любит своего отца. Августус убил бы их обоих, если бы узнал об этой двойной игре.

– Кто бы мог подумать! Ты прямо Макиавелли! – одобрительно смотрю я на Фичнера, но тот лишь пожимает плечами.

Хочу подробно расспросить повелительницу о военных блокпостах, линиях поставок, операционных паролях и мерах безопасности. Но тогда я вызову у нее подозрения, и она тоже начнет задавать странные вопросы. Оракул слегка сжимает мою руку, медленно всасывая крошечные капельки крови. Не знаю, насколько это существо способно отличить ложь от полуправды. Что делать, если она спросит, где я родился? Кто мой отец? Почему я растираю в ладонях горстку земли перед началом каждого боя? Да она просто может взять и поинтересоваться, алый я или нет! Хотя с чего бы ей задавать мне такой вопрос, если я не дам ей повода думать, что со мной что-то не так?

– Есть ли у вас шпионы среди близких мне людей?

– Умно. Нет. Куда ты ходил с Виктрой Юлией три дня назад? – спрашивает правительница.

– В Затерянный город, – коротко отвечаю я; оракул каким-то чудом понимает, что я чего-то недоговариваю, и его жало начинает дрожать от возбуждения. – У меня была встреча с Шакалом, сыном Августуса. – Ощущаю, как чудовище крепче стиснуло мою руку. – Мы заключили тайный союз, – добавляю я, чувствуя, как по шее стекают струйки пота, и оракул наконец ослабляет хватку, сочтя мой ответ достаточным. – Почему Лорна прозвали Каменным Рыцарем?

– А он тебе не рассказывал? Не потому, что он тверд, словно камень, как многие любят говорить, а из-за того, что во время военных действий на повстанческой Луне он прославился тем, что мог съесть все, что угодно. Однажды кто-то из серых поспорил с ним, что он не сможет съесть камень. Но Лорна так просто не проймешь. Когда Лорн обучал тебя?

– Каждое утро до первой утренней звезды, с того момента, как я закончил училище, и до моего поступления в Академию.

– Поразительно, что никто так и не узнал…

– Сколько всего нобилей со шрамом? – спрашиваю я. – Статистику найти не так-то легко.

И это еще мягко сказано. Бюро стандартов чудовищно серьезно относится к неразглашению засекреченных данных.

– Сто тридцать две тысячи шестьсот восемьдесят девять человек на почти сорок миллионов золотых. Почему Лорн взялся обучать тебя?

– Он считает, что мы люди одного сорта. Назовите две вещи, которых боитесь больше всего на свете.

– Октавия… – пытается остановить ее Айя.

– Заткнись, Айя. Все честно. Больше всего на свете я боюсь, – говорит она, с улыбкой глядя на Лисандра, – что мой внук вырастет похожим на моего отца. А еще боюсь неизбежной старости. Почему ты плакал, когда убил Юлиана Беллона?

– Потому что он был слишком добрым созданием для этого жестокого мира. Это вы свели вместе Виргинию и Кассия?

– Нет, это была ее идея.

А я-то все надеялся, что это устроила правительница и у Мустанга просто не было выбора…

– Почему ты пел Виргинии балладу алых, когда вы были в училище?

– Потому что она забыла слова, а я считаю эту песню самой печальной из всех, когда-либо спетых, – отвечаю я и молчу, раздумывая над следующим вопросом.

– Хочешь снова спросить про Виргинию, да? – довольно улыбается Октавия, мучая меня неопределенностью. – Хочешь знать, отдам ли я ее тебе, если ты присоединишься ко мне? Что ж, это возможно.

– Она не вещь, чтобы ее отдавать, – коротко говорю я.

– Как скажешь, – смеется она, явно позабавленная моей наивностью.

– Где находятся три космических командных центра? – задаю я еще один рискованный вопрос, но она выдает мне координаты и глазом не моргнув.

– Откуда ты знаешь слова Песни жатвы?

– Слышал в детстве. А я вообще мало что забываю.

– Где слышал?

– Сейчас моя очередь, – напоминаю я ей. – Почему вы задаете мне такие вопросы?

– Потому что одна из моих фурий подозревает, что Сыны Ареса могут быть совсем не теми, кем мы их считаем, а куда более опасными врагами. Кто такой Арес? – вдруг спрашивает она, и мое сердце как с цепи срывается.

– Не знаю, – отвечаю я, пристально глядя на хвост оракула, но тот остается неподвижным. – А вы как думаете, кто такой Арес?

– Твой хозяин.

– Тридцать девять, сорок два, пятьдесят шесть… – считает вслух Айя.

– Странно. Сердце выдает тебя, – грозит мне пальцем правительница.

Пытаюсь взять себя в руки. Опускаю веки. Представляю себе шахты. Вспоминаю, как по ним гуляет ветер. Снова ощущаю руку Эо в своей, когда мы босиком шли по холодной пыли к заброшенному поселку, где впервые разделили ложе. Ее шепот. Колыбельную, которую пела мне Эо, а до нее – моя мать.

– Пятьдесят пять, сорок два, тридцать девять, – отсчитывает Айя.

– Августус и есть Арес? – спрашивает Октавия.

– Нет. Он – не Арес, – с облегчением отвечаю я, и тут распахивается дверь.

В комнату широким шагом входит Мустанг. На ней белая с золотым форма дома Луны. На запястье блестит планшет.

– Госпожа, – кланяется она правительнице.

– Виргиния, ты так и не привела себя в порядок, – ворчит Айя.

– Все из-за этого сукина сына, – кивает на меня Мустанг. – Семьдесят три погибших! Две рожденные на Земле семьи полностью уничтожены, а они, кстати, не имели никакого отношения к Беллона или Августусам. Более двух сотен раненых, – сокрушенно качает головой она. – Все корабли заблокированы, как вы приказывали, Октавия. Преторы установили свободную от полетов зону на орбите. Документы на корабли, находящиеся во владении семей, отозваны, корабли будут отбуксированы за Рубикон до ваших дальнейших распоряжений. Кассий пока жив, он под присмотром желтых. Ваятели цитадели готовят план по замене его руки.

Правительница благодарит ее и предлагает присесть.

– Мы с Дэрроу решили познакомиться поближе. Как ты думаешь, какой вопрос ему задать?

– Если вы просите у меня совета, госпожа, – холодно произносит Мустанг, садясь рядом с нами, – то могу сказать лишь одно: не пытайтесь разгадать Дэрроу. Он похож на головоломку с кучей недостающих деталей.

– Обижаешь, – говорю я ей.

– Считаешь, нам не следует оставлять его при себе?

– Кассий и его мать… – начинает Мустанг, но Октавия перебивает ее:

– А что мне Кассий и его мать? Я сделала Кассия всадником-олимпийцем! Он должен быть благодарен мне по гроб жизни и побольше тренироваться в кравате, чтобы такое не повторилось! С тобой все в порядке, дорогая? – ласково спрашивает она, кладя руку Виргинии на колено.

– Все в порядке. Кажется, я помешала вашей игре.

Не знаю, кто из этих женщин более искусный игрок. Но, судя по словам Карнуса на церемонии, а также зная, что корабли были заблокированы еще до того, как я заварил всю эту кашу, сомневаться в больших планах правительницы не приходится. И кажется, я начинаю понимать, что она задумала.

– Еще один вопрос. Я оставил его напоследок.

– Спрашивай, мальчик. У нас нет секретов. Но этот вопрос последний, мне надо переговорить с Агриппиной Юлией, – отзывается правительница, а Айя открывает шкатулку для оракулов.

– Сегодня на церемонии, во время шестой перемены блюд, вы решили позволить семье Беллона убить лорда-губернатора Августуса и всех, кто сидел с ним за одним столом. Это правда?

Айя цепенеет. Мустанг медленно оборачивается и смотрит на правительницу. Лицо Октавии абсолютно спокойно, дыхание ровное, на губах играет легкая полуулыбка.

– Нет, – произносит она, – это неправда.

И тогда оракул вонзает в нее свое жало.