Текст книги "Дом доктора Ди"

«И сие происходит въяве?»

«Я гляжу в камень своим телесным взором, доктор Ди, а не мысленным. Сейчас этот человек идет прямо к нашему дому! Он уже поравнялся со старым колодцем».

«Неужели он так близко?..»

«Он приближается к дому. Делает взмах, словно желая постучать в дверь. Но вдруг опускает руку и смеется». Внезапно Келли рывком откинулся назад. «Он бросил из камня пылью мне в глаза».

«Глядите же в камень, – взмолился я, – ведь сей старец совсем рядом с нами».

«Вот он дернул завесу, как бы обернув ее вокруг камня, и я более ничего не вижу».

Он распрямил спину, лихорадочно дрожа, и я готов был задрожать вместе с ним: что за призрак или демон едва не постучался ко мне в дверь? И тут я вспомнил отца. «Не было ли у того престарелого человека седой раздвоенной бороды?» – спросил я Келли, который уже вновь оперся на столик, вглядываясь в камень точно во сне.

«У него не было бороды. Он был одет в странные одежды». Келли опять разогнул спину и сел прямо. «Но теперь я вижу другого, целиком заключенного в пламень. Да, он состоит из великого множества языков огня. Вот он уподобился большому огненному колесу величиной с колесо телеги, и оно вращается в камне. Вот оно пропало. Теперь исчезло все». Он покрылся обильным потом и провел рукой по лицу. «На сегодня с меня хватит. Лицезрение подобных картин достается смертным чересчур дорогой ценой».

«Что говорить о цене, – сказал я, пытаясь ободрить его, – если нас ждет высочайшая из всех мыслимых наград? Здесь, в камне, заключено сокровище».

«Вы имеете в виду тайну золота?» Его вдруг снова бросило в пот. «Я думал, она вам ведома».

«Нет, не золота, но гораздо более чудесных субстанций. Если сии духи – посланники Бога, в чем я убежден нерушимо, то они способны помочь нам в поисках сердцевины самого времени».

«Но тайна золота вам известна? По сему предмету вам нечего испрашивать помощи?»

«Мне ведомы многие тайны и секреты, мистер Келли, о каковых я расскажу в свой час. Однако ныне мы близимся к разрешению более великой тайны, и я прошу вас вернуться к вашему занятию. Если вы жаждете злата, алмазов или иных драгоценностей, обратите свой взор к священному кристаллу».

Через две недели после этого разговора в келье прозрений случились перемены. Я вошел туда чуть позднее своего напарника – меня задержала необходимость сказать несколько гневных слов слуге, не вымывшему мой ночной горшок, – и застал его сидящим на стуле в некоем изумлении. «Вы слышите звуки?» – спросил он меня.

«Где?»

«Где же, как не в кристалле? Там раздается шум. Разве вы его не слышите?»

В испуге я отступил назад, но затем меня одолело любопытство; я приблизился к камню и спустя несколько мгновений услыхал в нем потрескиванье или позвякиванье, хотя его не тревожила ни рука смертного, ни что бы то ни было иное, принадлежащее этому миру. «Я слышу нечто, – прошептал я, – подобное звону связки ключей, которую трясут скоро и сильно».

«Вы надеялись услышать голоса, сэр, но это всего только шум».

«Кто знает, что произойдет дальше? Быть может, это лишь первая нота целой песни».

В последующие недели правота моя была доказана: Эдуард Келли склонялся над камнем, и при его посредстве я обрел возможность беседовать с духами. Первою явилась к нам маленькая девочка не старше семи или восьми лет: он ясно увидел ее сидящей на скале в пустынном месте и спросил, откуда она. Я ничего не видел и не слышал, но он повторял все.

«Я вторая по возрасту в нашей семье, – ответила она. – У меня дома остались малютки».

«Спросите, где ее дом, мистер Келли».

Он задал ей этот вопрос, и она отвечала так: «Я не осмеливаюсь сказать, где мы живем. Меня побьют». Но тут она протянула к нему обе руки, говоря: «Прошу тебя, поиграй со мной немножко, и я скажу, кто я такая».

«Ангел ли она, – спросил я его, – или некий дух более низкого чина, присланный для беседы с нами?» Но тут она исчезла.

Я преклонил колени и начал молиться, а Келли тем временем тушил свечи, одну за другой. «Если вы вступаете в связь с творцом сих существ, – сказал он, снимая нагар с последней, – смотрите, как бы вам не оказаться обманутым».

Теперь келья прозрений погрузилась в довольно густой мрак, ибо я завесил окно гобеленом и убедился в том, что все двери надежно заперты. «Какого же обмана вы опасаетесь?»

«Дьявол порой принимает странные обличья, доктор Ди, и прежде чем довериться этим духам в камне, мы должны еще о многом вопросить их».

На следующей неделе нам не повезло, in crystallo ничего не явилось, и мы уже собрались покидать комнату, как вдруг я услыхал исходящий от камня весьма громкий шум, словно некие люди крушили земляные стены. Скоро он разросся в ужасный стук и грохот – нам почудилось, будто сотрясается весь дом. Мы оборвали молитву и в испуге воззрились друг на друга; тут шум прекратился, и наступила тишина.

Минула еще одна неделя, и, едва усевшись за опытный столик, Эдуард Келли заметил в кристалле движение. «Я вижу двоих мужчин, – сказал он, – беседующих меж собою».

«Слышите ли вы их речи?»

«Один говорит, что видел второго на Харлот-стрит [67]67
  В переводе с английского – «улица шлюх».


[Закрыть] или Шарлот-стрит».

«Но такой улицы не существует».

«Второй тяжко вздыхает. Теперь оба исчезли».

Это было воистину диковинное видение, но когда мы вернулись к кристаллу в очередной раз, нас ожидало еще большее чудо. «В камне гремит гром, – сказал мне Келли, приблизясь к опытному столику. – Еще там как бы некий расплывчатый свет, в коем я различаю фигуру».

«Нам знаком этот человек?»

«Это мужчина, – сказал он. – На нем черный атласный камзол, раздвоенный сзади».

«Кто же он по своей природе? Ждал ли он нас целую неделю?»

Келли повторил мои вопросы и прислушался, словно улавливая ответ. «Того, кто говорит с нами, не следует спрашивать о подобных вещах», – сказал он.

«Может ли он назвать нам свое имя?»

«Он отвечает, что его имя Зальпор, один из Элохим. Сейчас я вижу его ясно. Вокруг его шеи плоеный воротник. Он широкий, с чернотой или синевою по краям».

«Скорее черный. Вопрошайте же его, покуда он не исчез».

«Погодите немного, ибо он приближается. Теперь засмеялся, ха, ха, ха! это громоподобный смех. Вот он говорит, Ди, Ди, я знаю, кто твой тайный враг».

Здесь у меня подпрыгнуло сердце. «Кто же?»

«Род людской».

«О, – воскликнул я, – в его шутке скрыта глубокая правда!» Затем я добавил, уже спокойнее: «Да будет так. Он изрекает лишь истину».

«Ди, Ди, по замыслу Господа суждено тебе претерпевать от недостойных хулу и поношения, быть гонимым на своей родной земле».

Тут мне вспомнились те, кто противостоял мне, – Оустлер, Раштон, Дандас и другие, – и на меня нахлынул великий гнев. «Да, – вскричал я, – пусть невежды тешат себя болтовней, покуда судьба благоприятствует им. Но жирный гусь первым попадает на вертел, и я еще увижу, как удача отвернется от них навсегда!»

Келли жестом призвал меня к молчанию. «Дух говорит опять, – прошептал он. – Но я не могу разобрать его слов. О. Теперь я понял. Я слышу все. Он говорит, что вам, верно, радостно видеть, как эти глупые мотыльки играют с огнем, который пожрет их. Вот он сотрясается. О Боже. Теперь его голова как бы вертится на плечах». Келли продолжал глядеть в камень, а затем, словно по чьей-то чужой воле, произнес следующие слова: «Ди, Ди, склони слух к моему предвещанию. Беги, когда можешь бежать».

После сего призрак исчез из камня, оставив Келли в чрезвычайном смятении – ибо, сказал он, откуда нам знать, из какой сферы он пришел и ангел ли он либо некто еще? «Я согласен глядеть и изустно описывать вам все, что он мне явит, – сказал Келли, – но душа моя восстает против него».

Я же оправился довольно скоро и ответил ему, что бояться нечего, зато достигнуть можно многого. «Сии призраки направляют наш путь в лабиринте знания, – продолжал я. – Добры они или злы – хотя я готов поклясться, что их породили добрые силы, – в любом случае они приносят нам вести из иного мира. Помните, что мы с вами обречены жить здесь, под луною, где материальное тяготеет над нами подобно оковам. Неужто не прислушаемся мы к сим голосам из иных областей или отвратим взор от столь дивных видений? Что же нам делать, как не стремиться к знанию высших сфер? Презрев жалкую человеческую суету, я посвятил кропотливым поискам великой истины всю жизнь, и ничто на свете не заставит меня изменить свой выбор. Я знаю, что вы хотите добыть денег с помощью дистилляции и завершения алхимического процесса»»

«Да нет же, сэр…»

Я поднял руку. «Хотите. И я хочу. Но я вижу впереди сияние, затмевающее блеск любых земных сокровищ, а оно призывает меня сюда, к этому хрустальному камню. И довольно разговоров о демонах. Мы должны идти далее».

Он согласился на это с огромной неохотой, но моя решимость была щедро вознаграждена уже во время очередного сеанса.

«В камне слышится гул, – сказал он мне в тот день, – громкий гул множества голосов. Теперь слышно, как рушатся колонны».

«Вам пока ничто не явилось?»

«Вот возникает некий юноша, он улыбается мне. Он стоит на кафедре, словно уча или проповедуя».

«Что еще вы видите?»

«На нем странная мантия без широких рукавов.

Вместо обычных штанов в обтяжку его ноги прикрыты какой-то тканью. Теперь я вижу другого человека без камзола, в одной рубахе и с такой же тканью на ногах. Между ними происходит краткая беседа или совещание».

«Слышите ли вы, о чем они говорят?»

«Голоса этих людей тихи, словно шепот ветра, но сейчас я, кажется, что-то слышу. Их зовут Мэтью и Дэниэл».

«Святые имена».

«Теперь они говорят о вас и весело смеются».

«Обо мне?» Я был глубоко устрашен этим, однако любопытство возобладало надо всем.

«Вот они ушли. Вот явился другой. Это человек в бархатной мантии, отороченной белым мехом, и он помавает руками, как бы обращаясь к вам. Я повторю его речи слово в слово». Затем Келли стал передавать то, что слышал.

«Джон Ди, Джон Ди, срывался ли ты с лестницы жизни?»

«Да, – отвечал я, – и неоднократно, из-за чужих злоумышлений».

«И потому дорога к благоденствию была для тебя закрыта?»

«Воистину так».

«Что ж, Джон Ди, в сем мире мало дружбы. Но исполнись мужества: в стане врагов твоих есть лишь один властелин, и имя ему страх. Ведом ли тебе некий Ричард Пойнтер, что зовется щеголем Ричардом?»

«Да, отъявленный негодяй, вор и мошенник».

«Он еще жив и распространяет о тебе ложные слухи, но дни его уже сочтены».

«Сладок плод твоей воли».

«То не моя воля, а твоя. Джон Ди, Джон Ди, будь учтив со всеми, но не доверяй никому. Я знаю, сколь дерзки твои замыслы и мятежна душа, но тебе суждено покорить все вершины. Помни, что к Сизифову камню мох не липнет, о нет, и к подошвам Меркурия не пристает трава: так стремись же дальше, чем надеешься досягнуть, пытайся познать весь мир и чекань злато как вещественное, так и духовное. Я говорю тебе, Джон Ди: земных лет достанет тебе на то, чтобы после ухода из сей юдоли оставить по себе славу и память до скончанья веков. И помни, что твой маленький человечек уведет тебя далеко за пределы сосуда, в коем он обитает. Теперь прощай». И Эдуард Келли поник в обмороке. Я был поражен, услыша его слова о гомункулусе, который даже в ту пору был не более чем моею мечтой и моею надеждой, покуда ни во что не воплощенной; но я забыл, что из той сферы они могут видеть все, даже тайны, хранимые у меня в груди.

Да, врата вечности распахнулись широко, и за недели, прошедшие после этой беседы, мы стали свидетелями многих чудес и откровений. Спустя некий срок Келли стало чудиться, будто призраки покидают камень и летают по комнате, и он был жестоко уязвляем их злонамеренными проказами. В его голове раздавались звуки – хотя ничто зримое о сем не говорило, – а когда он садился в зеленое кресло у священного столика, на его правое плечо начинал давить тяжкий груз или невидимое бремя. Ему казалось, что некто пишет на нем, но я не замечал никаких слов. Еще через неделю – мы всегда обращались к магическому кристаллу по пятницам, – сев после полудня рядом со мною, он ощутил у себя на макушке странное шевеление. Затем потустороннее существо снова угнездилось на его правом плече, и он почувствовал исходящее от него сильное тепло.

Но впереди было еще не одно диво: вскоре после этого, когда я ожидал у столика, Эдуарду Келли привиделся над моей головою клуб белого дыма. Потом вокруг его собственного лица заплясали маленькие дымчатые шарики, круглые и величиною с булавочную головку, и он насилу отогнал их от себя. «Сии духи обладают большой мощью, – заметил я немного спустя, когда мы сидели в моем кабинете и обсуждали наши последние наблюдения. – Они становятся зримыми не только в камне, но и в окружающем мире и способны оказывать на нас вещественное воздействие. Так почему бы им, подобно пчелам, не творить мед наряду с воском?»

«Поясните мне это».

«Я желаю познать все, но, кроме того, желаю и свершить все. Лишь тогда достигну я верхнего предела своих устремлений. Хотите услышать больше об искомом нами древнем граде?»

«Я всегда готов внимать вам, как вы могли убедиться».

«Рядом со мною лежат повествования о далеких временах, отстоящих от нашего века более чем на три тысячелетия, – тогда на земле пребывала такая сила, что все люди были равны богам. Именно представители сей допотопной расы – если я, конечно, не заблуждаюсь – и основали волшебный град Лондон. Где-то под землей, среди древних руин, могут и поныне лежать эмблемы и символы того священного поколения, чья власть была столь велика, что его нарекли поколением исполинов, славных не физической, но духовной мощью. И кто знает, какую силу мы обретем, найдя оставшиеся от них предметы и реликвии – что-нибудь наподобие нашего магического кристалла из Гластонбери? Не сможем ли мы тогда поколебать сферы и дотянуться рукою до самих неподвижных звезд?»

«Вы замышляете больше, чем я способен помыслить, доктор Ди. Почему вы говорите мне обо всем этом лишь сейчас?»

«Я бы и прежде упомянул о сих материях, если б вы умели понять меня». Он хотел было сказать еще что-то, однако я жестом остановил его. «Но нам мало только строить планы да догадки. Мы должны действовать, опираясь на то знание, какое у нас есть. Помните чудесную выдумку Эзопа о мухе, что сидела на ступице тележного колеса и молвила, экую пыль я подымаю? Не стоит нам уподобляться сей мухе. Мы должны вращать колесо собственными силами».

«Я не могу проникнуть в смысл ваших речей».

«Мы должны вызвать призраков в камне, как делали прежде, но теперь нам следует открыто вопросить их о том, что нас гложет. Пусть они направят наши шаги прямиком к сокровищам древнего града. Мы приступим к ним с молитвою и душевным трепетом, и однажды они отведут нас под землю, где мы отыщем своих праотцев. Если они станут нашими поводырями, нам не понадобится иного компаса». Он явно ужаснулся моим словам и начал расхаживать взад и вперед по кабинету, а затем разразился целой бурей сомнений и попреков в адрес являющихся нам духов.

«Они будут наставлять нас», – отвечал я.

«Я им не доверяю».

«Но вы не можете презреть и отринуть советы потусторонних посланцев до того, как услышите их».

«Да разве я их не слышал? Кто знает, не отведут ли они нас в царство тьмы и страха?»

«Будьте смелее, Эдуард. Они – наши стрелы. Неужто мы не отважимся с их помощью поразить мишень?» Я на мгновенье остановился, затем добавил: «Это сделает вас богатым».

«Мне не надобно злата, сэр, коли оно от Дьявола».

«Прекрасно. Тогда я сделаю вас богатым. Положитесь на меня, а не на те бесплотные создания».

«Воистину?»

«Воистину. Я огражу вас от их слов и поступков, если таково ваше желание. Только продолжайте делать то, что делали до сих пор, и будьте моим посредником. Я не требую большего. Я не стану сжигать ваш дом, чтобы поджарить себе яичницу». Это немного успокоило его, и после недолгих препирательств он обещал задать им мои вопросы во время следующего сеанса.

В тот день я приблизился к опытному столику с заметным душевным трепетом. «От камня исходит на диво громкий шум, – сказал он, – словно разом заработала тысяча водяных мельниц».

«Вы что-нибудь видите?»

«Вижу два существа или двух призраков – не знаю, как теперь величать их. Вот высокий молодец на лошади; у него подстриженная борода и плащ небесного цвета. Мне не видно, каким путем он следует, но места эти мне знакомы: да, он едет по Чаринг-кросс. Рядом еще один всадник —мужчина с худощавым лицом, в короткой накидке и с позолоченной рапирой».

«Спросите их, куда они направляются. Быть может, им ведомо то, что нам нужно».

Он повторил мой вопрос, а затем прислушался, наклонясь поближе к камню. «У них нет определенной цели, – отвечал он. – Но вот они подъезжают ко мне. Высокий держит в скрюченных пальцах маленькую палочку, на левой руке у него шрам от удара саблей. Другой, с худым яйцом, обут в высокие сапоги, тесно облегающие ноги. Он поднимает свой жезл и указывает из камня на вас».

Тут я ощутил чрезвычайно сильный испуг и почувствовал, что белею, точно бумага. «Готовы ли они исполнить мое желание?»

«По-моему, да».

«Тогда просите их скакать к древнему граду. Пусть отведут нас к сей погребенной славе».

«Они слышат вас и начинают смеяться. Теперь вперед выходит девушка, облаченная в длинный белый балахон; она берет коней под уздцы и ведет их от Чаринг-кросса к центру города».

«Возможно, она слышала мою просьбу и показывает нам верный путь». Меня одолел азарт охотника, идущего по следу. «Что вы видите еще?»

«Они скачут во весь опор, а девушка движется впереди с широко раскинутыми руками – ее ноги не достигают земли примерно на ярд. Похоже, сейчас они минуют те поля, что чуть далее Св. Ботольфа, прямо за Олдгейтом».

«Они стремятся туда, где захоронен старинный град».

«Они остановились у той пустоши…»

«Мы и сами стояли там неоднократно».

«Вот они указывают на фундамент древнего здания, видимо, церкви или храма».

«Имеет ли он отношение к той глыбе, что мы там нашли?»

Продолжая вглядываться in crystallo, он не заметил моего вопроса. «Теперь все изменилось. Все залито светом. Они стоят посреди города, где дома сложены из камня и очень величавы».

«Возможно ли это? Ужели нам открылось видение самого древнего града?»

«Это не похоже на зрелище, представшее передо мною в Гластонбери, однако я спрошу их». Затем он снова прислушался к камню. «Они не говорят мне имени города или не знают его».

«Но что же они говорят?»

«Человек с худощавым лицом приближается и окликает вас».

«Скажите ему, что я здесь и жду его велений».

«Он слышит вас и молвит следующее. Ди, Джон Ди, я здесь, дабы поведать и преподать тебе суть вверенных мне доктрин, что сокрыты в тринадцати обиталищах или воззваньях. Для пяти врат сего города есть четыре природных ключа (ибо одни врата отпирать не должно), и с их помощью ты по праву удостоишься проникновения в тайну сего места». Слова эти были темны, и пока я не мог постигнуть их смысла. Келли продолжал, не отрывая от хрусталя жадного взора: «Он приближается к широкой, открытой части города, подобной нашему Смитфилду. Посреди нее возвышается огромный камень около восьмидесяти дюймов в длину и ширину, по меркам смертных, и в камне сем пылает огонь. Теперь он берет шкатулку, открывает ее, и вот, внутри нее бледный восковой образ, сделанный как бы из свечного воска. Теперь второй, с подстриженной бородою, держит над ним нечто вроде стеклянного сосуда, однако я все еще вижу, сколь дивно выписан сей образ. Или, быть может, он весьма грубо вылеплен, с вмятинами и шишками на ногах. Не могу сказать точно. Теперь они опоражнивают в пламя лохань с кровью, и это пламя в глубине камня вспыхивает сильнее, и они бросают туда восковой образ, который словно растет там».

Я отлично понимал всю подоплеку происходящего, ибо сии духи разыгрывали не что иное, как немую сцену рождения гомункулуса. «Ну, а сейчас?» – жадно поторопил я его.

«Сейчас вся картина исчезает». Келли протер глаза и опять склонился над кристаллом. «Два призрака обозревают высохшую пустошь, по коей мы с вами недавно ступали. Оба вздыхают, и один указывает жезлом на землю. О Боже, теперь он растет и заполняет собою весь камень. Теперь я вижу только его зияющий рот. Господи Иисусе, сохрани меня от этого зрелища!»

С этими словами он отшатнулся от опытного столика, и его охватил кратковременный tremor cordis [68]68
  Сердечный трепет (лат.).


[Закрыть]. Но я был весьма обрадован и ублаготворен – не только беседой с духами, в продолжение коей они повиновались моим приказам, но и тем, что они надежно подтвердили мои расчеты относительно местоположения древнего города. «На сегодня хватит, – сказал я ему. – Завершайте свой труд. Мы увидели довольно и теперь должны подготовиться к завтрашнему сеансу».

«Завтрашнему? Зачем же менять укоренившиеся правила?»

«Следует ковать железо, мистер Келли, покуда оно горячо».

«Но я надеялся отдохнуть, сэр, ибо лицезрение подобных вещей дается нелегко. И вот опять, так скоро…»

«Сейчас нам некогда отдыхать. Мы должны двигаться далее».

Вскоре он покинул меня, еще раз сославшись на глубокую усталость, и я прошел к себе в кабинет, дабы заново обдумать все случившееся. Могу признаться, что рассудок мой был до сих пор смущен, а потому я положил перед собою и раскрыл сочинение высокоученого аббата Фладда «О злых демонах», где он предостерегает нас от вызова любых привидений, какой бы природы они ни были. Однако здесь я не могу с ним согласиться. Если сии призраки знают более, нежели мы сами, и если всякое знание есть добро, то что за беда, коли мы будем укрепляться в добродетели? Дыханье льва способно породить как голубку, так и змею, но стоит ли нам из-за страха перед змеями лишаться и голубок? Я размышлял об этом, когда услыхал на лестнице шаги жены; вскоре она вошла в кабинет, а я притворился, будто читаю книгу.

«Я отдала сапоги мистера Келли почистить», – сказала она, ни пожелав мне доброго дня, ни утрудив себя каким-либо иным приветствием.

«Что ж, прекрасно», – отвечал я, не подымая глаз от книги. Тогда она опустилась на табурет у моего стола и, тихо напевая себе под нос, взяла один из лежащих рядом томов. «Не потеряйте места, где я читаю, сударыня».

«Не волнуйтесь. Эти страницы так жестки, что я и переворачиваю-то их с трудом». В руках у нее был трактат «Maleficia Maleficiorum» [69]69
  «Злодейства из злодейств» (лат.).


[Закрыть]. «У меня голова начинает болеть, стоит только увидеть всю эту писанину, – продолжала она. – Что это, муженек?»

Я заметил, что она разглядывает символ звездного демона, находящийся в широком употреблении у некоторых неплохих ученых из Праги и Гамбурга. «Это часть каббалы. Смотри не ожгись».

«Я видела, как мистер Келли изучает ваши книги с пребольшим рвением, а ведь на нем ни волдырика».

«Эдуард Келли – здесь?'»

«Он частенько роется в ваших бумагах, когда вас нет дома. Странно, что он не сказал вам об этом».

«Что ж, библиотекой он может пользоваться и без особого дозволения».

«Хорошо, коли так. А то ведь я не раз слыхала, как он тут бормочет, будто пытается затвердить что-то наизустъ».Это поселило у меня в душе легкую тревогу; хотя я и постарался скрыть от жены свое беспокойство, здесь имелись бумаги, каковые никто не должен был видеть без моего одобрения или ведома – никто, даже моя жена, ибо разве можно угадать, какими бедствиями чревато опрометчивое выбалтывание важных секретов? Помнил я и то, что здесь лежат кое-какие заметки о сотворении новой жизни, отнюдь не предназначенные для чужих взоров. Но что же именно Келли старался заучить наизусть?

«Почему вы хмуритесь? – спросила жена. – Неужто заметили какую-нибудь пропажу?»

«Нет. У меня ничего не пропало». Я пристально посмотрел на нее. «Ты желаешь сообщить мне еще что-то?»

«Да нет».

«Однако мне кажется, ты нынче не в настроении».

Тут она поднялась с табурета и стала шагать взад и вперед по комнате, буквально не смыкая уст. «Мистер Келли уже много месяцев живет с нами в одном доме, но мы и теперь знаем о нем не более, чем о любом случайном прохожем. Он шныряет в ваш кабинет и обратно, словно боясь, что его изловят, и глядит на Филипа и Одри с таким презреньем, будто они выползли невесть из какой дыры».

«Слова ваши довольно вески, сударыня, однако, думаю я, за ними ничего не кроется».

«Ничего? Стало быть, это ничего, что он имеет собственный ключ от ваших личных комнат и роется в ваших записях и книгах, покуда вас нет дома? Что он таскает тома из вашего кабинета и проглядывает их со свечою?»

«Он ученый, мистрис Ди, и его снедает великая жажда знаний».

Она рассмеялась. «Кабы только знаний, сударь. Если он и впредь будет пить так много вина, у него в животе разведутся лягушки».

«У него возвышенный ум, а ведь люди говорят, что более всех пьет тот, кто дальше прозревает».

«И что же он там узрел, сударь?»

«Пока сие должно оставаться тайной». Я был зол на нее и хотел побольней ужалить напоследок. «Вот что я вам скажу, сударыня. Лучше я выброшу все свои бумаги в отхожее место, листок за листком, нежели отдам их на прочтенье глупцу или вору. Но Эдуард Келли совсем из другого теста. Он —мой semper fidelis [70]70
  Верный товарищ (лат.).


[Закрыть], и я требую, чтобы вы так же уважали его и доверяли ему, как я сам».

«Ну хорошо, будь по-вашему». Она встала с табурета, присела в знак покорности и направилась к двери. «Верно говорят, – пробормотала она себе под нос, – что разбитую голову штукатуркой не склеишь». Я не понял, к чему это, но едва собрался задать ей вопрос, как она стремительно, точно маленький смерч, повернулась и исчезла из комнаты.

На следующей неделе мы ежедневно посещали келью прозрений, однако в кристалле ничего не являлось; побеседовав, мы сошлись на том, что внезапная перемена в порядке опытов возмутила или разгневала духов. Поэтому мы решили не предпринимать новых попыток до истечения целой седмицы.

Между тем мистрис Ди вняла моим увещаниям и во время трапез беседовала с Эдуардом Келли весьма любезно. Встречаясь с ним в коридоре, она также обращала к нему вежливые и почтительные речи. «Скажите, сударь, – промолвила она как-то днем, когда мы сидели все вместе, – что служит вам главной опорой в трудах – память или вдохновение?»

«Это славный вопрос, – отозвался Келли. – Довольно будет сказать, что память без вдохновенья неплодоносна, тогда как вдохновенье без памяти подобно коню без всадника, пустившемуся в галоп. Такой ответ вам подходит?»

«Вполне, сударь. Именно такого ответа я и ожидала от вас, истинного ученого, который знает, куда ему скакать».

Это был приятный для слуха разговор, однако два дня спустя она внезапно появилась в моем кабинете. Она была охвачена невероятным гневом и яростью и даже занесла руку, точно собираясь ударить кого-то. «Мои кольца и браслет исчезли, – сказала она. – Как корова языком слизнула». Слова извергались из нее таким бурным потоком, что я велел ей успокоиться. «Я искала большую иголку, – продолжала она, – потому что петельки у вас на штанах обтрепались и шнурок никак не продернуть, и пошла в свою комнату, где у меня лежат коробки со всякими мелочами. А ее уже нет».

«Чего нет?»

«Деревянной шкатулки, где я держу кольца. Господи Боже, до чего ж короткая у вас память! Разве не вы купили ее мне в прошлом году в Олд-Джуэри? Такая чудная шкатулочка, вся в мелкой резьбе и с русалкой на крышке! Вот она и пропала. Стибрили ее вместе с моими кольцами и браслетом!»

«Ты просто не можешь найти свою шкатулку. Куда ты положила ее вчера?»

«Вчера я ее не трогала. Она всегда лежит на одном и том же месте, а теперь ее украли».

«Но кто мог это сделать? Филип? Одри? Больше у нас в доме чужих нет».

«Филип и Одри вам не чужие, как и я. Вы забыли про своего мистера Келли…»

«Кэтрин!»

«Будто он не говорил вам, что водит дружбу с чипсайдским ювелиром! А давеча я слыхала, как он рассуждает о полезных свойствах природных камней». Тут я подумал, что он лишь повторяет сведения, добытые от меня. «Почему мы знаем, что это не он тайком уволок мое добро и отнес его в город?»

«Кэтрин. Мистрис Ди. Человека честней мистера Келли свет не видывал. Не он ли работает со мною и помогает мне на протяжении целого года?»

«Вы слепы, как крот, когда сидите зарывшись в свои книги. Взгляните, как он ведет себя и что говорит, – неужто вы искренне верите в его дружеские чувства? Ведь он только и мечтает о золоте, только и думает, как бы выскочить в богачи, а все прочее гори хоть в адском огне. Терпеть его не могу. Больше того – он мне мерзок. И здесь, в собственном доме, я получаю от вас тычки за то, что перестала ему угождать!»

Слова сии были произнесены в чрезвычайном расстройстве и смятении духа, и я попытался ее урезонить. «Но все отнюдь не так, жена. Отнюдь не так. Неужто, потеряв кольца, ты заодно потеряла и разум?»

«Вот что я вам скажу, доктор Ди». Она подошла к окну и выглянула в сад. «Одри видела, как он там с кем-то болтал у калитки. Она божится, что он хулил и вас, и вашу работу».

Я был поражен этим, но даже в первое мгновенье не мог поверить, что возможен столь подлый обман за моей спиной; я отлично понимал, что это происки Одри, и уже изготовился вызвать ее к себе и допросить хорошенько, как вдруг в кабинет вскочил Келли собственной персоной. Я полагал, что дверь закрыта, и теперь весьма испугался его бурной реакции на те нелестные речи, которые он мог ненароком услышать. Жена отступила назад, поднеся руку ко рту. «Девица Одри, – сказал он, – наглая лгунья. Приведите ее сюда, и мы поглядим, хватит ли у нее смелости повторить столь явную ложь мне в лицо!»

Очевидно, слова моей жены произвели большее действие, чем она думала, и будто стальным кинжалом уязвили и поразили его в самое сердце. «Скажите, отчего, – обратился он к ней, – отчего вы не дали себе труда понять чувства, кои я питаю к вам и вашему мужу?»

«Я прекрасно знаю все ваши чувства, – отвечала она. – Вы точно прожорливый крокодил, не жалеющий никого, кроме себя». Тут он заявил, что она заблуждается, а она так разъярилась, что обозвала его лицемером и интриганом. Тогда я велел ей оставить невоздержность и попытался трезвым гласом примирить их, но не достиг цели. «Что ж, я предупредила вас, – сказала она, обернувшись ко мне и пылая очами. – Я вела себя как полагается честной жене. Не надо бы вам менять старого друга на нового». Затем она с сердитым видом вышла вон и захлопнула за собой дверь моего кабинета.

Я встал и устремился за нею, поймав ее за плечи прежде, нежели она ступила на лестницу. «Мое доброе мнение о вас, сударыня, сильно пошатнулось. Как вы могли наплести столько небылиц и лживых историй?»

Она выдержала паузу, не сводя с меня взгляда. «По-вашему, это я плету небылицы, но кое-кто умеет плести их гораздо лучше меня. И еще запомните, сударь. Красильщик может вычернить любую шерсть, какой бы белизны она ни была. Все, больше мне сказать нечего».