Текст книги "Золотой Сын"

Часть II
Перелом

Если ты лис, притворись зайцем. Если ты заяц, притворись лисом.

Лорн Аркос

12
Гибкая ива

Быстро возвращаюсь на церемонию.

Золотые уже расселись по местам, началась торжественная часть закрытия. Неуклюже наклоняюсь, нащупываю под столом медальон с Пегасом, убираю его в карман и поправляю мундир. Не обращаю внимания на недоуменные взгляды и быстрым шагом отхожу от стола Августуса в нужную мне сторону. Плиний шипит мне вслед, но я иду мимо. Он понятия не имеет, что я задумал. Плиний – из тех, кто придумывает правила игры, мне же привычнее их нарушать.

Пробираюсь между столами, за которыми собралась вся аристократия. Они следят за мной, словно за катящимся по склону горы камнем, но под их взглядами я лишь ускоряю шаг. Походка небрежна, руки напряжены, словно готовые к броску гадюки. За мной наблюдают тысячи глаз. Шепот становится все громче и следует за мной, словно шлейф, когда патриции наконец понимают, куда я направляюсь. Мой враг сидит за длинным столом в окружении своей семьи – идеальный золотой, внимательно слушающий речь верховной правительницы. Она что-то там проповедует о единстве, порядке и традиции. Остановить меня никто не пытается. Наверное, не понимают, что я делаю, а может быть, чувствуют мою силу и просто не решаются встать у меня на пути.

Около пятидесяти членов семьи Беллона замечают, что ропот вокруг нарастает, и все как один поворачиваются ко мне – одетому в черное человеку, несущему смерть. Молодо-зелено, на войне не бывал. Руки не обагрены кровью за пределами залов училища и астероидов Академии. Одни думают, что я – ненормальный, другие называют храбрецом. Сегодня я покажу им и то и другое. Верное решение далось мне с трудом, но теперь я ощущаю поразительную легкость. Скорость, говорю я себе, скорость! Не останавливаться, двигаться дальше! Не останавливаться!

Верховная правительница умолкает.

У меня нет пути назад. Только вперед.

Вперед, с улыбкой на губах.

В зале воцаряется мертвая тишина. Благодаря низкой гравитации я совершаю гигантский прыжок, метров на сорок, – прямо на стол, за которым сидят Беллона. Разбиваются тарелки, официанты бросаются врассыпную, Беллона отшатываются. Раздаются крики. Некоторые сидят неподвижно, глядя на пролитое вино. Верховная правительница в окружении своих верных фурий с любопытством наблюдает за мной. У Плиния такой вид, как будто он сейчас сдохнет. Сидящий рядом с ним Шакал смотрит на меня странным, непонятным взглядом, словно одинокий зверь в пустыне.

Сегодня я не стал надевать парадные туфли, отдав предпочтение тяжелым ботинкам на толстой подошве. Иду по столу Беллона, под моими ногами трещит фарфор, растекается пудинг, в стороны разлетаются стейки. Кровь бешено стучит в висках, адреналин опьяняет.

– Минуточку внимания, – громко произношу я, наступая на блюдо с горошком. – Возможно, вы знаете, кто я такой!

Кругом нервно смеются. Конечно знают. Беллона знают всех золотых, которые чего-то стоят, хотя обо мне ходит больше слухов, чем я того заслуживаю. Фурии что-то нашептывают на ухо верховной правительнице. Тактус ухмыляется до ушей. Карнус встревоженно подается вперед. Виктра улыбается Шакалу. Даже Антония толкает в бок высокого золотого красавца, чтобы тот обернулся. На Мустанга стараюсь не смотреть. Плиний что-то возбужденно говорит Августусу, но тот делает ему знак заткнуться.

– Ну так что, уделите мне минутку внимания? – спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, понимаю, что все и так смотрят только на меня.

– Сядь, мальчик! – кричит мне кто-то.

– Ага, попробуй заставь его сесть! – орет в ответ пьяный Тактус. – Что, нет желающих? Надо же, я так и думал!

– Если кто-то не в курсе, я – копейщик дома Августусов, по крайней мере еще час или около того, – произношу я, вызывая всеобщий смех. – Меня называют Жнецом с Марса, поразившим одного из двенадцати, взявшим штурмом Олимп и обратившим в рабство своих кураторов. Меня зовут Дэрроу Андромедус, и мне нанесли оскорбление! Мы, нобили со шрамом, потомки золотых, – продолжаю я, – потомки завоевателей с железными хребтами! Потомки достойных мужчин и женщин! Но сегодня среди вас я вижу семью, запятнавшую свою честь позором! Семью, чей хребет из известняка! Коррумпированная семья мошенников, лжецов и трусов вынашивает заговор с целью противозаконно лишить моего хозяина поста губернатора! – громко провозглашаю я, растаптывая фарфоровое блюдо в мелкие осколки.

Кто его знает, существует ли заговор на самом деле? А вот звучит неплохо, Беллона похожи на заговорщиков, поэтому я и решил приклеить к ним этот ярлык. Карнус реагирует красиво и молниеносно, вытаскивает из-за пояса лезвие-хлыст и щелкает им рядом со мной, но его отец, император, жестом приказывает ему остановиться. Претор Келлан уже готов схватить меня за ноги и стащить со стола, а там Кэгни по-быстрому перережет мне горло моим же собственным лезвием. Сидящие рядом девочки помоложе, похоже, решили, что я демон. Демон, убивший их двоюродного брата. Они и понятия не имеют, кто я такой. Это известно разве что леди Беллона. Словно старая львица, она сидит в окружении своих потомков, чудовищная в своем горе. Все Беллона слушаются старуху так же беспрекословно, как и ее мужа. Последнее, что я вижу, – это ее правая рука, дрожащая оттого, что не может схватить нож и вонзить в меня.

– Дважды члены этой семьи наносили мне оскорбление. Однажды в училище, среди грязи и крови. Затем в Академии. Там был он, и он, и она… – показываю я по очереди на всех, кто избивал меня в саду.

Вижу Кассия рядом с отцом и матерью, восседающими во главе стола. Около него – Мустанг. Ее лицо непроницаемо. Что она чувствует? Разочарование? Раздражение? Скуку? Взглянув на меня, она едва заметно поднимает бровь. Глядя ей прямо в глаза, я подхожу вплотную и ставлю ногу на край подноса с вином, который стоит прямо перед Кассием. Все смотрят на меня, их взоры подобны свету, неумолимо втягивающемуся в черную дыру. Время и пространство замирают. Затаив дыхание, все слегка подаются вперед.

– Закон золотых позволяет человеку защищать свою честь от любой силы, что на нее посягает. Повсюду, от провинций Старой Земли до ледяных кратеров Плутона, каждый мужчина и каждая женщина имеют право бросить вызов обидчику. Благородные лорды и леди, меня зовут Дэрроу Андромедус. Мое имя втоптали в грязь, и я требую удовлетворения! – провозглашаю я, переворачиваю кувшин с вином прямо Кассию на колени, и тот в ярости срывается с места.

Золотые тоже вскакивают на ноги, и по залу проносится оглушительный рев. От нашего стола ко мне бросается Тактус, а с ним Лето, Виктра и все слуги и знаменосцы моего лорда-губернатора – Корво, Юлии, Волоксы, великаны Телеманусы, родственники Пакса. В руках со свистом появляются лезвия-хлысты. Зимний воздух оглашают ругательства. Айя, самая высокая и мрачная из трех фурий, наклоняется с возвышения, на котором стоит стол верховной правительницы, и кричит:

– Остановите это безумие!

Постойте, все еще только начинается!

* * *

Руки дрожат, словно в тот день в шахте. Как и тогда, меня окружают змеи.

Гадюки движутся бесшумно. Они почти всегда невидимы. Черные, будто зрачки, они извиваются во мраке, а потом внезапно атакуют. Рядом с ними человек всегда ощущает безотчетный страх. Его не может заглушить даже жужжание щупалец. Этот ужас напоминает удушливую жару, которая сводит тебя с ума, пока ты буришь скалу весом в миллионы тонн, и от трения скафандр-печка нагревается так, что ты уже не можешь отличить, в чем плаваешь: в собственном поту или моче. Ужас внушает нам близость смерти, черной тенью накрывающей живую душу.

Вот какой страх наполняет меня сейчас, когда я стою среди шевелящейся золотой толпы ауреев. Шепот и шипение, смертоносное и пугающее.

Снег скрипит под моими тяжелыми ботинками. Раздается голос верховной правительницы, и я склоняю голову. Она говорит о том, что дуэли не на жизнь, а на смерть являются знаком величия нашей расы, поэтому сегодня она сделает исключение. Мы можем встречаться на поединках за пределами игровых территорий, сколько нам угодно. Однако этой вендетте необходимо положить конец здесь и сейчас, перед лицом лучших ауреев. Значит, она настолько уверена в своем новом всаднике-олимпийце? Хотя почему бы и нет, ему не в первый раз убивать меня…

– В отличие от трусов древности мы противопоставляем плоть плоти. Кость – кости. Кровь – крови. Вендетта заканчивается на Кровавой Арене virtute et armis, – провозглашает верховная правительница.

Доблестью и оружием. Она наверняка уже успела переговорить со своими советниками, и те сказали ей, что Кассий владеет мечом куда лучше выскочки и у того нет шансов. Если бы ее не заверили в успешном завершении этого предприятия, она бы не посмела зайти так далеко.

– Как и во времена наших предков, дуэль заканчивается смертью одного из противников, – изрекает она. – Есть ли возражения?

Вот на это я и рассчитывал.

Мы с Кассием не произносим ни слова. Мустанг пытается протестовать, но фурия Айя останавливает ее, качая головой:

– Тогда сегодня, res, non verba.

Действуйте, а не говорите.

Прежде чем выйти в центр круга, появляющегося, когда бурые увозят столы со снежной равнины, я беседую с хозяином. Плиний присаживается на корточки рядом с Августусом, а вслед за ним Лето, Тактус, Виктра и великие преторы Марса. Так много знаменитостей, доблестных воинов и политиков. Шакал стоит поодаль, теряясь в толпе из-за невысокого роста, ни с кем не разговаривает. Интересно, что бы он сказал мне, если бы рядом не было лишних ушей. Кажется, он не сердится. Похоже, научился доверять моей интуиции. Словно прочитав мои мысли, он кивает в знак того, что мы по-прежнему союзники.

– Зачем этот спектакль? Ради меня? Из тщеславия? Из-за любви? – спрашивает Августус, глядя на меня.

Он буравит меня взглядом, пытаясь понять, что я задумал. Непроизвольно кошусь на Мустанга. Даже в такой момент она отвлекает меня от поставленной задачи.

– Ты очень молод, – понизив голос до шепота, произносит Августус. – Сказки лгут, любовь не в силах пережить такое. По крайней мере, любовь моей дочери, – добавляет он и задумчиво молчит. – Душой она похожа на свою мать.

– Я делаю это не ради любви, монсеньор.

– Нет? Так почему же?

– Монсеньор, – торжественно произношу я, склоняя голову перед Августусом, и припоминаю высокий слог, которому обучал меня Маттео, – обязанность сына – делать все во славу отца, не правда ли? – И я преклоняю перед ним колено.

– Ты мне не сын.

– Нет, конечно. Вашего сына убили Беллона, лишили вас его. Клавдий, ваш первенец, был пределом мечтаний любого отца. Поэтому я хочу преподнести вам в дар голову их любимого сына. Хватит с нас уловок и политических интриг, кровь за кровь!

– Монсеньор, Юлиан и Кассий – совершенно разные… – пытается встрять Плиний, но Августус отмахивается от него.

– Умоляю вас благословить меня на это правое дело, – не унимаюсь я. – Сколько еще вы будете пользоваться благосклонностью верховной правительницы? Месяц? Год? Быть может, два? Скоро она променяет вас на семью Беллона! Посмотрите, она приблизила к себе Кассия! Украла у вас дочь! А ваш второй сын пошел по пути серебряных! Вас лишили наследников, а вскоре отнимут и пост лорда-губернатора. И пусть! Такой человек, как вы, не должен занимать эту должность, вы достойны стать королем Марса!

– Королей у нас нет, – отвечает Августус, но в его глазах загорается огонь.

– Лишь потому, что никто не решился возложить на себя корону! Так будьте первым! Плюньте в лицо верховной правительнице! Сделайте меня мечом вашей семьи!

Достаю из голенища нож и быстро делаю порез прямо под глазом, кровь капает на пол, словно алые слезы. Это старинный обычай наших железных предков, завоевателей. Зрители застывают, когда видят ритуал ушедших суровых дней. Благословение Марса, благословение стали и крови. Благословение кораблей смерти, которые сожгли дотла знаменитую Британскую армаду над Северным полюсом Земли, обратили в пепел убийц из Страны восходящего солнца прямо посреди пояса астероидов. Глаза моего хозяина вспыхивают, как долго тлевшие, но внезапно разгоревшиеся угли.

Попался!

– Благословляю тебя по доброй воле! Делай то, что должен, во имя чести моего дома! – произносит он, наклоняясь ко мне. – Встань, золоторожденный! Встань, потомок железных предков! – провозглашает Августус, прикасаясь к струйке крови на моем лице, а затем проводит ножом под своим глазом. – Встань, человек с Марса, и унеси с собой мой гнев!

Под громкие перешептывания я поднимаюсь с колен. Теперь ожидается не обычная потасовка между двумя горячими юнцами, а серьезная битва домов, один чемпион выйдет против другого.

– Hic sunt leones, – произносит он, слегка наклонив голову.

Слова звучат отчасти как вызов, отчасти как посвящение. Тщеславная свинья! Уверен, что я твердо намерен вернуть себе его расположение. Знает, что играет со спичками на пороховой бочке. Однако глаза его алчно блестят, он жаждет крови и власти так же сильно, как я жажду глотка свежего воздуха.

– Hic sunt leones, – отзываюсь я.

Медленно выхожу в центр круга, на ходу кивая Тактусу и Виктре. Они молча берутся за рукояти лезвий, их примеру следуют и остальные – стадного чувства никто не отменял.

– Вот тебе и праздник, – вздыхает Тактус.

В ночном небе над нашими головами бесшумно плывут корабли. Ветви деревьев слегка покачиваются от легкого ветерка. Вдалеке мерцают огни городов. Глядя на встающую над горизонтом огромную, словно распухшая луна, Землю, я снимаю лезвие с предплечья.

Мать Кассия целует сына в лоб, и тут ко мне подходит Мустанг.

– Так, значит, теперь ты – пешка в этой игре? – быстро спрашивает она.

– А ты – награда победителю?

– Кто бы говорил, – морщится она и добавляет с усмешкой: – Я тебя вообще не узнаю.

– И я тебя не узнаю, Виргиния. Ты теперь на службе у верховной правительницы?

Конечно, я узнаю ее, несмотря на разделяющую нас пропасть, несмотря на то, что сейчас она больше похожа на чужого человека, чем на старого друга. Смотрю на нее, и на сердце становится тяжело. Руки сами тянутся, чтобы обнять ее, хочется объяснить ей, что все это лишь ловкая маскировка. Я вовсе не пешка в руках ее отца, а гораздо, гораздо больше. Я делаю это все для блага других. Только вот не во благо золотых.

– Виргиния… – повторяет она, наклонив голову с печальной улыбкой, и бросает взгляд на пару тысяч застывших в ожидании ауреев. – Знаешь, я много передумала за последние годы… Наверное, мне с самого начала стоило задаться этим вопросом, но ты вел себя настолько незаурядно, что я потеряла хватку. Ничего, спрошу у тебя прямо сейчас, – внимательно смотрит на меня Мустанг своими сияющими, проницательными глазами. – Скажи, ты не в себе?

– А ты? – отвечаю я вопросом на вопрос, поглядывая на Кассия.

– Ревнуешь? Какая пошлость! Печально, – продолжает она, переходя на шепот, – ты настолько не уважаешь меня, что даже не допустил возможности существования моего собственного плана! Думаешь, я здесь из-за того, что слабость моих чресел толкнула меня в объятия Беллоны?! Я тебя умоляю! Считаешь, у меня течка началась? О нет, друг мой, я буду защищать свою семью любыми возможными средствами. А кого защищаешь ты? Кроме себя самого, разумеется.

– Ты предаешь семью, если выбираешь его, – говорю я, так и не придумав более или менее подходящего ответа.

Надо смириться с тем, что в ее глазах я буду выглядеть негодяем, это ясно. Но я все равно не могу вынести ее взгляда.

– Кассий – плохой человек.

– Плохой? Дэрроу, ну когда же ты повзрослеешь! – Мустанг качает головой, словно собираясь добавить что-то более искреннее, но отворачивается. – Он убьет тебя. Я попробую убедить Октавию, чтобы все закончилось быстро. – Ее голос впервые заметно дрожит. – Лучше бы ты вообще не появлялся на Луне, – бросает она на прощание, пожимает руку Кассию, проходя мимо него, и присоединяется к свите верховной правительницы на возвышении в центре зала.

– Наконец-то мы с тобой остались наедине, дорогой друг, – произносит Кассий, награждая меня сногсшибательной улыбкой.

А ведь когда-то мы с ним были как братья… В первый же день в училище мы вместе отвоевали пропитание для всех. Потом взяли приступом братство Минервы. Помню, как он смеялся, когда я похитил их повариху, а Севро умыкнул штандарт. Той ночью мы мчались по равнине, залитой светом лун-близнецов. Помню горе в его глазах, когда Куинн взяли в плен. Помню, как мой родич, Титус, избил его и помочился сверху. Помню, как у меня на глаза навернулись слезы, когда наша дружба рухнула в одночасье.

С неба продолжают падать снежинки со вкусом корицы и апельсина, ложатся на его кудрявые волосы, широкие плечи. Последний раз мы с ним тоже сражались в снегопад. Он вонзил ржавый клинок мне в живот и оставил меня умирать. Я не забыл того, как он повернул нож в ране, чтобы она точно не зажила.

Теперь его оружие сделано из эбенового дерева.

Лезвие-хлыст змеится у его ног. В твердом состоянии его длина составляет чуть более метра, а при использовании в качестве острейшего, словно бритва, хлыста – около двух метров. Надо всего лишь нажать переключатель на рукояти, и с помощью химического импульса молекулярная структура лезвия мгновенно изменяется. Клинок испещрен золотыми отметинами, рассказывающими о линии преемственности его семьи. Об их завоеваниях и триумфальных победах. Старинное, высокомерное, смертоносное оружие. Мое лезвие – простое и голое, лишенное всяких отметин и украшений.

– Получается, я взял кое-что у тебя, – говорит он, подходя ближе и кивая на Мустанга.

– Она никогда не была моей, – смеюсь я, – и уж точно не принадлежит тебе!

Шелестя длинными одеждами, к нам приближается лысый и согбенный белый.

– Но я имел ее так, как тебе и не снилось, – произносит он тихо, чтобы его услышал только я. – Лежа ночью в одиночестве, ты, должно быть, думаешь о том, какое удовольствие я могу ей доставить? Разве тебя не беспокоит то, что я знаю, каковы ее поцелуи на вкус? Как она стонет, если погладить ее по шее, вот здесь? – не унимается он, но я упорно молчу. – Теперь между стонами в постели она выкрикивает мое имя, а не твое, – совершенно серьезно изрекает он.

Очевидно, ему самому противно говорить все это, но он готов сказать что угодно, лишь бы задеть меня побольнее. Вообще-то, Кассий – неплохой человек. Просто он очень плохо относится ко мне.

– Знаешь, как она кричала сегодня утром, когда я вошел в нее?

– А что бы сказал Юлиан, если бы увидел тебя? – спросил я.

– Он согласился бы с матерью и попросил убить тебя.

– А может быть, он заплакал бы, увидев, в кого ты превратился?

Кассий разворачивает хлыст и активирует щит-эгиду. Моя эгида тоже с жужжанием загорается – голубое ионное защитное поле площадью метр на два возникает из моей левой перчатки. Опускаю эгиду к земле и краем глаза замечаю, как снег тут же тает. Вокруг голубого свечения появляется дымчатый ореол.

– Все мы – дьяволы, – внезапно смеется он, и его смех дрожит в воздухе, словно шелковая лента на ветру. – Вот в чем всегда была твоя проблема, Дэрроу. Ты слишком много о себе воображаешь! Считаешь себя более нравственным существом, чем все остальные! Думаешь, ты лучше нас, а на самом деле – хуже! Сколько ни играй в эти игры, ты никогда не сможешь сравняться с теми, кто тебе не по зубам!

– Ну с Юлианом-то мне удалось сравняться!

– Ублюдок! – ревет Кассий, меняясь в лице, молча бросается на меня и сбивает с ног, так и не дождавшись, пока белый официально объявит о начале дуэли.

Со всех сторон нам кричат, чтобы мы остановились, но лезвия-хлысты с пронзительным свистом рассекают воздух, крики стихают, и зрители, широко открыв глаза, смотрят на извивающийся под медленно падающим снегом смертоносный металл. Кассий использует изощренную технику боя крават. Четыре секунды точно рассчитанного наступления, потом отступление. Оценка ситуации.

Теперь слышны только звуки схватки. Странное место, в котором мы находимся, погрузилось в безмолвие, нарушаемое лишь резким свистом изгибающихся хлыстов, звоном жестких молекулярных лезвий, треском эгид на наших левых руках – щиты вспыхивают белым, когда на них обрушиваются сокрушительные удары клинков. Хруст снега под ногами да скрип кожаных ботинок, вот и все.

Несмотря на обуявший его гнев, Кассий в отличной форме. Ноги его быстро скользят по снегу, шаги подчинены четкому ритму, тело изгибается, когда он делает выпад, обрушивая на меня очередной град ударов. Дыхание ровное, спокойное. Он бьет хлыстом, потом превращает его в лезвие и вертит над головой, целясь мне в пах. Молниеносные, тренированные движения, техника, отточенная с помощью лучших мастеров и рыцарей Сообщества. Вполне понятно, почему с раннего детства он считается непобедимым противником, почему он так легко одолел меня в училище: враги Кассия владеют техникой не хуже его самого, а вот двигается он куда быстрее. Но я дерусь по-другому и не пытаюсь копировать их – этому я уже научился.

Теперь настало время мне преподать урок Кассию.

– А ты, я вижу, тренировался. Можешь отразить шесть ударов подряд, – произносит он, отходит назад, а потом бросается вперед, делает ложный выпад лезвием и тут же пытается подсечь меня хлыстом. – Но так и остался любителем, – добавляет он, обрушивая на меня атаку из семи ударов, и чуть не пронзает мне правое плечо.

Его тактику я уже понял, но по скорости слегка недотягиваю и едва успеваю увернуться. Далее одна за другой следуют еще две семиходовки. От последнего выпада мне с трудом удается уйти, и я падаю на колено, тяжело дыша и обводя взглядом собравшихся вокруг нас гостей.

– Слышишь? – спрашивает Кассий, но я не могу расслышать ничего, кроме завываний ветра и гулкого уханья собственного сердца. – Это звук смерти в одиночестве! Никто не будет плакать! Им наплевать!

– Аркосу не наплевать, – шепчу я.

– Что ты сказал?! – напрягается он.

– Лорн Аркос будет задет, если умрет его последний ученик, – говорю я, делая вид, что пытаюсь отдышаться, и гордо поднимаю голову.

Кассий смотрит на меня с таким видом, как будто увидел привидение. Он в полной растерянности, как и те гости, которым удалось расслышать мои слова.

– Пока ты жрал, я тренировался. Пока ты напивался, я тренировался. Пока ты развлекался с бабами, я тренировался – в течение всего времени, что прошло между училищем и Академией.

– Лорн Аркос не берет учеников, – шипит Кассий, – уже тридцать лет как не берет!

– Для меня он сделал исключение.

– Врешь!

– Да что ты! – смеюсь я. – Думаешь, я пришел сюда, чтобы меня убили? Решил, что моя жизнь в твоих руках? О нет, Кассий, я явился, чтобы заколоть тебя на глазах у твоих родителей!

Он пятится назад, переводя взгляд то на отца, то на Карнуса.

– Будет тебе, братишка! Разве ты не хочешь посмотреть, как я научился фехтовать? – спрашиваю я с усмешкой.

Кассий останавливается, и я набрасываюсь на него, словно хищник в ночи, слегка приподняв плечи, бесшумно, как сама тьма.

В голове звучат слова Лорна: «Глупец обрывает листву. Дикарь валит ствол. Мудрец же перерубает корни». Я мечу Кассию между ногами, обрушивая на него атаку за атакой. Они длятся вовсе не четыре секунды, как учат всех золотых, а семь. Потом шесть, чтобы быть более непредсказуемым. Двенадцать ударов в каждой атаке.

Защищается он просто безупречно, и если бы я дрался с ним в той манере, какую он мне когда-то демонстрировал, то продержался бы недолго. Только вот двигаться меня учил мой дядя, а убивать – великий боец, живая легенда. В ярости я вращаюсь на месте, подпрыгиваю и наношу удар сверху вниз, обрушиваясь на Кассия, будто сметающий все на своем пути смерч. Когда он атакует, я уклоняюсь и жду, пока он не совершит ошибку, как показывал мне Лорн Аркос. Всегда двигайся по кругу. Никогда не отступай. Если позволишь противнику потеснить тебя назад, атака обречена на провал. Используй силу противника для создания новых углов при атаке. Обтекай его со всех сторон. Стиль гибкой ивы. В защите – изящный, текучий, как весенняя песня, а в нападении – жесткий и хлесткий, словно ветви ивы зимой, когда леденящий ветер завывает в горах.

Сейчас во мне соединились алый и золотой.

Лезвие сверкает в моих руках, превращаясь то в хлыст, то в изогнутый клинок, он вонзается в оружие врага, а потом под силой моих ударов не выдерживает и его эгида. Кассий едва стоит на ногах, не в силах смириться с тем, что его, чемпиона, побеждает какой-то выскочка из низов.

Я смеюсь. Нет, я хохочу как безумец, заставляя толпу зевак в ужасе ахнуть, когда выходит из строя эгида Кассия и щит выключается. Из датчика на предплечье с шипением вылетает несколько искр. Наношу удар хлыстом по его локтю, коленной чашечке и щиколотке. Потом переключаю хлыст в режим лезвия и бью Кассия наотмашь по лицу. Останавливаюсь, отхожу назад и замираю с хлыстом в руке, а в следующую секунду он становится серповидным клинком. Собравшиеся вокруг нас никогда не забудут этого момента.

Женщины в ужасе кричат, глядя на Кассия: любовницы, с которыми он знался в юности, смотрят на то, как любезный дружок, в свое время уложивший их в постель, покидает их, так и не выполнив данных обещаний; теперь они думают, что потеряли лучшего представителя своего поколения. Замерев от страха, они, будто загипнотизированные, наблюдают за тем, как другой мужчина превращает его в кровавую массу.

Я выставляю Кассия на посмешище не просто так. Нужно, чтобы из тлеющей между домами Беллона и Августусов ненависти разгорелось пламя войны.

Хожу по кругу, словно лев в клетке, а потом приближаюсь к императору Беллона и останавливаюсь в паре шагов от него.

– Ваш сын умрет, – кровожадно рычу я, – а вы будете стоять и смотреть?

Коренастая фигура, квадратная челюсть скрыта заостренной бородкой. В его глазах блестят слезы, но он молчит. Он благородный человек и не поступится своей честью, даже если ради этого ему придется смотреть, как убивают любимого сына.

А вот жена императора Беллона не настолько сдержанна. Она клокочет от ярости и бросает на верховную правительницу уничтожающий взгляд, обвиняя ее в гибели наследника. Я понимаю, чего она хочет. Возвращаюсь к Кассию. Что ж, любуйтесь, как он умирает, ведь и мне пришлось увидеть казнь Эо.

– Леди Беллона, хватит ли у вас благородства спокойно вынести такое зрелище? Будете наблюдать, как Кассий исчезает из этого мира? – кричу я, ее губы искривляются, и она что-то шепчет Карнусу и Кэгни. – Неужели это все, на что способен дом Беллона? Когда на ваше пастбище приходит волк, вы просто стоите, как покорные овцы?

Я делаю из нашей дуэли настоящее шоу, предназначенное для наиболее горячих голов из дома Беллона. Кассий еще сопротивляется, но спотыкается, когда мой хлыст обжигает его колено, и падает в снег, отчаянно пытаясь встать. Кровавый след похож на тень, затаившуюся у его ног. Точно так же, медленно и хладнокровно, он убивал Титуса. В панике он смотрит на свою семью, понимая, что видит их всех в последний раз. Золотые в Долину не верят, для них рай наступает уже в этой жизни. Кассий выглядит плачевно, и, несмотря на всю мою ненависть, мне его жаль.

По наущению леди Беллона Кэгни уже шагнула вперед. Ее миловидное лицо искажено от ярости. Мне надо всего лишь сделать больно ее любимому кузену Кассию еще разок. Но император Беллона твердой рукой берет племянницу за плечо и заставляет отступить. С мрачной злобой косится на Августуса, а затем обводит взглядом всех собравшихся и глухо произносит:

– Никто из дома Беллона не станет вмешиваться. Слово чести!

Однако жена с ним не согласна. Она еще раз многозначительно смотрит на верховную правительницу, та поднимает руку и говорит:

– Стой! Стой, Андромедус!

Я искренне удивлен тем, что она пытается остановить меня.

Все присутствующие оборачиваются к возвышению, на котором стоит верховная правительница. Кассий пытается отдышаться. Неужели она такая дура? Быть того не может! Своим вмешательством она лишь подтверждает слухи, признается в том, что завела фаворитов. Она выбрала дом Беллона. Они займут место Августуса на Марсе. Кассий должен был сыграть в этой игре не последнюю роль, а теперь из-за ее просчета он вот-вот умрет и планы Октавии пойдут прахом. Тем не менее я не думал, что она решится на такое. Глупо, недальновидно! Из-за своей гордыни она совершенно потеряла рассудок.

– Недавно в правила была внесена поправка. Поскольку белый не имел возможности дать благословение на начало дуэли, она ведется до смерти или поражения одного из участников, – заявляет правительница, поглядывая на мать Кассия. – Таковы правила поединка. Слишком много наших любимых детей лишаются жизни в процессе обучения. Нам незачем терять двух прекрасных юношей из-за каких-то школьных выходок!

– Но, госпожа! – возмущается Августус, которого уже обуяла жажда крови. – Закон есть закон! Как только дуэль объявлена, ни один мужчина и ни одна женщина не имеют права менять правила!

– Цитируешь законы, Нерон? Какая неожиданная ирония судьбы!

В толпе раздаются смешки, – очевидно, слухи о том, как Августус пытался дать взятку руководству училища, чтобы протолкнуть на первое место Шакала, до сих пор не забыты.

– Госпожа, мы поддерживаем Августуса! – раздается чей-то зычный голос, и вперед выходит Даксо Телеманус.

Старший брат Пакса, такого же громадного роста, как и мой друг, но менее ужасной наружности. Больше похож на высокую сосну, чем на огромный валун. Он лыс, как и его отец Кавакс, на голове вытатуированы золотые ангелы. Сонные глаза смотрят с озорной искоркой из-под кустистых бровей.

– Кто бы сомневался! – шипит мать Кассия.

– Измена! – рычит Кавакс, отец Даксо, поглаживая то длинную рыжую бороду, то лису, уютно устроившуюся на его левой руке. – Дело пахнет изменой и фаворитизмом! Я человек терпеливый, но сейчас я оскорблен! Оскорблен!

– Осторожнее, Кавакс! – ледяным тоном произносит Октавия. – Следи за речью!

– Что такого он сказал?! – восклицает Даксо, обводя взглядом семьи с Газовых Гигантов, зная, что те наверняка его поддержат. – Полагаю, госпожа, что отец имеет право говорить все, что думает, так как даже ваши слова не могут изменить закон! Ваш отец знал об этом не понаслышке, не правда ли?

Фурии Октавии с угрожающим видом выступают вперед, но сама верховная правительница лишь сдержанно улыбается и говорит:

– Не забывай, молодой Телеманус, что мое слово и есть закон!

А вот это она зря. Золотой может править другими золотыми. Но объявлять свою волю законом дело опасное. Верховная правительница уже так давно восседает на Троне Зари, что совсем об этом позабыла. Ее заявление очень похоже на вызов.

Вызов, который я принимаю с распростертыми объятиями.