Текст книги "Заклинание для хамелеона"

– Мои предки были из Первой волны, – с долей гордости сказал Бинк. – Магия у нас была всегда, а с кентаврами мы вообще не воевали.

– То, что я тебя из сонного леса вывела, еще не повод задирать нос, человек, – строго сказала Чери. – Мы знаем историю, а вы – нет.

Бинк понял: надо сбавить тон, если он хочет и дальше путешествовать верхом. А как не хотеть? Чери – славная компания: знает всю здешнюю магию, поможет избежать напастей, а главное – с ней дорога бежит быстро, пока ножки усталые отдыхают. Уже миль десять проехали, не меньше.

– Извини, – сказал он. – Это во мне фамильная гордость заговорила.

– Фамильная гордость – дело хорошее, – сказала она, удовлетворившись его извинением, и осторожно перешла по наваленным бревнам через бурный ручей.

Вдруг Бинку захотелось пить.

– Давай остановимся, водички хлебнем, – предложил он.

Она фыркнула совсем по-лошадиному:

– Только не здесь! Кто этой водицы напьется, станет рыбой.

– Рыбой? – Бинк вдвойне порадовался, что у него такой проводник. А иначе он непременно попил бы. Но может, Чери попросту разыгрывает его или хочет отпугнуть от этих мест. – Но почему?

– Речка живностью сама себя пополняет. Двадцать один год назад злой волшебник Трент повывел здесь всю рыбу.

Бинку как-то не особенно верилось в магию неодушевленных предметов, особенно такую сильную. Как может речка чего-то хотеть? С другой стороны, он вспомнил, как Обзорный камень уберег себя от разрушения. На всякий случай лучше признать, что некоторые природные объекты способны сами творить чары.

А вот упоминание о Тренте его заинтересовало:

– Здесь был злой волшебник? Я-то думал, он только к нашей деревне имел касательство.

– Трент был везде, – сказала Чери. – Он хотел, чтобы мы, кентавры, выступили на его стороне, а когда мы отказались – мы по Договору не должны вмешиваться в людские дела, – показал нам, на что способен. Каждую рыбешку в этой речке превратил в электрожучка и исчез. Решил, наверное, что эти твари кусачие заставят нас передумать.

– А что же он не превратил рыб в человеческую армию и не попробовал победить вас с ее помощью?

– Пустое дело, Бинк. Они получили бы человеческие тела, но мозги-то остались бы рыбьими. Солдаты получились бы жидковатые, а если даже и хорошие, то не стали бы воевать за него, а сами бы на него напали. Он же их заколдовал.

– Пожалуй, я как-то не подумал. Значит, превратил в электрических жучков и смылся, чтоб они его не закоротили? И тогда они принялись за вас?

– Да. Скверное было время. Жучки носились тучами, дергали нас, электрогриль нам устраивали. У меня до сих пор шрамы на… – она замолчала и поморщилась, – на хвосте.

Чистейший эвфемизм!

– И что же вы делали? – осведомился Бинк, вконец зачарованный рассказом. Он украдкой обернулся поглядеть, не видно ли шрамов. В том, что увидел, он никаких изъянов не усмотрел.

– Трента вскоре изгнали, и мы попросили Хамфри снять чары.

– Но добрый волшебник превращать не умеет.

– Да, но он подсказал нам, где взять отворотное средство. Мы им намазались, и жучки, лишившись нашего паленого мяса, вскоре вымерли. Ценная информация – это тоже средство, а уж информацией-то добрый волшебник располагает.

– Поэтому я к нему и иду, – сказал Бинк. – Только за один ответ он требует целый год службы.

– Кому ты это говоришь? Триста кентавров – и год службы с каждого. Ох и поработали!

– Что, он потребовал плату со всех? И что же вы для него делали?

– Нам запрещено рассказывать, – уклончиво ответила Чери.

Теперь Бинку стало любопытно вдвойне, но он понял, что переспрашивать не стоит. Слово, данное кентавром, нерушимо. Но что же такое могло понадобиться Хамфри, чего он сам не мог добиться сотней известных ему заклинаний или доступной ему надежной информацией? Хамфри ведь, в сущности, прорицатель, он может узнать все, чего не знает, – вот и весь секрет его колоссальной силы. Возможно, старейшины потому и не спрашивали доброго волшебника, что им делать с королем-маразматиком, что и сами прекрасно знали ответ: сместите старого короля и посадите на его место нового, свеженького волшебника. На это они явно не пойдут. Даже если бы знали, где найти подходящего молодого волшебника.

Да, в Ксанфе много тайн, много нерешенных проблем, и Бинку вряд ли дано познать их все или что-нибудь решить. Он давно уже приучился покоряться неизбежному. Хотя и со скрипом.

Они переправились через речку, и тропа пошла вверх. Ее поджимали густые деревья, поперек тропы дыбились толстые узловатые корни. Никакой враждебной магии Бинк не ощущал: то ли кентавры хорошенько вычистили эти места, как жители Северянки вычистили ближайшие окрестности, то ли Чери настолько изучила эту тропу, что избегала всех напастей чисто механически, даже не замечая их. Пожалуй, и то и другое.

Да, жизнь ставит много трудных вопросов и сама же предлагает множество вариантов ответов, и зачастую самое мудрое – выбрать понемножку из каждого варианта.

– Что ж это за история, которую ты знаешь, а я нет? – спросил немного заскучавший Бинк.

– О волнах людей-колонистов? Да, у нас есть данные о каждой волне. С тех пор как у нас есть щит и Договор, жить стало спокойнее. Волны – это был ужас и кошмар!

– Только не Первая волна! – патриотично заявил Бинк. – Мы были мирные.

– Вот-вот. Раз вы сейчас мирные, если не считать кучки бандитов-малолеток, то полагаете, что и предки ваши были мирные. Но мои-то предки думали иначе. Им было бы лучше, если бы человек вообще не ступал на землю Ксанфа.

– Мой учитель был кентавр, – сказал Бинк, – но он никогда не говорил нам о…

– За правду его бы враз уволили.

Бинк почувствовал себя неловко:

– А ты меня не подначиваешь? Знаешь, мне лишних неприятностей не надо. Я, конечно, любопытен, только мне своих забот хватает.

Она повернула голову и кротко посмотрела на него, изогнувшись при этом с феерическим изяществом – в талии Чери была намного гибче любой человеческой девушки, вероятно, потому, что кентаврам тяжелее развернуться всем телом. Если бы ее нижняя часть была под стать верхней… ах, какая из нее получилась бы девушка!

– Учитель не солгал тебе. Кентавры никогда не лгут. Просто он немного подредактировал информацию в соответствии с приказом короля, чтобы не заполнять впечатлительные детские умы тем, чего, по мнению их родителей, им знать не надо. Это и есть обучение.

– У меня и в мыслях не было в чем-то упрекнуть учителя, – поспешно проговорил Бинк. – Он мне даже нравился: ему единственному никогда не надоедали мои бесконечные вопросы. Я от него очень много узнал. Но по части истории я, пожалуй, не очень любопытствовал. Меня больше занимало другое, то, на что он не мог ответить… Но он хотя бы рассказал мне о добром волшебнике Хамфри.

– Позволь спросить, какой у тебя вопрос к Хамфри?

Отчего бы и впрямь не рассказать ей?

– У меня нет магии, – признался Бинк. – Во всяком случае, я ее не чувствую. И я все детство страдал от того, что не мог ею пользоваться. Скажем, бегал я быстрее всех, но в беге всегда побеждал парнишка, умеющий левитировать. И так во всем.

– Кентавры с магией не дружат, – заметила Чери. – Мы ее не взяли бы, даже если бы нам предложили.

Бинк этому не поверил, но спорить не стал:

– У людей на сей счет другое мнение. Когда я подрос, стало еще хуже. Если я не проявлю какой-нибудь магический талант, меня отправят в изгнание. Надеюсь, что волшебник Хамфри… В общем, если у меня откроется магия, я смогу остаться, жениться на моей девушке, наконец-то начать уважать себя.

Чери кивнула:

– Я подозревала что-то в этом роде. Пожалуй, на твоем месте я бы подавила желание непременно обзавестись магией. Но у вашей культуры искаженные ценности. Достоинство гражданина должно опираться на личные качества и достижения, а не на…

– Вот именно! – со страстью подтвердил Бинк.

Она улыбнулась.

– Тебе бы кентавром родиться, – она тряхнула головой, красиво взметнув волосы. – Ты отправился в опасное путешествие.

– Иначе пришлось бы отправляться в Обыкновению. А это еще опаснее.

Она вновь кивнула:

– Что ж, ты удовлетворил мое любопытство. А я удовлетворю твое – расскажу тебе правду о том, как люди вторгались в Ксанф. Но предупреждаю, она тебе не очень понравится.

– Правда о самом себе мне тоже вряд ли понравится, – печально заметил Бинк, – так что лучше уж выкладывай.

– Несколько тысячелетий Ксанф был сравнительно мирной страной, – начала она несколько педантичным тоном, так знакомым ему со школьных дней. Возможно, каждый кентавр в душе педагог. – Здесь существовала магия, сильная магия, но без ненужной жестокости. Главенствующим видом были мы, кентавры, но, как ты знаешь, магии у нас не было и нет. Мы сами по себе существа магические. Изначально, надо полагать, мы пришли сюда из Обыкновении, но это было так давно, что даже наши летописи об этом молчат.

У Бинка в мозгу что-то щелкнуло.

– Не знаю, так ли это – что магические существа не способны к магии. Я видел, как мыш-крохобор телепортировал крошку хлеба…

– А ты уверен, что это была не простая мышь? Мыши способны на магию, поскольку являются естественными существами – по нашей таксономии…

– Да точно мыш-крохобор, а не такса и тем более не номия какая-то! – горячо возразил Бинк.

– Таксономия, – со снисходительной улыбкой поправила Чери, – это классификация животных, еще одна специальность кентавров.

– Вот как, – смущенно проговорил Бинк. – Вообще-то сейчас я не совсем уверен, что это был мыш-крохобор.

– Честно говоря, мы тоже не вполне уверены, – признала она. – Вполне возможно, что некоторые магические создания и сами способны на магию. Но, как правило, можно либо быть чудом, либо творить чудеса. И это правильно. Сам подумай, какой кавардак мог бы устроить дракон-волшебник!

Бинк подумал и содрогнулся.

– Давай вернемся к уроку истории, – предложил он.

– Около тысячи лет назад первое человеческое племя обнаружило Ксанф. Они решили, что это обычный полуостров, влезли сюда, порубили деревья, поубивали животных. Чтобы победить их, здешней магии было более чем достаточно, но никогда раньше Ксанф не подвергался такому бессердечному, планомерному истреблению, и мы даже не могли в это поверить. Мы думали, что люди скоро уйдут. Но они поняли, что Ксанф – волшебная страна, увидели, как левитируют животные и шевелят ветвями деревья. Стали охотиться на грифонов и единорогов. Если тебя удивляет, что эти животные ненавидят людей, то уверяю тебя, у них на это есть все основания: будь их предки дружелюбны, их бы и в помине не осталось. Первопришельцы оказались существами без магии в волшебной стране, и, когда они справились с первым потрясением, им здесь понравилось.

– Но это не так! – воскликнул Бинк. – У людей самая сильная магия. Посмотри на всех великих волшебников. Сама же только что рассказывала, как злой волшебник Трент превратил всю рыбу в…

– Полегче, а то скину! – рявкнула Чери, свирепо свистнув хвостом под самым ухом Бинка. – Ты и четверти всего не знаешь. Разумеется, сейчас у людей магия есть. Им же на беду. Но изначально ее не было.

Бинк не стал спорить. Молчать – чего же проще? Эта кентаврица очень ему нравилась. Отвечала на вопросы, которые он еще и не додумался задать.

– Извини. Все это для меня так ново.

– Ты мне напоминаешь Честера. Бьюсь об заклад, ты тоже большой упрямец.

– Да, – смиренно пролепетал Бинк.

Она засмеялась, и смех ее отчасти напоминал ржание.

– Ты мне нравишься, человек. Желаю тебе обрести… – она брезгливо поджала губы, – свою магию.

Она лучезарно улыбнулась и тут же посерьезнела:

– У этих, из Первой волны, не было никакой магии, но когда они узнали, чего можно добиться с ее помощью, то стали прямо бредить ею, хотя и боялись тоже. Многие из них утонули в озере с теплым мороком, других скушали драконы, а когда они увидели первого василиска…

– А василиски еще водятся? – встревоженно перебил кентаврицу Бинк, мгновенно вспомнив встречу с хамелеоном. Тот уставился на Бинка, прикинувшись василиском, да сам тут же и погиб, словно его магия против него и обернулась. Надо еще разобраться, что бы это все значило.

– Есть, но немного, – ответила Чери. – Над их истреблением потрудились и люди, и кентавры. Знаешь, их взгляд для нас тоже смертелен. И теперь они прячутся – знают, что стоит им таким образом убить хотя бы одно разумное существо, и на них обрушится целая армия мстителей в зеркальных масках. Василиск – не ровня предупрежденному человеку или кентавру, это всего лишь небольшая крылатая ящерица с головой и когтями курицы. И не очень умная. Да и ум им без надобности.

– Слушай, а может, разум и есть тот недостающий фактор? – воскликнул Бинк. – Существо может творить чудеса, быть чудом или иметь ум – или любые два из трех вариантов, но не все три вместе. Тогда мыш-крохобор может двигать предметы на расстоянии, а умный дракон не может.

Чери вновь повернула голову и посмотрела на Бинка:

– Мысль оригинальная. Ты и сам довольно умен. Мне надо над этим подумать. Но пока мы это не подтвердили, не стоит без защиты забираться в самую Глухомань: вдруг нарвешься на умного монстра, владеющего магией.

– В Глухомань я не полезу, – пообещал Бинк. – Во всяком случае, не сойду с проложенной тропы, пока не доберусь до замка волшебника. Не хочу, чтоб меня какие-то ящерицы насмерть засмотрели.

– Твои предки были более агрессивны, – заметила Чери, – потому так много их и погибло. Но они покорили Ксанф и создали анклав, где магия была под запретом. Понимаешь, страна им понравилась и плоды магии пришлись по душе, но не на пороге же собственного дома. Поэтому они вырубили весь лес, убили всех магических животных и растения и построили огромную каменную стену.

– Руины! – воскликнул Бинк. – Я-то думал, это старые камни от вражеского лагеря.

– Они остались с Первой волны, – твердо повторила Чери.

– Но я же сам потомок…

– Я предупреждала, что тебе не понравится.

– Мне и не нравится, – согласился он, – но выслушать я хочу. Каким образом мои предки…

– Они поселились в обнесенной стеной деревне, высадили обыкновенские семена, стали разводить обыкновенский скот. Бобы там, коров бескрылых… Переженились на женщинах, которых привели с собой или похитили в ближайших обыкновенских поселениях, детей завели. Ксанф оказался хорошей землей, даже в той немагической зоне. Но потом случилось нечто поразительное.

Чери снова повернула к нему лицо и посмотрела чуть искоса. У человеческих девушек такие взгляды получаются очень мило. Но и у девушки-кентавра вышло неплохо, особенно если прищуриться и видеть только ее человечью часть. Ну очень мила, хоть он и знает, что кентаврий век подольше человечьего и ей лет пятьдесят, не меньше. А выглядит на двадцать – да на какие двадцать! Людям и не мечталось. Да, такую красотку никакая уздечка не удержит!

– Что случилось? – спросил он, понимая, что она ждет от него вразумительной реакции. Кентавры – хорошие рассказчики и слушателей любят хороших.

– Их дети стали рождаться с магическими способностями.

– Ага! Значит, у Первой волны была магия!

– Не было! Магия – в самой земле Ксанфа. Эффект среды обитания. У детей он выражается сильнее – они податливей, а лучше всего – у младенцев, зачатых и рожденных здесь. Взрослые, даже живущие здесь давно, склонны подавлять в себе имеющиеся таланты, поскольку убеждены, что «этого не может быть». Но дети принимают все как есть. Поэтому у них не только больше врожденного таланта, но и более положительное его восприятие.

– Я ничего этого не знал, – сказал Бинк. – У родителей намного больше магии, чем у меня. Среди моих предков были волшебники. Но я… – он помрачнел. – Боюсь, я сильно разочаровал родителей. По идее, у меня должна бы быть очень сильная магия, может, даже на уровне волшебника. А выходит…

Чери деликатно воздержалась от комментариев.

– Сначала люди приходили в ужас. Но вскоре смирились и даже стали поощрять развитие некоторых талантов. Один из мальчишек умел превращать свинец в золото. Так они все холмы перерыли, свинец искали, а потом пришлось посылать за ним экспедицию в Обыкновению. Будто свинец оказался ценнее золота.

– Но Ксанф не имеет дел с Обыкновенней.

– Ты забываешь, что это древняя история.

– Прости еще раз. Я так часто перебиваю, потому что мне интересно.

– Ты отличный слушатель, – сказала Чери, и он обрадовался ее похвале. – Большинство людей вообще не стали бы слушать, потому что история для них не очень лестна.

– Может, и я не стал бы с такой охотой слушать, если бы мне не предстояло изгнание, – признался Бинк. – Я могу работать только головой и телом, поэтому лучше знать все, как оно есть.

– Похвальная философия. Кстати, я везу тебя дальше, чем собиралась, потому что ты так хорошо, внимательно слушаешь. В общем, свинец они получили, но заплатили за него страшную цену. В Обыкновении узнали о магии. Они там верны себе – алчные, завистливые. От мысли, что можно получить дешевое золото, совсем ошалели – вторглись в Ксанф, взяли стену штурмом и перебили всех мужчин и детей Первой волны.

– Но… – в ужасе возразил Бинк.

– То была Вторая волна, – участливо сказала Чери. – Женщин они убивать не стали: войско Второй волны состояло из одних мужчин. Они думали, что найдут машину, превращающую свинец в золото, или узнают тайную формулу для алхимического процесса. Они не особенно верили в магию – для них это было просто удобное слово для обозначения всего непонятного. Они слишком поздно поняли, что свинец превращала в золото магия ребенка. Они уничтожили то, за чем пришли.

– Какой ужас! – сказал Бинк. – Ты хочешь сказать, что я произошел от…

– От изнасилованной женщины Первой волны. Другими словами твою родословную не определить. Нам, кентаврам, люди Первой волны были малосимпатичны, но тогда нам стало их жалко. Вторая волна была намного хуже. Настоящие пираты, грабители. Если бы мы знали, то помогли бы людям Первой волны победить их. Наши лучники подстерегли бы их в засаде… – она пожала плечами. Мастерство лучников-кентавров вошло в легенды, и заострять на нем внимание не было надобности.

– Захватчики осели на наших землях, – продолжила Чери после паузы, – и разослали собственных стрелков по всему Ксанфу. Они убивали… – она замолчала, и Бинк понял, как тяжело она переживает горькую иронию ситуации, когда ее родичи пали от стрел, пущенных неумелыми людскими руками. Чери содрогнулась, едва не сбросив Бинка, и заставила себя продолжать:

– Отстреливали кентавров на мясо. Но потом мы организовались и напали на их лагерь, перебили половину, и только тогда они согласились оставить нас в покое. Но даже после этого не особенно соблюдали условия соглашения, ибо чувство чести им почти неведомо.

– А их дети рождались с магией, – подхватил Бинк, начиная понимать принцип. – А потом пришла Третья волна, перебила Вторую…

– Да, это случилось через несколько поколений и было не менее кровавым. К тому времени люди Второй волны стали относительно сносными соседями. И вновь уцелели только женщины, да и их немного. Эти женщины прожили в Ксанфе всю жизнь и обладали очень сильной магией. С ее помощью они поодиночке извели всех мужей-насильников и сумели отвести от себя все подозрения. Но их победа обернулась поражением – у них вовсе не осталось мужей. И тогда им самим пришлось пригласить обыкновенов…

– Какая мерзость! – воскликнул Бинк. – Я унаследовал тысячелетний позор!

– Не только. История человека в Ксанфе очень жестока, но в ней есть славные страницы, даже своего рода величие. Женщины Второй волны действовали обдуманно, они привели лучших мужчин, каких только сумели найти. Самых сильных, добрых, умных, справедливых, таких, кто понимал, куда идет, и шел по зову души, а не из жадности. Они поклялись хранить тайну Ксанфа и верность ему. Да, они были обыкновены, но благородные.

– Четвертая волна! – обрадовался Бинк. – Самая лучшая.

– Да. Женщины Ксанфа стали вдовами, жертвами насилия, наконец, убийцами. Иные из них состарились, война изувечила их тела и души. Но все они обладали сильной магией и железной волей; они пережили жесточайшее испытание, погубившее всех остальных людей в Ксанфе. Эти их качества были заметны любому. Когда прибывшие сюда мужчины узнали всю правду, некоторые из них сразу вернулись в Обыкновению. Но другим пришелся по вкусу брак с ведьмами. Они хотели, чтобы у их детей была сильная магия, и считали, что свойство это наследственное. Так что молодость и красота в расчет почти не принимались. Из них получились прекрасные мужья. Другие, экологи, хотели развить и защитить уникальный природный потенциал Ксанфа, а самым ценным богатством нашей земли они считали магию. К тому же Четвертая волна состояла не только из мужчин, были среди них и тщательно отобранные молодые женщины – будущие жены для подросших детей. Так удалось избежать ненужного кровосмешения. В общем, можно говорить не о захвате, а о мирной колонизации, основанной не на убийстве, а на разумных экономических и биологических принципах.

– Знаю, – сказал Бинк. – В той волне и появились первые великие волшебники.

– Именно так. Конечно, потом были и другие волны, но уже не столь значительные. Человек стал доминирующим видом в Ксанфе именно с Четвертой волны. В следующих нашествиях многие погибли, еще больше людей оказались вытеснены в самую глушь. Но цепь человеческих поколений больше не прерывалась. Почти каждый из вас, кто обладает умом или магией, ведет свой род от Четвертой волны. Убеждена, что и ты тоже.

– Да. У меня есть предки в каждой из шести первых волн. Но мне всегда казалось, что самая важная – Первая.

– Волны прекратились лишь с установкой щита. Он не пропускает обыкновенские существа в Ксанф, и наоборот. Ох, как его воспевали: спасение Ксанфа, гарант благоденствия! Только лучше отчего-то не стало. Словно поменяли одну беду на другую. За последнее столетие нашествия полностью прекратились, зато появились другие напасти.

– Вроде электрожучков, вжиков и плохого волшебника Трента, – подхватил Бинк. – Магические напасти.

– Трент не был плохим волшебником, – поправила Чери, – он был злой волшебник. Разница принципиальная.

– Ммм, да. Он был хороший злой волшебник. Какое счастье, что он не успел завоевать Ксанф!

– Разумеется. Но вдруг появится другой злой волшебник? Или снова вылезут вжики? Кто спасет Ксанф на этот раз?

– Не знаю, – честно ответил Бинк.

– Иногда я сомневаюсь, что щит – такое уж великое благо. Он создает своего рода парниковый эффект: усиливает магию в Ксанфе, не допуская рассеивания вовне. И магия будто накапливается до критической точки. С другой стороны, мне бы очень не хотелось вернуться во времена волн.

С подобной точкой зрения Бинк сталкивался впервые.

– Мне как-то не понять, что за беда, если магия в Ксанфе становится сильнее? – сказал он. – Лично мне хочется, чтобы ее было чуточку побольше. Чтоб хватило и на меня, на мой талант.

– Без него тебе было бы лучше, – отозвалась Чери. – Вот если бы король разрешил тебе остаться…

– Ха! По-твоему, выходит, мне лучше жить отшельником в самой Глухомани? В деревне-то не потерпят человека без таланта.

– Странная параллель, – пробормотала Чери.

– Что?

– Так, ничего. Просто вспомнился Герман-отшельник. Несколько лет назад его изгнали из нашего табуна за непристойность.

Бинк засмеялся:

– Что может быть непристойным для кентавра? Что он сделал?

– Дальше не поеду, – сухо сказала Чери, резко остановившись на самом краю симпатичной цветочной поляны.

Бинк понял, что сказал что-то не то:

– Я не хотел обидеть… Извини, если что…

Чери заметно смягчилась:

– Ну да, ты же не знаешь… От запаха этих цветов кентавры совсем дуреют. Приближаться к ним можно только в самых крайних случаях. По-моему, замок волшебника Хамфри милях в пяти на юг. Остерегайся злой магии. Надеюсь, ты найдешь свой талант.

– Спасибо! – с чувством сказал Бинк и соскользнул с ее спины.

От долгой езды ноги у него слегка задеревенели, но он знал, что Чери сэкономила ему целый день хода. Он обошел ее, встал лицом к лицу и протянул руку.

Чери пожала ее, а потом наклонила голову и поцеловала его – в лоб, по-матерински. Это она, конечно, зря… Но Бинк механически улыбнулся в ответ и пошел. За спиной он слышал удаляющийся стук ее копыт, и ему вдруг стало одиноко. К счастью, путь его подходил к концу.

Но любопытство не оставляло его: что же такое сотворил Герман-отшельник, что даже кентавры сочли непристойным?